Текст книги "Серая радуга (СИ)"
Автор книги: Елена Кисель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
Дремлющий.
Артефакторий вновь превратился в единое тело, и оно широко разинуло рот, как голодающий галчонок, который увидел мать с добычей.
– Что же им тут нужно? – не закрывая рта, умудрилась спросить Нереида. Она, не отводя глаз, пялилась на живую целестийскую легенду, главу Семицветника, который крайне редко являлся на всеобщее обозрение. Про Дремлющего любили шутить, что последних пятьсот лет непонятно – есть ли он вообще, а если есть – спит или уже умер. Но грудь старца тихо вздымалась под серебристой парчой: Восьмой Магистр жил.
Фелла, не отвечая, вышла вперед и склонилась в почтительном поклоне, адресованном тому, кто все равно этого не видел. Потом, по этикету, поклонилась Магистрам.
– Великая честь приветствовать вас в стенах…
– Молниеподобная Фелла, – отозвался Рубиниат, досадливо звякая бубенцами в бороде. – Оставим формальности. Мы оказали вашим стенам честь лишь до конца боя и хотим, чтобы он начался поскорее. Где директор?
Лицо Бестии чуть потемнело.
– Видимо, слагает вирши в честь этого дня.
Бестия ошиблась только со временем: стихотворение Мечтателем Гиацинту уже было прочитано.
Желтый Магистр громко и почти неприлично прочистил горло и заметил:
– Витязь с ним, с директором, но где противники? Когда, наконец, начнется этот несчастный бой? Мы не намерены утомляться!
Рты артефакторов так и были открытыми, но теперь уже от величественного хамства, проявляемого Магистрами. Бестия еще раз коротко, не потеряв ни капли достоинства, поклонилась.
– За ними будет послано тут же. Вы не успеете еще расположиться на арене, как…
Магистры не успели сделать и шагу к арене Одонара, а Бестия не успела еще договорить фразы, как плотненькая прыщавая скоростная ракета по имени Хет уже вылетела в направлении артефактория.
Хет был отчаянным сплетником, но не был плохим товарищем. Его глаза, в отличие от органов зрения остальных, не упустили ни торжественной спешки Магистров, ни озадаченности Бестии, ни свитков, которые Магистры сжимали в руках.
Это могли быть только кодексы Правого Боя. Древние Кодексы Правого, если точнее, а они отличаются от поздних, упрощённых, в них сказано об экипировке, и если Макс не будет экипирован должным образом – ему нужно бежать из Одонара, пусть даже уже и слишком поздно, и прихватить с собой Кристо и Дару! Хет едва не сшиб с ног Мечтателя, единым духом преодолел несколько коридоров, свернул в жилое крыло действующих артефакторов и без раздумий колобком вкатился в комнату Макса, сообщая на ходу:
– Тут Магистры и Дремлющий!
После чего он икнул и смирно встал у двери, прилежно сложив руки. Утренняя картина в комнате Ковальски впечатляла.
На кровати в хаосе вещей, как принадлежащих Максу, так и нагло позаимствованных у других артефакторов, вольготно разлегся Кристо. Дара занималась раскладыванием на столе кольчужных рубах разной ковки и стоимости: от халтуры из сельбища «Куй!!» за семь радужников до северной подгорной работы с иридиевыми вкраплениями, по неизвестной цене. Мелита только что закончила заниматься волосами Макса: она стояла над Ковальски с артефакторным гребнем «Конская сила» (модифицированный «лошадник») в руке. Гребень предназначался на продажу добрым тинторелям-рыцарям, которые желали видеть у своих лошадей необычайно длинными гриву и хвост (правда, гриву потом нельзя было остричь). Мелита созерцала плод трудов своих и гребня и как бы спрашивала себя: может ли шевелюра Макса теперь считаться благородной и поспорить с хвостами некоторых лошадей?
Нольдиус за плечи прижимал Ковальски к стулу. Кажется, с помощью магии, и магия не очень помогала: лицо отличника было багровым от усилий.
Лицо Ковальски попросту не поддается описанию известными человечеству словами. Голос его был подобен гласу из могилы:
– Магистры и Дремлющий? Говоря откровенно, мне уже все равно.
