Текст книги "Серая радуга (СИ)"
Автор книги: Елена Кисель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
– За себя говори, Мечтатель. Это твоя идея – посадить его на цепочку вместо Караула.
– Караул не сидит на цепи, – машинально сообщил Экстер и тут же задумался: – Или все же сидит? Э-э, я не о том… Макс, тебя никто не собирается запирать. Едва ли ты сможешь вернуться к обязанностям гида, даже если и захочешь… но ты можешь передигаться по территории артефактория… обучать учеников боевым искусствам или чему-нибудь…
– Великолепно, – яростно фыркнул Ковальски. – А толпы наемников будут ходить за мной вслед и вкручивать в том плане, что Макс, бессмертия нет, ты не бойся… что с вами опять?!
Его слова неожиданно вызвали цепную реакцию. Бестия побелела лицом и выпустила из рук боевой серп; Мечтатель уронил флейту и привстал, глядя на Бестию; Дара вскочила, глядя на Мечтателя… Кристо посмотрел по сторонам, увидел, что все стоят, дожевал кремовую ириску и тоже неловко поднялся.
Он ведь уже видел что-то похожее. Только тогда Бестия чуть со стенкой не слилась, а Вонду вместе со стулом поднимать пришлось. А теперь завуч Одонара пришла в себя быстрее: жестом остановила Мечтателя, призвала в руки серп и развернулась к Максу.
– Кто сказал тебе это?
– «Это»? – Ковальски приподнял брови. – «Бессмертия нет»? Поцелуйша. Сразу же перед тем, как заявить, что я не знаю, против кого пошел. А что за…
– Это слова Холдона, – негромко пояснил Мечтатель, медленно опускаясь на свое место. – И не просто слова. Девиз, то, чем он привлекал сторонников. Вернее, часть девиза. Одна из причин Сечи Альтау, на самом деле. До Холдона Целестия существовала века, и наши предки, хоть и старались прожить жизнь ярко, все же думали о том, что ждет их по ту сторону Вечной Радуги. Считалось, что, если ты творишь добро…
– И тебе будет так же после смерти, – отмахнулся Ковальски. – Понимаю. Холдон был не согласен?
– Полностью это звучит так: «Бессмертия по ту сторону нет, но можно приблизиться к нему на этой стороне». Искусный артемаг, он считал, что люди в этом подобны вещам. И после прекращения существования нет ничего – а значит, по ту сторону Радуги лишь пустота, и поэтому всего нужно достигать здесь и сейчас, пить жизнь полной чашей…
– Местный богоборец, – вздохнул Ковальски. – Этого не хватало. Что, стало быть, ещё одна причина войны? Вопрос веры?
– Вопрос веры, Макс. Многие, особенно люди, жизнь которых коротка, вслед за Холдоном поверили, что… если на той стороне нет ничего – значит, следует продлить свой век на этой. И он обещал им, что, обретя власть, поделится с ними секретами вечной юности… что век людей станет равен веку магов, а маги будут жить, сколько угодно – черпая силы из колдовских предметов. Говорят даже, что он пообещал высшей нежити… что им не придётся пить кровь и существовать за счет людей и «живой» магии. И, если за радугой нет ничего – разве это не значит, что можно творить всё, что угодно для достижения целей? Перед боем с каждым из королей Холдон повторял эту фразу, а они отвечали по-разному или не отвечали…
– И только один из них сказал «Во имя…!» – прошептала Фелла. На лице у нее было привычная до боли мина благоговения, она там возникала, едва лишь речь заходила о Солнечном Витязе. – Мечтатель, откуда ты…
– Я не был на Альтау, Фелла, но я веду прошловедение, – смиренно напомнил директор. – Понимаешь, Макс… все эти три тысячи лет Магистрат истово верил, что сторонники Холдона повержены все до единого, а его девиз утратил всякую привлекательность.
– Магистрат верил?.. – подхватилась возмущенная Бестия. – Не лучше ли сказать, что так оно и есть, и…
– Фелла, я считаю несколько иначе, – на лице Мечтателя отражалась неизменная поэтическая задумчивость, но перебивать он себя не давал. – И после Альтау были те, кого увлекали подобные идеи. Гекарис… отдельные фанатики… Но опасность даже не в этом. Сеча Альтау невольно повернула Целестию к новому идеалу…
– Витязя.
