Текст книги "Серая радуга (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

– Превзойденное совершенство, – прошептала Дара. – Сначала его собственный ученик с иглецом… потом Витязь с Рукоятью… представляю, как он бесится, понимая, что Витязь в несколько секунд создал то, что смогло разрубить его творение.

– Из-за этого… отчасти… он и направлялся к Одонару, – прошептала Бестия. – Думаю, хотел уничтожить Рукоять…

Холдон теперь отвернулся и продолжил беседу со сторонниками.

Кристо так вообще с самого начала решил не слушать. Ему было глубоко неинтересно, как там собирали по кусочкам Арктурос, он только понимал, что им крышка, а стало быть – ничего больше значения не имеет. Пока что нужно привести в себя Мелиту, а то она так и застыла с отблесками холдонской мерзости во взгляде. Несколько минут он топтался, потом набрался смелости, вытянул губы, нагнулся… и тут Мелита отмерла, сфокусировала взгляд на нем и на губах и выдала:

– Ого ж!

– А я тебя того… разбудить хотел, – поменял намерения Кристо. – Говорят… это, помогает иногда.

Мелита вяло улыбнулась и чмокнула его в нос, и в груди потеплело. Девушка удивлением смерила взглядом Дару, сидящую возле Бестии, покосилась в сторону Холдона.

– Говорит, стало быть?

– Угу, треплется помаленьку. Знать бы еще, кому он это всё рассказывает. Неужто ж только Даре или этим, в плащах?

– Им, – Мелита кивнула на черные ирисы.

– Цветочкам? Так а смысл…

– Мертвым, – хмуро сказал Нольдиус, подходя. Во время полета с него немного осыпалась книжная мудрость, Кристо он старался не замечать, а на Мелиту поглядывал печально. – Это он тем, которые остались на этом поле победителями… тогда.

Без этого «тогда» фраза звучала значительно лучше.

Холдон оторвался от беседы с последователями, опять подошёл. Постоял, глядя на черные и белые ирисы, качающие головками. С кривой усмешкой взглянул на серую радугу в небесах – в четвёртой фазе – и повернулся наконец к пленникам.

– Время у вас есть, – мягко уронил он. – Глядите туда, – тонкий палец указал на выжженный круг, – может быть, там появится тот, кто облегчит вашу участь и принесет мне сведения о ключнике. Помощи от Семицветника не ждите: им не успеть. Прощайтесь перед дорогой в Великое Ничто и сожалейте, что не сумели прожить свои жизни так, чтобы не сожалеть.

Он отошел подальше, и к нему тут же прихлынула нежить, как котята к любимому хозяину. Потом подошли маги, скрывавшие лица – кажется, опасались его после услышанной речи. Холдон отдавал какие-то приказания, и до пленников долетали время от времени отдельные слова: «союзники», «Кордон», «колодец», что-то о ситуации в артефактории…

Мелита устала стоять, присела на траву и откинула голову на плечо Кристо – тот тоже уселся, чтобы ей было поудобнее.

– Интересно, он таким и был?

Нольдиус торчал рядом и явно чувствовал себя лишним.

– Холдон? О, это… противоречивые сведения. Одно время я… знаешь, интересовался его личностью… и пришел к выводу, что он позволял себе быть любым. Добрым дедушкой и наставником, воином и стратегом, дипломатом и артемагом, иногда еще и философом. А на Альтау он был просто кровожадным монстром, вот только эти, кажется, насчет Альтау не помнят.

Он кивнул в сторону приспешников Холдона, которые через поле разбредались в разные стороны – спешили выполнить поручения патрона.

– Отморозки, – сердито брякнул Кристо.

– Просто они к войнам и крови уже привыкшие, – горько сказала Мелита. – И вот им пришло в голову: а ведь у Холдона неплохие идеи, так почему бы не воевать и за них, раз все равно приходится постоянно с кем-то драться?

