Текст книги "Современный чехословацкий детектив"

Автор книги: Эдуард Фикер

Соавторы: Вацлав Эрбен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Милиционер козырнул и крикнул:

– Эй, наверху!

– Это вы нам? – раздалось в ответ,

– Да, вам. Что вы там делаете?

– Отдыхаем после обеда.

– Кто вы такие?

– Мы работаем здесь, в замке.

Мужчина с трубкой положил руку на плечо милиционера: дескать, все в порядке.

Шофер, выставив локоть в открытое окно, спросил:

– Мне ждать?

Мужчина с трубкой, неустанно оглядывая аркады и временами посматривая на балюстраду, выбил о каблук пепел из недокуренной трубки.

– Не надо, Богоуш. Все могут возвращаться в Прагу. Куда ж это он подевался?

– Может, за грибами пошел, – спокойно ответил водитель Богуслав Вок. – Он же в отпуску.

– Нет, – злорадно возразил мужчина с трубкой. – Уже не в отпуске. Ты не угостишь меня сигаретой?

Богоуш Вок протянул пачку. Надпоручик вынул сигарету, блаженно закурил и вернул пачку шоферу, потом оглянулся на дверь квартиры.

– Ну, как подвигается?

– Отлично, еще минуту...

В этот момент Михал Экснер едва не вскрикнул, потому что кто-то осторожно похлопал его по плечу.

– Тс-с!

Он послушался и, прячась за колонной, медленно обернулся. У него за спиной, приложив палец к губам, стоял усатый, добродушного вида человек. Жестом он указал через плечо – там было открыто окно в канцелярию замка. Письменный стол, на нем бутылка и бокалы с вином, соленое печенье; в высоком кресле – седоватый человек в черном берете, с очень красным лицом (видимо, от жары). У занавески с подсолнухами стояла светловолосая женщина, загорелая, пышная. Смотрела она приветливо.

Экснер вопросительно показал пальцем на окно.

Усатый кивнул.

Женщина у занавески улыбнулась, сверкнув зубами.

Михал Экснер слегка поклонился, благодаря за оказанную честь.

Ни Богоуш Вок, ни надпоручик Влчек ничего не заметили – окно было скрыто колонной.

Капитан Экснер, не колеблясь, влез через окно в канцелярию замка, за ним последовал управляющий этой средневековой резиденции. Он затворил окно и резким движением задернул занавеску из того же ситца, что и на окошечке, выходящем под арку.

– Благодарю, – облегченно вздохнул Михал Экснер. И с несмелой мальчишеской улыбкой посмотрел в глаза пани Калабовой. – Прошу прощения, я доктор Экснер... Чему обязан? Такой милый заговор...

– Калабова, – представилась она. Муж ее, стоя за спиной у Экснера, закашлялся.

Краснолицый мужчина в черном берете наклонился вперед, приподнимаясь в кресле, и подал Экснеру руку.

– Мое имя – Матейка. Чему обязаны? Не чему, а кому! Вот – милой пани Калабовой. – Он попытался улыбнуться, но был уже пьян, и получилась только кривая ухмылка. – Она заметила вас утром. Когда вас арестовали и вели из парка в город. Вы Рамбоусека... Гм... Или вы просто так сбежали от них и боитесь, что вас снова поймают?

– Меня отпустили, – скромно ответил Экснер. – Я оказался в парке совершенно случайно. Рад познакомиться, – сердечно сказал он, пожимая руку хозяину. – Пан Калаб, если не ошибаюсь. Рад познакомиться, пан Матейка. Я... я приехал в отпуск. Говорят, здесь что-то произошло...

Калаб тем временем поставил на стол новый бокал, наполнил его до краев красным вином и молча протянул Экснеру.

– Спасибо. – Капитан Экснер пригубил вино. – Поминки?

Зазвонил телефон, и Калабова подняла трубку.

– Замок-музей Опольна, – произнесла она своим теплым альтом. – Пана доктора Медека? Минутку. Попробую соединить вас с галереей. – Она нажала кнопку и набрала номер. Через открытое окно было слышно, как где-то тщетно звонит телефон. Вера вновь нажала кнопку. – Пан доктор Медек не отвечает. Вероятно, ушел обедать. Да. Говорит Калабова. Телеграмма? Хорошо, пани, я оставлю ему записку.

Она положила трубку, рассеянно огляделась по сторонам.

