Текст книги "Бредущая по мирам (СИ)"
Автор книги: Елена Евдокименок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
От его куртки пахнет кожей, и холодом, но его руки теплые, почти обжигающие. Он со мной…
Я смеюсь, откинув назад голову, смеюсь, смеюсь, смеюсь…
Я всегда верю, в ложь и не верю в правду.
– Как ты могла! Мери, как ты могла! – шепчет он, а я не отвечаю.
Алан рванул меня за руку и потащил за собою.
Мы бежим сквозь лес, мы несемся навстречу бледному солнцу, которое пугливо выглядывает из-за деревьев, словно измученный, испуганный ребенок.
Я падаю и спотыкаюсь, но он всегда настороже и поднимает меня.
Наконец когда мои легкие взрываются и грудь, словно прошита иголками, а горло залили свинцом, я вырываю ладонь из его ладони и останавливаюсь.
Я скрещиваю руки на груди, и требовательно смотрю на Алана:
– От чего мы убегаем?
Он оттирает пот со лба, и печально улыбается.
–Ты же видела это,– отвечает он.
Я пожимаю плечами.
– Возможно. Но откуда ты знаешь, что мы можем убежать от этого?
Он злится. На его лбу появляется складка, а глаза сердито прожигают на моем лице дыру:
– А ты убежала откуда?
– От себя убежать невозможно...– отвечаю я,– можно лишь сразиться,– я сжимаю кулаки и подаюсь вперед, как будто неизвестный враг стоит передо мной и ждет расправы,– и победить!
– Пошли,– он вновь тащит меня за собой,– я не собираюсь рисковать нашими жизнями понапрасну!
Нельзя сказать, что я не боюсь, но я понимаю, что все это иллюзии, кроме моего падения. Коктейль из магии и отчаяния...
Через четыре часа, я еле переставляю ноги. Усталость поселилась в глубине груди, в самом сердце, сдавила шею, и даже кровь в венах дышит ею. Я полусплю-полубодрствую, все расплывается в глазах, туман висит в голове.
Я падаю лицом в снег.
Алан плетется впереди.
У меня нет сил, чтобы нагнать его. Я словно желе на солнце, растекаюсь, плавлюсь.
Лечу. В сон.
– Я устала,– десятилетняя девочка жалуется.
Ежик отвечает, отводя мшистые ветки и задиристо улыбается:
– Ты же прошла всего два километра.
– Все равно,– тянет девочка,– пойдем домой!
– Мы же только начали,– и Ежик зовет ее за собою.
Девочка идет вслед за ним, мечтая о доме и игре с соседскими ребятишками.
И тут она замечает рыженький, веселый гриб.
– Лисичка,– радостно взвизгивает она и срывает.
– А я прошляпил,– замечает папа.
Это случается так редко!
Прежние желанья сейчас же забыты, и она отдается поискам с той же страстью, с какой жаждала вернуться назад.
Меня поднимают силой и тащат куда-то. Я чувствую это, ковыляю, повиснув на чьей-то руке, но разлепить веки и передвигаться самостоятельно – слишком трудная задача. Энергии на это попросту нет.
– Па..па и.. то был...мягче ...тебя..из...верг,– бормочу я и мгла скрывает все.
Днем я просыпаюсь.
Косые лучи солнца мерцают на снегу тысячей бликов и словно прокалывают веки ослепляя. Поют птицы в ветвях, точно распахнули тысячи волшебных шкатулок. Деревья надежно защищают нас от всех зол.
Алан сидит на одеяле и дремлет. Он наклонился вперед, и его темно-русые волосы завесили его лицо. Видимо он заснул во время дежурства.
Бедняжка.
Я смотрю на лес, окруживший нас – он словно пасть, полная гнилых и острых зубов. За каждым деревом притаилась опасность, за каждым деревом сторожит нас тень.
И в тоже время лес прекрасен. Каждое дерево отличается изысканностью линий, словно его создал гениальный скульптор, вложив душу, сердце.
То толстые, узловатые стволы, то хрупкие подростки-березки.
Я понимаю, что так мы не выберемся. Какое зло может быть в таком чарующем месте?
Я кладу руки на землю.
Я чувствую жаркую пульсацию силы в душе, и выпускаю ее на волю ударной волной
Бушующий ад.
Вижу, как сминаются деревья, будто ураган ломает их, играя. Как корежатся их высокие стволы, как снег ложится пеплом на поле боя. Не хватает только яростных валькирий с неистовыми воплями реющих над лесом. Как черны их крылья, как страшны острые клинки, которыми они срезают души. Жницы смерти.
