Текст книги "Прогулка по висячему мостику (СИ)"

Автор книги: Екатерина Трубицина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 57 страниц)

– Да ему тоже плевать, просто случай подвернулся, вот и поглумился малость.

– Ага! Самую малость! Что аж тебя за мной послал!

– Геночка! Успокойся!

– Вот сейчас Гарову мозги выем – и успокоюсь!

– Ладно! Выешь! Идем.

Ира взяла его за руку, и они вошли к ней в дом.

– – -

Женечка сидел на диване в компании Зива и Лоренца. На столе стояли пять чашечек с раскаленным кофе.

– Ну что, Женич, опять дуркуешь? – грозно спросил Генка, едва поднявшись в гостиную.

– Генка, отвянь! – небрежно бросил ему Женечка.

– Что значит, отвянь?

– Это значит – прекрати.

– Что значит, прекрати?! Я еще и не начинал!

– Вот и не надо, по крайней мере, при Ирке.

– А-а! Так значит, при Ирке не надо! А чудил ты, сволочь, не в ее доме?

– Послушай, оставь в покое Ирку и ее дом. Она прекрасно все понимает.

– Так значит, понимает! Женич, а тебе не кажется, что ты – банальный козел?

– Генка, я уже перекрестился, так что больше не кажется.

– Не! Ирчик! Ну ты слышала?!

– Слышала, Ген, и больше не имею ни малейшего желания слушать, как вы тут препираетесь.

– И мы, между прочим, тоже, – важно промурлыкал Лоренц и отпил немного кофе из чашечки.

Генка вытаращил на Лоренца глаза:

– Ирчик, это ты так зверюгу выдрессировала?

– Спасибо за комплимент, – недовольно мурлыкнул Лоренц.

Генка на его реплику не обратил никакого внимания, а тем временем из своей чашечки отхлебнул Зив.

– Батюшки! Ирчик! Да их на прием к английской королеве вести можно!

– Мы и сами сходить можем, если приспичит, – проурчал Зив.

– Ирчик, как живность-то кличут? – Генка пришел в восторг и, хоть на время, забыл «выедать мозги» Женечке, который облегченно перевел дух.

– Зив, – представился Зив.

– Лоренц, – последовал его примеру Лоренц.

– Ирчик, песика-то с котиком как звать? – повторил, слегка модифицировав, свой вопрос Генка, решив, что Ира о чем-то, видимо, задумавшись, не обратила на него внимания.

– Генка, ты что, не слышал? – сканируя взглядом Генку, спросил Женечка. – Ребятки тебе представились.

– Не понял… в смысле?

– Вы уверены, что он должен вас слышать? – спросил Женечка у Зива с Лоренцем.

– Насчет «должен» – не знаем, но мы не ныкаемся от него, – промурлыкал Лоренц.

– Генка, я тебя поздравляю! Ты не только слепой – ты еще и глухой!

– Ирчик, о чем это он?

– Геночка, они, – Ира кивнула на Зива и Лоренца, – разговаривают с тобой. Вот минуту назад по твоей просьбе назвали свои имена.

– Что?! Издеваетесь, да?

– О! У Генка крыша поехала! – Женечка немного повеселел.

– Женич! Связавшись с тобой, я свою крышу суперклеем приклеил и гвоздиками намертво прибил!

– А я-то понять не могу! И чего это ты слепой и глухой? А у тебя, оказывается, просто крыша напрочь лишена подвижности! – съязвил Женечка, все больше становясь самим собой.

– Ой! Развеселился! Думаешь, я забыл про все, что хотел тебе сказать? Женич! Я тебя сегодня все равно порву! – снова впал в ярость Генка, но тут же резко сменил интонацию и с ноткой легкого мистического трепета в голосе спросил Иру. – Ирчик, а они что, правда, разговаривают?

– Геночка, они не просто разговаривают – им бы кандидатские с докторскими писать, – ответила Ира.

– Ира! А это мысль! – вдруг аж гавкнул Зив.

– Что, Зив? – спросила Ира.

– Неси-ка ручку и бумагу! – проурчал он.

– Зив, ты что, серьезно писать будешь? – изумленно спросила Ира.

– Неси, неси…

– Женечка, принеси, пожалуйста, ручку и бумагу. Я, конечно, и сама могу, но боюсь, что пока ходить буду, Генка тебя и вправду порвет.

– Иришка! Ты просто ангел во плоти! – вставая с дивана, сказал Женечка, расплывшись в благодарной улыбке, чмокнул Иру в щеку, а потом скорчил рожу Генке и ушел в Ирин кабинет.

За все то время, которое понадобилось Женечке, чтобы принести канцелярские принадлежности, Генка не проронил ни слова, украдкой поглядывая то на Зива, то на Лоренца.

– Вот, – сказал Женечка, кладя на стол перед Зивом листок бумаги и ручку.

Зив взял в зубы ручку и немного крупновато, но вполне ровным, даже можно сказать красивым почерком вывел: «Мое имя – Зив», – а на следующей строчке: «My name is Ziv», – а еще чуть ниже: «Mein Name ist Ziv», – а дальше: «Benim ismim Ziv». Было понятно, что он вполне может продолжить, вот только места на листочке больше не осталось. Зив отнес ручку Лоренцу, а потом и листок.

Лоренц, просмотрев письмена Зива, перевернул его на другую сторону. Он написал ту же фразу, лишь заменив имя на свое и, помимо варианта на русском, вместо английского, немецкого и турецкого использовал финский, португальский, грузинский, арабский, украинский, идиш и санскрит – почерк у него был мельче, а потому и поместилось больше. Закончив, он взял листок в зубы, спрыгнул со своего места, размеренной поступью подошел к Генке и, поставив передние лапы ему на колени, торжественно вручил.

– Ни фига себе! – воскликнул Генка, изучая послание с обеих сторон. – Ну что ж, со стыдом должен признать, что из всего этого более-менее адекватно, кроме русского, понимаю лишь английский, немецкий и украинский.

– А ну-ка, дай сюда! – с энтузиазмом попросил Женечка, протягивая руку. – Батюшки! Лоренц, в том, что идиш для тебя язык не чужой, я не сомневался, – с намеком усмехнулся Женечка, – но на кой, скажите мне, вам санскрит?

– Евгений Вениаминович, я думаю, Вы не будете спорить с тем, что Веды лучше читать в подлиннике, – с достоинством проурчал Зив.

– Слушай, псина, будь другом, напиши, что ты сейчас сказала, – тараща на Зива глаза, попросил Генка.

– Евгений Вениаминович, будьте так добры, принесите еще листок бумаги, – проурчал Зив.

– Что? – как бы сам себя спросил Генка.

– Он попросил Женечку принести еще листок бумаги, – перевела Ира.

– А-а-а, – с «пониманием» протянул Генка.

Женечка, заливаясь веселым смехом, изображая страдающую излишней прыгучестью девочку лет восьми на школьной перемене, умчался за новым листком.

– Спасибо, – чинно поблагодарил его Зив, когда бумага легла перед ним на стол.

– Он сказал спасибо, – перевела Ира.

Зив взял в зубы ручку и аккуратно вывел: «Санскрит следует знать для того, чтобы читать Веды в подлиннике». Потом скосил глаза на Женечку и написал, правда, уже менее старательно, ту же фразу на санскрите. Генка взял листок и, прочитав, воскликнул:

– Потрясающе!

– Ну-ка дай! – попросил Женечка, забирая у Генки листок. – О-о-о! – протянул Женечка с издевкой. – Еще бы не потрясающе! Генка, для тебя это настоящее откровение! Теперь ты точно знаешь, для чего нужно знать санскрит.

– Женечка, дай-ка мне, – попросила Ира. Женечка, ехидно посмеиваясь и корча Генке рожи, передал записку Зива Ире. Она прочла и обратилась к Зиву. – Зив, вообще-то, дословно это звучало несколько иначе.

– Ира, я передал суть сказанного и, думаю, этого вполне достаточно.

– Слышь, Зив, напиши, что ты сейчас сказал, – снова попросил Генка.

– Так, Генка, все, хватит издеваться над животными! – с притворной строгостью одернул его Женечка. – Сам, вон, возьми в зубы ручку и попробуй что-нибудь накалякать. Greenpeace-а на тебя нет!

– Ага! Он занят защитой твоих прав, козел! – парировал Генка, тем самым возвращаясь к выеданию мозгов.

