Текст книги "Путь (СИ)"

Автор книги: Егор Yagger

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 210 страниц)

– Эта планета полна загадок, и не знаю, разгадаем ли мы их все. Колонии всего 15 лет, – слышится тихий голос кварианца.

Пришло время дядюшке улетать на флот, его отпуск закончился. Он увозит с собой канистру сока «землянки», коготь тираннодона на подставке, голозаписи и впечатления. Таэля совсем развезло, и его под руки отвели домой. Дед обнял дядю на прощанье, сказал, чтоб он не посрамил, показал кулак и ушёл в дом. Остались родители и дети. Дядя обвёл нас всех осоловевшим взглядом, улыбнулся.

– Как я по вам скучать буду! Но ничего, на будущий год ждите, обязательно приеду!

Глава 8. Они всё знают!

Женька (Мендуар, сентябрь 2360)

Дед

Вот и начался новый учебный год, но мы с девчонками в школу не пошли. Дед сходил к директору и договорился, чтобы нам на два месяца продлили каникулы и что он сам с нами позанимается. Ездили только на мнемограф, остальное время проводили на рыбалке или охоте. Дед купил нам троим по лёгкому карабину и учил охотиться. Компактный и лёгкий карабин – калибром 6,5 мм, весом всего 1,5 килограмма, был невероятно удобен в охоте на «мукликов», прозванных так за издаваемые характерные звуки. В предгорьях часто можно было слышать их «кли-кли-мукли-кли-кли-мукли» и видеть торчащие из травы ушки. Зверьки крайне осторожные, и подпускают к себе лишь на 300–400 метров. Подойдёшь ближе – прячутся в норах, а те, как лабиринт, все холмы ими перерыты. Вот и приходится стрелять с четырёх сотен метров, а с такого расстояния в маленькую цель ещё попади… Но, как говорит дед: «Стрелять разумного надо учить – и чем раньше, тем лучше». Так он что взял нас троих в оборот, и две недели мы провели в городском тире – там дед учил нас стрелять, ухаживать за оружием, правильно заряжать-разряжать, калибровать пули, следить за зарядом батареи. В общем, по полной преподал уроки меткого стрелка.

– Запомните, девоньки! Главное в меткой стрельбе – не глазомер и не острый глаз, хотя они, конечно, тоже важны. Главное – это выдержка и правильное дыхание. Вы должны чувствовать себя, следить за своим дыханием, и тогда ни одна цель от вас не уйдёт. Настоящий снайпер при стрельбе всегда спокоен – вокруг всё может рушиться, взрываться и сходить с ума, но стрелок должен уметь на это не отвлекаться. На охоте же нельзя давать азарту вас захватить – зверь чувствует ваше желание его убить, начинает нервничать, и это может стать причиной промаха. Будьте спокойны – представьте, что вы трава, куст, дерево. Вы бесстрастны, но зорко следите за добычей. Выстрел – и добыча ваша!

Поначалу у меня плохо получалось, но потом я догадалась использовать средний эмоциональный щит. Вообще, у хранителей было три формы эмозащиты. Малый щит – закрывает тебя от слабых и средних эмоциональных всплесков извне, стабилизирует сознание, позволяет лучше сосредоточиться, но собственные эмоции не блокирует, его можно носить постоянно без ощутимых последствий. Средний эмощит – полностью блокирует внешние эмоции и сильно притупляет собственные, очищает сознание, обостряет восприятие, облегчает работу с памятью, но сильно утомляет, силы на поддержание быстро заканчиваются. Ну, и последний – полный щит. Это даже не защита, а такой способ контроля сознания, когда разумный превращается, фактически, в живую машину. Он чувствует чужие эмоции, но перестаёт на них реагировать, разум обостряется до невозможных в обычных условиях пределов. Ускоряется восприятие, уменьшается время реакции и принятия решений – ты превращаешься в живой суперкомпьютер, способный решать с огромной скоростью сложнейшие уравнения и комплексные задачи, этакий «ментат» из Хербертовской «Дюны». Холодный, жестокий, расчетливый и, если надо, абсолютно безжалостный. К сожалению, у этого метода был изъян – изъян, который и не позволял разумному пользоваться им постоянно. Это откат!

В первый раз я использовала полный щит, чтобы предотвратить назревающую драку между классами – в нашей школе таким образом решили выяснить отношения девятый и десятый классы. Мой вид напугал не только довольно взрослых парней, но и учителей. Как сказала Наин: «У тебя глаза стали, как два лазерных прицела – холодные и страшные. Как у дроида. В них невозможно было смотреть…». Я тогда старших просто задавила логикой и взглядом, потом отошла от притихших скандалистов и сняла щит… Как меня накрыло! Мешая смех и слёзы, я закатила в уголке натуральную истерику и только минут через пять успокоилась в объятиях Риэн Ваис.

Воспитатель на руках унесла меня в класс, обозвав попутно старшеклассников «безмозглыми варренами». Они потом приходили извиняться за недостойное разумных поведение, всей толпой. Ведь в школе культивировался турианский метод выяснения отношений: есть претензии – добро пожаловать в спортзал на ринг, там и выясняй, а не устраивай безобразную массовую драку в школе. И ведь прекрасно работало со всеми видами разумных учеников школы. И люди, и азари, и турианцы, и батарианцы, и дреллы – все находили такой способ решения претензий вполне уместным, если, конечно, словесные аргументы закончились.

Так что, закрылась я средним щитом – и у меня получилось. Лёгкий и удобный карабин, с низкой отдачей и хорошей 2-х кратной оптикой, позволял мне выбивать 95 из 100, на 150-ти метровой дистанции, и попадать по «мукликам» с четырехсот метров. У Наин тоже всё получалось хорошо. Наша художница пока не блещет, да и ладно, у неё других достоинств полно. Она охотиться не любит, ей очень зверюшек жалко, аж до слёз. Дед её не заставляет, наоборот – учит подмечать разные тонкости в природе, видеть нюансы с её художественным восприятием. Она видит такие детали, которые мы даже не замечаем. Джина в деда просто влюбилась, и старый адмирал ответил маленькой батарианке взаимностью, называет её, как и нас, внучкой и откликается, когда она называет его дедом. Натолы просто в шоке от поведения строгого адмирала! А мне и радость – я чувствую, как Артур просто помолодел внутри, каким весёлым огнём горят его глаза. Заядлый охотник и рыбак, он получил на Мендуаре огромную вотчину для реализации своей страсти. И пусть на равнинах не поохотишься, но охота в предгорьях, на снуфлов и мукликов, вполне достаточна для удовлетворения хобби. Вспоминается произошедший недавно разговор между ним и бабушкой, на котором они решили остаться у нас, на постоянной основе.

– Арчи, скажи мне, ты с таким жаром участвуешь в местной жизни… ты что, домой не собираешься?

– Скажи мне, Лив… вот скажи, что нас ждёт на Земле?

– Ну… у нас там дом. В котором мы прожили много лет и в котором выросли наши дети.

– Оливия, но он пуст! В нем нет даже кота. А здесь у нас всё! Все наши здесь, все, кого мы любим, здесь, даже Стивен бывает у ребят чаще, чем у нас. Так что мы забыли на Земле? Тоску? Одиночество? Что?! Оливия, ты посмотри на себя! Ты как будто сбросила двадцать лет, расцвела, ты вся светишься! Зачем нам отсюда уезжать? У нас на Земле не осталось даже друзей!

– А как же наш дом? Там, на Земле… что же будет с ним?

– А что дом? Это всего лишь груда камней, без жильцов он бесполезен. Наймём компанию, пусть следят, у тебя ведь там даже цветов нет, Лив!

– Так что, остаёмся?

– Да, Лив, я за то, чтобы остаться! Ты со мной согласна?

– Старый ты дурак! Конечно, согласна! Только, Артур, где мы будем жить?

– Лив, наших накоплений хватит купить тут целый город, не то, что небольшой дом напротив.

– Артур, но там нет дома!

– Значит, поставим!

С тех пор напротив нашего дома стоит дом деда и бабушки. И дед, со всем жаром, занимается его обустройством, привлекая нас всех помаленьку. Джина и я рисуем картины, которые дед развешивает по стенам. Наин вышивает маленькие подушечки, которые дед разложил по диванам и креслам. Парни натаскали из предгорий живых многолетних цветов, и бабушка рассадила их в горшках, расставив по подоконникам. Каади и мама съездили в Гагарин, и там, в лавочке у одной азари, купили очень красивые шторы. Бабуля, в компании с Рэй, обустроила клумбы, и теперь у неё цветник не хуже, чем у нашего доктора.

Моя душа просто поёт! Если есть счастье – то вот оно, вокруг меня, я могу его потрогать руками!

Мы лежим в траве, на склоне. На расстоянии примерно шестисот метров от нас – холм мукликов, я отрабатываю стрельбу на большие дистанции. Карабин переделан, установлены восьмикратный оптический прицел, со встроенным баллистическим вычислителем, и небольшие съёмные сошки. Но сейчас вычислитель отключён, и я учусь стрелять самостоятельно. Слева лежит дед, у него в руках монокулярный дальномер. Справа – Наин, у неё в руках армейский бинокль. Сзади, метрах в трёх, сидит Джина, и у неё в руках что? Правильно, альбом! Холм в оптику виден, как на ладони, и он пока пуст – муклики увидели нас на склоне и попрятались. Однако вот один показался, встал на задние лапки, ушки торчком, оглянулся, и по холмам полетело: «Кли-кли-мукли, кли-кли-мукли». Зверёк при этом забавно вздрагивал всем телом.

– Женька, спокойно. Дистанция: полтысячи тридцать. Ветер: пять, встречный. Перепад: двенадцать вниз, – забубнил деда.

Я спокойна, средний щит подавил эмоции. Выставляю риски на прицеле, вот зверёк в перекрестье, и я отчётливо поняла: промажу, 530 метров – это почти предельная дистанция для карабина. Чёрт, чёрт, чёрт! Щит сползает, по спине ползут мурашки. Что же делать?! А если… Ставлю полный щит, эмоции отключились, картинка замедлилась, стрекот псевдокузнечиков превратился в заунывный скрежет, слышится шорох карандаша по пайперолу, тяжёлое дыхание Наин и голос деда, как будто из трубы, низкий-низкий.

– В-в-е-е-т-т-е-е-р-р: т-т-р-р-и-и, б-б-о-о-к-к-о-о-в-в-о-о-й-й в-в-с-с-т-т-р-р-е-е-ч-ч-н-н-ы-ы-й-й, с-с-п-п-р-р-а-а-в-в-а-а.

Я навожу прицел, муклик стоит, медленно поворачиваются ушки, перекрестье чуть левее и выше. Словами не передать моё состояние – голова как вычислитель, уравнения решаются сами по себе, стоит лишь обратить внимание на ту или иную задачу. Тяну скобу – ТДАУМ-м-м! – приклад толкает в плечо, вижу, как летит пуля, попадает муклику в шею, чуть ниже головы, пробивает насквозь, выбрасывая красноватое облачко на выходе. Зверёк падает, задние лапки подёргиваются. Своих эмоций ноль, лишь рядом чувствуется радость деда и сестры. Прикрываю глаза, снимаю щит. Ох-х! Пошёл откат!.. Хочется скакать и прыгать, орать и дурачится! Невероятным усилием удерживаю себя на месте. Наин от избытка чувств кусает меня за шею и горячо шепчет в ухо: – Ну какая же ты молодец!

Голос деда: – Умничка, Женька! – а в чувствах любовь и гордость.

Меняемся местами с Наин: сестрёнка ложится на моё место и приникает к прицелу, а я беру в руки бинокль. Этот армейский бинокль – хорошая штука: удобный, в корпусе из мягкого пластика, не бьющийся, со встроенным дальномером, а также датчиками ветра, влажности и температуры. Он одновременно дневной и ночной, ещё и тепловизор в придачу.

– Наин, девочка моя, дыхание! Контроль дыхания, вдох и выдох, вдох и выдох! Умничка! Представь, что ты – куст остролиста. Стоишь тут, листьями шуршишь – ты спокойна и невозмутима, – медленно говорит дед. – Тебе нет дела до мукликов, пусть себе бегают.

Под речитатив деда Наин успокоилась, в её чувствах засквозила безмятежность.

