Текст книги "Кодекс Хранителя (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лылык
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
Глава 48
Утро обозначилось как-то резко. Просто пришло – и все. Стрелки часов скользнули к шести, и сытость снова уступила место голоду. Словно играя злую шутку, чувство собственной уязвимости сводило на нет какую-либо жалость. Положение Линн было куда сложнее среднестатистического истощения. Истощение проходит через пару часов, самое позднее – пару дней. А вот опустошенный организм – другое дело. Он не производит энергию на том уровне, который необходим для полноценного восстановления. Он ее вообще не производит. Тело пьет энергию, как губка, да и пропускает оно ее тоже, словно решето. В принципе, исключительно последние два свойства при правильном подходе могли помочь справиться с проблемой. Увы, одним днём и даже неделей процесс не завершится. Оставив за спиной три подъеденных ауры, Линн, как изголодавшийся паразит, пошла дальше.
В этом закоулке медицинского блока было только три палаты, и последняя ничем не отличалась от предыдущей, разве что ширмы были не так плотно задвинуты, а дверь подсобки – открыта. Однако звуков из палаты не доносилось. Тихо подойдя к подсобке, Линн заметила дрыхнущую за столом Рылову с накинутым на плечи измятым форменным халатом да спрятанными под белым платком волосами. То еще уродство. Рядом с ней стоял полный стакан темной жидкости, по цвету напоминающей энергетик. Линн молча зашла внутрь и подхватила стакан, принюхавшись для уверенности, быстро его осушила и поставила на место.
Горькая гадость болезненно стекла в неподготовленный желудок, вызывая рвотный спазм. Глаза заволокло слезами, а тело повело в сторону. Справиться удалось не сразу. Собственная кожа начала мерцать, будто посыпанная карнавальными блестками, пропуская с таким трудом собранную энергию назад в пространство. Голод стал ощутимее.
Неожиданно орчанка показалась ей крайне заманчивым завтраком, а чтобы пропускать его… В какой-то момент Линн пришло на ум, что она не пьет, нет, она откровенно жрет… И зря, что это были только слабые верхние слои, и видит Многоликий: она брала только то, что могла унести…
В палате, где дежурила Рылова, спали лишь двое человек, и оба оказались Мухотряскиным. Безошибочно определив копию, Линн коснулась ее лба ладонью и без особого трепета всосала силу. Черная тень заклубилась на постели и безропотно поддалась натиску. Пить силы Мухотряскина, да еще и оформленные в тень, ранее не доводилось. На первый взгляд удачная идея едва не вывернула мозг наизнанку. Плотный ком концентрированной тьмы оказался непривычно тяжелым и липким. Словно гриб-слизовик, он обжигающей прохладой пробрался в каждую щель тела, распирая изнутри. Пошатываясь, девушка подошла к настоящему Владу и отметила его плачевное состояние. Пить из него было откровенно нечего. Неудивительно, что он не смог сам покинуть тень. Вот только почему тень не развеяли? Ведь это проще простого. Очередной эксперимент? Впрочем, неважно. Ей есть о чем думать: хотя бы о слишком тяжёлом комке Владовой силы.
Начало откровенно морозить. Чужая тьма продолжала ворочаться изнутри и вскоре нашла себе путь. Сквозь болезненную пелену Линн видела, как черное марево поднимается от ее кожи и, завиваясь в плотные ручейки, устремляется назад к Мухотряскину.
Издевательство какое-то. Раздражённо фыркнув, девушка тяжелым шагом двинулась из палаты. Ее потряхивало. Последний тип силы ей явно не подходил: попросту иная плоскость. Сейчас она действительно чувствовала себя решетом. Оставалось надеяться, что некоторые комки силы в ней все же задержатся, не сумев просочиться наружу.
Глухой закоулок, в котором расположилась ее палата, поворачивал на девяносто градусов. Из окон коридора непрерывным рядом, разместившимся вдоль всей левой стены, с легкой пульсацией лился утренний сероватый свет. Этот ритм Линн за пять лет научилась распознавать со скрупулезностью сектанта. Он говорил о многом: опять над головой была иллюзия, а за стенами – снова прорыв. Изощренное воображение сразу подкинуло кровавые картины произошедшего, дав логичное объяснение происходящему в медицинском крыле.
Следующая палата была запечатанной. Магическая пентаграмма въелась в дверь искрящимися боками, поблескивая рыжими всполохами. В ее трехмерном очертании угадывалось многослойность из разных типов силы. Работал не один Хранитель, и работа выполнялась очень тщательно. Не сказать, что адептку терзало любопытство. Просто из-за двери веяло мощной энергией и сочной эманацией ментальной магии. Этого не запечатали, значит, не опасались. Ментал для менталиста: такой коктейль нельзя пропускать…
Наверное, ей отшибло последние мозги. Остановиться бы, подумать, взвесить все «за» и «против». Но девушка этого не сделала. Сосредоточившись, она потянула собранную энергию и мыслью скользнула за дверь. Печать молчаливо пропустила ее ментальный порыв. Первое, что бросилось в глаза, – это отсутствие ширм. Второе – густая тьма, сначала едва ощутимо колыхнувшаяся, а после метнувшаяся к ней, сверкая острыми зубами, словно сторожевая псина. Дверь завибрировала, а Линн от неожиданности отшатнулась. Сдалась ей эта гребаная сила…
Смахнув с лица волосы, она лихорадочно взглянула ещё раз на мерцающий знак, проверяя его целостность. Схема не была нарушена. Значит, что бы внутри ни находилось, оно не выберется. Какого это в медкрыле?
В дальнем конце коридора поднялся шум… Зароптали ступени под множеством тяжелых шагов, разнесся знакомый гул голосов. Как-то разом пространство заполнилось хмурыми и сосредоточенными адептами во главе с Виртуозовым. Линн не поверила собственным глазам: уж кого она точно не ожидала встретить здесь. Вспомнились их последние минуты вместе и ужас, последовавший после. Самсон удивлённо замер на месте, разглядывая растрепанную, окутанную черной дымкой Линн, а потом, словно гора, двинулся к ней и бережно подхватил на руки.
– Линн… – только и выдохнул он, уткнувшись носом ей в шею. Его объятия были привычно крепкими, и это расслабляло. Линн обняла его в ответ, нежно поглаживая волосы парня и успокаивая. Сила, собранная ей, начала испаряться быстрей, окутывая их тела зыбкой пеленой, но было уже все равно. Преданные объятия Самсона давали понять: кое-что в ее жизни останется неизменным. Это действительно радовало и дарило чувство спокойствия и уверенности. Она справится. Даже не так, они справятся с ее проблемой вместе.
Никто из них, отдавшихся крепким объятиям, не видел, как схлопнулась на дверях печать, исчезая. Черные призрачные точки, клубясь, пробились сквозь щели. На миг оформившись в человеческий силуэт, нечто, похожее на тень, смазалось и раскрыло свои челюсти, врезаясь пастью в спину Линн. Огненный шар Рубина настиг существо секундой позже. За последовавшей вспышкой не осталось ничего: ни существа, ни эманаций… ни ошметков. Внутри палаты продолжала находиться окутанная артефактами, проклятиями и заговорами фея. Лицо девушки вновь приобрело человеческие черты. В синих глазах застыла дрожащая обреченность. Обожженное, обезображенное тело слабо трепыхалось под действием лечащей формулы Дич…
Она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, беспрерывно борясь с накатывающей глухой беспринципной болью. Ее обожженные глаза оставались слепы, и только звенящая пустота внутри говорила, что Улей наконец покинул ее. Мать ушла, разорвав последние связи. Она опять чувствовала, что ее предали, ощущала себя абсолютно обнаженной перед лицом безжалостного мира.
Увы… Адептка пятого курса так и не узнала ответ на свой мысленно заданный вопрос: «Какого… это делало здесь, в медицинском крыле… в обычной палате…» И не чувствовала, как ее вмиг обмякшее тело крепко сжимал Самсон…
Ее бесчувственную опять уложили в самой дальней палате и подключили к всевозможным аппаратам. Оглашать ее новый диагноз студенты медицинского побаивались даже между собой, разумно решив, что такими фразами не разбрасываются и что окончательную точку поставит декан Гемарта Дич.
Адепты тупо сновали по палате скованной феи, и на животрепещущий вопрос «Что произошло и что это было?» тоже не находили ответа. Увиденное выходило за пределы ими выученного и им понятного.
Послушники просто молчали, изучая пространство одними им известными способами. Все ждали своих деканов в надежде, что хоть они прояснят ситуацию. А тем временем выспавшаяся Эвереста Борин готовилась к предстоящей операции, попутно надиктовывая Марите основные моменты для отчета.
– Когда Кирин придет в себя, пусть забьет в мой коммутатор координаты брата, – отдала она последнее распоряжение. Марита молча кивнула, а Дич напряженно подогнала. Общий зал ритуалов ждал, готовый к сложной работе. Высшая академия демонизма и магии функционировала, как и прежде, хоть и сжавшись от объявшего ее напряжения.
* * *
Рассвет занимался быстро, как по инструкции или по предписанию. Безоблачное небо позолотилось у самого горизонта. Солнце поднималось, безжалостно слизывая с камня тени и ночную влагу. Собрав скупые пожитки, двое мужчин двинулись в обход аномалии. Путь был неблизкий. Впереди ждали скалы и ущелье, а еще дальше – железнодорожная станция с единственным доступным входом.
Ананьев молчал, Звездунов – тоже. Ночная болтливость коллеги была вполне приемлемой и равноценной его истощению. Ничего нового. Сейчас же, при свете дня, разговаривать им было не о чем. Тощий змеелюд как обычно будет сводить все к охам-вздохам и экспериментам, а принципиальный Хранитель будет беситься до белого каления, не умея вести изощренные словесные перепалки.
Скалы становились все ближе, вместе с тем жаркий ветер уносил последние отголоски ночной прохлады. Не сговариваясь, оба накинули на головы черные капюшоны, притороченные к плащам. Странная и нелегкая на первый взгляд одежда как всегда защищала, бережно дополняя их уверенные скупые движения приятной прохладой.
Неглубокое ущелье оказалось с сюрпризом. Их ждали… Неприглядная истина подняла свое обезображенное лицо в тот момент, когда вокруг них захлопнулась мастерски поставленная ловушка. Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми, повидавшими жизнь скитальцами. Никакой прославленной десятками песен немой красоты жестокого боя. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы… в легкие.
Душный ветер сбивал с ног. Атаки, последовавшие следом, были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось, словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие, позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после, и можно с уверенностью сказать: «Да. Этим утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу».
Нападавших было трое, а их останков – бесчисленное количество. Кнут был страшен, Звезда – холоден и резок… Только так и можно было охарактеризовать прошедший бой…
Октопус устало сидел на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрел на лежащего рядом парализованного Раздорца. Их взгляды пересеклись, и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел сделать, бросало в дрожь. Звездунов не был готов так поступать. Но даже так на этот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Академии живыми. Даже если это всего десяток километров, обычные два часа пути…
Глава 49
– Что есть жизнь? – вопрос застал врасплох. Первый репетитор смотрел в белоснежную дымку изображения и пытался понять эмоции проскользнувшие на лице собеседника. Однако незнакомое лицо, как и десяток других, используемых ранее, хранило мертвую непроницаемость.
Вопрос с подвохом?
– Что есть твоя жизнь? – уточнило изображение, продуцируемое коммутатором. Мужчина сглотнул, чувствуя, как предопределение нависло над ним Дамокловым мечом. – Ты дал ей цену?
Единственное, что объединяло все эти мертвые лица, степенно шевелящие губами, это голос. Механическое шуршание сотен хитиновых пластин, сродни музыкальной шкатулке, только в живой глотке. Можно было с лёгкостью представить, как эти пластины, подобно мясорубке, перемалывают кости.
Он чувствовал, как намокли волосы на затылке. Лёгкий ветерок, ворвавшийся в кабинет через приоткрытое окно, неприятно лизнул холодом.
– Жизнь ценна, пока приносит пользу, – живая глотка с мертвым лицом, продолжала вещать. Можно списать впечатление на фанатизм или наркотическое восприятие. Но мужчина знал, откуда берутся эти лица.
– Чего вы хотите?
Изображение коммутатора подёрнулось и он увидел запись.
Сквозь чужие глаза было видно узкое стрельчатые окно, чуть выпуклое, словно наблюдаемое сквозь линзу. За стеклом говорило двое: мужчина и женщина. Эвересту Борин сложно не узнать, а вот ее престарелый посетитель остался неузнанным.
– Но у вас же принц учится! – возмущался он.
– У меня их даже больше, чем один, – лениво протянула женщина и старик попятился… Изображение смазалось, показывая уголок голубого неба, после в него мельком пробралась нежное девичье лицо в облаке розовых кудрей, взметнулись толстые стрекозьи крылья…
Запись остановилась и картинка преобразилось.
– Найди и назови имя каждого – муторно прощелкало лицо, таращась сквозь расстояние странным немигающим взглядом.
Связь оборвалась.
Судорожно вытерев взмокший затылок, Первый Репетитор ученого совета Дайкирии закрыл крышку коммутатора. Прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь начавшую терзать тело.
Нервы стали совсем ни к ч'рту. Имена… Какие же имена они хотят? Принцев?
Всех кто в тайном списке перед Максимилианом? Невозможно. Нонсенс…
Бесценные сведения за бесценную жизнь?
Окно неожиданно захлопнулось, а после из потолка смоляной каплей скатилась чужая тень. Оформившись в знакомого жреца, тень глубоко поклонилась и припала на колено:
– Мы просчитались, – известил он. – Уложили всех троих. Собрать ещё одну группу?
– Подожди, – Репетитор забарабанил пальцами, просчитывая в уме возможные результаты произошедшего. – Их состояние?
– Вопиющая расслабленность… Готовят похороны.
Репетитор нахмурился. Ему не понравилось, как это прозвучало.
– Просто наблюдайте, если не уверены в их истощении, не лезьте.
Тень кивнула и растаяла. Сглотнув, мужчина медленно поднялся из-за стола и нырнул в тайник, спрятанный в полу под столом. Выудив из набора артефактов, нужный, он опять сел в кресло и коснулся рукой коммутатора.
– Добрый день, могу ли я напроситься на встречу? Мне нужен час.
– А не много? – его собеседник хмурил черные брови и явно был недоволен.
– Сложный разговор, – сказал чистую правду Репетитор, надеясь что страх не отобразился на лице, – неотложный, жизненно важный.
По ту сторону связи хмыкнули.
– Ну приезжайте, посмотрим, что у вас за дело.
* * *
– Ты мне объясни, на хрена? – поинтересовался Ананьев, ватной куклой валяясь на булыжниках. Его полусидящее состояние сохранял толстый шнур который, согласно инструкции, всегда находился в походном комплекте.
Звездунов молча продолжал носить булыжники, обкладывая ими заботливо собранные в кучку останки. Солнце уже припекало и вонь требухи все больше нервировала.
– Я понимаю, что у тебя забота о ближнем… Но эти ближние как бы грохнуть нас пытались. Меня уж точно… – Двигать головой Раздорец тоже не мог, так что довелось изрядно косить глазами чтобы уследить за действиями более подвижного коллеги.
Октопус выпрямился, возвел руки к солнцу и прошептал последнее наставление ушедшим душам.
– Да будет так и Многоликий упокоит твою душу, – машинально вздохнул Ананьев в унисон Звездунову. Последние ритуальные слова даже раздорцу не с руки умалчивать…
Наконец вытерев вспотевшей лоб, Октопус упёр руки в бока и внимательно посмотрел на Анониса:
– Надо кровь убрать, после двинемся к пещерам и переждем до вечера. Как только войду в силу, посмотрю что у тебя там.
– Я тебе и без силы скажу, что там звиздец, – фыркнул Ананьев, – хреновец, пиз…
Октопус молча развернулся к нему спиной и, насвистывая любимую песенку, пошел уничтожать бурые пятна.
Материться расхотелось. Тяжело вздохнув, Анонис задумчиво уставился в голубой небосвод, на жёлтое слепящее пятно солнца, покуда в глазах не заплясали сине-зеленые круги обожжённой сетчатки.
– Слушай Звезда, – позвал он, не сомневаясь что если Октопус не подойдёт то все равно услышит, – знаю я одно хорошее заклинание. Перемещает быстро по меткам, ближайшая в Академии…
– Я истощен, – напомнил Звездунов, собирая в пригоршню чистую пыль и посыпая, успевшие подсохнуть бурые лужи.
– Не страшно… надо энергию из пространства тянуть… – Ананьев сглотнул, – делается червоточина к метке, перемещение в мгновение ока. Только минус один…
Звездунов склонился над ним слишком неожиданно, от чего Раздорец буквально ослеп. Сине-зеленые пятна яркими бликами окрасили чужое лицо.
– Какой?
– Без капли света… – тихо выдохнул Анонис. Наверное, не стоило так долго смотреть на солнце. Пятна гасли медленно, уступая место непривычно хмурому лицу хранителя.
– Нужна тень или просто чёрное дело? – наконец спросил он.
– Не то и не другое – вкрадчиво ответил Раздорец и облизнул пересохшие губы. – Нужна мерзость. Ты должен знать, что это именно она, и при этом получать истинное удовольствие от нее. Ты не должен думать о мерзости как о пути к всеобщему благу.
Их лица сейчас были непозволительно близко, от чего на коже плясало дыхание друг друга.
– А мерзость бывает разной, иногда чувственной, иногда грязной… – сглотнул Ананьев, цепко смотря в его глаза.
Октопус отшатнулся и задумчиво скользнул взглядом по парализованному тощему телу. Шнур, зафиксировавший его возле камня, поддался легко.
– Мерзость и удовольствие, говоришь… – Октопус сдернул шнур. Ананьев шлепнулся на землю и невольно зашипел. Хранитель тем временем поднялся на ноги. – Да легко. Я тебе свежую тушёнку приготовлю. Только откопаю кое-кого… Подкрепишься, наберёшься сил, а я, так и быть, спою твое заклинание… Заодно вспомнишь, почему ненавидишь хранителей.
– Сволочь… Я кажется лоб рассек.
Октопус самодовольно хмыкнул и принялся откапывать только что закопанные останки.
– Ты что будешь, руку или ногу?
– Ухо, бля… – Ананьев откровенно занервничал. – Перестань хрень чудить! Закопай обратно!!! А то…
– А то что? – Звездунов опять подошёл к нему и продемонстрировал чужое ухо. – Это сойдёт?
– Паскуда… – процедил Ананьев, понимая, что вокруг Октопуса очень явно клубится тьма. – Дай руку… Повторяй за мной…
* * *
Дич курила, нервно поглаживая свободной перебинтованной ладонью собственное предплечье. Операция прошла успешно и теперь амагическая гроздь находилась в стеклянной банке, залитая литром формалина.
– Чтобы ещё раз встретилась с такой жутью… – прошептала она, затягиваясь.
Эвереста, задумчиво покрутила банку, стоящую перед ней на столе, рассматривая странный кластер. Напоминал он связку яиц только что выпотрошенный курицы. Такие же жёлтые и кожистые, спаянные вместе эпителием и прожилками.
– Все может быть. Главное, что парень выжил. – она поморщилась, вспоминая о чем-то своем. – Никогда не видела, чтобы скальпель раскалялся от одного прикосновения к тканям…
Дич фыркнула. Она тоже не видела. Ожог ныл и нервировал. Собственная дрожь раздражала.
– Какая-то хитроумная защита, – продолжала тем временем Борин, вспоминая произошедшее как сон с вывертом больного сознания.
Десять адептов и столько же послушников слегли с глубоким истощением. Это на пару дней. И если адептов было кем заменить, то из хранителей на ногах остался разве молчаливый староста, которого взять в качестве батарейки Гемарта попросту побоялась. И Эвереста была с ней полностью солидарна. Двух девчонок, которые затесались в послушницы всего неделю как, брать на такое ответственное дело было чревато ошибками. Сделать обычные светлые заговоры они тоже будут не в состоянии, если вдруг понадобиться. Хоть охрану послушнику выделяй….
Происходящее в Академии ей не нравилось, как и гроздь плавающая в банке. Словно не оглашённая война со скрытым за углом противником.
Хуже всего было то, что Звездунов и Ананьев все ещё не вернулись. Словно под землю канули. И не проверить ведь.
Хоть иди к принцу на поклон…
Словно издеваясь, задребезжал коммутатор:
– Его Высочество просит аудиенцию, – пропела Марита, явно пытаясь произвести на венценосного впечатление.
Пихнув банку под стол, Борин кивнула Гемарте на потайную дверь, а сама попыталась сделать голос помягче:
– Пусть заходит… Кофе сделай, пожалуйста.
– С плюшками? – хихикнула Марита.
– С пирожками, – подсказала Гемарта и поспешила скрыться с глаз долой. Недовольно зыркнув ей вслед, Эвереста нацепила на лицо самую, что ни есть доброжелательную улыбку и приготовилась встречать Максимилиана с распростёртыми объятиями.
Принц не подкачал и, явившись пред ее ясные очи, позволил облобызать себя в обе бледные щеки.
А после включил приказной тон, от которого бросило сначала недоумение, потом раздражение, а после в нервную дрожь…
– Я должен вам желание, – сразу начал он, скользнув взглядом по окну, а после развернулся к Борин, – так что не буду спрашивать о причинах моего вчерашнего наваждения… Ваш спор пошел вам на руку.
Кивнув, Эвереста заискивающе улыбнулась.
– Большое спасибо…
– Но… Я надеюсь, вы объясните мне это? – он нырнул рукой в карман своих широких штанов и вытащил скрученную газетку «Столичного Вестника». На первой странице была четкая фотография Максимилиана Дрейка в обнимку с Веленой Липкой.
«Страсти принца в ВАДИМе» – гласил жирный заголовок.
– Разберемся, – икнула Эвереста, теряясь под пристальным взглядом Максимилиана.
– Интересно, как? – от принца потянула таким холодом, что хоть труп замораживай на месте.
– Как… Как, – вздохнула женщина, – на живца поймаем, кастрируем и заставим опровергнуть написанное.
– А кастрировать то зачем?
– Для наглядности, чтоб впредь неповадно было.