– Бой сейчас? – придушенным голосом осведомился правильный Нольдиус.
Хет набрал в грудь воздуху и изложил все виденное и угаданное секунд в десять. Его не особенно слушали.
– Какого лешего Магистры нагрянули в такую рань и полным составом? – Дара раздраженно грохнула о стол очередную рубаху. – Не из-за той же комиссии?
Макс неприязненно посмотрел на железо на столе.
– Ничего из этого я не надену.
– А хуже не будет! – широко ухмыльнулся Кристо. Он внимательно поплевывал в потолок, который шел обиженной рябью.
Мелита тихо отложила гребень и сделала Нольдиусу знак держать еще крепче.
– Вроде бы, готово! – весело сказала она, не торопясь давать Максу зеркало. – Ты точно хочешь это видеть?
Ковальски, не говоря ни слова, выхватил зеркало у нее из рук, после чего основательно выбыл из беседы, но зато и перестал дергаться, к большому облегчению Нольдиуса.
– Этот бой становится всё серьезнее, – между тем продолжала Дара. – В последний раз Магистры таким составом выбирались…Хет, куда?
– Последняя война с нежитью, перед заключением Нежитного Пакта, – без запинки подсказал фискал.
– Синий, может, и хочет тебе отомстить, Макс, но зачем Дремлющий?
– От моли решили его проветрить… – хихикнул Кристо.
– Вполне возможно, их привлекает не бой, а сам Одонар, – предположил Нольдиус. – Их спешка говорит за это.
Макс наконец подал голос. Довольно спокойный, но слегка осипший голос:
– А какого черта они каштановые?
Мелита пожала плечами и на всякий случай отошла подальше. Ковальски осторожно потрогал приобретенную шевелюру, которая шла ему примерно как Экстеру Мечтателю – меч.
– Ладно, дайте резинку или полоску черной ткани. Дремлющий, Магистры… ничего удивительного, если глянуть на недавние события. Появляются странные крылатые твари, убивающие драконов. Семицветник откапывает, что это – «пасынки», созданные при помощи артефактов. Чтобы разведать, не имеют ли к этому отношения в Одонаре, сюда направляется инспекция, которой… хм… малость не везет на сведения. Потом Бестия напрямую сталкивается артефактом, который оказывается вроде бы возрожденным Арктуросом. Да еще Аметистиат откапывает Печать – стало быть, у нас два Оплота Одонара. Любой бы понял, что с артефакторием что-то не то, вот они и заявились, но с какими конкретными целями… я уже говорил, что ничего из этого не надену?
Хет подпрыгивал у двери в нетерпении. Он старался жестами показать, как ужасен гнев Магистров. Дара оценила его нетерпеливый топот и наконец подняла на Макса глаза.
– Не наденешь ничего из целестийских доспехов? А как насчет доспехов из внешнего мира?
На стол со вкусом, сочно шмякнулся бронежилет. Ковальски наконец поднялся, повертел «доспех», отметил непривычную легкость – наверняка Дара прошлась артемагией! – и остановился на пометке «FBI». Он посмотрел на артемагиню с подобием усмешки, как бы говоря: «Не мытьем так катаньем, да?» Дара ответила вслух и без улыбки:
– Не смей сегодня умирать.
Она первой вышла из комнаты, прекрасно понимая, что Макс не допустит, чтобы кто-нибудь его провожал на эту арену. И потом, посторонние глаза совсем не будут ему нужны, когда он постарается спрятать поближе к сердцу тонкий и гибкий золотой локон.
Глава 16. Неправый бой
Дара шла к арене так быстро, что опередила даже Хета: он остался где-то позади, ошеломленным шариком. Кристо с ней был согласен: вдруг места нормальные позанимают – но Мелита вдруг взяла его под руку, и он почувствовал, что в сердце что-то плавится, как жирная ириска на солнце.
Но в пухлые губы Мелиты сегодня кто-то вложил очень неромантические вещи.
