Текст книги "Прогулка по висячему мостику (СИ)"

Автор книги: Екатерина Трубицина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 57 страниц)

– Ребят, что-то я вас сегодня понять не могу: про Радного мне ничего говорить не захотели, теперь вот это… может, я вас чем обидела?

– Ира, – проурчал Зив, – ты нас ничем не обижала. Мы о тебе беспокоимся.

– Вы всегда беспокоились, но, если мне не изменяет память, до сегодняшнего дня несколько иным образом, мягко говоря.

– Мы стали беспокоиться о тебе по-другому немного ранее сегодняшнего дня, – проурчал Зив. – С того самого момента, как ты решила, будто подошла к финишу. Мы не хотим, чтобы ты так считала, так как твои убеждения имеют очень большую силу.

– И вы полагаете, что, отгораживая меня от всего, выходящего за рамки милых ни-о-чёмных разговорчиков, ослабляете силу моих убеждений?

– Нет. Мы так не полагаем. Мы хотим, чтобы ты их изменила.

– В таком случае, не следовало давать мне заниматься ключом.

– Мы не вправе этому препятствовать.

– Зато вправе объявлять бредом последствия?

Зив промолчал. Лоренц тоже не нашелся, что ответить.

– Ладно. Забыли. Лучше расскажите мне о Радном. Знаете, не думаю, что узнав о нем даже нечто экстраординарное, побегу тут же сводить счеты с жизнью.

Зив и Лоренц вздрогнули. После небольшой паузы Зив проурчал:

– Он мой брат.

– В смысле?

– В самом прямом – он родился вместе со мной.

Ире стало немного не по себе.

– Когда это произошло? – спросила она.

– Я не особо хорошо ориентируюсь в человеческом летоисчислении, но одно могу сказать точно – за достаточно приличный срок до твоего предыдущего рождения.

– Странно, вы всегда говорили о нем, как о человеке вам хоть и незнакомом, но в некотором роде известном.

– Нас проинформировали, кто такой Радный в своей сути, но до сего дня мы ни разу его не встречали. А потому, я и предположить не мог, что это именно он тогда родился вместе со мной. Что это именно он познакомил меня с Лоренцем и сделал стражем проходов. После той его жизни, я его более никогда не видел ни в собачьем, ни человеческом и ни в каком другом воплощении.

– Радный говорил, что бывал в этом доме до того, как он стал моим.

– Видимо, он сделал так, чтобы мы в этот момент здесь не находились. Если честно, Ира, по поводу него мне приходили на ум кое-какие догадки, когда ты рассказала, что он без нашего ведома пользуется нашей сетью проходов, но лишь догадки.

– …которые полностью подтвердились с его появлением?

– Ира, – вклинился Лоренц в их диалог, – мы не можем рассказать тебе всего. Не можем отчасти потому, что далеко не все знаем, а отчасти потому, что не имеем на это права.

– Ладно, – Ира улыбнулась. – Вы мне только скажите, зачем вам понадобилось от меня скрывать все это?

– Ты всегда очень болезненно реагировала на вещи, не являющиеся обычными в общепринятом смысле.

– Я свыклась с мыслью, что Женечка живет на Земле две с половиной тысячи лет, неужели Вы думали, что у меня начнется истерика, как только я узнаю, что вам более пятисот? Вы мне сами говорили, что давненько здесь, да и о том, что рядом со мной находились, когда я была Эрианой – тоже упоминали. Помните? И Радный мне говорил, что на Земле кем только ни рождался. Не понимаю, что, по вашему мнению, могло меня шокировать из того, что я только что от вас узнала?

– Извини, Ир. Видимо, перестраховались. Ты действительно очень напугала нас своими мрачными мыслями.

Ира очень пожалела, что несколькими днями ранее поделилась с Зивом и Лоренцем своим настроением. Мрачным оно не было, но, тем не менее, ощущение, что «прогулка по висячему мостику» подходит к концу, Иру уже давно не покидало. Она не предполагала, что ее нечаянное откровение так сильно подействует на Зива с Лоренцем. «Нужно успокоить их, во что бы то ни стало, а то они своими заботами еще, пожалуй, и дров наломать могут», – решила Ира.

