Текст книги "Вселенская пьеса (СИ)"

Автор книги: Елена Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

   Дар речи покинул меня. Стерт, ворчливый профессор социологии, которому вечно не нравится итог проделанной работы, оказался тем, кто вошел и вышел из корабля инопланетной цивилизации, готового убить любого пришельца!

   Да, Стерт был прав. Разговор предстоял долгий и важный.

   -Как он выглядит? – спросил я, но Родерик на этот раз не счел нужным разглагольствоваться.

   -Если вы, Антон, согласитесь на мое предложение, все сами увидите.

   -Почему я, Родеррик? Побывав на корабле, вы что-то поняли? Вы разработали какую-то теорию?

   -Нет, Антон, – Родеррик вздохнул тяжело, даже устало. – Я ничего не понял. Мне просто показалось...

   Он замолчал, а я все ждал объяснения.

   -Что? – наконец подбодрил я профессора.

   -Вы похожи, – как-то смущенно закончил Родеррик.

   -Похожи? – выдохнул я. Какой бред несет этот человек! Ну не может такое произносить душевно здоровый профессор.

   -Я больше ничего не могу рассказать вам, Антон. Я и так рассказал слишком много. Если вы согласитесь – узнаете куда больше.

   -Ну, так сделайте мне это предложение целиком, я что-то запамятовал...

   Стерт поджал суховатые губы, поиграл желваками...

   -От лица, видимо, Объединенного Комитета Управления Безопасностью Земли (теперь вот и такой есть) я предлагаю вам контракт. Добровольцу предстоит взойти на инопланетный корабль и стать членом его экипажа, послужить Земле и неплохо заработать. В случае вашей гибели, родственники получат большие деньги. Куда-то я далеко забежал, – прервал сам себя профессор. -Но в целом как-то так.

   -Я должен подписать контракт? – спросил я тихо.

   -Так вы согласны? – встревожено уточнил профессор. Только сейчас я понял, как он нервничает.

   -Нет, сэр, пока я просто задаю вопросы, на которые мне необходимы ответы.

   -Я же уже рассказал вам о риске, – начал недовольно Стерт, но я не дал ему договорить.

   -Профессор, понимаете, в чем дело? Я не могу ответить сразу. Я согласен признать: вы рассказали мне все, что могли, но ведь корабль убил двенадцать человек!

   -Семнадцать, – спокойно поправил меня Родеррик.

   Я бросил на него короткий взгляд, пораженный спокойствием обычного профессора социологии, предположительно хорошего семьянина и добропорядочного гражданина Англии. Я впервые пригляделся к Стерту внимательно, обнаружил на безымянном пальце едва заметный след от кольца.

   -Вы женаты, профессор?– внезапно осмелился я.

   -Был, дважды. Моя вторая жена скончалась четыре года назад, сердце...

   -Простите. Но у меня есть еще вопросы. На борт звездолета еще поднимались люди после вас, так?

   -Да, – нехотя кивнул профессор. – После меня было еще двое смельчаков. Они мертвы.

   -Их нашли и привели вы?

   -Нет, – резко ответил Родеррик. – Они пришли сами, в это время меня вообще не было на базе, я был здесь, в Лондоне, выдавал вам задание на курсовую. В противном случае я бы запретил этим глупцам лезть на борт, они не подходили! Там вообще не было никого подходящего!

   -Как они умерли? Все они?

   Родеррик отвернулся, прикрыл глаза, вслушиваясь в шум машин за пределами ресторанчика.

   -Быстро, Антон, одно мгновение и они были мертвы, а тела их поглощал корабль. Кажется, он использовал их как биологическое топливо.

   Я был не в силах нарушить молчание, Стерт допил второй бокал пива и сказал:

   -Я не отвечу более ни на один ваш вопрос, Доров, потому что это будет опасно и для меня и для вас. Теперь отвечать придется вам.

   -Последний вопрос, – хрипло попросил я. – Вам было страшно, когда вы заходили в него?

   -Очень, – почти шепотом отозвался Родеррик.

   Около минуты я смотрел туда же, куда и профессор – за окно; смотрел на людей и машины, асфальт и дома. Надоело ли мне жить? Нет! Я надеялся, что войду и выйду, как Родеррик Стерт. Может быть, корабль не убивает социологов? Но ведь я в тайне хотел быть психологом!

   -Ваш ответ, Антон? – не глядя на меня, спросил Родеррик.

   -Я согласен, – одним глотком допив пиво, ответил я.

   Я чувствовал себя очень неуверенно, и не имело значения, что рядом со мной стоял как обычно спокойный, слегка ироничный профессор Стерт. Его поддержки было недостаточно. Американские военные – народ неразговорчивый и угрюмый – смотрели на меня неприветливо, все время норовили задеть. Меня предупредили, что я не узнаю, где находится корабль: повышенный уровень секретности, военная тайна и прочие бла-бла-бла... Скорее всего, они боялись, что, увидев корабль, я откажусь в него входить. Тогда со мной что-то надо будет делать.

   Может, кто-то другой и отказался бы сделать последний шаг, но я уже слишком хорошо был знаком с жизнью, чтобы пасовать перед ее выкрутасами. Мои родители погибли в чудовищной автокатастрофе три года назад, когда упавшая набок фура, перевозившая спирт, придавила несколько машин. От какой-то искры произошел взрыв, идущие следом машины стали врезаться в это огненное месиво. Всего в той аварии погибло одиннадцать человек, среди которых была целая семья с двумя детьми.

   Какое горе мне пришлось пережить, какую тяжесть взвалить на плечи! Боль до сих пор не улеглась, внезапная свобода стала невыносимой. Но нужно было устраиваться, чтобы выжить. За полгода я смог добиться от деканата перенаправления на обучение в Лондон и полного обеспечение моей жизни там. Мне грозило стать человеком, может и не очень богатым, но имеющим знания и работу. И вот я принимаю решение променять все эти перспективы разом на смертельно опасное дело, а уж если я принимаю решение, то никогда не отступаю назад. Это моя привычка. И, кроме того, я же русский человек! Как я могу отступиться, вдруг будет шанс прославиться?!

   Вам смешно? Ну, смейтесь, смейтесь...

   Нас с Родерриком забрал с маленького частного аэродрома, находящегося за городской чертой Лондона, быстрый военный вертолет. Эта машина сразу же насторожила – вертолеты не способны летать на большие расстояния. На месте пилота сидел здоровенный белозубый негр, деловито проверяющий показания приборов. Еще в салоне было двое крепкого вида солдат, сразу попросивших не задавать никаких вопросов. Стоило мне устроиться поудобнее, как Родеррик тут же протянул какую-то таблетку от которой голова отяжелела и глаза сами собой закрылись. Еще какое-то время я противился наваливающейся дреме, вглядываясь в узкий иллюминатор, наблюдая, как плывут под брюхом парки и крыши домов, но все же в моей памяти не осталось практически никаких воспоминаний о нашем пути.

   Я проснулся уже на месте, сидящим в неудобной позе на стуле, и не сразу сообразил, что со мной произошло. Оглядевшись, понял, что нахожусь в большой брезентовой палатке, через щели которой падают на пол яркие дневные солнечные лучи. Было жарко и пахло пылью. Прямо передо мной стоял стол с придавленными кусками известняка картами. Напротив сидел Родеррик и еще какой-то человек в военной форме. Под полог то и дело волнами вливался горячий, сухой, пахнущий железом и соляркой воздух.

   Заметив, что я проснулся, присутствующие тут же прекратили разговор, и оба с интересом уставились на меня, чем вогнали в краску. Я казался себе обвисшей на стуле куклой, на которую смотрят, ожидая, когда она оживет и исполнит свою роль.

   Передернув плечами, я подтянулся на стуле, чувствуя в конечностях неприятную слабость, поглядел исподлобья на военного. На его форме не было никаких знаков отличия, подтянутый, коротко стриженый мужик лет сорока с невыразительным, каким-то раздраженным лицом. Все тело затекло, потому я позволил себе встать и пройтись по палатке, разминая бездействовавшие как минимум часа четыре мышцы. Двигаться было немного больно, неуклюже прошагав до выхода из палатки, я вернулся и сел на стул.

