Текст книги "Бредущая по мирам (СИ)"
Автор книги: Елена Евдокименок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
И, наконец, я убила противника – себя.
Врага в себе.
Свою трусость. Свою ненависть. Свою злость. Свою застенчивость.
Я схватила ее руку и заламывала ее до крика до вопля…
Я схватила ее голову и била ее лицом об землю, пока она не задохнулась, прося пощады и скуля.
Мери стояла над поверженным врагом.
Над Машей – погибшей.
Я больше не буду бояться – никого и никогда – даже себя
Выпустив все свое напряжение, глодавшее меня изнутри, я почувствовала себя заново рожденной.
Прощение – это то, что я должна была даровать себе и ему.
Прощение – это то, что делает нас людьми.
Я простила его.
Я простила себя.
Но дарует ли он мне его?
И еще было заклинание, засевшее занозой в голове.
Я должна была начать новый раунд.
Я появилась в квартире Алана.
Я обошла все комнаты, но его здесь не было. Покинутые, оставленные им, они печально смотрели на меня огромными глазами стен.
Я села на пол у двери.
Я не отступлю.
Я приготовилась ждать его.
Минуты, дни, месяцы, года, века, тысячелетия.
Сколько придется…
Лишь терпеливым и упорным сопутствует удача. Нужно подкараулить ее, схватить за хвост и удержать, и развернуть к себе лицом.
И никогда не отпускать.
Печально звенели старинные часы нежными переливами.
Пол холодил сквозь одежду.
Сумрак обгладывал предметы, меняя обличья, как умирающий от голода, вгрызается в мясо.
У меня было время подумать.
Разве это не прекрасно?
Мы слишком загнаны делами и обыденными мелкими проблемами, чтобы подумать.
Отдернуть занавеску с глаз, и увидеть небо.
Измерить бесконечное, то, что измерить невозможно…
Я решила нарисовать душу.
Я решила нарисовать ту истину, что сияет в каждом из нас.
Но у каждого она своя.
Берег у моря. Среди скал давящих своей тяжестью. Под стальным жестоким небом.
Девушка, в светлом, платье до пят. Девушка, с распущенными золотистыми волосами. Девушка, идущая прямо к солнцу. .
И ключ, сверкающий сквозь волны.
Она должна его найти.
Дверь в вечность.
Глава восемнадцатая. Ловушка
Вдруг дверь распахнулась, больно ударив меня по колену.
Я взвизгнула от неожиданности, проваливаясь в реальный мир из сладостной вселенной фантазий.
– Мери, прости меня! – Алан упал на колени рядом со мной.
– Ничего страшного! Ну, пришиб немножко, с кем не бывает! – ухмыльнулась я, вставая и ковыляя в комнату,– тем более я у тебя в долгу!
Я уселась на диван.
– Как нога? – Алан все никак не мог успокоиться.
– Это была твоя месть? – опять пошутила я.
Он ответил улыбкой, но она вышла какой-то печальной.
– Так что?
– Все нормально! – ответила я, шевеля лодыжкой.
– Проверка на инвалидность закончилась?!
Я кинула в него подушкой, а этот чудесный герой увернулся.
Он приближался, и лицо его обещало сладкую смерть.
Когда избиение подушками закончилось, мы лежали на диване и разговаривали.
Мы оба хотели забыть то, что случилось. Тогда. То, что мы сами натворили.
– А как ты сюда пришла? И замки тебе не помеха? – подколол он меня.
– О, я умею проходить сквозь стены,– ответила я в том же духе, – и это не шутка,– добавила затем,– я могу одним движением мысли взламывать замки.
– Здорово,– отозвался он, только почему-то без энтузиазма.
– Ты расстроен, что не можешь делать то же?– спросила я.
– Нет, что ты,– он покачал головой,– я просто не знаю, что мне делать.
Я знала, о чем он.
Я оттягивала этот момент, как могла.
– Я спрашивал у нее о заклинании.
– И? – не выдержала я.
– Она не хочет говорить! Я сделал все, что мог: просил, клянчил, хитрил, ругался… Все бесполезно. Даже пытался обмануть ее и то без толку!
Ничто не разлучит нас.
– Все уладится,– я взяла его за руку.
Его глаза обжигали меня своим холодом.
– Как? – простонал он.– Она ни за что не скажет! Я ее знаю! Раз она решила, то все бесполезно! Что бы мы ни делали!
– Есть путь,– возразила я.
Он уставился на меня, молчаливо вопрошая.
– Она не последняя ведьма…
Зря я это сказала!
Что потом было!
Алан кричал на меня, чтоб я не смела туда даже соваться.
– Мери, ты не знаешь, что это такое! Ты даже не представляешь себе глубину их могущества! Мери, обещай, обещай мне – не делать этого! – он схватил меня за руки, и впился взглядом в мои глаза.
– Нет, – прошептала я и съежилась.
Он встал, и вышел, тихо прикрыв дверь.
Я сидела несколько секунд, словно онемев.
Затем встала и пошла за Аланом.
Он стоял ко мне спиной, задумавшись о чем-то.
– Алан, – позвала я его тихонько.
Он обернулся.
– Успокоился? – спросила я, скрестив руки на груди.
Он кивнул, подходя ко мне:
– Мери, ты никак не поймешь, как все это опасно!
– У нас нет другого выхода!
– Ладно,– стиснув зубы, прошептал он зло,– мы попробуем.
– А что ты предлагаешь? Если не это? Опять бросить друга в беде? Вдруг она активирует заклинание без предупреждения, а ты не узнаешь никогда,что со мной что-то случилось!
– Ладно, ты права! Я хотел лишь предложить… поискать в других мирах.
– Хорошо,– буркнула я.
Колдения была моей детской мечтой. Я так хотела увидеть свои ожившие фантазии.
Бесконечные интриги, сраженья, убийства. И победа добра.
– Но ты не пойдешь одна, даже если очень захочешь! – и, закрыв глаза, жалобно добавил,– Мери, пожалуйста!
– Уговорил!
– Ты просто не понимаешь насколько это опасно,– медленно произнес он.
– Вся жизнь состоит из опасностей,– заметила я.
Он покачал головой.
– Только рискуя, живешь! Только идя по лезвию ножа, паря над бездной! Только создавая свой путь…
И не важно, что он пролегает во мгле
И не важно, что возможно эта секунда последняя.
– Это все, что есть у меня,– прошептала я.
Это, и мое творчество…
– Эх, Мери, Мери, – вздохнул он.
Я молчала.
– Но я понимаю тебя,– улыбнулся он, а затем добавил с грустью,– когда-то давно я тоже был таким, пока не понял, что невозможно выжить, бросаясь в авантюры, не обдумывая свой дальнейший шаг.
– И за тобой глаз да глаз нужен,– изрек он, словно подводя итог моей жаркой речи.
«А ты на что?» – чуть не сказала я, но все же не сказала.
Не решилась…
Вместо этого спросила:
– Что так изменило тебя?
– У меня был друг, – говорит Алан, и лицо его мрачнеет.
– И…что… дальше? – выдыхаю я, вопросительно смотря на него, не зная замолчать или продолжить.
– Теперь его нет, – говорит он. Внешне он спокоен, но это иллюзия. Он прячет свою боль, он скрывает свое прошлое.
Он несколько секунд наблюдает за мной.
Я молчу.
Захочет – расскажет.
Но любопытство искусало мою душу, своими остренькими змеиными зубками.
Его взор искушает меня.
Не добьешься!
Я прищуриваюсь, будто отвечая без слов.
Нет…
Раньше я бы непременно прицепилась к нему.
Он плюхается обратно.
– Тебе не интересно, – склоняет голову набок, изучая меня.
Читая лица, раскрывая души.
Подбирая к ним ключ или отмычку.
Вот, что такое общение. Для него…
– Интересно,– не соглашаюсь я.– Так он умер? – и все вокруг тускнеет. Сказать это так сложно, так тяжело. Это неправильно! Смерти не должно существовать!
Она крадется во мраке. Глаза ее светятся рубинами…
Она неизбежна, страшна, и уродлива.
Смерти не должно быть.
– Нет,– говорит Алан,– он предал меня.
Я знаю…
Я знаю…
Ты дружишь с человеком, помогаешь ему, помогаешь, тратя свое драгоценное время, транжиря его, не считая. Во имя дружбы…
Веря, что этот человек, также относится к тебе. Веря, что он всегда встанет за спиной в мрачный час.
Но, когда ты умираешь, он не понимает.
Когда ты умираешь, он молчит.
Когда ты умираешь, он говорит с другими.
Когда тебе нужна его рука, его слова, его поддержка, этот человек не замечает тебя, потому что у него есть более важные дела.
Часы, когда я диктовала своей подруге ответы на домашние задания, которые она была не в силах решить.
Минуты, когда я говорила ей, что хочу умереть, безумно хочу не жить.
Тишина.
В ответ.
Такая хорошая была у меня в школе подруга.
– Как? – спрашивая я, беря его за руку.
Если он расскажет, он освободится.
Если он расскажет, меж нами падет стена.
Если он расскажет, мы хоть на миг станем одним целым – одной мыслью, одной эмоцией, одной картиной.
Он молчит...
Я шепчу:
– Скажи...
– Мне было тогда тринадцать...
И Алан медленно, будто нехотя продолжает свой рассказ. Слова не хотят покидать тайник его души. Он не смотрит на меня.
– Я так хорошо дружил с этой девочкой.– Возможно, он даже любил ее. Ревность возгорается в моей душе, к той, что была дорога ему. Ревность – дождь всполохов огня, ревность – каленое железо, притиснутое к коже...
Ревность – проклятие любви.
Я опускаю глаза, чтобы он не смог заметить мою реакцию.
Но то прошлое слишком далеко. Мы ушли прочь, без оглядки. Мы ушли в ночь от тех, кем мы были когда-то. И я смело кидаю на него взгляд. Лицо его сумрачно, по нему ползут, разрастаясь, тени, пожирая отблески солнца.
Он даже не смотрит на меня, уйдя в переживания:
– И мы тогда жили в том месте, что называется сейчас землей смерти. Тогда природа не умерла до конца. Конечно, были и погодные аномалии, и не было никакой растительности, но позже появились мларки и другие мутанты, и мир умер...– голос его садится.
Я нахожу его руку и сжимаю ее, ободряя, и теплая грусть течет по венам.
– И ... и…– он поднимает глаза, и в них плещется боль, она заполняет его целиком и грозится вылиться через край, и все льется и льется адским потоком, грозясь потолком упасть на него и погрести под собой.
Нет!
Я не дам этому случиться!
Нет!
Я сжимаю его ладонь все крепче и крепче.
Сквозь эту боль, я вижу привычную маску спокойствия.
Тебе не обмануть меня, милый.
Мы можем пройти этот путь, лишь вместе или врозь.
Нет полуправды, как и полулюбви.
Он решается:
– Были люди, которые предчувствовали то, что случилось. Их никто не слушал. Тогда они ушли из городов и начали устраивать теракты... Все верили нашим ученым, обещающим возрождение. Они изобрели множество различных ухищрений для улучшения экологии, но ни одно не сработало. А наше правительство врало людям, потому что ему было выгодно создавшееся положение, а потом уже было поздно что-то изменить! – вспоминает он, а затем задумывается.– Или не хотело?
Молчание.
Алан продолжает:
– Мой отец был одним из тех ученых. Девчонка сказала террористам что есть средство, способное исцелить мир. И... это... была ... ложь,– лицо его так искажается, черты сминаются, как строчки на листке бумаги, который безжалостно скомкали в кулаке.
– Мне так жаль,– шепчу я, и это – правда, это – правда... я готова заплакать... и я ничем не могу помочь ему... только сидеть рядом, сжимать его руку и плакать вместе с ним, потому что в душе он рыдает..
– Она слышала речи моего отца... и рассказала им. Она хотела, чтобы ее отец продвинулся... за счет смерти моего,– и он отворачивается, скрывая свои чувства.
Лишь голос, дрожащий от ярости и безысходной тоски, от бессилия что-либо изменить...
Это самое ужасное, когда ты не можешь помочь тем, кого любишь...
Когда ты в безумии надежды страстно молишься, но...
Когда ты смотришь больными глазами на того, за кого испытала бы жесточайшие муки, но…
Когда ты хочешь забрать его боль, но…
Когда ты готова умереть за этого человека, но…
Он умирает...
…И ты умираешь вместе с ним.
Он болеет...
И ты страдаешь вместе с ним.
– И тогда они пришли,– шепчет Алан тихо-тихо,– они пришли вместе с ней, и угрожали ее жизнью,– он хрипло смеется в отчаянии,– и они предали ее! Тоже! Мать велела взять сестричку и бежать. Я пытался спорить, но она посмотрела на меня так! С отчаянием, но серьезно и непоколебимо! И я заткнулся. И я убежал, как последний, жалкий негодяй! – он опускает лицо в ладони, словно хочет смыть свое прошлое.
От прошлого не уйти.
От прошлого не сбежать.
Оно всегда будет маячить в тебе.
Но можно уйти как можно дальше вперед и тогда, нож боли заржавеет и отупеет, но все равно...
Ты будешь вспоминать и плакать...
Но мрак схлынет...
Я обняла его, и мы сидели, обнявшись, и мне казалось, что с каждым мигом все больше и больше его тоски вливается в меня и медленно уходит в пол раскаленной молнией и там гаснет. И не столько любви было в этом объятии, сколько сочувствия и понимания и, не всякий смог бы принять его.
– Ты не виноват,– сказала я.
– Откуда ты знаешь? – он строго посмотрел на меня.
Нельзя допустить, чтобы ложь преградила наш путь!
– Твой дневник,– отвечаю я.
Алан закатывает глаза.
Похоже, он вполне пришел в себя.
– Неправда! Ты не виноват,– я дергаю его за рукав.– Ты не мог предусмотреть все. Вполне возможно, что другой человек сделал бы то же самое.
Алан кивает, и взгляд его зеленеющих глаз ожесточается.
– Все будет хорошо,– пытаюсь утешить я его.
– Мери, Мери,– вздыхает он.
– Я знаю, что это такое! – обижаюсь я.
Он смотрит на меня так, словно читает все мои секреты силою мысли. И уже открывает рот, собираясь спросить...
Я быстро перевожу разговор в безопасное русло:
– А что за сестра?
– Кэтис,– говорит он,– двоюродная.
Я закатываю глаза и шиплю:
– Почему ты сразу не сказал?!!!!
– Что? – не понимает он.
– Что она твоя сестра!
Он хитро-хитро улыбается.
И не признается.
– Паршивец,– не выдерживаю я.
– А в чем проблема? – осведомляется он, шаловливо улыбаясь.
Не скажешь же прямо так!
– Ни в чем,– я тоже невольно улыбаюсь…
И вскоре ухожу.
Стоило мне перенестись, как….
Секунда…
И словно огромная рука схватила меня, закрутила в бушующем, яростном урагане, взорвала изнутри, из центра меня, из сосредоточия моей силы – души, плавя кости, разрывая мышцы, обжигая кожу ледяным дыханием ада…
Я кричала
Водоворот миров.
Меня швыряло, кружило в пространстве, било о тонкие перегородки реальностей.
И, под конец, я упала на холодную, промерзшую насквозь землю.
Упала – обессиленная, слабая, израненная телом и душой.
Глава девятнадцатая. Заговор
Часть вторая
Империя лжи
Сказки летят облаками
Сказки огнем по венам
Сказки играют мечтами
Сказки суть вселенной
Сказки крадутся за нами
Сказки скользят в тишине
Сказки живут веками
Если поверить, сказки везде.
Глава девятнадцатая
Заговор
Была серебристая ночь. Золото луны текло вниз изогнутыми лучами.
Слезы страха и унижения лились из глаз Денизы. Она дрожала от неизвестности и от холода могильного камня, к которому она была привязана. Она ошалело дергала свои путы, содрогаясь от скрюченных пальцев ветра проникавших под воздушную светлую тунику, которая была на ней, и развевавших ее каштановые, негустые волосы. Но вырваться она пыталась, лишь, когда ведьмы были заняты подготовкой к предстоящему обряду. Одна из них чертила жирную, черную звезду на земле, другая круг внутри нее, а третья квадрат. Еще одна готовила черный мел – толкла его в небольшой ступке. Пятая несла дурманные травы из леса – Дениза всегда знала имя каждой травки. Недаром она прошла курс травознания, но сейчас почему-то не могла вспомнить ничего.
Тень осенила своим крылом лицо Денизы. Она вздрогнула. Травы легли вокруг ее тела. Колита вошла в свет костра. Ее хищные черты пылали от волнения. Алый свет трепетал на них.
– Братья и сестры, не каждый день новая ведьма вступает в наш круг! Пора! Приступим!
Часть ведьм встала на пересечения линий, а остальная сгрудились позади. Колита встала перед племянницей.
Стоящие на пересечениях начали петь:
Artore bertra
Serone lierta
Nerta sierta
Lione verta!
Дениза иступлено дергалась. Ей казалось, что происходит нечто нехорошее. Ведь белые ведьмы проходили инициацию днем, а темные ночью, и лишь срединные на грани солнца и луны. В полночный час один раз в год. Она была белой колдуньей. Все знали это. Почему же ночь? Отчего Колита выбрала такое время суток? Чтобы легче было скрыть? Что?
Ее огромные, испуганные глаза уставились в темноту.
Что?
Ты знаешь Колиту.
Мороз сковал ее мышцы, а иней вырос на позвоночнике.
Ты знаешь Колиту.
Что?
Ответ – смерть.
Дениза дернулась из последних сил и беспомощно всхлипнула. А затем она закрыла глаза, и успокоилась. Одно усилие воли.
Ты можешь рыдать, пока никто не видит, но чтобы выжить, ты должна уметь притворяться
Никто не спасет ее. Тем лучше, лучше для него.
Колита подошла к ней.
– Пришел твой час,– сказала она, разрывая ворот рубашки и рисуя черным мелом с водой знак на верху груди Денизы.
Знак всех колдуний.
Солнце и звезда.
– Прощай,– шевельнулись губы великой колдуньи или Денизе показалось?
Колита заклинала ее. Дениза чувствовала шепот магии. Пассы ее рук. А сама скованная колдовством, ничего не могла сделать! Она распознала заклинание – абсолютное безумие. После которого спасать будет некого.
Противодействие, контр – заклинание. Чары дурманом надвигались на нее. Срок действия – 60 секунд.
Дениза шепчет, едва слышно. Колита не видит, как в темноте двигаются губы Денизы.
– Меж нами стена хрустальная.
Из полупрозрачного льда.
И рухнет заговор тайный
И воссияет звезда – она повторяет эту мантру снова и снова.
Вдруг из толпы появляется Ада. Она говорит своей матери – Колите:
– Ты не тронешь ее,– Дениза удивленно взглянула на Аду.
– Ада! – Колита метнула на дочь недовольный взгляд.
– Извини, мама,– тон Ады был подобен расплавленному стеклу – тягучий, опасный и холодный.
– Вообще-то я ничего и не делала. Это лишь инициация. – Колита выпрямилась. Она смотрела на Аду по-доброму,– веселись доченька.
Ада скривилась и вышла из круга.
Дениза закусила губы, чтобы не заплакать. Она привыкла сдерживаться, прятать свои эмоции, но сейчас она была испуганна, ибо не успела создать запасной план, не успела просчитать действия своих врагов. В то время как Колита взглянула на нее своими пепельными глазами и в голове ее взорвалось:
– Korterre bitte me! – ты ничего не помнишь! Ничего не помнишь – так переводились слова. Но разум Денизы был закрыт от Колиты, теми словами, что она прочитала до того.
Остальное прошло по плану.
И лучи луны пали на ее лоб, начертав ведьмовские руны, тающие с каждой секундой.
Дениза медленно поднималась по лестнице. Сил оставалось едва-едва. Она веселилась целый день, празднуя вместе с другими свою инициацию. Она теперь полноправная, совершеннолетняя ведьма. Однако сегодня она выжила. И она могла бы убить Колиту, свою тетушку, а точнее дать ей отпор. Она была не слабей, и она знала это. Оставалось только гадать, почему Ада, ненавидящая Денизу, спасла ее.
Она привалилась к перилам, передыхая. И услышала разговор.
Она узнала голоса. Вцепилась в поручни, затаив дыхание.
Ада. И Ферлан. Брат Ады, родной, и Денизы – двоюродный. Ее единственный друг.
– И что я получу за это?– вкрадчивый голосок Ады. Сахарный мед, обернувшийся пчелиным ядом.
– Ну-у,– Ферлан замешкался в раздумье,– а что ты хочешь?
Глаза Ады сверкнули:
– Придет время, и ты вернешь долг.
Ее каблучки застучали по лестнице.
Дениза едва успела пробормотать заклинание.
Ей повезло. Сил хватило. Ада промчалась мимо. Хлопнула дверь.
Дениза упала на пол.
– Матушка, я считаю вам не нужно убивать Денизу,– сказала Ада.
– Ты еще указываешь мне! – вскричала Колита. Аду отнесло, словно ураганным порывом ветра к стене.
– Матушка, выслушайте…– попросила Ада, задыхаясь от страха.
Однако лицо ее было бесстрастно. Она пыталась не показывать своего ужаса. В ее глазах было уважение, покорность и гордость. Она не повесила голову и не смотрела в пол, сломленная. Нет, Ада наоборот выпрямилась.
– Говори,– приказала Колита, не отрываясь от бумаг.
–Та, что нужна тебе,– Ада тревожно оглянулась. Можно ли говорить? – Дениза бы помогла ей проникнуться важностью миссии.
– А ты? – Колита строго взглянула на дочь.
– Я? – Ада сглотнула и произнесла.– Дениза лучше умеет…
– Значит, ты научись! Я не доверяю ей. А теперь освободи меня от своего присутствия,– велела Колита.
Ада присела в реверансе, склонила голову, попрощалась и вышла.
Колита задумалась.Нельзя позволить Денизе сорвать ее план. Пусть пока живет, раз этот дурак, так она называла Ферлана, собственного сына, просил за нее. Она не любила его, но он был ей нужен. Сын по закону, гарант ее власти. Однако она может выбрать из всех своих детей наследника, но все равно сын должен быть и живой.
В комнату вошел Лемпан, ее муж.
У него было безвольное лицо с отвисшим подбородком, голубые глаза, которые он постоянно отводил от нее, руки с нервными длинными пальцами.
Он раб своей жены. Послушный и тихий. Скрытный.
– Что тебе?! – сердито взглянула на него Колита.
– Я хотел сказать, что сегодня будет церемония,– пояснил он, отступая. Разве что не дрожал.
– Ладно,– Колита махнула рукой, будто помиловала.
Лемпан сразу же вышел.
Очнулась Дениза от его мягкого голоса, прикосновения его нежных ладоней к ее лицу.
– Лан…– пробормотала она сокращенную форму его имени и, пробудившись, молниеносно вскочила.
– Ты меня боишься? – удивленно спросил Ферлан.
– Нет,– ответила она, оглядываясь.– Что со мной было?
– Я нашел тебя на лестнице…
Дениза кинула на него благодарный взгляд. Ферлан покраснел. Она улыбнулась. Это была удивительно осторожная улыбка.
– Спасибо тебе за то, что принес меня сюда и за то, что не дал Колите убить меня.
– Дени, она не сделала бы этого!
– Ну, конечно! – воскликнула Дениза.– А что случилось с Ири, не помнишь?– язвительно прибавила она.
Ири была его старшей сестрой. Ее убили, когда ей было семнадцать. И все знали, что это сделала Колита, и все молчали. Все помнили, как она стояла у трона в светлом платье, придя по повелению Колиты. Колита встала с кинжалом и одним движением полоснула ее по горлу. И ступени трона утопали в крови.
А она всего лишь сказала, спокойно вытирая кинжал:
– За измену.
Дениза продолжала:
– А почему тогда ты послал Аду?
Ферлан нахмурился:
– Так было безопасней. Откуда ты знаешь?
– Не так сложно сопоставить все это. Кто еще стал бы помогать мне здесь?
– Действительно, но все равно не говори так про мою мать,– обиженно заметил он.
– Это правда, Лан,– тихо и грустно повторила она,– это правда.
Ее печальное лицо словно лучилось. Она подняла на него карие глаза. Ферлан уже встал, собираясь уходить. Дениза схватила его за рукав и усадила обратно.
– Послушай меня,– прошептала она,– не сердись! Ну, прости, если ты не веришь во все это. Только оставайся моим другом, пожалуйста…у меня никого больше нет. Все меня ненавидят здесь.
– Я всегда буду твоим лучшим другом,– улыбнулся Ферлан и обнял ее.
– Спасибо,– ее голос развеялся в тишине
Стоило только шагнуть сюда, как сразу же на меня набросилась стая волков.
Их алые пасти были так близко, что я видела желтые острые клыки. Я отступала назад, а они были все ближе и ближе. Щелканье клыков, загнанное в глотку, напористое рычание. Судорожный оскал. Я готова была поклясться, что они смеются надо мной.
Я отбивалась ногами, и вскоре, едва я схватилась за ветку дерева, зубы сомкнулись на ботинке, отрывая его подметку.
Я завизжала.
Меня тащили по земле.
Волки, не похожие на волков, метнулись вперед.Двое чудищ с красными глазами и седой, сальной, топорщащейся шерстью сцепились из-за меня. Они драли друг друга, рыча, сплетясь в клубок, только мелькали когти и летели клочья шерсти.
Я неумело отбивалась палкой.
Кожу вспороли зубы. Сразу в нескольких местах.
Я закричала.
Мои руки было не вырвать из безжалостных клыков.
Боже…
…спаси…
Я отбивалась.
Не сдамся никогда!
Пиналась, лягалась, вырывала руки из их мерзких челюстей.
Я так хотела ЖИТЬ!!!!
…Меня…
Последнее, что я видела, была страшная морда чудовища.
Пылающие глаза.
Налитые алым.
Укус.
Разрывающий горло.
Горячо на шее.
Неужели. Это. Смерть?
Все…что…я…успела…сделать… в… своей…
Меня вытолкнуло из собственного тела. Я взлетела высоко в воздух, туда, где трепещущие облака сливаются с чарующей голубизной. Я была сама легкость, легкость невидимых крыльев. Свобода несуществующей земли.
Я парила меж громад белизны, когда услышала чей-то голос, точнее не голос, а страстное, иступленное желание, пронизанное болью, как канвой. Я чувствовала его боль – неописуемую, бешенную, иступленную, ломающую его душу.
На меня повеяло отчаянием, столь горьким и черным, как будто бездна распахнулась под моими ногами и заглотила меня. Я видела зрачки бесконечности этой пропасти.
Я полетела, ища обладателя этой тоски, и прошла сквозь барьер. Это было в моем мире.
Затем я нащупала нитку этих эмоции, и заскользила во мгле, как на трамплине.
Миг… и…
Моя комната.
Кровать, старенький телевизор, стол, забавные наклейки на шкафу. Я провела пальцем по одной из них, но не ощутила ничего. Винни Пух с воздушным шариком.
Ангел взглянул на меня… Потеряно. И юркнул под диван. Я присела и заглянула туда. Он мявкнул, жалуясь.
Кто же кричал своей немотой?
Мой взгляд забегал по углам быстрой мышью, и тут я увидела темную фигуру у окна. Фигура обернулась.
Рукава рубашки завернуты, темные брови, изогнутые, как крылья птицы, и его прекрасные глаза – маяки в ночи.
У меня подогнулись колени.
Увидеть его здесь и сейчас?
Но я не упала.
– Алан,– позвала я его, и мой голос дрожал, как надломленное стекло.
Молчание мне в ответ.
Он подошел к дивану и, встав на колени, наклонился, прижавшись щекой к холодному полу. Алан спросил:
– Малыш, ты не знаешь, где она?
Кот пискнул, выплывая из подземных глубин. Он подставил Алану спинку, и Алан провел ладонью по мягкой шерстке.
Тут распахнулась дверь и вошла высокая женщина.
Кто она и что здесь делает?
– Нашел что-нибудь?
Алан в молчаливой печали покачал головой.
– Там чисто.
– Да,– сказала она Алану,– твоя подружка отправилась туда. На ней было заклятье. Но на меня оно не действует. Одноразовое, видимо. Оно затянуло ее в тот мир
Алан провел по глазам ладонью, будто стирая усталость и боль.
– Ба круто меня подставила. Пошли?
– Нет,– закричала я,– нет, не иди туда!
Что он увидит там? Мое растерзанное тело?
А меня закружило в неясном водовороте.
Звук шагов разносился под высоким сводом. Женщина явно торопилась. Накидка скрывала ее волосы и лицо. Она прошла Главным коридором и, остановившись у двери, постучалась.
Дверь открыла сама Ада.
– О, вы сами, ваше сиятельство,– женщина слегка склонилась, явно польщенная такой честью.
– Здесь нет рабов и госпожи, – отрезала Ада, тревожно оглядываясь по сторонам, – входи! – бросила она, возвращаясь в комнату.
Женщина поспешила за ней, опустив капюшон.
Там уже собрались. Все.
Она скромно присела на свое место у стены.
Ада встала в центре комнаты.
– Какие есть еще планы по свержению Колиты? – яростно улыбнулась она.
Молчание повисло сизым туманом.
Наконец один из мятежников, седовласый, толстый мужчина высказался:
– Она пока слишком сильна…
Ада нахмурилась:
– Она будет еще сильнее. Потому что вы не убрали творящую миры!
– Мы пытались,– выступил вперед худой юноша с пылкими черными глазами,– но ты знаешь, как тяжело нам находится в других мирах, как тяжело заставлять тех, кто там, что-то делать… Тем более, ее охраняли.
– Вы отступили,– ледяная улыбка таяла на губах Ады,– и я даю вам неделю, чтобы исправить это. Но вы должны сделать это так, чтобы Колита не узнала…
– Уже поздно,– возразил Некс тот самый юноша,– она уже здесь и мы…
–Тогда нужно убрать Колиту! – воскликнула Ада.– Кто-то из них должен умереть, а лучше обе!
Оппозиционная элита двора зашумела, переговариваясь.
– А не лучше ли использовать ее? – решила высказаться усталая дама лет тридцати.
– Хорошая мысль,– подытожила Ада,– завалить мы ее всегда успеем. А может, этим займешься ты, Некси,– и она одними глазами улыбнулась ему.
– А почему бы и нет? Но только если она не уродка! – Некс ответил ей, уже собираясь уйти, и вставая с места.
– Это неважно, но учти манипулировать ею нелегко. А заколдовать практически невозможно.
– У меня есть более действенные методы, – и он подмигнул ей, сгибаясь в церемонном поклоне.
И вышел.
Я очнулась от того, что в моей комнате кто-то был. Дурманные сны оборвались.
У окна стояла девушка. Пушистые светлые волосы уложены в замысловатую прическу, темные глаза слегка накрашены, в меру. Личико в целом привлекательное.
– Что с тобой? – спросила она, серьезно и тревожно смотря на меня.
– Все хорошо,– ответила я.
– Ты помнишь что-нибудь? – наклонилась она ко мне. Я заглянула в ее глаза и этот миг растянулся. За внешней эйфорией бытия была какая-то мысль, намерение, страсть жестокая и холодная, но она была закрыта. Прикрыта.
«Она опасна»,– подумала я внезапно.
– Да,– ответила я дрожащим голосом,– вол-ки,– рычащие морды, с глазами пропитанными кровью. Я задрожала.
– Тише,– под маской заботы прочитывалось удовлетворение,– больше они тебя не потревожат. Это был заговор наших врагов,– сообщила она, садясь на мою постель,– хорошо, что я была там вовремя и успела тебя спасти.
– А я могу уйти? – спросила я.– Есть люди, которые волнуются обо мне.
– Позже,– мягко ответила она,– сначала ты должна выздороветь. Хорошо?
Я кивнула, как послушная девочка.
– И меня зовут Ада, принцесса Колденийская.
– Я – Мери, – сказала я, прикрывая глаза. Внезапно захотелось спать. Усталость нахлынула тягучим, медлительным потоком
Но я твердо знаю, что я здесь не задержусь. Ни на одну лишнюю секунду.
