Текст книги "Немёртвый камень (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

– Волшебно, – заметил Гиацинт, зачарованно глядя на эти манипуляции.

– Точнее не скажешь, – со вздохом прошептала Дара, прикасаясь к очередному камешку.

«Что обозначает в переводе с древнецелестийского имя Витязя?»

– Свет во тьме, – дружно отозвались все присутствующие, в том числе Ковальски. Всё, что было связано с Альтау накрепко впаялось не только в головы коренных целестийцев.

– Еще девятнадцать штук, – после этого запечалился Кристо.

– Это ничего, – с нервным смешком отозвалась Дара. – Может, они будут несложными…

«Каким блюдом был отравлен на пиру у нежити Желтый Магистр в 1938 г. от Альтау?»

– …вот же смурлятина.

«Ответ неверный».

Да, подумал Кристо, помогая Даре подняться. Это будет похуже «Страха потаенного». Колобои вообще в этом смысле рядом не валялись.

Час прошел в муках разума и корчах эрудиции. То и дело приходилось кого-нибудь поднимать с пола; эпитеты в адрес ушибленных экспериментаторов с их линиями защиты успели поистощиться; кристаллы потихоньку занимали свои позиции; нити разных цветов пролегали от пола до полотка, а вежливость закончилась у всех присутствующих.

– Война за прекрасную Магнолию была на два столетия раньше, вы б читали что-нибудь, молодые люди!

– Ковальски, ты б не влезал, а?

– Да чей же он был любовник?!

– Э-э, если я не ошибаюсь, там была история с коварным дядей, которого лишили магии…

– Ты ошибаешься, магии лишили тетю.

– На три сотни лет раньше.

– И не ту тетю, к тому же…

– Что? Я вообще не знаю, я по прошловедению не спец…

– А также по всему остальному, что требует работы мозговых клеток.

– Макс, заткнись, думать мешаешь.

– Слушай, а там отрубали кому-нибудь голову?

– Да, но не голову, а… стоп. Гиацинт, ты помянул трех сестер… дочери первого из Синих Магистров. Как их звали?

– Цветочные имена?

– Молодой человек, у всех родов такого уровня знатности такие имена, не веришь – обратись к своему собственному!

– Я… ой. Но какими цветками он мог назвать дочерей?

– Э-э, народ, может, синими, он же Синий Магистр… всё, молчу, Макс, убери «беретту»…

Вот так все и продвигалось, но артефакту, наверное, не хватало развлекухи. Это Кристо понял, когда увидел одиннадцатый вопрос.

«В каком произведении Достоевского фигурирует князь Мышкин?».

– Опять князь какой-то, – отметил он. – Это вроде как мышиный король? А то я видел фильм, так там…

– «Идиот», – процедил Ковальски. Судя по тому, как он смотрел на Кристо, имелось в виду не только название произведения.

Кристо надулся, но ненадолго. Очередной кристалл занял место. Дитя эмигрантов, Макс Ковальски гордо скрестил руки на груди, как бы говоря: «Ничего, поборемся!» Правда, следующий вопрос его заставил перекоситься: «Как назывался первый хит Бритни Спирз?»

– Кто такой этот Спирз? – подозрительно осведомилась Дара.

– Черт, – ответил Макс с таким выражением лица, что это можно было принять за серьезную версию. Правда, голос Ковальски был намеренно тихим. От громких реплик их команда отучилась уже в середине этого мучительного часа.

– Как они вообще могут задавать такие вопрос – это же из… более или менее современной музыки?

– Да он фонит на весь город, – хмуро отозвалась Дара. – И явно не в своем уме… ну, если можно сказать такое про артефакт. Подслушивает и крадет у всех понемногу, думаю. И мы не можем отсюда уйти. Иначе нам придется отвечать на вопросы сначала.

Гиацинт тихо вынул смартфон и предложил поискать что-нибудь о Бритни Спирз. Смартфон икнул и треснул пополам, обозначая, что подсказками пользоваться запрещено.

– А-а, ну, я могу поназывать сколько-то ее песен, но какая из них первая – не знаю, – побагровев, заявил Кристо. – Что? Это у меня подружка была в Кварлассе – она слушала!