   -Не передумал? – внезапно спросил меня человек в форме и по выговору я сразу понял – американец.

   -Пока нет, – с вызовом ответил я.

   -Еще есть шанс отказаться, – сказал серьезно Родеррик. – Последний шанс без угрозы здоровью и жизни. Ничего не изменится, Антон, не бойся, тебя не выгонят из Университета.

   -Я уже сказал, что готов войти в корабль, независимо от причины, по которой это вам необходимо.

   -Ты не объяснил ему? – поморщился американец.

   -А он не спрашивал, Патрик, – спокойно парировал Родеррик. – Полагаю, для него причина не столь важна. Дети, что с них взять? Он завалил меня маловажными вопросами, а главного не задал. Ты хоть понимаешь, на что подписываешься, Антон? Что будет, если корабль тебя выберет, как мы планируем? Ты понимаешь, кем ты станешь?

   Я пожал плечами. И вправду, я не подумал о последствиях. Ведь если я выживу, то стану... некой важной персоной... от которой никогда уже не отстанут военные. Ведь меня же нельзя будет заменить!

   -Мы хотим укротить этот кораблик, – отвечая моим мыслям, заговорил Патрик. – И не ради забавы, как ты понимаешь. Ради прогресса и могущества Земли. Нам жизненно необходимо уже выбраться в космос, иначе кто-нибудь рано или поздно нагрянет к нам сам. Пока нам удавалось... отделываться от незваных гостей, но так бесконечно продолжаться не может. Во всех исследовательских центрах мира идут разработки методов вскрытия пространства, для достижения сверх световых скоростей. Результатов, которыми можно было бы гордиться, нет. А это значит, что найденный корабль – наш единственный шанс. Родеррик многое рассказал тебе, я полагаю, эта посудина – великое открытие для человечества. Мы пытаемся набрать для него команду, которая обучится управлять кораблем.

   Я молчал. Все было кристально ясно. Если мы сами не можем создать скоростной двигатель, почему бы нам не воспользоваться чужими трудами, которые свалились на нас как снег на голову? Но речь идет обо мне. Я стану каким-нибудь помощником, обучусь ремеслу и с первой же экспедицией отправлюсь в космос. Черт, я ведь боюсь! А потом, мы вернемся... если вернемся, и будут бесконечные проверки, будет контроль и меня снова запустят в космос, даже если я буду против.

   -Что будет, если после первого полета я захочу выйти из игры? – спросил я, растеряно глядя на Родеррика.

   -Не знаю, – отозвался Патрик. – Думаю, уже ничего особенного. Подпишешь кучу документов, естественно, тебе запретят выезд, скорее всего возврата в Россию уже не будет. Но с другой стороны, если полет будет успешным, об этом на весь мир раструбят СМИ.

   -То есть в принципе... – начал я, но Родеррик меня прервал.

   -В принципе с тебя не слезут, но если признают непригодным или ты упрешься, конечно, тебя не пошлют обратно. Ты же там натворишь чего-нибудь, всех угробишь. Это же тебе не на пикник выехать!

   -Послушайте! – я резко встал, нервно сжав кулаки. – Я же ничего не умею. Кем я там буду, какой от меня прок вообще? Даже в технике... нашей, земной, я разбираюсь с натяжкой.

   -Если корабль пустит тебя, ты всему научишься, – спокойно сказал Стерт. – Как научился я.

   Он заговорил внезапно на каком-то непонятном, незнакомом мне даже по отзвукам языке и я удивленно уставился на него, потому что смысл сказанного все равно доходил до моего сознания.

   -Я пришел на корабль, – говорил профессор, – и понял, что он не только разумен, но еще и живой. Как животное, которое напичкали электроникой, чтобы сделать его сильнее и умнее. И это существо говорило со мной, оно коснулось моего мозга и влило в него память о совершенно чужих знаниях и умениях.

