Текст книги "Блондинка. Том II"
Автор книги: Джойс Кэрол Оутс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)
Так прямо руки и чесались отстегать ее как следует. Да что это она о себе возомнила? Как смеет смотреть свысока на его семью?..
Он никогда ей этого не рассказывал. Но еще до знакомства с ней он был близок к тому, чтоб отменить уже назначенное свидание. Это когда позвонил его друг и сказал, что Монро путается с Бобом Митчемом, известным на всю Америку любителем минета да к тому же еще и комми в придачу. Поговаривали также, что она залетела, и что этот самый Митчем страшно разозлился и отметелил ее так, что случился выкидыш.
(Была ли тут хотя бы крупица правды? Уж он-то знал, как распространяются слухи, знал, как умеют лгать люди. Однажды по рекомендации Фрэнка Синатры он даже нанял частного детектива, шпионить за Эвой Гарднер, в которую был влюблен просто до безумия. Но в результате лишь потерял на этом шесть сотен долларов, заплатил сыщику, а доказательства тот представил «неубедительные».)
Одно он знал точно. Задолго до их знакомства она позировала для снимков голой. В Голливуде, правда, поговаривали еще и о том, будто бы в подростковом возрасте Монро снялась в нескольких порнофильмах, но ни один из них так и не всплыл. Уже после свадьбы Бывшему Спортсмену позвонил некий мужчина, представился торговым агентом одного фотографа и заявил, что у него имеются несколько негативов, которые, он уверен, «заинтересуют мужа мисс Монро». Бывший Спортсмен спросил его прямо и без обиняков:
– Это шантаж? Вымогательство?
Тип возразил. Дескать, что вы, что вы, просто деловое предложение.
– Ты платишь, приятель. А я доставляю тебе товар.
Бывший Спортсмен спросил, сколько. Делец назвал сумму.
– Да таких бабок ничто на свете не стоит.
– Если любите эту дамочку, тогда точно стоит.
Бывший Спортсмен произнес тихо:
– Знаешь, я ведь тебя раздавить могу. Просто как червяка, членосос вонючий!
– Эй, зачем же вы так? Не надо. Давайте без оскорблений.
Бывший Спортсмен не ответил.
Делец заговорил азартно, захлебываясь:
– Вообще-то я целиком на вашей стороне. Старый ваш поклонник, и все такое. Да и ее тоже. Уверяю вас, ваша жена просто первоклассная леди. Пожалуй, единственная из них, у кого есть чувство собственного достоинства. Я имею в виду женщин вообще. – Он сделал паузу. Бывший Спортсмен слышал в трубке его дыхание. – Просто мне кажется, эти негативы следует убрать с рынка. Иначе им могут найти неверное применение.
Была назначена встреча. Бывший Спортсмен отправился на нее один. Довольно долго изучал негативы. Какая же она была тогда молоденькая! Совсем еще девочка. Снимки предназначались для «художественных календарей» типа того, где было опубликовано фото «Мисс Золотые Мечты 1949», которое он уже видел в «Плейбое». Только эти были сняты анфас и получились более откровенными. Темно-русый кустик волос на лобке, нежно-розовые ступни босых ног. Ее ноги! Ему захотелось поцеловать эти ее ноги. То была женщина, которую он любил до того, как она стала сегодняшней женщиной. Еще не успела стать Мэрилин. И волосы не платиновые, а золотисто-медового оттенка, вьющиеся и спадают до плеч. А какое милое доверчивое личико – прямо как у девочки. Даже груди выглядят совсем по – другому. Ее нос, ее глаза. Наклон головы. Она еще не научилась быть Мэрилин. И он понял, что по-настоящему любил именно эту девушку. По той, другой, Мэрилин он сходил с ума, но довериться мог только этой.
