Текст книги "Современный чехословацкий детектив"
Автор книги: Эдуард Фикер
Соавторы: Вацлав Эрбен
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
– Это не горит, Карличек, – оборвал я его. – Помолчите теперь.
– Не могу, – качнул он головой. – Но я буду краток. Вера Климова еще не вышла из посольства.
– Значит, статус-кво, – нетерпеливо прервал я его. – Мне интереснее было бы услышать обратное! Все равно мы скоро найдем объяснение этой загадке.
– А у нас есть еще одна загадка: исчезла Флора Мильнерова.
– Что?!
– Мы опасались, как бы она от несчастной любви не перерезала вены. Вчера ведь она от волнения в обморок грохнулась. Если Бедржих Фидлер внезапно умер, то и с ней могло случиться что-нибудь подобное. Поэтому мы вскрыли ее квартиру.
– И ее не было?
– Не было.
– Кто же это столь преждевременно за нее встревожился? Гадраба?
– Я, – совершенно добровольно сознался Карличек. – Причем умышленно.
– Могли бы обойтись и без этого. Флора Мильнерова не тот тип, такие не кончают с собой от несчастной любви.
– А я этого и не утверждаю.
– Так чего же вы дурака валяли?
– Дурака мы валяли весьма удачно, – сказал Карличек. – Мы что-то предчувствовали – не знаю, что именно. И вот: в квартире Мильнеровой все перевернуто, много вещей испорчено. Картина почти такая же, как на фидлеровской даче. А дверной замок не тронут. У преступника были ключи. Отпер ими дверь, а уходя, опять аккуратно запер.
Я на секунду опешил.
– Но это значит – на даче не нашли того, что там искали, и стали искать у Мильнеровой, – заключил я с мудрым видом.
– Не только это, – подхватил Карличек. – Бедржих Фидлер мертв, у Гадрабы алиби. Стало быть, и в квартире Мильнеровой похозяйничал кто-то неизвестный – если, конечно, не сам Арнольд. Кто-то навострился завладевать чужими ключами. Если этот кто-то ищет вещь, спрятанную Арнольдом, он мог прийти к выводу, что ее прячут его любовницы...
– Поскольку вы сами вытащили их на солнышко. Да, это можно обдумать, но не теперь. Пригласите сюда надпоручика Скалу, нам надо с ним договориться. Надеюсь, он сможет обойтись без вас.
– О, Скала даже обрадуется, – буркнул Карличек. Он явно хотел сказать что-то еще, однако я недвусмысленно дал понять, что сейчас это не ко времени.
Скала пришел, когда организация нашего предприятия шла полным ходом. Я думал, его поразит новое задание Карличека, но у надпоручика был такой вид, словно он поставил кое на чем крест.
– Правильно, – сказал он. – Карличек не криминалист, он – иллюзионист. Вы нашли для него подходящее дело. Ведь это он, – Скала с внезапным раздражением ткнул пальцем в съежившегося Карличека, – это он привел с собою слесаря и стал твердить, будто если что-то произошло у одной любовницы Арнольда, то, логически рассуждая, нечто подобное должно произойти и у другой. Пришло бы вам в голову утверждать, что кто-то вломится в квартиру Климовой, используя при этом ключи, несомненно взятые у нее?
– Именно это пришло в голову мне, – вставил Карличек.
– Теперь уж молчите, Карличек! – вспыхнул Скала. – Что касается ключей, то до сих пор все происходило одинаково. Владелец ключей бесследно исчезал, кто-то являлся в его квартиру и превращал ее в свалку утиля. Если б мы не вышли на Мильнерову уже два-три дня назад, нам все равно пришлось бы к ней заглянуть. Но этот вот сидящий здесь ясновидец словно наперед знал, что будет разыгрывать роль на профессорской вилле и, следовательно, ему некогда будет заниматься Мильнеровой. Как по-вашему, вредная вы личность, где теперь Мильнерова?
Карличек молчал, только помаргивал за своими стеклами.
– Видали?! – воскликнул Скала. – Знает ведь, а не говорит! Она у Госсарт, в английском посольстве, так? Раз там Арнольд Фидлер и Вера Климова, значит, Мильнерова тоже там, и точка.
– И все трое без ключей? – удивился Карличек.
– Да, все трое, потому что именно там-то ключи у них и отбирают! Ведь это и есть ваша великолепная идея, верно? Слесарная мастерская леди Госсарт! Уж не станете ли вы отрицать, что сегодня и к Климовым кто-то проник, воспользовавшись тем, что мать ее до вечера на работе?
– Боже мой! – озадаченно вскричал Карличек. – А ведь вы, товарищ надпоручик, может быть, и правы!
Скала покраснел.
– Я?! И вы осмеливаетесь приписывать эту идею мне? Ну, это уж слишком! Может, вы еще посоветуете зайти за Климовой-старшей в прачечную и попросить ее сбегать с нами к ней домой, посмотреть, все ли цело?
– Это вы решите сами.
– Еще бы! За ней уже поехали.
– Интересно, чем кончится, – перевел дыхание Карличек. – Сюрпризы не исключены.
Вскоре затем Скалу позвали к телефону в соседнюю комнату. Оказывается, в квартиру Климовых проник злоумышленник. В страшной спешке обследовал всю мебель, выбросил на пол белье, одежду, посуду, все безжалостно изломал, побил, выдрал. Уходя, захлопнул за собой дверь – замок остался нетронутым.
Скала мгновенно откланялся, крикнув с порога:
– Кто-то же должен был там его увидеть, черт возьми!..
Я в растерянности потер подбородок. Потом спросил:
– Больше вам ничего не приходит в голову, Карличек?
– Ничего, – мотнул он головой. – Я обдумываю свою роль.
– Сейчас начнем репетировать, – пообещал я. – Только сначала ответьте: не вспоминается ли вам нижний, запертый ящик в новом шкафу Арнольда?
– Отнюдь, – не моргнув глазом, соврал он.
Я посмотрел на него серьезно:
– Не обижайтесь, Карличек, и не тормозите работу мозга, когда надо мобилизовать все его ресурсы. Мы с вами ведь почти были убеждены, что преступник нашел то, что искал, на даче Фидлера, в одном из английских ящиков. Теперь это опровергается, не правда ли? Ничего он там не нашел, раз искал потом еще в двух квартирах. Но почему же он тогда не заглянул в нижний ящик?
Карличек пожал своими узкими плечами.
– Наверное, потому, – нашел он соломоново решение, – что шкаф открывали по какой-то другой надобности, а не для того, чтобы в нем что-то искать.
15
В четыре часа дня, после тщательного обсуждения нашего плана, Карличек ушел, чтобы хорошенько подготовиться. На следующее утро ему должны вручить два паспорта – на имя Майера и на имя Ноймайстера, – снимки на которых будут заменены его собственными. После этого ему надлежало тотчас отправиться к профессору Коларжу. Там с ним должен встретиться я – завтра, послезавтра, в общем, когда получится. Если, конечно, не произойдет что-нибудь чрезвычайное. В прямой контакт с нами Карличек уже не имел права вступать.
Около пяти часов, когда я начал проверять исполнение своих распоряжений, мне сообщили, что из английского посольства вышла женщина.
Это была Флора Мильнерова.
За ней, конечно, стали следить. Она попыталась остановить занятое такси, потом села в трамвай. В подъезде ее дома к ней вежливо обратились два сотрудника уголовного розыска в гражданской одежде. Мильнерова была куда менее вежлива. Дерзко спросила, что им опять от нее понадобилось. Они ответили:
– Мы хотим только предупредить вас, чтоб вы не пугались.
– А я вас и не испугалась.
Тогда ей объяснили, что ее может встревожить беспорядок, оставленный в ее квартире неизвестным злоумышленником. Мильнерова так и впилась в них взглядом, как бы подозревая, что беспорядок сотворили они сами.
Ее спросили о ключах – она ответила, что не выпускала их из рук. В прихожей, под зеркалом, лежат дубликаты ключей. Других экземпляров не существует. .
– Зеркало в прихожей было, – они старались поделикатнее подготовить женщину, – но больше его нет. Упало и разбилось.
– Ах так! – Вид у нее был злой, она отнюдь не собиралась падать в обморок.
Вошли в квартиру, и Мильнерова подняла крик. Как это они посмели влезть в чужую квартиру и сломать замок?! Она об этом сообщит куда следует!
– В общем, обвиняла нас, вместо того чтобы возмущаться злоумышленником, – сказал мне по телефону Скала. – Она сейчас у нас, мы составили протокол. На вид она хорошо выспалась и сыта. Не хотите на нее взглянуть?
Ради этого я отложил проверку сделанного. Когда мы со Скалой вошли, она уставилась на меня враждебным взглядом. Сама она была в полном порядке.
– Скажите, что вам понадобилось в посольстве? – обратился я к ней с вопросом.
– Это мое дело, – отрезала она.
– Как вы туда попали?
– Я здесь не для того, чтобы объяснять это.
– Тогда откройте хотя бы, когда вы вышли из дому.
– Сегодня в полдень, если вам так уж надо знать.
Скала посмотрел на меня. Я кивнул, и он напустился на нее:
– Из дому вы вышли еще вчера и в посольство попали самое позднее в половине шестого вечера, потому что с этого момента здание было под наблюдением. А вы не невидимка.
Мильнерова смутилась.
– Ладно. Не так уж это важно. Просто меня обозлило, что дипломатка взяла сторону той фифочки. Я и решила хорошенько объяснить ей, кто она такая. Ну и поехала к ней.
– Откуда вы узнали, кто она и где живет?
– Она у нас заказ сделала, так? А при этом всегда записывают адрес.
– Пани Мильнерова, мы имеем основание думать, что заказ этот не был записан заранее.
– Ну и что? Она пришла, сказала, что ей требуется, и все.
Ничего подобного, конечно, не было. Когда Госсарт приехала в ателье, Карличек уже находился в «лавочке». Госсарт прошла черным ходом к Фидлеру. И Мильнерова не могла не только записать ее адрес, но даже и увидеть ее до инцидента. Мильнеровой не хотелось сознаваться, что Госсарт тем или иным образом ее пригласила. Но впутывать сюда Карличека в роли свидетеля и таким образом привлекать к нему внимание Мильнеровой я счел нецелесообразным.
– Из-за этой фифочки я даже не успела записать адрес клиентки, – с ненавистью проговорила Мильнерова. – А потом и не вспомнила б, если б... Вот! – Она вынула из сумочки визитную карточку. – Это мне оставила мисс Госсарт.
Я взял карточку, на которой было красиво напечатано:
– Оставьте себе на память. – Я вернул ей визитку. – И скажите, встретились ли вы в посольстве с Верой Климовой?
– А разве она там была?
– Спрашивать будем мы. А вы, пожалуйста, отвечайте.
– Ни с кем я там не встретилась, какое мне до нее дело? А мисс Госсарт приняла меня очень мило. Могу сказать, мы с ней подружились.
– Неудивительно, – вставил я. – У вас для этого была целая ночь и еще день. Но что вы думаете о таком совпадении: именно в то время, как вы завязывали дружбу с мисс Госсарт, в вашу квартиру кто-то приходил, причем пользовался вашими ключами?
Мильнерова оскорбленно выпрямилась:
– Позвольте, что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что вы слишком поддались ее обаянию.
– Ну и поддалась! Вы правы. Вы забываете, в каком я была душевном состоянии. Вчера заведующий уволил меня без предупреждения. Я не возражала, хотя никакого такого права он не имел. Мне совершенно ясно, что вы не понимаете моего положения. Вам, наверно, вообще чужда всякая человечность. Здесь я это прекрасно заметила.
– Ваш заведующий внезапно умер.
– Это мне сказали, – вздернула она голову.
Не было смысла рассуждать с ней о человечности.
– Еще вопрос, пани Мильнерова. Видели вы вчера или сегодня Арнольда Фидлера?
– Нет, – не задумываясь, ответила она.
– А вы не допускаете, что, пока вы беседовали с мисс Госсарт, где-то в других комнатах посольства Арнольд мог беседовать с Верой Климовой?
– Ничего про это не знаю. Я была на квартире мисс Госсарт. Подробности об этом отказываюсь сообщить. Я не шпионка.
