Текст книги "Вселенская пьеса (СИ)"

Автор книги: Елена Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

   -Значит, на планете кто-то живет?

   -Разве это жизнь? – с насмешкой спросил "толстяк". – Их цивилизация закончилась слишком давно, но по многим меркам они бессмертны. Они походят на гигантских истуканов, их осталось всего трое. Если вас в цивилизации всего трое и вы безвылазно живете на своей планете уже не одно тысячелетие, не зная прогресса, не нуждаясь в пищи или движении, разум, каким бы он ни был совершенным ранее, угасает. Да, они о мирах знают лишь по рассказам нашего паломника!

   -То есть, – уточнил я, – только то, что он хочет им рассказать?

   -Он стараемся рассказывать им все, что знает сам, – возразил лерниец.

   -И, тем не менее, вы формируете их понимание, потому что у них не с чем сравнить, – вздохнул я.

   -Поговорите с ними сами, – лерниец на мои слова не обиделся, – если удастся найти достаточно времени. Дело в том, что их жизнь не белковая, а когда у тебя впереди вечнось, некуда торопиться. Порою от них сложно добиться даже слова.

   -Монолог, это не всегда плохо, – я пожал плечами. – Разберемся. Это интересно – поговорить с теми, кто живет не одно тысячелетие. Как они выглядят?

   -Сами увидите. По левому борту начинаются холмы, туда лучше не суйтесь ни при каких обстоятельствах, не выживете. А вот на равнине дальше есть Разлом. Вы найдете местных там...

   Я снова прильнул к иллюминатору, но зрение оказалось слишком слабым – я ничего не видел. Что ж, осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

   -Сделайте запрос на мой корабль, боюсь, как бы по челноку не пальнули от неожиданности.

   -Уже, Антон, мы же все понимаем, – "усмехнулся толстяк". -Все уже оповещены и ждут с нетерпением!

   Мы сели в небольшом отдалении от крейсера. Я уже несколько минут топтался у шлюза, пригибая в низком проходе голову, и, как только челнок заглушил двигатели, распахнул люк и выпрыгнул в снег, не дожидаясь, когда выдвинется трап. Пролетев четыре метра, я ухнул.

   Я уже видел его в отдалении, и не смог сдержать ребяческого порыва: не дожидаясь, когда опустят лестницу, спрыгнул в снег метров с четырех. Сугроб оказался не так уж и мягок, я слегка ушибся о его ставшую неприветливо-жесткой поверхность, выкарабкался и, проваливаясь почти по пояс, где на четвереньках, где распрямляясь, бросился к своему кораблю, из которого на встречу мне уже бежали друзья. Это было восхитительно – словно я вернулся домой. Я думать забыл о лернийцах, попав в крепкие руки Змея. Дядька обхватил меня и поднял, кто-то еще подскочил с боку и мы упали в снег, потому что устоять были не в силах. Денис схватил меня за ноги и выдернул из-под Стаса, но лишь для того, чтобы начать трепать меня по голове, сплошь усыпанной снегом. Этот снег, он был везде: в брюках, в ботинках, он таял за шиворотом и стекал холодными струйками по спине, но никто этого не замечал. Все обезумели. Меня окружили и повели к кораблю, и я чувствовал нетерпение огромной черной птицы. С болью я отметил бугристые мутно-серые шрамы на его некогда ровной и непроницаемо-черной поверхности – следы столкновения со снарядами Ванессы Вени.

   Мари и Лора прижимались ко мне, словно были моими возлюбленными, целовали в шею и щеки, не в силах сдержаться от слез; мужчины, хоть и старались вести себя сдержаннее, но не упускали возможности похлопать меня по плечам и спине.

   Уже подойдя к Ворону, я замер: на трапе, у самого люка сидел и задумчиво курил... Рик Ирин. Рядом с ним неподвижно застыл лерниец с бледным, каким-то сероватым лицом. У него не хватало одной руки, и это увечье делало лорнийца уродливо-кособоким.