– Геночка, – поспешила Ира отвлечь его от неприятной ей темы, – по поводу санскрита Зив сказал: «Евгений Вениаминович, я думаю, Вы не будете спорить с тем, что Веды лучше читать в подлиннике», – процитировала Ира. – А когда я ему заметила, что в письменном виде он передал эту мысль несколько иначе, он сказал так: «Ира, я передал суть сказанного и, думаю, этого вполне достаточно». А сама я полностью согласна с Женечкой – хватит заставлять Зива и Лоренца писать. Убедился, что могут – и будет. Мне кажется, синхронный перевод тебя вполне устроит.

– А вдруг что не так скажете? – изобразил Генка подозрительность.

– Так ты у них спроси, правильно ли тебе изложили, – ответила ему Ира.

– А как я узнаю? Я ж их не слышу.

– Генка! – Женечка посмотрел на него как на идиота. – Языком жестов они тоже неплохо владеют. Правда, друзья?

Зив и Лоренц кивнули.

– Ни фига себе! – снова ошалело воскликнул Генка, судя по всему, в глубине души отчаянно надеясь, что все это что-то вроде циркового представления, но его надежда неотвратимо испускала дух. – А вообще, Женич, это на тебя Greenpeace-а нет, и стыда с совестью тоже. Это ж надо! За невинным зверьем прятаться!

– Э-э-э! Попрошу не выражаться! – возмутился Женечка почти искренне. – Зив, тяпни его как следует, чтоб не обзывался.

– Евгений Вениаминович, а если он Вас еще раз козлом или сволочью назовет, Вы его тоже покусаете? – проурчал Зив.

– Что он сказал? – спросил Генка, внимательно выслушав, усиленно вслушиваясь, собачье урчание.

– «Евгений Вениаминович, а если он Вас еще раз козлом или сволочью назовет, Вы его тоже покусаете?» – повторила для Генки Ира.

Генка покатился со смеху и хохотал очень долго, а потом… А потом его гнев окончательно прорвал плотину. Ира Генку таким разъяренным никогда не видела и никогда не подозревала, что его словарный запас столь богат как отчасти цензурными, так и не совсем цензурными, а также и совершенно нецензурными ругательствами. Он ходил, точнее, почти бегал по гостиной, зверски жестикулировал и истошно орал. Помимо недавнего конкретного случая, он Женечке припомнил все, как поняла Ира, начиная от Сотворения Мира, а вполне возможно и с еще более отдаленных времен. В самом начале Ира попыталась остановить его, приняв этот взрыв за шутку, потому что даже представить себе не могла, что такое может быть всерьез, но понять это ей пришлось очень быстро, и она от ужаса аж вдавилась в кресло, на котором сидела. Женечка сосредоточенно рассматривал что-то на потолке и казался совершенно спокойным, словно вовсе не в его адрес несся остервенелый поток ненормативной лексики. Женечкин отсутствующий вид, похоже, еще больше бесил Генку, так что его ярость, по всем нормальным признакам давно вышедшая за все мыслимые пределы, продолжала неуклонно нарастать. И вдруг, совершенно внезапно Женечка расхохотался. Ира вздрогнула, словно ее окатили ледяной водой. Видимо, то же ощущение испытал и Генка, так как осекся на полуслове.

– Генка, прости меня дурака, – Женечкин тихий и спокойный голос, как бритвой разрезал воздух. – Я только сейчас понял, чего это ты так взбесился.

– Ну и что ты понял? – Генку всего трясло. Сраженный ледяным спокойствием Женечки, он стал говорить почти шепотом в сравнении с недавними воплями.

– До твоего звонка мы спокойно успели навести порядки, выпить чайку с Татьяной Николаевной, проводить ее домой и вразвалочку вернуться. Тебе что, все же пришлось побывать у Натали в постели?

– Да! Черт возьми! Пришлось! Но я же не устраиваю бордель у Иры в доме! – вновь завопил Генка, правда, уже не так громко.

Женечка опять расхохотался, а Генка было принялся честить его с новой силой, однако, праведность Генкиного гнева дала трещину, и Ира, вскочив с кресла, воспользовалась ею, пока та не затянулась.

– Всё. Хватит, – тихим, ледяным, не терпящим возражений тоном сказала она, положив руки Генке на плечи и глядя ему в глаза жестким колючим взглядом. – Гена, – продолжила она более мягко, – я в защите не нуждаюсь, а если Женечка, как ты говоришь, дуркует, так, наверное, у него есть на то причины.