Я убиваю.
Потому что нет выхода.
Я…убиваю…
– Ты как?– спросил Алан, наклоняясь ко мне.
Я лежала на снегу, неловко повернув голову. Шея затекла.
– Средне,– пробормотала я, садясь.
– Лес исчез,– сообщил Алан, радостно улыбаясь,– хоть от счастья в экстазе бейся, как в вузе на парах.
– Вы так любили занятия?– подыграла я ему.
– Нет,– невинно сообщил он мне,– мы любили, когда их отменяют. Ладно, Мери, пора в путь.
Я вскочила и, пройдя несколько шагов, обернулась.
Громаднейшая снежная пустыня текла во всех направлениях, и лишь у самого горизонта торчали жалкие, чудом выжившие деревца.
– Боже мой, и это я – сотворила! – руки мои опустились. Идти никуда не …было смысла.
– Мери, ты не могла не сделать этого,– Алан серьезно смотрел на меня.– Только так ты спасла и себя и меня!
– Да, я должна была убить лес, но, Алан – они же все живые! – восклицаю я,– и какое право я имею забирать у них эту жизнь?! Я не хочу быть убийцей!
– Ты думаешь, ты могла позволить этому месту убить нас?
Я отчаянно качаю головой:
Нет, нет, но я чувствую, что эти деревья не причем – они только материал для заклинания.
– Идем, когда мы выйдем с этой земли, ты отдохнешь и вернешь все обратно.
– А если у меня не хватит сил,– слезы подступают все ближе и ближе к глазам,– я столько всего натворила!
– Ты все изменишь, слышишь, и я отдам тебе силы. Все силы, что у меня есть! – Алан крепко сжимает мою руку в своей.
Я киваю.
Что я могу сказать ему?
Я опускаюсь на колени на снег. Сердце земли бьется. Я отдаю ей энергию, и душа моя трепещет от счастья. Я творю это место. Я вижу, как будут взрастать молодые шелестящие листвой, юные, прекрасные деревца, как будут шуметь травы под ветром, как будут цвести дикие яблони колючими снежными цветами, похожими на розовую пену. Я слышу игривый и радостный щебет птиц и шорох крошечных лапок быстрых зверей.
Как эта земля никому никогда не причинит вреда.
– Мери,– восхищенно шепчет Алан.
Я поднимаю голову.
Травы зеленеют все ярче так, что больно смотреть, деревья подымаются все выше и выше прямо сквозь снег.
Даже коричневая почва светиться.
Затем начинают облетать листья. Фейерверк пестрых цветов струится в воздухе.
Мне кажется, что я смотрю фильм в ускоренном просмотре.
Трава желтеет и хрустит под ногами. Лед сковывает ее. Ветер носит печальные вздохи. Клены и липы и березы стыдливо прикрываются инеем.
А затем валят крупные, пушистые хлопья снега.
Он закрывает все.
Я испускаю вопль радости и бросаюсь в объятья Алана.
– Я справилась! Я сделала это! – в восторге кричу я, целуя его.– Я могу творить все! Все! Абсолютно все!
Это и есть творчество – свобода.
Глава двадцать седьмая. Нападение
Глава двадцать седьмая
Нападение
– Проще убрать их обоих,– сказала Ада отцу,– тогда все достанется нам,– и она улыбнулась ему по-детски невинно и счастливо.
Лемпан согласился:
– Да, это правильно. Тем более все равно мальчишка не мой сын.
– Что? – изумилась Ада,– правда?
– Да,– вздохнул Лемпан.– Он вообще не ее сын. Ей нужно было закрепить свои права на трон, и она нашла сиротку-мальчика. А я узнал об этом слишком поздно…
Да, Ада помнила почти дословно цитату из закона: " и должны быть брат и сестра и править всея во след нея Колденией, и лишь тогда воцарствует королева на весь свой срок и негоже устранять ея".
– А что она сама не родила?
– После вас, моя королева, она была бесплодна.
– Хм, тогда убьем его без сомнений,– изрекла Ада.
К вечеру мы подошли к небольшой деревушке.
Маленькие, унылые домики громоздились друг на друга. Все они были выкрашены в серую краску. За деревянной оградами собаки метались, захлебываясь в лае, и старались дотянуться до нас.
Я стиснула зубы.
Они так напоминали мне тех…
Забудь.
– Что с тобой? – рука Алана сдавила мое плечо.
– Тебе не нужно знать,– я опустила голову.
– Если мы вместе...– начал он, сердито сопя.
– Ладно,– сдалась я,– когда я попала сюда, я напоролась на волков. Они чуть не сожрали меня. Ада спасла меня заклинанием.– Я чуть не прибавила: «Ну, как доволен?», но это было бы слишком жестоко.
Он стоял спиной ко мне. Я подергала его за руку.
– Эй, ты что плачешь?– я была очень удивлена, и сочувствие опалило меня.
– Нет, подожди…– хрипло попросил он.
Я отошла от него и легла на снег.
Облака текли надо мною. Голубоватые разливы рек и облака, подобные морям.
Эх, где мои кисточки и краски? Я соскучилась по вас, друзья. Запечатлеть мгновение.
И мне было до дрожи в сердце, до крика, до слез жаль его.
Любить нелегко.
А быть одиноким легче?
Алан присел подле меня.
– Мери, ты знаешь…ты не должна так рисковать собой.– Он смущался и пытался не смотреть на меня, но я все равно притягивала его взгляд
– Тебе хорошо говорить.– Я упала в снег, легла поудобнее и почувствовала себя так, будто мне опять тринадцать и я спорю со своим папой,– у тебя нет такого опасного дара. А я не могу жить иначе! – выкрикнула я, внезапно взъярившись,– и мне не пять лет, чтобы ты командовал мной!
– Ш-ш-ш,– пробормотал он, пытаясь утихомирить меня.
Он обнял меня за плечи. Я скинула его руки и увидела, как в его глазах мелькнула ослепительная вспышка боли.
Как будто его ударила молния и выжгла все. И лишь пустоши, усеянные пеплом, простираются до горизонта.
Иногда я невыносима.
– Прости,– сказала я,– я не хотела обидеть тебя.
Я могла все развалить! Опять…
Почему так хрупка любовь? Почему так тонки ее крылья? Словно легкие бумажные листки или перышки новорожденного птенчика.
Он улыбнулся. Прощающе. Понимающе.
– Мы найдем компромисс. Я не могу представить жизнь без тебя,– прошептал он.
– Я тоже,– вздохнула я, и тут в голове сверкнула мысль.– А что если с тобой ходить по мирам? – робко предложила я.
– Я буду твоим телохранителем,– он рассмеялся.
Его смех был чем-то необыкновенным. Чарующим и ясным. На его щеках выступали ямочки, и взгляд становился шаловливым, как у напроказившего ребенка.
– Ну, пойдем,– я взяла его широкую, теплую ладонь в свою.
– Смотри-ка, – Алан показал на большой дом, чуть впереди, на вывеске которого было написано: «Лоуринская гостиница» и нарисованы крупные цветы водяных лилий. Они сияли в сумеречном, вечернем свете ослепительной белизной. Наверняка магия.
Алан открыл дверь, пропустил меня вперед, и мы прошли прямо к стойке, пробираясь меж пьяными и ужинающими посетителями и задыхаясь в клубах табачного дыма.
– Две комнаты! – Алан выудил серебряную монету из кармана и бросил на стойку, – И ужин в комнату.
Рослый, бородатый трактирщик сказал:
– К сожалению, лишь одна осталась,– и, улыбаясь, предложил,– но мы можем кого-нибудь выгнать. За дополнительную плату – И его глаза корыстно блестели, пока толстые пальцы сгребали деньги.
Как отвратительны подобные люди!
– Нет! – отрезала я, взяв ключ, и потянув Алана за собой. Я не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал из-за нас. Мы поднялись в комнату.
Комната была маленькой и грязной. Сквозь крохотное окошко под самым потолком лился тусклый вечерний свет. Из мебели была узкая кровать, небольшой столик и деревянный расшатанный стул.
– Я буду спать на полу,– сказал Алан, садясь на стул.
Я присела на кровать и кивнула. Он выдвинул ящик стола. Там была бумага и карандаш. Я подошла сзади, взяла карандаш и стала крутить его в пальцах. Странное, неодолимое желание, сжигающее как пламя, овладело мной. Я наклонилась над столом и пряди волос упали на бумагу.
Я начала набрасывать лицо и силуэт девушки. Пусть это была не я, но я была ею, ощущала себя ею. У нее были резкие черты лица, а глаза сверкали сталью. И отголоском сияния за ее спиной трепетали нежные, белоснежные крылья. Я всегда мечтала взлететь. В поднятых над головой руках сложенных вместе пылал огонь. Крылья и свет, небеса и солнце...
Я вспомнила картину прошлого. Я услышала голос недруга: " Да и кому нужны твои картины!" Почему искусство сейчас никому не нужно? Почему? Или почти никому. Хотя те, кто не в силах его понять. Кто их спрашивает? Хотя возможно я не умею... рисовать? Видя гениальность других, знаменитых художников. Смогу ли я когда-нибудь достичь таких высот? Нет, нельзя. Я должна верить в себя, иначе кто поверит в меня. Я добьюсь своего места в искусстве.
– Мне нравится,– искренне улыбнулся он,– здорово! – и хлопнул меня по плечу. На его лице были написаны искренняя радость и восхищение. Я расцветаю, улыбаясь.
Позже мы сидели на кровати, прижавшись друг к другу.
Уже вечерело, а Ферлана все не было.
Лунный свет порхал вокруг, словно крохотные улыбки бабочек. Он растекался лужицами золотистых волос на полу. Он излучал свечение, как горящие вывески моего мира.
– Во сколько он обещал прийти,– спросила я тихим, нервным голосом. Ломким, как стекло.
– В шесть,– ответил Алан. Он смотрел в потолок и казался безразличным. Апатия словно поселилась в нем, а душа куда-то исчезла.
– Слышишь,– я взяла его за щеки, стиснув ладонями нежно, бережно,– слышишь... Ты должен верить мне, как я тебе.
Он кивнул, смотря прямо на меня. Белые блики дрожали в его зрачках, словно слезы.
– Мы всегда выбирались,– стало трудно дышать. Я была в шаге от того, чтобы – нет! – мы выберемся и сейчас! – только какой ценой?
– Да,– согласился он и попытался улыбнуться, только улыбка вышла кривой.
После еще пары часов ожиданья и бесед, я заявила:
– Ты можешь ждать дальше, а я пойду спать!
Он повернулся ко мне и добавил:
– Да уж пора. Спокойной ночи, милая,– сказал он так нежно, ласково, что мое сердце распахнулась навстречу ему, словно ветер сорвал ставни в давно запертом доме. Он поцеловал меня в щеку, точно я была пятилетней девочкой.
Я легла и накрылась одеялом с головой.
Отчего я не рассказала ему?
Я не знала сама.
Словно катком прошлись по моей душе…
Я не хотела…чтобы он знал…я так слаба!
Я сжала губы и уткнулась лицом в подушку. От нее пахло просто отвратительно… Пылью.
Я взяла подушку и отпихнула ее локтем. Машинально.
Алое пламя до неба. Алан падает и на лице его печать смерти.
Я нахожу…
Ложь. Ложь. Ложь.
Все это мельтешило перед глазами. Наслаивалось одно на другое, перетекало в различные картинки, громоздилось без конца, дополнялось различными деталями.
Словно я смотрю фильм со своим участием.
Имя ему – жизнь.
Ложь. Ложь. Ложь.
Я закусила руку зубами в тщетной попытке погасить рвущиеся рыдания.
Кто-то мягко дотронулся до моего плеча.
Я дернулась, словно сквозь меня пропустили ток в 100 000 ампер.
Кто-то убрал полог одеяла с моей головы.
Я знала – кто.
Я подняла глаза. Медленно.
Он смотрел вглубь меня.
Он поднял руку, осторожно, как будто я могу испугаться и нежно погладил меня по щеке.
В полном молчании.
Я села.
– Мери,– тихо и ласково прошептал он. Словно солнца коснулось моей души, словно ветер легко коснулся цветов, словно…
– Ты можешь сказать мне, а можешь не говорить. Как хочешь…– в его голосе была трепещущая мольба, тихая надежда, и едва заметный оттенок горькой обиды, которую он пытался скрыть. Но во всем его облике, в интонациях и словах, в том, как иглы мрака взрывались в его глазах, и как трудно ему было сохранять спокойное лицо. Во всем сквозило обжигающее сочувствие.
– Как хорошо, что ты есть,– сказала я ему, прижавшись щекой к его плечу.
Мне казалось, что мы могли смотреть друг на друга вечность. Бесконечность расплавленная в зрачках.
И стены рухнули, едва наши взгляды переплелись, срослись, соединились, словно небо и вода в облаках, скользящая по его светлой, синеющей глади…
И я начала рассказывать. Взахлеб. Путаясь в словах и запинаясь. Стесняясь и краснея.
