Текст книги "Прогулка по висячему мостику (СИ)"

Автор книги: Екатерина Трубицина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 57 страниц)

Глава 32
Программа максимум

Пуск новой линий прошел без сучка и задоринки, правда, не в понедельник, а в среду. А в понедельник…

Утром в понедельник Ира и Рауль вместе с Генкой первым делом поднялись в свой кабинет. Минуты через три подошел Радный и, с легкой полуулыбкой глянув на Иру, тихим голосом сказал ей:

– Мужайтесь, Ира…

А еще через пару минут в дверном проеме показались «главные кони». Однако мужество Ире не понадобилось – Рауль весь удар взял на себя. Да и удара, собственно, никакого не было. Он, всего лишь, доступным инженерным языком кратко изложил «главным коням» вводную часть того, что от них требуется, а потом все вместе спустились в цех. Как раз таки полное введение в курс дела высшего техперсонала и заняло два дня.

Как только пробная партия новой линии увидела свет, Генка тут же забросил свое лицедейство и занялся, как он выразился, увеличением доходов авиакомпаний. Насколько существенно его перелеты по всему миру поправили дела предприятий, осуществляющих авиаперевозки, неизвестно, но к моменту почти полной готовности к началу серийного выпуска, в отеле, где жила Ира, стартовал настоящий всемирный мебельный конгресс.

Помпа, с которой Генка организовал сие, проходящее в несколько этапов, грандиозное мероприятие, способна была поразить даже самое пылкое воображение. Помимо мебельной экспозиции один из конференц-залов превратился в выставку Ириных живописных работ, скупленных Генкой (к Ириному удивлению в Генкиной собственности оказались практически все ее студенческие работы, включая ту, которую она последний раз лицезрела в памятный зимний вечер прошлого года по инициативе Аристарха Поликарповича). Презентации и фуршеты слились в один непрерывно бурлящий поток. И на каждом из мероприятий, Генка, по собственному признанию ничего не смыслящий в Ириных внутренних точках, устраивал всестороннюю демонстрацию свойств «новейших разработок в области повышенной эргономичности». Термин он сочинил сам и очень этим гордился, так как все согласились, что данная формулировка, «давая наиболее полную характеристику преимуществ, ни о чем не говорила».

Поначалу Генкина бурная деятельность несколько напугала Иру:

– Ген, это все здорово, конечно, но мы так никогда не начнем серийный выпуск!

– Не переживай, Ирчик! Начнете и без всяких проблем! Твое присутствие на этой вакханалии, конечно, понадобится, но очень ненадолго, только по вечерам и исключительно в качестве главной достопримечательности. Тебе даже говорить ничего не придется, если, конечно, сама того не пожелаешь.

Нести всякую презентационную чушь Ира не собиралась, а потому, по сути, для нее изменился лишь способ ужинать. Правда, Генка воспользовался и этим, наведя на Ирин образ таинственного туману, что способствовало росту интереса к ее «загадочной» личности, а заодно и объему подписываемых договоров.

Однако тут же сказались издержки этого маневра – Ире пришлось осваивать приемы конспирации. Утром, конечно, проблем, в основном, не возникало, ввиду того, что утомленная вечерним застольем публика в такую рань спала беспробудным сном. А вот вечером для достижения собственного номера, дабы избежать следствия последствий широкомасштабной PR-акции, приходилось попадать в отель через служебный вход и передвигаться внутри, пользуясь предназначенными для персонала лифтами и коридорами.

Впрочем, в этом Ира уникальностью не страдала. Рауль, Генкиными стараниями, тоже стал объектом всеобщего внимания. Правда, он с гораздо большей благосклонностью отнесся к нахлынувшей на него популярности и, по-видимому, получал от нее неведомое Ире удовольствие, но, тем не менее, и у него наблюдалось стойкое желание после напряженного рабочего дня добраться до своего гостиничного пристанища инкогнито.