   -Как вы это делаете? – с недоверием спросил я.

   Патрик засмеялся, глядя на Родеррика, и похлопал его по плечу:

   Очень похоже на успех, дружище!

   -Я же тебе говорил, – совершенно серьезно кивнул Стерт, снова перейдя на английский: -А вы, Антон, лучше бы спросили, сколько эти остолопы мучили бедного старика и исследовали его после того, как он покинул звездолет. О, с ними мороки куда больше, чем с чужими! Я же уже сказал: корабль, если примет вас, сделает все что нужно сам.

   -Тогда давайте не будем тянуть время, – предложил я, стараясь за решимостью скрыть все свои сомнения.

   -Э, нет, – тут же поднялся Патрик. – Я тебе сейчас кое-что разъясню, парень. Во-первых, мы берем с тебя слово о неразглашении того, что ты увидишь. Нарушение его недопустимо. Пойдешь под суд как политический и никакая Родина за тебя не вступиться...

   -А Россия вообще осведомлена о том, что вы тут творите? – тут же подскочил я.

   -Ты встретишься с уполномоченным правительства своей страны до того, как подпишешь какие-либо бумаги, – усмехнулся военный. – И подписывать, конечно, будешь под приглядом дипломатов, никак не сам и никак не с бухты-барахты. Они, признаться, против твоей кандидатуры, ты должен понимать. Самый обычный студентик, они хотели запихнуть на борт какого-нибудь заслуженного майора, пропитого политикана и настоящего бойца. Но так, как первый выживший – наш человек, именно он обладает правом выбора. И уважаемый мистер Стерт выбрал тебя. Это его выбор, мы не одобряем, но и не осуждаем.

   Теперь о другом. Ты подпишешь документы на случай, если выживешь и на случай, если погибнешь. Если выживешь, ты обязуешься служить Земле столько, сколько потребуется и ровно до того момента, пока тебя не признаю непригодным. Любое твое заявление об отставке, об уходе с корабля, будет рассмотрено высоко стоящими правительственными чинами, и мы оставляем за собой право отказать тебе в уходе, если у нас не будет другого выбора, а ты будешь признан годным и адекватным. До освобождения тебя от должности члена экипажа корабля, все документы и сам ты будешь принадлежать Объединению Правительств Земли, которое уже сформировано...

   Я отстраненно подумал, что под это дело создали, должно быть, множество разных отделов и организаций, управляющих механизмов и секторов. И на все выделили огромные деньги!

   -В случае твоего неповиновения, – продолжал военный, – или угрозы с твоей стороны, русский студент Антон Доров будет немедленно ликвидирован.

   Патрик выдержал долгую трагическую паузу и продолжал:

   -На случай гибели ты подпишешь документы о принятии тобой рисков, а так же о твоем согласии с тем, что мы представим твою смерть как исчезновение – то есть несчастный случай.

   -Бред какой-то, – пробормотал я.

   -Это не бред, это гарантии.

   -Ах, гарантии! – встрепенулся я. – Тогда позвольте мне узнать о гарантиях для меня, как частного лица.

   -Эко ты загнул, парень! – усмехнулся Патрик. Родеррик деликатно отвернулся. – Неужели тебе недостаточного того, что ты будешь иметь честь принять участие в освоении космоса?

   -Не думаю, что это хорошая идея, – фыркнул я. – Если я буду служить на космическом корабле, хочу знать о том, что я с этого получу.

   -Резонно. Тебе выделят хорошее ежемесячное жалование, которое будет дожидаться тебя на Земле в банке или там, куда ты захочешь перенаправить деньги...

   -Сколько? – тут же спросил я.

   -Двадцать пять тысяч, – спокойно ответил военный.

   -Мало за такую серьезную, опасную и важную работу, – насупился я, хотя даже думать о таких суммах мне было... приятно.

   -Родеррик, кого ты привел мне? – хмуро спросил военный. – Я думал, этот мальчишка патриот, а он торгаш!

   -Скорее, он оказался чуть умнее, чем ты подумал, – усмехнулся профессор и достал резную, вишневую трубку. – Думаю, разговор немного затянется, и я с удовольствием покурю.

