Текст книги "Бредущая по мирам (СИ)"

Автор книги: Елена Евдокименок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Бредущая по мирам

Пролог

(9 лет назад)

Каждый день она рассказывает себе сказку.

Каждый…

Когда идет по тропинке между деревьями с мусорным ведром и солнце пляшет у нее в волосах и клубится вокруг.

Когда сидит в школе на нудных уроках и рисует картинки в учебнике рядом с иллюстрациями великих художников.

Когда ложиться спать и тушит ночник у изголовья и темнота обволакивает ее, словно мягкая мыльная пена.

Завтра. Я. Буду. Там.

В мире, который я создала.

Но ничего не меняется.

Дни проходят за днями сплошной серой стеной с яркими проблесками выдумок-видений.

Но ничего не меняется. Пока.

Услышь небо.

(Сейчас)

Я сидела на кровати, сжав руки и обхватив ими колени. Смутная тоска поселилась в моей груди, застряв комом в горле, подкатившись слезами к глазам.

-Я жду тебя,– прошептала я в тишину ночи.

Но не было ответа...

Я знала, что он все равно не слышит меня, но мне вдруг все-таки ветер донесет до него мой голос.

– Где ты?!!! – спросила я у ветра, бьющегося о стекло,– где ты? – спросила я у неба, молчавшего в глубине моих глаз,– где ты? – спросила я у тишины, обнимающей меня отчаянием.

Я знала, что никто не ответит мне.

Но в то же время я не могла не верить в то, что он придет.

Пусть я тысячу раз ошибалась, пусть я временами сомневалась в его существовании, пусть я часто проклинала эту жизнь за то, что в ней нет его…

Но я всегда верила в то, что он придет…

Утром я решила запечатлеть увиденное во сне в виде рисунка: медленно появлялись маленькая деревянная избушка, все ее внутреннее убранство. Это были две совершенно разных картины. Затем я принялась за лицо увиденного мной во сне незнакомца. Я подсознательно чувствовала, что он тот, кто мне нужен... больше жизни, больше воздуха, которым я дышу.

И вот он словно живой стоял передо мной – сурово сжатые розовые губы, высокий лоб, короткие русые прямые волосы, нос с горбинкой, тщательно прорисованные черты лица, и одежда – синие брюки из блестящей ткани и белая рубашка.

Но глаза никак не получались. Мне не удавалось вспомнить их цвет и воссоздать выражение.

Портрет был почти закончен.

Я смежила веки, и все исчезло для меня.

Я вспоминала. Я чувствовала. Я жила.

Я шла в сером мареве. Темное небо давило на меня. Страх окутывал меня, но я гасила его, внутри себя, боролась с ним, сжав зубы до дрожи.

Я должна была найти путь.

Но пути не было.

Я шла по серому асфальту и, наконец, заорав, рванула вперед…

Марево не кончалось, плавясь и перетекая.

И вдруг черное-черное, ослепительное солнце с белоснежной каймой по края выплыло из-за темной мглы.

Нежный свет трепетал вокруг него, как крылья, невесомые лоскутки.

Я остановилась и взглянула на него.

Оно слепило.

Передо мной стоял странный дом, без окон, с одной дверью.

Я толкнула дверь и вошла.

Я знала номер двери. Тринадцать.

Дверь открылась.

Он стоял посередине комнаты, и, вскинув на меня, знакомые до боли глаза, виденные мною миллионы раз во снах, сказал:

– Я ждал ... тебя.

– Я тоже, – с этими словами я подошла к нему вплотную, протянула к нему руки, обняла.

А он отвел дрогнувшими пальцами с моего лба непослушные, золотистые пряди, наклонился ко мне и ...

... Я проснулась

Следующей ночью я встала – захотелось выпить воды. Вставая погладила своего любимого котика по кличке Ангел. Ангел был весь беленький, и лишь кончик хвоста чернел, сливаясь с мглой.

Я опять увидела Его.

Было темно, лишь тонкие, лунные лучи чертили золотистые узоры на старом, потертом паркете и скользили по моим золотым волосам. Вдалеке прогрохотал трамвай, залаяли во тьме собаки, раздался визг убегающей от них кошки.

Ночь была полна жизни, бьющей через край, словно лесной, журчащий родник.

Я шагнула к окну и выглянула во двор. Тускло светили фонари. Сквозь ветки дерева, покрытые розовато-белыми цветами, был виден желто-алый, дьявольский глаз луны и он нестерпимо ярко выделялся на иссиня-черном небосклоне.

Я рывком задернула штору и, подойдя к серовато-темной поверхности зеркала, увидела в нем себя.

Высокую девушку в белой, длинной, ночной рубашке с бледным, бескровным лицом, с глубокими тенями под глазами, но пылающую какой-то странной, непонятной и оглушающей, рвущейся из нее и томящей СИЛОЙ и черные, жгучие, затягивающие в таинственную глубину очи.

Зеркало было двугранным. Я коснулась его и две половинки сошлись под невиданным углом. Мое отражение расстроилось и стало еще серее.

Мне стало жутко, и я поправила зеркало.

Черное солнце воссияло передо мной.

" Ведь если это сон, то ничего страшного не может произойти ", – думала я.

Я должна была найти Его.

Я вздохнула и зажмурилась, мысленно убеждая себя, что я полна решимости. Коснулась пальцами холодного стекла, и, не утерпев, открыв глаза, увидела, что по нему прошла легкая дрожь, но все-таки не испугалась, не отдернула руки.

И мне почему-то совсем не было страшно.

Я шагнула вперед, зажмурившись, на серый шелк тротуара.

И Ангел скользнул за мной.

– Куда ты? Ну-ка назад,– но кот поднырнул под мои руки и предусмотрительно отбежал на безопасное расстояние.

По картине моего мира пробежала рябь, словно волны прошли сквозь него.

Я пошевелила дрожащими ногами, заставляя их идти. Вперед! Назад пути нет!

И тут раздался звук открывающейся двери и голос брата:

– Маша, ты, что не спишь? – спросил он шепотом.

И я увидела его лицо, искаженное судорогой непонимания и удивления.

Его рот открылся в немом крике и, пока мой мир исчезал, таял, я слышала, как он зовет:

– Маша!

Но я уже была не здесь.

Глава первая. Алан.

Часть первая

Умирающий мир

Начало

Черное солнце горит в поднебесье.

Птицы сорвались в последний полет.

Гаснет в груди не спетая песня

Рушится мира свод.

И мы встречаемся в темном мире,

Чтобы бросится в солнца вихрь.

Только ответ в человеке-вампире,

Высосавшем земли жизнь.

Глава первая

Алан

Я вышла в другой мир с Ангелом на руках.

Черное солнце висело над серой мостовой. Странная пыль и смог висели в воздухе, точно туман, над бездной темных улиц.

Ни листочка, ни деревца, ни травы не было здесь. Ничего живого, кроме людей, бредущих во мгле призраков. Лучи тьмы падали на их лица и смешивались с желтым светом фонарей. Редкие разноцветные машины – прямоугольные и закрытые без дверей и окон, похожих на коробки проносились со скоростью молнии над головами людей.

Также люди входили в закрытые будки, чем-то напоминающие телефонные, и исчезали… Перед каждой будкой стояла очередь.

Я шла вперед, крепко прижимая к себе Ангела. Коту это явно не нравилось, и он намеревался вырваться на волю, яростно работая лапками. Активно пихаясь, он вскоре благополучно приземлился на землю и понесся, зигзагами лавируя меж пешеходов, шарахавшихся при виде него. И все глядели на него с таким удивлением, будто он был драконом, расправившим кожистые, широкие крылья и сорвавшимся в плавный полет. И не где-нибудь, а на главной площади этого города.

Мельком, я заметила странность их одежды – на всех были гладкие, синтетические комбинезоны, или же блестящие брюки и рубашки.

– Ангел, Ангел, стой! – закричала я отчаянно, побежав за ним.

Но словно бес вселился в него. Он не слушал меня и мчался все вперед и вперед.

Горечь зажглась во мне, и черный пепел устилал мои мысли.

– О, Ангел, Ангел, вернись!

Но он неудержимо убегал, и не было силы, способной остановить его.

Он останется один бездомный в этом чужом, холодном мире! Из-за меня! Из-за моей, непробиваемой тупости! Милый! Ангел!

Я не смогу ни вернуть, ни спасти его!

Я – виновна! Да лучше... тысячу раз....

Рыдание распарывало мое горло изнутри.

Я бежала на пределе возможностей, как никогда!

Я почти настигла Ангела, падая на него и молясь со страстью, но промазала, споткнувшись.