Презентационная шумиха несколько поутихла лишь через две недели после начала серийного выпуска. Но именно поутихла, не исчерпав себя окончательно. Руководство отеля, подсчитав доходы, полученные за время активной работы «конгресса», пришло в восторг и в качестве бонуса предоставило Генке площади под мебельную экспозицию аж до лета за чисто символическую плату. Так что, хоть и без первоначальной помпы, но продолжение следовало и следовало.

Пуск линии, изготовление пробной партии и налаживание серийного выпуска, совмещенное со «всемирным мебельным конгрессом», – оказались самым напряженным периодом во всем процессе. Настолько напряженным, что за все это время Ира больше ни разу не появилась, ни у Зива с Лоренцем, ни у Женечки. Она лишь неизменно раз в три дня наведывалась в поющий дом. Влад уехал на сессию, и ход работ там заметно притормозился. Даже сам Валентиныч признался Ире в одном из телефонных разговоров, что только сейчас понял, сколько всего его «сынишка» умудрялся тащить на своих плечах.

Отношения с Раулем никак не развивались, застыв на самом пике, когда буквально в следующий момент должно произойти нечто, подобное взрыву, но этот «буквально следующий момент» никак не наступал, хотя последнее время они очень часто оставались подолгу наедине.

Как-то, в то время, когда «конгресс» находился в самом пике своей активности, Ира, пробираясь в свой номер черными ходами, присоединилась к перекуру дружественных юных горничных и портье, которые всегда по мере возможности помогали ей в конспиративных действиях. Между ними шло усиленное обсуждение темы взаимоотношения полов, а именно – проблемы «первого шага». Прозвучала мысль, что этот самый «первый шаг» все ж делает мужчина, но только лишь после того, как женщина «снимает знак “Проезд воспрещен”».

Мысль эта Ире понравилась. Она даже усмехнулась, вообразив себя с огромным «кирпичом» на груди. Не представляя, чем руководствуется, Ира, изнемогая от страсти, наслаждалась яростным предвкушением, не давая Раулю ни единого шанса хотя бы намекнуть о своих чувствах и желаниях. Впрочем, он, тем не менее, намекал, и настолько однозначно, что уже все вокруг – и рабочие фабрики, и обслуживающий персонал отеля, и участники «конгресса» – невооруженным глазом видели это и даже перестали шушукаться за спиной, напрямую высказывая Ире свои предположения. Ира делала удивленные глаза, а в душе ликовала. Сердобольные окружающие, что называется, тыкали ее носом и всеми силами убеждали, какой Рауль лапочка и как влюблен в нее, и что просто удивительно, как она этого не понимает и даже не замечает, и при всем при этом ни один даже не заподозрил, что на самом деле творится с ней.

Вот и юные горничные с портье, выяснив все, что касается «первого шага», набросились на Иру.

– Ой, девчонки! Не знаю, что вам всем мерещится! У нас действительно самые великолепнейшие отношения из возможных. Мы, в каком-то смысле, нашли друг друга. Видите ли, творческая деятельность, будь то в науке или искусстве, или в технике – неважно – часто сопряжена с той или иной долей непонимания. И если на этом поприще встречаются люди, идущие в одной струе, – это большая редкость. И я, и Рауль испытываем истинное наслаждение от общения друг с другом, но это не имеет ничего общего с тем, что вы тут себе навыдумывали.

– Это только с Вашей стороны, а он, уж поверьте, влюблен в Вас по уши, – с истинным знанием дела изрекло самое юное создание.

Время неотвратимо двигалось вперед, и, в конце концов, настал день, когда серийное производство шло полным ходом, весь персонал нового цеха снизу до верху четко знал все свои обязанности и технические требования, а следовательно, присутствие Иры и Рауля больше не являлось необходимостью.

В этот знаменательный день Генка где-то в неведомых далях вновь занимался увеличением доходов авиакомпаний, а потому на утренний кофе Рауль пришел в гордом одиночестве. Ира светилась счастьем:

– Не могу проверить! Неужели всё! Знаешь, Рауль, я, честно говоря, не верила, что этот день когда-нибудь наступит!

– Я, честно говоря, тоже… – Рауль счастливо улыбался, но в глазах застыла Вселенская тоска. – Точнее, в самом-самом начале я в этом не сомневался ничуть, но потом!

– Ну да! Как со мной связался и со всякими непонятными внутренними точками, – смеясь сказала Ира и вдруг перешла на серьезный тон. – А знаешь, ведь как-то грустно немного… Все-таки здорово время пролетело!

– Действительно здорово… – задумчиво улыбаясь и источая взглядом Мировую скорбь, согласился Рауль.

– Видимо, это объективный закон Мироздания: стремясь к чему-то, прикладывая все силы, ждешь, что момент достижения цели станет самым счастливым, но когда он наступает, неизменно понимаешь, что все счастье, на самом деле, заключалось в процессе.

– Не знаю… Я, к примеру, всегда радуюсь, когда что-то получается.

– Я тоже этому радуюсь, но всегда происходит так, что в момент, когда понимаешь, что получилось, как раз таки и начинается этап воплощения идеи в реальность – то есть то, что я имела в виду, говоря о пути к цели.

– Извини, но я не совсем понял…

– Ты думаешь, я затеялась бы с покупкой нового оборудования, да еще и с такой его доводкой, которую мы с тобой проделали, если б изначально не знала, что у меня получилось?

– Ты хотела сказать, что у тебя получится?

– Нет. Я сказала именно то, что хотела: у меня получилось. Видишь ли, сейчас лишь окончательно воплотилось то, что у меня получилось еще до поездки на выставку.

– Извини, позволь полюбопытствовать, а все ли твои идеи находят такое воплощение?

– Я никогда не хватаюсь за идеи, требующие хоть сколько-то независящего от меня воплощения, если не вижу его реальных источников.

– А разве может быть, чтобы воплощение идеи не зависело от каких-либо объективных обстоятельств?

– У инженеров, наверное, нет. Но художнику, для воплощения идеи зачастую вполне достаточно листка бумаги и простого карандаша.

– Я согласен с тобой, но что ты потом делаешь с этим листком бумаги?

– В смысле?

– Для того чтобы кто-то купил простой лист бумаги даже с самым гениальным рисунком на нем, нужно иметь имя, определенный статус в этой среде.

– А зачем его должен кто-то покупать? Знаешь, я глубоко убеждена, что для ощущения полноты жизни нужно делать лишь то, что считает необходимым твоя суть, независимо от того принесет ли это какие-либо материальные плоды или нет. И вообще, если что-то стоит делать только ради денег, этого делать не стоит.

– У меня похожий подход. Я всегда отказываюсь от пусть даже очень высокооплачиваемой работы, если она мне неинтересна, но при этом не считаю нужным тратить время на то, за что не платят.

– Точнее то, за что оплата не гарантирована, так?

– Да.

– Знаешь, в моей жизни был сложный в материальном отношении период. Однако я считаю его таковым лишь постольку, поскольку так считали окружающие. Даже тогда у меня каким-то чудесным образом всегда оказывалось то, что мне необходимо для жизни, хотя я никогда специальных усилий к этому не прикладывала.

– Я заметил, что тебе для жизни нужно не так уж много.

– А разве кому-то нужно больше?

– Ну, если рассматривать только самые жесткие естественные потребности, то, наверное, нет. Но человеку свойственно, помимо простого жизнеобеспечения, стремиться к удовольствиям – именно на них хорошо обеспеченные люди и тратят львиную долю своих личных средств.

Ира рассмеялась.

– Знаешь, обеспеченные люди, как правило, действительно львиную долю своих личных средств тратят на удовольствия, я же, то, что мне требуется для получения удовольствия, обретаю, как минимум, бесплатно, но чаще всего это имеет и материальное выражение, только не в качестве расходов, а в качестве доходов. К примеру, тот же лист бумаги с рисунком, выполненным простым карандашом. Я получаю немыслимое удовольствие, работая над ним. К чему же мне непременно рассчитывать на то, чтобы его кто-то купил? Ведь я уже получила от него все, что хотела? Но если все же находится тот, кто готов выложить за него кровью и потом доставшиеся купюры – у меня появляется то, что необходимо для поддержания моего тела в живом состоянии.

– Ир, не поверю, что ты в своей жизни ничего не делала ради денег!

– Естественно, я многое в своей жизни делаю и ради денег тоже, но никогда только ради них, – Ира глянула на часы. – Между прочим, нам уже давно пора выходить.

Новый цех жил своей, уже успевшей стать вполне привычной, жизнью. Около трех часов дня подъехал Радный, и Рауль с Ириной, еще раз окинув взглядом свое детище, отправились вместе с ним в ресторан, где их ждал торжественно накрытый прощальным обедом стол. Обед плавно перетек в ужин.

Поезд Рауля отправлялся в Питер, откуда он потом на самолете должен был лететь к себе домой, в начале девятого утра. Конечно, это не так чтобы уж совсем рано, тем более что до вокзала рукой подать, но все же утром времени на сборы особо не оставалось, так что около восьми торжественное мероприятие подошло к концу. Вопрос о времени отъезда Иры не поднимался, и она сама всеми силами старалась его не колыхать, рассчитывая, что ей представится возможность не трястись сутки в поезде, а воспользоваться проходом. Однако, Рауль, в конце концов, все же спросил:

– Ира, а ты когда уезжаешь?

Ира чуть притормозилась с ответом, и Радный пришел ей на выручку:

– Геннадий просил Ирину дождаться его возвращения.

– А-а… – задумчиво протянул Рауль, сверкая своей ослепительной улыбкой.

Машина подъехала к парадному входу гостиницы. Радный вышел вместе с Ирой и Раулем – он по дороге договорился на какую-то встречу в отеле. Они с ним еще немного посидели в баре и лишь после этого направились к лифтам.

В лифте ехали молча, и только когда он остановился на этаже Рауля, тепло попрощались, после чего Рауль вышел и, не оборачиваясь, пошел к себе. Ира какое-то время смотрела ему вслед, а затем нажала кнопку своего этажа. Дверцы уже почти закрылись, когда она услышала его истошный крик:

– Ира!!!

Рауль буквально одним прыжком оказался у лифта, и его стремительно влетевшая между створок ладонь заставила их открыться.

– Ира… – с трудом переводя дыхание, повторил он почти шепотом.

Он смотрел на нее неистовым печальным взглядом целую вечность, а потом вдруг очень твердо сказал:

– Идем, – и, взяв ее за руку, увлек за собой.

Ира не сопротивлялась и ни о чем не спрашивала. Она впала в некий вакуум, который потихонечку сказал ей, что она ничего не делая, тем не менее, сделала все и победила, а потому имеет полное право победителя на все, чем обладает побежденный.

Лишь после того, как Ира оказалась в его номере, и дверь закрылась, Рауль отпустил ее руку. Ира спокойно прошла вглубь комнаты и села в кресло. Щелкнуть выключателем, чтобы зажечь лампочку, никому в голову не пришло, и комната освещалась лишь отблесками уличных фонарей, пробивающимися сквозь полуприкрытые шторы. Рауль опустился на пол рядом с креслом, на котором сидела Ира. Он оперся руками о подлокотник и положил на них голову.

– Ира, – бархатистое звучание его тихого говора разлилось по комнате, заполнив собой все ее пространство, – в моей жизни всегда все происходило правильно. Я старался во всем и всегда. И всегда, затратив положенное количество усилий, получал то, к чему стремился.

Я рос в благополучной семье и прилежно учился в элитной школе. Мое упорство всегда вознаграждалось, и я не без труда, но и без лишних усилий спокойно окончил свое образование в Сорбонне.

Моя дипломная работа получила высокую оценку и вместе с ней лестное предложение от одной из ведущих фирм, которое я с благоговением принял. Мне в жизни ничего не падало с неба, но при этом требовало лишь положенного количества усилий. Через пять лет успешной работы с достаточно ощутимым, но без головокружительных скачков, продвижением по карьерной лестнице, я благополучно женился.

Это был брак по расчету, когда в расчет, помимо прочего, принимаются и взаимные горячие чувства, которые принято называть настоящей любовью. Через год у нас родился сын, а еще через три – дочь. У меня чудеснейшие дети! Послушные, спокойные, прилежные. Жена успешно сочетает свою врачебную практику – она дантист – с заботой о семье. Мы никогда не испытывали ни разногласий, ни равнодушия друг к другу.

Я всегда считал себя очень счастливым человеком. И у меня имелись на то основания. С субъективной точки зрения, я чувствовал себя полностью удовлетворенным во всех отношениях. А с объективной – мог сравнить свое более чем благополучное существование с проблемами, постоянно присутствующими в жизни моих ближних.

Рауль сделал небольшую паузу и продолжал:

– Ира, когда я встретил тебя – мой мир перевернулся. Оказывается, я даже не догадывался о том, что мне в жизни чего-то не хватает. Не догадывался только потому, что и не подозревал о существовании этого. Я до сих пор не знаю, что это… Но я ясно почувствовал это нечто, нечто вокруг тебя, точнее – это нечто между нами. Я не знал и не знаю что это, но я чувствовал, что могу стать его обладателем. Ира, ты, наверное, думаешь, что я несу чушь? Но я правда не знаю, как это передать... объяснить… выразить...

Рауль замолчал, подбирая слова.

– Вообще-то можно объяснить очень даже просто… Я до безумия, немыслимо хочу тебя…

Рауль снова замолчал, пытаясь совладать с возбужденным дыханием.

– Ира, ты, наверное, думаешь, что я стремлюсь прикрыть банальную похоть витиеватыми речами, но это не так. Это не есть обычное, пусть даже и очень сильное, человеческое вожделение. Страстно желая тебя, я отчетливо чувствовал, что если произойдет так, что мы станем близки, мне станет доступным то невыразимое нечто. Я понимаю, что все это звучит напыщенно и глупо, но это так… по крайней мере, иначе я не могу выразить.

Рауль тяжело вздохнул.

– Я каждый вечер ждал, что что-то произойдет, и мы окажемся вместе. Но ничего не происходило.

Я никогда не испытывал сложностей в отношениях с женщинами, но на этот раз понятия не имел, что нужно сделать и просто с замиранием сердца ждал…

На праздники я уехал домой, в свой мир. Нет, он ничуть не изменился. Не произошло переоценки ценностей. Точнее, не произошло переоценки ценностей именно по отношению к моему миру. Может быть, это и произошло бы, стань ты его частью. Тогда я, наверное, начал бы сравнивать… Но ты, то что связано с тобой, это настолько иное, никак не пересекающееся, не находящее никаких параллелей…

Понимаешь, ты не разрушила и даже не потревожила мой мир… Он остался прежним, и мое к нему отношение – тоже…

Понимаешь, я вдруг осознал, что во мне присутствует какая-то новая часть, совершенно иная, тоже находящаяся вне моего мира, но при этом нечуждая мне. И еще я ощутил, что потерял нечто. Нечто никогда мне не принадлежавшее, но то, что могло бы стать моим и вывести новую часть меня из состояния куколки.

Извини… я не могу выражаться точнее, потому что это ощущения… ощущения очень ясные и яркие, но не подвластные словам.

Рауль на минуту задумался.

– Наверное, я очень глубоко полюбил тебя, но утратил нечто, позволяющее этой любви наполнить мою жизнь. Видимо, слишком уж привычен и приятен мне мой мир, и у меня не хватило смелости расстаться с ним. Так что у меня осталось все, что мне дорого, но я утратил нечто неизмеримо большее…

Пока я находился дома, переоценка ценностей произошла, но в отношении тебя, Ира. Я понял, что не сумел полететь, будучи рожденным ползать. Ира, на самом деле, я сам плохо понимаю, что со мной произошло и происходит до сих пор. Я повторяю, что это всего лишь ощущения, но настолько яркие и ясные, что я знаю нечто, не понимая, что это.

А знаю я то, что хоть я и рожден ползать, и мне не дано взлететь, но нечто – эдакие символические крылья у меня остались, и я хочу отдать их тебе. С одной стороны, из чисто эгоистических побуждений, чтобы освободиться и войти в свой мир тем, кем я оттуда вышел, а с другой – я хочу сделать тебе своеобразный подарок, потому что ты знаешь, что с этим делать, и это необходимо тебе… Я безмерно благодарен тебе за то, к чему ты заставила меня прикоснуться, хоть я и не смог хоть как-то воспользоваться этим…

Рауль опустил глаза.

– Боже! Какую чушь я несу! Ира, извини… я на самом деле не знаю, как объяснить тебе. Надеюсь, ты не думаешь, что все это всего лишь эксцентричный способ соблазнения?

– Да уж… – задумчиво произнесла Ира. – Для соблазнения действительно вполне подошло бы нечто менее мудреное, а заодно и более эффективное.

Рауль как-то обреченно рассмеялся.

– Ира, я сказал тебе все что хотел, все, что, как мне кажется, я обязательно должен был тебе сказать. Ира, если ты действительно хочешь уйти – я тебя не держу более, но очень… очень тебя прошу…

Рауль запнулся и некоторое время молчал, а затем, едва не задыхаясь, прошептал:

– …останься…

Казалось, что время остановилось, и только тиканье часов на руке Рауля свидетельствовало о продолжении его неумолимого движения. Ира не ушла и не сделала ни единого движения, чтобы подняться с кресла. Рауль медленно провел рукой по ее лицу, а потом приподнялся и едва коснулся своими губами ее губ, обдавая напряженным дыханием. Ира перестала контролировать раздирающую ее на части страсть и та, обретя, наконец, свободу, вырвалась наружу. Губы в ответ на легкое прикосновение Рауля слегка вздрогнули. Рауль, почувствовав этот ответ, подхватил Иру на руки и бережно уложил в постель.

Почти три с половиной месяца сдерживаемая страсть затопила Иру полностью. В редкие мгновения проблесков сознания она понимала, что то, что происходит с нею, сексом назвать можно лишь номинально. Она чувствовала себя огромным свирепым яростным монстром, жадно и безжалостно пожирающим принесенную ему жертву, которая с благоговением, покорно и безропотно отдает себя на растерзание.

Ире казалось, что такие ощущения должны привести ее в ужас, но вместо этого чувствовала неистовую вакханалию радости. Нечто внутри нее целым оркестром литавр и тамтамов отбивало причудливые пятидольные ритмы не дающие ускользнуть из состояния транса.

А потом она взмыла в густом золотистом свете и каким-то немыслимым движением вобрала в себя все то, чем насытился монстр. И вдруг то, чем насытился монстр, начало крушить, ломать и выталкивать из нее нечто. Что-то вроде мощных железобетонных конструкций, которых она не ощущала, пока они со взрывами боли не начали рушиться, даруя легкость, выпуская на волю. В следующее мгновение она открыла глаза и обнаружила себя лежащей на кровати в темной комнате…

Она слегка сдвинула вдоль простыни руку и коснулась лежащего рядом Рауля. К ее радости он был, судя по всему, живой и здоровый, в чем Ира, придя в себя, несколько сомневалась, учитывая пережитые ощущения. Он, почувствовав прикосновение, повернул в ее сторону голову. Ира приподнялась на локте и на мгновение заглянула в его глаза – Рауль действительно находился в самом обычном состоянии, наступающем у мужчины после соития с женщиной. На его щеке ярко мерцал отсвет уличного фонаря. Ира поцеловала его в этот отсвет, и он исчез, впитавшись в ее губы. Рауль облегченно вздохнул. Ира поднялась, молча оделась и вышла из номера.

– – -

Она не пыталась думать о том, что с ней произошло и что она чувствует сейчас. Единственное, что Ира отчетливо понимала, это то, что отправиться прямиком в свой номер – не лучшая идея, и спустилась в бар. Там, на том же самом месте сидел Радный, словно поджидая ее.

– Присаживайтесь, Ира, – сказал он, окидывая ее беглым, но очень цепким взглядом. – Кофе для Вас я заказал. Выберите пирожные, – он протянул ей меню. – Сладости – это то, что Вам сейчас необходимо в первую очередь.

– Я буду картошку, – не заглядывая в меню, сказала Ира.

– Сколько штук?

Ира удивленно подняла глаза, считая, что он шутит.