Она все время словно лаяла на меня, тем не менее мы со Скалой сохраняли полное и доброжелательное спокойствие.
– Уверяю вас, пани Мильнерова, – сказал я, – что наш интерес к личным апартаментам мадам Госсарт далеко не так велик, как ее интерес к вашему жилищу. Благодарим вас. Этого достаточно.
Она вскочила, как на пружинах.
– А то я уж думала, торчать мне здесь вечно! – Тоном своим она постаралась как можно яснее выразить, что оскорблена нашими действиями. Вскинув голову, она просеменила к двери, которую Скала с готовностью открыл перед ней. Походка ее была значительно – и, конечно, намеренно – моложе ее самой.
– Экое огневое винцо! – заметил Скала. – Посмотрим, как-то она будет наводить порядок дома. Возможно, ей поможет Гадраба. Сейчас-то она сама строптивость – это чтоб никто не добрался до ее совести.
– Следов преступник не оставил? – спросил я.
– К сожалению, опять нет. Рутинер какой-то попался.
– Надо осведомиться о Климовой в посольстве. Это, видимо, никаких результатов не даст, но Госсарт будет удивлена, если мы этого не сделаем. Я, конечно, не могу ей показаться, коли собираюсь предстать перед ней в другой роли. Буду вам обязан, если вы завтра утром зайдете к Госсарт. Я дам вам человека, знающего английский.
Скала согласился сразу, решив, что делу не повредит, если мы представимся мадам Госсарт несколько наивными.
– Но без результатов мой визит наверняка не останется, – добавил он, – потому что гарантирую: все, что скажет эта женщина, будет ложью. Достаточно перевернуть ее слова наоборот, и для нас, пожалуй, кое-что и наскребется. Поэтому мы будем очень внимательны ко всему, что она скажет.
Действительно, мы имели дело со смелой, вернее, с дерзкой игрой, для разоблачения которой необходимо было прибегнуть и к хитрости.
После этого разговора я вернулся к своей работе.
Во вторник утром я проверил уже второй раз подделанные документы Майера и послал их Карличеку. Тот просил передать мне, что тотчас выезжает на место. «Настоящий» Майер, по нашему совету, заперся дома.
Скала с переводчиком отправился к Госсарт.
Она приняла их без колебаний. Пригласила к себе в кабинет в дальнем крыле здания. Скала потом рассказывал: вся мебель – сплошной плюш, даже душно становится. Письменный стол красного дерева – на возвышении с двумя ступеньками. Госсарт спустилась к ним с этой высоты, сияя улыбкой, выключила великолепный приемник, усадила посетителей в глубокие мягкие кресла и сама села с ними. Вопросу о Вере Климовой удивилась. Сказала, что та пробыла у нее не более двух часов. К выходу ее проводил лакей, швейцар выпустил на улицу. Госсарт взялась было за телефон, чтобы вызвать этих двух служителей, но Скала – позднее он честно повинился передо мной, что никогда еще не проявлял столь безупречную светскость, – вежливо отказался выслушать свидетелей, поскольку он ни в коем случае не желал бы оскорбить мадам Госсарт недоверием.
– Климова вышла через главный подъезд? – спросил он только.
– Конечно, – со смехом ответила красавица. – Мы не провожаем гостей через задние двери, даже если это личные гости кого-либо из сотрудников посольства.
Скала, не выходя из роли официального лица, действующего строго по предписанию, осведомился, когда и каким образом мадам Госсарт пригласила Климову. И добросовестно отметил, что мысль пригласить Веру возникла у Госсарт, когда она в автомобиле везла девушку домой. Она-де только не знала, когда ей это позволят служебные обязанности. Оказалось, однако, что она освободится в тот же день к вечеру, поэтому она попросила позвонить Климовой. Звонил ей швейцар – по воскресеньям он замещает телефонистку.
– Скажите, каким образом очутилась у вас пани Мильнерова? – спросил Скала.
– Разве и она пропала? – удивилась Госсарт. – Мильнерова пришла сама. Не очень симпатичная особа.
– Тем не менее она пробыла здесь дольше, чем Климова, – в свою очередь выразил удивление Скала.
Госсарт мило рассмеялась.
– О, это было забавно! – весело воскликнула она. – Климова уже была здесь. Я не стала сводить их: я не могу допустить здесь скандала.
Скала, разумеется, знал, что Мильнерова никак не могла прийти позже Климовой, что было как раз наоборот, но ничего не сказал.
– Я попросила Мильнерову подождать в садовом павильоне, – весьма правдоподобно объяснила Госсарт. – Распорядилась доставить ей туда угощение, и, когда после ухода Климовой я зашла в павильон, Мильнерова была уже пьяна. Сказала, что это она с тоски, и обрушила на меня гору сплетен. Ела все подряд: бутерброды, паштеты, холодное жаркое, конфеты – но главным образом пила. Пришлось мне оставить ее на ночь у себя. Ей не хотелось уходить.
Все, что говорила Госсарт, Скала и переводчик выслушивали с видом невероятной учтивости и доверчивости, так что беседа проходила под знаком обоюдного лицемерия. В этой игре мы, несомненно, медленно и незаметно завоевывали позиции, хотя непосредственный результат еще не сказывался.
Скала уже подумывал откланяться, когда в кабинет вошел человек лет тридцати пяти, элегантный до кончиков ногтей, о безупречными манерами. Он держал в руках кожаную папку с какими-то бумагами. При виде посетителей он остановился.
– I am sorry, I did not notice.
Улыбающаяся Госсарт, опередив переводчика Скалы, сама услужливо перевела:
– Виноват, я не заметил...
Последовала церемония представления, и тут уж вступил в свои обязанности переводчик Скалы. Вошедшего джентльмена звали Браун, и он тоже был секретарем посольства. Госсарт со смехом объяснила ему причину визита Скалы. Мистера Брауна это вовсе не развеселило – напротив, он принял еще более серьезный вид. И сказал по-английски:
– Когда-нибудь ваши шуточки не доведут до добра, юная леди.
– Извините, – тоже уже серьезно возразила Госсарт, – но я ни в чем не провинилась.
– По-моему, вы ошибаетесь, – заявил Браун. – Господин советник уже обратил внимание на ваши приемы. Боюсь, он будет вынужден сообщить о них.
И, положив папку на письменный стол, он с поклоном удалился.
– Мы уходим, – поднялся Скала. – Благодарим за информацию. Да, мы разыскиваем еще Арнольда Фидлера. Его у вас не было?
– Я о нем только много слышала, – ответила Госсарт, уже без улыбки.
Казалось, она чем-то озабочена.
– Вот так, – рассказывал мне об этом посещении Скала. – Она вроде начала опасаться, что господин посол сделает ей выговор за ее светские забавы. Однако она слишком тертый калач, чтоб смущаться такими мелочами. Это просто невероятно, но тем не менее мистер Браун надеялся ее смутить. И явился-то он только для того, чтоб заронить тревогу в ее красивую головку. По всему по этому сдается мне, что он, собственно, помогал ей дурачить нас. Рекомендую на всякий случай рассматривать мистера Брауна как ее союзника.
– А что? – согласился я. – Это ваше наблюдение мы вправе считать установлением факта.
Тогда Скала разразился следующим рассуждением:
– Вот смотрите: Госсарт посылает каких-то мерзавцев обыскивать дачу Фидлера и квартиры Климовой и Мильнеровой. Кто эти мерзавцы? Скорее всего, лакей и швейцар, поскольку они готовы были лжесвидетельствовать о том, что Климова ушла из посольства через два часа. Возможно, это организовал мистер Браун, видимо, под верховным руководством мадам Госсарт. Мы правильно сделали, что вежливо поспрашивали ее. Не принять нас она не могла, на этом она и споткнется. Теперь возникает еще один интересный вопрос: почему никто не вламывался ни в фотоателье, ни в квартиру Фидлера?
Из этого Скала делал вывод, что вместе с Госсарт и ее шайкой против Арнольда действовал и его собственный отец, а если угодно, то, черт возьми, еще и Юлиус Гадраба, так что теперь все у нас отлично складывается. Ведь ателье и комнату Арнольда могли обыскать спокойно и методично, без всяких затруднений и без спешки, которая неизбежно привела к разгрому всех трех жилищ.
– А как дела с Арнольдовой страховкой?
– Никак. Страховой договор заключен по всем правилам, и взносы уплачены. Но ни владелец полиса, ни кто-либо по его доверенности до сих пор не объявился. На дачу ринулись было страховые эксперты, однако я это дело отсрочил. Без нас им, конечно, туда нельзя. Список застрахованных предметов мы затребовали. Пока что сами проверим.
– А кто отвозил шкаф?
– До сих пор не выяснено.
Скала еще сидел у меня, когда вошел Гонзик Тужима, протягивая мне какой-то конверт.
– Вам, товарищ капитан, – сказал он со своей добродушной улыбкой. – Оставила в проходной какая-то молодая женщина с ребенком.
На голубом конверте значилась моя фамилия. Скала глянул через мое плечо.
– Карличекова рука! – уверенно заявил он. – Только он царапает такими каракулями.
Я вынул из конверта листок, вырванный из блокнота; на листке карандашом было написано:
«Перед самым отбытием на ответственное задание мне пришла идея, каким ядом мог воспользоваться в своей квартире Фидлер и как. Я не успел еще хорошенько продумать, а потому обсудим это с вами позднее. А пока, пожалуйста, передайте это уважаемому товарищу надпоручику Скале. Ваш Карличек».
16
Идеи Карличека обычно бывали такого рода, что никому другому до них не додуматься.
– А поэтому нечего гадать, что ему опять втемяшилось, – высказался Скала. – Он, видимо, строит свои рассуждения на неверии в правильность протокола вскрытия. Целая толпа медиков устанавливает причину смерти в сердечной недостаточности, а он упрямо видит отравление. И все это на основании своей ужасающей логики: поскольку такая причина смерти, как angina pectoris, ни к чему нас не ведет.
Он собрался уходить, чтобы продолжать свою «ножную» работу, однако вид у него был довольно задумчивый – видно, он все же размышлял над содержанием записки Карличека.
Скала пошел взглянуть, как продвигается изучение прошлого Гадрабы. Гадрабе, оплакивающему свое слабое здоровье, подвергшееся таким ударам, и Бочеку, неприветливо-угрюмому, пришлось присутствовать при ревизии ателье. Флора Мильнерова не явилась, не подчинившись даже официальному вызову. У ревизоров оказалось много претензий к ее способу вести бухгалтерию.
Кроме этого, Скала со своими людьми еще раз обошел знакомых и приятелей Арнольда. Госсарт их не знала, разве что услышала о них от Веры Климовой. Никаких следов ее интереса к ним не обнаружилось. Очень уж ненадежные были ребята. Арнольд тоже, несомненно, понимал, что доверить тайну кому-либо из них было бы все равно что отдать себя на полный их произвол. Лишь один из них, пожалуй, составлял исключение: Алоиз Бедрна. Дворничек. Он был похож на преданную собачку, которой только прикажи, и она будет сторожить изо всех сил. Алоиз Бедрна стоил того, чтобы Э. У. Госсарт испытала на нем свои разбойничьи методы. Но Алоиз ничего не мог нам сказать, скорее всего, он и не знал ничего о тайне Арнольда, хотя, обучаясь на каменщика, сумел бы замуровать что угодно.
Во второй половине дня установили, что Мильнерова отправилась в сберкассу и со сберегательной книжки на предъявителя сняла десять тысяч. После этого она гуляла, рассматривая витрины, и наводила справки о такого рода товарах, что было ясно – она собирается заново обставить квартиру. Сотрудники Скалы быстро выяснили, что счет, с которого Мильнерова получила деньги, был открыт около полугода тому назад лицом с вымышленной фамилией и вымышленным адресом всего на сумму двадцать тысяч крон. До Мильнеровой никто с этого счета денег не брал.
– Все ясно, – заявил Скала. – Кто-то придумал остроумный способ расплачиваться наличными за оказанные услуги. Стоит открыть в разных местах счета на разные суммы – и проценты набегают, не надо и чеки подписывать, и сотенки собственноручно отсчитывать... Отличное изобретение! В данном случае Госсарт заплатила за разбитое зеркало и за молчание Мильнеровой. Поэтому Мильнерова держит не нашу, а ее сторону. Исходя из этого, можно представить, какую ценность имеет для нее пропавший документ или что там они ищут. Хотел бы я знать, подъезжала ли Госсарт со сберегательными книжками и к Климовой!
Мать Веры начала уже серьезно тревожиться. Мы не стали осведомлять ее о том, где, по нашему мнению, все еще пребывает ее дочь: Климова-старшая наверняка бросилась бы к Госсарт. Если она предоставляла дочери свободу из материнской любви, то по той же самой причине способна была устроить Госсарт веселенький концерт. Это было нам вовсе не с руки. И мы сказали матери, что, как мы установили, Вера ушла из посольства через три часа и что поиски идут полным ходом.
Было вполне возможно, что Вера добровольно задержалась у Госсарт – либо с Арнольдом, либо для того, чтобы ускользнуть от нас. Трудно было себе представить, чтобы в посольстве ее держали насильно или поступили с ней еще того хуже.
Подпольные рации молчали. «ГР-2» не получил из Западного Берлина никаких новых сообщений.
В среду утром Скала доложил мне, что незадолго до Мюнхена Юлиус Гадраба находился в Словакии, в Матлярах, где лечился от болезни легких. Служил он в фототеке тогдашнего министерства национальной обороны. В Прагу вернулся, вероятнее всего, из-за тревожной политической обстановки. Получил длительный отпуск по состоянию здоровья. Отпуск проводил в одной из деревень Шумавы, в доме некоего Стаха. Установить подробности будет нелегко, за это время многое изменилось. В Праге проживает престарелая тетка Гадрабы, слепая и совершенно глухая. С ней живет компаньонка, которая Гадрабу не знает. Тетка сохранила старые письма и открытки от Гадрабы.
– Мы их у нее попросили, – рассказал далее Скала. – Первым долгом изучаем почтовые штемпеля. Пока получается так, что на какое-то время перед пятнадцатым марта 1939 года Гадраба перестал посылать приветы тетушке. Во время войны навестил ее раз или два, она не помнит, когда точно. В тот же период Яндера служил в газетном издательстве. Вот пока и все. Тут можно, конечно, предположить двойную жизнь. Ну, увидим. У Гадрабы, разумеется, были кое-какие сведения о министерстве национальной обороны. Возможно, они сослужили недурную службу глинковцам [7] 7
Партия словацких фашистов, возглавлявшаяся А. Глинкой.
[Закрыть], и Гадраба мог стать экспертом фашистского движения уже в Протекторате [8] 8
«Протекторат Богемия и Моравия», созданный после оккупации Чехии в 1938 г. немецко-фашистскими войсками.
[Закрыть]. А документами на имя Яндеры его легко могли снабдить. Но все это пока только домыслы. Работу продолжаем.
Метеорологические способности полковника оказались превосходными. С запада небо начали заволакивать густые тучи. Безлунная и беззвездная ночь обещала быть темной, хоть глаз выколи. И разве сам черт помешает высадиться агенту ГК 12/37. Полковник поручил мне участок вдоль реки Бероунки, а сам поднял по тревоге всю Чехию, чуть ли не до Чешско-Моравской возвышенности. Нас все еще пытались обставлять с помощью черных воздушных шаров, но к этому средству прибегали уже несколько раз, и мы, не будь дураки, кое-чему научились. Поймали как-то раз одного молодчика, и он нам очень вежливо объяснил, как это делается.
Черный воздушный шар, когда из него частично выпустят газ, снижается, и фигура, черная с ног, до головы, этакий жуткий призрак, покидает подвесное сиденье, затем выгружает черный силоновый мешок и отпускает шар. Оставшегося газа хватает на то, чтобы облегченный шар поднялся и исчез во тьме.
После этого пришелец обычно подыскивает какое-нибудь дерево поблизости. Снимает с себя черный комбинезон и свитер. Лететь на шаре и летом бывает холодновато, так что одеться надо соответствующим образом. Затем из силонового мешка он извлекает обыкновенный костюм, туго набитый портфель и складную лопатку. Все черное одеяние вместе со свитером запихивает в мешок, надевает костюм, лопаткой выкапывает яму под деревом, укладывает туда мешок, яму засыпает, кинув туда же и лопатку. Наваливает на это место земли и утаптывает поверхность. Набрасывает сверху кучу листьев или хвои, чтоб скрыть следы.
Тот, кого мы тогда изловили, имел еще маленькую рацию: она не нужна была ему сразу, и он тоже уложил ее в яму. А дерево пометил зарубкой.
В портфеле у такого агента – большая сумма денег, три-четыре фальшивых паспорта, фонарь и прочие вещи. Без портфеля ему и шагу не сделать – потом он его где-нибудь спрячет. Один паспорт и часть денег он перекладывает в карман, поправляет пистолет в кобуре под мышкой и, подхватив портфель, пускается по своим «делам».
В среду в полдень тело Бедржиха Фидлера было предано огню. Обряд был, конечно, очень скромный. Бочек и Гадраба сложились на венок. Кроме них, никто не пришел на похороны. Место для урны не было заказано. Она осталась пока на хранении в крематории.
Лоубал и Трепинский расставили патрули рано утром во вторник. Позднее, днем, один из наших людей прошел мимо виллы Коларжа, громко насвистывая песенку. Сторожевой пес Коларжа залаял. Прохожий стал дразнить собаку через решетку ворот. Из виллы вышла женщина и попросила его оставить собаку в покое. Но тот нес какую-то ахинею – до тех пор, пока кто-то не кинул в него незрелой сливой. Лишь тогда он удалился. Слива – это был сигнал Карличека: все в порядке. Он мог также воспользоваться незрелым яблоком или на худой конец обломком кирпича. Неважно чем.
Я выехал из Праги пригородным поездом в среду, во второй половине дня. На станции, где я сошел, ко мне приблизился незаметный человек: все в порядке. И я двинулся к вилле.
Топография местности была такова: группа беспорядочно разбросанных дач, окруженных садами, занимала большое пространство, клином врезавшееся между железнодорожным полотном и рекой. Незастроенное острие клина снова расширялось дальше на юго-запад – река там образовала широкую излучину и постепенно отходила от железной дороги. На довольно большом расстоянии от последней виллы через реку были переброшены временные мостки. От станции до мостков было около четверти часа ходьбы. В этом месте устроили пляж, к которому примыкал частично огороженный травянистый участок, где парковались автомобили – некоторые оставляли там машины даже на ночь. На этой стоянке оставили и мы свою машину с номером, не привлекающим внимания.
Слева от мостков тянулся низкий берег, справа от них местность круто поднималась к лесу. На этих лесистых холмах, скорее всего, и высадится агент ГК 12/37.
Мой путь лежал вдоль железной дороги, затем в сторону от нее, по речной пойме. В густых кустах возле мертвого рукава реки и был мой пост, который мы удостоили громкого названия «Ставка Главного командования». Когда я туда добрался, стало уже смеркаться. Здесь, в «ставке», я и должен был терпеливо ждать, хотя бы и целую ночь. Если ничего не дождемся, утром меня найдут Лоубал или Трепинский и мы обсудим, как быть дальше.
Топографию эту я помнил четко, словно передо мной лежала карта. За железнодорожным полотном шла узкая асфальтированная дорога. Время от времени там вспыхивали автомобильные фары. Пост автоинспекции останавливал каждую машину и проверял документы. В этом не было ничего необычного.
Однако я с самого начала убедился, что невозможно учесть абсолютно все. Здесь были комары. А ведь могли же мы сообразить, что в таком месте их будут целые тучи! Они встретили меня с восторгом. Я не успевал хлопать себя по лицу, по шее, по рукам...
Попробовал закурить – успех был жалким. Я уже не опасался выдать себя огоньком, я даже вышел было из проклятой «ставки» – комары охотно последовали за мной.
Они терзали меня с лишком два часа. Лишь после того, как я сотни их уничтожил и столько же насытил, они несколько поубавили прыти.
Но тогда на нос мне упала капля дождя. Полковничья нога предсказывала безошибочно. Ни зонтика, ни дождевика я с собой не взял. С зонтиком на такие задания же ходят, а дождевик становится чрезвычайно неприятным именно под дождем.