Судя по лицам остальных – пронесло, поверили. И нечего им знать о его тайных увлечениях юности. Да.

После того, как они расправились с Бритни Спирз, дело пошло веселее. Артефакт был удивительно покладист. Он прямо-таки сиял от добродетели, подкидывая им несложные вопросики типа: «Как звали пажа пятого короля при Альтау?», или «Какие камни заложены в основу Семицветника?», или «Назовите денежную единицу США». Вопросы были настолько издевательски легкими, что хотелось поискать в них подвох. Но нет, ответы принимались, кристаллы занимали места… А напряжение ползло вверх, поскольку уже очевидно было, что напоследок клятый артефакт им готовит нечто совершенно феерическое.

«Как звали двух друзей-предателей Гамлета в трагедии У. Шекспира?»

Ну, дождались, подумал Кристо, глядя на издевательскую надпись.

Какое-то время в помещении царила тоскливая тишь, а он чувствовал удивительное родство с остальными. Как будто у них тоже нет ни единой мысли в голове.

Потом Ковальки очень тихо выругался по-русски. Шекспира он читал, когда еще позволял себе хоть что-то для пополнения общей эрудиции. В школьные годы, то есть. И сейчас весьма смутно представлял, в чем там была проблема с Гамлетом. Хотя нет, стоп, там была тень отца, череп Ёрика и нимфа Офелия, в смысле, откуда там нимфа, утопленница, конечно… Гамлет, вроде бы, терзался насчет смерти папаши – быть или не быть? Черт, оказывается, у него ко всем загвоздкам были еще и неверные друзья?

Лузер. Надо же, впечатление от прочтения живо до сих пор. Макс сжал виски руками и тряхнул головой, пытаясь нащупать хоть какую-то нить…

– Как же их звали, этих, мать их, предателей?!

Дара почесала щеку.

– Кто такой Гамлет? – спросила она нерешительно.

– Кто такой Шекспир? – отозвался бедный Кристо тоном пониже.

– Розенкранц и Гильденстерн, – выговорил нечто неудобоваримое виноватый голос Гиацинта.

Тишина в помещении стояла еще несколько секунд. Затем к Оплоту Одонара развернулось три лица. Три пары глаз уставились на юношу с одинаковым выражением.

Хотя выражение – слишком сильно сказано. Просто эти глаза были квадратными.

– Нам часто доставляли контрабандные книжки, – смущенно прошептал Гиацинт. – Про Гамлета… это моя любимая. После «Гарри Поттера».

Глаза Ковальски вернулись в орбиты последними. Первой отвлеклась от ненормально просвещенного Гиацинта Дара.

– Ответы приняты, – сказала она благоговейным шепотом. – Он работает.

Слабая искра пробежала от вставленных в пазы кристаллов по линиям, обрисовывавшим центр цветка. Тусклым светом озарились сами линии, так что видимость в пределах комнаты сразу выросла. Кристаллы вылетели из пазов, перестроились и образовали в воздухе что-то вроде разноцветной мозаики.

– Навигатор? – спросил Макс.

– Да, в воздухе нужно сложить номер нужной тебе двери, – глаза Дары азартно поблескивали. – Но я артемаг. И без этого обойдусь.

Азарт заставил Кристо и Макса насторожиться. Гиацинт неловко осматривался по сторонам.

– Там… кажется, Сакур зовет, – кивнул он на дверь. Оттуда действительно неслись нетерпеливые поскребывания. – Если вам нужно что-то еще…

Ковальски отмахнулся. Бывший Оплот Одонара мог валить на край света. Хоть с Шекспиром помог – правда, это не очень компенсирует вчерашнюю комбинацию с попойкой, излиянием души и аметистом…

– Интересно, – изрекла в пространство Дара. Она прижимала пальцы к кристаллам и вслушивалась в артефакт – то есть, делала то, за что Бестия бы ей голову отвернула. – Обратный прыжок на одного человека… Ребята, а ну-ка… подождите снаружи!

Кристо выскочил сразу, Гиацинт выбрался из углубления еще раньше, Макс вообще никуда не собирался. Дара закатила глаза.