– Воина, Фелла, воина. Воинская доблесть начала цениться превыше всего, и увлечение ей не могло не привести к отторжению духовных идеалов предков…
Глаза в полоток закатила даже Дара. Опять он об этих идеалах, будь они неладны!
– Мечтатель. Ты, со своими теориями всеобщего упадка…
– Разве не Витязь сейчас эталон для подражания? – с пророческой страстью спросил Мечтатель. – Но какие его черты? Магические умения, которые он приобрел на несколько часов, меч, который он сковал из воздуха, эти мелкие фокусы, которые…
– Мелкие фокусы? – Фелла, которая только-только успокоилась и села, опять вскочила на ноги. – Ты, артемаг-недоучка, непонятно как угодивший на свое место, смеешь так отзываться о…
– Что? Всеобщем историческом спасителе? – может, директору было обидно за Целестию, а может, это была просто ревность, но бледно-голубые глаза зажглись, а щеки расцветил румянец. – Фелла, мне иногда кажется, что даже ты не помнишь, за что именно он сражался!
– А этого никто не помнит, – подсказала Дара. – Он только сказал «Во имя…», а что это обозначает – так пояснить и не успел. Или было как-то иначе?
Фелла сверкнула льдом в своих немигающих глазах, Мечтатель надрывно вздохнул, как бы говоря: «Да ведь всё равно ведь не поймете!»
– Молодой человек, – не спеша проговорил Ковальски, обращаясь к Кристо, – по-моему, мы лишние на этом празднике влюбленных в историю, – перед «в историю» он создал эффектную паузу. – Как насчет какого-нибудь дела часа на два, пока они вернутся к сути беседы?
– А-а, почему бы и нет. Можно на два, а можно и на полсуток.
Вот такая интеллектуальная выкладка со стороны Кристо всех быстро разняла, пристыдила и по местам расставила. Фелла перестала примериваться к шее директора, Дара прекратила с тем же видом таращиться на завуча, Мечтатель опомнился и убрал с лица пророческое вдохновение.
– Я только хотел сказать, что едва ли поцелуйша могла это произнести случайно, и если она действительно послана кем-то из последователей Холдона… это… это…
– Катастрофа, – отрубила Фелла. – Если прибавить тот знак – знак его щита…
– И приплюсовать к тому фразу поцелуйши насчет того, что я не знаю, кому перешел дорогу?
– Иномирец! Почему ты сразу не сообщил нам всего этого?
– Кто ж знал, что нужно в деталях пересказывать вам болтовню нежити, – пробормотал Макс. Он досадовал и на себя, и на остальных – за компанию.
Кристо пока был наименее заинтересованным лицом во всей этой сцене. Во-первых, местность вокруг изобиловала вкусной едой. Во-вторых, он никогда в жизни не интересовался катастрофами, которые происходят в родной стране – ну, конечно, пока они прямо не касались его драгоценной тушки. Наконец, его мозг не очень-то был приспособлен – вмещать такое количество информации. Может, еще выводы прикажете делать? Ага, нет уж, спасибо, а то не успеешь оглянуться – на башке парик, в руках свирелька, и ты читаешь Фелле Бестии элегии под луной.
Потому Кристо просто пялился на собеседников с таким озадаченным видом, что Дара наконец не выдержала и сформулировала:
– Пока что Семицветник был уверен, что имеет дело с какими-то бунтарями вроде контрабандистов. Магистры считали, что Арктурос возродили те, кому он нужен для какой-то своей цели – власти, денег… Но если в стране еще остались сторонники Холдона, то есть, самого Холдона – то ты хоть представляешь, какие у них могут быть цели?
– Как у Холдона, что ль? – немного подумав, спросил Кристо. Увидел, как побелела Бестия, и понял, что попал в точку.
Завуч отрывисто и тяжело дышала и, кажется, даже не думала о том, что вроде бы проявила слабость при своих подчиненных.
