Текст книги "Современный чехословацкий детектив"

Автор книги: Эдуард Фикер

Соавторы: Вацлав Эрбен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Я махнул Карличеку и пошел к машине.

Мы ехали, блаженно развалившись на заднем сиденье. Дорога была почти свободна: в такой поздний час никто не выезжал из города на субботнюю прогулку.

Карличек рассчитал, что доедем мы еще засветло, но после этого скоро стемнеет. Ничего. На даче есть две спиртовые лампы, по триста свечей каждая, так что свет их ярче дневного. Лампы не повреждены: в них ведь ничего не спрячешь. Были у нас, конечно, и свои мощные электрические фонарики.

– Как вы думаете, Карличек, что искал взломщик?

– Что-то небольшое и плоское. В протоколе есть предположение, что искали бумаги: ведь преступник сорвал даже картон на обороте картин. Но я бы под этим не подписался. Ограничился бы утверждением, что искали нечто плоское. Плоским же может быть и лоскут ткани или кусок фотопленки, лист жести, листок с дерева, а то, если хотите, и блин.

Путь за разговором прошел незаметно. Когда Карличек попросил снизить скорость – мы приближались к цели, – день уже заметно клонился к вечеру.

Мы свернули направо, на узкую, круто поднимавшуюся вверх дорогу. Она огибала лес, а затем шла почти параллельно шоссе, оставшемуся значительно ниже; сквозь густой лес его и видно не было. После плавного поворота дорога еще дальше отошла от шоссе. Довольно скоро мы очутились словно в затерянном краю. По одну сторону дороги с пологого спуска открывался красивый вид на зреющие хлеба. На горизонте тянулась серо-синяя полоса высокого леса, как бы отрезавшего от мира эту область предвечерней тишины.

Твердая и ровная дорога теперь сузилась, стала не шире кузова автомобиля. Слева распростерлось большое картофельное поле, потом оно круто отступило, его сменил почти квадратный луг размером с футбольное поле. А справа от дороги, посыпанной в этом месте прекрасным желтым песочком, тянулся уже участок Фидлеровой дачи. Гребень шиферной крыши выглядывал из-за высоких стройных елей.

Скажу сразу, что ухоженная, словно на модном курорте, дорога, миновав этот участок, превращалась в разбитый проселок, убегавший в лес, который окружил виллу широким, как бы вежливо отошедшим в сторонку полукругом. За лесом виднелось еще несколько дач, не таких роскошных. А участок Фидлера был действительно чудесный.

Мы еще не остановились, как Карличек заметил:

– Там кто-то есть!

Я и сам уже увидел какую-то фигуру, водитель тоже. Газон перед виллой отделялся от дороги живой изгородью, в одном месте она расступалась, образуя въезд. Через этот прогал мы заметили декоративную скамейку из белых березовых стволов. На этой скамейке, лицом к дому, сидел кто-то в белом. Белизна эта прямо-таки светилась на фоне предвечерних теней.

– Женщина, – проговорил Карличек, открывая дверцу машины.

Кто угодно мог присесть отдохнуть на этой скамейке – доступ к ней был свободен: кроме живой изгороди, участок ничем не был огорожен. Нам надо было проехать еще несколько метров, и на это время скамейку скрыли разросшиеся кусты; а когда мы снова ее увидели, там уже никого не было.

– Удрала! – воскликнул Карличек. – Надо ее поймать!

Мы выскочили из машины. Женщина в белом никуда не могла деться – только в дом или за дом; а в данных обстоятельствах было желательно осведомиться, как она сюда попала.

Входная дверь была опечатана, и мне хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что печати не тронуты. Я велел Карличеку обойти дом слева, а сам пустился направо, мимо елей. Водитель остался возле машины.

Сзади к дому примыкал сад, обнесенный солидной проволочной оградой. В саду были цветочные клумбы, кусты смородины и крыжовника, грядки клубники и несколько плодовых деревьев. Мы с Карличеком сошлись у калитки в этот сад, тянувшийся до леса, но никого не обнаружили. В самом саду тоже никого не было. Но вдали, на опушке леса, мелькала, словно мотылек, белая фигура. Мы не сомневались, что нам больше повезет, чем Бедржиху Фидлеру, пытавшемуся догнать сына, и что догоним мы женщину раньше, чем она проберется лесом к дороге, куда она, видимо, направлялась. Тем не менее Карличек громко ее окликнул:

– Стойте! Не бойтесь нас!.. Стой, стрелять буду!