– Отморозки, – неожиданно согласился Нольдиус с Кристо. Тронул обожжённую руку, скрипнул зубами и неторопливо, солидно, как в прежние времена, пошел помогать раненым.

Кажется, просто хотел куда-нибудь пойти.

Дара тоже следила за перемещениями отрядов противника, но ее занимало совсем другое.

– Как думаете, сколько он проживет? – прошептала она. Бестия рискнула приподнять голову и посмотреть на самую ненавистную свою ученицу.

– Меньше, чем мы. Многое будет зависеть от его силы воли и от ударов иглеца, – она взглянула на Холдона, беседовавшего с нежитью: – Надеюсь, он обеспечил прикрытие на тот случай, если он умрет, а помощь еще не успеет…

– Это уж наверняка, – вытолкнула из груди Дара. Ирисы холодили кожу, солнце при серой радуге казалось слишком тусклым, и слез не было, потому что миг встречи в Лунных Далях приближался с каждой секундой. Дара взглянула на Бестию и заметила, что та смотрит на выжженный, огороженный Холдоном круг напряженно, почти умоляюще.

– Оскальная Пещера далеко, – слова будто не зависели от Феллы, просто мысли звучали вслух. – Кто бы ни появился, это будет не он, он просто не успеет вернуться…

– Что? Экстер?

Бестия вздрогнула, когда поняла, что ее слышат, голос зазвучал насмешливо:

– У него бы вполне хватило ума заявиться сюда и пристать к Холдону с серенадами. К счастью, от пещеры оскальников путь неблизкий, так что на его долю останется только рыдать да заламывать руки, когда он увидит, что стало с артефакторием.

Дара, вопреки традициям, не накинулась на Бестию за резкие высказывания о директоре: она смотрела, приоткрыв рот.

– Вы его любите, – вдруг сказала она. – Вы любите Мечтателя!

– Замолчи, или я… – шипение Бестии угасло, голова упала в траву. Смысла спорить, смысла говорить что-либо больше не было: текли последние минуты.

Но Дара не считала, что тема исчерпана.

– А почему вы ему-то не сказали?

– Потому что в Оскальную Пещеру нужно идти несчастным. А если бы он вдруг…

Тут в голове у Бестии прояснилось, она поняла, с кем разговаривает, замолчала окончательно. Центром ее безраздельного внимания опять стал выжженный на цветах круг, в котором должна была появиться – нет, не появиться, чья-то фигура.

Дара бесшумно поднялась и вернулась к Кристо и Мелите.

– Ждем?

– Ага ж.

– Настроены помирать?

– Да как-то не особенно.

– А речь о чем?

– Да вот как раз интересуемся: если Холдон теперь – наполовину баба, как у него… ну, понимаешь? С этими днями?

– Так спросить можно…

– О! Так вот почему он злющий-то такой!

Неунывающие оперативники смерили взглядом Холдона – тот как раз выслушивал явившуюся с донесениями нежить.

– А фигурка-то ничего, – отметил Кристо. – Гля, как они на нее слюной капают!

Мелита не сдержалась – зашлась в тихом, нервном смехе, попутно отвесив ему ласковый подзатыльник.

Ожидание разлилось по черным ирисам – разное, с двух сторон.

«Только бы появились», – с одной. «Хоть бы никого не принесло!» – со второй.

Сын Дракона с каждой минутой мерил поле шагами все нетерпеливее. Волновалась нежить, визжа и поцапапывая друг друга. Убнак собрал вокруг половину молодежи и с ожесточением травил байки про свои приключения в иных мирах – байки становились все похабнее. Кто-то отвернулся от серой радуги и попросил соседа: «Колдани малость на сон, сил нет ждать». Дара хотела было от нечего делать углубиться в изучение сетки, но Мелита потянула ее назад, и артемагиня вспомнила что-то – подчинилась, даже несмело начала: «Кристо, а ты рассказывал, как нам пришлось мучиться с теми, как их, феминистками?» – «С кем?!» – «У-у, Мелита, там такая история, слушай…»

Словом, полная гармония, и преступлением было бы ее нарушать.