– Дистанция: полтысячи сорок. Ветер: два, боковой встречный, слева. Перепад: одиннадцать вниз.

Слышен стрекот роликов прицела. Наин спокойна, дыхание ровное. Смотрю в бинокль – недалеко от лежащего торчит ещё один муклик, тревожно оглядывается и, вздрагивая, тянет: «Кли-кли-мукли, кли-кли-мукли!». Тишина, тихий свист ветра в траве, даже Джина сидит, не рисует. ДАММ! Я вздрагиваю. Муклика отбрасывает назад, он пару раз вздрагивает и затихает.

– А-а-а-а, я попала, попала! – кричит Наин. Вскакиваем, обнимаемся, смеёмся, кричим и прыгаем одновременно.

– Ай, молодец! Ай, красавица! – смеясь, кричит дед. – Идите сюда, охотницы вы мои, отрада дедова! – и обнимает нас обеих.

Джина смотрит на нас, в чувствах лёгкая зависть и, почему-то, сожаление. Дед оборачивается, смотрит на неё, улыбается, отпускает нас и садится рядом с ней. Обнимает и тихо говорит: – Охотиться можно научить. Да, это долго и муторно, но из любого можно сделать охотника! А так рисовать, как ты, внученька, научить нельзя. Так что ты дороже любого охотника во стократ!

Джина прижалась к боку деда и смотрит на него с любовью и обожанием.

– А вы, сороки, чего ждёте? Сейчас снуфл явится – вы только попрощаетесь с добычей! Ну-ка, шасть за подстреленным!

И мы вприпрыжку, крича и улюлюкая, несёмся к холму, провожаемые взглядами деда и подруги.

Месяц спустя

Как-то незаметно старый адмирал собрал вокруг себя всю молодёжь городка, организовал несколько кружков и секций по интересам. Припахал директора школы, егерей и мэра. Наш директор проникся к деду такими восторженными чувствами, что при любом удобном случае приводил его в пример.

По инициативе деда собрали всех ответственных работников колонии, руководителей служб и руководство колонии. На собрании дед разнёс в пух и прах систему гражданской обороны, сказал, что для богатой колонии в пограничье принятых мер преступно мало. Население не обучено и не учится, разумные не знают, как себя вести в тех или иных ситуациях. Треть колонистов – бывшие кадровые военные, но их опыт игнорируют. Минут сорок выступал со своей речью, и его слушала вся колония по трансляции. Руководство прониклось, осознало и тут же, не отходя, как говорится, от кассы, назначило деда старшим по гражданской обороне всей колонии и обязало оказывать ему всяческое содействие.

Вот тут он и развернулся: запросил список всех отставников в колонии с их военными специальностями, распределил их между колонистами, построил на окраине Леонова макет городка, закупил на свои деньги электромаркеры (это такие автоматы, вроде пэйнтбольных). И приступил к тренировкам. Для лекций ему выделили актовый зал в школе. Поначалу дело туго шло, но потом народ втянулся, и на дедов полигон запись была на два месяца вперёд. Причём, на нем тренировали не только разные боевые ситуации, но и чрезвычайные, типа пожаров, наводнений и прочее. Медики, включая Рэй и Дака, читали лекции по оказанию экстренной помощи для любой из рас, представленных в колонии.

Бабуля, будучи по профессии флотским офицером безопасности в звании подполковника, организовала на факультативных началах аналитическую контрразведывательную службу, мобилизовав в неё местную хакерскую молодёжь. Вся эта банда стрейферов по экстранету, в компании Таэля, отслеживала разные наёмничьи форумы и следила за тем, не мелькнёт ли где-нибудь название «Мендуар».

Егеря, во главе со своим начальником Толиятом Танрисо, читали всем без исключения лекции по животному и растительному миру планеты: что где растёт и живёт, что из всего этого можно есть. Хитрый дрелл провёл таки тогда деда и компанию. Тираннодон ни за что не полез бы в кусты, и, когда деда припёр егеря аргументами, дрелл, смеясь, признался. Дед шутку оценил, но предупредил, что больше пусть так не делает, а честно рассказывает, что и как в степи, и самое главное, как там можно и нужно выживать.

Колонисты большинство нововведений приняли хорошо, а некоторые – даже восторженно. Такие, например, как выходы в пешие рейды. Это когда команды колонистов, с минимальным снаряжением и провизией, должны были выполнять те или иные задания в дикой части колонии. Устроили на этом тотализатор, и вся колония с удовольствием смотрела за мытарствами очередных счастливчиков, на ходу выдумывая сценарии выходов. Эти сценарии потом отсылали деду на почту, и он их без зазрения совести использовал. Такие рейды, с моей лёгкой подачи, стали называть партизанскими, а рейдовиков, соответственно – партизанами. Причём всё это – на время и в духе соревнования.

Конечно, по подготовке колонисты не шли ни в какое сравнение с регулярной армией, но дед готовил их не против армии, а против пиратов. Эта братия подготовкой никогда не славилась, а брала численностью и звериной жестокостью. Навалились внезапно, впятером на одного, ограбили, убили, похватали женщин с детьми в качестве рабов и слиняли. Вот такая вот пиратская тактика. Наёмники, конечно, пройдут сквозь колонистов, как нож сквозь масло, но сколько тех наёмников… Не любят военные идти в наёмники, что у людей, что у других рас. Отношение у регулярной армии к наёмникам соответствующее, как к опустившимся, предавшим идею. Так у всех рас Цитадели, и я с этим согласна.

Вместе с братьями сейчас занимается целая толпа одноклассников и приятелей. Даже те, кто не собирался поступать в корпус, заявили, что хотят научиться быть сильными и умелыми. Надо же присмотреть за родным миром, пока мои братья будут защищать всех скопом. Вообще, молодёжь в колонии придерживалась активной позиции. Что-то вроде: «Мы хотим слетать в галактику, посмотреть, поучиться и обязательно вернуться домой. Родной мир достоин процветать, а для этого ему нужны опытные и умелые жители». Каждое утро они слетаются к нам в посёлок и, после интенсивной тренировки под присмотром деда, бегают кроссы, каждый день – на разную дистанцию.

Ох, умоются кровью супостаты и разные тати, сунувшись к нам в колонию года через три. Я тешу себя надеждой, что этого хватит для того, чтобы мой сон не сбылся…

Прошло ещё две недели

Сегодня мы отправились на рыбалку. От наших дополнительных каникул осталась неделя с хвостиком, и где-то внутри я уже соскучилась по одноклассникам. Ребята звонили, интересовались, когда мы уже появимся – ответила им, что скоро, ждите.

Рыбак я так себе, нет у меня того, нужного для этого занятия – молчаливого терпения, часами ждать поклёвки. Да ну нафиг, я лучше позагораю или почитаю, пока дед вместе с Джиной сидят с удочками. Вот наша художница рыбаком оказалась отменным! Терпения у неё много, как и внимательности, и умения ждать нужного момента. Так что мы с Наин в этом плане подкачали, ну и ладно, не страшно.

Уходим выше по течению и там, в большой заводи на реке, ловим ракокрабов. В реке они крупнее, чем в Зеркале, поэтому приходится ловить в перчатках. Хватанёт клешнёй – мало не покажется. Вода в реке холодная, градусов двадцать пять, несмотря на жару, и долго не поныряешь. Наин вообще после пары нырков вылазит на камни, стуча зубами. Ей, с её 39,4, в такой водичке – вообще лютый холод, но камни горячие, и она быстро согревается.

Ниже по течению послышались крики, мы переглянулись и бегом отправились посмотреть на происходящее. Там по берегу мотало деда, удилище в его руках изогнулось почти в кольцо, леска натянулась так, что слышен был звон. Рядом скакала Джина с сачком в руках.

– Деда, деда, тяни к берегу! Я его в сачок возьму!

– Не могу, слишком сильный, вырывается! – хрипит дед, но медленно и верно подтягивает рыбу к берегу.

Джина разглядела её в прозрачной воде, глаза стали по пять копеек, в чувствах испуг, переходящий в страх.

– Деда, какой он здоровенный! – и застыла, прижав к себе сачок. Кого же они поймали? Надо помочь…

Сажусь по-турецки на берегу, средний щит, тянусь мысленно к потоку силы. И вот она, моя биотика, нервы гудят, вся свечусь сине-зелёным тусклым светом, бурлящий океан энергии заворачивается вокруг меня водоворотом. Смотрю на воду и чувствую в ней могучую рыбину, в длину эта водная тварь – метра полтора, может длиннее. Опутываю её жгутами силы, сжимаю, чувствую, как она бьётся в тисках биотики, и начинаю медленно вытягивать из воды. Главное сейчас – не потерять концентрации, не дать себя сбить, а то упавшая в воду рыбина может сильно рвануться, ещё деда покалечит. Вот из воды показалась голова, затем всё тело, медленно тащу её к берегу и над галечным пляжем отпускаю. С высоты полутора метров рыбина шлёпается на берег и начинает биться. Деда берёт камень, подходит сбоку и с силой бьёт ту по голове. Тварь вытянулась и мелко задрожала.

– Уфф! – утирая пот со лба, говорит дед. – Ну и громадина! Кто это, девоньки?

Наин, медленно обходя рыбу, отвечает.

– Листозуб, деда! Такого огромного ещё ни разу не доставали, ты первый! Надо голову мастеру Гартогу отдать, он её обработает и над стойкой бара повесит, с твоим именем.

Мастер Гартог – это тот самый кроган, совладелец нашего клуба, страстный охотник, рыбак и при этом бармен. Весь бар в клубе завешан головами разных зверей, рыб, птиц. Все городские охотники, если подстрелят что-то необычное, тащат к нему, он бальзамирует и вывешивает на стену, с описанием, чей это трофей. Вот и голова нашей рыбины скоро украсит стену в баре!

Сопя и кряхтя, все вчетвером взваливаем рыбину на байк деда. Он сразу проседает, масс преобразователь меняет тональность гудения.

– Ого! Это ж сколько в ней веса? – почесав затылок, говорит дед. – Вот что, девоньки, отвезу я его один, за вами позже прилечу, а вы меня здесь дождётесь. Хорошо?

– Хорошо, деда, – отвечаю я. Девчонки просто покивали, соглашаясь.

Дед улетел, а мы пошли к заводи – долавливать ракокрабов.

Ноябрь 2360

Раннее утро, я делаю утреннюю гимнастику – это моё обычное утреннее занятие, вот уже четыре года подряд. В окне, в свете фонарей на перекрёстке, видно большую группу парней и девчонок всех рас, которые под руководством деда делают разминку. Несмотря на мелкий моросящий дождь и холодный воздух, никто не прекратил занятия. Дед двигается на расстоянии метров пяти от строя молодёжи, и они синхронно повторяют за ним все движения – совершенно завораживающее зрелище. Где-то там, в строю, все мои братья, кроме Ивана, а также Вэсил и Новерри. Хищная пластика военной гимнастики в исполнении строя – такого я не видела в прошлой жизни. Кажется, это не старый солдат и толпа молодёжи в возрасте 13–14 лет, а стая каких-то хищников или первобытных охотников в абсолютной тишине синхронно танцуют странный, завораживающе опасный танец.

Может показаться – чего общего между человеком и турианцем? Совершенно непохожие виды. А военная гимнастика подходит как им, так и людям, ведь способ двигаться продиктован вооружением. А вот оно – одинаковое у всех рас Пространства Цитадели, даже существует единый стандарт на калибры, типы масс генераторов, контейнеры с металлической форм-пудрой. Рукоятки сменные, с возможностью подгонки под руку определённого вида, и должны входить в комплект поставки.