Недопустимой угрозы открыть стрельбу испугался прежде всего я. Но беглянка остановилась, хотя я не мог понять, оттого ли, что испугалась, или, напротив, поверив Карличеку, что нас бояться не надо. Когда я подошел к ней ближе, выражение лица у нее было до того неопределенное, что я мог думать и так, и этак.

Я бы не дал ей больше шестнадцати лет. Девушка была в белом воздушном платье, под которое надевают бог весть сколько модных нижних юбок. Хорошенькая брюнетка с кокетливым носиком и прической, известной под названием «конский хвост». Загар абрикосового цвета, приобретенный, видимо, на городском пляже, а то и на балконе – если не здесь, на даче. Ее наряд и весь ее облик совершенно не вязались с ночной прогулкой в лесу. Нежная девушка, только взгляд отнюдь не девически-невинный.

Она смотрела на нас своими серыми глазами равнодушно, без вопросительности. Такая, убедившись в невозможности ускользнуть, способна смело встретить противника. Нас она решительно не боялась.

– Куда вы спешите? – строго спросил ее Карличек.

Вопросом своим он как бы разрезал красивое яблочко и обнаружил в нем червяка, который проел яблоко насквозь: девушка мотнула «конским хвостом» и ответила – не грубым голосом, зато грубым тоном:

– А вам какое дело!

Я не очень удивился.

– Пойдемте обратно, – предложил я.

– Зачем?

– Затем! – И Карличек сунул ей под нос свое удостоверение.

Она скорчила гримаску, но пошла. Поравнявшись со свалкой у опушки леса, она остановилась и строптиво заявила, что шла к автобусной остановке и никто не может ей этого запретить.

– Мы вам ничего не запрещаем, – мягко сказал я. – Но все-таки, не сердитесь, мы вас ненадолго задержим. Предъявите документы.

У нее была белая блестящая сумочка в форме трапеции. Девушка уперла ее в приподнятое колено и с большой неохотой стала в ней рыться. Наконец вытащила паспорт.

В лесу уже сгустились сумерки. Мы подошли к вилле. На березовую скамейку падало еще, правда, достаточно света, но мы тем не менее посветили на паспорт девушки фонариком.

Вера Климова, шестнадцать лет и три месяца, незамужняя, место жительства – Прага, улица Приходская, дом 1200, работает продавщицей в универмаге. Образование – восьмилетка и торговые курсы. Мать – Мария Климова, девичья фамилия Грозенова, сорок лет, проживает там же, заведует прачечной. Отец умер три года назад. Братьев и сестер нет.

Я передал паспорт Карличеку, чтобы он выписал данные, и обратился к девушке!

– Что же вы здесь делали?

Она, видимо, поняла, что упрямиться нет смысла, но все же ответила не сразу. Задумчиво чертила на земле носком белой туфельки, разглядывая, что получалось. Наконец подняла голову:

– Это вы залепили вход в хату?

– Мы, – терпеливо кивнул я.

– Зачем?

– А вы не знаете, что кто-то взломал дверь и проник внутрь?

– Правда?

– Вы знаете, чья это дача?

– Слава богу! – Она криво ухмыльнулась.

Я взял ее за локоть.

– Послушайте, а что вы продаете в вашем универмаге?

– Парфюмерию.

– И с клиентами вы тоже так неприветливы, как с нами?

– Вы не клиенты, – отрезала она.

– Клиенты. Мы хотим получить от вас вежливые и правдивые ответы.

Она молчала. Я подождал секунды три, затем спросил:

– С Арнольдом Фидлером вы знакомы?

– Знакома, – ответила она с деланным безразличием.

– И хорошо знакомы? – вмешался Карличек, описывая круги своим фонариком, так что свет то и дело падал на лицо Веры Климовой, на котором появились явные признаки смущения. – Близко знакомы? – налегал Карличек.

– Это мое личное дело, – нашлась наконец Вера, но это было все равно, как если бы она ответила: «Да, близко».