– Что вы сказали? Поминки? – Она вздохнула. – Что-то в этом роде. Мы все тут очень близки друг другу.

– А кто вы такой, молодой человек? – поинтересовался захмелевший художник.

– Ваше здоровье! – Михал Экснер поднял бокал, глядя на пани Калабову и ее мужа. – Я ботаник. А вы?

– Я странник, – радостно сообщил Войтех Матейка. – Я странствую по этому краю, верно? – Берет у него съехал на сторону, приоткрыв бледную лысину.

– Пан Матейка – художник, – разъяснил Калаб. – Пейзажист.

Матейка раскинул ручки, сияя пьяной улыбкой. Экснер взглянул в его сторону и учтиво приподнял свой бокал.

– Все сегодня как-то странно взволнованы, – многозначительно заметил Экснер.

– Но ведь... – Калабова запнулась. – Ведь здесь убили...

Экснер грустно улыбнулся.

– Я сказал... я сказал, пани Калабова: взволнованы. Не опечалены, не подавлены, а взволнованы.

– Дело в том, что его никто... никто не любил, – проговорил Матейка с ухмылкой, кривясь на вино, колыхавшееся в бокале, который он держал чуть дрожащей рукой на уровне лица.

Калаб смущенно закашлялся.

– О мертвых говорят только хорошее, правда? – Он схватил бутылку и долил всем. – Ваше здоровье!

36

Отмычка повернулась в замке с отчетливым щелчком.

Мужчина, успешно проделавший эту процедуру, удовлетворенно прищурился, выпрямился, достал мятый носовой платок, обернул им кончик латунной дверной ручки и двумя пальцами – осторожно, почти нежно – нажал. Дверь медленно открылась.

Внутри была еще одна дверь, но она была приотворена. Человек, открывший замок отмычкой, слегка тронул ее пальцем. Слабый сквозняк донес запах масляной краски. В квартире негромко хлопнуло окно.

Надпоручик Влчек – а это был он – раздавил окурок сигареты и отшвырнул его к водосточной канаве.

Потом вошел в квартиру Болеслава Рамбоусека и остановился у порога. Слева стояла круглая вешалка, справа – старый шкаф.

Из маленькой скромной прихожей все помещение открывалось как на ладони. Четыре окна, выходящие на восток. Две кафельные печи в противоположных углах и огромная железная плита, которую топят коксом. У правой стены между кафельной печью и первым окном – старый кухонный стол с мойкой. Холодильник. Над ним – застекленная полка с горшочками, кружками и баночками, в которых, видимо, хранились коренья и приправы. Рядом кухонный шкаф. Возле самого окна обеденный стол, покрытый клеенкой, и три белых стула. Между вторым и третьим окном ветхий диван, около него – торшер, на стене часы, громко отсчитывающие время. Рядом с торшером поперек комнаты поставлен еще один диван, к нему придвинуто кресло. Тут же за диваном широкий, сантиметров тридцать, стеллаж для книг, вернее полки из обструганных еловых досок. Справа от Влчека, за стеллажом (как он потом увидел), стоял еще старый комод, который был заставлен всяческой всячиной – от блестящих плоских камней до фарфоровой статуэтки девы Марии.

Надпоручик посмотрел влево от двери: к стене были прислонены картины без рам, в основном большого формата, дальше, вокруг второй кафельной печи, стояли скульптуры разных размеров, лишь слегка отделанные рукой человека причудливые корни, сучья, наросты; хохочущие страшилища с вытаращенными глазами и высунутыми языками, обезьяньими конечностями и огромными зубами – целый склад деревянных чудищ, некоторые очень крупные – метров до двух высотой. Склад этот тянулся до небольшого токарного станка в центре комнаты, над которым покачивалась голая лампочка; в углу верстак и шкафчик с инструментами для резьбы по дереву.

Между третьим и четвертым окнами – полки с эмалями и лаками, около них мольберт, перед мольбертом – высокий табурет. Такие же полки, тоже уставленные красками, занимали простенок между первым и вторым окнами, почти напротив двери. Окно между этими полками и длинным стеллажом было раскрыто настежь.

Помещение, видимо, служило мастерской, и не будь этих удивительных, фантастических скульптур и необузданно-ярких картин, заселенных мелкими фигурками людей и животных, оно не отличалось бы от десятков и сотен подобных же мастерских, в нем не было бы ничего особенного. Если бы... если бы все предметы находились в обычном состоянии и на обычных местах. Здесь же словно пронесся разрушительный смерч.