Две фигуры возникли в очерченном круге резко, неожиданно, ненужно.

– Тьфу, погань, – прохрипел один, – уж и забыл, как оно выглядит…

Вонда. Кристо почти даже не удивился. Ветерану не терпится подвиги повторить – ну, и полез он сюда.

Второй…

Плеснули черные пряди парика. Бестия застонала, совсем тихонько, но это был стон умирающего, и шепот ее тоже был надрывный, горький.

– Мечтатель… Мечтатель…

Она все повторяла и повторяла это с жуткими нотами обреченности и никак не могла остановиться.

Директор, в синем камзоле, почему-то без оружия, стоял рядом с Вондой, и темные волосы спадали вперед, так, что лицо казалось совсем узким и совсем бледным.

И ненормально спокойным.

С опозданием Кристо вспомнил про Дару, оглянулся на нее в тот миг, когда Вонда и директор сделали первые шаги навстречу Холдону. Вот те раз: никаких следов истерики. Дара, тоже бледная, но с решительно горящими глазами приникла к сети, не обращая внимания на то, что обжигает руки. Она ловила взгляд Экстера, и поймала его на секунду: печально-прощальный взгляд голубых глаз.

Но он не задержался на ней, не задержался даже на измученном лице Бестии. Гораздо больше внимания Мечтатель уделял Холдону, который только что не танцевал на ирисах от предвкушения.

– Директор… – глухо прошелестело по полю. – Пришел умереть с ними?

– Пришел за ними, – тихо и с неизменной лирической грустью поправил Мечтатель. – Макс передал мне твои слова.

– Значит, ключ у тебя?

Экстер чуть наклонил голову. Вот так, небрежным жестом посвятил в свою тайну врага. Пленные артефакторы взвыли, как от боли, от такой дурости. Бестия только захрипела.

Дара не издала ни звука.

– Отдай, – просто предложил Холдон.

– Отпусти, – столь же просто предложил Мечтатель.

Сын Холдона был почти ошарашен такой наивностью.

– Отпустить? Их? А если я не сделаю этого – что предпримешь ты? Если я попытаюсь отнять ключ силой – кто выступит против меня?

Вонда, скрючившись, шагнул вперед, как бы говоря: «Ну, я для начала. Дальше что?»

Холдон не расхохотался – издал отрывистое «хе-хе», но от мерзости звука Кристо скрючило и на расстоянии.

– Ты, старик? – он поднял посох. – И каким же клинком ты поразишь меня?

Каким клинком отразишь удар Льдистого, – ударило в виски, и Кристо схватился за голову – не хватало в ней ещё голоса Холдона!

Вонда непочтительно почесал зад, крякнул, порылся в кармане и отыскал кривой и древний с виду ножичек с костяной рукояткой и стершимся лезвием в палец длиной. Разве что колбасу резать или за грибами по лесу шастать – таким орудием и злыдня вряд ли прирежешь.

– Этим? – Холдон даже уже не насмехался, он понял, с кем имеет дело. – Ах да, ведь ты тоже оттуда, из того дня… безумие поразило тебя тогда?

Все пленные тихо издали согласные звуки, в ответ на которые Вонда беззубо заухмылялся.

– Нелегко мне там пришлось, – прошамкал он. – А потом уж и еще труднее…

Драконский сын хмыкнул, прогуливаясь по полю, сминая чёрные ирисы. Кристо не видел его лица, но показалось вдруг – там обозначилась нехорошая усмешка, вроде как кот решил с мышкой поиграть.

Тихо-тихо Холдон повёл Арктуросом над чёрными цветами – и в воздухе словно проступили морозные узоры. Сын дракона заговорил нараспев стихи, известные всей Целестии, чеканя каждое слово, и с каждым словом вокруг оживала древняя быль…

На поле Альтау взгляните скорей:

В тот день туда восемь пришли королей.