И голос мой то взлетал, то падал, как усталая птица, едва взмахивающая крыльями.
И я то задыхалась, то порывалась плакать… но тогда он говорил мне такие слова, которые сковывают людей друг с другом крепче наручников.
Пронзительные. Кричащие. Добрые. Светлые.
Я хваталась за них, как гибнущий в бурю цепляется за скользкие доски палубы, вонзая в них пальцы и ногти.
– Ну, что ты плачешь…– шептал он, гладя меня по голове и заглядывая мне в лицо, словно в окно темной комнаты, в попытке увидеть, что твориться внутри,– это все шелуха… морок. Я живой и твоя мама живая. Все хорошо… Я люблю тебя, славная, глупая девочка… Моя единственная девочка…
Но я верю в ложь и не верю в правду.
Ибо правда внутри меня… Ибо то, что я вижу своим сердцем лишь – это истина.
Лишь это… Истина…
Но как отличить ее от лжи?
То, что было правдой, может обернуться ложью. Как переворачивают карты и монеты другой стороной.
– А что ты видел? – спросила я.
Его лицо помрачнело, и он сказал одно-единственное слово:
– Тебя и других.
– Прости…– шепнула я.
А когда я заснула, мне приснилось его лицо, обращенное ко мне. И длинная, пыльная лестница нашего корпуса в институте. Потайная лестница, моя любимая, затерянная под низким потолком. И тусклый утренний свет лился на ее ступени.
На одной моей ноге была золотистая туфля на высоком каблуке, а на другой дорожный ботинок, вымазанный грязью.
На Алане был светлый костюм. Его русо-каштановые волосы искрились под лучами солнца.
– Как ты пойдешь? – изумился он и нежно провел ладонью по моей спине, так что во мне все задрожало, и взял меня за другую руку чуть выше локтя.
Мы преодолели один проем. Он обернулся ко мне и поцеловал. Ярким и коротким поцелуем. С выражения, трепещущего на его лице, можно было бы писать икону, чем я и подумывала заняться. Моя душа тянулась к нему в безмолвной мольбе.
Разбудил меня скрип двери.
Я моментально вскочила и приняла боевую стойку. Алан вытаскивал из-под подушки разделочный нож.
– Это всего лишь я,– приветливо ухмыльнулся Ферлан,– Эх, вы темнота! Надо ж двери запирать! Тем более в таком месте!
Он присел на разобранную кровать.
– Пока я сражался с чудищами и спасал…
– Прекрасных, но мстительных жаб,– вставил Алан, пытаясь отплатить ему.
Милый… Славный… Любимый…
Мой герой…
Я улыбнулась.
– Это с какой стороны посмотреть! – огрызнулся Ферлан,– я тут миссию выполняю по спасению вас, а вы… – далее мы узнали, кто мы такие и куда можем купить путевки. Если переводить на современный язык.
Я зажала уши руками, смеясь.
– Эй, здесь дамы.
– Дамам нужно учиться,– парировал он, не унизившись до извинений.
– Будь я волшебницей… – вздохнула я.
– Что? – шепнул Алан.
– Все было бы иначе,– ответила я.
Ослепительно белая лошадь ожидала меня. Я подбежала к ней и остановилась, глядя на это прекрасное, воистину прекрасное создание. У нее была длинная, пушистая грива, крепкое, ладное тело, сильные ноги, сероватые копыта.
Я обернулась к друзьям, и воскликнула, смеясь и чуть не плача:
– Чур, моя!
Алан улыбнулся, глядя на меня с пониманием, и светлой иронией, а Ферлан пожал плечами, словно говоря: «Что еще от нее ожидать?», но смолчал, и я была ему за это благодарна.
Я погладила лошадку, и она прижалась к моей руке. Я протянула ей сахар, и она скушала его, касаясь влажными, мягкими губами моей руки.
Чистая, ничем не омраченная радость песней лилась из моего сердца! Словно солнце осенило меня своими лучами. Точно я увидела наисветлейшую картину в мире.
Я ясно видела ее…
Рассвет трепетал лучами, сливаясь с изгибами дороги, бегущей к горизонту.
Крылья света рвались в небо.
И ослепительный, белый круг всплывал из глубины.
Я пустила лошадь в галоп. Я летела навстречу солнцу. Я скользила за гранью земли. Я неслась быстрее звука падающих звезд.
Снег падал на мое запрокинутое лицо и таял, таял, будто хрустальные слезы…
Я раскинула руки, паря над землей на снежном коне, летящим сквозь пространство и время.