Вот почему поручик Влчек долго осматривал комнату, скрестив руки на груди, осматривал медленно и внимательно. Весь этот хаос его потряс.

Холсты были изрезаны. Скульптуры опрокинуты, инструменты раскиданы; книги валялись на полу вперемежку с бутылочками, из которых вытекли краски, и кистями. Шкаф и холодильник открыты, ящики комода выдвинуты, все вещи из них вышвырнуты на пол. И все, абсолютно все облито, вымазано, забрызгано яркими, сочными красками – зеленой, синей, желтой, красной, оранжевой, черной, белой и пурпурной. Забрызгано все, включая скульптуры и уничтоженные картины. Полито лаками, разбавителями (позднее было установлено, что это скипидар, эпоксидный лак, соляная кислота и так далее).

Столь безумной и яркой картины уничтожения не придумал бы даже Сальвадор Дали.

– Фотограф! – через плечо позвал надпоручик Влчек. – А Богоуш еще здесь? Да? Пускай съездит за поручиком Беранеком и надпоручиком Чардой.

Богоуш Вок заглянул в комнату.

– Есть за поручиком Беранеком и надпоручиком Чардой... Бог ты мой, что творится!

– Одолжи-ка мне еще одну сигарету, – попросил надпоручик и предупредил, осторожно отступив к порогу: – Не лезь сюда... С этим мы провозимся дня три, – добавил он почти довольно.

– Хорошо бы он это увидел, а?

– Увидит, – жестко ответил надпоручик Влчек.

37

Машина ушла, звук мотора стих в отдалении.

Экснер встал.

– Погодите, – остановил его Калаб. – Дайте я взгляну. – Сначала он слегка отодвинул занавеску. – Отсюда дверь квартиры Рамбоусека не видна. – Он открыл дверь в коридор и вышел во внутренний двор. Огляделся, словно поджидая почтового голубя. – Один сидит на чурбаке у двери, – сообщил он. – Набивает трубку.

– Надеюсь, у него есть спички, – обронил Экснер.

Все засмеялись, приняв это за шутку.

– Он вас не увидит, если вы сразу же свернете под арку.

– Чудесно. Ну, я пошел. Милая пани, – поклонился Экснер Калабовой, – это было чудесно. И очень мило. До свидания, маэстро...

– Минутку! – воскликнул Матейка. Решительно допив бокал, он резко поднялся из кресла, не очень уверенно стоя на коротких ногах. – Я иду с вами, пан доктор.

– Чудесно, – заявил Экснер, который, слегка выпив, вопреки своей обычной сдержанной манере повторял слова. – До свидания, пан директор.

– Целую ручки, – пробормотал Матейка и, наклонившись вперед, энергично тронулся с места. Поскольку было очень похоже, что его непременно качнет прямо на середину двора, Экснер удержал его за руку:

– Осторожно, маэстро.

Матейка, похожий на ангелочка в берете, не шел, а прямо плыл рядом с Экснером.

– Этот городок, – объяснял он, – старинный и уютный. Наша отрада. – Он засмеялся. Схватил Экснера за локоть. – А теперь, по-моему, нам надо свернуть вон туда. – Он показал на угол за винным погребком. – По проулку вы попадете к площади и почти наверняка, – он заморгал, – никого не встретите.

38

В просветы между мелкими листочками буйно разросшейся, нестриженой живой изгороди Михал Экснер видел фасад гостиницы «Рыхта», бензоколонку и автобусную остановку.

Он сидел в тени явора, слегка прикрыв глаза, опираясь локтями о спинку скамейки, и, в общем-то, казалось, будто он только что свалился из самолета, летевшего с Мальорки на Капри, и по чистой случайности очутился посреди Герцинского леса.

Рядом с ним спал Войтех Матейка.

Экснер наблюдал за поручиком Беранеком и надпоручиком Чардой – они вышли из ресторана гостиницы «Рыхта». Поручик Беранек весь раскраснелся от обильного обеда. У взволнованного надпоручика Чарды фуражка была на затылке. Когда они исчезли за кустом, Михал Экснер медленно встал.

Но тотчас, вскинув брови, опять сел. У бензоколонки остановился маленький «фиат», из него выглянула девушка, с которой он говорил утром у пруда. Она брала бензин. Вернее, велела плеснуть немного в бак, потому что через минуту уже тронула машину. Обогнула сквер и покатила по каштановой аллее в сторону районного центра.

Экснер взглянул на спящего Войтека Матейку и, удостоверившись, что художнику ничто не угрожает, покинул парк и направился к гостинице. Проскользнул в арку, а оттуда в ресторан. Подошел к стойке и молча показал на крючок с номером своей комнаты.

– Вас спрашивали, – сухо заметил старший официант Карлик.

– Заходили в номер?

– Заходили. Я подумал, вы тоже один из них.

– Как сказать, – отозвался Михал Экснер. – Съезжу на экскурсию. Я наслышан о прекрасном замке, описанном в романе Алоиса Ирасека.

– В романе «Тьма», – наставительно произнес Карлик. И, глядя Экснеру в переносицу, добавил: – Там еще есть изумительное еврейское кладбище. Место, словно созданное для вечного покоя.

– Спасибо. Обязательно осмотрю. А ключ, – капитан Экснер поигрывал деревянной грушей, – вернуть забуду...

– Бывает, ваше благородие.

39

Администратор гостиницы на Шпичаке был «безумно рад», как всегда, если кого-нибудь из кухонного персонала разыскивали по телефону после полудня, когда обед уже кончился, а ужин еще не начался. Ведь на кухне все крутились как белки в колесе с самого утра, а сейчас, когда им выпала свободная минутка, их нипочем не сыскать.

– Пани, – сказал он внушительно, – я не могу найти пана Рамбоусека. Я звонил на кухню – там его нет, звонил на квартиру (он лгал, туда он не звонил; наверху, в мансарде, не было телефона, как и вообще ни в одном из номеров) – там его тоже нет. Ничем не могу вам помочь.

– Я его мать, – пояснила женщина на другом конце провода. – Мне очень надо с ним поговорить. Пан Голечек? Это пан Голечек?

– Да. У телефона Голечек. Послушайте, пани Рамбоусекова...

– Умер его отец, понимаете...

– Гм. Извините, – сказал администратор Голечек. – Примите мои глубокие соболезнования. Ну разумеется, Я сам пойду поищу. Подождите, пожалуйста, у аппарата. Ждите, ждите, это будет нескоро.

Он выбежал в кухню и велел первому, кого встретил, отыскать повара Рамбоусека, срочно, во что бы то ни стало.

– Срочно и очень важно. Его вызывает Градец, его мать. Он у себя наверху. Наверное, спит.

Через минуту появился Рамбоусек с опухшими от сна глазами.

– Градец? Да, спасибо, пан Голечек... Мать? Привет, мама. Да, это я... Да. Что ты говоришь? Что?! – Он оглянулся вокруг и увидел, что Голечек тактично исчез за дверью. – Да, один. Один.

– Ты меня хорошо слышишь?

– Да.

– Ко мне приходил милиционер, – продолжала она, – и сказал, что папа... Рамбоусек... понимаешь, умер и что мне надо срочно приехать в Опольну.

– Вот как? – Он встревожился. – Ну, чему быть, того не миновать. Верно?

– Верно. Да... не всегда же об этом сообщают сотрудники уголовного розыска.

– Он сказал, что он из уголовного розыска?

– Да.

Повар провел рукой по затылку. И замолчал.

– Ты... Алло! Ты слышишь? – кричала она.

– Да слышу, – проговорил он досадливо. – Я думаю. Может, попал в аварию... Или удар его хватил. Со злости.

– Так ведь тогда пойми же...

– Ну прошу тебя, – перебил он ее. – Давай не будем сходить с ума. Съезди туда и все выясни.

– А ты не хочешь поехать со мной?

– Не могу. Я здесь один. Если что, позвони. Я приеду. Понимаешь? Если что-нибудь найдется в квартире, понимаешь? Тогда приеду.

Она вздохнула.

– Ну, я не знаю...

– Поезжай обязательно.

– А я думала, если бы ты...

– Позвони. Тут недалеко, сяду на автобус и приеду.

– Ладно, – неохотно согласилась она. – Я позвоню. Прощай.

– Погоди! – спохватился он. – Погоди! Звони обязательно. Я приеду, если что найдется в квартире.

40

В гостиничном номере было светло, прибрано и довольно чисто. Под пепельницей лежал лист из небезызвестного черного блокнота поручика Беранека. На нем печатными буквами написано: «Явись к своим офицерам, капитан!»

Он переоделся и сунул записку в карман. Достал из шкафа плащ и замшевую шляпу необычной формы, какую, наверно, мог бы носить и Робин Гуд. Перекинув плащ через руку и не надевая шляпы, сбежал по ступеням, вышел во двор, завел мотор и вопреки всем правилам на полной скорости выехал со двора.

К нему тотчас поспешил через площадь молодой милиционер.

Михал Экснер направился в сторону Мезиборжи.

Взглянул в зеркальце – милиционер стоял посреди мостовой, мешая движению транспорта.

Капитан Экснер приветливо махнул ему рукой.

Потом он выехал с площади и неторопливо свернул в аллею, прекрасную аллею старых каштанов, гордость города и украшение местной природы.

41

– Собственно, у него есть время, – хмуро сказал надпоручик Влчек, собираясь выйти из кабинета поручика Шлайнера. – Если учесть, что с квартирой мы провозимся до утра. Как минимум. Так что время пока есть. К тому же подозреваемый задержан... Ну, я пойду, товарищ надпоручик, – обратился он к Чарде.

И исчез.

Поручик Беранек размышлял над своим черным блокнотом, считая на пальцах:

– Суббота... ночь, воскресенье, понедельник... вторник... В воскресенье людей в парке небось полно, а?

– Полно, – согласился Шлайнер; он стоял у окна, провожая взглядом тощего Влчека, который шагал через площадь к замку. Надпоручик в штатском – в болтающемся вылинявшем полотняном пиджачке цвета хаки, показался Шлайнеру страшно одиноким. – Этот грот на опушке леса... Траву скосили, и гулять по лугам неинтересно. Одни дети туда ходят. – Он вздохнул. – К счастью, они видели не все. Только ноги. И решили, что кто-то напился и спит там. В «Лесовне» по воскресеньям и по субботам вечером танцульки...

– В «Лесовне»? Это где?

– Да ресторанчик за парком. Для туристов и приезжих. «Лесовна». Оттуда все возвращаются в город, разумеется, через парк.

– Все?

Поручик Шлайнер подошел к карте своего участка, висевшей на стене.

– Вот здесь «Лесовна». Приезжие автомобилисты возвращаются на шоссе триста двадцать пять «Мезиборжи – Добра – Вахберк» через Опольну в Добру. Только с этого шоссе и можно добраться до «Лесовны» на машине. Раньше, в молодости, мы ездили на велосипедах по лесным дорогам. А теперь некоторые дороги трактора привели в негодность, другие закрыты. Искать надо здесь либо здесь...

Беранек сел за письменный стол напротив карты, пододвинул стул и стал чертить в своем блокноте примитивный план-набросок в весьма произвольном масштабе. С одной стороны обширные окрестности английского парка, включая Добру и Вахберк, а с другой – «Лесовна» и Опольна с прилегающими окрестностями. Он спросил еще, где именно было найдено тело потерпевшего, и поставил на своем примитивном плане крестик.

– Хотите взглянуть на место происшествия, товарищ поручик? – осведомился Чарда.

– Каковы результаты вашего осмотра?

Чарда беспомощно пожал плечами:

– Никаких следов. Была гроза, дважды прошел дождь. Этот грот... весь загажен.

– Мальчишки хулиганят, – сказал Шлайнер.

Поручик Беранек почесал за ухом.

– Я бы все же... Если вы не возражаете, я бы все же прошелся по парку. Если товарищ поручик Шлайнер будет так любезен и проводит меня...

– Что ж, пожалуйста, – согласился Чарда. – И я пойду с вами. Все равно от меня здесь никакого толку, – добавил он откровенно.

42

Старый прапорщик скучал. К тому же ему хотелось спать. А поскольку было совершенно исключено, что кто-то войдет в кабинет без предупреждения, он снял ботинки, отодвинул кресло и, опершись о подлокотники, с трудом поднял ноги и водрузил их на стол. Не то чтоб он спал на дежурстве. Просто дремал, прикрыв глаза. Скорее расслабился, отдыхал, но не дрых. Сквозь закрытые веки он ощущал, как колеблются тени деревьев.

Прапорщик сосредоточился на отдыхе и не услышал, что в дверь постучали. Потом дверь тихо открылась и закрылась, по комнате пронесся легкий ветерок, – но он и этого не заметил. Кто-то потряс его за плечо.

– Товарищ, – послышался тихий голос, – товарищ прапорщик...