И Бывший Спортсмен купил снимки и негативы, и заплатил «дельцу от фотографии» наличными, и при этом его переполняло такое отвращение к сделке, что он просто не мог заставить себя поднять глаза на этого человека. И дело тут вовсе не в том, что Бывший Спортсмен являлся мужем этой девушки, он был натурой чистой и цельной. Его мужественность, гордость, даже его молчаливость – все это было непритворным, и именно таковым знал его весь мир.
– Спасибо, приятель. Ты поступил правильно.
Тут подобно хорошо натренированному боксеру Бывший Спортсмен резко вскинул голову, и глаза его встретились с глазами мучителя. Кавказец неопределенного возраста, физиономия моллюска, волосы жирные, кудрявые бачки, улыбка, обнажающая металлические коронки на зубах. И, не говоря ни слова, Бывший Спортсмен размахнулся и врезал кулаком прямо по этим зубам. Причем удар получился мощный, с размахом от самого плеча, чертовски хороший удар для парня под сорок, который к тому же находился не в самой лучшей спортивной форме да и вообще по природе своей был человеком добродушным и уж совсем не драчуном. Делец пошатнулся и рухнул на пол. Получилось быстро и чисто, как получались у него в бейсболе пробежки к базе. Даже треск сломанной челюсти показался ему самым сладким и прекрасным звуком на свете. Тяжело и шумно дыша, по-прежнему не произнося ни слова, поглаживая разбитые костяшки пальцев, Бывший Спортсмен зашагал к выходу.
Он уничтожит эти позорные доказательства. Снимки, негативы, все. Сожжет их к чертовой матери!
– «Мисс Золотые Мечты 1949». Если б я встретил тебя тогда!..
Этот эпизод из своей бурной жизни Бывший Спортсмен часто проигрывал в памяти, как кино. То был фильм только для личного пользования, никто больше о нем не знал. Даже Блондинке Актрисе он не сказал ни слова. Лишь молча наблюдал за ней во время визитов в Сан-Франциско. Смотрел на эту вымученную бледную улыбку, это скучное выражение синих глаз и постепенно начал приходить к пониманию, что его благородство и щедрость, его способность прощать, доброе отношение семьи, все усилия матери – все это остается не оцененным его женой. Может, она и перестала принимать таблетки, но как была, так и осталась зацикленной на себе эгоисткой. А к концу воскресного обеда вдруг поднялась из-за стола и исчезла. Какого черта? Бывший Спортсмен ловил на себе взгляды родственников, затем не выдержал и пошел ее искать. Зная, как они будут перешептываться по-итальянски в его отсутствие: Это их личное дело. Больше ничье. Как думаете, может, она беременна?..
Он нашел ее в спальне. Она делала танцевальные упражнения. Поднимала то одну ногу, то другую, тянула носок. На ней было шелковое оранжевое платье, которое он купил ей в Нью-Йорке, – не слишком подходящий костюм для таких упражнений, – и еще она скинула туфли, а чулок не сняла, и теперь все они были сплошь в зацепках и дорожках. На неубранной постели, на креслах и даже на полу свалены горы одежды, ее тряпок и его, тут же разбросаны полотенца и книги. Черт побери, да он по горло сыт этими книгами, один из ее чемоданов был доверху набит этими ее книгами, и ему пришлось его тащить, и, надо сказать, радости было мало. В Голливуде в открытую шутили, что Мэрилин Монро вообразила себя интеллектуалкой, а сама при этом даже колледжа не окончила, мало того, ни одного слова не могла произнести правильно.
– Куда это ты смылась? Что за спешка? И вообще, что все это означает?
В ответ она широко улыбнулась – ослепительной и фальшивой актерской улыбкой. И рука так и поднялась сама и врезала ей в челюсть.
Нет, не кулаком. Ладонью, открытой ладонью.
– О!.. О, пожалуйста, прошу тебя!..
Она споткнулась, согнулась пополам и тяжело осела на край кровати. Лицо было мертвенно-белым, если не считать вымазанного алой помадой рта, и напоминало фарфоровую чашку – перед тем, как разлететься на мелкие осколки. По щеке скатилась одна-единственная слезинка. Он присел рядом на кровать и обнял ее.