Звенели презрительно и насмешливо слова, веяло холодом, и неясные фигуры королей словно начали просачиваться из черных ирисов – призрачные, туманно-морозные и бессильные, памятью о собственной смерти, пролитой крови…

И первый король, словно бог, был красив,

Одна из фигур, скошенная невидимым ударом жезла, упала на ирисы вновь – и растворилась.

Второй был искусен (хотя и спесив),

Разлетелся меч, и через секунду на кусочки распалась вторая фигура.

Был третий – и тверд, и упрям, как скала,

Четвертый вершил хитроумьем дела,

Был пятый король всех проворней в стране,

Шестого Удача вела много дней,

Холдон выговаривал это, смакуя, вспоминая собственные победы. А тени выходили и падали, заставляя всех, кто видел это, заново переживать прежнюю боль и прежнее поражение…

Седьмой семерых сыновей был отцом…

Стало холоднее, будто в память об осиротевших детях, скорчилась от боли Бестия, а Холдон уже договаривал строчку, никому не известную, сочиненную им самим для себя:

Восьмой же пропал – да и дело с концом.

Но другой голос спокойно, и уверенно, и немного только горько произнес вторую версию этой строчки, которую Кристо никогда не приходилось слышать раньше:

Восьмой был отважным и глупым юнцом.

Посох Холдона замер, тени пропали, и потеплело, а Вонда продолжал, не ноя и не шамкая, читать давно позабытые строки:

И взвились мечи, полетели серпы,

И семеро пажей от горя слепы,

И восемь клинков раскрошились вконец,

Лежат короли… но остался − юнец.

Посох Холдона на секунду вздрогнул, и ветерок прошел по белым ирисам, словно своею волей поднимая с них далекий образ памяти: фигуру юноши в доспехах и с обломком меча в руках…

Но полно? О нем ли теперь наша речь?

Из воли и воздуха выкован меч —

И, крикнув: «Во имя…!» – тьму светом поправ,

Явился он – Солнечный Витязь Альтау.

На секунду блеснуло солнце, и потускнела на его фоне серая радуга. С яростным рычанием Холдон дернул посохом. Страшный удар магии пронесся по воздуху, Вонда и не попытался увернуться, и, уже падая, помертвевшими губами выговорил следующие строки:

Живого меча очистительный звон —

Разрублен Арктурос, повержен Холдон.

Тень юноши в доспехах и с мечом пропала в белых ирисах, и в них же упал сам Вонда, приминая цветы, прижимая к груди глупый, ненужный стёртый нож, но с непонятной улыбкой, как будто уже победил. Мечтатель бросился к нему, и Кристо едва услышал, как директор шепчет:

– Всё, всё, всё, уже всё, старый друг… он у меня, ты дал мне его…

– Не узнал, – хрипел Вонда с затаенной насмешкой. – Ведь… не узнал же…

– Трудно узнать того, кого видел только раз и за забралом… это ничего, старый друг, ничего…

– Дочитай… дочитай! Дочитай…

Холдон вдруг закричал. Немо, без слов. Так, будто его пилили на куски сразу во всех местах. Он смотрел на Мечтателя, который выпрямлялся над телом Вонды с тем самым нелепым ножиком в руках, смотрел в молодые голубые глаза и кричал так, что тряслись небеса, – и всё равно не мог перебить слов, которые слетали с пересохших губ Экстера:

С кровавого поля, измучен вконец,

Бредет победитель – всё тот же юнец…

– Мертв! Мертв! Не ты!!!

Улыбки не видно, глаза не горды,

И кудри под шлемом навеки седы.

Парик отлетел в сторону, и непокорные седые локоны растрепал ветер. В секунду на поле Альтау не стало нежити, в бегство ударились все оставшиеся на поле сторонники Холдона, поперхнулись пленнички, и задохнулась придушенным возгласом Фелла Бестия:

– Ястанир!

Холдон больше не кричал. Он выл, яростно, обиженно, на одной ноте, предчувствуя собственную участь, предвидя ее в глазах противника.

Это были глаза, в которых не было лирики, и из которых точно не светило пощады.

– Ты видел меня лишь за забралом, – повторил Витязь. Полный силы голос легко перекрыл вой Холдона. – Хоть наш бой и был долгим. Пришла пора увидеться лицом к лицу.

Холдон попытался вырваться из круга, активировал даже какой-то артефакт, вспыхнувший в воздухе… и остался на месте. Яростно взвыв напоследок, он обернулся к Ястаниру – и увидел, как заискрил воздух вокруг тупого ножика с костяной рукоятью.

– Нас пришло сюда восемь, а ушел я один. Нас были тысячи, а выжили сотни. Вас были десятки тысяч – и вы не выстояли. Будь вас сотни тысяч – вы не выстояли бы. Ты зря вернулся на это поле, палач!

Воздух затвердел, засверкал иридиевым блеском и сделался клинком. Лицо Витязя начало едва заметно светиться, и от голоса как будто тоже исходил ослепительный свет.

– Эти ирисы растут на крови тех, кто не рад твоему возвращению. Ты слышишь их? Прошлое воскресает. Они зовут из бессмертия.

– Нет бессмертия!

Арктурос мелькнул в воздухе белой молнией. Холдон прыжком рванулся навстречу противнику, и в воздухе зазвучал ответный, яростный клич:

– Альтау!

От первого же столкновения земля сотряслась под ногами. Фигура Витязя облеклась солнечным сиянием, рядом с которым светило на небесах застыдилось и поспешило убраться за тучки. Меч и посох скрестились, отдача магического удара заставила прогнуться сетку, державшую пленников.

Каждый выпад в этом бою мог разрушить дворец. Самый малый удар в таком сражении был смертелен для любого Магистра.

Холдон дрался яростно, вымораживая землю и цветы вокруг себя, разбрызгивая ядовитую магию, нанося удары словно бы всем: через взгляд, посохом, артефактами, взлетавшими перед ним в воздух, норовя ударить и левой рукой… Витязь принимал удары на щит, который словно состоял из чистого света и появился из ниоткуда, клинок Ястанира не поддавался ударам посоха и, казалось, просто летал по воздуху.

«Человек не может так обращаться с оружием», – тупо подумал Кристо, приподнимая голову. Он, как и все остальные, давно уже распластался в ирисах, прижимаясь к земле, выставив щиты, чтобы не распылило отдачей. Потом он взглянул на сына солнца, который дрался сейчас на Альтау, и додумал мысль: «Так а разве он человек?»

Это была безжалостная, страшная схватка. Над телом мертвого Вонды. Над черными ирисами Альтау. Под тем самым небом, которое три тысячи лет назад смотрело на такую же картину. Рядом с той самой памятью, которая, казалось, опять сгустилась, подняла голову из земли, пропитанной кровью, и жадно ждала, чем кончится бой, и память эта была не на стороне Холдона.

Тени погибших витали в воздухе, но тени только одной стороны: той, которая пришла сюда три тысячи лет назад, чтобы защитить, а не чтобы завоевать.

Альтау!

Еще один неравный бой.

Потому что один из врагов смертельно боялся другого.

Потому что здесь лежало тело Вонды – старого оруженосца, который через три тысячи лет выполнил свой долг.

Потому что здесь была Фелла, а с нею те, кого Ястанир или, может быть, Экстер, хотел защитить.

Потому что где-то цеплялся за жизнь Макс Ковальски, и каждая капля его крови не должна была пропасть напрасно.

Догадывался Холдон об этом или нет – у него не было шансов.