– Откуда они вылезли? – как бы про себя пробормотала она. – Три тысячи лет… ни одного известия… местные войны… торговля, профессии, вражда магов и людей… Да, были фанатики, вроде Гекарис… Гекаты – точно так же искавшие вечности и заигрывавшие с нежитью. Но три тысячи лет мы не слышали этого. «Бессмертия нет»…
– Или боялись услышать, – едва слышно добавил Экстер. Похоже было, что он разговаривает сам с собой или с кружкой кофе в руках у Макса. – Вернее сказать: мы боялись прислушаться и обнаружить отзвуки девиза Холдона в крови наших детей, воспитанных на Песни о Витязе. Боялись вглядеться и увидеть его лик в наемниках, разбойниках и торговцах, во всех, кто хочет прожить жизнь за чужой счет. Это никуда не уходило, Фелла. Это было растворено в воздухе, и в этом великая беда Сечи Альтау: Витязь смог только отрубить гадине голову. Он не смог исцелить своим поступком тех, кто был уже отравлен ядом речей Холдона. Может быть, это решалось не в бою. Этот яд действовал многие годы исподволь, оскверняя край, который задумывался, как мирный. Войны… разбойники… контрабанда… желание жить лучше остальных… всё, что явилось при Холдоне, расцвело после Сечи стократ, и вина Витязя в том, что он не смог найти другой путь, кроме меча, а вина остальных в том, что за три тысячи лет никто и не попытался…
Бестия выходила из себя медленно. Первые фразы она стоически претерпела. Потом закатила глаза и зашевелила губами, перебирая ругательства. Наконец стиснула пальцы на рукояти серпа, шагнула вперед и яростно раскрыла рот, чтобы навсегда пояснить, что сделал Витязь и чего стоит по сравнению с ним один директор артефактория… но дзынькнуло разбитое стекло, и что-то цветное с хриплым криком шлепнулось на пол комнаты.
– Птица, – удивленно отметил Экстер, которого счастливая звезда уберегла от расправы.
Птица – попугай породы «скоростной целестийский радужник», жалобно закряхтела с пола. Кристо поднял ее и встряхнул, рассматривая с интересом. По колечку на лапе было видно – посланник принадлежит к Ведомству Воздуха, из тех, которые выращиваются особым образом и понимают человеческую речь. Видно, прислали с письмом.
– В первый раз вижу, чтоб они через окно вламывались, – заметил Кристо подавленно, поворачивая попугая перед глазами.
– Сррррочно, – хрипло вылетело из горла у птицы. Отвечает – стало быть, совсем элита, почта из Семицветника. – Дирр-р-р-ректору…
Даже Мечтателя стукнуло странностью этого сообщения.
– Они не воспользовались зеркалом или хруслальным шаром? – пробормотал он, принимая посланца и отвязывая от его ноги плотно увязанный свиток.
– Видно, им больше нравится устраивать сквозняк в моей комнате, – отметил Ковальски, глядя на пробоину в стекле.
Директор пробежал глазами полученное сообщение – оно было коротким. Раз, другой, потом тряхнул головой и протянул Бестии.
– Мразь, которая возродила Арктурос, подала вести, – хмуро отметила та, водя взглядом по строчкам. – Целиком уничтожена деревня Вешенки, неподалеку от Лебреллы… Не уцелел никто, трупы лежат по домам и ледяные на ощупь. Погибли даже животные и ближайшая нежить. Цветы покрыты инеем. Разбита… это еще здесь при чем? Разбита надпись при входе в деревню?
Бестия мигом превратилась в командира, у которого на подотчетной территории творится беспредел. Она присела за стол, выдернула из карманов пару распоряжений Отдела Образования Семицветника и принялась вычерчивать на них схемы, сыпля ругательствами и комментариями сквозь зубы:
– Вывеска, проклятье, при чем тут вывеска… Лебрелла – это наводит на мысли… где же эти проклятые Вешенки, я территорию исходила из конца в конец… Мечтатель! Хоть раз принеси пользу: у этой деревни есть древнее название?
– Насколько мне известно, на этом месте был город. Небольшой городок неподалеку от самой Лебреллы – Эштериза, что в переводе с древнего…
– Нечт болотный! Эштериза, город, где после Альтау были истреблены заросли тамариска. Город, где родился восьмой паж, предатель Витязя. Табличка! Так она сохранилась с тех времен?
– Фелла, я не был там… но она должна была стоять, как прежде…
– «Помним, чтобы презирать»?
– Да, кажется, примерно так…
Кристо перебрался поближе к Ковальски и даже осмелился на шепот:
– Они про нас что – забыли?
– Как и про то, что они, черт возьми, в моей комнате.
Дара немного помешкала, а потом поинтересовалась в лучших традициях Мелиты:
– Макс, тебе не холодно?
Ковальски почувствовал, что сил как будто прибавляется – от злости и от накатившего желания сбежать из этого сумасшедшего дома.
– Кто-нибудь объяснит мне связь между трупами, табличкой и зарослями тамариска?
Ни Бестия, ни Экстер, на это не среагировали. Фелла подхватилась на ноги, явно готовая убивать: скулы побелели, зубы обнажены в боевом оскале, которому позавидует Караул.
– Уничтожить эту деревню… эту табличку могла только одна тварь в Целестии, – она почти задыхалась от ненависти. – Тот, кого они обещали презирать. Тот, кого после Альтау не принял бы ни один дом, а это значит, что он все время скрывался и готовился нанести удар. Это значит, что он жив…
– Фелла, мне кажется, это несколько поспешно…
– Ты! Сначала выступаешь против Витязя, а теперь защищаешь того, кто… не сам ли ты на их стороне? Бессмертия нет, Мечтатель?
– Хм, – это прозвучало громко, сочно и почти торжественно. Бестия, которая готова была придушить директора, с некоторым удивлением вспомнила, что у беседы есть свидетели, и не замедлила накинуться на них. – Вы что тут делаете?
– Живем мы тут, – с сиротливыми глазами сообщила ей Дара. – Не все, но… частично.
Взгляд Феллы перешел с ее насмешливого лица на мрачную и издерганную физиономию Ковальски. Тот, отделяя одно слово от другого, будто говорил с безнадежной идиоткой, произнес:
– Кто. Заказчик. Покушения?
– Тамариск, – выцедила сквозь зубы Бестия ненавистное имя. Она не обратила ни малейшего внимания на переменившуюся физиономию Кристо. – Восьмой паж, предавший Витязя.
– Фелла, я бы не стал так…
– С тобой я разберусь позже, Мечтатель!
Ковальски цыкнул на них двоих и был вознагражден замешательством. Оно позволило еще вопрос:
– Зачем. Ему. Моя. Смерть.
– Наверное, вы с ним случайно пересеклись хоть один раз, – огрызнулась Бестия. – Я не знаю и не собираюсь знать. Этот приспешник мрака возродил Арктурос – мне достаточно, знаешь ли. Я поручу Фриксу установить защитные артефакты в твоей комнате.
Она тяжело прошла к двери и покинула общество. Экстер, глядя ей вслед безнадежно страдающим взором, опустил на стол полудохлого попугая.
– Ты… м-м… здесь в безопасности, Макс, – промямлил он, тоже подвигаясь на выход. – Не беспокойся и… выздоравливай, – и оказался за дверью почти тут же.
Боевая тройка артефакторов обменялась долгими взглядами. В основном они выражали разнообразные мысли по поводу этого хаоса. На лице Кристо была еще озабоченность тем, что он переел кремовых стрекоз. Вдруг прыщи нападут?
– Что делать будем? – спросил он больше у себя. Дверь словно в ответ открылась и появился сияющий Фрикс.
– Фелла чудит, – он подмигнул. – Чуть не пришибла за простейший вопрос, кого нужно защищать: тебя, Макс, или от тебя… Да нет, лежи-лежи, я только намечу общий контур… у… нечт, как бы это сформулировать… ребята, а что хоть точно надо, мне ж никто не объяснил…
Ковальски решительно приподнялся на кровати и разом ответил на вопрос Кристо.
– Лично я собираюсь срочно подниматься на ноги. Из психушки полагается совершать побеги.
Глава 19. Перемены в небе
Очень может быть, директор был с Ковальски одного мнения. Во всяком случае, Бестия, которая ворвалась в его кабинет поздно вечером, по вызову, застала интереснейшую картину.
Мечтатель был одет в дорожный плащ, туго стянутый у горла. Тонкие пряди подвитого парика сложными узорами ложились на иссиня-черную плотную ткань. Отстраненно и несколько маниакально глядя на цветы в вазе на столе, директор артефактория терзал в пальцах перчатку. Он то пытался натянуть ее вслепую не на ту руку, то стаскивал, поворачивал и надевал на правильную руку, но теперь уже не так…
Цветы в вазе качали головками с немым осуждением. Взвинченное состояние директора заметили даже они.
– Фелла… – Экстер невольно вскочил, машинально взмахнув перчаткой, будто собирался вызвать ее на дуэль. – Я тебя вызвал… ох, мне нужно отлучиться.
Бестия не спеша, вдумчиво и подозрительно осмотрела комнату, но нашла ее прежней. За почти двести лет она не уставала ждать от Мечтателя худшего, хотя не дождалась ни разу. Пока что наметанный глаз Феллы заметил только следы сильнейшего волнения на порозовевших щеках директора и на вконец замученной перчатке. Что нисколько не убавило ее подозрительности.
– Опять?
Что директор куда-то пропадает в последние дни из артефактория – не было секретом ни для кого. Правда, удивления не вызывало: после того, что случилось во время Правого Боя Семицветник должен был начать разбирательства. И, уж конечно, не в стенах Одонара. Где можно столкнуться с Лори или Максом Ковальски.
Вот только Фелла что-то не припоминала, чтобы в Семицветнике работали по ночам.
– В такое время?
– Да, я… словом, это важно.
Видно было, что Экстер от души будет благодарен завучу, если та не будет задавать лишних вопросов. Бестия это вычислила в доли секунды, а вычислив, вцепилась в директора мертвой хваткой, желая выяснить все до мелочей, просто из принципа.
– Важнее защиты квалификаций, приема новичков и оформления тонны документов, не говоря уже о покушениях, двух Оплотах вместо одного, пробужденном Арктуросе и недобитом Тамариске, который наверняка собирается прикончить еще массу народа? – Бестия проговорила все это на едином дыхании и добавила вкрадчиво: – Мечтатель, ты, случайно, не решил покончить с жизнью и заставить меня расхлебывать это болото?
Его истовое мотание головой не вызвало у завуча припадка энтузиазма. Ладно, всё равно с Мечтателем нужно было поговорить рано или поздно – директор что-то уж слишком темнил.
– Я имею право спросить: это официальная отлучка?
– Наверное…
Мечтатель выглядел и потерянным, и расстроенным. Должно быть, он отчаянно надеялся на то, что его просто отпустят, но теперь понял, что милости от Феллы ждать нечего, что информацию из него будут вынимать калеными щипцами, а потому лучше сдаться добровольно и не пытаться играть в таинственность. Этого Бестия очень не любила.
– Приглашение Магистров, Фелла. В связи с последними… происшествиями. Совсем недавно в Предсказальнице появилась надпись: «Беда грядет в вотчину Солнца»…
– Вотчина Витязя? – нахмурилась Бестия. – То, что осталось от Лебреллы? Там ведь небольшой городок, несколько поселков и все больше леса… я исходила эту местность вдоль и поперек.
– Оттуда поступают тревожные сведения, – понизив голос, признался Мечтатель. – О собирающихся войсках нежити, о нападениях, о разрытых ходах, якобы, сохранившихся еще со времен Альтау. И такие же тревожные вести несутся с востока и от Драконьего Нагорья. Несколько отрядов магистерских соглядатаев не вернулись, а на востоке драконы не желают подлетать к некоторым местам, как к…
– Одонару, – уточнила Фелла, хмурясь. Дело дрянь – драконы интуитивно чуют концентрацию магии, а значит… что там может быть. Войско? Склад артефактов? Следы тёмного обряда?
– Магистры обеспокоены неясностью происходящего. И они собирают что-то вроде отряда…
– В который входишь ты. Это самая туманная чушь, которую я слышу за последние двадцать лет – ты побил свой собственный рекорд, мои поздравления. Так что им понадобилось от тебя?