Кто-то тронул меня за плечо.

– Извините,– негромкий, вежливый голос и какой-то трепетный и сильный в одно и то же время.

И самое странное это была чужой язык, но я понимала его, как будто он был родным… Я чувствовала ритм слов, я знала все обороты, фразеологизмы, эпитеты, поговорки…

– Это ваш кот? – Я рывком вскинула голову, и мои залитые слезами глаза встретились с его взглядом.

Дрожащие осколки моря, бьющая через край смелость и мужественность,– вот что я подумала о нем.

Я быстро вскочила.

– Да, мой,– прошептала я, немного запинаясь, и осторожно приняла кота, завернутого в его куртку.

Я судорожно стиснула Ангела в объятиях так, что кот хрюкнул от неожиданности, подавившись мяуканьем.

Задыхаясь от радости, я осторожно подняла полу куртки. Кот гневно сверкнул глазами и надрывно заорал, стремясь к свободе.

– Успокойся, малыш,– попросила я Ангела.

– Вы... ты...– я обратилась к спасителю, не зная, как его называть, – я так благодарна тебе! Что я бы делала без тебя. Спасибо...

Слово, сказанное до того миллионами, не упало в землю, а словно скользнуло в эту вселенную, осветив ее.

"Слова есть – сиянье, сиянье без края, сиянье без дна",– пронеслось в голове.

Он ответил одним лишь взглядом.

Внезапно разорвав тучи, гневно сверкнула молния. Раздался удар грома, и упали первые, тяжелые капли дождя. Запахло озоном и вечерней свежестью.

– Мы все вымокнем! – сказала я.

– Бежим! – заговорщически улыбнулся парень, и мы бросились бежать.

Дождь тем временем барабанил вовсю, и мы успели изрядно промокнуть.

" Куда он ведет меня,– мысли бушевали в моей голове,– а если он опасен! Если он – мань...я...к "

Но взглянув в его лицо – такое красивое, открытое и честное, я поняла, что эти подозрения беспочвенны. Тем более, я всегда могу уйти домой, в свой мир.

– Куда мы бежим? – выпалила я, шумно дыша, на бегу.

– Ко мне,– ответил он,– там высушимся.

Сердце мое задрожало в предчувствии счастья.

" Стоп,– сказала я себе,– хватит с тебя сердечных страданий!"

Мы понялись по чистейшей, ухоженной лестнице наверх и прошли по лестничной площадке к двери под номером тринадцать.

Он открыл дверь легко и свободно. Просто толкнув рукой.

– А почему нет замка? – удивилась я.

Он странно посмотрел на меня:

– Внизу СИСТОХ, а соседи по этажу красть не будут, а если и захотят, на каждой двери глаз.

Я делаю умный вид, киваю, хоть и знаю, что не проведу его.

Эх, блефовать– то я не умею.

Мы входим в прихожую, а спаситель тем временем говорит:

– СИСТОХ – это новейшая система охраны, реагирующая на одно усилие мысли, а глаз – это специальная отслеживающая видеокамера, обмануть которую невозможно. Разве у вас не так?

– Ну, видеокамеры у нас есть, а разные СИСТОХи лишь у богатых, но все довольствуются обычными замками.

– Ясно,– сказал он.

Мгновенно зажегся свет. Сам по себе. Наверное, тоже силою мысли. Спрашивать я постеснялась.

Прихожая была огромна и оклеена бежевыми обоями. Здесь был серебристый шкаф-купе и большая черная вешалка.

– Заходи,– улыбнулся он.

Я ответила улыбкой и, мне показалось, что я слышу, как тянется, тянется сквозь бесконечность, ткань этого мига, тянется, а я проваливаюсь туда, в мечту, в его глаза. Я стою на зеленеющем лугу и голубое, ослепительное небо обнимает меня.

Он взял меня за руку и подвел к дивану, а сам бросил, уходя:

– Я сейчас вернусь.

Я мельком увидела свое отражение в зеркале. Вся мокрая. С волос капает вода. Майка едва не просвечивает, а джинсы напитались водой, как губка. В теплой комнате от них идет пар, завиваясь белым дымком. Одну из стен целиком занимает широкий, плоский экран. Рядом с ним стоит стол и на нем маленький планшетик, хотя здесь он наверняка, носит другое название. Окон в комнате нет. Напротив меня висит вышивка, на которой изображен огромный, алый тюльпан, будто лучащийся красным светом и две картины. Я подошла к стене, чтобы получше рассмотреть картины. Первая с высокими соснами и ярко-синим небом и вторая с искрящимся пляжем и бушующим морем.

