355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джойс Кэрол Оутс » Блондинка. Том II » Текст книги (страница 36)
Блондинка. Том II
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:46

Текст книги "Блондинка. Том II"


Автор книги: Джойс Кэрол Оутс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

И тут вдруг все кончилось. И она, щурясь, вглядывалась в зал, смотрела на всех этих незнакомых людей, которые ее обожали. Кричали и хлопали ей. И Президент со своими приятелями тоже бешено аплодировал. Смеялся и хлопал в ладоши. О, она им понравилась! Они ее уважали. Не напрасно она прилетела на этот концерт, невзирая на скверное самочувствие и страх. То был счастливейший день в моей жизни,пыталась объяснить она, теперь я могу умереть спокойно. Я так счастлива, о, благодарю вас, спасибо!Все это она пыталась объяснить толпе, но улыбающийся Сводник во фраке уже увлекал ее со сцены.

Спасибо, спасибо вам, мисс Монро – откуда-то, словно из – под земли, возник за кулисами ассистент и потащил мисс Монро прочь, бедная ошеломленная женщина опиралась о его руку. Да сразу было видно, что она больна, вымотана вконец, выжата, как лимон.На нее было просто больно смотреть, она брела, опираясь на руку мужчины, а иначе бы просто свалилась на пол и заснула. И он осторожно спросил ее: Мисс Монро, может, вы желаете где-нибудь прилечь, отдохнуть немного?

Она, тяжело дыша, остановилась в дверях. Затем прошла в туалет и долго стояла, привалившись грудью к раковине, она была одна, она пыталась побороть приступы тошноты, она находилась в своей ванной, в доме под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв, смотрела на свое изможденное лицо в зеркале. Она ведь никуда не выезжала из дома? Не летала в Нью-Йорк, петь «С днем рождения» самому Президенту?..

Да, потом ее уволят со Студии, выставят штраф в миллион долларов (если верить «Вэраэти»), но все же был в ее жизни исторический момент, и в шкафу висело совершенно сказочное прозрачное платье, расшитое рубинами, просто изумительное платье, такое тонкое, что вешать его надо не на металлические, а специально обтянутые тканью плечики. Но таких плечиков у нее не было или же были, вот только она понятия не имела, куда подевались эти самые плечики. О Господи, однажды она просто пришла в ужас, увидев, что многие рубины вывалились, а ведь платье было такое жутко дорогое, а они так никогда и не «возместили» ей расходов. Так и знала, с самого начала!

Специальная доставка 3 августа 1962 г

И пришла Смерть, прикатила к ней,но она еще не знала, как это будет и когда.

Вечером, после того как ей сообщили о смерти Касса Чаплина.

Она тупо повесила трубку и долго сидела без движения, ощущая во рту противный солоноватый привкус. Касс ушел! А мы с ним даже не попрощались.Ему было тридцать шесть, как и ей. Ее близнец. И авторы некрологов не были снисходительны к Чарли Чаплину-младшему, сыну Маленького Бродяги.

– Может, я во всем виновата? Но это было так давно.

Испытывать чувство вины – теперь это стало роскошью. Это означало, что она еще жива.

Ей позвонил Эдди Дж. Голос у него был пьяный и звучал воинственно, она тут же узнала его.

Первым ее порывом было спросить, откуда он узнал ее номер, ведь этот номер не значился ни в одном справочнике. Она вспомнила, как Президент поправил ее: незарегистрированных номеров не существует. В полном молчании, вся окаменев, слушала она его, зная, что Эдди Дж. может позвонить только затем, чтобы сообщить о смерти Касса Чаплина. Как и Касс Чаплин мог бы позвонить ей только затем, чтобы сообщить о смерти Эдци Дж.

Так, значит, Касс ушел первым! Из нас, Близнецов.

Втайне она всегда считала именно Касса отцом своего первого ребенка.

Потому, что любила его гораздо больше, чем Эдди Дж.

Потому, что вошла в его жизнь до того, как стала Мэрилин. Когда была «Мисс Золотые Мечты», и перед ней раскинулся весь мир.

Может, это все же моя вина? Мы все хотели, чтобы ребенок умер.

Эдди Дж. сообщил, что Касс умер сегодня, рано утром. Согласно медицинскому заключению – где-то между 3 и 5 часами. В доме на Топанга-драйв, где последнее время жил и где Эдди Дж. изредка навещал его.

Умер он потому, что был алкашом,а не наркошей, —именно так выразился Эдди Дж.

Норма Джин судорожно сглотнула слюну. Ей не хотелось этого знать.

Эдди Дж. меж тем продолжал свой рассказ, голос его дрожал, он, как опытный актер, нагнетал «эмоцию». Сначала говорил тихо, но то было притворное спокойствие. Затем в голосе все чаще стала прорываться ярость, он скрипел зубами, чуть ли не рычал:

– Лежал на спине, в постели, и был уже весь холодный. А до этого пил, в основном водку, и заедал ее какой-то дрянью, тухлыми яйцами, словом, китайской жратвой. И начал от всего этого пукать, и слишком ослаб, чтобы повернуться на бок, и рядом с ним никого не было, вот он и задохнулся в собственном пуканье. Типичная смерть алкаша. Я заскочил к нему где-то в полдень и нашел уже мертвым.

Норма Джин слушала. Ей не хотелось верить в то, что она слышит.

Сидела, сгорбившись, прижав кулачок к губам.

А Эдди Дж. с ребяческой жестокостью и настырностью меж тем продолжал (словно поставил своей целью не успокоить Норму Джин, а, напротив, огорчить ее, сделать ей как можно больнее):

– Касс оставил тебе кое-что на память, Норма. Вообще-то большую часть вещей он оставил мне. Я ведь был лучшим его другом, ни разу не подводил, вот он и решил оставить мне почти все… кроме этой вещички. Как-то раз говорит мне: «А вот это для Нормы. Сердце мое всегда принадлежало Норме». Прямо так и сказал, этими самыми словами.

В ответ на что Норма Джин еле слышно шепнула:

– Нет.

– Что нет?

– Я не х-хочу. Мне этого не н-надо, Эдди.

– Да откуда тебе знать, надо или нет? Ведь ты еще не знаешь, что это за штука.

Она не ответила.

– Ладно, детка. Тогда просто перешлю тебе. Специальной доставкой. Жди.

И явилась Смерть, примчалась к ней, как на крыльях,и вот наконец в бледнеющем свете дня (ей так казалось, что дня, на улицу она не выходила, штор на окнах не поднимала), а выдался он на удивление удушливым и жарким, Смерть позвонила в дверь. И весь ужас и страх ожидания закончились.

Смерть скалилась, обнажая в улыбке крупные белые зубы, утирала потный лоб краем рукава. Тощий долговязый парень испанского типа в футболке с надписью «Cal Tech».

– Мэм? Вам пакет.

Велосипед у него был совершенно безобразный, старый, весь какой-то ободранный, и, представив, как он пробирался на нем сквозь потоки машин, она улыбнулась. Этот незнакомец привез ей Смерть и сам не понимал, что привез. Он работал на Студии, в отделе доставки, и широко улыбался в надежде на щедрые чаевые, ведь этот адрес в Брентвуде говорил о многом, и ей не хотелось его разочаровывать. И вот она взяла из его рук почти невесомый пакетик в красно-белой полосатой обертке, обвязанный шелковой лентой с бантом.

«ММ» ПРОЖИВАЮЩЕЙ 12305, ПЯТАЯ ХЕЛЕНА-ДРАЙВ БРЕНТВУД КАЛИФОРНИЯ США ПЛАНЕТА «ЗЕМЛЯ»

Она услышала собственный смех. И расписалась: «ММ».

Паренек не стал спрашивать, что это за имя такое, что за странное имя, мэм? Но, по всей видимости, «ММ» все же не узнал.

Да и трудно было узнать эту женщину, которая стояла перед ним босая, в выстиранной, но не глаженой одежде, с обгрызенными ногтями, встрепанными, потемневшими у корней волосами, прикрытыми тюрбаном из полотенца. И еще – в огромных очках с очень темными стеклами, через которые весь мир выглядел бесцветным, как негатив. Она спросила:

– Вы можете п-подождать? Всего м-минутку?

И пошла искать сумочку, но бумажника в сумочке не оказалось, о, но ведь она точно помнит, что клала его туда! Или нет… погодите, куда же она положила этот бумажник? Может, его просто украли, как совсем недавно украли другой, у нее, растерянной, потерявшей ориентацию, вообще тащили все подряд. Она искала бумажник и повсюду таскала с собой этот пакетик в полосатой обертке, словно в нем не было ничего такого особенного, обычная посылка, словно уже совершенно точно знала, что там находится.

Она покусывала нижнюю губку и уже вся вспотела в поисках этого проклятого бумажника, растерялась среди беспорядочно сваленных в полутемной гостиной вещей. Абажур так и не успели повесить, он валялся в целлофановой обертке на диване, рядом лежали плетеные мексиканские коврики, купленные еще в начале лета и до сих пор тоже не повешенные, керамические вазы землистого оттенка; о, ну куда же подевался этот бумажник? Кстати, там же находились ее водительские права, кредитные карточки, а наличных денег, что ли, вовсе не осталось?..

Вот она уже в спальне, где царит острый запах лекарств, смешанный с ароматом духов, рассыпанной пудры, вонью гниющего огрызка яблока, который, должно быть, закатился под кровать накануне ночью. Наконец на кухне она нашла, что искала, дорогой бумажник из телячьей кожи, подарок какого – то давным-давно забытого друга. Пошарила в нем, нашла купюру и поспешила назад, к входной двери, но…

– О, какая жалость!..

Парнишка-посыльный уже укатил на своем неуклюжем велосипеде.

Она растерянно сжимала в ладони двадцатидолларовую купюру.

Это был маленький полосатый тигренок.

Детская плюшевая игрушка. Та самая, которую Эдди Дж. украл тогда для их ребенка.

– О Бог ты мой!..

Как же давно это было! Она дрожащими пальцами сорвала бумажную обертку и сперва подумала – о, это была совершенно безумная мысль! – что это тот самый тигренок, которого украли у нее в сиротском приюте. Флис говорила, что украла его просто из ревности, но может (вполне вероятно!), Флис лгала. Затем она подумала, что, возможно, это тот самый тигренок, которого она сама сшила из лоскутков для малышки Ирины, а ее мать, Гарриет, даже тогда не поблагодарила. И в то же время она точно знала: именно этого тигренка выхватил тогда Эдди Дж. из разбитой витрины. Ей с такой живостью вспомнился магазин под вывеской «ИГРУШКИ ГЕНРИ. ИГРУШКИ РУЧНОЙ РАБОТЫ – МОЯ СПЕЦИАЛЬНОСТЬ». Эдди Дж. так испугал ее тогда, с грохотом разбил витрину и выкрал маленького полосатого тигренка, поскольку Норма Джин вдруг возжелала его. Захотела подарить своему ребенку.

Она смотрела на детскую игрушку, и сердце колотилось так сильно, что от него, казалось, содрогается все тело. Зачем понадобилось Кассу оставлять ей эту вещицу? И потом прошло уже десять лет, а тигренок до сих пор как новенький. Не мятый, не испачканный, словно его и не касались руки ребенка. Должно быть, Касс сунул тогда игрушку в ящик комода, в память о Норме и ребенке. И всегда помнил их.

– Но ведь и ты тоже хотела, чтобы ребенок умер. Сама знаешь, что хотела.

Она взглянула на открытку, которая прилагалась к игрушке. Где Касс напечатал на машинке, словно предвидя, что скоро умрет:

ММ ПРИ ЕЕ ЖИЗНИ. ТВОЙ СКОРБЯЩИЙ ОТЕЦ

«И все мы ушли в мир света»

Пианино-призрак.Когда возникала необходимость, она могла действовать быстро. Особенно если время поджимало. Два-три телефонных звонка, и маленькое белое пианино «Стейнвей» было доставлено в лейквудскую психиатрическую клинику, где заняло свое место в приемной для посетителей, названной именем ГЛЭДИС МОРТЕНСЕН. Глэдис, похоже, очень смутилась, узнав, какая ей тем самым оказана честь. Она вступила в новую фазу жизни – ей исполнилось шестьдесят два, она уже не пыталась удрать из клиники, не вступала в ссоры с другими пациентами и медперсоналом, вот уже несколько лет не совершала сколько – нибудь серьезных попыток свести счеты с жизнью. И состояние ее расценивалось как умеренно стабильное.

Она научилась радоваться разным пустякам; постоянно, словно маленький ребенок, пребывала в ожидании счастья. Долго отказывалась сесть за пианино, но потом все же поддалась уговорам, села, робко дотронулась до клавиш и взяла несколько аккордов, осторожно и неуверенно, как делала некогда ее дочь.

Директору восхищенному персоналу Норма Джин сообщила: Это очень дорогой инструмент. В прекрасном состоянии, я даже вызывала настройщика, не правда ли, какой чистый и изумительный звук?И все они бросились уверять ее – да, звук прекрасный, и сам инструмент просто изумительный, такой красивый, и большое вам спасибо. Короче, получилась не слишком тщательно отрепетированная сцена, но прошла она гладко. Просто на удивление хорошо. Директор выразил ей благодарность, весь персонал расточал улыбки, несколько пациенток, подруг Глэдис, временно пребывавших в просветленном сознании, тоже улыбались с восторгом смотрели на белокурую посетительницу, которую им разрешалось называть так запросто, «мисс Монро». И она считала просто глупым и бессмысленным требовать, чтобы ее называли настоящим именем.

В приемной для посетителей среди громоздкой и темной мебели стояло изящное маленькое пианино, призрачно поблескивая белыми боками. Памятный инструмент. Она говорила: Музыка очень важна для чувствительных душ, душ одиноких. О, музыка всегда так много для меня значила!Короче, говорила самые банальные и утешительные вещи, и директор тепло и долго жал ей руку, явно не желая расставаться со столь знаменитой посетительницей.

Но нет, задержаться она никак не может, у нее на сегодня назначена еще одна встреча, сказала она, попрощалась с мамой, поцеловала ее, хотя Глэдис и не думала отвечать на поцелуй или объятия – только улыбалась, разрешая дочери целовать обнимать себя. Что ж поделаешь, если мама предпочитает вести себя вот так. Я все понимаю…Возможно, виной всему лекарства. Однако эти мощные транквилизаторы все же куда гуманнее, нежели лоботомия или шокотерапия, не говоря уже о том, что гораздо предпочтительнее непредсказуемых взрывов бешенства. Норма Джин обещала скоро позвонить, обещала, что следующий ее визит будет гораздо дольше, и, надев темные очки, чтобы никто не видел ее глаз, поспешно вышла из приемной.

Но одна молоденькая медсестра осмелилась проводить ее к парковочной стоянке. То была нервно улыбающаяся блондинка, немного напоминавшая Джун Хейвер в молодости. Она долго не решалась заговорить с Мэрилин Монро, затем все же робко выдавила, что целых пять лет брала уроки игры на фортепьяно и что хотела бы теперь учить играть больных. Белое пианино, Бог ты мой! Да я такие только в кино видела! На что Норма Джин ответила: это фамильный инструмент. Некогда принадлежал самому Фредерику Марчу.И молоденькая медсестра недоуменно наморщила лобик и переспросила: Кому? Камин.Стало быть, он ненавидел ее, но она тут же приняла его ненависть, как некогда принимала любовь, купалась в этой любви и потом предала его, и в том была своя справедливость. Да все это просто смешно, это шутка, узнав о ней, все клеветники наверняка бы над ней смеялись . Касс Чаплин писая Монро таинственные письма как бы от имени отца, эта дура ему поверила, а продолжалось ecejmo долгие годы.Эти столь драгоценные для нее письма, которые она держала в маленьком сейфе, чтобы защитить от пожара, наводнения, землетрясения и прочих превратностей времени, не позволяя себе взглянуть на них лишний разок. Эти письма были напечатаны на машинке и подписаны: Твой скорбящий отец.вот теперь она жгла их в камине, в своем доме под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв. В первый последний раз разожгла Монро в своем доме камин.

Игровая площадка.Вообще-то в Западном Голливуде, в Брентвуде, неподалеку от ее дома, была не одна, а сразу несколько игровых площадок для детей. Ну, и в городе, конечно, тоже были, но она устала от того, что на нее все время обращают внимание, ей не хотелось, чтобы на нее глазели и узнавали, как на Манхэттене, где много лет назад она пошла в Вашингтон-Сквер-парк, смотрела, как резвятся детишки, и смеялась, и спрашивала, как их зовут. А было это всего за несколько месяцев до Галапагос-Коув, где она упала в подвал.

Но теперь – совсем другое дело, теперь земля, должно быть, перевернулась на своей оси, теперь она стала мудрой осторожной заходила на игровые площадки не чаще, чем раз в две недели или десять дней. Она узнавала играющих там ребятишек, но старалась не приглядываться к ним слишком пристально. Приносила с собой книгу или журнал, иногда – свой дневник. Садилась возле качелей, или горки, или сооружения из лесенок и читала.

Нет, она понимала, что кто-то непременно за ней наблюдает (не матери и няньки), причем с близкого расстояния, проверяет остроту своего зрения, а возможно, даже тайно фотографирует или снимает на пленку всю эту сцену. Снайпер в своем неприметном фургончике или же частный сыщик (нанятый Бывшим Спортсменом, который до сих пор еще влюблен в нее и бешено ревнует?). И нет у нее другой защиты, кроме как спрятаться в доме и торчать там вечно, но делать этого не хотелось. Потому, что ее так и влекли эти площадки играющие там дети. Ей нравились их возбужденные возгласы смех, нравились имена – матери то и дело окликали их. Ведь, любя человека, мы часто произносим его имя вслух, порой – без всякой на то надобности, просто чтобы еще раз услышать его звук.

Случалось, кто-то вдруг заговаривал с ней или ребенок пробегал совсем близко, вдогонку за мячом, тогда она поднимала глаза от книги и улыбалась, однако при этом избегала смотреть взрослым в глаза из боязни быть узнанной. Вон, смотри – ка! Та женщина, очень похожа на Мэрилин Монро. Готова поклясться, это она, вот только похудела и постарела сидит в парке одна-одинешенька!

Однако если мимо, совсем близко, пробегал ребенок и обстановка позволяла (мать/няня находились на безопасном расстоянии), она могла сказать ему: Эй, приветик! Как тебя зовут?Случалось, что ребенок останавливался и отвечал ей, потому что дети в большинстве своем существа общительные дружелюбные. Правда, попадаются и другие – робкие, испуганные, как маленькие мышки. Нет, никому из этих детей не станет она давать полосатого плюшевого тигренка. Не станет разговаривать ни с одной из мам или нянь, никому не скажет: Прошу прощения, но эта вещица некогда принадлежала одной маленькой девочке. Девочка выросла, тигренок стал ей не нужен. Может, возьмете? Он чистый, ни пятнышка, игрушка ручной работы.Даже в страшном сне не заставит она себя сказать: Извините за беспокойство, но эта вещица некогда принадлежала одной маленькой девочке. А потом девочка умерла. Не хотите ли взять? Вот, пожалуйста!

О, нет, никогда, просто гордыня не позволяла, и еще она боялась, что подарок будет отвергнут. Она просто не вынесет, если его отвергнут. И придумала план: надо найти в Лос-Анджелесе такую игровую площадку, где собираются негритянские, мексиканские латиноамериканские дети, она просто оставит плюшевого тигренка на столике, возле песочницы, где играют самые маленькие. Так она и сделала быстро, не оборачиваясь, ушла поехала домой, в Брентвуд, испытывая величайшее облегчение. Ей даже стало легче дышать, она втягивала воздух глубоко, всей грудью, улыбалась при мысли о маленькой девочке, которая вдруг найдет игрушку… Ой, мам, гляди-ка! Амама ответит ей: Но ведь это наверняка чья-то игрушка,кто -то ее потерял.Но девочка скажет: Это я ее нашла, мамочка, значит, она моя.Мама станет спрашивать всех: Это ваша? Не вы потеряли этого тигренка?А дальше сцена будет развиваться своим ходом, как чаще всего происходит с каждой из сцен, уже в наше отсутствие.

Путешественник во Времени.То было время величайшей самодисциплины. Она не могла позволить себе бездумно растрачивать это столь драгоценное время. Записывала в дневник то стихи, то сказку. Дневник, сохранившийся еще со школьных времен, был весь исписан – небольшая книжечка в красной обложке, которую некогда подарила Норме Джин искренне любящая ее женщина. Все его странички были исписаны мелким почерком Нормы Джин, теперь приходилось вставлять чистые. На один из таких чистых листков она аккуратно переписала отрывок со старой странички, где чернила поблекли и стали почти невидимыми. Итак, я путешествовал, время от времени делая остановки, одним скачком преодолевал тысячи больше лет. Влекла меня великая загадочная судьба планеты Земля. Завороженно наблюдал за тем, как солнце становится все больше огромным тусклым диском нависает к западу, над горизонтом, жизнь старушки Земли угасает. И вот наконец, спустя почти тридцать миллионов лет, огромный красный пылающий диск солнца стал занимать почти десятую часть потемневших небес… меня так и пронзил чудовищный холод.Однако она была все еще жива.

Хлороформ.Это был сон, а потому никакого отношения к реальности событие не имело. Она это твердо знала. Никаких других доказательств не было. И галлюцинацией не было тоже. Хлоралгидрат – очень хорошее успокоительное средство. Не в том состоянии она находилась. Убрала телефон, как избавляются от искушения. Сунула в ящик письменного стола и заперла на ключ. И если он там и звонил, звук доносился совсем слабенький и напоминал придушенный писк младенца. Но ей незачем отвечать на эти звонки, потому что нет на свете человека, с которым бы ей хотелось поговорить, за исключением разве что… Но нет, он никогда не позвонит ей. А сама она была слишком горда, чтобы снять телефонную трубку и набрать этот номер, она поклялась, что никогда и ни за что на свете не будет ему звонить.

Если к середине июля станет окончательно ясно, что менструации у нее прекратились, тогда должна быть какая-то другая причина, и она просто обязана знать эту причину. Она разглядывала свои груди – что-то не слишком похожи на груди недавно забеременевшей женщины. Вид грудей ассоциировался у нее с запахом Атлантического океана, живо и зримо, как в кино, возникали виды Галапагос-Коув. Но все это было очень давно, а сама она пребывала тогда в возвышенном и возбужденном состоянии. Она посоветовалась с одним из врачей, тот сказал, что неплохо бы провести обследование тазового пояса, мисс Монро, ну и, разумеется, сделать тест на беременность, голос его звучал мрачно, она поспешила ответить: О, нет, только не сегодня. У меня совершенно нет времени, больше к нему не пошла. (Она так боялась всех этих врачей с их анализами!) Придет день, и они предадут меня. Свою пациентку. Растрезвонят на весь белый свет о секретах Монро, а если чего не знают, так придумают сами.

Она знала, что означает менопауза. Неужели у нее начался климакс? Так рано? Хотя… нет, наверное, она просто спутала свой возраст (тридцать шесть) с возрастом матери (шестьдесят два). На первый взгляд кажется, что ей ровно вдвое меньше, но на самом деле это вовсе не так. Причем обе были рождены под знаком Близнецов. Вот оно, фатальное совпадение!

А в ту ночь к ней кто-то заходил, причем ей показалось, что не один человек, а сразу несколько. Но осознать удалось присутствие лишь одного, он зашел в дом через заднюю дверь. Сама она в это время лежала в кровати голая, прикрывшись одной лишь простыней, и была не состоянии двигаться, казалось, все мышцы онемели, животный страх парализовал ее. А потом в лицо ей ткнули какой-то мокрой тряпкой, то была марля, пропитанная хлороформом. Марлю прижали к носу и рту, и она была не в силах сопротивляться, никак не могла вырваться, чтобы спастись; не могла кричать, почти задыхалась, чувствовала лишь одно – вот ее выносят из дома к поджидавшему автомобилю, а потом везут куда-то; затем она поняла, что привезли ее в клинику, в операционную, где хирург удалил президентского ребенка (под предлогом, что плод якобы изуродован и ему все равно не выжить).

А когда часов через пятнадцать она наконец проснулась в полном изнеможении, то увидела, что истекает кровью. Густая темная со сгустками кровь хлестала из ее матки, все простыни и матрас пропитались этой кровью, вся постель, где она спала голая, была залита кровью, и нижнюю часть живота сводили судороги, и первой ее мыслью было: О Боже, что за чудовищный сон!А второй: Это должен быть сон, ведь в любом случае мне никто не поверит.

Белый купальник, 1941.«Несчастная смешная глупышка, совсем еще ребенок. Ну, конечно, мы все ее знали. На ней был новый купальный костюм, такой шикарный белый цельный купальник со скрещенными спереди лямками, а вся спина открытая. Фигура у этой малышки была просто сногсшибательная, по голой спине сбегали вьющиеся волосы. Но этот купальник был сшит из какого-то дешевого материала, когда она вошла в воду (было это на пляже в Уилл-Роджерс), он вдруг стал почти совсем прозрачным, даже волосы на лобке соски были видны. А она, похоже, не замечала этого, бежала, с визгом бросалась в волну. Баки весь покраснел, прямо как свекла, забегал, заметался, потом подскочил к жене. Должно быть, что-то сказал ей, велел утихомириться, а потом обернул ее талию полотенцем заставил надеть свою рубашку. Она выглядела в ней так смешно, рубашка была сильно велика и развевалась, как парус. Ну и она страшно застеснялась больше за весь день не вымолвила ни слова. Нет, конечно, мы и не думали смеяться над ней прямо в лицо, но когда Баки его девчонки поблизости не было, хохотали вовсю, стоило только вспомнить. Это превратилось в шутку, ржали мы, как лошади».

Поэма. Река Ночия ее глаз, открытый.

У Шваба.Она не принимала нембутал вот уже несколько месяцев. Лишь умеренные дозы хлоралгидрата, выписанные двумя врачами, и этого лекарства скопилось у нее дома предостаточно – капсул пятьдесят, не меньше. Мало того, она получила рецепт на нембутал у нового врача тем же вечером пошла с ним в аптеку Шваба, ждала, пока они выполнят заказ, соберут все выписанные ей семьдесят пять таблеток. Врачу она сказала, что уезжает из страны на несколько недель, хочет немного попутешествовать.

Она ждала, беспокойно расхаживая по ярко освещенной аптеке, избегая подходить лишь к столикам и прилавку, на которых были разложены журналы в ярких обложках – все эти «Скрин уорлд», «Голливуд тэтлер», «Муви ромэнс», «Фотоплей», «Кью», «Сэр!», «Пик», «Парэйд» и так далее, на страницах которых МЭРИЛИН МОНРО продолжала жить своей комичной выдуманной жизнью, молоденькая кассирша потом вспоминала:

Ну конечно, все мы сразу узнали мисс Монро. Она зашла к нам поздно вечером. И лично мне сказала, что аптека Шваба – ее самое любимое место на свете. Моя карьера началась у Шваба, а ну – ка, догадайтесь как? И я спросила, как, а она ответила: Этот актер, Ричард Уидмарк, заметил мою попку. И засмеялась. Она совсем не была похожа на других больших звезд, к тому же сами они к нам не заходят, посылают слуг. А она приходила сама и всегда – одна. И без всякого грима, даже узнать ее было трудно. Вообще она была самой одинокой из всех, кого я знала. А когда зашла в тот вечер, было уже около половины одиннадцатого. Платила наличными, вслух пересчитывая бумажки и мелочь в кошельке. Потом запуталась и начат пересчитывать снова. Она всегда улыбалась мне и всегда находила, что сказать, – что-нибудь приятное и веселое, как будто мы с ней девушки-подружки. И тот вечер исключением не был.

Массажист.В полночь зашел Нико, о существовании которого она почти уже забыла. Она встретила его у двери извинилась за то, что не позвонила предупредить. Нет, сегодня вечером он ей не нужен. Но она настояла, чтобы он взял деньги, оплату за сеанс, сунула целую пригоршню ку– i/n пюр, пусть потом пересчитает. К своему изумлению, он обнаружил, что она дала ему почти сто долларов – гораздо больше обычной платы; когда спросил, надо ли ему приходить завтра вечером, она ответила: нет, скорее всего нет, она хочет сделать небольшой перерыв. Нико спросил почему, в ответ она со смехом заметила: О, Нико, ты уже сделал мое тело самим совершенством!

Эликсир.Из разных таинственных порошков и жидкостей она приготовила эликсир. Он показался ей вкусным, как шампанское «Дом Периньон», и столь же опьяняющим.

 
Сказка.
ГОРЯЩАЯ ПРИНЦЕССА
Темный Принц взял Нищенку-служанку за руку
и скомандовал ей: Идем!
 
 
Бедняжке оставалось лишь слушаться, ее
ослепили красота красного солнца,
яркий отблеск его на глади вод.
 
 
Доверься мне! – сказал Темный Принц.
она ему доверилась.
 
 
Люби меня, приказал Темный Принц,
она его обожала.
 
 
Ступай за мной, повелел Темный Принц.
я пошла за ним.
 
 
Пошла охотно и, несмотря на боязнь высоты,
поднялась по знаменитой лестнице в 1001 ступеньку,
и каждая ступень была объята пламенем.
 
 
Стой тут, рядом со мной! – сказал Темный Принц
я стояла рядом,
хоть мне теперь было страшно
и больше всего хотелось домой.
 
 
На ветру, на высокой платформе,
высоко над орущей толпой
Темный Принц взял волшебную палочку,
дирижерский жезл.
 
 
Я спросила его: Но кто ты?
Он ответил: Я твой любимый.
Искупалась в ванне с духами
отмыла все тело от грязи,
все изгибы его и извивы были чисты.
Волосы в полном порядке – их отбелили,
Лишили всякого цвета, стали они тонки, как шелк.
Все волоски на теле были выщипаны,
а само тело смазано душистыми маслами,
что придавало сил вынести самую страшную боль.
Это волшебное масло,
уверил меня Дирижер.
Глубоко внедряется в поры на теле,
создает тонкую пленку, неуязвимую, как броня.
хоть кожа моя тонка и прозрачна, как скорлупка,
пусть горит и горит, больно не будет.
А потом он сказал: Вот тебе Эликсир, пей!
дрожащей рукой подняла я бокал высоко над орущей толпой,
а потом испугалась. Но Принц скомандовал: Пей!
Я дрожала от страха.
Что-то пыталась сказать, но слова уносил ветер.
Здесь, на самом краю возвышенья, сказал он. Пей Эликсир, я велю!
Хочу обратно, на землю! Но и эти слова мои ветер унес.
Пей, и станешь Прекрасной Принцессой! Пей, и будешь отныне бессмертна!
Я отпила глоток.
Страшно горький напиток, я стала давиться. Пей до дна, приказал Дирижер. До самой последней капли.
я допила снадобье, до самой последней капельки.
А теперь прыгай вниз, приказал Дирижер. Ныряй и не бойся, ведь теперь ты бессмертна.
Взмахнул своей палочкой – и толпа замерла. Внизу был бассейн с водой – в него я должна была прыгнуть. Внизу оркестр играл цирковую музыку. Толпа зашумела, ей надоело ждать.
Дирижер зажег факел. Велел толпе замереть.
Ты не почувствуешь боли, сказал мне Дирижер.
Я смотрела на язычки пламени – никак не могла отвернуться.
Вот он поднес факел к моей голове волосы тут же вспыхнули, все тело мое загорелось. Я подняла руки – вся голова пылает, Искры летят от волос.
Толпа внизу так и взвыла – Огромный и жадный зверь. Господи, как же мне больно! Какая жуткая боль!
Всюду горит и жжет – глаза, голову, груди. Выход только один – расстаться с горящим телом.
Ныряй! – приказал Дирижер. Делай, что я велю!
Я нырнула с платформы вниз, в воду.
Пронеслась, как комета, к земле, как горящая драгоценность. Я была горящей Принцессой отныне бессмертна. Нырнула во тьму, в ночь.
Последнее, что я слышала, – дикие крики толпы.
Я бегу по пляжу босая, ветер волосы треплет. Венис-Бич. Раннее утро, я одна, никого больше рядом, горящей Принцессы нет, она умерла.
я жива.
 

Снайпер.В темной одежде и с маской на лице зашел Снайпер в дом в мексиканском стиле под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв, что находился на отшибе, в самом конце улочки. Информатор, Р.Ф., заранее снабдил его ключами. Снайпер всегда подчинялся приказам, в данный момент они заключались в том, чтобы раздобыть физические улики, доказательства. Анализа этих материалов от него не требовалось. И его действия не подлежали ни анализу, ни разборке. То был человек, лишенный каких-либо страстей и жалости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю