Текст книги "Современный чехословацкий детектив"

Автор книги: Эдуард Фикер

Соавторы: Вацлав Эрбен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Тогда после работы, – объявил Коларж. – За простой вы мне не заплатите.

– Не выйдет, – покачал головой Шлайнер. – Это срочно и очень важно. А по закону...

– Идите вы знаете куда, – невозмутимо сказал Коларж. – Я ничего не сделал и поэтому...

– Слышь-ка, Пепик, – миролюбиво вмешался лесник, – ступай с ним. Когда Пепик злится, – объяснил он Шлайнеру, – то себя не помнит.

– Нам это очень хорошо известно, – сухо отозвался Шлайнер. – Очень хорошо. Ну, пошли.

Коларж слез с пня, осторожно положил пилу,

– Придется вам самому докончить, – обратился он к леснику. – Как видите, мне надо пойти с товарищем.

Он пошарил по карманам в поисках сигареты, но не нашел и направился к пиджаку, висевшему на дереве у края лесосеки.

– Что он натворил? – тихо спросил лесник.

– Ничего, – ответил Шлайнер и невольно покраснел.

23

Разговаривая по телефону с управляющим замка, надпоручик Чарда стоял лицом к окну и сразу увидел, как черный «мерседес» въехал под арку гостиницы «Рыхта». Положив трубку, он застегнул форменную блузу, надвинул фуражку, предупредил прапорщика, который был оставлен здесь на всякий случай, что скоро вернется, и решительно зашагал через площадь.

Он вошел в ресторан гостиницы «Рыхта» и огляделся. У окна сидели двое мужчин в форме шоферов и две женщины – автобусные кондукторы. Они ели суп из потрохов с солеными рогаликами. Старший официант Карлик наливал у стойки кофолу [20] 20
  Прохладительный напиток типа кока-колы.


[Закрыть].

– Добрый день, – сказал надпоручик, подходя к нему. Он немного расстроился, что не сразу нашел Экснера.

– Пиво или что-нибудь покрепче, ваше благородие? – деловито спросил пан Карлик. Еще в бытность свою посыльным он привык величать жандармов «их благородиями», потом стал обращаться так к сотрудникам общественной безопасности, и отучить его не смогли.

– Пиво, – ответил Чарда. Откашлялся. Огляделся по сторонам.

Пан Карлик наполнил кружку, оставил ее на стойке и отнес клиенту кофолу. Вернувшись, он взял кружку и любовно долил пива, так что на нем выросла пышная шапка пены. Чарда поднес кружку к губам и медленно выпил добрую половину.

– Хорошо пошло, – невозмутимо заметил пан Карлик.

– Гм... Да. Слушайте, пан Карлик, кто это приехал на черном «мерседесе»?

– Молодой хорошо одетый мужчина.

– У вас живет?

– У нас.

– А когда приехал?

– Видимо, ночью.

– Видимо?

– Видимо, ваше благородие. Ночью я здесь никогда не бываю. Его поселила пани директорша. – Карлик услужливо поклонился. – Если желаете говорить с ней, то прошу вас, пройдите в ее кабинет.

– Благодарю, – ответил Чарда, тотчас разгадав нехитрую попытку Карлика избавиться от него. – Вы не посмотрите, как его зовут?

– Отчего же... Извольте, посмотрю. – Карлик надел очки и склонился над книгой. – Писала пани директорша, а у нее страшно мелкий почерк, ваше благородие. Ага, вот: Экс... Экснер, Михал. Год рождения...

– Достаточно. Где он?

– Поставил машину во дворе и сказал, что пойдет прогуляться.

– Куда?

– Этого он, простите, не говорил. Спрашивал, куда бы ему пойти... Опольну он не знает... видимо. Я рекомендовал ему осмотреть парк.

– Вот как, вырекомендовали ему парк.

– Да, ваше благородие. Еще пива? Нет? Прошу вас. Благодарю. Разве тут что не так? Я всегда рекомендую гостям осмотреть парк.

– Та-ак! – вздохнул Чарда. – И он туда пошел?

– Простите, не знаю.

Чарда покачал головой, вероятно удивляясь лицемерию людей.

– Он ни о чем не спрашивал?

– Нет, – покачал головой пан Карлик. – Что-то не припомню.

Надпоручик поправил блузу.

– До свидания, пан Карлик.

– До свидания. Если вам будет угодно прийти на обед, то сегодня у нас отличные цыплята. И фирменное блюдо – курица с паприкой.

24

Прапорщик даже не подумал утруждать себя и не оторвался от столба, к которому прислонился спиной.

– Вы куда? – спросил он, протянув руку и загораживая вход. Возможно, он бы избрал иной тон и держался повежливее, если бы этот человек ему понравился. А он ему не понравился, совершенно не понравился. Его раздражали стрелки на брюках, рубашка (он сам – более чем средней упитанности – не смог бы надеть такую из-за животика). К тому же он инстинктивно чувствовал, что этот пижон умнее его. Но не сильнее. Особенно здесь. Здесь, у ворот, прапорщик был хозяином положения.

– На прогулку, – скромно ответил Михал Экснер. – Пан метрдотель Карлик из гостиницы «Рыхта» рекомендовал мне осмотреть парк.

Прапорщик понял, что над ним насмехаются,

– Придется вам прийти в другой раз.

– Если найду время. – Экснер прикинулся простаком.

– В парк сейчас нельзя, – упорствовал прапорщик.

– А почему? День-то вон какой! Чудо!

– Не ваше дело, нельзя, и все.

– Это точно, – грустно заметил Экснер. – До свидания, товарищ прапорщик. А по этой тропке можно?

Ответа не последовало.

Впрочем, капитан Экснер и не ждал его. Он сбежал с дороги на тропинку и пошел по ней вдоль ограды.

Дыру в ограде, через которую вытекал ручей, Экснер просто не мог не заметить. Осторожно ступая по тропке, проложенной детьми, он поднял руки, чтобы не обжечься крапивой. Ухватившись за ольху, пригнулся и выскочил уже за оградой. Справа за деревьями просвечивала песчаная дорожка. Слева был склон, негусто засаженный елями и пихтами. Могучие деревья стояли далеко друг от друга, спокойно – им не угрожали пилы лесозаготовителей. Из-под хвои пробивалась редкая трава. Экснер решил идти лесом, придерживаясь ручья.

Роса до сих пор не высохла, поэтому он выбирал голые места. Кустарник, росший между деревьями, заслонял обзор. Неожиданно перед капитаном открылся луг – собственно, здесь и начинался английский парк. Зеленое пространство, трава скошена, тут и там одинокие ели, дубы и пихты – живописный ландшафт, уютные уголки. Посередине, скрытый березами, протекал ручей; в отдалении луг полого поднимался к скале, где, окруженный замшелыми каменными стенами, высился белый замок.

Капитан выбирал путь поудобнее и не очень-то смотрел по сторонам.

Вдруг совсем рядом послышалось сопенье и глухое ворчанье.

Экснер оглянулся. И буквально оцепенел.

Между деревьями мелькнула немецкая овчарка и бросилась прямо к нему. Вид у собаки, которую специально обучали и натаскивали, был какой угодно, только не дружелюбный.

Овчарка остановилась в двух шагах от Экснера и зарычала.

– Ух ты, тварь, – процедил сквозь зубы капитан Экснер. – Зверюга... Голос!

Собака знала это слово.

А поскольку была выдрессирована, послушалась и залаяла, что, собственно, от нее и требовалось. Экснер облегченно вздохнул: ну кто мог гарантировать, что у служебной собаки рефлекс сработает как надо и она не бросится на первого встречного, хотя должна только обнаружить человека и привлечь к нему внимание.

– Глупая зверюга...

Из-за деревьев выбежал подпоручик. Заметив Экснера, он замедлил шаг, и капитан краешком глаза увидел, что идет он совсем не спеша, любуясь тем, как работает собака.

– Глупая зверюга... Поторопитесь, дружище!

– Рон! К ноге! Сидеть. Я вам не дружище. Что вы тут делаете?

– Гуляю, товарищ подпоручик.

– И давно вы здесь, в парке?

– Минут десять.

– Как вы сюда попали?

– Подлез под ограду.

– Ну вы даете, дружище! Зачем?

– Я вам не дружище, товарищ подпоручик. Я подлез под ограду, потому что меня не пустили в ворота.

– Значит, вам сказали, что в парк нельзя?

– Сказали. Какой-то прапорщик.

– И вы все-таки... Ну, знаете! Рон, лежать! Ваш паспорт!

– У меня его нет.

Подпоручик подошел ближе. Дерзость этого человека озадачила его.

– Как это у вас нет паспорта?

– У меня нет карманов. Некуда его положить. – Капитан Экснер виновато пожал плечами. – А в руке носить неохота.

– Зачем же вы полезли в парк, если прекрасно знали, что сюда нельзя?

– Дело в том, товарищ подпоручик, что я... очень любопытен.

Подпоручик вытаращил глаза.

– Да, – спокойно повторил Экснер. – Просто любопытен...

– Пройдемте, дружи... пан! – опомнился подпоручик. – Рон, к ноге!

И они двинулись в путь. Рон слева, Экснер справа.

25

В неуютный темный кабинет заглянуло солнце, под его лучами засветились пылинки – в воздухе и на мебели.

Пыли не было только на окровавленном топоре, прикрытом куском полотна.

Молодой вахмистр смотрел на площадь сквозь развевающуюся пожелтевшую занавеску.

– Идут, – сообщил он.

– Кто? – спросил Чарда. Он ожидал того, кто отправился на прогулку в парк, и нетерпеливо вскочил.

– Товарищ поручик. С Коларжем.

– Ступайте им навстречу. Я поговорю с Коларжем наедине.

Надпоручик засучил рукава, а фуражку, сдвинутую на затылок, снял и положил на стол. Вошел Шлайнер.

– Товарищ надпоручик...

Чарда кивнул на полуоткрытую дверь. Шлайнер прикрыл ее.

– Да нет, – раздраженно сказал Чарда. – Пошлите его сюда. Он что-нибудь знает?

– Думаю, что нет, товарищ надпоручик. Он ничего не говорил. А я не спрашивал.

– Ну, ведите его сюда. И ступайте. Да! Паспорт у него при себе?

– Нет.

– Вы знаете его лично?

– Знаю, товарищ надпоручик.

– А что его жена?

– У него сожительница.

– Ну, тогда, если что – он-де подрался, и точка.

– Наверно, – запнулся Шлайнер, – наверно...

– В чем дело?

– Наверно, не выйдет так.

Надпоручик Чарда вздохнул:

– Ну конечно, если мы теперь задержим пьяного шофера, то по всему району разнесется, что мы арестовали убийцу. Вы свободны, товарищ поручик!

26

Чарда выдвинул ящик стола, где лежал револьвер.

– Взгляните-ка вон на тот топорик. Только не дотрагивайтесь до него.

– На этот? – показал Коларж пальцем.

– Другого здесь нет. Я же сказал: не дотрагиваться!

– А в чем дело?

– Вам он знаком?

– Топорик как топорик.

– Это вы рассказывайте в другом месте. Ваш топор?

– Мой.

– Вы можете это доказать?

– Где вы его нашли?

– Я вас спрашиваю, по каким признакам вы узнали топорик. Почему вы решили, что он ваш?

– По топорищу. Ну да. Я его сам обтачивал. Видите – конец закругленный. Это я так, для баловства. Где вы его нашли?

– В свое время узнаете.

– Ну, тогда спасибо. – Коларж протянул руку к топорику. – Стало быть, я могу...

– Уберите руку! – закричал Чарда. – Сказано вам: не дотрагиваться!

– Господи, да в чем дело, это же мой топорик. Ну, спасибо вам, я пошел. – Он замолк. – Или... кто его украл?

– Где вы были вчера вечером?

– Дома.

– А позавчера?

– Дома.

– В субботу?

– Тоже дома.

– В самом деле?

– Хотя нет. Не дома. Я был в «Лесовне»... Да, вроде.

– Советую вспомнить поточнее.

– Нечего мне вспоминать, – отрезал Коларж. – Я ничего не украл. А в корчму я хожу почти каждую субботу.

– Вы не любите Рамбоусека, а?

– Чего его любить. Вздуть его как следует!

– Он вам в отцы годится.

– А мне плевать...

– Выражайтесь прилично.

– За это мне ничего не дадут.

– Так, – надпоручик Чарда задумался и механически вытер пот со лба, – значит, топорик ваш...

– А что с того?

– Как вы шли из «Лесовны» домой?

– Я всегда хожу парком.

– Один?

– Большей частью.

– А в субботу?

– Должно, один.

– Должно?

– Ну да, – нехотя буркнул Коларж, – один.

– Взгляните... – Надпоручик указал на коричневые пятна на топорище и металле.

– Черт, – произнес Коларж. – Никак кровь... – Он побледнел. – Где вы нашли этот топорик?

– В парке.

– И что дальше?

– Если мы обнаруживаем такой топор и убитого...

– Что? – заорал Коларж.

– Спокойно, – одернул его надпоручик Чарда. – Когда мы находим такой топор и убитого, то нам, разумеется, приходит в голову...

– Хотите мне что-то пришить?

– Этим топором убит пан Рамбоусек, – пояснил Чарда. – А вы признали, что топор ваш.

Йозеф Коларж вытаращил глаза. Облизал пересохшие губы.

– Господи Иисусе, – прошептал он.

– К тому же, – добавил Чарда, – топор мы нашли не в парке, а в вашем сарае, он был спрятан под дровами. Вы увязли по уши, Коларж.

27

Доктор Медек вздохнул, вытянул руки и прикрыл кончиком полотенца голову и лоб. Загорелая девушка сидела рядом с ним и сосредоточенно натиралась каким-то кремом. Она напоминает женщин Модильяни, подумал он; да, будь она чуть посмуглее... Впрочем, тогда и поза должна быть другая, и купальник ни к чему...

Доктор Медек ощутил глубокое волнение. И сильно покраснел.

– Мы обедать пойдем? – спросил он.

– Бегите, друзья, – сказала она, – я останусь тут, пока светит солнце.

– До вечера я, сестренка, валяться не могу, – заявил Эрих Мурш. – Печальная судьба пана Рамбоусека позволила нам сбежать с работы. Много мы сегодня не сотворим, но надо потрудиться хотя бы для виду.

– Вам надо делать вид, а мне нет, – ответила она и легла на спину, раскинув руки.

– Тот человек, с которым вы говорили, спрашивал дорогу? – с напускным безразличием поинтересовался доктор Медек.

– Какой человек?

– С которым вы говорили на том берегу.

– Нет. Не спрашивал. Хотя... да, спрашивал.

– Кто это был? Знакомый?

– Мы где-то встречались, – обронила она.

– Похож на плейбоя...

– Ужасный плейбой, пан доктор. Пожалуй, даже хулиган.

Эрих приподнялся на локтях: он понял, у его очаровательной сестренки опять что-то на уме – жди подвоха.

– Послушай, Лидунка, а кто это был?

Она вздохнула и буркнула:

– Капитан уголовного розыска.

Доктор Медек захохотал так, что его дряблый живот затрясся.

Эрих Мурш прищурил глаза. В лице его не дрогнул ни один мускул.

28

Коларж сидел на табурете спиной к окну. Его прошиб пот, запах пота был столь резок и пронзителен, что надпоручик Чарда поморщился.

– Зря вы так, – сказал он. – Пустое это дело – молчать. Вам только повредит, если вы ничего не вспомните. Мы знаем, некоторое время назад вы избили этого человека. Вы его ненавидели. Так?

Коларж молчал, глядя на серый линолеум с въевшейся в него застарелой грязью.

– Ну?!

– Вот и, хорошо, – тихо сказал Йозеф Коларж, – что старикашке голову раскроили...

– Признайтесь, Коларж, это сделали вы! Слышите? Ну же, – медленно процедил надпоручик Чарда голосом сладким как мед.

Но Коларж молчал. В дверь постучали. Надпоручик вздохнул:

– Ну... Коларж... Войдите!

В щели между дверными створками появилась голова вахмистра.

– Что там у вас?

– Из парка привели. Минутку, товарищ...

Чарда поднял руку, вахмистр умолк.

– Поручик Шлайнер тут?

– Так точно, товарищ надпоручик! – послышалось за дверью. И Шлайнер вошел.

– Товарищ поручик, – вздохнул Чарда, – заберите Коларжа, возьмите машину и двух сотрудников. Отвезите его в район. Коларж, – добавил Чарда строго, – в дороге чтоб никаких глупостей. Ступайте! – приказал он Шлайнеру, а потом кивнул вахмистру: – Ну, что у вас?

Вахмистр взглянул на двери и подождал, пока Шлайнер закроет их за Коларжем.

– Товарищ надпоручик, из парка привели подозрительного типа. Несмотря на предупреждения, он проник в парк и был задержан собакой. Вел себя очень дерзко.

– Оказал сопротивление?

– Насмехался над проводником собаки и над товарищами, ведущими следствие. Не пожелал сказать, кто он, и у него нет паспорта.

– Этакий пижон не первой молодости?

– Не сказать, чтоб не первой...

– Давайте его сюда! – приказал надпоручик Чарда с жадным нетерпением.

29

Они сидели друг против друга – надпоручик Влчек и поручик Беранек – у старых столов, за которыми сменилось уже три поколения борцов с преступностью. Надпоручик Влчек попыхивал вонючей трубкой. Глядя через окно Во двор, Беранек размышлял над сообщением, которое только что принесли с телетайпа.

– Слышь, в Опольне убит некто Рамбоусек, – сказал он.

– Ишь ты, – невозмутимо отозвался Влчек. – Рамбоусек... Красивая фамилия... В Опольне... – Он вдруг закашлялся, отложил трубку и наклонился к Беранеку: – Покажи! В Опольне?

– Любопытно, а? – оживился Беранек. – В Опольне. Тело потерпевшего было обнаружено сегодня на рассвете, как сообщает надпоручик Чарда из Мезиборжи.

– Наш капитан сейчас там?

– Скорее всего, там, – усмехнулся поручик Беранек. – Насколько я знаю, он предполагал прибыть туда еще до упомянутого рассвета.

– Ну что, мы едем?

– Я устроил так, что едем. – Поручик Беранек удовлетворенно погладил себя по животу. – Сигареты у тебя в левом ящике, если ты их ищешь...

– Их.

– Вот... У него отпуск. – И голубые глаза поручика Беранека злорадно сверкнули.

Влчек встал и застегнул пиджак.

– Соберем ребят.

– Уже собрал.

– А Бубле?

– Нет. Арношт отказался – он-де не специалист по осмотру трупов.

– Надо бы ему поехать, – сурово возразил надпоручик Влчек. – На сей раз нашему капитану понадобится опытный врач.

30

Улица Замецка, ведущая от площади к замку, извилиста и залита душистой тенью старых деревьев, по одну ее сторону тянется ограда французского парка, по другую стоят домики, до крыш которых можно дотянуться рукой; расширяясь, улица образует маленькую площадь, где среди деревьев высится костел святого Вацлава, кладка готическая, а линии слегка округлые (под влиянием барокко); улочка огибает солидные, низкие, словно вросшие в землю дома – прежде это были амбары, пивоварня, хозяйственные постройки, а теперь они превращены в мелкие мастерские, склады; в пивоварне же разместился винный погребок.

По этой дороге Войтех Матейка прошел бы и с закрытыми глазами. Многие годы ходил он по ней, пристраивался с этюдником тот тут, то там.

Его торопливые шаги гулко отдавались на деревянной мостовой под аркой, ведущей во двор замка. Задумавшись, он миновал окошечко кассы.

– Минуту! – раздался у него за спиной звучный, теплый альт Веры Калабовой. Она выглянула в окошечко.

Матейка остановился в нерешительности.

– А, это вы. – Она захлопнула окошечко и вышла во двор ему навстречу. – Вы пришли слишком поздно... или слишком рано... Не знаю, – проговорила она неуверенно.

– В каком смысле?

Вера понизила голос:

– Туда сейчас нельзя... Дверь опечатали.

В тени аркад возле коричневой двустворчатой двери прохаживался милиционер.

– Господи, – вздохнул Матейка и вытер носовым платком пот со лба. – Это был мой друг...

– Разумеется. Может, вам надо отдохнуть?

– Почему вы так решили?

– Вы побледнели...

– Неудивительно. Жара-то какая.

– Я могла бы сварить вам кофе...

Он принял приглашение, и оба вошли в канцелярию. Управляющий Властимил Калаб сидел за письменным столом, перед ним лежали бумаги, но он не работал. Только задумчиво поглаживал усы. Тихо играло радио. Калаб заметил их не сразу, потом встал, подал Войтеху Матейке руку.

– Кошмар какой-то, – пожаловался он. – И все сказывается на здоровье. Вместо кофе нам, пожалуй, стоит пропустить по рюмочке, а, пан Матейка?

– Я тоже так думаю, пан управляющий, если вы не возражаете. Ваша супруга была так любезна...

– Вера, принеси коньяк, – распорядился Калаб.

Войтех Матейка опустился в глубокое старое кресло. Опершись о подлокотники, сложил руки под подбородком и заморгал голыми веками.

– В нашем мире, – заговорил Калаб, по всей вероятности пытаясь утешить гостя в его печали, – чередуются радость и грусть, катастрофы и идиллия. Так уж повелось, а потому и самое ужасное событие не выходит за рамки жизни... Ибо оно лишь неотъемлемая составная ее часть.

31

Михал Экснер остановился у двери.

Чарда вздохнул.

Экснер улыбнулся, показав свои руки.

– Наручники мне не надели, – заметил он.

– Я всего лишь простой начальник районного управления, товарищ капитан, – сказал Чарда почти с грустью. – У меня масса трудностей, и я решаю их, как могу, в меру своих сил и разумения. И стараюсь, чтобы все шло в рамках социалистической законности. Нераскрытые случаи хищений не дают мне покоя ни днем ни ночью. Но я терпелив и не сдаюсь. Правда, я не могу успеть повсюду, на все меня не хватает. Иной раз взбешенный водитель набрасывается на моих людей из-за того, что должен уплатить сорок крон штрафа за оторванный брызговик – дескать, какая мелочь! И он, мол, хочет знать, на сколько штрафуют тех шоферов со стройки в Збраславицах, которые, въезжая на шоссе, тащат на колесах тонны глины с каменоломни и с бетонного завода. И этот водитель прав, что злится. Те шоферы не платят ничего, и я для них пустое место. Потому что их охраняет гигант по имени «Строительное управление». Если я приму меры, то они скажут, что я им срываю план. А плотина – ударная стройка, и они не получат премии; у них-де нет людей для мойки машин, потому что нет фонда на это. И я щелкну каблуками. Вот так. Или, скажем, подерутся пятеро пьяных цыган, молодой отчаянный парень полезет их разнимать, а они пырнут его ножом, и никто даже не поможет ему добраться до больницы. Вот на такие мелочи я и размениваюсь, товарищ капитан. Я просто создан для насмешек, это моя стихия.

– Товарищ надпоручик, я...

– Минуточку, товарищ капитан, я не договорил. У меня сейчас в управлении много молодых ребят. Их научили массе прекрасных и полезных вещей. Начиная с дисциплины и кончая охраной закона. И все же им бы надо каждый день повторять вместо молитвы – и я стараюсь вбить им это в голову, – что они здесь для того, чтобы блюсти правосудие и законы, установленные людьми. Чтоб они были как архангелы с мечами огненными. – Надпоручик Чарда отважился на метафору. – И дела им хватает, немало еще у нас прохвостов, прохиндеев. И так изо дня в день. Порядочный человек – а таких, к счастью, большинство – им в руки не попадается. Разве что случайно, в виде исключения. И после этого вы удивляетесь, что они иной раз и порядочного человека принимают за прохвоста?

– Я не удивляюсь, товарищ надпоручик, но...

– Разрешите докончить, товарищ капитан. Эти ребята не щадят себя, делают все от них зависящее, а то и больше – скажем, возьмутся обучать собаку и дрессируют ее, не считаясь со временем. И вот при исполнении служебных обязанностей такой парень вдруг сталкивается с человеком, которому не положено быть там, где с собакой ищут преступника; для проводника собаки такой факт лишь подтверждает, что все люди – прохвосты, раз и порядочный человек не принимает его всерьез да еще насмехается. Не удивляйтесь поэтому, товарищ капитан, если паренек нервничает и задает вопросы не так интеллигентно, как следовало бы. Такие вот дела, – закончил свою грустную лекцию надпоручик Чарда.

– Товарищ надпоручик, – сказал Михал Экснер, – я в отпуске. И пошел осматривать парк.

– Вам было известно, что туда нельзя?

– Было.

– И все же вы туда пошли. Почему? Потому что вы любопытны. Потому что вам захотелось на рожон полезть. Хотите кофе?

– Хочу.

32

Они сидели за письменным столом друг напротив друга, пили кофе и курили.

Чарда наблюдал за мухой, которой хотелось попробовать кофе с ложки, лежащей на столе, но не хватало смелости приняться за дело.

– Не везет так не везет, – вздохнул он, – надо ж вам было явиться ночью на своей музейной колымаге. И чего вы ее не продадите? Она ведь вам недешево обходится. Вы в самом деле не получили никакого сообщения?

– В самом деле, – ответил капитан Экснер. – Я так радовался нескольким дням отпуска – погода великолепная, теплынь. Давление поднялось, тучи разошлись. И надо же – такой оборот! Я только и успел, что выспаться. Судьба.

– Судьба, – согласился Чарда. – Так, значит, старый Карлик выложил вам все за завтраком... Да, старый Карлик. Его прозвали «ваше благородие». Самый богатый человек в городишке. – Надпоручик был сегодня в миноре. – Самые зажиточные люди у нас – официанты, зеленщики, мясники, а если б частники и хлеб пекли, то и пекари были бы... Вот и ищите справедливости и правосудия... Кстати, я приказал арестовать Йозефа Коларжа.

– Это он?

– Не знаю, – пожал плечами Чарда. – Рамбоусека он ненавидел, топорик признал... Топорик нашли у него в сарае...

– Значит, он вполне мог это сделать.

– Да. Вероятно, Коларж, – сказал Чарда почти печально. – Поручик Шлайнер его знает. Коларж, когда напьется, себя не помнит. Вечно с ним всякие истории, да и сидел не однажды.

– А у меня отпуск. – Михал Экснер потянулся. – Случайности преследуют нас всю жизнь. – Капитана явно тянуло пофилософствовать. – Собственно, вся жизнь – сплошная случайность. Опольна прекрасна, парк тоже, замок, прогулки. Я собирался провести тут несколько дней, и я здесь останусь. Вы не знаете, кто приедет из наших?

– Нет.

– Впрочем, это неважно. Ну что, отпустите меня? Вы ведь меня знаете, личность мою установили, и я исчезну. Буду отдыхать и любоваться окружающим пейзажем. Ни размышлять о мире не стану, ни тем более разгадывать его загадки. А когда вы закончите – если я еще буду здесь, – позвоните мне, ладно? Что и как... И мы вместе пойдем поужинаем. Куда-нибудь, где вкусно готовят и приятно посидеть.

Надпоручик Чарда хмуро кивнул:

– Будет сделано, товарищ капитан.

33

Той же дорогой, по которой недавно прошел художник Войтех Матейка, шагал сейчас капитан Экснер. Площадь осталась позади, вместе с событиями, которые там происходили. Через минуту после того, как улочка привела капитана к костелу, на площади произошло следующее: въехали две «татры» и «волга». Все три машины остановились у отделения общественной безопасности. Из автомобилей вышли энергичные молодые люди в рубашках с засученными рукавами, потом худощавый сутулый мужчина с погасшей трубкой во рту и бодрый невысокий человек с животиком. Единственным его багажом был черный блокнот.

Капитан Экснер стоял перед костелом, заложив руки за спину, и не спеша разглядывал здание – от ступеней и портала вверх, к башням с зеленоватыми окнами.

Из погребка выплеснулась толпа – одна из экскурсий по маршруту «Красоты чешской земли и памятники прошлого». Мужчины средних лет с остатками горькой пивной пены вокруг рта, усатые парни со здоровым румянцем во всю щеку, девушки в обтягивающих бедра джинсах и шумная ватага женщин постарше, они обливались потом – их обременял полный желудок и лишний вес.

Толпа прошествовала мимо Экснера. Из отдельных замечаний он понял, что замок для посещения закрыт.

И тут на него повеяло ароматами кухни.

Потрогав нагрудный кармашек, он удостоверился, что деньги на месте, и вошел в погребок.

Персонал в полутьме убирал столы после группы. Экснер нашел в углу у двери чистый столик. Одна из официанток взглянула на него; он улыбнулся и тем сразу расположил ее к себе. Она подошла; на ней было короткое черное платье и фартучек с кружевцами, на вид прямо кукольный.

– Я голоден, – сказал Экснер. – Был на прогулке и съем теперь что угодно. Только у вас, наверно, ничего уже нет, – грустно добавил он.

– Вы утром были в парке, да?

– Господи, откуда вы знаете?

– Вас вели мимо.

Он показал на окно:

– Но ведь не здесь...

– По переулку, мимо черного хода, мимо пивной.

Экснер кивнул и мальчишески улыбнулся:

– Да, сцапали меня.

– Найдется шницель из телятины. Или жареная печенка...

– А шницель натуральный?

– И натуральный, и по-парижски.

– Хорошо. Значит, два натуральных. Два. И немного картошки. – Он довольно потер руки. – Отварной.

– У нас есть пльзеньское.

– Минеральную, пожалуйста.

– Кофе?

– Я уже пил. Там, у них. – Он кивнул в сторону площади. – К тому же говорят, что я пью слишком много кофе.

– Кто говорит?

– Многие.

Мимо окон черными черепахами проползли две служебные машины. Михал Экснер невольно пригнулся.

– Уголовный розыск, – сказала официантка.

– Наверно, – согласился он. – От них лучше держаться подальше.

Она засмеялась, неизвестно чему. И ушла, кокетливо покачивая бедрами.

Может быть, капитан Экснер размышлял. А может быть, мечтал или приводил в систему свои мысли. Одно ясно: ожидая заказ, он смотрел сквозь тюлевую занавеску на улицу и ничего не видел, потому что улица была пустынна и безжизненна.

Официантка принесла ему долгожданное мясо, посыпанное свежей петрушкой. Душа радуется, что за краски – золотисто-желтая, коричневая, зеленая. Потом появился поднос со специями.

– Красота! – восхитился Экснер. И, помолчав, добавил: – Я слышал, здесь кого-то убили.

– Да, убили. В парк нельзя.

– Жаль. Я и приехал-то, собственно, ради парка.

– Из Праги?

– Да. Говорят, парк уникальный, прямо жемчужина, – продолжал он, осторожно жуя. – Превосходно! Скажите пану повару, что блюдо вышло на славу.

– Сюда столько народу ездит...

– Есть на что посмотреть, – заметил он.

Официантка засмеялась.

34

Они стояли, опираясь на каменные перила, под аркадами на третьем этаже и смотрели во двор, куда минуту назад въехали машины уголовного розыска. Казалось, весь мир заколебался – сдвинулся с места мраморный фонтан, задрожали вазы на балюстраде, вздрогнула Диана с луком, а один из каменных оленей затряс рогами.

Из машин выскочили бравые парни, и вахмистр, охранявший дверь квартиры Болеслава Рамбоусека, отдал честь.

– Ну и ну, – заметил доктор Медек, погладив лысину, – ишь, какие бодрые... Не правда ли, коллега? – обратился он к Лиде.

Лида кусала губы. Кусала губы и обеими руками держалась за каменные перила, словно охлаждая ладони.

– Знакомая картина. Видали мы такое... Правда, Эрих?

Студент-археолог не ответил.

Она повернулась спиной к балюстраде, оперлась локтями о перила, тряхнула головой – волосы упали на плечи и вспыхнули золотом, слегка развеваясь на ветру, – сказала:

– Пан доктор, у вас тут машина. Видите ли... Мне пришло в голову, что я могла бы остаться здесь и на вечер...

– Так это же замечательно! – обрадовался Медек.

Эрих Мурш сощурил глаза, прикидывая, что у Лиды на уме.

– Я бы хотела... Вы не съездите со мной в Мезиборжи... а потом назад... А то я одета... видите как. Вечером будет прохладно.

– Разумеется, милая Лида, но ведь нам велено оставаться тут и быть у них под рукой. Конечно, это неприятно и, вероятно, излишне...

– В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся. – И девушка улыбнулась, широко раскрыв синие глаза.

– В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся, – пробормотал доктор Яромир Медек.

35

Подъезд к замку был на удивление скромен. Улочку замыкал ряд туй и каменная стена высотой метра три-четыре, некогда, видимо, составлявшая часть оборонительных укреплений.

Окна первого этажа были забраны решетками, выкрашенными белой краской. Осенью и ранней весной тут наверняка хмуро и сыро, но сейчас, в летний полдень, это место дышало уютом, и капитан Экснер шел не спеша.

Под аркой отдавались голоса компании, шумно справляющей что-то.

Они доносились из окошечка с надписью «Касса», затянутого ситцевой занавеской – по синему полю желтые подсолнухи.

Михал Экснер с интересом заглянул во внутренний двор замка. Он остановился у кассы и, облокотившись на массивную доску под окошечком, рассматривал каменного оленя, вазы на балюстраде и лафет старой пушки.

Он различал три голоса – два мужских и женский. Прежде чем он успел разобрать, о чем говорят, в проулке перед воротами послышался шум мощного мотора.

Капитан вбежал во двор и как раз вовремя отскочил с дороги: черная машина прогромыхала по деревянной мостовой под аркой, нагло перевалилась на известняковые плиты, кощунственно нарушив тишину, обогнула фонтан и остановилась в противоположном углу, перед дверью квартиры Болеслава Рамбоусека.

Михал Экснер нарочно стал за колонной, чтобы не попасть в поле зрения сидевших в машине.

Страж, охранявший дверь квартиры, отдал честь. Тощий мужчина с трубкой во рту, сидевший впереди, рядом с водителем, вылез из машины. Оглядев аркады, он достал спички и попытался раскурить трубку. Милиционер что-то говорил ему, он слушал, кивая. Потом указал трубкой куда-то выше головы Экснера. Милиционер пожал плечами. Мужчина, махнув трубкой, дал понять, что предмет, который заинтересовал его наверху и явно ему не нравился, надо убрать.