– Хорошая функция, – она говорила успокаивающим тоном. – В первые тридцать секунд оно может мгновенно перенести обратно по слову мага. Я только проверю, есть там засада или нет, а потом вернусь за вами.

Молчание.

– Оно может перенести только одного.

Напряженное молчание.

– И чтобы воспользоваться обратной переброской – нужен артемаг.

Еще более напряженное молчание.

– Макс, это не ты у нас, случайно, стратег?

Кристо не выдержал и хихикнул в тишине, заполненной недоумением Гиацинта.

Макс поднялся из углубления, смерив его уничижительным взглядом.

– Что-то смешное увидел, молодой человек?

– На Аляску? – бормотала Дара. – А можно и на Аляску, вряд ли они туда добрались… пошла!

Она исчезла. Сразу, без предварительных спецэффектов. Макс сжал кулаки, а Кристо опять зафыркал.

– Ну, ты прям такой весь из себя бешеный папочка…

Дара появилась опять. С удивленным видом. Махнула рукой, показывая, что с ней все нормально, но вопросы задавать не следует. Прошептала что-то про Африку и растворилась.

Гиацинт смотрел на них так, будто с этими существами его уже ничего не удивляло.

– Она же только посмотрит, – сказал он. – А если там засада – то он ее вернет… по первому слову…

– Вали к чертям со своей ящерицей! – вспыхнул Ковальски. – Ей может времени не хватить на это самое слово!

Кристо перестал фыркать, а Гиацинт сдавленно охнул. Дара же, будто издеваясь над Максом, появилась еще раз, озадаченно произнесла: «Гонконг?» – перебрала пальцами в воздухе, коснувшись кристаллов – и на ее месте опять оказалось пустое пространство.

– Что это она? – выговорил Кристо.

Пять секунд. Девушка возникла на прежнем месте, лицо стало теперь уже перепуганным. Она не стала больше говорить ничего, дотронулась до кристаллов и исчезла.

Только чтобы появиться опять, не прореагировать на вопрос Кристо: «Эй, что там?» – и пропасть.

Еще раз. И еще раз. На третий, то ли на четвертый раз уже все поняли, что дело неладно. Кристо потрогал Ковальски за рукав.

– Остановить ее?

Но Макс только покачал головой, хмурясь.

Дара появилась еще раз, взглянула в их сторону и бросила:

– Со мной все в порядке, просто мне нужно время. Пакистан…

И – нет ее. Она продолжила переноситься и возвращаться все с той же скоростью: несколько секунд – появление – прикосновение к кристаллам – исчезновение. Наверное, менялось только ее лицо: там начало проявляться что-то сродни отчаянию.

Стоп.

Артемагиня возникла в углублении артефакта в очередной раз. Подняла было руку, чтобы коснуться кристаллов, но раздумала, помотала головой и выбралась к остальным. Шла, волоча ноги и, не говоря ни слова, оттолкнула Макса от центра переноса, проходя мимо. Безмолвный приказ «Назад» был ясен до боли.

– Что там? – нарушил молчание Гиацинт. – Там засада? Всюду засады? Да?

Дара помотала головой. Ее здорово пошатывало, лицо такое, будто она только что из мира мертвых.

– Ни засад. Ни охраны. Да и охранять нечего. Дверей нет.

– То есть они закрыты?

– То есть их нет. Кордона больше нет. Уничтожен. Закрыт. Стены. Оно… он перенес меня. Но дверей больше нет. Ни одной.

Она прижала ладонь ко рту и согнулась так, будто ее тошнило.

В комнату засунулась голова дракобиля. Уловив траурные настроения, голова протянула «вьюуууу…» – и нырнула опять на улицу.

– Пойдемте назад, – вдруг сказал Макс. – Не хватало на кого-нибудь нарваться.

Подчинились ему без вопросов, хотя так и хотелось спросить – куда идти? Зачем идти? Главное – как?

Молча.