– Ир, да пусть себе дуркует! Я что, против? Но не здесь же!

– Ген, за последнее время Женечка для меня стал не просто другом. Он по-настоящему помог и продолжает помогать пережить мне то, от чего я все еще почву под ногами найти не могу. А может и никогда в этой жизни не смогу. Так что, если ему охота подурковать у меня в доме, я сделаю все, что в моих силах, для обеспечения его дуркованию максимального комфорта. И это меньшее, что я могу для него сделать.

Генка сразу как-то весь обмяк и уселся в кресло. Ира собрала грязные чашки и ушла на кухню. В доме повисла тишина, которая после пронесшейся бури казалась гробовой.

– Мне, вообще-то, пора… – растерянно промямлил Генка, когда Ира вернулась в гостиную.

– Я проведу тебя, – сказала она ему, а потом обратилась к Зиву и Лоренцу. – Ребятки, помогите, а то я плохо помню, куда надо-то.

– Ира, сядь, – промурлыкал Лоренц. – Мы сами его проведем.

– Он что-то сказал? – неуверенно поинтересовался Генка.

– Да, – ответила Ира. – Он сказал, что они с Зивом сами тебя проведут.

– Так меня ведь за руку протаскивать нужно.

– Я думаю, за руку не понадобится. Лоренц и Зив – стражи прохода. Просто откроешь дверь и выйдешь, когда они тебе кивнут, – объяснила ему Ира, а потом спросила Зива и Лоренца, – Я правильно ему сказала?

– Да, – подтвердил Зив, и они оба кивнули.

– Ну, я пошел… Пока.

Генка направился в сопровождении Зива и Лоренца к лестнице в цоколь.

– Ген, – окликнул его Женечка. – Спасибо, что примчался.

– Да не за что, Женич. Я, конечно, все понимаю, но все ж, постарайся себя вести поприличнее.

– Постараюсь, Ген. Как пройдешь – звякни. Хорошо?

– Звякну. До встречи, ребята!

Генка скрылся внизу, а через минуту запел Женечкин мобильник.

– Все хорошо. Я – на месте, – услышала Ира Генкин отдаленный голос из трубки.

Глава 38
Тонкости ощущения различий

– Ир, прости меня, – тихо сказал Женечка, едва она легла рядом.

– О господи! Жень! Я думала с крутыми разборками наконец-то покончено!

– Генка-то на сто процентов прав… – будто не слыша ее, продолжал Женечка. – Самому тошно…

– Жень, по-моему, тошно-то тебе заранее было, вот и потянуло на «подвиги», – Ира почувствовала, что ему нужно выговориться.

– Ирка, неужели ты действительно понимаешь?

– Не знаю… Некоторые вещи можно до конца понять, только пережив подобное. Да и то, скорее всего, поймешь лишь по-своему.

– А ты не думала, что понимание этого и есть настоящее понимание?

– Да… Наверное…

– Знаешь, я за время своей жизни столько мелких пакостных гадких мерзостей наделал…

– Ну, Жень! На это у тебя времени имелось более чем достаточно.

Женечка горько усмехнулся:

– Да. Пожалуй, слишком много… Ирка, спасибо тебе!

Женечка крепко прижал ее. Ира подняла на него глаза. На его щеках блестели слезы.

– Жень! Да ты, никак, рыдать собрался!? По-моему, мелкие шалости, даже очень гадостные не стоят того, чтобы их оплакивать.

– Знаешь, Ир, у меня в голове не укладывается то, что ты сегодня Генке сказала.

– А-а, ну ясно! Это слезы умиления!

– Ирка, я серьезно. Ко мне здесь никто никогда так не относился. Генка – он действительно друг, готовый прийти на помощь в любую минуту, независимо от того, угрожает ли мне действительно смертельная опасность или я тупо запутался в очередной мерзости, типа сегодняшней. Он, вроде как, и понимает, что и обычную-то по продолжительности жизнь прожить идеально невозможно, а когда тебе все это уже триста раз, как осточертело, так тем паче. Вытащит, помоет-почистит, душеспасительную мораль прочтет… И вроде даже понимает, что меня не разнообразия ради во все тяжкие потянуло, – Женечка усмехнулся. – Хотя, нет. Во все тяжкие как раз таки разнообразия ради и тянет… – Он немного помолчал. – Ир, я невыносимо завидую тем, кто живет только потому, что его родили. Тем, кто если и задается вопросом о смысле жизни, то очень ненадолго и чаще всего под действием алкоголя. А не найдя вразумительного ответа, забывает о проблемах высоких материй. А тут, с одной стороны, вроде как, прекрасно знаешь, что ты здесь делаешь, а с другой… Да на кой хрен все это надо! Так бы и нажал на какую-нибудь ядерную кнопочку, чтоб взлетело это все раз и навсегда в тартарары! Знаешь, Ирка, с этим миром изрядно перемудрили. И никто понятия не имеет, что со всем этим делать. Пока там – представляют себе нечто созерцательно-мечтательное и очень отдаленно напоминающее то, что есть здесь на самом деле. А когда сюда попадают, в самом лучшем случае начинают нести всякую чушь о спасении души. А ведь подавляющему большинству и спасать-то, по сути, нечего – сдохнут и развеются как дым. И абсолютно по барабану чего здесь вытворяли.

– Жень, но ведь не все? Ты сам говорил, что потенциально у любого есть шанс сохранить себя.

– Да, потенциально есть. Но чтобы его использовать, образно говоря, недостаточно любить ближнего, ставить в церкви свечки и читать Отче наш. Так что эта потенциальность на родившихся именно здесь, как это ни печально, вовсе не распространяется. Я не удивлюсь, если таковых не было за всю бытность Вселенной. Да я в этом полностью уверен.

– Жень, но если даже так – жизнь ведь прекрасна!

– Прекрасна? Очень может быть… Рай для мазохистов! Немыслимые наслаждения болью и страданием на любой вкус, в любом объеме и совершенно бесплатно! Ир, всё многообразие живых существ здесь удерживает лишь инстинкт самосохранения, выраженный страхом смерти. Отмени его, и тут же начнется массовая эвакуация. Даже те, кого за пределами этого мира ждет небытие, драпанут отсюда, только их и видели.

– Но ведь для чего-то этот мир все ж существует?

– Хорошая мысль! Ир, может, вспомнишь?

– Что вспомню?

– Ну, Ир, ты тоже имела к утверждению его существования самое непосредственное отношение. А потом, тебе, как, впрочем, и многим, сие творение быстро наскучило. Это меня не удивляет. Меня удивляет другое: чего ты опять здесь забыла? Почему с таким упорством добивалась полноценного воплощения именно в человеке? У тебя ведь получилось только с девятой попытки?

Ире стало жутко не по себе, и она поспешила вернуть разговор в ранее наметившееся русло:

– Жень, по-моему, ты просто впал в черную депрессию.

– Я? Нисколько! По крайней мере, не впал. Я в этом настроении живу уже много сотен лет. С самого того момента, как начал понимать, кто я и что здесь делаю. Сейчас я всего лишь стараюсь тебе объяснить, почему считаю, что ты меня поняла как никто, а главное – как никто поддержала. Почему, как Генка говорит, дуркую периодически, а точнее, почему иногда не могу сдержаться. Ир, творить незнамо что, вот уже как третье тысячелетие непреодолимо тянет.

– Жень, а по-моему, ты себя сильно переоцениваешь.

– В смысле, переоцениваю?

– Эка невидаль, подружку любовницы по случаю трахнуть! Можно подумать – ты первый! Ну прям оригинальнее некуда! Знаешь, при таком отношении к бытию земному можно и что-нибудь покруче придумать!

– Покруче? Покруче слишком круто для бытия земного будет. Не стоит оно того.

– Жень, а у тебя есть с чем сравнивать? Может, не так уж и плохо оно все? Вроде ж как этот мир по образу и подобию божеского сотворяли.

– Тебе виднее, – усмехнулся Женечка.

– Жень, запарил ты со своими многозначительными намеками! Я, конечно, могу умозрительно представить, что я какая-то там высшая сущность, которая в сотворении жизни самое непосредственное участие принимала, но для меня это так и останется несусветным бредом, которым, по сути, это все и является.