Вскоре вернулся парень и принес ослепительно-белое, длинное платье.

" Небось его подружки", – подумала я с горечью. Хотя, кто он мне? Я загнала тоску и боль подальше.

– Это моей матери,– печально сказал Алан, взглянув на меня. А я скользнула по его лицу робким взглядом и, мне почему-то стало стыдно, что я смотрю на него, хоть мне и хочется нестерпимо никогда не отводить глаз. Любить, также естественно и необходимо, как дышать или жить. Я взяла платье и заметила:

–Ты любишь живопись?

– Очень,– ответил он,– давай кота. А пока иди, переоденься в ванную. Я отведу тебя.

Он посадил Ангела на диван, закрыл дверь, чтобы шустрый кот не сбежал, и показал мне, где ванная.

– Как тебя зовут? – спросила я, придя обратно.

– Алан, – назвался он и протянул мне руку.

Я пожала ее:

– Мария. – Я не знала, почему я назвалась так, возможно потому что внутри я другая, чем снаружи. Я всегда была Марусей – мягоньким котеночком в руках моей семьи, но внутри я – другая.– Или Маша.

Как сталь и как воск, замерзший слезами. Как иступленная тоска и легкая печаль.

И сейчас я хотела быть настоящей. Хотя бы секунду быть настоящей, а не одним из миллиона своих отображений. Разве это так много? Но как узнать какая я настоящая?

– Мери…– снова улыбнулся он, не отводя взгляда от моих глаз, и я вынырнула из своих дум.

Указав на яркую, морскую картину, я спросила, хоть и знала, что этой картине нечего здесь делать:

– Это Рерих?

– Нет, обломки прошлой жизни.– Лицо Алана потемнело.– Помнишь, каким был наш мир?

– Нет.

Он изумился и затем произнес мягко и взволновано:

– Это солнце и небо, и лес, и море, и облака – его речь немного сбивчива. В моем сознании солнце дробилось в воде миллионами ярких бликов и рушилось вниз в небесном, пылающем водовороте. – Всего лишь то, что когда-то существовало.

Но я поняла то, что крылось за этими словами.

Я кивнула и призналась:

– Я тоже люблю мечтать.

– Нельзя не видеть красоты,– но сказав эту фразу, Алан стал опять веселым. Он широко улыбнулся и по-дружески хлопнул меня по плечу.

– Правда?

Я кивнула и заметила:

– Мне, наверное, уже пора домой.

– Проводить тебя?– спросил он быстро.

– Нет,– сказала я.

– Ты же зайдешь как-нибудь?

– Естественно,– улыбнулась я и тут вспомнила про Ангела,– А где мой кот? – и запаниковала.

Мы обыскали всю квартиру, и нашли его под диваном.

– Ангелочек, выходи, малыш,– я упала на колени рядом с диваном и заглянула под него.

Кот едва слышно пискнул. Это значило – нет. Его не было видно в темноте.

– Да видно твой кот отшельник,– пошутил Алан, широко улыбаясь,– он, наверное, готовиться к посвящению в монахи. Молитвы и посты под кроватью.

– У тебя есть фонарик? – я взглянула на Алана, сомневаясь в нем. Поможет ли он мне на этот раз?

– Фонарик. Это устарелое название. Сейчас их называют трансверами. – Он принес круглый предмет. И ослепительный сноп света вырвался из него при нажатии кнопки.

– И свет, и зажигалка и мобильник … – комментировал он.

– Куча наворотов,– отозвалась я, принимая трансвер.

Алан вооружился длинным зонтом.

– А зачем тебе это? – я уже знала зачем, но не хотела себе верить. Не хотела!

– Я буду выгонять кота, а ты тащить.

– Бедняжка,– вздохнула я,– только сильно Гелика не тыкай.

– Он или я? – он высунул голову из-под кровати.

– Ты помогать собираешься? – вздохнула я.

Он кивнул, и мы, соприкасаясь плечами, вытянув руки, стали пытаться поймать Ангела.

Когда я уже схватила кота, дверь распахнулась.

– Лэд,– удивился Алан, отрываясь от нашей доблестной миссии, – привет.

