Текст книги "Прогулка по висячему мостику (СИ)"

Автор книги: Екатерина Трубицина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 57 страниц)

Глава 31
Активная сторона пассивности

Дни напролет Ира с Лешкой проводили в лесу на лыжах, а после ужина отвисали на дискотеке, прикалываясь над всеобщим мнением пансионатовской публики, единодушно считавшей их юной влюбленной парочкой.

Совершенно неожиданно нагрянула Новогодняя ночь. Ира, забывшая обо всем на свете, часов в девять вечера, смутно вспомнила о рекомендациях Зива с Лоренцем, но тут же отмахнулась от этой мысли, и она пронеслась мимо легким облачком. А потом сила всепоглощающего беззаботного веселья захватила ее целиком и полностью, и она растворилась в празднике, отдавшись на волю волн океана радости.

Кремлевские куранты на громадном плазменном экране начали старательно отбивали двенадцать ударов, которые тут же подхватил грохот фейерверка с улицы, куда Иру с Лешкой в сей же момент увлекала развеселая толпа. Счастливые вопли и визги едва не заглушали громыхание фейерверка. Небо то и дело расцвечивалось разноцветными снопами огней.

Ира, как в полусне, повинуясь невесть откуда взявшемуся порыву, оторвала взгляд от сверкающего неба и обернулась. Ее внимание привлекла невзрачная дверь на давно проржавевшем висячем замке. «Проход», – машинально констатировала она и, не задумываясь, направилась к нему. Так же машинально констатировала она, что принадлежит он Зиву и Лоренцу, так как в его глубине увидела цокали своего и поющего дома, но эти направления не интересовали ее. Не отдавая себе отчета, она ощутила непреодолимое желание попасть в чем-то отдаленно знакомую комнату и вошла в нее.

Громыхание фейерверка и вопли с визгами развеселой толпы моментально стихли. Комната оказалась зальчиком пивного бара в безвестной немецкой деревушке, где она в компании Генки, Радного и «главных коней» побывала после окончания мебельной выставки. Всего пара семей готовилась встретить еще не наступивший здесь Новый Год, занимая два удаленных друг от друга столика. Хозяйка заведения узнала Иру. Она почти силой усадила ее, показывающую, что у нее с собой только российские деньги, за стол, а через мгновение перед ней уже красовалась кружка темного пива и несколько тарелок с разнообразной едой, полагающейся к этому напитку.

Ира еще раз попыталась воспротивиться незаслуженному проявлению радушия в отношении себя, показывая свою относительную неплатежеспособность, но хозяйка, демонстративно взяв из ее рук деньги, сунула их Ире обратно в карман, при этом что-то настойчиво повторяя. Разыгравшаяся сцена привлекла внимание других посетителей, среди которых оказался пожилой дядечка немного знавший по-русски.

– Нежданни гост для ней корочий примет! – объяснил он Ире. – Ви толджен ест, пит, чтоб все бил корочо в этот дом.

Ира поблагодарила, послушно села за стол и, как в полусне, принялась потихоньку поглощать тягучее почти черное пиво и всякие вкусности.

Дверь, через которую она немногим ранее вошла, открылась. На пороге стоял Радный. Он удивленно посмотрел на Иру, но его удивление выглядело несколько странно: не из цикла «не может быть!», а типа «ну надо же, как я и предполагал!». «Показалось», – попыталась убедить себя Ира.

– С Новым Годом, Ирина! – приветливо улыбнувшись, сказал Радный и сел напротив нее.

– С Новым Годом! – ответила она.

Хозяйка, радостно всплеснув руками, без промедления поставила перед ним весь ассортимент уже стоявший перед Ирой.

– Как отдыхается? – поинтересовался Радный.

– Здорово!

– Чем занимаетесь?

– Целыми днями на лыжах ходим.

– Ну вот! А то «Не умею! Не могу! Только в страшных снах снится!».

– Видимо, на сей раз мне с учителем повезло, – улыбнулась Ира.

– Я старался, – улыбнулся в ответ Радный.

– Странно…

– Что?

– Вы не спрашиваете, каким образом я здесь очутилась.

– А Вам очень хочется ответить?

– Нет.

– Потому и не спрашиваю.

– А может быть, просто знаете?

– Может быть…

В этот момент Новый Год, видимо, наступил и в Германии, потому что столики, занятые компаниями немцев, охватило оживление.

– С Новым Годом, Ира! – Радный поднял свою кружку с пивом.

– С Новым Годом! – сказала Ира и подняла свою.

Они чокнулись и отпили по нескольку глотков.

– Знаете, Ира, – Радный внимательно смотрел на нее, – по-моему, Рауль крайне неравнодушен к Вам.

– Я заметила.

– Он Вам не нравится?

– Отчего же? Очень даже нравится.

– Вы всегда подчеркнуто холодны с ним.

– Разве?

– В сфере совместной работы отнюдь, но… – Радный многозначительно улыбнулся. – В общем, не похоже, чтобы Вы отвечали взаимностью на его весьма пылкие чувства к Вам.

– Стас, если я начну отвечать взаимностью всем мужчинам с пылкими чувствами, которые мне нравятся, боюсь, что ни на что другое времени у меня не останется.

– Вы так любвеобильны?

– Нет. По-настоящему я люблю только себя.

– Не похоже.

– Почему?

– Человек, который любит себя, не отказывает себе в удовольствии.

– Любить – не значит баловать. Балуют как раз таки от недостатка любви, пытаясь таким способом этот недостаток компенсировать. А когда любят по-настоящему, дают лишь то, что действительно необходимо.

– А Вы не допускаете мысли, что близится момент, когда Раулю предстоит стать тем, что Вам действительно необходимо?

– Вы так думаете?

– Да. А вот Вам думать не советую. Просто поймайте этот момент и возьмите то, что Вам хочется.

– Неужели то, чего мне хочется, так бросается в глаза, несмотря на подчеркнутую холодность?

– Нет, Ира. Совершенно не бросается. Я просто знаю. Потому что иначе быть не может.

Радный встал, рассчитался, проигнорировав протесты хозяйки, и, не прощаясь, вышел, оставив Иру в состоянии глубокого замешательства.

Когда она вернулась в пансионат, шум праздника уже стих. Лешка спокойно спал в своей комнате. Ира последовала его примеру.

Наутро лавина всевозможных мыслей и домыслов попыталась напрочь снести ей рассудок. Ира даже уже было направилась к проходу, рассчитывая на поддержку Зива и Лоренца, но тут проснулся Лешка и потащил мать обедать, посмеиваясь над ее полувменяемым состоянием и приписывая его происхождение вольностям Новогодней ночи. Ира, естественно, не стала его разубеждать и объяснять, что весь алкоголь в ее кровь попал исключительно из недопитой пинты почти безалкогольного пива.

Обед, прогулка на лыжах, ужин и дискотека, а самое главное, постоянное общество сына – вернули Иру в благостное состояние. Она совершенно забыла о своем Новогоднем приключении, как, приехав сюда, забыла обо всем на свете, и пребывала в благословенной неге забытья все оставшееся время дарованного ей отдыха.

Восьмого января после завтрака Радный с Генкой забрали Иру с сыном из пансионата. Вечерним поездом Лешка вместе с Радным ехал в Москву, чтоб оттуда улететь в Нью-Йорк.

– Ну вот! Как с маленьким! – скорчил притворную обиду Лешка. – Небось, до самого самолета провожать будете!

– А как же! – сурово произнес Радный. – Идея вытащить Вас, Алексей, сюда, принадлежит мне. Так что, пока Вы не окажитесь на борту нужного авиалайнера, я несу за Вас полную ответственность.

Время, оставшееся до отъезда, посвятили автомобильной экскурсии по городу. Пока Радный рассказывал Лешке о достопримечательностях, сидящие сзади Генка с Ирой обсуждали план дальнейших действий.

– Мам, – обратился к Ире Лешка, краем уха поймав часть их разговора, – чует мое сердце, ты сюда жить переедешь.

– Да, Лёшик, – заметила ему Ира, – с сердечным чутьем у тебя явно туговато. Работы мне здесь осталось уже не так много, а в Сочи ждет не дождется моего неусыпного внимания дом Станислава Андреевича, и книга Евгения Вениаминовича.

– Ира, позвольте полюбопытствовать, – обратился к ней Радный, – что за книга и почему ждет именно Вас?

– Я достаточно давно сотрудничаю с неким Гаровым Евгением Вениаминовичем. Он переводчик и писатель, работающий в сферах истории, этнографии, философии, эзотерики, оккультизма и смежных с ними. Моя задача – иллюстрации, дизайн и верстка.

– А чтобы справляться со всеми этими задачами, – вклинился Лешка, – мама чрезвычайно внимательно читает и перечитывает написанные и переведенные им работы, а потому, учитывая их содержание, у нее периодически едет крыша.

Радный остановил машину и посмотрел на Лешку так, что тот весь аж скукожился:

– Молодой человек, позвольте узнать, что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс вообще что-либо говорить?

Лешка, сконфузившись, молча смотрел на Радного.

– Вы не расслышали моего вопроса, Алексей? Я могу повторить: что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс жить на Земле?

– Я… я… – заикаясь, начал Лешка, – я не имел в виду ничего нелестного… просто…

– Просто Вам, как и любому обывателю, свойственно с полной уверенностью в единственности, правильности и неоспоримости Вашего мнения выносить свои суждения в областях Вам неведомых.

– Но…

– Чем Вы занимаетесь? Насколько я знаю, точными технологиями?

– Да.

– Вот и занимайтесь, но, ежесекундно помня о том, что вокруг целый мир, который укладывается в изучаемые Вами точные технологии лишь очень незначительной частью. Вы, как и любой обыватель, знакомы с мизернейшим количеством данных, и Ваши расчеты и выводы, относительно законов жизни, никогда не будут обладать хотя бы приблизительной точностью. А знаете почему? Именно потому, что Ваша крыша никуда не едет. Она намертво прибита, приклеена и приварена к месту убеждения в том, что в мире реально существует лишь то, что доступно восприятию подавляющего большинства, к которому Вы относитесь. Между прочим, я готов вам, то есть подавляющему большинству, земной поклон отвесить, и не раз, за то, что вы наделяете мир стабильностью. Однако, вносить изменения, а следовательно, заставлять жизнь быть жизнью, а не медленно гниющим смрадным болотом, способны лишь те, чья крыша находится в свободном полете.

Радный зафиксировал все сказанное, буквально раздавив трепещущего Лешку жестким взглядом, а затем обернулся к Ире:

– Извините, Ира, что так жестко наехал на Вашего сына, но он ВАШ сын, а потому, не имеет никакого права городить чушь.

Затем он снова обратился к Лешке:

– Дорогой юноша, Вы очень похожи на мать внешне и, пожалуй, унаследовали от нее прекрасно работающие мозги, но это всё! Ничего более этого Вам не досталось! А потому повесьте на внутренней стороне своего лба большущий плакат, гласящий: «Я способен осознавать лишь одну триллионную этого огромного загадочного мира, и не имею никакого права выносить суждения о том, что неведомо и никогда не станет ведомо мне». Запомнил?

– Да, – понуро пробормотал Лешка.

Радный примирительно потрепал его по голове, и они поехали дальше. Экскурсия, как ни в чем не бывало, продолжилась.

– – -

– Что делать-то будем? – спросил Генка, когда поезд с Радным и Лешкой растаял в темноте.

– Пойдем к Женечке. Сто лет его не видела.

– А ты умеешь?

– Умею.

– Тогда пошли!

Они прогулочным шагом направились в сторону заветной кафешки.

– Бедный Лешка, – грустно усмехнувшись, сказал Генка.

– Чего это он бедный?

– Стас по нему, что называется, катком проехал. Жаль парня.

– А мне – нет.

– Ирчик! Ты же его матушка!

– Знаешь, может быть, именно поэтому и не жаль.

– Не понял?

– Хорошо, когда по тебе катком проезжаются из благих побуждений и в доброжелательном настроении – закалка крепче и негативных последствий меньше.

– Наверное, ты права, Ирчик… Когда твой друг страшен, недругов как клопов давишь…

– Это про Женечку?

– А как ты догадалась? Ах, да-а! Он же меня намедни в твоем присутствии порвал как Тузик тряпку!

Генка разыграл целую сценку, да так, что Ира чуть не задохнулась от смеха.

– Ген, а когда вы с Женечкой познакомились? – спросила она отсмеявшись. – Я имею в виду в этой жизни, ведь, насколько я понимаю, своих отцовских обязанностей он не выполнял?

– Ирчик, каждый раз все происходит по одной схеме. Я рождаюсь эдаким обычным мальчиком у какой-нибудь экстравагантной мамаши и расту как все самые обычные дети. Как все играю, безобразничаю, как все с горем пополам получаю причитающееся времени образование. Самое главное я ни о чем эдаком и понятия не имею! А потом в один ужасный день в самый неподходящий момент появляется он. Смотрит на меня, ехидно улыбаясь, и я в одночасье вспоминаю все. После этого мое очередное обычное беззаботное детство кажется мне смутным сном.

– Ген, если ты помнишь все, это значит, что ты очень много знаешь.

– С точки зрения обычного человека, наверное, да. Но вот, к примеру, ты умеешь пользоваться проходами, а я – нет. Я слепой. Я их не вижу, сколько Гаров ни пытался меня учить. Пытался он учить меня и другим вещам, но я безнадежно слепой и тупой.

– Ген, а ты можешь рассказать мне о своих прошлых жизнях?

– Нет, Ирчик, не могу. Гаров строго-настрого запретил мне это делать. И поверь, у него на это есть очень веские причины. Для меня они – темный лес, но ты, судя по всему, способна понять их. У вас с Гаровым свои причуды. Вот, к примеру, для меня полная загадка, с чего это вы подняли такой шум из-за этого Рауля. По мне, так он, если и отличается от других людей чем, так только своими инженерными достижениями. Да и тебя, глядя со стороны, он никогда ничем, кроме своих инженерных достижений, не интересовал. Безусловно, он лучше меня сразу понял все эти твои внутренние точки, – честно говоря, моему пониманию это до сих пор доступно лишь отчасти – но на этом вся его необычность для меня заканчивается. А вот вы с Гаровым отчего-то аж на уши встали. Я уже после этого к нему и так, и эдак приглядывался – милый мальчик, только и всего. А на тебя посмотреть, так ты даже то, что он милый, не замечаешь. А он, между прочим, по-моему, в отношении тебя очень даже не ровно дышит!

Генкины откровения порадовали Иру. Именно такое впечатление она усиленно и старалась производить. Впрочем, Радный в Новогоднюю ночь, по сути, сказал ей то же самое. «Ох, эта Новогодняя ночь! Нет. Пока об этом лучше не думать».

Тем временем впереди замаячило кафе с одной светящейся буквой из длинного названия. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, Ира с Генкой, зайдя в зал, уселись за столик и, сделав заказ, тут же расплатились. Первым делом Ира набрала Женечку и сообщила, что они с Генкой вот-вот заявятся к нему в гости. Женечка с веселой язвительностью поблагодарил ее за постановку себя в известность относительно их планов, как бы между прочим напомнив о том, что ранее «госпожа Палладина» себя этим нисколько не утруждала. Ира рассмеялась, сказала «до встречи» и, выключив мобильник, сунула его в карман.

– Кстати, как там Рауль? – спросила Ира Генку.

– Наверное, неплохо! Праздники провел дома. Кстати, сегодня ночью должен приехать Питерским поездом.

– Зачем вы его так рано выдернули? Запуск ведь все равно только на понедельник планируется?

– Никто его не выдергивал – он сам так решил, узнав, что ты восьмого уже вернешься, а, следовательно, пятницу, субботу и воскресенье будешь все перепроверять.

– Догадливый, однако! Но это здорово. Это значительно увеличивает шансы осуществить запуск в понедельник.

Во время разговора Ира сосредоточено наблюдала за залом, стараясь поймать момент, когда они окажутся вне поля зрения посетителей и работников кафе. Вдруг она резко встала и еле слышно скомандовала:

– Идем!

Через мгновение Женечка, театрально раскинув руки, с возгласом «Ба! Какие люди!» встречал их в своей кухне.

– Палладина! И далась тебе моя кухня! Неужто не можешь, как все нормальные люди, пользоваться входной дверью?

– Женечка, ты ждал на кухне, вот я и направилась сюда, – как ни в чем не бывало, ответила Ира.

– Ты даже такие тонкости замечаешь? – Женечка хотел придать своему тону шутливый оттенок, но вопрос прозвучал серьезно.

– Женечка, ты сам виноват.

– Я виноват?

– Ну конечно! Ты ведь совсем забыл меня проинструктировать по поводу того, что должно замечать, а что – нет.

– Ну и язва же ты стала, Палладина!

– Пытаюсь соответствовать! Яблочко, оно ж от яблони не должно далеко укатываться!

– Ах ты ж яблочко мое румяное! Кстати, что с тобой случилось, Палладина? Посвежела! Похорошела! Неужто действительно, не заморачиваясь ни на чем, просто отдыхала?

– Представь себе – да!

– Рассказывай! – торжественно воскликнул Женечка.

– А рассказывать особо нечего. Полмесяца кряду каждый день с утра до вечера на лыжах по лесу без единой мысли в голове.

– А Новый Год, как встретила?

– Классно! – беззаботно ответила Ира.

Женечка внимательно оглядел ее и усмехнулся.

– Женич, я здесь ни при чем, – на всякий случай оправдался Генка.

– Ира! Он правду говорит? – начал язвить Женечка.

– Врет! Но только наполовину.

– Это как?

– Они с Радным напару Лешку вызвали и в пансионат нас отвезли.

– Вот видишь, Геныч! Врешь! Приложил-таки руку к изменению образа жизни Палладиной.

– Руку, честное слово, не прикладывал! А вот голову – было дело.

– Как именно? – не прекращал гротескно грозным тоном шутливый допрос Женечка.

– Вспомнил про Лешку, а Радный сказал, что общество сына самая что ни на есть подходящая, на время отдыха, для Ирчика компания.

– Заложил, значит, Ирку с потрохами?

– Получается, что так… – виновато пробурчал Генка и скорчил смешную рожу.

– Ребят, вам не надоело паясничать?

– Можешь предложить что-то поинтересней? – вопросом на вопрос ответил Ире Женечка.

– Пойдемте к морю… – мечтательно проговорила Ира.

– Лично у меня возражений нет! – радостно воскликнул Генка.

– Еще б у тебя были возражения! Тебя ж хлебом не корми – дай на голую Палладину поглазеть!

– А при чем здесь голая Палладина?

– А ты что думаешь, она морским воздухом подышать, что ли, хочет? Ага! Жди! Как на берег выйдет, тут же с себя все поскидывает и уплывет в темноту.

– Точно! А я и запамятовал! – Генка, хитро прищурившись, посмотрел на Иру.

– Можете составить мне компанию. Не возражаю, – поднимаясь, сказала Ира. – Идем?

– Как скажешь, Палладина, – Женечка поднялся вслед за ней.

На улице было темно, безлюдно и мокро.

– Дождь что ли прошел? – спросила Ира.

– Да уж неделю как льет, – ответил Женечка.

– На море шторм, небось? – опасливо поинтересовался Генка.

– Небось… – удовлетворил его любопытство Женечка.

Когда они шли по Ривьере, Женечкино «небось…» подтвердилось, сначала отдаленным, но неумолимо приближающимся яростным грохотом жующих камни волн. А когда они, наконец, оказались на набережной, их взору предстало поистине впечатляющее зрелище: все небо над морем полыхало яркими беззвучными зарницами то и дело освещавшими дико бурлящую и клокочущую от неистового танца Посейдона поверхность воды.

Ира ускорила шаг и почти побежала к галечной кромке пляжа, раздеваясь на ходу.

– Ирчик! Ты с ума сошла! – в ужасе завопил Генка.

– Как я понимаю, желающих составить мне компанию нет, – констатировала Ира, не удостаивая вниманием отчаянный Генкин вопль.

Женечка спокойно забирал у Иры из рук последовательно снимаемую одежду и притормозил пытающегося образумить ее Генку.

– Женич! Ты глянь, какой шторм! – не унимался Генка.

– Все в порядке, – прозвучал, заглушая шум шторма, тихий спокойный металлический голос Женечки. – Не трогай ее.

Ира с разбегу врезалась в стену волн и отдалась их воле.

Волны крутили и швыряли Ирино тело. Она чувствовала себя то гусеницей шелкопряда, обматывающейся шелковыми нитями, то миксером со взбиваемым во чреве содержимым.

В конце концов, она оказалась на гребне волны, готовой низвергнуть всю свою набранную в неистовом беге мощь на берег и открыла глаза.

Перед взором медленно рассасывались оранжевые пятна всполохов зарниц. Постепенно проступавшие сквозь мрак детали неопровержимо свидетельствовали о том, что она находится в своем гостиничном номере. Ира встала и включила свет. Часы показывали половину восьмого. В дверь кто-то осторожно пошкрёбся.

– Кто там? – спросила Ира.

– Ирчик, это я, – несмело отозвался Генка.

Ира открыла дверь.

– Я увидел, что свет зажегся и понял, что ты… – промямлил он тем же полупридушенным голосом, протягивая ей пухлый от содержимого большой полиэтиленовый пакет. – Я… того… через полчасика забегу…

– Хорошо, – ответила Ира, и Генка спешно побрел по коридору в сторону лифта.

Ира заглянула в пакет – там лежала ее одежда.

– Та-ак! – яростно протянула она и, неожиданно для себя, от души рассмеялась.

Ровно в восемь пришли Генка с Раулем.

– Здравствуйте, мальчики!

Ирины глаза искрились непритворным радостным блеском, чего нельзя было сказать о «мальчиках»: Рауль смотрел на Иру все тем же пылким взором, но теперь к нему примешался густой оттенок невыразимой печали, а Генка так и вовсе отводил глаза, то и дело как бы невзначай пытаясь дотронуться до Иры. Она лукаво усмехнулась про себя, встала, положила руки Генке на плечи, перенесла на них весь свой вес и, глядя в упор на Рауля, сказала:

– Я так обрадовалась, узнав от Гены, что ты сегодня уже будешь здесь. Не терпится поскорее воочию убедиться, что у нас все получилось.

– Мне тоже. Потому и приехал, – голос Рауля, несмотря на обворожительную улыбку, оттенял налет грусти.

Ира села, и они с Раулем принялись обсуждать план действий на ближайшие три дня.

– Да-а… – протянул Генка, перебивая их, – Стас как в воду глядел, что вы до понедельника жить будете в цехе!

– Геночка, ну что я могу сделать, если он ясновидящий!

– Между прочим, он тебе русским языком перед отъездом посоветовал хотя бы в воскресенье сделать выходной. А мне, между прочим, наказал бдительно проследить за этим.

– Геночка, не переживай, я думаю, что мы в два дня уложимся, а если нет – ты ведь нас не выдашь, правда?

Генка только тяжело вздохнул, ничего не сказав. Ира прекрасно понимала, что его волнует отнюдь не их с Раулем неуемное «трудиться, трудиться и трудиться».

На самом деле на перепроверку хватило одного дня, и все же в субботу Ира с Раулем снова отправились в цех и проделали всю работу заново, и в воскресенье – тоже. Их, как и прежде, непреодолимо тянуло друг к другу, но иной способ общения Ира не допускала, а Рауль не смел настаивать. Впрочем, что там на самом деле происходит с Раулем, Ира понятия не имела и выяснять не собиралась. Ее гораздо больше занимали собственные ощущения. С одной стороны в них ничего не изменилось, а с другой – изменилось абсолютно все. Хоть и сладостная, но при этом невыносимая мука сменилась терпко-упоительным с горчинкой наслаждением. Она перестала в изнеможении рыдать при каждом удобном случае, постоянно находясь в состоянии легкости и отрешенной уверенности, правда, в чем она так отрешенно, так уверена, Ира не догадывалась.

– А тебе не кажется, что ты стала хозяйкой положения? – спросил Зив, когда она в пятницу, улучив момент, заглянула к ним в гости.

– Есть что-то похожее… – прислушиваясь к своим ощущениям, ответила Ира. – Но тогда получается, что раньше хозяином положения являлся Рауль?

– Получается что-то вроде того… – задумчиво промурлыкал Лоренц.

– Как Новый Год-то встретила? – сменил тему Зив.

Ира усмехнулась и рассказала им. Зив с Лоренцем загадочно переглянулись в замешательстве.

– Насколько я понимаю, комментариев не предвидится, ввиду их тотального отсутствия, – весело заключила Ира.

– Ира, поверь, – в растерянности проурчал Зив, – проход мы ему не открывали.

– Знаете, я ничуть не удивлюсь, если окажется, что Радному, для пользования проходами или чем-нибудь еще, не требуется чье-либо разрешение. По-моему, слухи о том, что он, скорее всего, пока не осознает своей истинной сути, как говорится, сильно преувеличены.

– Ты думаешь? – настороженно промурлыкал Лоренц.

– Во всяком случае, он производит такое впечатление.

Зив и Лоренц снова загадочно переглянулись в замешательстве.

– Что ты собираешься делать? – спросил Зив.

– Знаете, в Новогоднюю ночь я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ делать что-либо. Этим займусь и сейчас. Кстати, хочу вам поведать еще об одном событии, которое случилось вследствие того, что я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ что-либо делать.

Ира рассказала, как она после проводов Лешки вместе с Генкой ни с того ни с сего отправилась к Женечке, а там, опять-таки ни с того ни с сего, потащила всех на море…

– Это ты очень мудро придумала, прихватить с собой Генку, – заметил Лоренц. – Безусловно, Женечка тоже смог бы тебе вернуть одежду, но с участием Генки это получилось как-то более естественно.

– Ага! – усмехнулась Ира. – Зато теперь у него самое что ни на есть неестественное выражение лица!

– Ну! Он и не такое видал! – со знанием дела проурчал Зив.

– – -

Генка заглянул вечером.

– Ты что, больше не работаешь в своем клубе? Второй вечер бездельничаешь!

– Выходные после праздников аж до Старого Нового Года, – пояснил он, жалобно глядя на Иру.

– Ген, я надеюсь, Гаров тебе не запретил сообщить мне, что произошло после того, как я уплыла?

Генка тяжело вздохнул:

– Ирчик, я, конечно, понимаю, что у вас с Гаровым свои причуды, но меня от них когда-нибудь кондратий хватит!

– Что, запретил, все-таки?

– Да нет… не запретил… – вздохнул Генка.

– Ну так расскажи!

– А что тут рассказывать? Как только ты в море сиганула, он меня за шкирку и домой поволок. Я ему: «Ты что творишь! Вода ледяная! Шторм! Утонет Ирка ведь!». А он как рявкнет: «Не твоего ума дело!»… Ну, в общем, пришли мы к нему домой, он твою одежду в пакет сложил, мне сунул и со словами «утром ей в номер занесешь», потащил к проходу, а перед тем как швырануть, добавил: «смотри, пока сама не проснется, к ней не суйся!», – ну и вытолкнул. Ну а я что… поднялся к себе, спать не могу, часа в четыре к твоей двери побрел, а как свет зажегся – так и постучал. Дальше ты знаешь…

– Геночка… – Ира в порыве умиления обняла его, – так ты три с половиной часа у меня под дверью просидел?

– А что делать? Знаешь, по собственному номеру километры наматывать еще хуже, – он немного помолчал. – Ирчик, ты, прежде чем подобные фокусы выкидывать, предупреждай, что ли…

– Геночка, ничего я выкидывать и не думала.

– Вот-вот… Мне Гаров постоянно говорит: «прекрати думать», а я не могу. В лучшем случае лишь думаю, что не думаю…