– Ой, Ирочка! Если б ты могла это все представить лишь умозрительно, ты бы сейчас не тряслась тут, как Курильские острова во время извержения всех вулканов разом. А насчет бреда я с тобой полностью согласен. Последнее время ты почти постоянно бредишь: с кошкой и собакой разговариваешь и даже слышишь, как они тебе отвечают, прослушиваешь музыкальные композиции в исполнении объекта недвижимости, а еще воображаешь, будто открываешь запертую наглухо дверь в своем подвале и попадаешь в самые разные точки земного шара. И, надо сказать, так уверено воображаешь, что это в действительности происходит! Ир, тебя это все на некоторые мысли не наталкивает? Тебе не кажется это странным?

– Знаешь, делать все это настолько же странно, как и не делать. Ты, между прочим, можешь все то же самое и еще целую кучу всего, чего я не умею.

– Ир, а представь, я бы тебя обо всем этом не далее, как в прошлом году проинформировал бы, ведь точно сказала бы: бред!

– Жень, я не исключаю того, что мы, то есть люди, о мире, в котором живем, вопреки нашему мнению, знаем далеко не всё.

– А о самих себе и того меньше. Ты со мною не согласна?

– Согласна, конечно.

– Так почему для тебя сложно принять идею, что ты – один из творцов сего мира.

– Почему же сложно? Я ж тебе сказала: чисто умозрительно я могу себе это представить. Воображение у меня очень богатое. Жень, к тому, что происходит, даже если это выходит за рамки общедоступного восприятия, пусть это поначалу и шокирует, со временем привыкаешь и начинаешь относиться, как к должному. В конце концов, это тоже часть этого мира, пусть и скрытая от большинства. Невозможно принять то, что лежит за пределами этого мира. Не в одном из миров, параллельных этому, а вообще за пределами.

– Ирка, ты слышала, что ты сейчас сформулировала?

– Слышала, Жень, – она задумалась. – Знаешь, – продолжила Ира после минутной паузы, – иногда мне кажется, что я очень сильно изменилась за прошедший год, но буквально тут же понимаю, что, несмотря ни на что, я осталась точно такой же, как и была всю жизнь.

– Если воплощаешься человеком, ничто человеческое не оставит тебя, пока ты здесь. От человеческого нельзя избавиться, будучи человеком. Можно только смириться и не уделять чрезмерное количество внимания этому, тем более что человеческое в человеке не нуждается во внимании для успешного функционирования.

– Я догадываюсь. Но это с одной стороны, а с другой… Знаешь, идею принципиально иных технологий принять несложно. Не очень сложно. Совершенно немыслимо принять идею, что ты делаешь нечто, ничего не делая в общепринятом смысле. Даже не думая. Я знаю, что это так. Но знаю лишь умозрительно. И одновременно знаю совершенно непонятно как. Я действительно живу в бреду.

– Ладно, тебе, Ирка! – Женечка погладил ее по голове.

– Что, ладно? Сам поплакался в жилетку – я тоже хочу.

– С чего бы это? Помнится, не так уж давно ты обладала куда большим мужеством.

– До недавнего времени все, что со мной происходит, я относила на счет нестабильности гормонального фона.

– Так я могу тебя обрадовать – сейчас все то же самое.

– Я догадываюсь. Только теперь точно знаю, что нестабильность гормонального фона – это следствие, а не причина. И вообще, давай-ка спать – мне завтра трудиться, трудиться и трудиться.

– А как же насчет намерения плакаться в жилетку?

– Боюсь, в ближайшее время не получится лишать себя и тебя сего удовольствия.

– А-а! Ну тогда ладно! – Женечка рассмеялся.

– – -

Наутро от Ириного намерения в качестве моциона регулярно плакаться Женечке в жилетку не осталось и следа. Правда, не без активного участия последнего. Женечка проснулся в чернущей смури, и Ире ничего не оставалось делать, как вытряхивать его из этого настроения.

– Женька! Хватит из себя Гамлета строить! Поднимайся и пошли плескаться в водопаде.

– Да. Конечно.

Он поднялся, оделся и послушно поплелся за Ирой.

– О, гляди, Зив, человечество соизволило, наконец-то, глазоньки продрать! – приветствовал их нисхождение в гостиную Лоренц.