Так они и проделали весь обратный путь – в онемении. Гиацинт смотрел испуганно, Дара чуть переставляла ноги. Макс жестом предложил было ей занять место в кабине дракобильчика, но она только мотнула головой и пошла рядом с Ковальски, уткнувшись взглядом в землю. Кристо это видел – но не замечал, сердце внутри медленно начинало заходиться одуревшим кузнечиком: двери… уничтожены… в Целестию… не попасть… Одонар, Мелита, Кенарьки …

Остановились только раз – у киоска с продуктами, по воле Макса. Кофе, разумеется. Что-то внутри Кристо удивилось тому, что у Ковальски есть силы думать об этом… хотя какая разница.

После они сидели в той самой комнате, где вчера Макс с Гиацинтом выясняли отношения. Молчали. Кристо ни на кого не смотрел – его интересовали исключительно кроссовки да прыгающее в горле сердце. Гиацинт, напротив, бросал отчаянные взгляды на каждого по очереди. Дара испуганно вглядывалась в Макса.

А тот попивал кофеек и откапывал какую-то информацию через смартфон.

– Так, – сказал он через полчасика. – Денег требуется до черта. И будем надеяться, что здесь удастся раздобыть всё нужное… Местный портал может перекинуть нас к любой бывшей двери, так?

– Пока что, – через силу отозвалась Дара. – Он держит остаточные следы, но надолго его памяти не хватит: скоро он перестанет переносить… раз нет дверей. Хотя можно воспользоваться порталом директора. Если я смогу связать их в единое целое – то энергии хватит, и он нас перенесёт…

– Значит, лимит времени. Ладно, на какую ближайшую точку он может нас перекинуть?

– Ближайшую от чего?

– От Антарктиды.

Какое-то время Дара вглядывалась в лицо Макса. Пыталась поймать его на попытке подшутить.

– Ты сказала, что в Целестию можно пройти, минуя двери. Напрямик – оказавшись рядом с ее границами. Нужно только добраться до Антарктиды и найти каких-то проводников – я запомнил верно?

Дара открыла рот. Зажмурилась. Пока она совладала с собой, Макс успел допить свой кофе.

– Это ведь… всё, что мы знаем – только легенды… Это всё, наверное, ещё Светлоликие создали… туда очень давно никто не проходил… если вообще кто-нибудь проходил, конечно…

– Похоже, мне на роду написано быть первопроходцем, – отозвался Ковальски, просматривая карты. – Австралия – далековато. Возможно, какие-нибудь острова поближе…

Он поднял глаза, оценил их взгляды и добавил почти мягко:

– Помнишь тот лазурит – покровитель зимнего времени? «Кто захочет вернуться – вернется, пройдя сквозь стены».

– Это же был артефакт…

– Ну так значит – теперь я обойдусь без него. Я возвращаюсь в Целестию. Начхать на остальное.

Дара, кажется, наконец смогла вдохнуть. Потерла лоб.

– Можно попробовать задать местному порталу дверь в самой Антарктиде. Я сомневаюсь, что её там нет. Но как ты собираешься передвигаться дальше?

– Думал над этим. На полётниках не выйдет, а транспорт туда не протащишь. Если будут какие-нибудь базы поблизости – попробуем реквизировать у исследователей, или…

Дара сосредоточенно кивала, а вот Кристо наконец справился с сердцебиением и выдавил натужно:

– Ты?

Макс даже не взглянул, пришлось переспрашивать.

– В каком это смысле – ты возвращаешься в Целестию? А мы…

Ковальски наконец отложил чертов смартфон и посмотрел артефакторам в лицо.

– Если я не ошибся – в Целестии сейчас такое, что вам вряд ли стоит тащиться туда со мной.

Секундное молчание. Пристально глядя в лицо своему гиду, Дара негромко хлопнула в ладоши. Стул Макса взбрыкнул, как норовистый конь, сбрасывая Ковальски на пол.

– Я так понял, это было «нет»? – язвительно осведомился он с пола. – Не могла бы ты в таком случае пояснить своему напарничку…

– Ковальски, – перебил Кристо хрипло, – если я тебе заеду при помощи магии – будет гораздо больнее.

Макс поднялся, потирая поясницу и сердито глядя на своих артефакторов. Вы только посмотрите на такое единодушие: сверлят его взглядами так, будто он их на части разделывать собрался! Оперативники желторотые. Ладно, он с самого начала понимал, что разумные доводы бесполезны, и заставить их остаться он не сможет.