   -Сколько бы ты хотел получать, парень? – недовольно осведомился военный. Его улыбка говорила мне о многом: Патрик не верил, что я выживу и потому готов был даже поторговаться со мной.

   -Вдвое больше, – без запинки ответил я. – Плюс обязательный отдых после полетов не менее трех месяцев.

   -Так, да? – военный не выдержал и опустил крепкий кулак на стол. – А может нам пообломать тебе пыл?

   Я не счел нужным отвечать на провокацию военного.

   -На счет отдыха даже не сомневайся, Антон, – заговорил Стерт, раскуривая трубку, – после каждого полета будет долгий карантин. Мы же не хотим занести на планету какую-нибудь инопланетную дрянь.

   -Ну а с ценой, – прервал профессора Патрик, немного скривив губы, – ты примерно угадал. Жалование свое ты получишь... если выживешь.

   -Договорились, – вздохнул я, – давайте сюда моего ответственного соотечественника. Буду говорить с ним. Думается, мне предстоит выслушать много обвинений и пренебрежительных слов.

   -Надеюсь, тебя это не смутит, – сощурился Родеррик и выпустил в сторону облачко прозрачного дыма. – Потому что мне ты уже сказал "да".

   Я стоял и разинув рот смотрел на инопланетный корабль. Его черная, матовая поверхность, неровная, изрытая впадинами и выпуклостями, то и дело вспыхивала зеленоватыми искорками далеких, неизвестных мне тогда планет. Казалось, я смотрю в черное ночное небо.

   У корабля была вытянутая форма, чем-то напоминающая миндальный орех со сморщенной фактурой чернослива. По бокам топорщились небольшие наросты, от чего уже в следующее мгновение звездолет показался мне большой птицей со сложенными крыльями. Только головы у этой птицы не было.

   В более узкой части звездолета зиял черный овальный провал в рост человека – открытый люк. К нему был подогнан белый, авиационный трап. Под днищем корабля стояло множество палаток, к которым через дороги тянулись трубы и забранные в гофрированные кожухи пучки проводов.

   Мир вокруг было жарким и сухим, состоящим из раскаленного бетона, красной пыли, железа и выхлопов уродливых джипов. Холмы, обступившие Южную Базу со всех сторон, казались безжизненными, высохшими морщинами на желтом лице мертвеца.

   Среди асфальта, серых ангаров и бараков, отблеска железа и колючей проволоки, черный, словно сгусток космоса, инопланетный корабль казался неуместным, нереальным, чем-то несуществующим. Ангары, между которыми приземлился звездолет, несли на своих стенах следы пожара, кое-где асфальт был оплавлен, спекшись в капли мутноватого стекла. В одной из стен ангара слева зиял огромный провал с вырванными, отогнутыми в разные стороны железными краями.

   -Это он сделал? – тихо спросил я Родеррика.

   -Нет конечно, – так же тихо отозвался профессор. – Его бомбили, здесь разыгрался настоящий огненный смерч, но кораблю это не повредило. Наше оружие маломощно, чтобы пробить его борт. Потом долго поверхность ковыряли ученые, но так и не удалось взять образец материала. Шкура у нашего бычка что надо.

   Я медленно отделился от группы ученых и военных, сопровождающих нас с Родерриком через пышущую жаром базу, подошел к кораблю, но, дойдя до его тени, остановился.

   -Не бойся, он не станет причинять вред, пока ты не войдешь в него, – ровно сказал за моей спиной профессор. Его голос показался мне хрипловатым и я подумал, что социологу не мешало бы выпить воды.

   -А я и не боюсь, – как-то чересчур зло ответил я. – Я просто смотрю.

   Профессор не отпустил никакой ехидной шутки по поводу моего поведения, хотя в другой ситуации не упустил бы возможности. Но в другой ситуации я бы не дал ему такого шанса.

   -Что я должен сделать? – спросил я, задрав голову и разглядывая неровную поверхность корабля.

   -Просто подняться по лестнице и войти.

   -И все?