– Нет, Папочка. Это я во всем виновата. О, Папочка, прости меня, прости! —И тут она разрыдалась, а он все не разжимал объятий, и чуть позже они занялись любовью, вернее, пытались заняться. Но ничего не получалось, потому что за окнами и за запертой дверью ей слышались приглушенные голоса, некое невнятное бормотание, накатывающее, как волны на песок. И в конце концов они сдались и просто лежали рядом, сжимая друг друга в объятиях. – Ты меня простил, да, Папочка? Я никогда так больше не буду, клянусь!
Официальное приглашение в Японию получил Бывший Спортсмен, он должен был открыть там бейсбольный сезон 1954 года. Но не его, а именно Блондинку Актрису хотели в первую очередь видеть целые толпы репортеров, фотографов и людей с телевидения. Именно на Блондинку Актрису рвались взглянуть хотя бы одним глазком целые толпы простых людей. Уже в токийском аэропорту полиции пришлось оттеснять сотни глазеющих на нее, но странно молчаливых японцев с полным отсутствием какого-либо выражения на лицах. Лишь несколько из них дружно, чуть ли не по-военному, выкрикивали Блондинке Актрисе:
– Мончан! Мончан! – Кое-кто из поклонников помоложе даже осмелился бросить цветы, они попадали на асфальт, как подстреленные птички. Блондинка Актриса, никогда прежде не бывавшая за границей и уж тем более – так далеко от дома, на другом конце земли, нервно вцепилась в руку Бывшему Спортсмену. Охранники поспешно повели их к лимузину. До Блондинки Актрисы все еще не доходило (хотя то было совершенно очевидно и оскорбительно для Бывшего Спортсмена), что все эти толпы пришли сюда приветствовать ее, а не его.
– А что такое мон-чан? —немного нервно осведомилась Блондинка Актриса. И один из охранников с легким смешком ответил:
– Это вы.
– Я? Но ведь ваша страна пригласила моего мужа, не меня. – Тут ей стало за него обидно, она возмутилась и еще крепче сжала его руку.
На всем пути следования лимузина по обеим сторонам дороги выстроились японцы. Жаждали увидеть, как промелькнет лицо мончан,сидевшей на заднем сиденье, за пуленепробиваемыми затемненными стеклами. Здесь ее приветствовали более оживленно, чем в аэропорту, сильнее махали руками, больше бросали цветов. И сами цветы были крупнее и ярче и с влажным стуком шлепались на крышу и ветровое стекло автомобиля. И снова дружным хором, словно роботы, они повторяли заклинание:
– Мон-чан, Мон-чан! Мон-чан!
Блондинка Актриса нервно усмехнулась. Неужели они пытались сказать «Мэрилин»? Неужели именно так звучит «Мэрилин» по-японски?
На улице у входа в элегантный отель «Империал» их поджидали новые толпы. Движение было перекрыто. Над крышами завис полицейский вертолет.
– О! – прошептала Блондинка Актриса. – Но что всем им нужно?..
Какая-то совершенно безумная сцена, прямо как в фильме Чарли Чаплина. В немом фильме, комедии. С той разницей, что толпа не молчала. Блондинка Актриса была удивлена: она всегда считала, что японцы совсем другие. Более сдержанные, уважающие традиции, исключительно вежливые, разве не так? Нет, конечно, в войне они показали себя совсем другими. Блондинка Актриса с ужасом вспоминала: О, Пёрл-Харбор! А чего стоили эти японские лагеря для военнопленных! А эти жестокие японские фильмы!.. Вспомнила она и о Старине Хирохито, о черепе, стоявшем на радиоприемнике. Эти пустые глазницы, так и впивающиеся взглядом в ее глаза, стоило только зазеваться.
– Мон-ЧАН! Мон-ЧАН! – громко скандировала толпа.
Совершенно потрясенных всем этим Блондинку Актрису и Бывшего Спортсмена провели в отель, полицейские с трудом сдерживали рвущиеся к ним толпы.
– Но что всем этим людям от менянадо? Я всегда думала, их цивилизация во многом выше нашей. Я так надеялась… —Блондинка Актриса говорила со всей искренностью, но ее никто не слушал. Лицо Бывшего Спортсмена помрачнело и налилось кровью. Перелет оказался столь долгим, что на щеках у него успела отрасти темная щетина.
При регистрации в отеле им пришлось пройти целую кучу формальностей, затем их препроводили в роскошный номер на восьмом этаже, заранее зарезервированный для Блондинки Актрисы и Бывшего Спортсмена. Блондинка Актриса пыталась заговорить с одним из служащих отеля о поэзии дзэн, построенной по принципу «покоя в центре коловращения». Но японец лишь улыбался и прилежно кивал, отвешивал частые поклоны головой, бормотал нечто нечленораздельное в знак согласия, и ей в конце концов пришлось сдаться. Она хотела выглянуть в окно, но не посмела. Бывший Спортсмен, игнорировавший толпы на улице, сейчас старательно игнорировал ее. Они что, заперты теперь в этом отеле навеки? Не осмелятся выйти на улицу? Ну, вот и началось мое наказание,подумала она. Я позволила им убить моего ребенка. И это аукнулось теперь. Здесь. Я пропала.
Она была единственной женщиной в этой комнате. Нервно рассмеялась, выбежала в ванную и заперла за собой дверь.
Чуть позже она вышла оттуда, дрожащая и бледная, если не считать пылающих алой помадой губ. От нее слабо попахивало рвотой. Бывший Спортсмен, он же Папочка, когда они оставались наедине, уже не был теперь Папочкой. Обнял ее за талию, тихо заговорил. Японцы, представляющие администрацию отеля, предупредили его через переводчика, что стоит его жене появиться на балконе хотя бы на несколько секунд и подтвердить тем самым свое присутствие здесь, толпа будет немедленно рассеяна, самым решительным и жестким образом.
Блондинка Актриса пожала плечами:
– Н-но это… н-невозможно.
Бывший Спортсмен, смущенный ее ответом, еще крепче обнял ее. Сказал, что он все время будет рядом. Что сам шеф полиции города Токио выйдет на балкон и объяснит толпе через мегафон, что мисс Мэрилин Монро сильно утомлена долгим перелетом и не может в данный момент выйти к встречающим. И еще скажет, что она очень благодарна им всем за приветствия. Скажет, что для нее «огромная честь» посетить эту страну. Ну а уж потом и она может показаться на секунду, скажет несколько слов, улыбнется, помашет рукой – достаточно тепло, но официально, и это будет все.
– О, Папочка, не заставляй меня! – поежилась Блондинка Актриса. – Не заставляй меня выходить туда.
Бывший Спортсмен уверил, что все время будет рядом. И что вся эта церемония не займет и минуты.
– Просто им надо «сохранить лицо». А потом все они разойдутся по домам, а мы сможем пообедать. Ты ведь понимаешь, что это означает, «сохранить лицо»?
Блондинка Актриса вывернулась из объятий мужа.
– Чье лицо?
Бывший Спортсмен расхохотался, словно она сказала нечто невероятно смешное. Затем терпеливо повторил, что предлагают японцы, но, когда увидел, что Блондинка Актриса смотрит на него с таким видом, будто ничего не понимает или не слышит, добавил уже более грубо:
– Послушай, я буду с тобой, рядом! Таков японский протокол. «Мэрилин Монро» привела их сюда, и только «Мэрилин Монро» может отпустить.
Похоже, Блондинка Актриса наконец услышала его.
И в конце концов согласилась выполнить просьбу. Бывший Спортсмен с раскрасневшимся от гнева и стыда лицом поблагодарил ее. Она удалилась в спальню, переодеться. И немало удивила Бывшего Спортсмена тем, что вышла оттуда довольно скоро в строгом темном шерстяном костюме и с алым шарфом на шее. Она подрумянила щеки, напудрила лицо и сделала что-то со своими волосами, отчего они стали казаться пышнее и еще более ослепительно серебристыми. Все это время толпа на улице продолжала выкрикивать заклинание:
– Мон-чан! Мон-чан!