– Сядь рядом с Дарой, хорошо? – шепнула она тревожно. – Я тоже сяду. Нольд, – хмурый отличник шел рядом и силился не обращать внимания на победоносную физиономию Кристо, – и ты будь поблизости. Если вдруг придется ее держать…
– Чего? – изумленно успел еще переспросить Кристо, но тут сзади налетели теорики, подхватили их плотной толпой и утащили на арену, где уже собралась вся честная компания.
Например, там был Мечтатель – на нижней учительской трибуне, окрашенной в такой противный розовый цвет, что трибуну все всегда ненавидели. У Бестии дергалась щека – а может, это не от трибуны, а потому, что завуч оказалась рядом с директором. Магистры чинно-важно восседали на специально воздвигнутом сооружении, напоминавшем ложу в театре внешнего мира – и скорее всего, именно оттуда пришла идея. Магистры были холодны, сосредоточенны и торжественны. Желтый и Фиолетовый изучали Кодексы Правого Боя. Алый о чем-то советовался с похохатывающим Оранжевым. Синий единственный стоял на арене, рядом с чашей для жребия и двумя парящими в воздухе мечами.
Ах, да. Дремлющий, разумеется, спал.
Благородный Гиацинт, блистая кольчужной рубахой и щитом с фамильным гербом (на котором красовались истекающие кровью гиацинты за двумя скрещёнными клинками), скромно стоял в отдалении. Взглядом он буровил песок и не желал слушать приветственных выкриков. Хотя, судя по ним, за него болела большая часть артефактория.
Крики смолкли сами собой, как только на арену ступил Ковальски. Пальцы Желтого Магистра судорожно сжались на кодексе и прорвали бумагу насквозь. Борода Алого забрякала, как будильник, который трясут.
Макс Ковальски, с завязанными в хвост темно-каштановыми длинными волосами, в джинсах, футболке и кроссовках, но зато в бронежилете и с легким щитом в руках, являл собой ходячее издевательсво для любого турнира. На щите стараниями затейницы Мелиты красовался нарцисс, вместо лепестков которого были сосульки, а перекрещивался он, вне всяких сомнений, с пистолетом.
Какое-то время Великие и Многомудрые Магистры пытались собрать мозги в кучку при виде всей этой психоделики, но тут Макс решил, что молчание затянулось.
– В чем дело? – металлический голос разнесся по всей арене. – Кому-то завидно?
Кристо хрюкнул и кулем осел на свое место. Все-таки удалось устроиться рядом с Дарой, но она, кажется, этого и не заметила. Мелита уселась по левую руку артемагини, Нольдиус – еще дальше, и сейчас все они с основательным удовольствием жмурились. Рассматривали лица Магистров.
Первым опомнился Сапфириат, который понял, что за несоблюдение правил Макса однозначно убить нельзя. Разве что за изощренное надругательство над ними, но вот такого, как назло, в Кодексе не значилось.
– Начнем же Правый Бой! – возгласил Синий, не дожидаясь, пока отомрут коллеги на трибунах. Он протянул руку с чашей для жребия. – Определите, кому надлежит драться с правым мечом и кому надлежит драться с неправым мечом. Кто будет первым?
Голос подал Гиацинт.
– Пусть будет первым тот, кто первым явился в Одонар.
– Да будет так, – эта резолюция Магистра заставила Ковальски поднять глаза в небо. Он, не ломаясь, приблизился к чаше жребия, сунул туда руку и вынул сжатый кулак. Гиацинт поступил точно так же, и Синий Магистр взмахом руки отослал чашу на трибуны.
– Цвет снега нынче обозначает правоту, – провозгласил он с подобающей случаю ужимкой. – Цвет же крови – есть знак яростного металла. Откройте ладони!
Два Оплота разжали кулаки. На ладони Ковальски оказался белый камень. Сэр Гиацинт с комическим и немного обиженным выражением рассматривал алый камень, который оказался у него.
– В чем дело? – почти любезно осведомился Макс. – Смущает неправота? Мы можем поменяться.
Он-то не выглядел удивленным, а уж огорченным и подавно, и на гневный взгляд своего противника ответил взглядом, исполненным комического презрения.
– Судьба свершила свой выбор! – торжественно заявил Синий Магистр. – Макс Февраль – этот меч твой. Гиацинт из рода Танейха Зоркого – ты можешь взять свое оружие.