   Как же изменился мой пилот! Когда я посмотрел на него, Рик тут же ответил мне долгим и тяжелым взглядом. Я видел перед собой человека, который повидал за считанные десятки дней куда больше, чем я; который понял гораздо больше, чем я; который не просто выжил, но смог сделать выбор. Я никогда особенно не выделял его, и не считал очень уж умным. Что и говорить, я считал самым умным Родеррика Стерта, ну и Стас всегда в моих глазах был необычайно разумным моим родственником. А теперь я понял, что ошибался, смотря поверхностно. Я судил человека за то, что он был скромен и молчалив, я считал его ограниченным, потому что он никогда не лез не в свое дело.

   -Я очень рад, – сказал я громко. – Видеть вас для меня настоящее счастье!

   -Он стал таким странным, – шепнула мне на ухо Мари жалобно, оттаскивая в сторону, когда все немного остыли. – Он мне так нравился, тихоня. А теперь ему все равно. Прости, что все это тебе говорю, ты только вернулся и тебе, наверное, совсем не до этого...

   Когда мы узнали о его смерти, – подумал я, глядя в полные безысходности глаза девушки, – всем нам было не до плача, потому что нас всех могла постигнуть подобная участь. А потом? Знал ли я об их связи? Хотел ли я о ней знать? А ведь капитан должен знать все. Обо всех. Это залог успеха. Я должен быть им отцом и священником, лучшим другом и личным психологом. Справлялся ли я со своими обязанностями? Нет.

   -Я поговорю с ним, Мари.

   -Он хочет улететь с этим лернийцем, я боюсь, они улетят сейчас! – сказала Мари с плохо скрываемым отчаянием. – Нет шансов, я говорила с ним.

   -Послушай, девочка, ты любишь его? – спросил я с нажимом.

   -Да, – растерялась она.

   -И даже таким?

   -Мы с этим справимся, я понимаю, ему пришлось тяжело. Даже представить не могу, что он пережил!

   -Мари, детка, он принадлежит всем нам, – меня снова окружили ребята. – Кеп, что случилось на Парлаке?

   Расталкивая всех, вернулся Змей, провожавший паломника до корабля Лерна и организовавший переправку Грога на борт. Оттеснив Рика в сторону, он цепко взял меня под локоть.

   -А ну-ка, Мари, капитана в медотсек, наверняка опять ранен, а ну все вон пошли!

   Но Змея никто не слушал, каждый хотел подержаться за меня, удостовериться, что я жив и на самом деле вернулся к ним. Это было так приятно, но немного назойливо. Змей понял, что ничего не измениться, пока все не удовлетворят свое любопытство, и воспользовался последним своим тайным оружием.

   -Да дайте же вы оказать Дорову медицинская помощь! – грозно рявкнул он, но в следующую секунду его с хохотом повалили в снег вместе со мной. Господи, это было сумасшествием! Мы радовались как дети и сами не понимали чему. И только я знал: если Земля погибнет, каждый из нас будет для другого той опорой, которая поможет выжить. И чем больше этих опор, тем проще будет пережить беду.

   Девушки перестали пускать слезы и старательно прикладывали к раскрасневшимся носам снег, ребята все наседали с расспросами, каждый хотел в точности знать, что же произошло после того, как я вместе с купалианкой отбыл на Парлак. И только Рик Ирин, хмыкнув, медленно поднялся, послал окурок в глубокий снег, и, ссутулившись, медленно ушел вглубь корабля.

   Глава 24. Неизбежные встречи

   -Надо улетать отсюда, капитан.

   -Надо, но корабль попросту не может взлететь, – я пожал плечами, подтверждая свое временное бессилие.

   -Но как же Земля?

   -Я почему-то уверен, что успею и на Землю.

   Мы с Риком сидели на трапе, кутаясь в куртки, и курили. Я давно ПРОСТО так не сидел, не курил рядом с кем-то, кого хорошо знал. Страсти поулеглись, каждый перестал тащить меня в своем собственном направлении, Змей смирился с тем, что я отказался идти в медотсек, Алека Грога, погруженного в медицинский сон, перенесли на Ворона. Лишь спустя несколько часов нам удалось остаться с Риком один на один.

   -Уверенность трактуется словами лернийцев? – уточнил Рик.

   -Нет, хотя...

   Я замялся и не стал продолжать.

   -Я чуть не сошел с ума! – вдруг сказал мне пилот и посмотрел совершенно незнакомыми, дикими глазами.

   -Ты сошел с ума, – сказал я мягко.