– Тема закрыта, молодые люди.

Смотрели они еще оскорбленно (и совершенно по-детски, кстати), но Дара хотя бы соизволила поинтересоваться:

– Так что такое в Целестии, из-за чего туда не стоит соваться? Ты это насчет той твари, которая уничтожила Кордон?

Макс тускло улыбнулся, придвигая к себе второй стул.

– Только не называй его так в лицо. Витязь все же, может и обидеться.

Если бы Дара не впала из-за недавних событий в ступор – она бы, наверное, удивилась. А так промолчала.

– Но зачем Витязю уничтожать Кордон? – непонимающе спросил Гиацинт. – То есть, чтобы вы… или кто-то другой не могли войти?

– Думаю – как раз чтобы кто-то другой не смог выйти. Или что-то другое.

Сердце Кристо решило еще раз изобразить кузнечика. Дара снова смотрела в пол, только теперь не пораженно, а задумчиво.

– Да, Витязь единственный, у кого хватило бы сил. Не считая Лорелею, но… но ведь в Целестии не принимают такие решения. Он закрыл нам дорогу внутрь! Он же… а если мы не сможем добраться до Антарктиды, или если мы доберемся, но не пройдем проводников, или если мы из-за этого опоздаем с Лори…

Кристо цыкнул на напарницу. Не так часто он осмеливался на такое, но теперь посмотрел в глаза Максу – и осмелился.

– Значит, все это не показалось ему высокой платой, – Макс говорил негромко, довольно отстраненно. – Работать будем или предположения строить? Мне нужна информация, может ли эта штука завтра к вечеру перенести нас троих в…

– Пятерых.

Макс только хмыкнул, как бы говоря «Этого не хватало».

– Потому что я думаю, что Сакур не отстанет от нас, и я думаю, что он точно нам может пригодиться, – прибавил Гиацинт. Он сидел очень прямо, будто школьник, отвечающий урок. – Тогда можно действительно переместиться к двери Антарктиды, да? А от нее просто полететь, он развивает невероятные скорости, когда нужно, и придется только запастись топливом…

Макс поморщился.

– Заканчивай мельтешить со своей добропорядочностью, ладно? Тут ты нам не в помощь, а от слова, которое ты дал мне в нетрезвом состоянии, можешь быть свободен.

– Да лупосверлу под хвост все слова на свете! – Гиацинт вскочил. – Ты что – не понимашь, что сейчас сказал? Если там такое… Я не имею права быть здесь! Я понял это уже ночью, когда ты говорил мне об этой… многорядовке… – Макс попытался прервать его: – Да понял я, что ты был трезвым, но говорил-то верно! Миссии – к черту. Предсказания – к болотному нечту. У меня там мать, и горит земля, на которой я родился. В такое время не живут для себя.

Кристо чуть было не поаплодировал такому риторическому пафосу. Ковальски кривился все больше – и от услышанного, и от того, что кофе попался невероятно омерзительный на вкус.

– То есть и тебя отговаривать бесполезно?

– В таком случае я просто тебе врежу, – глухо ответил Оплот Одонара, неаристократично, но очень решительно поворачивая перед носом у Макса кулак. – Попробуй лучше Сакура отговорить. Может, с ним тебе повезет больше.

Глава 20. Взгляд с другой стороны

Максима энергопотенциала есть совокупность свойств материала, формы и возраста предмета, плюс остаток магических воздействий, совершенных над предметом – если таковые имели место.

Закон энергетического потенциала любой вещи. Сухие, отвлеченные строки. Всё равно что заявить, что любой человек складывается из тела, опыта, ума и душевных качеств. Впрочем, что о людях – все они в какой-то мере одинаковы.

Несовершенны. Недолговечны. Непрочны. Лишены понимания истинной красоты.

И им не дано осознать, как зарождается жизнь артефакта.