– Я одного понять не могу, – весело сказала она вслух. – Вы что, серьезно решили, что я помирать собралась?

– Ира, твое заявление звучало отнюдь не двусмысленно! – важно заметил Лоренц.

– А может, напомните, как именно оно звучало.

– Попытаюсь, – промурлыкал Лоренц. – Ты сказала, что у тебя уже пару месяцев ощущение, что нечто подходит к концу, и что этот конец, хоть ты его и оттягиваешь, приближается с неизбежностью и еще, что прогулка по висячему мостику завершается.

– Ну вот! Я разве сказала, что собираюсь помирать?

– Ты как-то сказала, что жизнь для тебя – это прогулка по висячему мостику. Так что вполне логично предположить, что именно окончание жизни ты и имеешь в виду.

– Период моей жизни под кодовым названием «прогулка по висячему мостику» начался с моего приезда в этот дом позапрошлой зимой, и теперь я чувствую, что он подходит к концу, точнее именно теперь, то есть сейчас, я чувствую, что он завершился. Так что если вам так угодно можете считать меня мертвой. Как, не страшно с трупом общаться?

– Ира, ты серьезно? – недоверчиво спросил Зив.

– Не знаю! Вам виднее живая я или мертвая! – рассмеялась Ира.

– Я не о том. Я про то, что ты имела в виду именно окончание определенного жизненного этапа.

– Конечно! И даже не думала, что вы можете понять это как-то иначе.

– Так почему же ты сама оттягивала завершение этого периода? – спросил Лоренц.

– А вы что думаете, мне не страшно было? Знаете, я как-то не особо догадывалась, что, по завершению его, станет легче!

– Тебе стало легче? – Зив несмело обрадовался.

– А что, незаметно?

– Вообще-то, есть что-то, – согласился Лоренц. – Однако ты еще говорила, что перед тем, как все закончится, ты хотела бы напитаться этой реальностью.

– …которая суть иллюзия, но с очень высокой степенью реальности. Я помню. Я чувствовала, что меня нечто ждет, но что именно ждет, понятия не имела, а потому цеплялась за то, что считала для себя дорогим.

– А теперь, как считаешь? – с какой-то опаской спросил Зив.

– Не знаю. Я еще не определилась, ведь началу нового периода в моей жизни еще нет и суток, так что поживем – увидим!

Зив и Лоренц вроде окончательно успокоились, и Ира перевела дух, но когда уже улеглась в постель, призналась себе, что на самом деле рано радуется, потому как теперь ей неопределенно долгое время придется притворяться. Ведь на самом деле еще ничего не окончилось. Она все так же ползет враскаряку по этому пресловутому висячему мостику, и каким образом этот ее путь завершится, она не знала и вовсе не исключала, что это действительно означает конец ее земного существования.

Глава 50
Пэфуэм

Природа, игнорируя утвержденный человеком календарь, еще четыре дня назад провозгласивший начало осени, вовсю наслаждалась по-настоящему летним зноем, который уже изрядно чувствовался даже в еще достаточно ранние утренние часы.

– Ну что, к водопаду? – спросил Зив Иру, когда она спустилась из спальни.

– Если не возражаете, к Ажековскому.

– Тихо! – одернул их Лоренц.

Ира прислушалась – на кухне возилась Татьяна Николаевна.

– Ой… – виновато прошептала Ира и отправилась прямиком туда. – Доброе утро, Татьяна Николаевна! Батюшки! Да тут целый пир!

– Доброе утро, Ирочка! Вот, решила тебе оладушков напечь.

– Татьяна Николаевна, Вы даже не представляете, насколько Ваши оладушки кстати! Я сегодня хочу по горам побродить – с собой возьму.

Татьяна Николаевна улыбнулась:

– Значит, не зря я столько теста навела!

– Ой, не зря! – улыбнулась ей в ответ Ира. – Меня целый день не будет, так что с обедом возиться ненужно, а вот хороший ужин не помешает – может, и гостей позовем.

Все это Ира говорила для Зива и Лоренца, видя, что их вчерашняя успокоенность, достигнутая ею не без усилий, сменилась нынче, судя по глазам, новой тенью подозрительности.

– Как скажешь, Ирочка!

Несмотря на протесты Татьяны Николаевны, Ира пристроилась ей помогать, а потом почти силой усадила с собой завтракать. Татьяна Николаевна, как и всегда, надолго не задержалась. Ира, Зив и Лоренц тоже засиживаться не стали.

– – -

На всем протяжении пути они почти никого не встретили, однако галечные наносы в устье Ажечки, по численности человеческих тел на квадратный метр успешно соперничали с городским пляжем. Правда, в течение всего получаса по неведомым причинам человечество в едином порыве покинуло залитый солнцем берег. Необходимость соблюдать приличия отпала, и Ира сняла более неактуальный купальник. Солнце пекло, а искрящаяся в его лучах горная река искушала прохладой кристально чистой воды. Ира отдалась ей. Вылезать вообще не хотелось. От удовольствия глаза сами собой прикрылись.

В какой-то момент по щеке будто кто тыльной стороной ладони провел. Ира немного испугалась от неожиданности. Она огляделась по сторонам. Зив и Лоренц отдыхали в тени, и вокруг больше никого. «Показалось», – подумала Ира, вновь прикрыла глаза и направилась к берегу, но в момент, когда ее руки нащупали дно, по щеке вновь будто скользнула чья-то ладонь. Ира открыла глаза – на берег выползала черная гадюка. Оказавшись на суше, она заскользила вдоль кромки воды. Ира стояла, провожая ее взглядом. Гадюка медленно и чинно проползла метров пять и остановилась, медленно и чинно приподняла голову, повернувшись к Ире, и пристально уставилась ей в глаза. «Следуй за черной гадюкой», – зазмеилось перед внутренним взором написанное рукою Радного на смятом клочке бумаги.

Ира сделала шаг. Потом еще один. Когда она подняла ногу для третьего, гадюка спокойно поползла дальше. Ира пошла за ней более решительно, но через несколько шагов остановилась: «А вдруг это какая-нибудь не та гадюка? И вообще, все это чушь про гадюку!», – пронеслось в голове отчаянной попыткой уверить себя в отсутствии необходимости делать нечто явно абсурдное. Гадюка остановилась и вновь пристально посмотрела на Иру. Ира взглянула на Зива и Лоренца – они, похоже, крепко спали. Гадюка терпеливо ждала. Ира решила попробовать поговорить с ней, но отчего-то не знала, что именно следует сказать. Мысли путались невразумительными бессмысленными обрывками. «Ты не обязана. Если не хочешь – можешь не идти», – вдруг выстроилось без участия воли. Ира поняла, что это сказала ей гадюка, которая все еще пристально смотрела на нее, ожидая решения.

Ира вспомнила три коричневато-зеленоватых камня одинаковой формы, лежавшие у нее в кабинете. Уверенность ирреального пересилила опасения реального, и Ира сделала шаг. Гадюка переплыла Ажечку у самого устья и повела Иру вдоль русла Сочинки вверх по течению. Галечные наносы постоянно обрывались выступающими в воду скалами, и то и дело приходилось перебираться с одного берега на другой. Правда, по руслу реки их путь лежал недолго. Переплыв в очередной раз с правого берега на левый, гадюка направилась вверх по склону под полог леса.

Ира неотрывно следила за змеей и вскоре потеряла ориентацию из-за того, что та постоянно меняла направления, стараясь выбирать проходимый для человека путь по крутому склону сквозь чащу. Вместе с ориентацией исчез и счет времени.

Идти Ире пришлось, видимо, достаточно долго – она почувствовала, что начинает уставать. В этот момент гадюка выползла на нижний край некого подобия залитой солнцем поляны, если можно назвать поляной часть склона, по непонятной причине лишенную леса. Ира уже собиралась спросить у гадюки, нельзя ли чуть передохнуть, но та вдруг резко свернула вверх в безлесье. Ира автоматически повернула следом и тут же утратила свое желание немного отдохнуть – «поляна» обрывалась входом в пещеру. Гадюка доползла до нее и остановилась.

Концентрация на движущейся змее рассеялась, и тут Ира осознала, что отправилась за ней следом в том, в чем плавала в Ажечке, то есть в том, в чем мама родила, то есть вообще без одежды и без обуви. Ей резко стало не по себе. Отсутствие одежды на теле в столь безлюдной местности Иру не особо смущало. Да и в дальнейшем не беспокоило. Она не сомневалась, что Зив и Лоренц непременно найдут ее, а отправившись на поиски, не забудут прихватить всё, что она оставила на берегу. Но обувь! Она босиком несколько раз переходила реку, шла по далеко не всегда мягкой речной гальке, а потом и вовсе по лесу! Однако, судя по ощущениям, на ногах не было ни единой царапины. Пристальный взгляд гадюки вывел Иру из замешательства, и она продолжила подъем по лишенному леса склону.

С детства боясь змей, Ира, естественно, не горела желанием оказаться от гадюки на менее почтительном расстоянии, чем получалось всю дорогу. Гадюка, скорее всего, испытывала аналогичное настроение. Как только Ира приблизилась к пещере настолько, что могла без труда увидеть дальнейшие действия змеи, та тут же медленно заскользила внутрь пещеры.

Свет дня постепенно тонул в каменном сумраке. Ира тщетно силилась вызвать свою способность видеть в темноте, но от волнения у нее ничего не получалось. Она, уже с трудом различая движущийся силуэт змеи, полностью сконцентрировала на нем свое внимание, и вновь утратила ориентацию. Коридор пещеры, видимо, сделал поворот, и тусклый свет из-за спины окончательно погас. Но не успела Ира испугаться внезапно сгустившегося полного мрака, как ее ждала неожиданность, неожиданная и обескураживающая по-настоящему: змея стала серебристой и засияла в темноте. Исходивший от гадюки свет разливался вокруг нее на площадь очень небольшую, но вполне достаточную, чтобы не терять змею из вида и представлять себе, куда лучше поставить ногу, дабы не оступиться.

Пещера была как пещера, то есть с полным набором всех пещерных «удобств», а потому продвигалась Ира в ее неведомую глубь очень медленно. Гадюка тоже никуда не спешила, держа удобный для Иры темп. Концентрация слегка ослабилась, и Ира даже начала пытаться оценивать ситуацию. По уму следовало, конечно, дико бояться, а еще лучше валить отсюда пока не поздно. Но если по уму, то вообще ненужно было в чем мама родила тащиться незнамо куда вслед за ядовитой змеей. Вопреки всему Ира наслаждалась превосходным настроением, наполненным львиной долей сарказма, язвительности и цинизма.

Она сразу поняла, что по незнанию и из-за отсутствия элементарного опыта поступила опрометчиво, сравнив свою жизнь с победным шествием через висячий мостик. Дура, карабкающаяся в пещере, мало того, что без элементарного фонарика и мало-мальски хоть какого-то снаряжения (ну что вы!) – вообще голая! Да еще и вслед за гадюкой, которая, видимо, ей под стать, то есть чокнутая не меньше, потому что до сих пор не удосужилась ее тяпнуть разнообразия ради! Вот это определение! Что такое жизнь? Жизнь – это блуждания голой дуры по пещере без фонаря вслед за полоумной гадюкой! Нет! До такого просто так не додумаешься! Это только пережить можно! Ну да! Конечно, можно! Дуракам ведь не только закон не писан, но и здравый смысл не ведом!

Гадюка остановилась и замерла на несколько мгновений. Затем она заползла на плоский прямоугольный камень и свернулась на нем кольцами. Ира поняла, что цель ее странного путешествия достигнута, сделала еще несколько шагов и уселась на другой похожий камень. Наверное, он был очень холодным, но Ира этого не ощущала, как не ощущала и окружающего холода, хотя знала, что в пещерах температура, как правило, держится примерно на отметке +11 градусов.