Выли сирены. Над головами с рокотом кружили вертолеты. В коридоре, за дверьми в номер, тоже слышались какой-то странный шум, мужские голоса, выкрикивающие какие-то команды. Неужели японская армия оккупировала этот отель? Или японской императорской армии, разгромленной союзными войсками, больше не существовало?
Блондинка Актриса не стала ждать, когда ее препроводят на балкон. Просто шагнула туда быстро и отчаянно, как входят в холодную воду, по пятам за ней следовал муж. С высоты восьмого этажа было видно, как внизу на улице кучка фотографов и телерепортеров занимает наиболее выгодные позиции перед входом в «Империал», – они собирались увековечить эту сцену. Прожектора метались в ночи, похожие на сбившиеся с курса маленькие луны. Шеф токийской полиции обратился к толпе через мегафон. Народ тут же затих и уважительно слушал. Затем вперед вышла Блондинка Актриса, поддерживаемая под руку мужем. И робко взмахнула рукой. Огромная толпа внизу ответила тихим рокотом. И снова заголосила, запричитала, только на этот раз более музыкально и ласково:
– Мон-чан! Мон-чан!
И Блондинку Актрису вдруг пронзило ощущение счастья, и к этому ощущению примешивалось легкое чувство горечи, и она улыбнулась, и оперлась обеими руками о перила балкона, и стояла, и с улыбкой смотрела на толпу. Там, где не рассмотреть лиц, там Бог.Повсюду, куда ни глянь, была эта толпа, огромный многоголовый зверь – жаждущий, ожидающий.
– Я… «мон-чан».Я люблю вас. – Ветер подхватил эти ее слова и унес куда-то, но толпа продолжала слушать, в полном молчании. – Я – «мон-чан».Простите нас за Нагасаки! За Хиросиму! Я люблю вас. Говорила она не в мегафон, и ее хрипловатый шепоток оставался неуслышанным. К тому же над крышей отеля завис вертолет и все заглушал своим рокотом. Игривым жестом Блондинка Актриса поднесла обе руки к волосам, сорвала с головы роскошный платиновый парик (и все увидели, что настоящие ее волосы гладко зачесаны назад и подхвачены заколками). Тряхнула головой и швырнула парик в толпу. – « Мон-чан» любит тебя! И тебя! И тебя тоже!
Восторженные лица японцев внизу, потрясенные, сразу онемевшие, они наблюдают за облачком светлых волос. Несколько дразнящих секунд парик плывет, подхваченный ветром – а ветер в тот день был холодный, северный, – затем начинает падать, кружась и вертясь по спирали, и вот исчезает в водовороте жадных, вскинутых вверх рук.
В ту ночь, когда они наконец оказались одни, Блондинка Актриса отстранилась от Бывшего Спортсмена, когда тот попытался обнять ее. И с упреком заметила:
– Ты так и не объяснил мне, чье лицо.
В токийском ее дневнике появилась коротенькая запись:
Японцы имя дали мне.
Мончанменя назвали.
«Драгоценная девочка наша» сказали.
И прежняя душа покинула меня.
Он с самого начала не хотел, чтобы она ехала с ним. Не считал это «удачной идеей» в настоящий момент.
Она спросила, что он имеет в виду под «настоящим моментом». И чем он отличается от прочих моментов жизни.
Он не ответил. Мрачное лицо напоминало сжатый кулак с разбитыми костяшками пальцев.
Позже Блондинка Актриса умоляюще вопрошала:
– Но ведь все это вышло совершенно случайно, не так ли? Разве это моя вина?
В том же Токио, на приеме в американском посольстве, она познакомилась с полковником армии США. До чего обходителен и учтив! И сколько у него медалей! Полковника влекло к Блондинке Актрисе, как и любого другого мужчину на приеме. И чуть погодя он спросил, не желает ли она развлечь американских солдат, расквартированных в Корее.