Лэд – стройный юноша с длинными черными волосами и неприятным взглядом темных глаз. Он был высокого роста. Черты его лица были остры и неправильны, но в них была какая-то привлекательность, притяжение.

– Привет.– Голос у Лэда на удивление красивый.– А это что за девочка? Неужто ты…

– Заткнись! – оборвал его Алан.

Я не слушала их, а тянула кота.

Пусть оба катятся….!

Тут кот завопил так, что я разжала пальцы и заметалась. Шок лишил меня всего благоразумия.

– Алан,– закричала я, гася рыдания лишь силой воли.

Ангел скулил. Его писк непрерывно разрезал мои уши, точно в них вставляли отвертку и безжалостно крутили ее там.

– Черт, черт, черт,– ругался Алан,– проклятый доисторический диван… я подниму. Тащи!

– О видео давай снимем,– Лэд снял с шеи видеокамеру и начал снимать.

Я вытащила кота и принялась торопливо его ощупывать, ища повреждения.

Затем ярость воскресла алой звездою, едва я взглянула на этого мерзавца. Нет сил терпеть такое бездушие!

– Держи,– прошептала я Алану, протягивая кота и так, чтобы Лэд не слышал,– надеюсь, он не твой лучший друг.

Алан покачал головой:

– Всего лишь однокурсник.

Я подошла к Лэду почти вплотную и посмотрела на него с яростью.

– Тебе не стыдно,– сказала я тихо.

– Чего? – удивился Лэд,– ты че в прикол не въезжаешь?

– Это не прикол, это издевательство,– продолжила я и начала наступать на него,– это садизм! – закричала я на него. В моем мире был шторм – рушились громадные волны, солнце летело в море, тонули все корабли одним махом.– Нельзя издеваться над животными! Никогда нельзя издеваться над теми, кто беззащитен. Как будто они ничего не чувствуют! Им тоже, тоже, слышишь ты – скотина! Больно!

Лэд отступал испуганно от моего натиска.

– Сумасшедшая,– крикнул он и сбежал по лестнице.

Я уже тихо сказала, хотя меня никто не слышал.

– Они – живые. Они лучше вас всех.

– Почему люди считают, что можно издеваться над слабыми? Творить мерзости, глумиться…Почему?– спрашиваю я себя.

Мне отвечает тишина, а затем Алан произносит:

– Потому что можно остаться безнаказанным.

Я обернулась к нему и упала на колени.

Я погасшая свеча.

Я пуста.

Я смертельно устала.

– Здорово ты его! – Алан присел рядом со мной,– и правильно,– в его голосе звучит нескрываемое одобрение.

Так странно, что он понимает меня.

Так странно, что он вторит мне.

– Я никогда не общался с ним,– оправдывался он.

– Я тоже не умею выбирать друзей,– призналась я.

А затем…

Слезы, тишина, Ангел…

Долгие разговоры во мгле…

И город дремал.

Миг и я стояла в своей комнате, чуть впереди того места, откуда ушла.

Мое лицо отражалось в зеркале.

Спутанные волосы, зареванные черные глаза.

– Сестричка,– прошептал Алексей. Он был очень удивлен. Тонкие от природы темные брови хмурились, серые глаза потрясено взирали на меня, руки были сцеплены на уровне груди.

Обычно он был спокойным юношей. Непробиваемым, изредка улыбающимся, хитрым, умеющим сделать так, чтобы все было по его желанию.

Или же веселым шутником – редко, по настроению.

Сейчас он был в изумлении.

– Что это было? – осведомился Леша.

Я плюхнулась на кровать, закинула ногу на ногу.

– Что?

Кот потоптался на месте, оглядывая свои владенья, и шустро юркнув к батарее, быстро запрыгнул на нее. Угнездившись на махровом покрывале, накинутом на металл, он зевнул и смежил глазки.

Путешествия по мирам для котов дело обычное.

Особенно если миры создаются в сердце твоем.

Алеша все – таки решил присесть.

– Ну, это… ты провалилась куда-то на пару секунд.

Я могла бы соврать

– И появилась вновь,– продолжал он говорить,– что это было?

Для решения всего лишь миг.

Он любит фантастику, но не верит в грезы.

Но…

– Кто разбил вазу? – строго спрашивает мама, укоризненно глядя на меня и на брата.

Ему 12, мне 7.

Однако я не раздумываю, идя к матери, наступаю на осколки, и раздается хруст. Тонкий и жалобный.

О, Маша, я должен пойти на эту вечеринку! Там будет она.– его слова всплывают в голове.

Она смотрит на меня сердито. Брат толкает меня локтем и шепчет:

– Нет!

Я игнорирую его.

Горло хрипит:

– Это я, мама.

Алексей недовольно отталкивает меня:

– Нет, это я!

Ежик выходит из комнаты.

Его губы искривляются в улыбке – горькой, но одобряющей. По высокому лбу словно скользят морщины. Короткие каштановые волосы топорщятся в разные стороны. Широкие плечи расправлены.

– А наши дети покрывают друг друга,– говорит он маме,– давай не будем их наказывать.

Я смеюсь и обнимаю брата.

Или

Мы бредем по серебристой в сумрачном свете деревенской дороге.

Мы собираемся совершить великий обряд посвящения в колдуны. Брат кричит, что не верит в мой детский бред, но… это довольно увлекательно.

На самом деле я хотела пойти одна, но он увязался за компанию.

Мы пихаем друг друга локтями веселимся и спорим – до хрипоты и усталости – есть ли маги и колдуны, герои моих кукольных сказок, есть ли ведьмы и упыри, и страшные монстры, бросающиеся из темноты.

Есть ли этот вечер и сноп лунных лучей?

Или то, что ушло в прошлое исчезло навеки?

Воспоминанья…

Я не могу соврать ему.

– Я попала в другое место.

– Что за место? – подозрительно спросил Леша таким голосом словно вопрошал не привиделось ли ему все это.

Я мечтательно улыбнулась:

– Такой интересный мир... Он приснился мне, и я захотела попасть туда и вот – я там,– на лице моем был написан чистый экстаз.

Леша покачал головой:

– Если б сам не видел, то ни за что бы не поверил! И что тебе там нравится?

Перед моими глазами всплыло лицо Алана – зеленые глаза, растрепанные короткие русые волосы, счастливая улыбка и безумно влюбленный, светящийся взгляд, который я добавила уже от себя.

Я развеяла это видение и сообщила брату, откидываясь назад и любуясь потолком, по которому плясали серые тени.

– Надежда, что я смогу все изменить…

Изменить умирающий мир...

Возможно ли это?

Когда я закончила, брат попросил:

– Маша, не шастала бы ты туда...

Я махнула рукой:

– Да ничего со мной не случится! Надо развивать способности,– а сама ухмыльнулась в кулак.

Леша покачал головой и, выходя из комнаты, тихо сказал:

– Подумай, Маша.

Кот запрыгнул на кровать и верным стражем улегся на подушку.

– Все равно он ничего не сделает,– заявила я коту, прижимаясь лицом к мягкой, пушистой шерстке.

– А то запрут в комнате с мягкими стенами, если проболтается...– закончила я свою мысль, – и мы никому говорить не будем – правда, красавчик?

" Красавчик" согласно мяукнул.

Так хорошо говорить с котом! Никогда не возразит, не предаст и не покинет в беде. И не обидится, потому что не поймет...

Но его прошлое…

Именно поэтому я бросилась на Лэда. Это было одним из факторов, если не считать моей любви к животным.

Ведь именно из-за подобных Лэду, Ангел не всегда имел дом. Сейчас малыш спал на моей смятом одеяле.

Дрожащий маленький клубочек. Судорожные полувсхлипы-полумяуканье. Доверчивые, блестящие глазенки. Зараженный конъюнктивитом. Из глаз текло. Несчастный. Крошечка плакал, бегая за входящими и выходящими из подъезда людьми. А те лишь отворачивались.

Я не смогла отвернуться.

Я точно знала, что его выкинули жестокие хозяева, потому что, если я хотела его погладить, он прижимал шелковистые ушки и весь распластывался по полу.

Его били.

Если бы каждый любил животных, если бы каждый что-то для них делал…

Все было бы иначе.

Если б каждый примеривал чужую шкуру на себя.

Наш мир был бы раем, а не адом, но… это утопия…

Утром я едва вскочила, в памяти всплыло

Дождь, Алан, побег кота...

Разговоры с ним и с братом.

И это правда?

Мне не приснилось все это?

Тут я взглянула на свои парадные джинсы и куртку. И скривилась.

Все было в коричневой мерзкой грязи.

Да.

15 февраля.

Вчера.

Мне не приснилось все это.