Я подвел ее к скамейке. Она села почти без сопротивления, Я расположился, рядом и вынул сигарету. Когда я закуривал, она заметила:

– Предложили бы и мне огня, коли уж вы такой джентльмен, что позволяете мне курить свои собственные.

Оказывается, она тоже вытащила сигарету из сумочки. Она защищалась дерзостью... Я молча чиркнул спичкой. Карличек встал позади скамейки, опершись локтями о спинку.

Скамейка была неудобная, жесткая, но я сидел спокойно. Неспокойно сидела Вера – все вертелась. Перед нами горделиво вздымала свой высокий щипец вилла, над крышей виднелись уже упомянутые ели. Стоял чудесный, тихий и теплый вечер.

Вера затягивалась жадно, нервно. Пепел на ее сигарете быстро нарастал, она то и дело стряхивала его.

– Когда вы в последний раз видели Арнольда Фидлера? – начал я, давая понять своим тоном, что в нами шутки плохи. И в самом деле, мой тон несколько умерил ее вызывающую дерзость. Ответила она уже более мирно:

– В прошлое воскресенье, вечером.

– Где?

– У нашего дома.

– При каких обстоятельствах?

– Что? – не сразу поняла она, – А, он привез меня домой на мотоцикле.

– Откуда?

– Отсюда.

– Вы провели здесь воскресенье?

Она кивнула.

– Когда вы сюда приехали?

– Вместе с Арнольдом.

– Я спрашиваю: когда? Пожалуйста, отвечайте точно. Вам, верно, и самой хочется узнать, в чем дело. Так?

– Я не знаю, в чем дело.

– Мы это выясним, если вы не станете выкручиваться. Ну?

Она поерзала.

– Мы пробыли здесь с субботы, – выговорила наконец. – Приехали на мотоцикле утром. А в десять вечера в воскресенье я уже была дома.

– Отвезя вас, Арнольд Фидлер уехал?

Она снова кивнула.

– Я еще дверь не успела отпереть, а его уже не было.

– Куда он поехал?

– Тоже домой, конечно!

– Это вы точно знаете?

– Господи, не знаю я, чего вы пристали! Я за ним не бегала. Может, зашел куда пива хлебнуть.

Ее показаний было достаточно, чтобы отказаться от мысли брать образцы почвы. Зря Карличек тащил сюда эти баночки. Теперь он спросил Веру, наклоняясь из-за ее спины:

– В субботу утром вы не работаете?

Она раздраженно бросила через плечо;

– Работаю, когда дождик. Я могу менять свои выходные. И вообще не ваша печаль.

Карличек невозмутимо продолжал:

– А вот у Арнольда условия на работе еще выгоднее. Он может устроить себе выходной в любой день – хотя бы для того, чтоб приспособиться к вам и съездить на дачу.

– Сказала ж я, это наше дело, – буркнула Вера.

Я счел уместным заговорить с ней чуть построже:

– Послушайте, девушка. Мы должны знать, какие у вас отношения с Арнольдом Фидлером. Сидите спокойно! И нечего ершиться. Чисто официальный вопрос. На этой неделе Арнольд Фидлер по каким-то причинам избегал встречаться с отцом, не ходил на работу и, как я вижу, не встречался с вами, одним словом, он скрылся так основательно, что никто о нем ничего не знает. Его отец серьезно встревожен. Вы знакомы с его отцом?

– Нет, – угрюмо ответила Вера. – Не интересуюсь.

– В течение этой недели не давал ли вам Арнольд Фидлер знать о себе? Письменно или по телефону? Ничего не передавал? Слыхали вы о нем что-нибудь?

– Ничего.

– Даже сегодня? Его видели два раза, но ему удалось скрыться. Нам необходимо поговорить с ним. Вы действительно не знаете, где его найти?

Она потушила окурок о край скамейки, что дало ей повод наклонить голову. Ответила не сразу:

– Тогда бы я не ждала его здесь.

– Давно вы с ним знакомы?

– С прошлого года. Познакомились на танцах.

– Ну, а теперь честно! Вы его любите?

– Ну, знаете! – вскипела она. – Что за вопросы! Тут хату ограбили, а я чтоб исповедалась, кого люблю! Оставьте меня в покое! Я тоже знаю, о чем имеют право спрашивать детективы, а о чем – нет!

Прямой ответ на мой вопрос был уже не нужен.