Еще до того, как ему придадут форму, в нем – уже память тысячелетий. Дерево знает шум ветра в своей кроне и разговор пролетающих птиц; камни – звуки грохочущей лавы, следы древних животных и подземные толчки; холодный металл помнит, как он кипел; части животных или человека – носят свидетельства битв за выживание, переживаний и мелких радостей. Стеклу памятны времена, когда оно было песком и по нему проползали невиданные твари. И все – все без исключения помнят звезды, и небо, и ветер. А память – это крошечная составляющая жизни, и значит – вещь живет еще в материале, получая уже в нем предчувствие цели, для которой ее создадут. Люди ориентируются только на свойства материала: потому из железа делают орудие труда или оружие, а камни используют для украшений. Артемагия более разнообразна. Если для людей и поточных магов мир – клумба, то для артемага она – бесконечный цветущий сад, где каждый материал отзывается тебе своим языком, раскрывается и говорит, для чего создан природой…

Для артемага неспроста шелестит осина: это дерево страха и печали заберет испуг у больного малыша или ослабит призраков, повадившихся в дом, а кровосос и вовсе близко не сунется. И кто только выдумал про осиновый кол? Маленький брусочек, один узел завязать в нужном направлении – и вас будут обходить по далекой кривой. Вампиры не любят этого дерева. Оно – само вампир, разве что пьет силы.

А если силы нужно влить – тут можно прибегнуть к артефактам из березы или рябины, такой уж характер у этих деревьев: вливают чистую, светлую энергию в жилы, как сок. Попробуй еще сотвори из них какой-нибудь темный артефакт. Убить кого-нибудь – это лучше к дубу, но он для этого слишком тяжеловесен и задумчив, медлителен в реакциях… вяз подойдет больше. Вообще же деревья слишком благородны, потому что сами принадлежат к миру живых. Убивать всегда лучше металлами – оттого-то они включены во многие боевые артефакты.

Из металлов только солнечное золото и чисто-строгое серебро недолюбливают коварство и противятся причинению вреда – но это не беда, их всегда можно перебить камнями.

Это – маленькие идолы артемагов. Воплощение столетий и нерушимой вечности, самая прекрасная аллея в саду предметов. Только артемаг может сказать, для чего было создано это разнообразие – или, может, кто-то вообразил, что для того, чтобы служить украшениями, материалом для отделки зданий и кладбищ, дурацкими, ничего не значащими амулетиками? Вечность, сама вечность дышит в этих созданиях земли, а вы строгаете их кусками, пропускаете через них глупые шунты, «чтобы было красивее», дробите, убиваете природную силу…

Цитрин! Желто-оранжевый, как глаза хищника – ложь в каждом изгибе прихотливых линий, готов помочь своему владельцу выиграть в любом споре и сплести любую интригу.

Малахит! Мягкий и податливый, живой и радостный, как трава, может, из-за цвета он благороден, как деревья – всегда будет на страже благополучия твоих детей, и если ты хочешь, чтобы кто-то из твоих родных забыл свои горести – ты всегда можешь передать им частичку своего мужества и счастья через этот камень.

Сардис, бирюза, жадеит, перламутр, яшма, оливин – бесконечны виды, оттенки, свойства. И – алмаз, король артемагии, сияющий всеми цветами, позволяющий любые комбинации энергоузлов…

Все живы, и это – жизнь первая, «предназначение».

Вторую жизнь в вещь вливают руки мастера. Под резцом, под прессом, под кузнечным молотом – обретается форма. И энергетические нити прочнеют, потому что вещь получает свой смысл, уже от нее не зависящий, но задуманный человеком. Будь то книга или погремушка для малыша, или часть упряжи, или меч – они пробуждаются, когда получают свой замысел, и это – жизнь вторая, «существование».

А потом вещи пускаются в путешествие. У некоторых оно неинтересно: к ним не прикоснутся ничьи руки, они не услышат голосов, просто пролежат в чулане, пока их не вышвырнут в печку. Другие вещи впитывают кровь своих жертв и, лежа в теплых ножнах, каждый раз приращивают силу… а некоторые удостаиваются любви или даже поклонения, и проходят сквозь века, обретая мощь от памяти или возраста, сохраняя знания о каждом человеке, который с ними соприкасался…

Оттого ли старые вещи обладают таким обаянием? Торговцы антиквариатом знают эту тайну, или догадываются, только никому не говорят… а в их лавочках копится год за годом такая мощь, что ее не стоит любая из армий. Если бы люди могли видеть настоящую ценность того, что иногда у них лежит по чердакам… Или нет, живет на чердаках: это жизнь третья – «путь».