Экстер глубоко вздохнул, смиряясь с неизбежным. Он придвинул к себе вторую перчатку, но не стал подвергать ее издевательствам, как первую.
– Как я уже сказал тебе, в Семицветнике обеспокоены и, пожалуй, напуганы масштабом грядущих бедствий. Настолько, что они решили действовать немедленно. Однако всё слишком туманно и зыбко, Фелла, и сведений нет. Все прорицатели, и Майра тоже… их пророчества зловещи, но нечитаемы. Если они вообще говорят, а не кричат от ужаса, уходя в видения. Магистрам нужны ответы. – Вывод похвальный – и откуда они их возьмут? Только не говори мне, что они решили обратиться к смертоносцам или заставить тебя сотворить для них амулет-оракул!
– Нет, я не думаю, Фелла… – Экстер наконец доконал перчатку, – видишь ли, они хотят спросить это у Смеющихся.
Это был еще один личный рекорд Бестии. По удивлению.
Оскальники, пещерные умертвия, ласковые умертвия, Те, Что Знают Всё и Смеются – были существами, о которых во всех многословных ученых трудах Целестии были написаны предположения пополам с вопросами. Сколько их было? Откуда явились и долго ли живут в пещере на западе, у Лебреллы? Как выглядят? Почему знают всё? Ходили слухи, что в Оскальной пещере селятся души бездарных комиков, которые после смерти набирают огромную власть. Кое-кто предполагал даже, что эти твари – нечто вроде спятивших смертоносцев. Что об оскальниках было известно – так это то, что они любят жертвы. И смех. Жертвы они принимали на пороге пещеры – кровь или часть тела, а в обмен могли наделить провидческим даром – если просящий будет серьезен. Иногда – только безумием – если просящий не сдержит смех.
Смехом они убивали.
Древние письмена вокруг Оскальной Пещеры гласили: здесь дают ответы тем, кто не смеётся. Только вот шагов за десять до входа человек или маг обычно начинал хихикать, входя внутрь – смеяться… что было с теми, кто встречался с хозяевами пещеры – никто так и не узнал.
Те, кто шел в Оскальную за своими ответами, или не возвращались, или страдали от безумных припадков хохота до конца дней своих. Из полубессвязных рассказов ученые мужи почерпнули только, что в пещере жили голоса. Голоса, которые обещали знание обо всём-всём-всём. Если, конечно, ты не будешь смеяться над их шутками.
Только вот обычно бедняге вопрошающему даже не удавалось до конца проикать первый вопрос.
– Кто из Магистров спятил? – довольно грубо осведомилась Бестия. – И кто из них решил туда лезть – Алый, как старший? Или туда втащат Дремлющего и понадеются, что он не захихикает во сне? Стой-ка…
Она наконец совершила вывод и не сразу смогла выговорить это.
– И ты… на это согласился?
– Арктурос, Фелла, – тихо проговорил Экстер, – и, может быть, мне удастся выяснить, зачем было нужно уничтожать Холдонов Холм. Тогда это закончится раньше, чем могло бы начаться, надеюсь только, мы не опоз…
– Ты что несешь?! – от мощи голоса Бестии затряслись головки колокольчиков на столе. – Так значит, ты все-таки решил пойти на самоубийство? И сделать это таким способом, чтобы заварить еще одну кашу в артефактории: тебя ведь даже мертвым нельзя будет признать, потому что каждого, кто отправится за твоими костями, постигнет твоя же участь! Холдон побери, ты хоть подписал бумагу о назначении нового директора?
Если в голосе Бестии было какое-то ожидание, то оно осталось неудовлетворенным: Мечтатель, глядя в стол, покачал головой.
– В этом нет надобности. Я не буду отсутствовать долго.
– Какой идиот вдул это тебе в уши?
– В прошлые разы оскальники не причиняли мне вреда.
Бестия машинально открыла рот, чтобы осмеять и это высказывание, и поняла, что рот трудновато будет закрыть. Она совладала с собой в процессе вопроса:
– В прошлые разы… сколько же раз ты…
– Четыре. Ну… за это столетие, – директор наконец натянул и вторую перчатку. – Видишь ли, такова моя особенность: им не удается заставить меня даже улыбнуться. Не могу сказать, что это радует их, но… в общем, я хотел бы, чтобы ты присмотрела за артефакторием, в основном за новичками. На всякий случай я задействую защиту… директорского уровня, ту самую. Я… я не думаю, что задержусь в Оскальной пещере, но сначала мне придётся отправиться в Семицветник, и оттуда до Оскальной восемь часов лету, и потом, Магистры наверняка придумают еще что-нибудь…
– Можешь не тревожиться, – фыркнула Бестия, – артефакторий вряд ли заметит, что ты куда-то исчез.
Она грубила автоматически: в мозгу пятого пажа, как на дрожжах, вызревал вопрос. Директор, кажется, заметил вызревание, потому что двинулся к двери.
Не успел.
– Мечтатель. Оскальники правда могут ответить на что угодно?
– Я не спрашивал их о смысле жизни и создании мира, – ответил директор, становясь печальнее, – и мы никогда не беседовали о том, что такое они сами. Но вопросы о том, что происходит в Целестии, вполне им под силу.
– Но тогда… – Бестия сглотнула, – ты мог бы… ты никогда не спрашивал их, что случилось… ты знаешь… с ним?
Директор чуть прикрыл глаза.
– Магистры никогда не просили задавать этот вопрос, а по своему почину я не входил в Оскальную Пещеру. Знаешь, Фелла… помимо оскальников, там есть кое-что… словом, там не слишком приятно находиться, и я не думаю, что такие визиты полезны для разума…
Бестия его не слышала.
– Но ты мог бы спросить?
– Да, я мог бы, – выдавил Экстер через силу, – но что будет, когда ты получишь ответ? Если выяснится, что Ястанир, как ты думаешь, жив и в Целестии, если оскальники укажут мне, где он может быть – что случится тогда? Ты будешь искать встречи с ним?
По лицу директора в этот момент определенно пробежало облачко ревности, но Бестия не смотрела на Экстера, она уставилась на картину – единственное изображение Альтау, висящее в этом кабинете и лишенное малейшей радости. Фигура Солнечного Витязя, казалось, удалялась от зрителя, лицо было закрыто ладонями, а сияние магии стекало с плеч, преображая черные ирисы Альтау в их белые противоположности.
– Я… не знаю? – медленно выговорила Бестия, нашарила ближайший стул и тихо-тихо опустилась на него. На ее лице было тревожное, неуверенное и чуточку обиженное выражение. – Пятый паж… никто для него. Я ведь понятия не имею, какой он, хотя миллионы раз представляла себе его возвращение, видела это в снах…
– Да, я тоже, – печально заметил Мечтатель, – но это обычно бывало в кошмарах.
Бестия очнулась, взглянула на него, и теперь ее лицо было почти испуганным. Но только на секунду – а потом там возникло обычное надменное выражение.
– Не спрашивай пока что ничего, – Экстер кивнул в ответ на это, Бестия поднялась и прибавила: – Мечтатель, у меня есть к тебе разговор.
Удивленный директор отошел было от двери, но был решительно остановлен.
– После. Как только ты вернешься.
– Когда вернусь? Но, Фелла, если этот разговор важен… я не тороплюсь, и ты можешь совершенно спокойно…
– Я сказала – после того, как вернешься! – рявкнула Бестия тоном, который в норме приберегался для неучей-практёров. – Я знаю тебя, Мечтатель, и надеюсь, что Магистры тоже не скажут тебе ничего важного, иначе ты просто заблудишься в пещере оскальников, поскольку не умеешь ходить и думать одновременно. Ты всё сказал? Тогда остальное услышишь от меня через сутки. Если, конечно, не собьешься с курса на обратном пути за сочинительством очередного венка сонетов.
– Фелла, я…
– И не вздумай опять увиливать от своих обязанностей или пробовать интриговать – хватило истории с Зерком в прошлом году!
– Фел…
– И, раз уж намечается участие в этом безумии Магистров, – может быть, ты передашь Синему мое мнение насчет твоего руководства артефакторием? Обязательно озвучивать, или ты это мнение помнишь? Не волнуйся, оно не успело измениться! Так ты собираешься уходить, или этот шаг потребует от тебя трехчасового исполнения баллад на тему Оскальной Пещеры?
Пораженный Мечтатель молча уставился на Бестию. Директор явно не понимал, какая нежить ее покусала, но решил не ждать, пока обожаемая завуч накрутит себя до рукоприкладства – а нрав Бестии позволял и такое развитие событий.
– Я собираюсь, – почти неслышно сказал он, делая шаг за дверь собственного кабинета и не оглядываясь больше.
Бестия, оставшись одна, яростно выдохнула и зыркнула на качавшие головками колокольчики в вазе на столе. В цветках была заметна явная укоризна.
– После, – тяжело, сквозь зубы уронила Бестия в пустоту комнаты. – После поговорим, Мечтатель.
И прозвучало мрачное и похожее на попытку оправдаться перед тем, кто уже покинул эту комнату:
– Не хватало этим тварям в Оскальной твоей улыбки…
* * *
Макса попытались убить в очередной раз на рассвете. Один из новичков, тот самый «идитывболото», ненавязчиво поджидал Ковальски у двери. С бутылочкой настойки из селезенок вулкашек. Бутылочка была позаимствована из целебни Озза, и малейшая капля этого яда отправила бы Макса на тот свет, если бы не охранные артефакты по периметру комнаты. Ковальски открыл дверь, здраво рассудил, что ничего хорошего бутылочка и выражение лица подростка не сулят, и заорал: «Тревога!», – активировав щиты, которыми Фрикс увешал его комнату накануне. Бутылочка беспомощно размазалась о первый же щит, подросток упал и забился в конвульсиях, Макса согнуло чуть позже, когда артефакты решили восполнить энергопотери за его счет. В результате Бестии пришлось разносить решительно всех: Озза, в хозяйстве которого нашелся яд такого уровня; звено, которое привело переростка и не заметило, что им управляют; Фрикса, который ставил щитовые артефакты так, будто в комнате жил маг или артемаг…
– Вот нечт болотный, а я-то думал: о чем я забыл? – треснул себя по лбу артефактолог. – Макс, ты уж извини. Нужно было напоминать, что ты человек, а то как-то…
Ковальски, бледный и стучащий зубами о кружку с укрепляющими зельями, отнял ее от губ и выдавил:
– Знаешь, Фелла, ваша охрана доконает меня быстрее, чем любые наемники.
– Заткнись и пей! – когда Фелла была в бешенстве, лучше было не вставлять незапланированных реплик. – Фрикс, если такое повторится, я клянусь, что переведу тебя в Производственный Отдел…
– …печальный день для Пиона и его работничков…
– Молчать! Я повешу на тебя все учебные часы и всех новичков, какие прибудут! Дара…
Дара схлопотала едва ли не самый серьезный разнос, но это были еще цветочки по сравнению с тем, как она себя чувствовала.
– Идиотка… как же, давайте налаживать отношения с новичками, давайте на них посмотрим, как на людей… заторможенность мышления! Речь! Реакция, выражение лица! И не догадалась проверить на артефакты подчинения! Меня нужно сдать в Хламовище! Я хуже вещи: вообще не умею мыслить!
Кое-кто из новичков воззрился на Дару с интересом. Кроме Наиды, которую уже успели прозвать в Одонаре «хворобой»: за вечное выражение лица и странные пристрастия. В данный момент творческая девочка сооружала что-то, похожее на темный артефакт, который во внешнем мире зовется куклой вуду.
В наказание за оплошность Бестия, уже подписавшая было приказ о возвращении Дары в оперативную работу, опять сняла артемагиню с боевых рейдов и затараканила ее присматривать за тем, как осваиваются самые неприспособленные новички. Мелита тут же присоединилась, хорошо зная, что расклад «Дара – младшие» на одной площадке чреват неприятными неожиданностями.
Кристо и Нольдиус составляли свиту Мелиты, так что каялась Дара прилюдно.
– Он же два слова сказать не мог, а ответы выдавал вообще непонятно по каким принципам – типичный признак контроля…
Кристо чуть приподнялся с травки, угрожающе глядя на напарницу. Дара, кажется, подумала, не стоит ли перед ним извиниться. Но не стала.