   -Все. Остальное – на твое усмотрение. Хочешь, можешь погулять по нему.

   -Вы пойдете со мной, мистер Стерт?

   -Да, конечно же пойду! Я просил военных без меня никого не пускать внутрь, объяснял им, что в этом случае последствия могут быть ужасными, но они меня не послушали. Те, кто вошел туда после меня... пока я был в Лондоне и приглядывался к тебе, могли бы и выжить.

   -Вам что-то сказал корабль? – уточнил я, от чего-то ежась. При сорокоградусной жаре по моему телу прошел странный холодок, волосы на затылке зашевелились, и я невольно посмотрел на звездолет.

   -Да, – помолчав, отозвался Стерт. – Сказал, что я должен быть со всеми, кто войдет внутрь.

   -Значит ли это, что корабль не будет убивать, если вы будете рядом?

   -Не знаю, – честно ответил Родеррик. – А что думаете вы, Антон? Вы что-то почувствовали или это простой страх?

   Страшно ли мне? Страшно, как страшно любому человеку, решившемуся ступить в неисследованное, чужое и неизвестное, да еще к тому же несущее угрозу, пространство

   -Пойдемте, – сказал я, твердо шагнув к лестнице.

   -Я пойду впереди, – предупредил меня профессор, и я пропустил его вперед.

   Я не стал считать количество ступеней, хотя мне и очень этого захотелось. Равнодушно глядя в прямую спину Родеррика, я быстро шел за ним. Сегодня профессор был одет непривычно для моего взгляда: вместо костюма на нем были песочного цвета брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Тоже строго, но все равно непривычно – без галстука и пиджака.

   Сам я был все в том же, прихватил из общежития в Лондоне: в джинсах и черной футболке. Мне было нестерпимо жарко, и я казался себе среди песочного хаки военных черной вороной. Впрочем, стоит ли думать о таких мелочах, как одежда, если через пару минут ты можешь умереть? Какая разница, как ты одет? Смерти все равно.

   Родеррик дошел до люка и на мгновение остановился, давая мне возможность догнать себя. Из-за его плеча я увидел люк и понял, что вижу совсем немного: небольшой тамбур с железными серебристыми стенами, полом и потолком, и темноту хода, уводящего вглубь корабля; какие-то провода, забранные железными скобками под самым потолком.

   -Готов? – сухо, но с придыханием, спросил профессор, не поворачиваясь. Последняя проверка перед... Перед чем?

   -Да, – твердо ответил я и шагнул вслед за Стертом в тамбур.

   Через мгновение мир для меня померк, погасив сознание. Я падал куда-то, и мне казалось, я оступился на последней ступеньке трапа и вот уже сейчас, в любое мгновение последует удар об асфальт.

   Меня трясли, заставляя очнуться, повторяя одно и тоже: "Вставай, вставай!"

   Меня потянули вверх, пытаясь заставить подняться, но я не хотел шевелиться. Казалось, я болел, и из-за высокой температуры у меня нет сил, но что-то тревожит, тормошит, и невозможно сопротивляться.

   С хрипом втянув в легкие воздух, открыл глаза. Через секунду ужасная боль пронзила плечо и всю спину. Сначала я подумал, что потерял сознание и, упав, повредил ключицу, но вдруг увидел на полу кровь.

   Надо мной склонился Родеррик Стерт. Бледный как смерть, испуганный и даже жалкий. Профессор всматривался мне в лицо широко раскрытыми от ужаса глазами, руки его шарили по моей груди, пальцы были холодными и дрожали.

   -Я думал, – шептал он, – корабль убил тебя.

   -Корабль? – спросил я. – Где мы?

   Я огляделся. Коридор с железными гладкими стенами, из-за спины бьет солнечный свет, ослепляющий и жесткий.

   -Ты ничего не помнишь? – с испугом спросил Родеррик. -Ты ранен? Что болит? Что сказал тебе корабль?

   Я отстранился от профессора, оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

   Здравствуй, КАПИТАН, -прошелестело в голове, и на меня обвалился жгучий водопад информации. Плечо вспыхнуло болью, существо, поселенное отныне в моем теле, преобразовывало все то, что передавал мне корабль в нервные импульсы, доступные человеческому мозгу. Боль взметнулась вверх подобно столбу пламени, в который плеснули бензина. Закричав от боли, я отдернул руку, упал на колени, хватаясь за голову, потом на бок, сжимаясь в комок.

   Медленно, боль отпустила. Родеррик сидел рядом, положив мою голову себе на колени, и что-то тихо шептал. Я не понимал.

   Не знаю, сколько мы просидели там на полу. Потом Родеррик помог мне подняться, поддерживая, вывел из корабля и почти на руках стащил вниз по лестнице, дважды не дав упасть. Здесь уже стояла амбулаторная машина и реанимация, суетились люди в белых халатах, которые вырвали меня из рук Стерта, уложили на каталку и отвезли в подземный бункер, расположенный под одним из холмов. Мне постоянно было холодно, я чувствовал себя совершенно потерянным. Любые ранения плохо сказываются на человеческом мироощущении, вот и я, пожалуй, был благодарен Родеррику, что он постоянно старался быть рядом.

   Это была неделя ада, на которую профессор мне весьма явственно намекнул незадолго до подписания документов. Пожалуй, если бы пришлось снова выбирать, зная, что меня ждет целая неделя лабораторных исследований, тестирований и испытаний, не уверен, что я бы согласился, но назад дороги уже не было. Ощущение, что я марионетка, прошло, теперь я чувствовал себя словно подопытная крыса.

   К тому же каждую ночь мне снились яркие и незнакомые сны. Они рассказывали о других планетах, они учили меня новым языками. Я бродил во сне по кораблю, хотя толком ни разу не был в нем. Тихие голоса растолковывали принципы управления, объясняли, что и где находится. Незнакомые слова обретали смысл, я плыл по Вселенной в черном океане космоса, и я был кораблем. Я был вместе с ним.

   Просыпаясь, я необычайно четко помнил, что видел во сне, запоминал то, что показывал мне инопланетный корабль. Каждый раз, пробуждаясь, я слышал тихий и немного тоскливый голос:

   Я готов и жду твоих указаний, капитан.

   Сразу после произошедшего, еще не придя в себя, я стал невольным свидетелем разговора, прозвучавшего в коридоре на повышенных тонах. Кто-то орал на Родеррика Стерта, а тот отвечал на все нападки одно и тоже:

   -Думайте, что хотите, но корабль выбрал капитаном его. Мне больше нечего сказать. Я не прогадал.

   Профессора не смущали доводы о моем гражданстве, возрасте, безалаберности, безответственности, классовой непригодности.

   " Корабль выбрал, и это все, – смеялся социолог и добавлял: – Учтите, этот мальчишка еще начнет диктовать вам свои условия. И вы никуда не денетесь, Объединенное Правительство великой и могучей Земли".

   Ученым больше всего приглянулся для опытов ТУС – телепатическое устройство связи – которое корабль вживил в мое плечо, прикрепил его к мышце и присоединил к позвоночнику нервными окончаниями. Никаких видимых ран или шрамов на моей коже от этой операции не осталось, но организм не хотел принимать чужеродные ткани. Кроме того, ТУС не сидел на месте, когда он работал, его тело (тончайшие нити) разбухало и опадало, причиняя мне боль. Ученые пытались взять образцы ТУСа, но корабль запротестовал. Он сказал, что если нарушить целостность передатчика или хотя бы одну из его клеточных связей, устройство будет испорчено и он, корабль, будет вынужден принять против подобных действий соответствующие меры.

   Что за меры звездолет хотел применить к людям, мы так и не узнали. Ученые не стали рисковать, просвечивали меня, делали снимки, созывали консилиумы и снова делали снимки.

   Звездолет не позволял фотографировать себя изнутри, Родеррик мог пронести видеокамеру на корабль, мог даже снимать, но, выходя, он выносил с собой чистую пленку. Ни профессор, ни я не смогли рассказать ученым, какие приборы находятся внутри корабля. Я знал, где они расположены, знал принцип их действия, но странным образом не мог выразить свои мысли и знания словами. Родеррик же просто-напросто не знал, где они находятся – механика корабля не входила в сферу его знаний. Мы могли лишь примерно описать корабль и его внутреннюю конструкцию. Две палубы – верхняя и нижняя. На верхней находятся каюты для экипажа, медицинский блок, в котором разобраться мы даже не пытались, капитанская рубка – большое помещение в носовой части прямо под обшивкой с четырьмя креслами для двух пилотов, капитана и навигатора. На нижней палубе находились орудийные отсеки и механические блоки, где располагались двигатели корабля. Корабль был биологическим и двигатели его работали на биологическом топливе. Единственное, что я смог сказать ученым – корабль похож на живое существо, а его двигатели походили на кишечник, в котором жили разлагающие вещества микроорганизмы, способные так же спокойно утилизировать как воду, так и человеческое тело. Все подступы к двигателям были увиты сплетениями проводов и всячески изогнутыми трубопроводами разного диаметра. Материалы, из которых состояло все на корабле, не подлежали классификации. Звездолет был для нас полной загадкой, оставалось лишь попытаться извлечь из нее выгоду.

   Каждое утро я просыпался с новой информацией, усталый, словно не спал вовсе, с пульсирующей болью в висках и огнем в плече. Обо всем я говорил врачам, пытался помочь им, как мог, но мы так и не выяснили ничего толкового. ТУС уже через неделю врос в мое тело, переплелся с мышцами, цепляясь за них микро-крючками.

   Природу моих снов и умений при желании читать чужие мысли, о которых я узнал почти сразу, случайно заглянув в голову к одному из медиков, врачи объяснять не взялись, сославшись на ТУСа, охарактеризовав его как часть инопланетного корабля, работающую на посылание и прием сигналов.

   По истечении месяца меня оставили в покое. Было ясно, что ТУС в плече не убьет меня, что корабль признал меня капитаном и ждет дальнейших указаний. Как-то вечером я сидел на теплом, нагретом солнцем асфальте около корабля и курил. Тихо гудела в голове боль, вполне сносно – легкая тяжесть. Солнце уже скрылось за холмами, по небу, расчертив сероватый купол, пролетел самолет. След от его двигателей выгнулся дугой, поймал розовый отсвет, стекший по его краю к горизонту. Я смотрел на закат, пытаясь отдохнуть от странных событий и бесконечного потока информации, от косых взглядов и постоянного надзора. Я утратил свободу на Земле и, вздумай сейчас пойти пройтись в пустыню, окружившую базу, за мной бы немедленно бросилось двое военных, а через несколько минут группа охраны на паре джипов догнала бы меня, усадила на переднее сидение и возвратила обратно. Еще бы и выговор сделали за халатность.

   -Ты вот говоришь мне, что готов, – сказал я, обращаясь к кораблю, – но я ведь даже не знаю, откуда ты взялся и зачем ищешь поддержки на Земле. Не знаю, что ждет людей там, в далеком космосе...

   Свобода,– прошелестел у меня в голове голос корабля, будя головную боль, которая тут же усилилась.

   Я удивленно посмотрел на корабль. Никогда еще он не отвечал на мои вопросы, заданные вслух.

   -Сколько человек должно быть в твоем экипаже? – швырнув в сторону сигарету и встав, спросил я.

   Восемнадцать, включая капитана для экспедиционного корабля.

   Боль закружила хоровод пятен перед глазами. Я сел.

   -Почему мне так плохо, когда ты говоришь со мной?

   Не знаю.

   Несколько минут я сидел молча, положив голову на подтянутые к груди колени, потом боль немного ослабла и я снова спросил:

   -Кто должен входить в экипаж?

   Капитан, навигатор, два пилота, три врача, шесть членов абордажной команды, четыре механика, специалист по контактам.

   И снова я сидел молча, пережидая, когда затихнет голос корабля, переросший в уничтожающий разум грохот. Когда боль немного утихла, корабль вновь заговорил в моей голове: