Текст книги "Путь (СИ)"

Автор книги: Егор Yagger

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 210 страниц)

Дед зашёл ко мне в комнату. Сел на край кровати и спросил:

– Скажи мне, Женька, куда ты гонишь? Зачем тебе всё это? Это связано с твоими снами? Ты что-то видела там? Ответь мне, пожалуйста – я хочу понять причину такой одержимости, внучка.

– Я не скажу тебе, деда, это знание ничего не изменит – только отравит тебе жизнь. Тебе, бабушке, родителям, всем вам.

– Мы в состоянии что-то изменить?

– Нет, деда, от нас ничего не зависит.

– Всё равно что-то можно сделать. Скажи, что?

– Тренируй нас, деда, как только можешь – а мы будем тренироваться изо всех сил. Это всё, что мы можем сделать. Ничего, кроме этого, нам не по силам.

– Завтра с утра на перекрёстке, обе. Начинаем заниматься – я составлю для вас обеих график занятий, договорюсь с Танрисом. Будем учить вас серьёзно, согласны? – мы кивнули. – Женька, больше никакой самодеятельности – ты будешь точно соблюдать мои рекомендации, так же, как рекомендации отца и Рэйан. Согласна?

– Да, деда.

А потом начался Ад. И продолжается до сих пор. Бег, ножевой бой, стрельба из всех видов оружия, кроме тяжёлых снайперских винтовок, борьба без оружия и биотический полигон. Таэль учит меня взламывать всякие электронные системы, вести правильный ассоциативный поиск по экстранету, взламывать системы защиты данных и замки. Бабуля – работать с разумными, правильно вести разговор, незаметно выуживая из говорящего нужную информацию, учит риторике и умению влиять на собеседника.

Я только внесла некоторые коррективы, помня, что в игре мой оригинал не умела ни петь, ни плясать. В прошлой жизни я умела играть на гитаре и на саксе, плюс незаконченное музыкальное образование. Но, как говорится, это когда было… и танцевать я там тоже не умела. Записалась на кружок бальных танцев к нашей Свете. И исполнила мечту прошлой жизни – научилась играть на пианино. Наин и Джина последовали за мной, только Джинни играет на скрипке, а сестра – на катторе, это такой турианский аккордеон, с кучей маленьких кнопок под когти, звучит, прямо как обычный. Хотя Наин и на пианино играть научилась.

С танцами у меня так и не пошло. Танцевать Света меня научила – только вот делаю я это механически, на автомате. «Нет в тебе, Женька, искорки настоящей танцовщицы – танцуешь ты вроде и красиво, но без души, слишком механически и холодно», – сказала она мне. Ну и ладно, танцую же… с ножом, правда, танцевать лучше получается – мастер Толият доволен, даже хвалит иногда.

Лежим на горячем камне с Наин, смотрим в моём инструметроне голографии, которые присылает мне Хэм. На них Палавен, его друзья в учебном полку, он сам – в учебной броне. Её легко отличить от обычной – на ней нет отличительных значков части. На некоторых фотографиях есть Там – он не такой коренастый, более изящный, с узкой талией. На лице, в отличие от Хэма, уже нанесены татуировки. Я в письме спросила брата, почему у него нет татуировок – он ответил, что его готовят в агентурную разведку. Будет мой брат тихушником на службе Иерархии. А им не наносят татуировки, чтобы сложнее было опознать. Лишь перед заданием, специальной краской, которую потом можно смыть специальным составом, наносят тату, согласно легенде. А у Тама уже вся моська с правой рукой в татухах. Младшего готовят во флотский спецназ, сказалась дедова школа. Скоро приедут оба, но только на месяц – официальный ежегодный отпуск. Как я по ним по всем соскучилась! Приедут – будем готовиться к конкурсу «Молодые таланты».

Я, как и полагается настоящей попаданке, весь год занималась любимым делом всех попаданцев… Каким? Правильно… плагиатом! Вспоминала хороших исполнителей своего времени и искала их в экстранете, и если не находила – то бессовестно использовала их творчество. Подготовила шесть песен, написала партитуру, разложила песни по партиям. Денис и Алексей – гитаристы и вокал, Хэм – бас-гитара и вокал, Там – вокал, я – клавишные, сакс и бэк-вокал, Наин – каттор и бэк-вокал, Вэсил – ударные, Джина – скрипка, Новерри – клавишные и бэк-вокал. Вот и вся наша группа, с поэтическим названием «Ягодная грядка», в честь нашего посёлка. Эх, зажжём на конкурсе!