   -Да, – Рик поник. – Ты прав, капитан. Это даже не страх – самая настоящая пустота. Ощущение, что все закончилось. Мозг пытается придумать какие-то разумные объяснения, предлагает разные версии. Черт, извини, что утомляю!

   -Говори, говори, – подбодрил я пилота, понимая, что ему нужно выговориться, чтобы самому себя понять.

   -Я благодарен Барху – паломнику с Лерна. Мне повезло, что его расчеты оказались точны, и он не пренебрег мизерным шансом моего появления здесь, не поленился выйти в ночь, когда вокруг начиналась буря. Это он спас меня, но сначала мне показалось: я умер, и это чистилище. Или ад. Летный комбинезон с терморегуляцией – штука хорошая, но когда температура воздуха ниже двадцати, отмерзают уши и пальцы. Это ли не ад?

   Он замолчал, но я не стал встревать, понимая, что пилоту нужно собраться с мыслями. Сейчас он тщательно выбирает слова, пытаясь сказать именно то, что у него в голове. Он боится быть непонятым, решая, что из собственных размышлений и порывов стоит утаить, сглаживая нечто нелицеприятное.

   -А ты такой же, – внезапно сказал Ирин, уставившись на меня. Нас разделял только уголек сигареты, поднесенный к лицу, чтобы затянуться.

   -Что?

   -Ну, ты такой же, – пилот сморгнул, отвел сигарету – порывом ветра ему бросило тонкую струйку дыма в глаза. – Каким и должен быть капитан. Умеешь молчать, наверняка умеешь говорить, понимаешь, как нужно слушать. Когда нужно ждать без равнодушия, а когда лучше форсировать события.

   -Рик, к чему все это? – осторожно спросил я, стараясь не быть резким. Сейчас я не понимал Ирина.

   -Так, не важно, – пилот махнул рукой.

   Чужой, – подумал я тоскливо. – Отстраненный, замкнутый на бедах, которые пришлось перенести. Когда вернемся на Землю, придется его списать. И всех нас. О, боже, о чем я сейчас думаю? Если вернемся, если Рик полетит, если Земля не пострадает.

   -Ты знал, что холод приносит боль? – внезапно спросил пилот. – Настоящую, острую боль, словно от раны?

   Я молча покачал головой.

   -Брат всегда советовал прижимать к синякам замороженный помидор, – сказал он мечтательно. -У меня мать была хозяйственная очень, ничего не пропадало. Замораживала помидоры и отправляла их в готовку, когда они начинали портиться. У нас в морозилке всегда можно было найти помидор. Брат говорил, холод помогает от боли... Я никудышный рассказчик, да, Антон?

   -Я понимаю все, что ты вкладываешь в свои слова, – возразил я.

   -Ты такой же, – снова повторил Рик. – Удивительно, что некоторые вещи неизменны. Их не трогает ни время, ни пространство, ни события...

   -Можно? – на трап вышел Стас, не церемонясь, переступил через наши ноги, и сел ступенью ниже. – Уработался, решил свежим морозцем подышать...

   Я с досадой подумал о том, что Стас пришел до ужаса не вовремя. Сейчас, в присутствии врача, Рик замкнется, и не скажет больше ни слова.

   Я ошибся.

   -О, док, как мое здоровье? – оживился пилот.

   -Все нормально, некоторые генетические несуразицы, никак не пойму, может быть, аппаратура барахлит. Но никаких деструктивных процессов, знаешь ли. Что, делишься впечатлениями?

   -Ага, он имеет право знать, – согласился Ирин. Выходит, о своих злоключениях пилот уже рассказал врачу. Быть может, и остальные знают?

   -Змей – настырный, – ловя мой удивленный взгляд, отозвался Ирин. – Такой, как нужно. Я ему проболтался.

   -Ты продолжай, продолжай, – Стас зевнул, – не вгоняй Дорова в скуку.

   Я затушил окурок, не став задавать ненужных вопросов. С Риком и вправду многое было не так, возможно, это последствия тяжелой психологической травмы.

   -Знаете, я когда тут очутился, – собравшись, сказал пилот, – понял вдруг, что не хочу вот так. Не хочу замерзнуть. Еще мгновение назад я был в теплом коридоре Ворона, посреди аварии, а потом оказался сразу здесь. Волей неволей подумаешь, что умер. Но при этом жив, потому что вокруг все настоящее: и холод и боль, и особенно острое одиночество.