И когда вещь со своим предназначением, существующая в замысле формы, прошедшая свой путь – попадает в руки к артемагу – тут начинается самое интересное. Процесс творения – вернее, со-твочества. Потому что артемаг должен прислушаться к себе и к предмету, который держит в руках, и увидеть все три его жизни, и сделать так, чтобы он получил над-жизнь, четвертую, высшее предназначение, приравнять предмет к человеческим существам, мыслящим, заставить его не шептать, а звучать в полную мощь…

Энергетические нити оказываются связанными в узлы и напоёнными магией. Сила предмета, его опыт – получают направление. Сверх-цель. Смысл жизни, который артефакт – теперь уже артефакт – начинает выполнять.

Но случается так, что приходят… им нет имени, пусть они и называют себя артефакторами. Хотя лучше бы назывались – деартефакторами. Уничтожители – ещё ближе.

И тогда все прекрасное, пройдя целых четыре жизни, обращается в прах.

– Учитель, почему так?

Берцедер скривил губы и тронул пальцем останки изящной вещицы на столе. До своей смерти эта подвеска дарила радость, продлевая жизнь и оберегая от болезней – пока ей на жизненном пути не попалось звено Одонара. Он почти мог слышать ее внутренний крик, когда мощный импульс энергии разорвал в клочья энергетические узлы, раскромсал и убил нити, которые образовывались сотнями лет – в течение всех жизней. Убийцы. Не лучше Холдона – тот твердил, что бессмертия нет, упорно его достигая при этом, а разгадка-то всё время была рядом.

Бессмертие – есть. Но оно – не в мире людей или магов, а в более сложном, высоком и изысканном.

– Почему так, учитель? Они этого не видят?

Яспис, самый младший из его учеников. Семь лет и три месяца. Очень хорошие способности – да и как тут иначе…

– Не видят. Но это только потому, что не хотят. Я говорил тебе уже: у каждого артемага есть дар слышать вещи. У некоторых он мал. У некоторых, как у Холдона – велик. Только нужно их слушать. Смотри, – он берет со стола ракушку, большую, сияющую перламутровыми оттенками. Протягивает белобрысому сорванцу. – Что она говорит?

– Ух! – задохнулся, как при виде лучшего лакомства. Цапнул с ладони, поднес к личику, сосредоточился, вслушиваясь. – Это из внешнего мира, да? И там, где она родилась, было очень тепло. И она попала к одному рыбаку, который подарил ее какой-то девушке, а девушка была очень сварливой, – засмеялся. – Говорит, могла ворчать дни напролет. А про контрабандистов эта вещь почти ничего не помнит…

Голос его перешел в чуть различимое бормотание: увлекся услышанным. Берцедер усмехнулся умиротворенно, глядя на сосредоточенно нахмуренные брови. Вспомнилось, как сам впервые погрузился в невероятный мир предметов, как учился выговаривать «вещь» как нечто драгоценное – первая наука, которую он сейчас дает своим ученикам…

Осколки убитой подвески он бережно собрал и завернул в платок. Некоторые камни еще можно использовать как основу под другие артефакты, но что это – все равно что пришивать человеку конечности от трупа. Они все равно будут помнить смерть.

– Смотри и слушай, – сказал он Яспису перед тем, как выйти из комнаты.

В Ниртинэ нынче было немного народа. Это даже вообще не было Ниртинэ: помещение его школы, так тщательно замаскированное на севере страны, в Хелденаре, пришлось покинуть пару месяцев назад: слишком уж часто в тех окрестностях стал мелькать силуэт Витязя Альтау. Встреча была делом времени, и при помощи союзников из Семицветника Нитринэ всем составом перебралась сюда.