– Ладно, вернемся к вашему знакомству на танцах. На основании этого знакомства он и пригласил вас на дачу, так?

– Здорово догадались, – насмешливо бросила Вера.

– И как часто вы встречались? На это вы должны ответить!

– Должна так должна, никакого секрета тут нету. Пару раз в неделю он за мной заезжает, и вечером мы куда-нибудь ходим. А по четвергам вся компашка в кафе. Договариваемся провести здесь субботу и воскресенье. А когда и нет. У Арно не всегда есть время. Господи, ну что вам еще надо?

– Что же это за «компашка», которая собирается в кафе?

– Мальчишки и девчонки. Они сюда еще и до меня ездили.

– Знакомые Арнольда?

– Ясно.

Карличек пошатал спинку скамьи.

– Придется вам их назвать, – сказал он.

– Пожалуйста, – равнодушно согласилась Вера.

Выяснилось, что на этой неделе Арнольд не показывался. Даже «мальчишки» ничего о нем не знали.

– А вы не спрашивали его на работе за эти дни?

– Нет. У него что на работе, что дома – и духу нашего быть не должно, и звонить не велит. Тем более мне.

– Стыдится вас или что?

– Меня стыдиться нечего, – обиделась Вера.

– А остальных?

– В общем, тоже нет. Скорей наоборот. Кажется, он стыдится перед нами за своего папочку.

– А здесь, на даче, вы его не искали?

– Я все время ждала, что он за мной заедет.

– Сюда вы отправились только сегодня?

– Только. Подумала: а может, он здесь.

– С другой, не так ли? – вставил Карличек.

– Чего дразнитесь! – вспыхнула она. – И попали пальцем в небо! Вы его не знаете! Арнольд ничего не боится! Стал бы с другой гулять – сам бы сказал мне. Оставьте вы его в покое, придет он ко мне, как свои дела закончит. Я и не тревожусь.

– Почему?

– Потому что он должен прийти, – упрямо заявила она, вытаскивая из сумочки вторую сигарету.

Наступила пауза. Я с готовностью протянул ей огонь и осветил ее лицо, покрасневшее от негодования и застывшее в каком-то упорстве, словно она решила во что бы то ни стало умолчать о чем-то.

– Послушайте, – мирно начал Карличек. – У Арнольда Фидлера есть прекрасный фотоаппарат...

– Знаю, – она выпустила изо рта струйку дыма. – Ну и что?

– ...но я никак не могу вспомнить, – мечтательно продолжал Карличек, – случалось ли мне когда видеть пария, который не снимал бы свою подружку.

Сам он был именно таким парнем, да только умолчал об этом.

– Вот и Арнольд не такой, – отрезала Вера, – У меня дома все ящики забиты снимками, которые он сделал. Нет, это ведь просто чепуха какая-то, о чем вы спрашиваете!

Карличек почесал в затылке.

– Тут вы меня удивили, – искренне сказал он. – Потому что у него самого ни дома, ни в ателье – ни одного снимка. Даже здесь, на даче, нет ни одного вашего портрета. Разве не странно? Нам просто не по чему было узнать вас.

– Делов-то! – Она строптивым движением отбросила только что зажженную сигарету. – Теперь вы узнали меня со всей родословной. И неправда, что в хате ничего такого нету. Висел здесь один мой портрет, большой такой. Сейчас-то его убрали. Арнольду рамка не нравилась. Сказал, заменит, только новая еще не готова.

– Да, хорошую рамку не так-то скоро достанешь, – согласился Карличек. – А когда он увез портрет?

– Уже недели две.

– Ну хорошо. – Карличек протянул руку над ее головой, показывая на виллу. – Когда вы осмотрите дом, наверняка заметите, что кто-то искал там что-то такое, чего, по мнению Арнольда, там быть не должно – именно чтобы никто этого не нашел. Так вот, то, чего сейчас нет ни здесь, ни в других местах – точнее, что было отовсюду устранено, – и есть ваши фотографии. Так что хорошенько присматривайте дома за ящиками, набитыми вашими снимками!

Такая «дедукция» меня изрядно удивила. Я, конечно, знал, что на даче не нашли ни единого изображения какой-либо конкретной личности, в противном случае, следствие ухватилось бы за него и попыталось найти оригинал. Протокол я, правда, не успел прочитать, но знал, что ни о каком портрете в нем не упоминалось.

Вера Климова беспокойно передвинулась на скамейке.

– Что-то я не совсем понимаю, – отозвалась она на тираду Карличека.

– А еще нам важно выяснить, как было дело с ключами от дачи, – гнул тот свое. – Было два комплекта. Вряд ли Арнольд таскал с собой оба. Запасные ключи должны были висеть у него дома на гвоздике. Раз их там теперь нет, значит, они у какого-нибудь доверенного лица, то есть у того, кто пользуется расположением владельца – конечно, если Арнольд еще не забрал ключи обратно. Не вы ли такое доверенное лицо?

На этот раз Вера ответила чуть ли не с гордостью!

– Да! Они у меня!

– Давайте сюда! – приказал Карличек.

– И не подумаю! – Его повелительный тон, видно, возбудил в ней прежнюю строптивость.

– Глупости. Во-первых, они не ваши, я конфискую их не у вас, а у Арнольда Фидлера, а во-вторых, этими ключами вы все равно уже дачу отпирать не сможете, так на что они вам?

С некоторым колебанием она ключи отдала. Карличек быстро осмотрел их, посветив себе фонариком, и сунул в карман.

– А теперь пойдемте в дом. – Он вышел из-за спинки скамьи. – Сюда уже приезжал старый Фидлер, но не мог нам сказать, пропало у них что-нибудь или нет. Вы это скажете точнее.

Вера нетерпеливо вскочила.

– Скажу! Идемте! Ведь мы с Арнольдом будем жить здесь. Переедем сюда насовсем, это уже решено, домашними мы сыты по горло. Устроимся по своему вкусу. Арнольд застраховал все, что там есть, так что разгрома нам бояться нечего. Все равно продадим весь старый хлам.

– У кого страховой полис? – оглянулся на нее Карличек.

– У Арнольда.

– Никакого заявления в страховое агентство не поступало.

– Значит, вы не знаете. Это ж надо дураком быть. Он наверняка заявил. Мы и хату застрахуем, как только предок перепишет на него. А он это сделает по первому требованию Арнольда. Пока-то мы об этом еще не думаем...

– Великолепно! – Карличек звучно хлопнул себя по боку. – Сам домишко, кроме замка на двери, целехонек, зато внутри вся обстановка – то есть именно то, что застраховано, – в щепки! Не слишком ли вы тут перехитрили, а?

– Что вы несете? – вскинулась девушка, – Как это в щепки? Что – в щепки?!

– Вот это мы и хотим выяснить.

Я тоже поднялся.

Мы подошли к дому, обогнув площадку для костра.

Входная дверь, к которой надо было подняться по четырем ступенькам, была довольно широкая. Ее заперли временным запором, продев небольшую цепочку сквозь ушки для висячего замка.

– Преступник проник сперва в сарай, – начал объяснять Карличек. – Сарай позади дома, слева от сада. Я нашел в нем стальной прут метра полтора длиной. Взломщик продел его в ушко и, действуя им как рычагом, сломал замок.

– Вот сволочь, – вырвалось у Веры.

– В таком вашем заявлении нет надобности, – одернул ее Карличек. – Мы думаем о взломщике совершенно так же.

– Значит, я читаю ваши мысли, – не задумываясь, отбрила она.

– Посмотрим, как вы прочтете наши более сложные мысли!

Затем он высадил дверь, запертую, кроме висячего замка, еще на ключ. Дверь он высадил топором, который нашел в том же сарае, где хранится все необходимое для взлома – даже для взлома сейфа.

– Да ну вас! – усмехнулась Вера, – Скажете тоже! Сарай-то запирается.

– Ага, а в нем – окно, чтоб лучше видеть и легче влезать. Если кто, конечно, весит меньше полутора центнеров – пролезет без труда. Вы не заметили, что окно выбито?

– Я три раза обошла участок...

– То-то же.

Он сорвал печати и отпер служебным ключом небольшой висячий замок, соединявший звенья цепочки. Нажал на дверь – она открывалась внутрь, – и мы вошли. Фонарики наши высветили нечто вроде прихожей. В левом углу, возле раздвижной двери, раздвинутой так поспешно, что она перекосилась и заклинилась, виднелся умывальник с водопроводным краном и ведром для слива. На полу валялось несколько рисунков и картинок в рамках – их грубо сорвали со стен. Вся мебель была сдвинута с места, стулья опрокинуты, дверцы большого черного платяного шкафа распахнуты, как если бы кто-то хотел показать, что внутри пусто.

Вера Климова вошла после нас, но вдруг она кинулась вперед, задев меня локтем, и воскликнула:

– Арно был здесь! Видите?

Это прозвучало так, словно она и впрямь кого-то видит – хотя в доме никого не было, – и меня охватило ощущение, будто мы присутствуем при третьем насмешливом явлении Арнольда.

9

Я предоставил действовать Карличеку. Он, естественно, осведомился, почему Климова думает, что Арнольд побывал здесь.

– А шкаф? – взволнованно показала она на черную громаду. – Кто-то же должен был доставить его сюда! И кто же, как не он?

– Шкаф был здесь уже во вторник. – Карличек пристально посмотрел на Веру.

– Зато в воскресенье – нет!

– Стало быть, остается понедельник?

– Только.

– Можете вы что-нибудь рассказать нам о том, что было в этот понедельник?

– Могу. И про пятницу тоже.

– Что ж, попробуем восстановить всю неделю. – Карличек загадочно поморгал.

Я осветил внутренность шкафа. Он был совершенно новый, по-современному удобный. Им явно еще не пользовались. Сбоку шли так называемые английские ящики, каждый со своей дверцей. Кто-то выдвинул их наполовину, причем один ящик даже выпал, и его не потрудились вставить на место. В дверцах торчали хромированные ключики. Но самый нижний ящик, во всю ширину шкафа, оказался запертым, а ключика не было. Мы не могли его открыть.

– Это для грязного белья, – объяснила Вера, наблюдая за моими тщетными усилиями.

– Но ключ-то все-таки нужен, без него вы туда и засморканного платка не сунете, – заметил Карличек.

– Ключ был!, – Она ожгла его взглядом. – Он наверняка у Арнольда. Странная вы личность. Я еще не слыхивала, чтоб детектив так разговаривал.

– А вы многих из них слыхивали? – любезно осведомился Карличек.

Вера повернулась ко мне, явно решив игнорировать моего коллегу, и сказала презрительно:

– Знаете, мне трудно с ним разговаривать!

Тем не менее Карличек, не смущаясь, продолжал расспросы:

– Сколько же новой мебели вы уже сюда навезли?

Вера закусила губку, а я подумал, что она с бо́льшей охотой укусила бы Карличека.

– Это наша первая вещь. Мы вместе выбирали.

– Красивый шкаф! – одобрил Карличек. – Сначала-то я подумал, что вор вытащил отсюда всю одежду, но скоро понял, что никаких туалетов сюда еще не вешали. А вот взгляните-ка на дно... Злоумышленник держал в руке топор, когда открывал шкаф. И случайно несколько раз задел обухом, видите вмятины? Изъян невелик в сравнении с прочим, но все-таки. Где вы его приобрели?

Сначала она съязвила, что в рыбной лавке, но Карличек сделал ей строгий выговор, и она назвала адрес мебельного магазина в Праге.

– И когда вы его купили?

– В тот самый день, когда Колумб покупал там бревна для мачт.

Тут уж одернул ее я. И она с большой неохотой призналась, что в пятницу.

– Об этой-то пятнице вы и упомянули? – уточнил Карличек.

Вера посмотрела на него с неприязнью.

– Вот именно.

– Ну, а что же понедельник? Я хочу услышать от вас точный и ясный ответ. Иначе мы сейчас же уедем, и обо всем остальном вам придется давать показания уже у нас.

– Не стоит трудиться, – возразила Вера. – Шкаф привезли сюда в понедельник, это вы сами угадали. Мы хотели, чтоб его доставил магазин, но они не возят так далеко. Посоветовали обратиться в транспортное агентство. Но Арно сказал, что привезет в понедельник на грузовом такси.

– Почему только в понедельник?

– О господи, неужели и это важно?

– Важно, – ответил Карличек, – Транспортное агентство берет недорого, но привозит не сразу. Кому нужно спешно, берет такси – это, конечно, дороже, зато без проволочек. Так где же логика? Спешить Арнольду было нечего, раз он все равно отложил на понедельник, а платить решил так, будто спешил!

– И ничего загадочного, – усмехнулась Вера. – Шкаф мы купили в пятницу вечером. В субботу возиться не хотелось. Вдобавок оставалось еще немножко доплатить. Да и такси денег стоит, а деньги Арно мог получить только в понедельник.

– Что ж, логично. От кого он должен был получить деньги?

– Я почем знаю? Он мне о таких вещах не рассказывает. Может, зарплата у них была.

– Нет, девушка, – покачал головой Карличек. – Не было в ателье зарплаты ни в пятницу, ни в понедельник. Значит, у него другой источник. А деньги он, безусловно, получил – шкафчик-то вот он, не сам же он за себя уплатил да сюда прибежал. Вы узнавали в магазине, как его вывезли?

– Только уже в среду. Все ждала, что Арно придет.

– А он не пришел. Ладно. Итак, среда – вот у нас и еще один день, когда что-то происходило. Не хватает только четверга. Что же вам сказали в магазине?

– Ничего. У них учет был, я и внутрь-то не попала. Вывесили записочку, что будет закрыто целую неделю. Вчера еще пробовала звонить – никто не подходит.

Арнольд вряд ли перевозил тяжелый шкаф без помощников, значит, будет сравнительно легко установить, кто грузил, И в мебельный магазин наведаемся. Однако шкаф и сам по себе интересовал меня, вернее, его запертый нижний ящик. Я решил заняться им после того, как осмотрю весь дом, и направил луч фонарика через раздвинутую дверь в соседнее помещение.

– Надо зажечь лампу, – пробормотал я.

– Это можно. Пожалуй, хватит той, что здесь. Вторая наверху. Дьявольское изобретение – учет! Трудненько будет провести его здесь, милая девушка. Пошли! Только чур, каждый отвечает за себя: там черт ногу сломит.

Войдя в помещение, которое можно было назвать холлом, Карличек тоже зажег свой фонарик. Свет пробежал по какой-то свалке. Вид тут был такой, будто бомба взорвалась.

– Боже мой... – протянула Вера. – Ну и похозяйничали!

В самом деле, разрушений оказалось больше, чем я себе представлял. Перешагивая через какие-то обломки, на каждом шагу давя стекло, Карличек добрался до середины. Встав на цыпочки, он дотянулся до лампы, свисавшей с потолка, и снял ее с крюка. Огляделся – куда бы поставить. Я поднял опрокинутый столик, и Карличек сказал:

– Бидончик со спиртом я видел в кухне под грудой печенья. Минутку!

– Как это вы запомнили?! – удивилась расстроенная Вера.

Она потрясла лампу возле уха. Слышно стало, как внутри заплескалось – лампа была заправлена.

– Сняли по крайней мере отпечатки пальцев? – глянула Вера на меня.

Ответить я не успел, меня опередил Карличек – он уже вернулся с маленьким бидончиком в руках.

– Отпечатков собрали столько, что и в университетской библиотеке не уместятся. – Он поставил бидончик на стол. – Но глядите-ка! – Он поднял с полу стакан с отбитым донышком. – Кто так тщательно вытирал стекло? Вы?

– Может, и я. Не помню.

– Это стакан для воды. Правильно?

– Правильно.

– Ну, стаканы для воды тут, видно, редко употреблялись, – назидательным тоном произнес Карличек. – Его брал в руки только взломщик – чтоб швырнуть на пол. Но отпечатков нет! Угадайте, почему? – И положил обломок стакана точно на то место, с которого его взял.

– Он был в перчатках?

– Не знаю, меня при этом не было, – насмешливо проговорил Карличек.

Вера тряхнула головой и перестала отвечать ему. Она взялась за лампу, с которой, конечно, умела обращаться лучше нас. Налила спирту, разогрела горелку, накачала воздуху – и тут же вспыхнуло яркое пламя.

Карличек повесил лампу на крюк. Когда он ее поднимал, по всему холлу заметались чудовищные тени. И на крюке лампа еще долго покачивалась – казалось, разгромленный холл качается тоже, словно мы на обломке судна, разбитого бурей.

Вера Климова смотрела на этот хаос, прижав ладонь ко рту. Она прямо онемела.

Карличек внимательно наблюдал за ней.

– Похоже на то, – заговорил он наконец, – что все это землетрясение вызвал сам Арнольд Фидлер.

Вера вздрогнула:

– Как это?

– А так, спрятал здесь что-то, и кто-то это искал. Если я что-то прячу, то обычно знаю, кому бы очень хотелось это найти. Следовательно, Арнольд Фидлер может знать, кто здесь побывал. Но из этого вытекает, что такого человека можете знать и вы.

Вера широко открыла глаза, в которых читалось глубокое изумление – но и немножко страху.

– Я? Вы с ума сошли. Что за чепуха! И нет здесь ничего такого. И не было.

– Где же оно тогда?

– Вы меняспрашиваете? Поймайте грабителя, он вам и скажет.

– Поймаем, – уверенно заявил Карличек. – Даже если нам не поможете ни вы, ни Арнольд Фидлер.

Вид холла не мог даже у Веры оставить сомнений в вандализме взломщика. Все, что можно было открыть, было открыто, содержимое выброшено на пол. Все, что можно было достать ножом или другим режущим инструментом, распорото, разрезано, разбито. Предметы разбросаны, опрокинуты, свалены. Рядом со входом помещался красивый камин – его кирпичную облицовку разбили топором в нескольких местах. Золоченая решетка валялась на полу, колосник был вырван – взломщик пытался копать под ним. Все украшения, стоявшие на каминной доске, он сломал и скинул. Фотографии вытащил из рамок, рамки расщепил. Здесь были пейзажи, жанровые сценки, натюрморты – в общем, художественная фотография. Но никаких портретов, в том числе и Веры. Ступени деревянной лестницы, ведущей на небольшую галерейку и второй этаж, частично изрублены топором. Содержимое большого бара валялось на полу в осколках. Трудно было поверить, что все это совершил один человек. Разбитые грампластинки, сильным ударом раскроенный проигрыватель, разрезанные мехи гармоники, расколотый транзистор... Четыре кресла нещадно вспороты, вылезли пружины. На угловом диванчике изрезана вся обивка. Мебель словно выпотрошили, все мелкие вещи разбили, раздавили. Видно, здесь впрямь искали что-то, предполагая, что оно хитро спрятано.

– Да тут орудовал сумасшедший! – Вера была бледна, – Конечно, сумасшедший! Спросите, не удрал ли кто из психушки...

Почти всю правую стену холла занимали окна с железными ставнями. Тяжелая дверь между окнами вела на террасу. Дверь поменьше, напротив прихожей, выходила в сад. В дальнем левом углу холла висели обрывки занавеса, скрывавшего кухоньку. Здесь разгром был страшнее всего. Весь пол покрыт осколками посуды – ступить некуда. Взломщик оторвал даже трубки, подводившие газ от баллона. В кладовке, примыкающей к кухне, он расшвырял консервные банки, высыпал все из пакетов и коробок, выбросил в окошко яйца прямо в корзинке, перерыл банку сухого молока, открыл жестянку с кофе – ничего не пощадил!

Хаос был и наверху, в большой спальне и в нескольких меньших комнатах. Матрасы, подушки, полки, книги, аптечка – все растерзано.

Мы вышли на террасу, вымощенную квадратными плитами искусственного камня, скрепленными цементом. Ширина террасы достигала метров двух с половиной. За нею начинался сад, куда мы тоже спустились. Клумбы кое-где были затоптаны. Смородиновый куст надломлен. Группа Скалы уже сняла здесь несколько стертых следов – их будто нарочно торопливо затерли.

У забора стояла водоразборная колонка. Трубы от нее вели в дом. В садике даже бочка с дождевой водой была перевернута.

Через цокольную дверь мы спустились в подвал. И здесь побывал злоумышленник, воспользовавшись ключом, который без труда нашел в доме; ключ он так и оставил в замке. Подвал служил главным образом для вентиляции. На полках лежало бутылок пятнадцать вина, при-

чем в таком беспорядке, что было ясно: кто-то между ними шарил. Но ни одна бутылка не была разбита и ни одна не откупорена. Зато преступник разбросал садовый инвентарь в углу – лопаты, заступ, тяпки... Сдвинул с места и перерыл старый ящик с хламом. Баллон с газом для отопления он не тронул: вентиль остался закрытым.