– И вам доброго утречка, эксклюзивные представители земной фауны! – весело ответила Ира. – Лоренц, ты, чисто случайно, не в курсе? От чего происходят нарушения выработки гормона радостной гадостности, и каким образом сей процесс можно восстановить?

– И у кого, позвольте спросить, наблюдаются столь серьезные нарушения в работе желез внутренней секреции? – подошел к ним Зив, виляя хвостом.

– Да вот! Полюбуйтесь! – Ира кивнула на Женечку. – Меня, конечно, иногда раздражала его повышенная язвительность и переизбыток сарказма, однако, глядя на него сейчас, так и хочется придушить собственными руками.

– Ну и придуши, чтоб не мучился! – от всей души посоветовал Лоренц.

– Вы так добры, господин кот! – Женечка вымучил из себя улыбку.

– Да. Я не чужд проявлений гуманизма, – с повышенным оттенком гордости в мурлыканье заметил Лоренц.

– Эй, радостно-гадостные гуманисты, вы купаться идете? – весело спросил Зив, направляясь к выходу.

– Конечно, идем! – Ира взяла Женечку за руку и потащила за собой, направляясь вслед за Зивом.

Впрочем, Женечка не особо упирался, но двигался почти безвольно. Шествие замыкал, продолжая рассуждать о гуманизме, Лоренц.

Небо покрывала целая куча обрывков облаков, которые то наползали, то отползали от солнца, постоянно меняя оттенки освещения, а заодно периодически несмело плевались редким мелким слепым дождиком. Ира, продолжая вести Женечку за руку, вслед за бегущими впереди Зивом и Лоренцем, вступила на лесную тропинку. Под сенью одетых в юную листву деревьев одурманивающе пахло влажной свежестью. Птицы выводили трели на все голоса. Сквозь застилающее небо зеленое кружево пробивались то лучи солнца, то гораздо более крупные, чем за пределами леса, капли дождя. Они тяжело падали на слепящие синевой незабудки, заставляя их мерно покачиваться. Иру охватила буря восторга. Впрочем, не только Иру – Зив и Лоренц скакали вместе с ней, а еще катались по прошлогодним листьям и пробивающейся сквозь них сочной траве.

– Женька! И ты скажешь, что вот это вот все неудачная идея!? – в порыве радости бытия Ира повисла у него на шее и увлекла в самую гущу незабудок.

Совсем рядом, прячась за деревьями, грохотал переполненный вешними водами водопад. Ира осыпала Женечку поцелуями и одновременно срывала с него и с себя одежду.

– Палладина, – еще совсем не так, как обычно, но Женечка все же улыбался, – я так понимаю, это изнасилование?

– Это зверское, бесчеловечное изнасилование с отягчающим обстоятельством в виде истязания ледяной водой.

Ира одним рывком подняла Женечку с земли, и уже через мгновение водопад, низвергаясь бешеным потоком со скалы, наслаждался их смиренной беспомощностью в своих струях. Зив собрал раскиданную первозданным хаосом одежду и сложил ее кучей, бросив рядом с ней полотенце.

– Так зверское и бесчеловечное, говоришь? – перекрикивая грохот воды, Женечка подхватил Иру и, изо всех сил сопротивляясь бушующему потоку, выбрался на берег. – Что ж – сама придумала, так что не взыщи.

Горящее после ледяной воды тело почувствовало шершавость прелой листвы и колкость налитой соком травы. Гул водопада смешался с хором птиц, марево юной зелени древесных крон с прозрачной голубизной неба, а лишенные даже намека на нежность «ласки» Женечки захлестнули сладострастным наслаждением. Ира не сопротивлялась лишенному почтительности обращению и сама отвечала тем же, так что, когда они вновь оказались в водопаде, ее вопль от резанувшей по свежим ссадинам воды не был одиноким.

– Женька, ты сумасшедший! – с трудом выбравшись на берег, едва переводя дыхание и откашливаясь, выкрикнула Ира. – Мне сейчас на объект, а там куча народу и Татьяна Николаевна дома ждет!

– Палладина, – Женечка опустился на землю рядом с ней, так же с трудом переводя дыхание и откашливаясь, – температура воздуха вполне способствует прикрытию тела достаточным количеством одежды, так что все издержки бурных проявлений восторгов очарования весенней природой останутся незамеченными.

Женечка окинул Иру взглядом, и из его уст вырвалось крайне неприличное изречение. Потом он глянул на себя и изрек нечто другое, но тоже крайне неприличное.

– Вот и я говорю! – выразила абсолютное согласие Ира.

Зив попытался исправить положение с помощью целебных свойств собачей слюны.

– Зив, не надо, – взмолилась Ира.

– Да, Зив, не стоит, а то госпожу Палладину того и гляди на вторую серию потянет, – с веселой издевкой усмехнулся Женечка.

– А ты что – против? – театрально возмутившись, спросила Ира.

– Не-а… – в глазах Женечки плясали веселые чертики.

– – -

Татьяна Николаевна еще никогда так стремительно не покидала Ириного дома. Ни Ира, ни Женечка даже рта не успели открыть, как она, пожелав им удачи, испарилась. Женечка в ужасе глянул на Иру, а она на него. Внешний вид вроде бы вопросов не вызывал, и они дружно перевели дух.

– Знаешь, – закончив глубокий выдох, изрекла Ира, – по-моему, у нее, в отличие от тебя и меня, все в порядке с телепатией.

– Знаешь, а мне, между прочим, тоже так кажется, – весело согласился Женечка, направляясь на кухню за дополнительными чашками для Зива и Лоренца.

– Жень, – обратилась к нему Ира, когда они уселись за стол, – у меня к тебе настоятельное предложение: останься здесь, и просмотри всё, что я успела наваять по твоей книге, а я постараюсь сегодня свалить пораньше.

– Испугалась? – с издевкой спросил Женечка.

– А то ж!

– Вот-вот! Теперь, может, поймешь, чего это я за тебя периодически дергаюсь!

– Да уж, понятней некуда!

– Ладно! Расслабься! Но предложение мне твое нравится. Только действительно, не задерживайся, ладно?

– – -

В поющем доме под каватину Людмилы из знаменитой оперы Глинки Ира появилась последней, убедительно изображая, якобы она здесь уже часа два как на посту. Погода более не тормозила процесс, но шел он, подчиняясь инерции прошлой недели, по мнению Иры, гораздо более вяло, чем следовало. Она, цепко завладев вниманием Валентиныча и Влада, стремительно пронеслась вместе с ними по всем этажам дома, а потом предприняла не менее стремительную экскурсию в компании Галины Андреевны по саду. После этого, объявив перерыв с чаем, собрала всех в беседке, где теперь стоял предназначенный для данного мероприятия реквизит.

– Валентиныч, я думаю, как закончите первый этаж, следует перекинуться на фасад, а цоколем заняться в последнюю очередь. Тогда Галина Андреевна со своими девочками успеет закончить территорию непосредственно у дома вместе с вами, а то и чуть раньше.

– Ир, у меня возражений нет, – согласился Валентиныч.

– Вот и замечательно. Я теперь буду с вами несколько меньше. Пора заняться мебелью и прочими предметами интерьера.

– Как скажешь, – снова согласился Валентиныч и спросил. – Влад тебе понадобится?

– Пока нет.

Ира, еще некоторое время попорхав между фронтами работ, направляя их ход в оптимальное русло и задавая предельно возможный темп, виртуозно свалила к себе домой.

– – -

Женечка в полном погружении вникал в Ирины художества и, когда она появилась, обрушил на нее целую лавину замечаний.

– Ир, в целом всё, конечно, замечательно, но у меня такое подозрение, что до конца ты так ни разу и не дочитала.

– Жень, ты абсолютно прав. Вспомни, когда ты мне только выдавал сей труд, то сам рекомендовал работать по ходу ознакомления с материалом. Согласись, папочки-то изрядно пухленькие и не для праздного чтения, тем более что вникать приходится очень глубоко.

– Ирка, не оправдывайся! Обычно ты всегда плевала на все мои и не только мои рекомендации.

– Жень, обычно если я работала над твоим заказом, то только над ним и работала.

– Неправда! Ты всегда умудрялась по ходу и еще что-нибудь делать.

– Жень, всякий хлам типа проходных визиток и буклетов – не в счет.

– Ладно. Уговорила. В общем, мне сейчас хотелось бы, чтоб ты оставила на время художественное творчество и тупо дочитала до конца.

– Жень, – ехидно улыбнулась Ира, – если я буду читать тупо, не думаю, что мне это чем-то поможет.