У прапорщика перехватило дыхание – он хотел заговорить, но ничего не получалось.

– Товарищ прапорщик, вы только не пугайтесь, – продолжал голос.– Ничего не случилось.

Прапорщик открыл глаза и заморгал.

– Спокойно, – говорил тихий голос. – Ничего в самом деле не случилось.

Прапорщик оглянулся, проглотил слюну, протер глаза и – тотчас же сбросил ноги со стола.

– Ну, знаете!

– Только не волнуйтесь, товарищ прапорщик. Это ни к чему, – серьезно увещевал пришелец, даже не думая смеяться.

– Кто вас пустил сюда? – Прапорщик под столом пытался всунуть ноги в ботинки. – Кто вас пустил сюда? Как вы сюда попали?

– Через главный вход, – скромно ответил молодой человек. – Я капитан Экснер, товарищ прапорщик. Вот мое удостоверение.

Прапорщик уставился на фотографию. Схватил очки.

– Покажите. – Он застегивал рубашку, вылезая из кресла. – Товарищ капитан...

– Господи, товарищ прапорщик, – засмеялся Михал Экснер. – Мы ведь немного знакомы. И встречались не так давно. Убийство Кремпы и прочее... А как доктор Бажант, чем он занимается?

– Одни только дорожные происшествия, товарищ капитан. Большей частью под влиянием алкоголя. Так-то вот. Простите. Но товарища надпоручика тут нет... Ах да! Вы же из-за Рамбоусека приехали! Черт подери! Они все на месте, расследуют. С раннего утра, товарищ капитан. А сюда только привезли подозреваемого. Его очень ловко забрал поручик Шлайнер. Он начальник участка в Опольне... – Прапорщик вновь надел очки и заглянул в бумаги на столе: – Йозеф Коларж, лесоруб, ранее судимый...

– Хорошо, а что дальше?

– Дальше ничего. А что может быть? Подозреваемый Коларж сидит под арестом. Буйствовал. Вы поедете в Опольну или сначала выпьете кофе?

– Мне бы стаканчик воды из-под крана, товарищ прапорщик.

– Скромное желание. Хотя у нас все равно ничего другого для питья нет. А потом?

– С вашего позволения я бы хотел поговорить с этим Коларжем. Совсем недолго. Я уже кое-что знаю об этом убийстве...

– Понимаю, товарищ капитан!

Прапорщик вымыл стакан из толстого стекла (в таких продается горчица), подождал, пока из крана немного стечет вода, наполнил стакан и подал Экснеру.

– Если это вас устроит...

– Вполне. Еще стаканчик, не в службу, а в дружбу.

– Ну и жажда у вас. Хотя, в общем-то, день жаркий... Знаете, этот Коларж – кряжистый малый, неладно скроен, да крепко сшит.

– Так я взгляну на него?

Прапорщик вытянулся в струнку:

– Есть, товарищ капитан!

43

Рефлекс, выработанный в исправительном заведении, действовал безотказно: как только прапорщик и капитан Экснер вошли в помещение, где Йозеф Коларж – пока еще не заключенный, а только задержанный – ожидал решения своей судьбы, он тотчас вскочил и стал по стойке «смирно».

– Вот, это и есть Коларж, товарищ капитан, – сказал прапорщик.

Экснер усмехнулся.

– Наверно, панКоларж, а? – произнес он и подал невысокому парню руку. – Моя фамилия Экснер. Присядем?

Он легко нажал на плечо Коларжа (плечо было жилистое и крепкое, и Экснер подумал: да, с этой ловкой сильной обезьяной явно не соскучишься), усадил его на стул, сам удобно расположился на низкой койке, прислонился к стене и вытянул ноги.

– Вы нам больше не нужны, товарищ прапорщик, – сказал он. – Вот если б нам теперь принесли что-нибудь попить. Пожалуй, и кофеек был бы кстати. Вы не против? – обратился он к Коларжу. – Кофейку, а? Значит, два кофе, товарищ, и какой-нибудь воды. Спасибо. – Когда прапорщик вышел, Экснер с облегчением заметил: – Ну вот. Теперь нам не помешают, и мы кое-что выясним.

Коларж явно не разделял ни хорошего настроения, ни вообще той спокойной атмосферы, которая в эту минуту окружала капитана Экснера; он тревожно моргал своими на удивление маленькими глазками и весь напрягся, пытаясь сосредоточиться. На лице у него было написано: не клюну я на твой крючок, не старайся зря.