   -Он пометался немного, – скучным голосом пояснил Змей, заметив, что Рик потерял смысл рассказа, – но потом взял себя в руки. Начиналась пурга, и нужно было что-то решать.

   -Я хотел вырыть в снегу яму, – подсказки Стаса хватило, чтобы Рик заговорил снова, – все исткал место, где снег помягче. Ведь рыть предстояло голыми руками, а я уже и пальцев не чувствовал. Боялся, что они совсем замерзли и обломаются, когда я начну копать. Смешно.

   Но нам со Стасом было не смешно, я заметил, как изучающее врач наблюдает за своим неожиданным пациентом.

   -А потом этот звук, я даже не поверил. Уже невозможно было во что-то верить!..

   -Рик услышал сигнал тревоги с Ворона, – Стас не прерывал, а поддерживал пилота, помогая ему продолжать говорить. Хороший психологический прием, очень удачный в данной ситуации.

   -Никогда так не бегал, – хохотнул Рик, но смешок вышел горьким. – Проваливаясь в снег, поднимаясь, пока не увидел... тебя и женщину рядом. О, боже, это было лишь короткое мгновение, вернувшее мне надежду и тут же отнявшее ее. Черт, какой же я плохой рассказчик! У меня в голове столько всего, но я говорю как-то не так. Ты понимаешь, что все не так, Антон?

   -Разве я сказал что-то, Рик, разве рассудил или усомнился? – удивился я.

   -Вижу, вижу все в глазах. Знаю, – пилот вздохнул, заулыбался немного дико. Подобные перепады настроения свойственны душевно больным, но я все же надеялся, что это помешательство временное, что всему виной скачок в пространстве, несущий с собой потрясение, и никаких необратимых изменений нет. Пройдет время, и эмоции притухнут...

   -У тебя просто нет всех неизвестных, – Рик снова перескочил с одного на другое. – Да, ты все принимаешь не так. Вы исчезли, но благодаря вам я выбежал к Разлому, благодаря вам оказался там, где ждал меня лерниец Барх. О, он считал, что вероятность появления на Эгиде землянина ничтожна, но не пренебрег ею. Успокоил меня и отвел в свое жилище. Они знают толк в жизни, эти лернийцы. Но ты, не умея считать, не верь им. Каждая ведьмы скажет тебе лишь то, что нужно услышать. Они – цыгане Вселенной. У Барха под снегом целые хоромы, у этого паломника есть все. Только еда жуткая: белковые концентраты, совершенно безвкусные и склизкие. Представь себе, у лернийцев нет вкусовых рецепторов, им все равно, что употреблять в пищу, от чего в их запасах лишь самые рациональные и удобно сохраняемые формы белка. Уроды.

   Я предостерегающе глянул на Стаса, давая понять, что теперь его общество лишнее, и дядя, все поняв верно, встал:

   -Пойду-ка, еще немного поработаю, а то до сих пор в медотсеке все вверх дном.

   -Я зайду поблагодарить тебя чуть позже, Змей, как только выдастся минутка, – кивнул я.

   -Было бы за что, смотрите, не простыньте тут – холодает.

   Стас хлопнул меня по плечу и скрылся на корабле.

   -Пора поговорить тет-а-тет? – уточнил Ирин, проводив врача долгим взглядом.

   -Да, Мари кое-что рассказала мне.

   -Ты не понимаешь, – Рик скривился как от зубной боли, нервно потер челюсть. Его пальцы дрожали. -Я видел собственный труп, Доров, Змей показал мне. То, что я живой, еще не значит, что я жив. Мне здесь не место!

   -Не понимаю, в чем проблема, – я покачал головой.

   -Ну же, Доров, пораскинь мозгами! – в отчаянии Рик повысил голос. – От чего все это, откуда?! Мы же сами виноваты, мы придумали все сами! Погоди, молчи. Вспомни, какие книги мы теперь читаем, какие смотрим фильмы? О чем думаем? Ненавижу этих толстых пожирателей гамбургеров и "КокаКолы", пассивных и злобных от своей тупости! Я готов убить их всех. И вот пришел тот счастливый миг: они все могут умереть! Одного нашего промедления достаточно, чтобы ничего не изменить, пусть все идет, как идет. Тогда они все: мой сосед, чья безмозглая собака писает на мой газон; и тот дурак повар в закусочной, который специально кладет мне в яичницу томаты, которые я терпеть не могу; и многие другие, те, кто поцарапал мою машину, кто ткнул меня когда-то локтем в бок, кто совращает детей и убивает женщин – они все будут мертвы. Не этого ли я хочу более всего?!