«Может быть, у меня и ноги в кровь изодраны, просто я этого не чувст…», – Ира не успела додумать мысль до конца. Над головой зажглись два желтых фонарика размером с пятирублевые монеты и медленно поползли вниз, постепенно увеличиваясь, пока не достигли размера автомобильных фар, расположенных на чем-то вроде камня, размером с комод, причудливой формы, но симметричных очертаний.

– Ну, здравствуй, Ырэа! Рад видеть тебя вновь! – прошелестел тихий приятный бархатистый голос, подхваченный реверберацией пещерного эха.

– – -

Темнота полностью рассеялась. Ира находилась в огромном подземном зале, а перед ней красовалось существо, название которого у Иры не хватало мужества сообщить даже себе. Впрочем, страха не было, хоть рациональное и вопило вовсю: «Надо испугаться! Надо испугаться!», – правда, не объясняя, чего именно следует испугаться в первую очередь: существа грандиозного вида, названия которого Ира благоговейно не могла произнести даже мысленно, или всепоглощающего ощущения своей сопричастности этому существу.

– Ты, как вижу, шла сюда, до самого конца не зная, что именно тебя ждет? – вновь прошелестел после небольшой паузы тихий приятный бархатистый голос, подхваченный реверберацией пещерного эха.

Ира отметила, что говорит существо по-настоящему, то есть, как человек, то есть не так, как разговаривают Зив и Лоренц.

– Я и сейчас не знаю, – спокойно ответила она.

– Ырэа, неужто ты действительно совсем не помнишь меня?

– Если честно, то сейчас я что-то смутно чувствую, но не помню.

– Но ты хотя бы догадываешься, кто я? – с оттенком шутливости спросило существо.

– В смысле?

– В смысле? Ну, вот ты, к примеру, сейчас человек. А я кто?

Ира сделала глубокий вдох и, неимоверными усилиями собрав воедино всю свою волю и все свое мужество, произнесла:

– Дракон.

– Верно. Можно и так. Правда, лично мне больше нравится, когда нас называют змиями.

– Почему?

– Не знаю… Просто нравится и всё… Честно говоря, я, когда посылал тебе первую весточку, лелеял безумную надежду, что ты сразу догадаешься, от кого она. Ну, может, не от кого лично, но хотя бы, что от змия.

– И как же я должна была догадаться?

Змий вздохнул и склонился перед ней, почти положив голову на пол пещеры:

– Смотри!

– Так то действительно были не камни?! То действительно были чешуйки дракона?! – взволнованно воскликнула Ира, и по пещере прокатилось гулкое эхо.

– Да. Я отправил тебе свою чешуйку, надеясь, что это сразу вызовет у тебя целый ряд ассоциаций, и ты вспомнишь, но…

– Ассоциации возникли, но я не придала им значения, посчитав всего лишь забавными.

– Что ж, это вполне понятно… – дракон немного помолчал. – Отправляя вторую, я думал, что аналогичность должна заставить тебя задуматься. Ну а посылая третью, считал, что ты сможешь понять, что имеешь дело с системой, и у тебя появится желание добраться до ее сути.

– Меня поразило сходство, но не более того.

– Я не виню тебя, Ырэа. Воплощение в человеке – страшная вещь!

– Воплощение в животном или растении благоприятнее?

– В какой-то степени… Видишь ли, ни у животных, ни у растений нет управленческих амбиций. Управленческих амбиций в отношении системы миров Вселенной, в которых мы все живем.

– Ну, по поводу системы миров, это Вы хватанули! Человек лишь смутно подозревает о существовании таковой, сам же себе не давая ввести эту идею в разряд официальных.

– Ну еще бы! А кто б ему позволил! В свое время пришлось отрезать человеческое восприятие в целом от этой системы. Лишь избранные единицы допускаются. Но человечество в целом – ни-ни! Один мир изгадили – еще ладно! А представь, если допустить во всю систему! Кстати, и не надо мне выкать. Мы с тобой на равных, даже если ты этого и не помнишь.

– То есть?

– То есть, во-первых, потому что и ты, и я – высшие личности Мироздания и на данный момент единственные из таковых во всей системе миров Вселенной. А во-вторых, потому что и ты, и я являемся членами братства змиев. Или драконов, если тебе так больше нравится.

– То есть, я что, дракон?

– В своем нынешнем воплощении ты – человек, но по своей сути здесь, во Вселенной, ты – дракон. Или змий, как мне больше нравится. Мы с тобой здесь были с самого начала сотворения Вселенной. Потом тебе здесь надоело, и ты ушла, а мне здесь понравилось, и я остался.

– Извините… ой… прости… А я могу узнать, как твое имя?

– Конечно… может быть, его звучание что-нибудь напомнит тебе… Мое имя – Пэфуэм. Ассоциируется с чем-либо?

– Да. Несомненно. Только не думаю, что ты ждешь от меня именно такого воспоминания.

– Ну, хоть какого-то!

– Хорошо. Пэфуэм – несколько созвучно с Пифон. В греческой мифологии есть такой змей.

– Я в курсе. А еще в этой самой греческой мифологии, и не только в греческой, есть очень много всего интересного. По большей части это, безусловно, результат коллизий человеческого восприятия и бурной фантазии, однако, не на пустом месте… не без оснований… – Пэфуэм многозначительно посмотрел на Иру.

Ей стало немного не по себе, и она перевела разговор на другую тему.

– Послушай, а ты живешь здесь невообразимое количество лет непрерывно?

– Нет. Я предпочитаю менять тело. Мне нравятся перемены. Есть, конечно, живущие непрерывно по нескольку столетий и даже тысячелетий, но это особый случай. Все законы можно обойти, только зачем это делать, если нет необходимости? Правда, тело змия служит верой и правдой гораздо дольше человеческого, но и оно, если не предпринимать специальные меры, изнашивается – закон действия времени. И, чем тратить силы на сохранность, если того не требуют особые задачи, его лучше поменять. Кроме того, змии не забывают прошлых воплощений, когда вновь рождаются змиями.

– Так значит, на Земле до сих пор живут драконы? То есть змии.

– Ырэа, если тебе больше нравится говорить дракон, так и говори дракон, а мне больше нравится говорить змий, и я буду говорить змий. Хорошо?

– Да. А драконы и сейчас живут на Земле? То есть не только ты, но и другие?

– Змии живут во Вселенной, и им доступна вся система миров Вселенной. Заглядываем мы и в мир, доступный восприятию людей, как в змиевом воплощении, так и в иных. И в человеческом в том числе. Видишь ли, змий может воплотиться кем угодно, и в каком угодно мире Вселенной, но змием может воплотиться лишь змий, то есть член братства змиев.

– А что это за братство змиев? Это нечто, существующее изначально, то есть вне Вселенной?

– Нет. Братство змиев было образовано в начале творения Вселенной ее творцами. То есть змии – это те, кто создавал Вселенную. В самом-самом начале мы творили ее как бы снаружи, а потом – как бы изнутри. Когда мы стали творить Вселенную изнутри, то были тем, что сейчас люди называют стихиями.

– Получается, что огонь, вода, воздух, земля, гравитация, электричество и тому подобное – это драконы?

– Верно. Почти. Когда-то это были змии, пока, в конце концов, не удалось направить безличные энергии работать соответственным образом. Вроде человека, которому приходилось возделывать землю мотыгой, пока он не изобрел трактор.

– То есть получается, что процесс действия сил и стихий нынче как бы автоматизирован, а раньше выполнялся вручную?

– Очень-очень похоже на то. Так вот, все те, кто в свое время выполнял эту нелегкую работу, составили братство змиев, или, как ты говоришь, драконов. В наше братство входят только высшие и великие.

– То есть личности четвертого и пятого уровня?

– Верно. Личности пятого уровня, или высшие энергетические структуры, или высшие сущности – это изначальные и окончательные сущности, сама суть Мироздания. Личности четвертого уровня – великие сущности – это сущности, которые посредством многих воплощений и преображений сумели достичь почти всего, что присуще высшим. То есть, высшие – это те, кто есть, а великие – те, кто стали.

Высшим ненужно воплощаться, чтобы оставаться собой. Воплощения для высших что-то вроде развлечения, но не обязательное условие продолжения существования. Великим же приходится, хотят они того или нет, периодически как-либо воплощаться, дабы сохранять свои достижения. Главное различие в том, что высшие могут преображаться, используя любые варианты от втягивания в себя невообразимой энергетической мощи до полного рассеивания и обратно без ущерба для своей личностной осознанности. Великие могут создавать невиданную мощь себя, но рассеиваться, способны лишь до определенного предела. К тому же, великие не вхожи в сферы высших, в то время как высшие могут находиться в любых сферах.

Высшие есть всё, и нам ненужно ничего достигать. Великие достигли всего достижимого, но любые достижения нуждаются в постоянной поддержке, иначе они рассеиваются без следа. Однако в достижениях чего-либо есть особая сладость. Именно она заставляет многих высших так или иначе воплощаться, хоть с практической точки зрения это нам абсолютно ни к чему. Только будучи воплощенным, высший способен испытывать сладость иллюзии достижения.

– То есть, любое достижение иллюзорно?

– Для высшей сущности – да. Посуди сама, как можно считать достижением то, чем ты и так являешься по своей сути? В то же время для любой другой сущности, в том числе и великой, достижение – это реальность.

Пэфуэм сделал небольшую паузу, а затем продолжил.

– Так вот, в создании Вселенной принимали участие лишь высшие и великие, которые и образовали братство змиев. В период юности Вселенной мы были звездами и планетами, их орбитами, пространством между ними. Мы были Солнцем, Луной, Землей. Мы же их и вращали. Мы были океанами и материками, ветрами и штормами, облаками и дождем. Мы перебывали всем во Вселенной, постепенно заставляя работать подобным образом безличные энергии. Но даже и сейчас, если что-нибудь выходит из строя, мы, то есть змии, вновь, образно говоря, начинаем вручную крутить ручки миров Вселенной. Мы храним, холим и лелеем ее, так как она наше дитя. Она и твое детище, Ырэа.

– А я, получается, непутевая мать, покинувшая своего ребенка?

– Это из области человеческой морали, Ырэа. Миров, пригодных для воплощения, в Мироздании бесчисленное множество. Они проявляются и рассеиваются. Они не имеют никакой практической ценности непосредственно для высших. И всё же, высшие не без удовольствия частенько балуются их творением.

Впрочем, творить миры – штука, на самом деле, нехитрая и доступная едва осознавшей себя личности. Как говорится, не успел опериться, а уже лепит себе мирок, в котором сможет воплотиться, дабы не рассеяться в Мироздании. Конечно, такое бывает нечасто. Низшие сущности, как правило, воплощаются в уже готовых мирах. Но если бывает, то такой мирок существует лишь столько, сколько находится воплощенной в нем эта сущность, стремящаяся таким образом укрепить свою структуру, а затем рассеивается без следа. Зачастую вместе со своим горе-создателем. Но есть и великие миры, и целые системы миров.

Никому не воспрещается и не вменяется в обязанность создание и поддержание миров. Если все змии покинут Вселенную, она постепенно рассеется, но ни один змий не обязан торчать тут и блюсти исправность ее систем. Если какой-либо мир перестают поддерживать, значит, он стал никому не нужен, а зачем нужно то, что никому не нужно?

– Постой! Как я поняла, только змии могут поддерживать этот мир, так?

– Верно.

– А если Вселенную покинут все змии, это ведь вовсе не значит, что ее пожелают покинуть и те существа, что змиями не являются?

– Ырэа! Ты человек до мозга костей! – Пэфуэм добродушно рассмеялся. – В Мироздании есть особая сила, особая энергия, которая не позволяет перестать поддерживать мир, который нужен хотя бы одному существу. Люди называют эту силу ЛЮБОВЬ. Ни один змий не обязан поддерживать существование Вселенной, но есть очень много змиев, которым непреодолимо хочется этого, потому что они ЛЮБЯТ. Даже если ЛЮБОВЬ связала тебя с одной крохотной пылинкой этого мира, ты не покинешь его и будешь крутить его ручки столько, сколько понадобится и с величайшим наслаждением.

– Значит, я не смогла полюбить этот мир?

– Ырэа, высшие не могут ничего реально достичь, потому что уже являются в своей сути всем сущим. Ни ты, ни я не можем достичь ЛЮБВИ, так как мы и есть ЛЮБОВЬ. ЛЮБОВЬ – наша суть, а мы – суть ЛЮБВИ.

– Но…

– В братство змиев входит не так много высших. Из нас из всех во Вселенной, после завершения формирования основ ее существования, остался лишь я. Остальные изредка заглядывают в гости, и то не все. Иногда забредают высшие не змии, покувыркаются тут и сваливают. Но вот великие остались почти все. Для них ЛЮБОВЬ – это реальность. Они достигли ее тут и не желают расставаться со своим достижением.

– А ты?

– Я тоже достиг ее. Я знаю, что мое достижение лишь иллюзия, но она столь сладостна. Да, меня здесь держит иллюзия и больше ничего. Ты же не подверглась здесь никаким иллюзиям и пробыла ровно столько, сколько требовалось. Насколько я тебя знаю, тебя не интересуют иллюзии достижений, ты чужда их сладостности. Ты творец, который сотворив нечто, более не испытывает к сотворенному интереса. Да, Вселенная и твое детище, но не дитя. Поняла разницу?

– Да.

– Все, что я тебе рассказываю, – это сказки. Так как, во-первых, законы Вселенной не позволяют мыслить и, соответственно, излагать свои мысли вне категорий пространства и времени, а во-вторых, потому что ты сейчас человек, и все сказанное мною, я должен адаптировать к особенностям человеческого понимания. Но сказка – это не ложь. Сказка – это тип кодировки, в которой код является эквивалентом, подобием. Ну а теперь, я бы хотел рассказать тебе, Ырэа, ту сказку, ради которой искал с тобой встречи, пока ты находишься в человеческом воплощении.

– А можно прежде задать несколько вопросов?

– Да. Конечно.

– Рядом со мной есть несколько человек, я бы хотела знать, кто они, но я не знаю, как их описать.

– Назови просто имена, какими ты их называешь. Я пойму, о ком речь.

– Во-первых, Женечка.

– Великий. Змий. Змиево имя – Джагэ. Твой давний друг. Создавать Вселенную пришел вместе с тобой, как говорится, за компанию. Вместе с тобой и ушел, однако, затем не раз возвращался, не испытывая особого интереса к ее судьбе, но, тем не менее, внося свою лепту в ее поддержание. Последние несколько раз воплощался исключительно человеком, развлекаясь обхождением законов существования Вселенной.

– Его друг Генка.

– Великий. Змий. К созданию Вселенной присоединился одним из последних, если не самым последним, и, соответственно, в братство змиев вошел позже всех остальных. Активно участвует в поддержании существования Вселенной. Змиево имя – Ынаг. Здесь подружился с Джагэ, потому что тоже предпочитает человеческое воплощение всем остальным. Правда, и змием воплощался много раз. Как только Джагэ по твоей просьбе принял свое нынешнее человеческое воплощение, Ынаг стал воплощаться исключительно человеком. Тело он для себя, как и все змии, трансформирует, но больно уж странным образом.

– Что значит «трансформирует тело»?

– Потом объясню.

– Хорошо. Следующий – Аристарх Поликарпович. Он не рядом со мной, но сыграл в моей жизни определенную роль.

– Я знаю. Великий. Змий. Вплоть до начала твоих попыток воплотиться здесь, использовал исключительно змиевы воплощения. Впервые воплотился человеком после твоей третьей неудачной попытки, дабы иметь возможность помочь. Змиево имя – Наруд.

– Гиала.

– Великая. Змий. Настоящий ас зажигания звезд и закручивания галактик. Змиево имя – Гаэма. Состоит в дружеских отношениях с Нарудом. Предпочитает воплощаться змием, но при этом перепробовала целый ряд воплощений, правда, по большей части сфер недоступных человеческому восприятию, к тому же некоторые из них – плод ее творчества. Два раза воплощалась человеком, и, видимо, вот-вот воплотится в третий, – глаза Пэфуэма слегка прищурились и заблестели веселыми искорками.