В те времена почетной американской традицией было «поднимать моральный дух» молодых военнослужащих. А почетной обязанностью звезд Голливуда – совершать с этой целью специальные турне и выступать перед огромными аудиториями, сплошь состоящими из джи-ай. После чего в «Лайфе» появлялись снимки этих акций.
Разве могла Блондинка Актриса ответить на это нет?В памяти пронеслись воспоминания о подобных снимках, сделанных еще в сороковые: роскошная Рита Хейуорт, Бетти Грэбл, Марлен Дитрих, Боб Хоуп, Бинг Кросби и Дороти Ламур – все они развлекали американских солдат за океаном.
И Блондинка Актриса ответила робким и девичьим, бездыханным своим голоском: О, да, сэр! Конечно, благодарю вас! Это самое меньшее, что я могу сделать.
Только она не совсем понимала, почему это американские войска базируются именно в Корее? Разве не было там в прошлом году договоренности о прекращении огня? (Да и вообще что это означает, «договоренность о прекращении огня»?) Блондинка Актриса сказала полковнику, что не одобряет военной интервенции американцев-империалистов в чужие страны, однако понимает, как одиноко чувствуют себя на чужой земле молоденькие американские солдатики, оторванные от семей и возлюбленных.
Ведь вся эта грязная политика – вовсе не их вина! И не моя тоже.
Как хорошо, что она захватила из Америки пурпурное с блестками платье с низким вырезом, в котором всегда так нравилась Бывшему Спортсмену. И серебряные туфельки на шпильках и с кожаной перепонкой вокруг лодыжки.
Как хорошо, что она сможет спеть солдатам песенки из своего последнего фильма, «Джентльмены предпочитают блондинок». Сколько раз ей уже доводилось петь перед публикой «Бриллианты – лучший друг девушки», «Когда любовь уходит», «Маленькая девочка из Литгл-Рока». Был у нее и еще один номер – «Поцелуй», будоражащая сексуальная песня Розы из «Ниагары». Да, и еще: «Хочу, чтоб любил ты меня» и «Сердце мое принадлежит Папочке». Записи всех этих песен дались ей в свое время с большим трудом, Мэрилин Монро приходилось повторять их раз по двадцать пять, но нужного звучания все равно не получалось. Пока наконец в тон-ателье на Студии не решили разрезать все эти пленки на мелкие кусочки, а потом склеить – так, чтобы получилось наилучшее звучание.
Все это промелькнуло у Блондинки Актрисы в голове, пока она слушала распинающегося перед ней полковника. И тут вдруг ее, что называется, осенило. Несмотря на то что они с Бывшим Спортсменом прилетели в Японию провести медовый месяц, любовь мужа к ней может стать еще пламеннее, если ее подогревать.
Договорились, сказала она полковнику. О, да, и знаете что? Я могу почитать что-нибудь из Шекспира. И еще сыграть мимическую мизансцену. Изобразить, к примеру, старую женщину на смертном ложе. Не далее как в прошлом месяце я исполняла эту сцену на занятиях. Ну, как вам, а?
Это выражение на лице полковника! Блондинка Актриса сжала его руку и рассмеялась. Ей хотелось поцеловать его.
– Ну, что вы! Я просто пошутила!
И так вот получилось, что Бывший Спортсмен остался в Японии в одиночестве. То был его медовый месяц с Блондинкой Актрисой, но не только – существовали еще и профессиональные обязанности. Так, во всяком случае, объяснял он этим проклятым репортерам, следующим за ним по пятам и буквально повсюду. Ни чести у этих людишек, ни совести. Бывший Спортсмен присутствовал на открытиях игр, путешествовал по всей Японии – без своей знаменитой блондинки жены, но в сопровождении целой свиты поклонников. И повсюду его ждал самый почетный и теплый прием, и выступал он горделиво и самоуверенно, как и подобает такому красивому высокому мужчине, к тому же еще величайшему из бейсболистов Америки. День сменялся новым днем, и его ждали все новые ленчи и завтраки и бесконечные торжественные банкеты из множества блюд. (В которых, он был готов поклясться, что-то подозрительно шевелилось, и тут же пропадал всякий аппетит. О, с каким наслаждением предпочел бы он всей этой гадости простой чизбургер с жареной картошкой, или спагетти, или тефтели, даже вязко-резиновый ризотто!) Может, устроить пьянку с гейшами? Находясь в Японии, мужчина имеет право на это развлечение. Тем более мужчина, путешествующий без жены, темпераментный холостяк, муж, разозленный на упорхнувшую жену и вконец замученный беспрестанными расспросами: А где же Мэри-лин?
Чем чаще он думал о ней, тем больше заводился. Сбежала, как какая-то шлюшонка. Бросила его! А до свадьбы только и знала притворяться, как любит бейсбол. Его просто шокировало одно из ее высказываний японскому журналисту: Один бейсбольный матч похож на другой, всегда происходит то же самое, с небольшими изменениями. Ну, знаете, как погода. Какая была сегодня, такая же примерно будет и завтра.
Нет, этого он ей никогда не простит!
В Сеул, столицу Южной Кореи, Блондинку Актрису доставили военным самолетом в сопровождении фотографов и съемочных групп с телевидения, а также военных. Затем ее уже вертолетом перебросили в расположение морских пехотинцев и военные лагеря на побережье. Ради этого случая Блондинка Актриса оделась в тускло-оливковый военного образца костюм: длинные брюки, рубашку, ветровку и тяжелые высокие ботинки на шнуровке. Ее прелестную головку защищало от ледяных ветров армейское кепи, подхваченное ремешком под подбородком. (Несмотря на то, что стоял апрель, здесь это был совсем не тот апрель, что в JI.A.!) В таком наряде она выглядела еще моложе, девочкой лет на двенадцать, если бы не огромные синие глаза, опушенные длиннющими ресницами, да накрашенный яркой помадой рот.
Боялась ли Мэрилин? О Господи, конечно же, нет! Ни чуточки она не боялась. Возможно, просто не знала, что вертолеты иногда разбиваются, особенно когда дуют такие вот, как здесь, сильные верховые ветры. Возможно, она даже подумала: если Мэрилин в вертолете, он просто не может потерпеть катастрофу. Или же уверяла всех нас, летевших с ней, своим тоненьким детским голоском: умру, если придет мой черед. А может – не придет.
В поездке по лагерям Блондинку Актрису должен был сопровождать репортер из журнала «Звезды и полосы» в чине капрала. Это он рассказывал, как удивила всех в вертолете Блондинка Актриса – в особенности пилота! Очень вежливо так попросила его пролететь перед посадкой над лагерем, и пониже, пожалуйста, с тем чтобы она могла помахать рукой солдатам. Ну и пилот полетел над лагерем, совсем низко, а она прижалась лицом к стеклу, и радостно, как маленькая девочка, замахала нескольким оказавшимся внизу людям. И они подняли глаза на вертолет и узнали ее. (Ну, само собой разумеется, каждый парень в лагере знал, что к ним рано или поздно прилетит сама Мэрилин Монро. Вот только когда именно – не знали.)
Пожалуйста, нельзя ли еще раз,проворковала Блондинка Актриса, и пилот расхохотался, как мальчишка, развернул вертолет и снова полетел над лагерем, раскачивая машину, как маятник, и ветер сотрясал нас, и Блондинка Актриса снова махала солдатам, и на этот раз солдат внизу оказалось уже больше, и они тоже махали в ответ, и орали что-то, и бежали за вертолетом. Словом, вели себя, как малые дети, совсем с ума посходили. И все уже начали думать: когда же мы, черт возьми, приземлимся? Но тут Блондинка Актриса снова удивила всех, заявив: Давайте устроим им сюрприз, а? Откроем дверь, я высунусь, а вы будете меня держать.Мы просто ушам своим не могли поверить, ишь, чего удумала эта роскошная сумасшедшая шлюха! Но она стояла на своем, вбила себе в голову, что ей непременно надо сделать этот трюк, прямо как в кино. Может, она уже видела, как это будет выглядеть с земли, на фоне неба, и с воздуха, когда внизу будет меняться пейзаж. Ну и потом в такой рисковой сцене, безусловно, присутствует саспенс. [25]25
От англ. suspense – переводится в киноведении как «напряженное невыносимое ожидание».
[Закрыть]
И вот она ложится на пол вертолета и велит нам держать ее за ноги. И внезапно все мы оказываемся на съемках фильма. Приоткрываем дверь, и в нее вихрем врывается ветер, но Мэрилин это ничуть не пугает. Она даже срывает с головы кепи – чтоб лучше меня видели!И вот она высовывается из двери и едва не срывается вниз, но ничуть не пугается, смеется над нами, потому что мы в отличие от нее перепуганы насмерть. И так крепко держим ее за ноги, что потом на них наверняка проступят синяки. И ей, должно быть, больно, уже не говоря о ледяном ветре, бьющем в лицо. И этот ветер бешено треплет ее волосы, но пилот все-таки исполняет просьбу – к этому времени он уже тоже завелся, и все мы завелись, и всем нам, как и ей, просто плевать, придет наш черед или нет.
Итак, мы облетаем лагерь с Мэрилин Монро. Чуть ли не вываливающейся из двери и машущей парням внизу. И еще она умудряется посылать им воздушные поцелуи и кричит: О! Я люблю вас! Люблю! Вы настоящие американские джи-ай!Причем кричит не один раз, а несколько. Ну, раза три, никак не меньше. Целых три раза, представляете!.. К этому времени в лагере уже все выбежали из палаток: солдаты, офицеры, даже командир, все! Ребята, отбывающие наряд на кухне, раненые из лазарета в пижамах, из отхожих мест тоже выбежали парни, придерживая на бегу штаны. И все они орали: «Мэрилин! Мэрилин!» Солдаты лезли на крыши и цистерны с водой, и некоторые из них попадали и наверняка переломали себе кости, бедолаги. А один раненый поскользнулся и упал, и его едва не затоптали насмерть. Словом, сцена из гангстерского боевика. Или сцена кормления обезьян в зоопарке. А военной полиции пришлось сгонять ребят с посадочной площадки дубинками.
Вертолет приземлился, и по трапу спустилась сама Мэрилин Монро в нашем сопровождении. Причем, надо сказать, мы выглядели по сравнению с ней довольно бледно, будто нас потрепало электрическим током. Но мы держались и делали вид, что все это нам страшно нравится. У Мэрилин от холода побелели щеки и нос, а длинные ресницы, обрамляющие ярко – синие глаза, и волосы покрывал иней. Мы сроду не видели у женщины таких волос, ну, разве что в кино, прямо как-то не верилось, что они у нее настоящие. А в глазах у нее стояли слезы, и она восклицала: О! О! Это самый с-счастливый д-день в моей жизни!И если б мы вовремя ее не остановили, она бы бросилась к этим ребятам пожать им руки, а они все тянули к ней руки, бросилась бы целовать и обнимать их всех подряд, словно она их возлюбленная и принадлежит сразу всем. Да эта толпа на куски бы ее разорвала – просто из любви к ней. Оторвала бы эти прелестные ножки, вырвала бы все растрепанные ветром волосы, по волоску – потому, что все они просто сходили с ума от любви к Мэрилин. Но мы удержали ее, сказали, что лучше не надо. И она не спорила, все продолжала бормотать, и так многозначительно, словно какую японскую мудрость, которая открыла ей глаза на мир: Это счастливейший день в моей жизни! О, спасибо вам, спасибо!
И черт возьми, каждому было ясно, что она ничуть не кривит при этом душой.