В жаркой дымке на пределе видимости мелькнул байк. Джина заметила и предложила одеться – вдруг прилетит кто-нибудь. Я ответила, что тех, кого я могла бы стесняться, принести не может – Эл с малолетками, а Ферон с отцом на патрулировании. На остальное население колонии мне наплевать. Да и не приедут они сюда, ближе места есть.

– Не понимаю я тебя, Женька… ты что, вообще не стесняешься?

– Нет, зачем? Я что, уродлива? Или мой внешний вид кого-то шокирует? Выгляжу, как обычный человек, и я не хожу нагишом по центру города, а здесь, кроме нас, никого нет. И если прилетят, то пусть они стесняются, а не я.

– То есть, перед парнями ты бы не разделась, и нам пришлось топать за купальниками?

– Правильно. Для Эла это было бы слишком сильным испытанием… зачем над парнем издеваться?

– А он тебе вообще нравится? – спросила художница.

– Только как друг, не более.

– А мне нравится, он такой симпатичный, волосы такие светлые и глаза голубые, а как он из штурмовой винтовки стреляет… – мечтательно говорит подруга, и в её чувствах такое странное…

Я привстала на локтях, а Наин повернулась и во все глаза уставилась на нашу художницу – Джинни сидела, устремив рассеянный взгляд в пространство. Мы переглянулись и рассмеялись. Джина сильно смутилась.

– Чего вы смеётесь? – спросила она, вызвав ещё больший смех у нас с сестрой.

– Ты же батарианка, Джинни! А Эл – человек, – сказала я.

– Ну и что?! – ответила подруга. – Разве это важно?

– Ты права, Джинни, это совершенно не важно… только вот он влюблён в Женьку, – сказала Наин. Джинни только тяжко вздохнула.

Вот ещё проблемка, блин, нарисовалась…

Среди школьников уже много лет шло соревнование по стрельбе. Раньше соревновались, где попало, но после того, как по инициативе деда построили большой тир, вся школа соревновалась там. Причём в тире можно было пострелять из любого оружия армий Пространства Цитадели. Я была королевой сверхдальних дистанций, дальнюю дистанцию делила на двоих с Наин, а на средней дистанции лучшим был Эл. Этот парниша со штурмовыми винтовками творил просто чудеса. Он умудрялся с открытого прицела выбивать 98 из 100 на 200 метрах, что, по словам деда, просто рекорд – такого не мог никто из известных ему разумных. В руках Алекса даже убогая М7 превращалась в страшное оружие уничтожения. На этой почве на и без того симпатичного Эла заглядывались почти все ровесницы и даже девчонки постарше, а он смотрел только в мою сторону. Ну вот что он во мне нашёл, а?!

Видим идущую по тропе группу «партизан» – с нашего местоположения они выглядят маленькими чёрточками на фоне скал. Беру карабин и в прицел разглядываю идущих. Первым идет высокий светловолосый человек, в руках у него «НК 330», взгляд внимателен и насторожен. За ним, цепью, с лёгким уступом в право, идёт большая группа разумных. Там, кроме людей, турианцы, азари и батарианцы, замыкает группу знакомый батарианец. Это Баэл Натол, дядюшка нашей Джинни.

– Смотри, Джин, там твой дядя и, по-моему, тётя, – говорю я, вглядываясь в стройную батарианку с лёгким карабином в руках, идущую третьей с начала.

– Где?

– Да вон, идут, – передаю карабин подруге.

– Ага. Точно, дядя с тётей. Только вид у них какой-то напряженный.

– У всех последнее время напряжённый, – вставляет Наин, глядя в прицел своего карабина. – Что-то такое уже с полгода в воздухе витает… Папка на работу ходит с тяжёлым пистолетом – и никого не удивляет, что городской медик приходит к пострадавшим и заболевшим со здоровенным пистолетом на поясе.

– Мой на работу с карабином ходит, и все колонисты всё время с оружием – как будто ждут чего-то. И нет-нет, да посмотрят в небо с тревогой, – поддерживает Джина.

Я тоже чувствую тревогу – это как перед бурей, когда небо ещё чистое, и вроде всё спокойно, но в воздухе уже висит напряжение, и вся природа затихает, ожидая худшего. Во всей колонии уже где-то полгода так. Все напряжены, все чего-то ждут, чего конкретно – не знают сами. Просто неясная тревога, которая постоянно нарастает.

– Скорее бы парни приехали – хоть репетировать начнём, может, конкурс поможет развеять тревогу. В этом году у нас в городе проводить будут. Эх, споём! А то, кроме родителей, ещё никто наших песен не слышал, – потягиваясь, шепчет Наин.

– Скорее бы, – соглашаюсь я.

Михаил Шепард (середина июля 2366 г.)

– Нет, ну что вы делаете? Как вы играете? Вы что, разучились?! Всё же получалось! Ну, вы что, устали все, что ли? – доносится из моего гаража голос дочери. До этого оттуда летели задорные ритмы музыки, которую репетировали дети.

– Женька, не кричи, всё вроде нормально получается, – слышится голос Дениса.

– Нормально?! Это кошачий концерт, а не музыка! Так, собрались и играем!

Снова из гаража слышна музыка. Я сижу с универсальным тестером, подключенным к инструметрону, и проверяю масс-ядро с байка дочери. Последнее время Женька жаловалась на нестабильную работу и провалы в разгоне. Пришлось его разобрать, извлечь масс-блок и проверять.

– Занят, Миша? – оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Таэлем. На нём светлая рубашка, черные брюки из синтешёлка, лакированные туфли, широкополая шляпа. За темными очками видны светящиеся глаза. Да уж, припоминаю, какой шок был у Женьки, когда кварианец первый раз в таком виде пришёл к нам в гости – в марте прошлого года. Она ходила вокруг него кругами с открытым ртом и, в конце концов, спросила.

– Мастер Ригар, а как же скафандр и ваш слабый иммунитет?

Он рассмеялся и ответил:

– Я, Женька, пятнадцать лет потратил на адаптацию своего организма к условиям Мендуара. У отца спроси, сколько я денег на это истратил. Оставшуюся на планете биологическую группу замучил заказами на исследования и спецпрепараты, даже виртин списанный купил, чтобы быстрее адаптироваться. И вот результат!

Кварианец повернулся вокруг себя, разведя руки в стороны.

– Теперь я могу здесь жить без скафандра… правда, только здесь. На других планетах придётся, как обычно, в скафе. Эти умники-адмиралы твердили, что нужно не менее ста лет – вот они, их «сто лет»! Самое главное – я составил программу адаптации для своих соплеменников, и совсем скоро, уже летом, первая партия моих друзей приедет на Мендуар. Я надеюсь, что утру, наконец, нос этим бош’тетам из Коллегии, которые говорили мне, что я мечтатель и прожектёр. Ох и полюбуюсь я на их кислые рожи, когда через год больше тысячи кварианцев смогут жить здесь без скафандров! И я безумно рад этому!

– Да уж, – ответил я. – Представляю, как рада корпорация – вот так, за здорово живёшь, не вложив ни цента, подгрести под себя кучу высококлассных спецов. Молодцы, снимаю шляпу!

– Тут ты не прав, Мишка – они мне всё оплатили!

– Я в восторге, но… оплатили всё?..

– Ага. Оплатили все расходы за пятнадцать лет и помогли оптимизировать программу адаптации, так что она теперь займёт не год-полтора, а всего несколько месяцев!

– Хе-хе, Таэль… И скоро тут появятся твои родичи?

– Первая партия прибудет через два месяца, остальные – в течение полугода.

– Сколько их будет?

– Немного, всего около полутора тысяч.

– Хм-м-м, вроде мало… но столько ваших сразу – ни разу не видел.

– Ха! Вот и посмотришь!

После того, как вылез из скафа, мой начальник, как говорится, дорвался до сладкого… Хотя, с учётом того, что, из-за скафандра, у него с женским полом на протяжении многих лет было плохо… то есть, скорее, совсем никак – его можно понять. Да ещё и незамужние кумушки просто западали на красавчика-Таэля. Полгода он куролесил по всей колонии, снискав себе славу донжуана, падкого на женщин, и перепробовал, наверное, всех незамужних девчонок… хотя, скорее, это они его все попробовали, хе-хе… Потом, правда, остепенился, и вот уже несколько месяцев у него бурный роман с начальницей пресс-службы губернатора: с цветами, конфетами, походами в ресторан и голо. Дама там – просто загляденье: 90×60×90 и IQ не менее 140 при изумительном по красоте лице. Где только такое чудо наш Белов нашёл и чем сюда заманил эту красавицу, с мелодичным именем Хелен Хортен?

Таэль плюхается в садовое кресло, стоящее рядом, и смотрит на мою работу.

– Помочь?

– Помоги, друже, – иду в гараж, беру ему второй тестер, и мы, в четыре руки и две головы, начинаем искать неисправность. А в это время в гараже всё опять затихает и снова слышится громкий Женькин голос:

– Всё, на сегодня закончили, иначе я сейчас просто сорвусь, и вам будет больно, а мне – стыдно…

– Да ладно тебе, Лисёнок, что ты психуешь? – отвечает Тамил. – На вот, соку попей, успокойся…

– Ты, наверное, всё уже выучил? Порадуй меня, Тамэ, скажи, что у тебя текст готов к исполнению!

– Ну, не совсем, но уже почти… вот только скажи, зачем нам петь на немецком? Что, перевести нельзя?

– Тамэ! Ну это же стихи! Их правильно переводить – талант нужен, побольше даже, чем писать. А у меня, увы, такого таланта нет. Так что учи на немецком.

– Ладно-ладно, такую песню выучу. Уговорила, красноречивая, – бурчит Тамил.

– И где ты только эти песни нарыла? Ничего подобного раньше не слышал! Лисёнок, колись давай – откуда дровишки? – слышится голос Алексея.

– Из экстранета, вестимо! Этим песням – по триста лет и более, так что на них и закон об авторском праве уже не распространяется. Если что, можем даже клип снять, если вдруг понравится кому.

– Тебе славы захотелось? – спрашивает Вэсил.

– Не-е. Ну мало-ли что, я ведь даже не пою почти нигде, так что вся слава парням достанется.

– Жень, а спой что-нибудь! – просит Джина.

– Чего изволите, госпожа? – уже успокоилась и шутит Женька.

– Да всё равно – тебя послушать хочу.

– Ну, я даже не знаю… у меня пока плохо получается.

– Нормально у тебя получается! Давай, спой, Лисёнок, душевное что-нибудь, – поддерживает Хэймон.

– Ну, э-э-э…

Слышны голоса всех детей, наперебой уговаривающих Женьку.

– Эй-эй, хватит! Спою, конечно! Дися, давай гитару.

– Что будешь петь? – спросил Тамил.

– Это романс времён страшной трагедии моего народа. Времён гражданской войны 20-го века, тогда русские раскололись на два лагеря – красных и белых, и пять лет безжалостно убивали друг друга в поисках правды. А в это время «добрые соседи» и «союзники», пользуясь безвластием, грабили мою страну и народ.

– Пой уже, историк! – просит Денис.

Зазвучала печальная мелодия в переборе струн и тихим девичьим голосом потекла песня:

Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли – уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Пусть мы неприятелем к Дону прижаты

За нами осталась полоска земли…

Пылают станицы, посёлки и хаты,

А что же ещё там поджечь не смогли?

Пылают станицы, посёлки и хаты,

А что же ещё там поджечь не смогли?

– Откуда она её знает? Никогда не слышал. Такая удивительная… – рядом сидит Таэль и, подперев щёку рукой, печально смотрит в пространство. И я с удивлением понимаю, насколько созвучна эта песня трагедии его народа… А голос дочери продолжает выводить под гитарный перебор:

По нашим следам смерть над степью несётся,

Спасибо, друзья, что я здесь не один.

Погибнуть и мне в этой схватке придётся

Ведь я тоже русский, и я – дворянин.

Погибнуть и мне в этой схватке придётся

Ведь я тоже русский, и я – дворянин.

Пусть нас обдувает степными ветрами,

Никто не узнает, где мы полегли.

А чтобы Россия всегда была с нами,

Возьмите по горсточке русской земли.

А чтобы Россия всегда была с нами,

Возьмите по горсточке русской земли.

Вижу задумчиво стоящую мать, сжимающую в руках рыхлитель – она просто стоит в палисаднике и слушает, глядя в небо. Жаль, отец улетел на Землю – он большой поклонник авторской песни, особенно старинных романсов. Хотя такого я у него не слышал. Замечаю, что, видимо машинально, включил запись на инструметроне. Отец приедет – дам ему послушать, как поёт его внучка. Боюсь только, что старый адмирал станет первым большим поклонником её исполнения… Из гаража доносится:

Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли – уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь…[7]7
  2. Романс Владимира Раменского, написан во второй половине ХХ века, как стилизация. Мне нравится в исполнении Жанны Бичевской: http://www.audiopoisk.com/track/janna-bi4evskaa/mp3/ne-nado-grustit-gospoda-oficeri/


[Закрыть]

Музыка стихла, и какое-то время в гараже стоит тишина.

– Да уж, душевнее некуда, – говорит Хэймон. – Прямо за душу берёт… откуда такая тоска, Женька?

– Не знаю, Хэмэ… предчувствия нехорошие какие-то, тревога на душе.

– А ведь и у меня что-то такое присутствует – будто мешает что-то, как камушек в сапоге, – говорит Тамил.

– Когда это ты её выучила играть и петь? – спрашивает Наин.

– Зимой ещё. Почему вам не спела, даже не знаю. Как-то не по теме была песня, видимо.

– Какая грустная… неужели тогда было всё так плохо? Такие песни рождаются, только когда очень и очень тяжело, – проговорила Вэсил.

– Последствия этой трагедии, Вася, живы до сих пор. Весь двадцатый век для русских был очень тяжелым испытанием. Три тяжелейших войны, унёсшие около сорока миллионов жизней. Дважды половина моей страны лежала в руинах. И всё равно – мой народ поднялся из пепла, отстроил разрушенное, первым вышел в космос, стал одним из локомотивов нашей цивилизации и, в итоге, именно СССР стоял за созданием Альянса Систем.

– Слушайте, а может, вставим в программу этот романс? Пусть Женька тоже споёт! А мы подыграем, как сможем, – спросил Алексей.

В гараже разгорелась жаркая дискуссия по этому поводу. В итоге Женька поставила точку в обсуждении, сказав, что репетировать романс они будут только тогда, когда закончат с остальными песнями. И исполнять его она будет, только если зрители попросят спеть ещё что-то. Похоже, за этот короткий перерыв дети смогли восстановить силы и решили продолжить – из гаража снова зазвучала музыка.

– Миша, я нашёл, кажется, – говорит Таэль. – Вот, смотри – в работе модуля стабилизации я нашёл сбой. Доставай, проверим тщательнее.

Вывинчиваю болты и снимаю модуль – контактная панель покрыта толстым слоем окислов.

– Отвал башки! Гидроизоляция рассохлась… как он вообще летать мог?! – задаю сам себе риторический вопрос. – И как теперь изолировать? Такую прокладку придется пару месяцев ждать! Женька меня запилит…

– Ну, ты «инженер» – включай голову! – говорит Таэль.

– Предлагаешь использовать герметик?

– Да ты гений, хоть и тормознутый слегка, пока не толкнёшь – не врубаешься. Хе-хе.

– Ну, у меня же нет такого богатого опыта в латании и ремонте разваливающейся от старости техники! Вообще не понимаю – как вы умудряетесь поддерживать свой флот в рабочем состоянии?

– Как у вас говорят, Мишаня, жить захочешь – еще не так раскорячишься! У нас просто выбора нет.

– Что слышно с флота?

– Конклав находится в состоянии, которое можно описать одним словом! Сказать, каким?

– Дай догадаюсь… они слегка растеряны, так?

– Ха-ха-ха-ха! Ну… примерно. Они оглушены новостями от нас. Все, кто сюда приехал, уже адаптировались и отписались на флот. Меня завалили письмами с просьбой походатайствовать перед корпорацией – уже около полутора миллионов заявок на поселение!

– А начальство что?!

– У-у-у! Там такая каша заварилась… но, думаю, тысяч сто принять согласятся. Ты же знаешь политику – поселенцы только под рабочие места. Под это дело даже новый комбинат хотят поставить, и, ты не поверишь – Белов сказал, что рассматривается вопрос о строительстве у нас верфи…

– Верфи! Верфь – это очень серьёзно… хотя с твоими соплеменниками это может стать сверхприбыльным делом! Ну и все остальные в накладе не останутся. Знаешь, дружище, а ведь на таких, как ты, мир и держится. Если бы не ты – твои кварианцы так и сидели бы на флоте, лелея мечту о возвращении на Раннох. Хотя я считаю, что вам с гетами помирится бы не помешало. Согласен?

– Я-то согласен, Мишка… но ты поди убеди в этом наших адмиралов, особенно таких «ястребов», как Раэль’Зора. Убедишь – может и помиримся. Хотя они с нами и не ссорились. Это мы сами отличились, как ни печально это сознавать…

Собираю обратно байк, Таэль сидит в кресле и слушает музыку, доносящуюся из гаража. На губах его мечтательная улыбка – опять, наверное, о Хелен думает…

Женька (конец июля 2366 г.)

Пришло время улетать моим братьям-турианцам. Улетают на Палавен, в учебные полки. Хэймону остался последний год – и его ждёт служба. Как он сказал, в глубинной разведке, а где – то иерархам ведомо. Я с улыбкой напомнила ему старинную русскую пословицу про то, что наше дело воевать да помирать, а где – то ведомо царю. Где прикажут, там и будем. Хэм посмеялся, обнял меня, я прижалась к брату и с ужасной отчётливостью поняла, что очень долго его не увижу… долго-долго!

– Хэмэ, у меня такое чувство, что мы с тобой прощаемся очень надолго – может, и навсегда.

– Брось, Лисёнок! На будущий год мне, перед отправкой в действующие части, положен трёхмесячный отпуск – и я тебе обещаю, что проведу его здесь, с вами.

Подошла Нова, прижалась к Хэму.

– Я тоже прилечу, Женька, мы снова сыграем на конкурсе и таки возьмём главный приз, договорились?

– Договорились, – шепчу я в ответ.

Сильные руки обнимают меня за плечи. Правая вся покрыта сложной вязью татуировок – даже на щитках ороговевшей кожи предплечья всё в узорах. Низкий голос нашего лучшего солиста тихо спрашивает:

– Ты что, Лиска? Как маленькая прямо, вся испереживалась!

– Не обращай внимания, Тамэ. Просто настроение плохое, мысли в голову разные дурацкие лезут, а я их на вас вываливаю.

Брат разворачивает меня лицом к себе, и я смотрю прямо в его зелёные ехидные глаза. Он берёт меня за голову, запускает пальцы в волосы, тихонько проводит когтями по коже под ними. Однако привычная ласка брата, кроме удовольствия, приносит новый приступ тоски. Перед глазами всё начинает плыть. Я просто не в состоянии справится с дурными предчувствиями… В эмоциях Тама разгорается тревога. Глядя на меня, он ещё раз спрашивает:

– Всё нормально, Женька? – я в ответ лишь мотаю головой.

– Нам пора, Там, – слышится от трапа голос Хэма.

Брат уходит, но на нижней ступеньке трапа оглядывается, мы встречаемся глазами – и вся моя тревога, кажется, передаётся ему. Взгляд вспыхивает зелёным огнём, и он, повернувшись, скрывается на борту челнока.

Летим домой на нашем летуне. За управлением Денис, рядом с ним Лёшка, мы с девчонками и Каади на заднем сиденье. Мать обнимает меня и тихо спрашивает:

– В чём дело, Женька? Ты в космопорте была сама не своя, что-то случилось?

– Мам, меня уже неделю мучают дурные предчувствия. И чем дальше, тем сильнее. Порой это просто невыносимо!

– А сны? Тебе что-то новое снилось?

– Нет. Только мой страшный сон, где я вас всех не могу найти – он снова снится мне почти каждую ночь, и я почти не сплю.

– Ты знаешь, у меня какое-то беспокойство уже давно – нас, в Чёрной Страже, хорошо натаскали на использование интуиции. И знаешь, она просто кричит мне, что надвигается опасность!

– Мам, что слышно от деда?

– Артур пишет, что поднял все свои контакты в разведке и контрразведке Альянса, подключил Стива. Но там что-то странное – такое ощущение, что на нас ополчились половина корпораций известного космоса. Даже саларианцы замешаны, не говоря про корпоратов-азари с Иллиума и батарианцев.

– А «Цербер» не всплыл?

– А как же без него! Ведь наше существование – прямой вызов их доктрине расового превосходства. «Экзо-Гени» замешана плотно, а они – отпрыск Цербера. Кто-то нанял половину известных пиратских кланов Термина и куда-то увёл. А это – несколько тысяч отморозков.

– И что же делать?! Получается, что они уже готовят удар!

– Пусть приходят – у нас есть, чем их встретить, дочь. Твой дед хорошо поработал с населением, даже для наёмников сегодняшняя милиция Мендуара – опасный противник, не говоря уж про пиратов, для этой братии мы можем стать смертельным сюрпризом. Заметь – приказом губернатора снят запрет на использование термоклипс в гражданском оружии, а если учесть, что большинство взрослого населения вооружено 330-ми, то по качеству ручного вооружения мы превосходим даже регулярную армию. Прибавь сюда предельную мотивацию – и ты получишь крайне опасного противника для любой сегодняшней армии Пространства Цитадели.

– То есть, мы отобьёмся?

– Должны.

– Должны?.. Это если ты готовишься к удару кулаком – а тебе прилетает бейсбольной битой… а то и кувалдой!

– У пиратов и корпораций нет кувалды, дочь… а вот бита может и найтись. И тогда – храните нас всех, Духи.

– Мам, а чем мы им всем помешали? Ведь в создании колонии участвовали все расы Пространства. Даже у ханаров – рыбные фермы на побережье океана. И удар по нам – это удар по всем расам одновременно. Плюс Мендуар в пространстве азари, а матриархи крайне болезненно относятся к атакам на их миры.

– Общество Республики расколото, и вообще, вся их цивилизация – в тупике. Мендуар – это попытка найти выход. Не только для азари – для всех остальных… и попытка удачная. Это очень многим в Республике (да и не только в там) не нравится. Жаль, что Иерархия не может открыто вмешаться – наш успех многим открыл глаза на родине. Но дед связался с примархом Федорианом, и тот пообещал, что по первому сигналу несколько кораблей нашего Пятого флота придут на помощь колонии.

– Что?! Дед, вот так просто, связался с высшим руководителем Иерархии?

– Ну, не совсем просто… но да, они знакомы.

– Дед знаком с примархом?!

– Доченька, ведь Федориан не всегда был примархом – он был когда-то Спектром Совета, тогда они с дедом и познакомились.

– Невероятно! Складывается ощущение, что в этой галактике все друг друга знают… ну или, по крайней мере, моих родственников.

Каади с улыбкой смотрит на меня.

– А азари не возмутятся, мам?

– Пусть возмущаются. В этом случае Иерархия в своём праве, четвёртая часть населения колонии – турианцы. Наши просто ответят, что действуют согласно закону о защите соплеменников. Главное – продержаться несколько часов до их прихода.

– Будем надеяться, что держаться не придётся.

Мама крепко прижимает меня к себе, в чувствах – тревога и страх.

– Будем надеяться, доченька…

Земля, Сан-Франциско

Башня «Экзо-Тауэр», штаб квартира корпорации «Экзо-Гени», 220 этаж

Кабинет председателя совета директоров корпорации, Брэндона Чжоу

Полутёмный кабинет представлял собой удивительное смешение европейского, североамериканского и китайского стилей, однако, благодаря таланту дизайнера они, не конфликтовали, а дополняли и оттеняли друг друга. У огромного панорамного окна, выходящего на Тихий океан, стоял молодо выглядевший мужчина, одетый в дорогой двубортный костюм, и смотрел на огни моста «Золотые ворота». Слегка раскосые глаза выдавали его азиатские корни. Рядом, в висящем в воздухе инвалидном кресле, сидел старик. Старик имел ярко выраженную азиатскую внешность, на изборождённом глубокими морщинами лице яростным огнём горели карие глаза.

– Ты делаешь ошибку, Брэндон. Атака на Мендуар может обернуться катастрофой. Если русские узнают (а они, рано или поздно, узнают), они ни перед чем не остановятся для того, чтобы отомстить. А ты – последний из рода Чжоу. Семья столетиями шла к сегодняшнему могуществу, и одна ошибка может всё погубить!

– Дедушка Хо, у нас всё учтено – следы уведут к «Церберу» и повиснут на Призраке. Этот наёмник, этот наглый лаовай, Джек Харпер, стал слишком многое себе позволять! Он даже смеет оспаривать решения совета директоров! Наглая тварь…

– За ним стоят влиятельные люди из конгресса, внук.

– Эти «влиятельные люди» должны нам столько, что по первому моему слову даже будут гавкать в унисон. Ничтожества, возомнившие себя господами. Ненавижу!

– Русские не такие. Ты же знаешь, что все эти их корпорации – ширма, за которой прячется промышленная машина Советского Союза, и сделано это для удобства работы с внешними рынками.

– Знаю! Но их надо остановить, или хотя бы замедлить – ведь они уже прорабатывают вопрос о создании ещё нескольких колоний подобного типа, только уже в пространстве Иерархии. А туда ни один пират не сунется – это верная смерть. Если русские с турианцами договорятся – станут сильнее всех в Альянсе и смогут диктовать свою волю нам всем. Это недопустимо!

– Может, стоило договориться и попробовать поработать совместно?

– Я пытался. Но мне ответили, что непременным условием совместной работы является разрыв контактов с Гегемонией и прекращение поддержки «Цербера». А я на это пойти не могу – слишком много проектов завязано на «Цербер», да и торговля с Гегемонией приносит нам треть прибыли.

– Значит, атака?

– Да. Это замедлит приток поселенцев, внесёт напряжённость в отношения между расами – ведь среди пиратов, которых мы используем, поровну батарианцев и людей.

– На Земле находится Артур Хакетт, и старый волчара роет носом землю. А благодаря тому, что половина генштаба – его друзья и ученики, он много может нарыть и создать нам нешуточные проблемы.

– Об адмирале позаботятся, дедушка Хо.

– Широко шагаешь, внук, смотри – штаны порвёшь! Тронешь адмирала – и даже дураку станет ясно, что его смерть связана с атакой на Мендуар.

– Выбора нет. Совет командиров «Цербера» одобрил операцию. Выделили даже наёмников для захвата нескольких объектов. Выделены деньги, с арсеналов длительного хранения вытащили гаубицы М777 и снаряды к ним.

– Это же несусветное старьё!

– Для колонистов хватит и этого старья.

– Всё равно. Это авантюра, причём безумная. Могут вмешаться пограничники, и вся эта грязь всплывёт, замазав всех вокруг. Азари, узнав, поднимут крик в Совете Цитадели, ведь это их мир.

– С матриархами договорились – они придержат говорливых и крикливых. А пограничники не сдвинутся с места – это мне адмирал Рёдер обещал лично.

– Ты связался с Рёдером? С этим недобитым фашистом? Он же всех не белых за людей не считает, а к ксеносам относится, как к животным! Надеюсь, ваши контакты не зафиксировали?

– Нет. Я прекрасно знаю, дедушка, что, всплыви мои контакты с этим долбаным наци, от нас отвернётся вся семья.

Старик развернул кресло и быстро полетел к выходу из кабинета, но на пороге обернулся.

– Это безумие, внук. У меня такое предчувствие, что мы все очень скоро пожалеем о содеянном. Операцию точно нельзя остановить?

– Нет. Уже слишком поздно – корабли ушли к Мендуару, через две недели атакуют, и связи с ними, до самого окончания операции, не будет.

– Храни нас всех духи предков. Я надеюсь, это последняя такая операция. Семья не желает связываться с подобной грязью, и ты, Брэндон, я надеюсь, прислушаешься к нашему мнению.

Дверь пшикнула, закрываясь за стариком, и молодой человек остался в одиночестве. Он подошёл к роскошному кожаному креслу, стоящему у стола, и сел в него. Сложил руки на полированную столешницу, сцепив их, и о чем-то задумался.