Я дышала.
Я рисовала мысленно.
Я жила.
Я была счастлива.
Вечером мы сидели у костра втроем, как добрые, старые друзья.
Я протягивала к огню озябшие руки. Похлебка кипела в кастрюльке. Снег валил одной сплошной стеной, но здесь было более-менее тепло и безопасно.
В ожидании ужина мы обговаривали план действий.
– Больше так делать не стоит,– заметил Ферлан с умным видом.– Мы должны найти одну тайную дорогу, которую мы с Дени открыли еще в детстве, а то и идти через лес.
– На лошадях,– Алан скривил губы, но даже при этом он выглядел очаровательно, хоть и немного смешно.– Как ты себе это представляешь?
– Но именно на дороге она будет искать нас!
– А ты уверен, что твоя тайная дорога известна лишь тебе?– уточнила я.
– Ну, знаете! Придумывайте сами тогда и…– Ферлан рассержено выругался и встал и отошел в лес.
Пелена снега скрыла его от нас. Ветер выл тысячью волков. А щупальца поземки тянулись по земле, словно волокна тумана.
– Ну, что готово? – спросила я Алана, пробующего похлебку. Аппетитный запах вареного мяса висел в воздухе.
Он кивнул, и мы приступили к трапезе.
– А ему ничего не достанется! – злорадно добавила я.
Алан хихикнул и заговорщически глянул на меня.
Я пожала плечами и невинным голосом добавила:
– Я всего лишь констатирую факт.
Настал мой черед дежурить. Хоть меня уговаривали не делать этого, жалея, как девушку, я была непреклонна.
Я велела Алану ложиться, а сама села около потухшего костра, грея руки над углями.
Тишина окутала лес, лишь изредка шуршали невидимые зверьки, да ухала сова, да летел и падал белейший снег.
Я отошла по своим делам и вдруг услышала шаги. Треск ветвей. Грохот.
Я замерла, прислонившись к дереву.
Не дыши, молчи.
Ты словно стекло. Хрупкое, недвижимое, замершее.
Тебя нет, нет, нет.
Я повернула голову – осторожно. Выглянула, стискивая мокрые от пота ладони.
Все кружилось.
Ты – сильная! Ты не выдашь себя!
Целый отряд шел за моей спиной
О, Боже!
Я стала неторопливо двигаться прочь миллиметр за миллиметром.
Отойдя от них на приличное расстояние, я бросилась бегом!
Снег летел из-под ног, тьма накрывала нас.
Я падала и вновь вставала. Я неслась во весь опор.
Наконец вся мокрая и замерзшая от ужаса я пролезла в арку меж двух деревьев, под их сплетенными ветвями. И свалилась на снег, задыхаясь.
На горло словно накинули удавку и затянули посильней. Легкие пылали ноябрьским веселым костром.
Кое-как встала и доковыляла до спящего Алана. Рухнула рядом. Руки у меня дрожали. Я принялась трясти его.
– Алан, Алан вставай!
Разве не тебе хотелось быть безумно отважной и боевой?
Как завещал Ежик переступить через слабость и страх! Отринуть их прочь, как ошметки себя!
Я стиснула зубы – я буду такой!
– Э, что, Мери?– он разлепил веки, и сел, потирая глаза.
Едва наши взгляды встретились…
Он уже стоял на ногах, вытаскивая меч. Точно в компьютере щелкнули кнопкой, запуская программу.
– Ферлан,– позвал он тихо.
Ферлан поднял голову:
– Что?
– Отряд. За нами,– выдохнула я.
– Так, Мери,– Алан не задумывался ни секунды,– ты уходишь,– он взял меня за плечи и несколько секунд смотрел на меня серьезно, будто заколдовывая. Точно мог распилить мою душу и сломить мое упрямство.
– Нет,– твердым, железным голосом отрезала я.
– Мери,– все лицо его молило меня, казалось еще чуть-чуть и он упадет на колени…
– Я виновата, я и буду разбираться! И я не брошу вас одних!
– Вместо того, чтобы трепаться, лучше обсудим план действий,– оборвал Ферлан нашу перепалку,– все отступаем. Действуем без споров и драк!
– Мери, пожалуйста, я заклинаю тебя,– торопливо начал Алан опять терзать мои нервы, едва Ферлан отполз прочь, чтобы понаблюдать за действиями врагов.
Но тут на нас полетели стрелы.