   "Но тогда, – говорю я себе, – погибнет та девчушка, что всегда мило поет, проходя мимо моего дома. Она, может быть, станет великой певицей, и уж без сомнения чудесной матерью, поющей колыбельные своему чаду. И погибнет старик, которому я всегда помогаю перейти улицу. Этот старик столь умен, что никогда не благодарит меня, словно чувствуя, что я этого не люблю, но всегда приглашает зайти в гости на пирог с черносливом, испеченный его женой! И мой любимый писатель тоже погибнет. И певец. И актер! Так почему же я позволяю себе подобные мысли?! Это они привели нас к краху. Это мысли уничтожают нас.

   -Рик, ты знаешь куда больше, чем я.

   -Да, Антон. Я знаю теперь многое. Я знаю, что каждый из нас может погибнуть сегодня, но все это насмешка. Над нами смеются, понимаешь?! Нас выставляют дураками, но мы такие и есть, если верим в происходящее! Все это – игра. Нами управляли, чтобы позабавиться! Мы умирали, чтобы чьи-то планы превратились в жизнь, чтобы чьи-то выдумки стали реальностью! Боже, мы сами виноваты! Все это придумали люди!

   Мне кажется, я один лишь знаю, что судьба зависит от маленького человека, который сидит на трапе и сжимает в покрасневших пальцах сигарету.

   -Немного поздно, Рик, чтобы что-то делать, – возразил я.

   -А кто сказал, что дело в тебе?! – Рик встал, швырнув в сторону окурок. – Может быть Миссия – это я?

   -Нет, – я покачал головой, глядя на него снизу вверх. – Не ты, не я. Это было бы слишком просто. Мы все создаем судьбу мира, вот и все.

   -Ты можешь быть великим теоретиком, Доров, твой ум может быть гениальным, а язык острым, но когда придет беда, тебе это не поможет!

   -И снова ты говоришь загадками, Рик.

   -Потому что я не могу выбрать! – отчаянно вскрикнул пилот. – Это так трудно: решать за всех. Я не хочу предсказывать и создавать, не хочу знать тех, кто управляет моей судьбой! Я схожу от этого с ума! Потому что стать богом теперь может каждый, поучись немного у лернийцев и поймешь, о чем я.

   -Но кто тебе сказал, что рассчитанные тобой ответы верны? У нас по-прежнему есть великолепное оружие защиты...

   -Какое? – пилот отчаянно взглянул на меня, словно он тонул, а я стоял рядом, сжимая еще не брошенный, но уже занесенный спасательный круг.

   -Мы можем не верить, – я пожал плечами.

   -И разбиться о скалы, перелезть через которые не в силах? – Рик поник, словно я обманул его ожидания и надежды.

   -Все в жизни – фарс, – медленно сказал я. – Ни к чему не стоит относиться серьезно, потому что впереди у нас – смерть. А пока мы живем, можем творить все, что угодно, ведь это все в конечном итоге мелочи.

   -Теперь я не понимаю тебя, капитан! – Рик засмеялся совершенно другим, чистым от бреда смехом, и я впервые в жизни поверил в силу слов. -Я не нуден Мари такой, другой.

   -Любовь, знаешь ли, это искусство принимать человека таким, каков он есть. Если ты изменился, а любовь Мари сильна, это вряд ли что-то изменит.

   -Но мне казалось, куда важнее контролировать действия лернийцев, я собираюсь с ними...

   -Тогда их расчеты окажутся верны, не хочешь ли ты угодить им? Ублажить их самомнение?

   -Они еще ни в чем не ошибались, понимаешь? – неуверенно возразил пилот.

   -Все когда-нибудь должно случиться впервые. То, что они в чем-то уверены, не обязывает тебя это делать. Лернийцы хотят, чтобы я что-то узнал, скажи?

   -Хотят.

   -И что, ты долго говорил с Бархом до этого, Рик?