Мечи подплыли к тем, кто был их хозяевами на сегодняшний бой. Они были одного размера и формы и походили друг на друга, как братья-близнецы, только вот материалы были разными. Ковальски торопливо взвесил свой деревянный меч: точно, полуторник, подлиннее тренировочного, баланс смещен в сторону рукояти, это создаст дополнительные трудности, а у него их и так немало. Гиацинт задумчиво присматривался к своему клинку. Может быть, тот не был «правым», но был отменно выкован и очень остро заточен. Артефакторы, неверующие в торжество безоружной справедливости, дружно подавились ирисками и сушеной рыбой на арене. Правый Бой начинал выглядеть, как не слишком-то правое убийство.
Хотя так считали только артефакторы. Едва только Синий Магистр, довольно поглаживая напомаженный усики, занял положенное ему место, он услышал негромкий голос Фиолетового:
– Это была очень тонкая магия, коллега. И все же, если вы хотите, чтобы он проиграл, мне думается, разумнее было ему подсунуть стальной клинок.
Синий побагровел и открыл рот, чтобы возразить или оправдаться – но Аметистиат, кажется, и не говорил ничего. С совершенно отсутствующим видом он осматривал арену, противников и встревоженное лицо одной юной артемагини, которое из рядов зрителей выделялось бледностью.
Теперь слово взял Алый Магистр. Позванивая бубенцами в бороде, он поднялся на ноги и выдал в утренний воздух:
– Пусть же сама судьба определит сегодня истинного защитника Одонара! И пусть Правый Бой, как в древние времена, закончится смертью того, кто был самозванцем. Начнем же схватку!
– Смертью?!
Об обязательной кончине одного из противников Макс как-то в Кодексе не прочел. В поздних версиях речь шла только о разрубленном клинке, хотя можно было бы и догадаться – сколько ты там проживешь, когда клинок разрублен? Надо было глянуть древнюю версию Кодекса, пока экипировался, хотя какой смысл – он же так и так знал, что им нужен труп.
До чего ж омерзительно решать вопрос: ты или тебя. Особенно когда уже стоишь на арене с оружием (условным) в руках.
Впрочем, не надо забывать, что это вопрос не целестийский.
Макс вспомнил об этом, когда сэр Гиацинт сорвался с места и сноровисто атаковал из верхней позиции. Свист стальной полосы пришел как-то неожиданно, Ковальски едва успел заслониться щитом, почти автоматически двинул зажатой в руке деревяшкой в сторону противника, убрал деревяшку, которую чуть не перерубили, заученно разорвал дистанцию. Подними он щит позже – и бой бы закончился полной победой «неправого меча».
– Смертью? – переспросил он, делая еще шаг назад.
– Иначе не может быть!
Гиацинт снова атаковал, и снова Макс отразил удар щитом, успешно пресек удар щитом противника, нырнул под ещё один выпад – и опять подался назад.
Что-то было чертовски не так, и подумать об этом он уже не успевал.
– Жаждешь крови?
– Ты самозванец!
Волосы цвета переспелой ржи развевались в воздухе, лезли в глаза. Гиацинт даже не позаботился перевязать их хоть чем-нибудь, а шлемов в Кодексе боя предусмотрено не было: «Защищаешь грудь, но стоишь с открытым лицом…» Макс опять разорвал дистанцию.
– Дерись, иномирец! Не смей показывать себя трусом!
Стальной клинок опять ударился о щит, несильно, но звук получился решительный. Каждый из противников теперь двигался по кругу, у Гиацинта пылали щеки, а в глазах светился задор боя.
Макс был бледен, губы плотно сжаты, и он выскальзывал и разрывал дистанцию, потому что ему отчаянно нужно было понять – что за ставки в этой игре. Потому что остальное он уже знал: есть только опыт, изобретательность и щит, а больше нет ничего. Он не вымотает противника, который на двадцать лет моложе, здоров, как бык, и привык спать в кольчуге, и кроссовки тоже не дадут форы сапогам, и они прорабатывали всё это с Бестией… и, кстати, она сетовала, что он слишком долго думает.