– Курите?

– Ага.

Экснер вынул из карманчика наглаженной рубашки сигареты и зажигалку. Подал то и другое Коларжу!

– Пожалуйста.

– А вы сами?

– После, когда принесут кофе. – Капитан Экснер положил руки на пояс, взглянул на запыленные ботинки Йозефа Коларжа и сказал: – Дело у вас не простое...

Коларж хмыкнул.

– Вас обоснованно подозревают в убийстве...

– Ерунда.

– Сможете ли вы доказать?

– Что?

– Что это ерунда.

– А на кой мне доказывать, раз я его не убивал.

– Докажите, что вы не убивали. Пока что очень легко доказать обратное.

– Хотел бы я знать как.

– Ну, во-первых, – Михал Экснер стал загибать пальцы, – вы были в субботу вечером в ресторанчике?

– Был.

– Домой один шли?

– Один.

– Вы были в состоянии алкогольного опьянения?

– Пива я сколько-то выпил. А что в состоянии опьянения – так это нет, товарищ капитан. Да и вообще, сегодня уже не докажешь, был я пьян или не был.

– Вы, надеюсь, поняли, что я не из автоинспекции, а из уголовного розыска. Влияние алкоголя тут роли не играет. – Михал Экснер улыбнулся почти по-приятельски: – Стоял вам Рамбоусек поперек горла? Да, стоял.

– Это тоже надо...

– Ну что вы, это докажут в два счета. Свидетели подтвердят. Это всей Опольне известно. Начиная с пана Карлика из «Рыхты» и кончая поручиком Шлайнером, который там живет с самого рождения.

– Старикашка мне осточертел, – признал Йозеф Коларж. – Да...

– Минуту, – перебил его Экснер. – Почему?

Коларжу явно до смерти хотелось плюнуть и выругаться, но он удержался.

– Это становится интересным, пан Коларж...

– Не скажу – и точка! Никому и ни за что! Да. Не скажу.

– Гм...

– А чтоб пойти на убийство – нет уж. Я не убийца.

– Далее, – спокойно продолжал перечислять Экснер, – вы отбывали наказание за какое-то насильственное действие.

– Я разбил морду одному...

– А вот это меня сейчас не интересует, – сухо оборвал его Михал Экснер. – Кому вы разбили морду, когда и как. И почему, и в каком состоянии. Фактом остается – разбили. От разбивания морды один шаг до того, чтобы раскроить череп.

– Сами все выдумали, а мне шьете?

– Какие тут выдумки, пан Коларж. Я выдумывать не стану. И наконец: орудие убийства, как доказано, является вашей собственностью.

– Так ведь... – Коларж то открывал, то закрывал рот, столь усердно он размышлял. И вдруг истерично заколотил кулаками по столу: – Сволочь! Хоть и подох, а сволочь, сволочь!

Михал Экснер неторопливо поднялся с койки.

– Ну вот что, пан Коларж, – холодно сказал он, – прекратите валять дурака или врезать вам, чтоб вы пришли в себя?

Йозеф Коларж вытаращил свои маленькие глазки.

44

Барышня на почте выглянула из окошечка.

– Телеграмма? А, это вы, пан доктор. Нет, телеграммы уже нету здесь. Пани Калоускова была так любезна, что отнесла ее вам домой. Сказала, бросит в ящик или отдаст пани Шустровой.

– Благодарю, – вздохнул доктор Медек.

– Я не хотела передавать ее по телефону в замок, – добавила барышня тихо. – Когда вас не нашли. Сейчас ведь это не очень удобно...

– Да, конечно, – рассеянно кивнул он. Он спешил на свою летнюю квартиру, и голова его пухла от забот. Теперь он жалел, что одолжил свою роскошную машину Лиде Муршовой, так как представил, что́ будет, если она не вернет машину вовремя или, не дай бог, то-то случится.

Пани Шустровой дома не было, телеграмма валялась в ящике. Поскольку у Медека не было ключа, он долго орудовал палочкой, пока наконец зацепил уголок телеграммы. При этом он, разумеется, поцарапал руку об острый угол ящика и громко чертыхнулся.

Разорвав полоску-бандерольку, он развернул телеграмму. Там было напечатано: ПРИЕДУ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВОСЕМЬЮ ДЕВЯТЬЮ ОРГАНИЗУЙ УГОЩЕНИЕ НИКУДА НЕ ПОЙДЕМ ЗНАЕШЬ КТО ТАКОЙ ПРУШЕК.

Медек опять чертыхнулся, смял телеграмму и швырнул ее в кусты. Он знал, что это неприлично, но ему нужно было как-то отвести душу.

Взглянув на часы, Медек побежал в дом. Через минуту он вышел с хозяйственной сумкой и зашагал к центру городка.

45

Они сидели за столом, два странных компаньона, словно агент мафии с наемным убийцей, как их изображают в фильмах, помешивая ложечками кофе.

– Не могу вспомнить, – думал вслух Коларж, – Не могу, и все тут. В субботу был футбол, ага. А после мы с ребятами пошли прямо в «Лесовну», выпить пивка.

– Что за ребята?

– Пепик и Ярда.

– Пепиков и Ярд на свете пруд пруди.

– Пепик Малат и Ярда Гаша. И там мы пили вино. В «Лесовне». Потом ребята ушли...

– В котором часу?

– Кабы я помнил. Кажись, еще засветло. А после я сидел с какими-то ребятами помладше... Господи, кто ж это был... я после вспомню... А потом я один пошел домой... уже стемнело совсем...

– В котором часу?

– Не помню. Темно было. Даже не знаю, один я шел или... Да нет, наверно, один... по крайней мере большую часть пути. Нет, не знаю.

– Кто эти ребята помладше?

– Я... не помню. Ей-богу. Спросите у Ферды, Ферда – это старший официант в «Лесовне». Чего уж тут, раз я выпил – кружек восемь поди. Да еще стопку-другую. Господи, в общем, здорово нализался. Это я знаю наверняка.

– Приятно, хоть что-то вы знаете наверняка, пан Коларж, – невозмутимо заметил Михал Экснер. – Только вы небось так часто бываете «нализавшись», что, наверно, путаете субботы и воскресенья с будними днями.

– Ну уж нет, товарищ капитан. Я... я пью, потому как у меня тяжелая работа в лесу. После, факт, жажда одолевает...

Капитан Экснер допил кофе и взял со стола пачку сигарет и зажигалку.

– Я даю вам время, пан Коларж. У вас тут покой, удобства, чистота. Один совет: соберитесь с мыслями. Если можете, конечно. Покуда, мне кажется, вам это не больно-то удается. Но вам самому будет лучше, если вы что-нибудь вспомните.

– А вы думаете, товарищ капитан, что...

– Я думаю по-всякому, – сказал Экснер хмуро. – Когда как.

– Да ведь я... Да я ж ему ничего... Ведь... Правосудие...

– Вот именно, пан Коларж. Правосудие. Оно всех метет одной метлой. И трезвых, и пьяных. Будьте здоровы.

46

Послеполуденная жара застигла поручика Беранека под крутой лестницей, ведущей из парка во внутренний двор. Вахмистра, проводившего его на луг к искусственному гроту, нагроможденному из валунов, он оставил там.

Мокрая от пота рубашка прилипала к спине. Он снял пиджак и расслабился. Ступая по истертым каменным ступеням, Беранек не замечал ничего, кроме травы, вылезавшей в расщелинах между камнями, и солнца, которое клонилось к западу и слепило ему глаза. С черным блокнотом в руках он напоминал туриста. Гражданина, Которого бес любопытства выгнал на воскресную прогулку, знакомиться с памятниками культуры.

Лоб его покрылся испариной, щеки покраснели, а ноги уже на полпути стали подкашиваться. Взобравшись наверх, поручик с минуту отдыхал у лафета пушки, делая вид, будто очарован панорамой окрестностей.

Потом он подошел к вахмистру, охранявшему дверь в квартиру Рамбоусека.

– Что нового?

– Ничего, товарищ поручик.

– Пусто здесь, – задумчиво произнес поручик, невольно оглянувшись на девушку, которая в нескольких шагах от них вышла из двери, заперла ее на ключ и направилась к воротам.

Беранек вопросительно поднял брови.

– Наверно, она там живет, товарищ поручик. За то время, что я тут стою, она прошла уже дважды.

– Вы ее знаете?

– Нет. Наверно, какая-нибудь практикантка. Экскурсии по замку водит. Летом тут бывает и по нескольку студенток.

– Гм, стало быть, вы ее не знаете.

– Нет, товарищ поручик, но я могу...