   -Достаточно.

   -И многое им рассказал о себе и Земле?

   -Да.

   -А теперь расскажи мне то, что необходимо.

   -Не могу. Тогда все будет так, как они рассчитали.

   -Рик, – позвал я.

   -Ну?

   -Ты ведь знаешь, что я очень вредный?

   -Ну? – снова тупо согласился пилот.

   -Послушай меня Рик, я все понял. Я знаю, в чем причина. Все эти сомнения в твоей душе лишь для того, чтобы ты промолчал. Сейчас ты все мне расскажешь и уйдешь просить прощения у Мари, которая так расстроена из-за тебя, осла тупоголового. Запомни раз и навсегда: только счастье отдельного человека делает мир светлее и счастливее. Начни с себя, к черту мир – они присоединится! А с остальным я разберусь...

   -Ворон, вербальное обращение. Ну, здравствуй, старый друг.

   -Здравствуй, капитан.

   -Ворон, ты готов снова потерять меня?

   Я вошел в свою каюту и облегченно уронил тело на кровати. Снова дома! Так далеко от Земли этот корабль заменил мне все.

   -Я буду тебя защищать. Ты должен вживить ТУСа.

   -Хватит! – я приподнялся на локтях, это было уже слишком. – Я сказал уже, что в этом нет необходимости. Я и без того понимаю тебя, а ты по-прежнему можешь говорить со мной. Каков прогресс энергии?

   -Очень медленный набор, капитан. Что-то поглощает вырабатываемую энергию. Запас сорок шесть процентов.

   -Ты забыл, что жизнеобеспечение медотсека поглощает львиную долю твоих сил?

   -Даже с учетом этого я ощущаю сторонний отбор энергии.

   Хорошо так говорить с кораблем. Я никогда не беседовал с ним как с человеком. Он всегда был для меня лишь машиной, умеющей говорить.

   -Мы сможем взлететь, когда энергия превысит семьдесят процентов, – беззаботно проговорил я.

   -Расчетное время восемь часов.

   -В пространстве есть следы звездолетов?

   -Я не пеленгую кораблей около Эгиды.

   -Еще восемь часов, – пробормотал я. – Что-то будет! Знаешь, Рик собирался погибнуть за место меня. Думаю, ему куда полезнее будет сделать с Мари ребеночка.

   -Нельзя входить в подпространственый прыжок после первого месяца беременности женского организма – ребенок погибнет. Нужны соответствующие препараты. На ККЧП подобный набор не предусмотрен.

   -Значит, мы поторопимся, чтобы через месяц она оказалась на Земле.

   -Пилот по-прежнему нестабилен, – возразил Ворон. – Я чувствую в нем сомнения. Он солгал тебе, капитан, я его не узнаю.

   -Нет, не врал он.

   -Я – машина, я должен иметь прямую связь с экипажем через капитана. Но теперь все по-другому! Немедленно вживи ТУСа, капитан, или я сделаю это без твоего желания.

   И как бы ни были страшны для меня эти слова, я не почувствовал в них ни капли угрозы.

   -Ты не сделаешь этого, – спокойно возразил я, – потому, что я – твой капитан.

   -Ты МОЙ капитан, ты принадлежишь мне, но я не живу более в твоем разуме. Потеря контроля недопустима.

   -Допустима, так лучше для нас обоих. Рано или поздно, если я выживу, в моей жизни появятся другие цели, Ворон. Тогда я вовсе перестану быть твоим. Ты найдешь себе другого капитана, и продолжишь летать... сам решишь. Кажется, Земля мне не простит этих слов, ведь ты единственный наш космический корабль, но если захочешь, ты улетишь и один. А я останусь строить жизнь, отдыхать и создавать свою семью.

   -Я понимаю, – сказал Ворон, – и принимаю инстинкт размножения. Но я связан с тобой, Антон Доров.

   -Ничего, – пробормотал я, поднимаясь, – это пройдет. Пойду в медотсек, нужно поговорить со Змеем. Конец вербального общения.

   -Змей, как Грог?

   -Жить будет. У него повреждены нервные окончания и мышечные отклики нестабильны, так что быстрого выздоровления не жду. А при высоких нагрузках ноги ему точно будут отказывать.