Вообще, Биовари наворотили с боеприпасами – металлический брусок, от которого отгрызается кусочек и формируется пуля… Бредятина! В реальности никакого бруска не было – был пластиковый контейнер с металлической пудрой, которая выдавливалась в форматтер, и в нем, под воздействием поля массы, формировалась пуля нужного размера и формы. И самое главное – у качественных образцов оружия формкамера могла изменяться и формировать пули разной формы, веса и длины. Так же изменялась сила сжатия для спекания пудры, это влияло на тип пуль: бронебойные, ударные или, например, лепестковые. Только познакомившись в этом мире с рельсотронами, я разобралась с нагревом оружия. Источником тепла оказалась формкамера – она создавала то тепло, которое надо отводить. В гражданских образцах для отвода тепла служил мощный радиатор, а вот в военных использовались термоклипсы. Действительно, зачем охотнику стрелять очередями? Однако отцовский карабин служил при этом удивительным образцом смешения гражданской и военной продукции. Этот «Карпов НК 330» мало того, что был бикалиберным, то есть у него было два ствола, под 6,5 и 11,3 мм, так имел, кроме радиатора, еще гнездо под термоклипсы, что было ограничено законами Цитадели. Поэтому гнездо было наглухо закручено специальной заглушкой… но, как говорит папка, если у разумного руки не из жопы растут, то превратить гражданскую модель в военную – легко. А термоклипсы стандартны для всех типов оружия, от пистолетов до тяжёлых пулемётов. Мог стрелять и очередями, правда только из 6,5 мм, зато четырьмя типами пуль, при этом у него регулировалась мощность импульса: от 1 до 2,5 кДж у 6,5 мм и от 10 до 15 кДж у 11,3 мм. Крупный калибр имел только два типа пуль и не мог стрелять автоматически. В общем, мегапушка!

Отец рассказывал, что после сравнительных испытаний карабина, как перспективного типа штурмовой винтовки, военные вцепились в него клещом. Но всё похерили политики, задушила жаба сенаторов вооружать пехоту пушками по восемь тысяч кредитов. Так что бегают наши пехотинцы со сраными М7 по восемьсот кредитов. Говно она, конечно, без термоклипс вообще стрелять не может, но зато дешёвая. А карабин пошёл в серию, как гражданский охотничий, с заделанным гнездом под термоклипсы и отключенным режимом автоматической стрельбы… но, как говорится – были бы руки!

Когда местный оружейник в Гагарине привёз партию этих карабинов на пробу, папка, завывая от восторга, прихватил Дакара с Коэлом и умчался, как наскипидаренный! Вернулся, прижимая к груди кофр с карабином – такой счастливый, как будто в лотерею выиграл, а не вбухал двенадцать штук в пушку. Остальные имели такой же довольный вид, и частенько можно было наблюдать, как, например, Коэл доставал его из кофра, любовно оглаживая, раскладывал, прикладывал к плечу, целился, потом складывал и убирал обратно в кофр, тихо бубня что-то ласковое по-батариански. Прямо как с ребёнком. На колониальном охотничьем форуме папка похвастался, какую классную пушку удалось купить – и народом овладел ажиотаж! За последующие полгода купец продал двенадцать партий таких карабинов, так что сейчас с ними ходит вся мужская часть колонии и половина женской, а торгаш папке дал пятидесятипроцентную скидку на всё, как любимому клиенту. У деда, кстати, такой же карабин – отец подарил ему сразу после решения остаться.

Слышу голос деда – значит, гимнастика закончена, и сейчас молодёжь убежит на кросс. Интересно, сколько сегодня деда им впаяет? Ну, пяти км как минимум, это точно, меньше давно уже не бегают. Слышны шутки и смех, шлепки и шуршание лёгких ботинок по мокрой траве – молодежь, выстроившись колонной, побежала в лес.

А мне, почему-то, вспоминается приснившийся недавно сон. В нем я сначала вижу необычно красивую азари. Таких красавиц я из всех красивых, как вид, синеньких дамочек ещё не видела. Она странно смотрит на меня своими необычного синего цвета глазищами и улыбается. У неё есть брови, правда, нарисованные, но так делают довольно многие азари, особенно живущие рядом с людьми. Я, почему-то, не чувствую эмоции. Кто она? Неужели Лиара?..

Затем, как-то странно, с разрывом, я вижу некогда прекрасный город, сейчас заваленный обломками зданий, со стоящими то тут, то там сгоревшими деревьями. Мы идем большой группой, состоящей из представителей почти всех рас, через красивый в прошлом парк. Парк затянут дымом, и едкий запах сгоревшего дерева смешан с удушливым запахом горелого пластика и плоти. Эта жуткая вонь горелого мяса, кажется, пропитала всё вокруг, она оставляет горький привкус во рту, от этого хочется сплюнуть. Идущие рядом разумные одеты в броню и хорошо вооружены. Я вижу нескольких турианцев, людей, азари и кварианку, причём она не в скафандре, а в обычной лёгкой броне Альянса, лишь на ногах переделанной под голеностоп квари.

Парк заканчивается, и из дыма показалась груда обломков – что это было изначально, не совсем понятно. Повсюду торчат прутья арматуры с оставшимися кое-где кусками бетона. Земля начинает ритмично подрагивать, будто бы от шагов великана, вся группа моментально рассредоточивается и прячется между обломков. Мелькают маскировочные накидки, и вот вместо группы разумных снова просто гора обломков. Мы с красавицей азари сидим под одной накидкой, её губы шевелятся, я читаю по ним – она шепчет поминальную молитву. Повернулась ко мне лицом, и под стеклом шлема я вижу полные боли глаза. По щекам пролегли мокрые дорожки. Касаюсь рукой в бронированной перчатке её шлема и что-то говорю, что – не понимаю сама, как глухая.

Сильный порыв ветра уносит дым в сторону, и нам открывается широкая улица. По ней, медленно переставляя шесть лап, топает здоровенный чёрный механизм. Видно, что он повреждён, кое-где броня помята и искорёжена. До него полкилометра, и он не такой крупный, как тот, что показали мне хранители, но тоже большой – метров восемьдесят в высоту. Этакий ходячий двадцатипятиэтажный дом.

Из-за груды обломков на другой стороне улицы выезжает группа из трёх массивных механизмов. Больше всего они напоминают танки, только, почему-то, на колёсах, сверху видны небольшие башенки с торчащими из них длинными толстыми стволами орудий. Башенки навели орудия на жнеца, и воздух заполнил истошный рёв. От орудий потянулись сплошные трассы из разорванного и перекрученного воздуха, они упирались в середину чёрного корпуса твари. Жнец покачнулся, от него полетели обломки и куски брони, он заворочался, зарычал, поворачиваясь в сторону танков. Удачным выстрелом от жнеца откололи здоровенный пласт брони, и она с грохотом, перекрывающим вой пушек, обрушилась на руины, доламывая их. По улице поплыли клубы пыли. Но жнец не сдавался, из его нижней части вырвался ослепительный рубиновый луч и упёрся в крайний слева танк. Тот некоторое время стоял окружённый искрящейся пленкой силового щита, мгновение – щит лопнул, и луч коснулся брони, раздалось громкое шипение, полетели искры, и танк исчез в ослепительной вспышке. Нас накрыло ударной волной, ворохом мусора и мелких камушков. Остальные два танка огонь не прекратили, вот трассы сошлись на одном месте уже повреждённой брони жнеца, проломили её, и снаряды стали скрываться внутри. Внезапно жнец выпрямился, навалился на стоящее сзади полуразрушенное здание, казалось, весь засветился изнутри белым светом, и задняя часть с грохотом взорвалась, обрушивая здание до конца. Жнец, отброшенный взрывом, полыхая багровым огнём из стыков брони, рухнул вдоль улицы, подняв целую тучу пыли.

Я присела на корточки, и моя рука коснулась чего-то мягкого… Опускаю глаза и вижу совсем молоденькую девушку, почти девочку, азари – ей, наверное, нет ещё и тридцати, тело наполовину засыпано мусором и обломками. На ней некогда белый, а сейчас багрово-бурый уник, из груди торчит прут арматуры, и вокруг тела чёрно-коричневая лужа застывшей крови. В распахнутых сиреневых глазах застыли боль и удивление, левая рука оторвана, а в правой – намертво сжата рукоять «Апостола». Сам дробовик смят и искорёжен. Протягиваю руку и закрываю ей глаза. Внутри – холодный тяжёлый ком из ненависти и боли. Чья-то рука касается моего плеча, я вздрагиваю и просыпаюсь.

Вечером того же дня

Хэймон Танир

Сегодня мы, всем скопом, сидим у Шепардов. Младшие, с писком и смехом, играют в монополию, верховодит там Ден, попутно работая банкиром. Всё это сопровождается взрывами смеха и дружескими подначками. Особенно остры они у Женьки! Вот ведь мелкая человечка – рыжая, как огонь, и с таким же взрывным характером.