– Ложись,– взревел Алан, валя меня на землю и прикрывая своим телом. Тяжело и не вздохнуть. Правда, потом он оперся на локти.
Мы осторожно подняли головы.
И снова вихрь стрел обрушился на нас.
– Лани,– позвал Алан шепотом.
– Что надо недобитым тормозам? – любезно ответил Ферлан.
Алан зашипел, а я сообщила Ферлану.
– Я тебе по башке дам, едва это кончится.
Алан не остался в долгу:
– Чтобы светило магии взяло на себя этих бешеных кабанов, пока я буду спасать женщин и детей! Я вернусь,– он хлопнул по ножнам с клинком.
– Пожалуйста, а дети уже есть? – буркнул Ферлан, вставая, и стрелы осыпались у его ног.
– Кроме тебя, нет,– огрызнулся Алан.
Он неотрывно глядел на них несколько секунд и вдруг.
Полыхнуло.
Грохот, огонь, рев подземных глубин.
Мы упали за кусты.
Обломки деревьев птицами разрезали небо. На нас посыпалась мокрая земля и пепел.
Алан вскочил и побежал, таща меня за собой. Я тщетно упиралась.
Он чуть не вывернул мне руку, но не отпустил
Как только мы остановились, я выдернула руку и зло уставилась на него.
– Я же тебе сказала, что не уйду! – сказала я рассержено.
Он весь был нетерпение и непреклонность: от вздернутых бровей, до того, как он стоял, нависая надо мной и сжав руки в кулаки.
– Что?!!! – воскликнул он,– я же просил тебя, Мери.
– Мы не можем бросить его,– заявила я, смотря себе под ноги. На него взглянуть было страшно.
Он словно пошатнулся и улыбнулся, как сумасшедший.
– Мери, это может быть наше последнее возвращение.
– Я не узнаю тебя! – вскричала я,– он спас нас, а ты думаешь о своей шкуре!
– Я думаю о твоей шкуре,– стальные глаза и тихий голос.
– Мы… Кем мы будем после этого?
Он внезапно подошел ко мне вплотную. Он был спокоен, как ночное небо перед грозой, как замерший преступник под дулом пистолета, как умершая земля его мира.
Длящийся тысячелетия миг – невыносимый миг он молча смотрел на меня.
Взгляд Алана точно кислота обжигал кожу, точно ножом вспарывал сердцевину всех тайн.
– Иди,– бесчувственным, лишенным оттенков эмоций голосом произнес Алан.– Я после догоню тебя. Если выживу.
Презрение и безразличие было на его лице.
Я сцепила руки, чтобы не ударить его за это.
Как он не может понять, что я не хочу и не буду отсиживаться за их спинами?!
Внутри меня сшибались кометы, взрывались звезды, и все рушилось в гордом молчании.
Я повернулась и помчалась обратно. Не оглядываясь.
Метров через 200 я наткнулась на Ферлана.
– Быстро уходим,– бросил он мне, устремляясь туда, откуда я пришла.
Я чуть не врезалась в Алана, но он отстранился, сжав зубы так, что его подбородок стал квадратным. Его глаза нехорошо полыхали зеленым болотным, призрачным огнем.
Вскоре я спросила Ферлана:
– Что ты сделал с ними?
– Их кости украшают поляну. Nemium и Dobs. Но все же нужно торопиться.
Я покачала головой:
– Взрыв твоих рук дело?
– Ага,– довольно поддакнул он,– и еще мертвый купол, все кто попал под него, задохнулись!
– А на каком языке эти названия?
Ферлан улыбнулся:
– Древнеколденийский.
– А что ты с Аланом сотворила, чаровница?– конечно, он издевался в своем вечном ключе.
– Не твое дело! – рявкнула я, а Ферлан лишь закатил глаза.
И пошла быстрее, догоняя Алана. Этот паршивец даже не обернулся, услышав мои торопливые шаги!
Я осторожно взяла его за руку.
– Алан, ну не сердись! – попросила я. Ненавижу ссориться с близкими людьми.– То, что ты думаешь… это,– он обжег меня яростным взглядом и я против воли умолкла.
Он вырвал свою руку.– Это неправда! – пылко воскликнула я
– Можешь ничего не говорить – я и так все знаю,– отрезал он, отворачиваясь от меня.
Он, словно запер душу за крепкими дубовыми дверями в цитадели, и этими словами опустил засов.
Я бросилась вперед, разгребая снег ногами.
Я пойду первой.
Алан ушел собирать хворост.