   -Лернийцы сказали мне только об отказавших почках, здорово же его приголубили на Парлаке.

   -Карлики все сделали правильно и помощь ему оказали своевременную. Для тебя подробности ничего бы не решили.

   -Стас, он не покончит с собой?

   -Пока не очень ясно, в каком он душевном состоянии. Алек притих, все время молчит, но я ведь не рассказал ему всей правды. Хотя, думается мне, он подозревает...

   -Грог привык быть сильным, – я вздохнул. – А что на счет Макса и Кевина, ребята не вышли меня встретить...

   Змей отвернулся:

   -Парен прикончил обоих механиков, когда они с Грогом пытались уйти следом за тобой и Вени...

   -Мне нужно знать, Стас, что точно произошло на корабле во время моего отсутствия, – попросил я.

   -Обратись к Денису, он лучше расскажет, – врач, наконец, уменьшил громкость музыки. Звуки скрипки стали тише и нежнее.

   -Я наслышан именно о твоих подвигах, купалианин кое-что рассказал.

   -А, ты про антидот? – хмыкнул дядя. – Никаких премудростей, все оказалось очень просто. Экипаж был не в себе, а я почти не выходил из медотсека. У меня здесь, Антон, стерильная атмосфера, знаешь ли. Мощные установки очистки воздуха отсеивают лишнее. Так и вышло, что, возвращаясь сюда, я быстро "трезвел". От этого раскалывалась голова, но я начинал соображать, что делаю что-то не то, и мыслю я как-то неправильно. Провел анализы, обнаружил в своей крови, а далее и в воздухе вещество, в основе которого простейшие феромоны. Но состав конечно сложный. Немного поэкспериментировав, получил, что он легко окисляется обычным озоном, теряя большую часть своих функций. Так уж получилось, что химия общего школьного курса, вещь необычайно полезная.

   -Прибедняешься или на комплемент нарываешься?

   -Есть немного, – не стал отпираться дядя. – Безусловно, это высшая химия, но мне ее сначала преподавали в "Меде", потом Ворон напихал в голову био– и молекулярной химии. Этих "скромных" познаний хватило, чтобы очнуться самому. Потом сообщил на Чистильщик.

   -Из вредности?

   -Это – твое амплуа, Антон. Из научного интереса. Эти купалианцы живут под действием препарата чуть ли не с момент рождения, хотелось узнать, смогут ли они очнуться.

   -И как, эксперимент удался? – полюбопытствовал я.

   -Фифти-фифти, те, кто постарше уже не имели собственной личности и в результате превратились во взрывоопасных фанатиков, колеблющихся от апатии к агрессии. А те, что помоложе, вроде Итара, быстро отошли.

   -Итар – такое знаковое имя, созвучное с Икаром.

   -Какие предрассудки лезут тебе в голову, – дядя почесал за ухом.

   -И все же он прилетел ко мне на разваливающихся "крыльях", – улыбнулся я своей неловкой ассоциативной цепочке.

   -Не занимайся тем же, чем занимаются лернийцы, не подгоняй интерпретации под события. Это невежество, Антон. Все равно, что говорить, будто падение метеорита вызвано тем, что не принесли жертву богу космоса. Слушай, не дури, разреши мне осмотреть твое плечо?

   -Смотри, конечно, мне не жалко.

   Я привычно сел на операционный стол, Стас уменьшил его высоту для собственного удобства и терпеливо дождался, когда я разденусь до пояса.

   -Хорошо двигаешься, поджило?

   -Представь себе, наши методы, Стас, были названы варварскими, – усмехнулся я. – В моей крови циркулируют наноботы. А еще я узнал про регенератор дупликатор, прибор способен буквально на чудеса. Обязательно надо обзавестись таковым.

   -Расскажешь? – Стас взял в руки сканер.

   -Обязательно, но чуть позже. Возьми на анализ мою кровь, это будет полезно для науки, если удастся выделить этих умных малюток. И еще, если не затруднит, обрати внимание на мои глаза: они постоянно болят.

   -О, – Стас от изумления даже сканер на стол поставил. – А куда делись боязнь игл и ребячество?

   -Пора взрослеть, – хмуро отрезал я. Вот не мог дядя отказать себе в удовольствии меня поддеть.

   -Не дуйся, племяш, не дуйся, – Змей всегда вовремя спохватывался. – Я всегда не понимал, почему ты мне не доверяешь, почему замыкаешься, говоришь, будто все нормально. Боялся, что дело во мне, но и с девушками на контакт ты тоже не шел. С ними даже хуже, – врач туго перетянул мне бицепс. – Поработай-ка кулаком, чтобы проступила вена, ляг на спину, руку положи...

   Я, закатив глаза в притворном ужасе, прилег, дождался, когда кожу кольнуло, и уточнил:

   -Так в чем же оказался секрет?

   -Ты даже себе не мог признаться, что не справляешься, – Змей распустил жгут.

   Я раздраженно прицокнул языком:

   -Не люблю все эти самокопания и спасительные беседы, Стас.

   -И, тем не менее, нет-нет, да и занимаешься подобным мазохизмом, в попытке понять самого себя.

   Врач убрал иглу, прыснул на сгиб локтя каким-то спреем, потом принялся разглядывать пластиковую пробирку на свет. Вряд ли увидел что-то дельное.

   -Не без этого, – вынужден был согласиться я.

   Стас открыл приемник, опустил в него образец и запустил с консоли анализ.

   -Что было дальше? – спросил я, когда Стас поманил меня снова сесть и принялся тщательно оглядывать плечо. На мой взгляд, смотреть там было не на что: рана затянулась.

   -Дальше "что"? – задумчиво переспросил врач.

   -Ты сказал, убили механиков, Грог и Парен улетели, что дальше? – я для верности пощелкал перед носом дяди пальцами, возвращая его к действительности.

   -А потом мы покатались на взбесившемся пони, – принявшись изучать изображение на сканере,

   пояснил Стас. – Куда делся из раны регенерон?

   -Выжгли.

   -Надеюсь, под наркозом?

   -Неа.

   Змей приподнял бровь, глядя на меня сочувственно. Вот и кто кого сейчас расспрашивает, а?

   -Думаю, Ворон обиделся на немцев, хотел их прикончить, да потерял сигнал челнока. Сбить его не смог, возможно, ребята все предусмотрели. Денис пытался справиться с крейсером, но управление оказалось заблокировано. Не забудь сделать кораблю ата-та, мы тут все перенервничали, запертые внутри взбесившейся посудины. Потом повезло: Агатон вломился в твою каюту и нашел результат поиска – координаты Эгиды. В это время Ворон бил по Парлаку, после чего получил в бок ответный гостинец. Чудом уцелели.

   -Как удалось убедить корабль, что я там?

   Стас отошел, уселся за свои приборы.

   -Не знаю, мы просто ввели координаты и расчет вектора, крейсер тут же отвернул. Можешь одеваться, я закончил. Спасибо, что не выпендривался, как обычно.

   -Стас, – усмехнулся я. – Теперь больше нет головных болей, и я могу быть просто самим собой. Ты так и не посмотрел мои глаза, не хочу, чтобы впредь тело мне мешало.

   Дядя коротко кивнул, и я понял, что Стас не забыл. Он хотел, чтобы я снова попросил. Проверял, достаточно ли я "повзрослел".

   -Давай, посмотрим, – согласился он.

   -А где твои девчонки-то? – уточнил я, пока врач изучал глазное дно, сетчатку и зрачки.

   -Лора отдыхает, еще не оправилась от своей ошибки, а Мари взялась провести с Риком сеанс психотерапии. Заперлась во второй палате, но кажется, лечение растянулось уже часа на три, – дядя смешливо поиграл бровями. – Ума не приложу, чем они там занимаются.

   -Не думал, что ты так постарел, Стас, – я отодвинулся от негою – Если все так запущено, впору лечить склероз...

   -Ой-ой-ой, – возмутился дядя. – Все я помню, не надо грязи. Тебя еще в проекте не было, когда я девчонок портил! Погоди, сейчас закапаю, это все последствия вспышки. Они еще долго будут тебе аукаться, на Земле придется коррекцию зрения делать.

   Я вздрогнул.

   Земля.

   По небу низко-низко летели белые облака. Они проносились с бешеной скоростью, ветер все крепчал, неся в себе обещание близкой беды. Далеко, на пределе видимости в атмосфере блеснула далекая огненная точка, через секунду накатил приглушенный расстоянием раскат грома.