Свист! Макс прикрылся щитом, понял, что разрывать дистанцию дальше опасно, сместился вместо этого вправо, так, чтобы клинок Гиацинта ударил вскользь – и чуть успел сдвинуть щит, чтобы принять на него второй и третий удары, из средней позиции. Отчаянно гудело плечо – удары наносились с приличной силой. Случайно открылся слева – и стальной меч тут же свистнул в опасной близости, пришлось уходить в сторону кувырком. Мягко нырнул под лезвие, перекатился, вскочил, подставляя щит – и снова – назад, вбок, отскок, черт, стой-стой, мне надо подумать…
Почему они просто меня не арестовали как самозванца, как только нашли Печать, почему дали мне возможность выйти на поединок, почему – до смерти, если меня можно только выслать…
Кристо охал и ахал, наблюдая за поединком. Он давно отобрал у какого-то теорика пакетик с леденцами, но забыл и о пакетике, когда увидел, как неуверенно ведет себя на арене Ковальски. Это точно, вооружен он хуже: пока он прикрывается своим щитом, Гиацинт умудряется нанести удар своим, как Макс успевает блокировать еще и щит тинтореля – уму непостижимо. Сеншидо, наверное – вон, как выскальзывает и вертится, меч у Гиацинта свистит впустую, у рыцаря уже и физиономия обиженная – мол, да чего ты бегаешь? А что ж хваленая стратегия? Или она все-таки помогает не везде? Или Февраль все же может отчего-то растеряться?
Кристо хотел было спросить мнения мучнисто-белой Дары, но благоразумно передумал.
А там, на арене, стальной меч опять ударил по щиту с нарциссом. Несильно, но зарубка осталась. Макс отмахнулся деревяшкой – и её тут же чуть не перерубили (в очередной раз). Васильковые глаза казались темными, тинторель дышал сквозь зубы и рвался в бой. Макс выглядел немного хладнокровнее, но не сказать, чтобы лучше.
– Значит… насмерть… – выдохнул он то, что не давало ему покоя. Гиацинт коротко выдохнул, шагнул вперед, сделал обманный финт, потом боковой рубящий, Макс дернулся влево, чудом уберегся от стального лезвия в уклоне, прохлопал удар щитом противника – и колющий на излете получил не по щиту, а в середину груди, как ответ: да, насмерть, насмерть! Бронежилет спас от острия, но не от ушиба, Макс опять разорвал дистанцию и заключил мрачно:
– Ну, и черт с тобой.
Деревянный клинок стал продолжением руки, как наставлял мастер на занятиях «с применением реквизита», как учила Бестия – финт, финт, финт, уклон, обманные маневры, и опять принять удар Гиацинта на щит, но удар слабый. Рыцарь растерялся – не ожидал такой атаки, не ожидал такой динамики и даже (наивный) не ждал, что Макс пошлет к чертям разом все правила боя, что его нельзя будет предугадать, что с деревянным клинком можно вообще атаковать сталь, хотя что тут удивительного: подставляешь под меч противника щит, обтекаешь сбоку и лупишь деревяшкой в переносицу. То есть, да, это сложно, но он же семерницу с Бестией отрабатывал такие техники противостояния, и в любом случае – настырные попытки Гиацинта отправить его на тот свет уже порядком достали.
Так что пора было заканчивать, а подумаем после. Как там говорила Бестия – у тебя нет меча, но есть кое-что другое? И как там говорил я? Мне нужен только один сильный удар противника. Только один…
Макс замедлился и перестал менять дистанции, подставив щит под удар тинтореля. Рыцарь атаковал с упоением, первый удар соскользнул, Макс вильнул в сторону, подставил щит еще раз, и разочарованный Гиацинт как следует вложился в удар…
Лезвие, направляемое мощной молодой рукой, разрубило и без того пострадавший щит до середины, но, когда Гиацинт дернул меч назад, с места не двинулось. Меч слился со щитом в страстном объятии, которое Гиацинт не смог нарушить с первого раза – а второй попытки ему уже просто не дали.
Макс выпустил щит из рук – тот тут же повис всей тяжестью на правой руке тинтореля – и Гиацинт получил в незащищенную скулу полновесный удар деревянной рукоятью, а одновременно со вторым ударом – в висок – ему резко вывернули кисть, так что он выпустил меч из руки. Рыцарь попытался ударить щитом, но Ковальски уже растянулся на земле, почти одновременно проводя удар по голени и подсечку.
Щит он вышиб из рук противника уже во время его падения.
Гиацинт грохнулся не по-благородному: распластавшись, раскинув руки и ноги, и хотя он в ту же секунду сделал попытку подняться, он сам понимал: бой проигран. Макс Ковальски извернулся ужом, сделал короткий бросок в сторону, наступил на собственный щит и выдернул из него стальной клинок. Деревянный он успел отшвырнуть в сторону ногой. Гиацинт дернулся было за своим щитом, но в незащищенную шею уже упиралась холодная сталь.
– Так значит, насмерть?
Макс выдохнул сквозь сжатые зубы. Надо же, правда получилось, ну и Холдон с этим, что теперь-то делать? Ладно, отдышаться, подумать. О чем это он бишь начал догадываться?
Гиацинт с ненавистью смотрел из положения лежа – и явно полагал, что жульничать с сеншидо было нечестно. Со сталью против палки – гораздо честнее, ага. Шутки в сторону, этот мальчишка убил бы его, не моргнув благородным глазом, и что теперь, ведь молодой балбес – наверняка настоящий Оплот Одонара?
Трибуны молчали, Магистры тоже не торопились с заявлениями. Или с ликованием. Проклятие, взглянуть бы на них, что ли… надо понять. Семицветник, который так не торопился с помощью насчет Прыгунков. Ты же сам предполагал, что Алый может быть причастен, с чего они тогда нарыли этого мальчишку и Печать? Почему никто не торопится нестись на помощь тинторелю? И раз так, разве не легче… одно движение сверху вниз…
«Я об этом пожалею», – мрачно подумал Макс, делая шаг назад. Он повернулся лицом к трибуне Магистров и своим резким, не особенно мелодичным голосом произнес:
– Ну? Демонстрация закончена?
Гиацинт икнул от изумления, когда понял, что его никто не собирается убивать. Впрочем, может быть, у рыцаря извне есть другой кодекс…
Алый Магистр молчал полноценную минуту – так, что на трибунах успели смолкнуть шепотки, и опять всколыхнуться, а потом опять смолкнуть. Фелла Бестия воспользовалась моментом и приструнила восхищенных учеников. Кристо попробовал было подергать за рукав Дару – так, впечатлениями обменяться – но оказалось, что она уставилась на директора и не собирается отвлекаться.
Экстер Мечтатель, как всегда, изображал вселенскую скорбь, при виде которой хотелось плевать сквозь зубы. Ну, может, сегодня она была несколько более вселенской.
Алый наконец склонил голову и произнес согласно:
– Ты храбро бился, – Макс только хмыкнул в ответ на это заявление. – Вы оба бились храбро. Демонстрация закончена, и победа за тобой – никто не будет спорить с этим. Оплот Одонара.
Он осмотрел трибуны и Магистров, как будто кто-то действительно хотел спорить, но таковых не нашлось. Синий совершенно скис. Янтариат восхищенно улыбался, Фиолетовый откинулся на спинку кресла и потирал подбородок с задумчивым видом. Дремлющий перестал похрапывать. Теперь он издавал тихое сопение, как человек, который вот-вот проснется.
– И значит, – чуть тише прибавил Магистр, но это его «значит» услышали гораздо лучше, чем каждое предыдущее слово. – Алая Печать, Печать Защитника Одонара – теперь твоя. И ты – напророченный защитник Одонара в этой сотне лет. Мы же разберёмся, кто обманул наш взгляд ложными знамениями и ввёл нас в заблуждение. Ибо опасность того, что в тревожный час в артефактории вместо Оплота окажется самозванец была бы…
Он помолчал, чтобы его слова произвели эффект нужной степени грозности. Эффекта не было: трибуны молчали, только Дремлющий перестал сопеть совсем. Кристо ухмыльнулся себе под нос: Алый что, пытается воззвать вроде как… к совести Макса Ковальски? Ага, сейчас.
– …ужасные последствия! – вновь красивая пауза и вновь никакого результата. Мрачный Гиацинт поднимался с земли, погромыхивая доспехами; хмурый Макс уставился на трибуну, так и держа в руке ненавистное оружие. – И раз ты отказался быть ладонью рока – взяв правый меч! – то нам, которые хранят Целестию – придется самостоятельно казнить того, кто пытался занять место предначертанного…
Макс только застонал, услышав проклятое слово. Кристо с удовольствием пронаблюдал, как перекосилось лицо Ковальски.
– Раньше они как-то иначе говорили, – заметил он тихонько.
– Наверное, у них еще и третья позиция есть, – предположила Мелита…
Дара не принимала участия в разговоре, сидела с белым лицом и только шевелила губами, повторяя одно и то же: «Не смей, не смей, не смей…»
Ковальски просто прикрыл глаза, когда Алый Магистр помянул Майру и ее «ложные пророчества». Понимание оказалось прямым и холодным – будто второй удар клинком в еще саднящую грудь. Единства между Магистрами нет. Аметистиат… да, вон он болезненно хмурится… откопал эту Печать, с ней и настоящего защитника Одонара, и мальчишка с Печатью явно не всем удобен. Но они нашли способ развернуть ситуацию в свою пользу: сейчас казнят этого птенца, потом сымитируют нападение на Одонар, потом – ох ты ж, сюрприз, этот ваш Оплот облажался с Печатью, оказывается он не тот, кто нужен, мы продолжим поиски, а как он стал Оплотом, говорите? Расследование, вероятная казнь Дары и остальных, смещение Экстера Мечтателя…
Сейчас им нужно убрать мальчишку – раз моими руками не получилось. Ну, я уже говорил Бестии, что у меня несколько больше вариантов, чем просто выигрыш и проигрыш.
Алый Магистр тем временем продолжал живописать, какие ужасы могли бы произойти – упаси Светлоликие! – если бы на месте Оплота Одонара в нужный момент оказался самозванец. Он воздал должное Максу и его стратегическим качествам, пообещал детальное расследование всем-всем-всем и он порядком увлёкся своим красноречием, вплетая все новые параллели – и с битвой Альтау, и с государственными ошибками – так что не сразу заметил, что Макс Ковальски что-то произнес. Но тут Желтый Магистр пихнул ритора в бок, и все смолкло.
– Это я, – повторил Ковальски, и трибуны ахнули. – Самозванец – я.
Если кто-то после этого и вздохнул с облегчением – так это благородный Гиацинт, который начал мало-помалу с ужасом осознавать – чем ему грозит проигрыш в Правом бою. Дара попыталась вскочить, но ее удержал Кристо. Парень только и мог бормотать себе под нос: «Да не может быть… чтобы он купился на такой трюк?»
И тут со своего места встал Дремлющий.
Зрители, из которых немногие были свидетелями таких пробуждений, замолчали мгновенно. Тишина, глухая и мягкая, сама собой накрыла арену, сомкнулась вокруг Макса Ковальски, который единственный смотрел на Восьмого Магистра без особого почтения и без страха.
Бояться было поздно. Он прекрасно знал, на что идет, когда выговаривал это свое геройское «я буду драться».
– Повтори, – молвил Дремлющий. Вид у старца был гневный и величественный, под стать ситуации, вот только заспанные щелочки-глаза размыкаться никак не хотели и портили общую картину.
Макс повторил, в своем духе.
– Меньше спите, больше слушайте. Самозванец – я.
– Как же ты тогда одолел в Правом Бою?
– А вы поищите в своих рядах, – великодушно предложил Макс, изо всех сил стараясь не посматривать в сторону Синего Магистра. – Мне, знаете ли, помогли со жребием. Пришлось постараться, чтобы мне не досталась сталь, которую этот правый молокосос наверняка разрубил бы деревом. И ещё больше пришлось постараться победить так, чтобы не было ни одного разрубленного меча.
На трибуне стало тяжко дышать. Нэриум Гхалл, Великий Дремлющий, стоял на трибуне так, словно был молод. Пригвоздив взглядом к арене одного иномирца.
– Как ты занял место Оплота?
У Кристо мороз прошел по коже – ну, вот и все. Прощай, работа, свобода, свадьба, здравствуй, Тюрьма Целестии… интересно, ему светит Сердоликовый Блок – ну, чтобы хоть блаженное безумие получить?
Макс засмеялся – и морозные мурашки на коже Кристо побежали быстрее.
– Что я там занял? Место-то было свободно. Мне нужно было выкручиваться. Ваше боевое звено меня чуть не прикончило – ну, я и ляпнул им, мол, я избранный и все такое. А так – просто стечение обстоятельств и эти ваши туманные пророчества, под которые я, как выяснилось, отлично подхожу.
– Откуда юным магам было знать об этом предсказании? – пророкотал голос с трибуны. Дремлющий обладал отменной дикцией. Нотка гнева звенела в каждом звуке.
Ковальски хмыкнул и пожал плечами.
– Мне откуда знать? Провидериум. Библиотека. Всё в открытом доступе. Хотите – спросите юных магов.
Сейчас их не будут спрашивать смысл-то, когда все так торопятся завершить начатое. Потом, а до этого «потом» ребятишки выдумают с десяток правдоподобных версий, и еще пяток им подкинет директор Экстер. Проходили, было дело. Макс изловчился и едва заметно подмигнул Даре – девочка глазела на него со своего места, широко распахнув глаза, и, видно, не совсем понимала, что тут происходит.
Что ж, кажется, абсолютным пониманием того, что есть и того, что будет, тут могут похвалиться двое: он и Дремлющий.
Восьмой Магистр взмахнул рукой. В холодной, застывшей тишине арены Макса швырнуло на колени перед трибуной Магистров. Верный бронежилет сорвала какая-то сила, наручи тоже, а меч он выронил через секунду после этого, сам, понимая, что все равно не пригодится.
Он поднял на Магистра вызывающий, яростный взгляд – и Дремлющий, да и все остальные долго еще помнили этот взгляд человека, который вроде бы стоял на коленях. Из-за этого взгляда Дремлющий замешкался со своим вопросом:
– Есть ли у тебя, что сказать?
Ответ прозвучал, резкий и отрывистый, как выстрел из любимой «беретты», сказанный с почти нескрываемой ненавистью:
– Не смей тянуть!
И тогда Дремлющий поджал губы и взмахнул рукой в последний раз. Невидимая волна пронеслась по воздуху, и, когда она коснулась Ковальски, бывший агент, наемник и гид перестал дышать. Пару секунд, не больше, он оставался еще в прежнем положении, потом свалился набок.
Мертвый.
Что его не стало – это они поняли не сразу. Но секунды текли, а он все не шевелился и не менял выражения лица – оно осталось напряженным и вызывающим, никакого умиротворения там не было и близко. Теплый ветерок Целестии тихо-тихо шевелил отросшие волосы и разносил по песку что-то невесомое, красно-золотое – прядь Лорелеи, то, что осталось от пряди, единственное, что Макс решился взять с собой на арену помимо оружия. И Кристо почувствовал, как с губ сползает неуместная ухмылка, а глаза недоверчиво вылезают на лоб – этот фарс не мог кончиться так, что за бред, Макс…
А потом рядом с ним вскочила Дара, и он отвлекся, чтобы вцепиться в нее и зажать ей рот, а Мелита уже перехватывала руки девушки, самое опасное ее оружие. Артемагиня извивалась в руках у Кристо, в глазах у нее творилось такое, что он чуть не шарахнулся, как увидел, и вдруг к нему самому пришло понимание: доигрались. Они доигрались, и теперь ему придется удерживать девчонку от непоправимой глупости, вроде мести или, того хуже, попытки исправить ситуацию.
Где слова-то взять? Он же не речи произносить учился.
– Ему уже всё равно, ты слышишь? – орал он шепотом, а Дара все рвалась у него из рук, и Мелита уже с трудом удерживала ее кисти. – Ему все равно, это была «Душерубка», ему всё равно, он мертвый!
Мелита испуганно пискнула, когда он осмелился это сказать, но Кристо только зыркнул на нее сквозь космы: сам перепугался этого слова, впервые, а уж сколько трупов навидался до этого!