Вечер накрыл серебристым сумраком землю. Я сидела у костра в раздумье. Что же мне делать? Все мои попытки примирения провалились.
Видеть его не могу.
Наконец, я заявила Ферлану:
– Я ухожу от вас. Пойду одна.
Ферлан покачал головой:
– Достал тебя Алан.
Я ничего не ответила. Вскинула рюкзак на плечо.
– Не шла б ты ночью,– внезапно сочувственно сказал Ферлан.
Я изумленно взглянула на него.
– Лучше скажи, где Денизу искать.
– Я и сам не знаю. Она оставила мне загадку.
– Покажи, может мне удастся ее разгадать.
– Держи,– он протянул мне бумажку. Я сунула ее в карман.
И заметил:
– Не расстраивайся из-за этого дурака. Все влюбленные парни – идиоты. Периодически
Я криво усмехнулась и ушла во тьму.
Но мне сразу же крупно не повезло.
Эх, повела судьба меня не в ту сторону…
И я нарвалась на него.
Он стоял, наклонившись, собирая ветки и складывая их в кучу.
Щербатая улыбка месяца бросала на его серую шапку светлые лучи рассеянным спектром.
Изредка он вздыхал печально, и мое сердце, будто в капкан попадало от этой грусти. Железные тиски выжигали письмена боли.
Я не хотела говорить с ним и поэтому замерла, будто примерзла к стволу тоненькой березки, надеясь, что он меня не заметит.
Но как назло он собрал ветки, и повернулся.
Я иступлено молилась сама не знаю о чем. В голове, будто вихрь пронесся, сметая все мысли. И лишь их обрывки цеплялись за острые осколки чувств.
«Пройди мимо. Пройди мимо. Пройди мимо» – вдыхала и выдыхала я.
Однако он остановился и посмотрел на меня как-то пренебрежительно и жестоко с оттенком боли. Затмевающей все, и в то же время он пытался скрыть ее под бравадой и неприязнью.
– Куда собралась? – спросил он, но в лице и интонации сквозило: «Так я тебя и отпущу! Дождешься!»
Я вспомнила, как папа рывком закрывал дверь на засов, стоя перед ней – дрожащей от ярости с сумкой наперевес; бледный, сильный, любящий.
А потом стирал слезы с ее щек. Она никогда не плакала при мне.
Все повторяется вновь…
– Не твое дело,– хриплым и чужим, но решительным голосом отрезала я.
Так его, так!
Алан криво ухмыльнулся.
– Мы все еще друзья,– то ли спрашивая, то ли утверждая.
Я кивнула. И произнесла, колеблясь и страшась.
Больше греха, больше преступления, больше смерти.
Его ненависти. Его нелюбви. Его безразличия. Его проклятья.
– Ты то не хочешь со мной говорить, то допрашиваешь,– это было ошибкой, я поняла, едва его глаза холодно блеснули, и словно ток ударил меня.
– Я тебя не допрашиваю,– обронил он холодно. Точно склизкие капли скатились по мерзлому стеклу меж ледяных узоров.– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось…
– А я не хочу канючить тебя о перемирии,– бросила я рассержено.
– И не надо! – обиженно заявил он,– но чтоб об уходе даже не думала!
Я стиснула зубы, гася рвущиеся с губ слова – едкие и злые. Бессмысленные.
Более правильных фраз, чтобы заставить меня сделать все наоборот не существовало.
Алан проводил меня до стоянки.
Ферлан подмигнул мне, когда я снимала рюкзак и стелила одеяло. Я насупилась и покачала головой. Ферлан возвел глаза к небу и пожал плечами.
Я хихикнула.
Легла, отвернувшись к ним спиной.
А как только стерегущий Ферлан задремал, я вскочила, запихнула одеяло в рюкзак, и ушла, разбудив Ферлана.
Один ветер ласкал записку. И звезды читали ее. И ивы грустно пели, провожая мой уход.
Я сделала глупость, я знала это…
Но я не могла вернуться в тот дом, где не любят меня.
Нет ничего, кроме пустоты, которая медленно затягивает тебя, хватая за воротник своими цепкими, черными щупальцами
Самое страшное это пустота.
Тьма рушится на меня, как снежная лавина – неотвратимая, безжалостная.
Только пыль летит.
Миллион сверкающих пылинок.
Никому не верь, никого не люби, и ни на кого не надейся...
Если ты любишь, ты даешь ему шанс – убить, растоптать, зарезать тебя.
Парой слов, улыбкой, или выражением лица.