– А сколько нужно? – весело спросила она.

– Думаю, что не менее трех. Кстати, можете заказать разные.

– Я столько не съем! – Ира рассмеялась.

– Придется! – усмехнулся Радный. – Так что? Пять картошек?

– Ставки растут? Начиналось, ведь, вроде как с трех?

– Определяйтесь быстрее, а то так и до десяти дойдет!

– Ладно, как скажете. Три картошки.

Официант принес кофе.

– Будьте добры еще три пирожных картошка и два миндальных, – попросил Радный.

Ира решила, что миндальные он заказал для себя, но оказалось, что они тоже предназначались ей.

– Ешьте, Ира, – подбодрил ее Радный. – Сладости обладают уникальным свойством сглаживать для тела последствия стресса, которому оно подверглось в ходе трансформаций на других уровнях. Так что ешьте, и я нисколько не удивлюсь, если понадобится заказать еще.

Так и вышло. Ира не чувствовала голода, но, к собственному удивлению, даже не заметила, как пирожные исчезли в ней. Радный, не спрашивая, заказал еще, а когда и те испарились, поинтересовался:

– Еще?

– Не-ет! Я, кажется, сейчас лопну!

Радный усмехнулся:

– Маловероятно! Вам только кажется, исходя из опыта. Прислушайтесь к ощущениям – разве я не прав?

Ира прислушалась.

– Удивительно… однако, это верно…

– Так что? Еще?

– Пожалуй, все-таки нет.

– А кофе?

– Кофе можно.

Радный заказал еще кофе. Когда его принесли, Ира достала сигарету и закурила.

– Ира, если захочется еще, не стесняйтесь, скажите. Вам сейчас сладкого нужно вволю.

– Что мне действительно сейчас хочется, так это домой.

– Как я догадываюсь, для этого общественный транспорт дальнего следования Вам не требуется?

– Нет. Не требуется.

– Что ж, программу максимум Вы выполнили, так что никакие внешние причины Вас здесь больше не держат.

Ира тут же перешла на более быстрый темп поглощения.

– Ира! Не спешите! Вас ничто не держит, но и не гонит ничто. Времени более чем достаточно – расслабьтесь!

Ира послушно расслабилась и спокойно допила кофе.

– Ну что? Еще?

– Нет. Я пойду собираться.

– Наберите меня, как будете готовы – я помогу с вещами.

– Хорошо.

Через полчаса Радный отнес Ирины вещи в машину.

– Садитесь. Я сам улажу все формальности с выездом.

Минут через пять он уже прогревал двигатель.

– У меня такое ощущение, что Вы все никак не решитесь о чем-то спросить меня, верно?

– Да, – честно ответила Ира.

– Не стесняйтесь. Спрашивайте.

– Что будет с Раулем?

– Если бы Вам не удалось пройти свой путь с блеском, возможно, с ним что-то и случилось бы, но теперь – ничего. Просто вернется к себе домой, и будет жить, как жил.

– Извините… – Ира запнулась.

– Извиняю, – усмехнулся Радный. – Спрашивайте!

– Стас, Вы намерено пригласили его?

– Ира, особым значением выбор оборудования наделили Вы. Разработанное Раулем оборудование выбрали Вы. До полусмерти запугали моих «коней» Вы. А я лишь смиренно выполнил свою часть работы.

Ира вздрогнула.

– Вы боитесь? – с притворным удивлением спросил Радный. – Бросьте! Это вон у них, – он кивнул головой в сторону прохожих, бредущих по проносящимся мимо улицам, – должно сердце замирать и волосы дыбом становиться от одного Вашего присутствия.

– С некоторых пор мне постоянно кто-нибудь говорит что-нибудь в этом духе.

– Без оснований? – Радный хитро скосил на нее глаза.

Ира не ответила. Через минуту Радный затормозил у подъезда своего дома. Он вытащил ее вещи из багажника и поставил у двери прохода.

– Счастливого пути! – усмехнулся Радный.

– До свиданья, – ответила Ира, повесила на плечо одну сумку, взяла в руки другую и шагнула в проход.