Мажорные леса. Это было вызовом Бестии, которая именно здесь не так давно обнаружила возрожденный Арктурос – едва при этом не умерев. Недалеко от нынешнего места обитания Берцедера и его товарищей располагалась та самая база в Кошкиных Горах, где были выведены «пасынки» и скрывался сам Сын Дракона. Словом, места знакомые, хотя Мажорные Леса были достаточно велики, чтобы в них можно было отыскать еще одно убежище.

Когда-то здесь был город, не просто город – одна из столиц маленьких княжеств, которые их правители предпочитали называть королевствами. От города мало что осталось, но что стоит для артемага организовать себе убежище?

Берцедер Кокон неспешно шел по полуосыпавшимся коридорам – наполовину древним, наполовину вопиюще новым. Голос вещей вел вернее любого проводника. В его Ниртинэ всегда царил идеальный порядок, но сегодня было тихо по-особенному: многие ушли на Лилейное поле, чтобы помочь с казнью Витязя. Этим нескоро предстоит вернуться.

Но младшие на месте. Низший уровень – который он именует «техниками» – способны создавать артефакты и работать с ними, но не понимают красоту вещей. Не хватает природного дара, чтобы по-настоящему услышать. Такие ребята обычно корпеют над тем, что один из учителей шесть сотен лет назад окрестил «ухаживанием». В вещь нужно влюбиться. Представить, что она для тебя – единственная в мире. Пусть даже это чрезвычайно уродливая статуя клыкана, созданная из человеческих костей. Она – прекраснее любой земной девушки, потому что ни одна земная девушка не может позволить себе такое внутреннее совершенство.

Середняки – «слышащие» – бьются над тем, чтобы верно истолковывать ответы вещей и задавать им свои вопросы. Работают над диалогом с предметами, поэтому здесь шума немного больше: кое-кто пытается высказать что-то вслух. Вон тот рыжий парнишка в крапинку, то есть, в веснушки, конечно, сейчас раскрошит свой кусок кварца в пальцах от старания – природного таланта ему не хватает.

Молчание и созерцание – всё, чем они захвачены. Каждая свободная секунда. Ближе к вечеру начнут отрабатывать бои: доверие артефактам при поединках. Тогда всё станет более зрелищным – хотя бы потому, что на полное доверие способны немногие.

– Тернак?

Его ученики никогда не наклоняют даже головы в знак приветствия: сам отучил. Он просто совершеннее их и знает, какое почтение они к нему испытывают – зачем еще мелочные жесты?

– Я о вчерашней тренировке, – негромко сказал один из группы «быстрого прогресса». – Лайрена закрывается.

– Насколько это точно?

– Я проверил ее в бою. Не вслушивается в свои артефакты. Режет связь с вещами. Хуже этих… – он скривил губы, явственно заново переживая свой бой с Дарой.

– Посмотрю позже, – отозвался Берцедер, продолжая путь.

Лайрена, Лайрена… что под этим именем? Большой талант в пятнадцать лет – расцветал и распускался день ото дня, но завял после краткого визита в Одонар на Боевитый День. Ему уже не однажды доносили, что она пытается лезть в доверительные отношения с другими ученицами. Дружбу строит. И как сделать так, чтобы она доверяла только вещам?

Впрочем, это отработанный процесс ломки особо закоснелых. Всего лишь увидеть людское несовершенство. Насилие со стороны других учеников. Предательство подруг, которые были рядом. Отречение учителей. Несколько недель в компании артефактов – и она будет слышать лучше других, понимать вещи тоньше других…

Он вышел на улицу, вдохнул воздух безо всякого удовольствия, и осмелился на осторожный взгляд. Алмазные Рати (Лютыми их называли лишь враги и жертвы) стояли вокруг одинокого здания неподвижно, ровными цепями, одни за другими… все семьсот семьдесят семь – столько удалось пробудить после обряда, проведённого Холдоном.

Вечная броня, в которую они были закованы целиком, как в чешую, посвёркивала холодным блеском – будто тысячи бриллиантов медленно вбирали в себя серую, заострившуюся радугу с небес. Глаз там, за бронёй, не удавалось различить, Берцедер видел только общие очертания: идеально ровные носы, плотно сомкнутые тонкие губы. Ратники несли свой дозор, не касаясь пока что прямых клинков, которые, казалось, составляли с ними единое целое.