Свистнул рожденный из ножика клинок, рассекая зловещий посох, и свистнул второй раз, отделяя голову от нового тела. Падая, эта голова только успела прошептать: «Смерть… нет», – будто опровергая старый девиз, а потом ирисы Альтау оказались испачканными кровью Сына Дракона. И стали не алыми, но багровыми, почти как он обещал.

Вокруг победителя в этой битве медленно погасал солнечный ореол.

Меч остался в руке, никуда не исчез, ни во что не превратился, но истаял щит, и свет начал приугасать, словно возвращаясь в небеса: оттуда тут же несмело выблеснуло солнышко. Оно как будто интересовалось: можно? Тут все без меня закончили? Увидев, что всё в порядке, солнце распорядилось своим светом по-своему: радуга на небе Целестии ожила и заблестела прежними цветами.

Тихо-тихо Ястанир подошел к Вонде и коснулся груди кладовщика кончиком меча.

– Кончено, – шепнул он, и Кристо показалось, что глаза обманули его в который раз за день: губы мертвеца тронула улыбка, лицо помолодело – и тело истаяло дымкой, радостно рванувшейся в небо, к радуге.

Таков был конец Тамариска, нерадивого слуги, не подавшего хозяину оружие и за это обречённого много веков существовать стариком.

Витязь поднял глаза – и они узнали Экстера. Та же затаенная грусть. Выражение тихого лирика.

Трёхтысячелетняя усталость, которую он больше не считал нужным скрывать.

Барьер рассыпался в пыль от одного касания его меча. Все молчали. Кристо смотрел на тело Холдона и на его страшную голову, которую что-то очень быстро разъедало изнутри. Посох тоже словно втягивался в землю. Второй раз подняться Сыну Дракона и его оружию было не суждено.

– Кто-нибудь пострадал?

Все невольно покосились на Бестию, которая еще совсем недавно, не дыша, следила за боем, а теперь закрыла руками лицо и не желала больше видеть окружающий мир.

– Долгожданная, но неожиданная встреча, – тихо заметила Дара. Вот у нее-то на лице никакого удивления не было, не то что на остальных физиономиях.

– Ты что, зна…

– С арены Макса. Кто еще cмог бы держать барьер под ударами богини…

– Так а контур…

– Никакой контур бы не помог против Лори в гневе. И потом, ведь было же что-то, что отняло у него улыбку.

Она окинула поле Альтау мимолетным взглядом.

Мечтатель бросил попытки докричаться до Бестии, наклонился и мягко отвел ее руки от лица. Фелла молча смотрела на него с непонятным и каким-то совершенно нерадостным выражением. Пожалуй, оно было затравленным.

– Фелла, он не ранил тебя?

Она торопливо дернула головой, попыталась встать, но шатнулась. И когда Мечтатель поднял ее на руки, она не сказала ничего, на секунду вздрогнула, виновато прикусила губу – и тут же отвернула лицо, будто боялась встретиться взглядом с тем, кого она так страстно искала и кому так поклонялась.

Зато Дара протиснулась к Мечтателю и коснулась его локтя, но ни слова не сказала о Холдоне или о Витязе. Она спросила только:

– Макс жив?

– Жив и будет жить, – ответил Витязь печально, но с посветлевшим лицом. – Лори сейчас с ним.

– Он использовал иглеца, – утвердительно заявила артемагиня.

– Да, и это может дать Магистрам причину объявить его вне закона. С другой стороны, он спас Одонар. Неизвестность.

Он осматривался по сторонам так, будто искал, как бы удобнее выйти с поля, но во все стороны от утоптанной проталины разбегались за редким исключением черные ирисы. Бестия никому не хотела помочь: она опустила голову на плечо Ястанира-Экстера и закрыла глаза.

– Неизвестность…

– Какая неизвестность? – проворчал Кристо, помогая Мелите отряхнуть платье. – Куда не повернешься – всё равно ж переть через черные ирисы!

Дара подмигнула ему, что с ней случалось редко.

– А ты понадейся, что там, где мы пройдем, они станут белыми.