Текст книги "Блондинка. Том II"

Автор книги: Джойс Кэрол Оутс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

И в ответ, словно по подсказке, Дик Трейси ответил спокойно и без всякого злорадства:

– Извините, мисс Монро. Но это секретная информация.

Еще одно разочарование: лимузин притормозил не перед шикарным отелем на Пятой авеню, но в конце узкой аллеи, у заднего входа в какое-то массивное и высокое здание. Блондинке Актрисе протянули дождевик – накинуть поверх костюма – дешевую черную накидку из пластика и с капюшоном, под которым можно было спрятать не только волосы, но и шляпку-колокольчик. Она была в ярости, но сдержалась, старалась не показывать. И вообще все это стало походить на уже знакомую сцену из фильма, из умеренно смешной комедии ситуаций, где каждая сценка занимает не больше нескольких минут.

О, она была бы просто счастлива убежать от этих холодных мужчин, броситься в объятия любимого! Но тут Джиггз имел наглость протянуть ей бумажную салфетку и попросить стереть этот «красный жир» с губ. И она возмутилась и отказалась.

– Вы снова можете намазать им губы, но уже там, внутри, мэм. Мажьтесь себе сколько душе угодно.

– Не буду, – ответила она. – И позвольте выйти из этой машины. – Она уже вынула из сумочки очки с очень темными стеклами, за которыми можно было спрятать пол-лица.

Джиггз и Дик Трейси буркнули что-то в знак согласия и, видно, решив, что она вполне в состоянии пройти пешком футов двадцать, отперли дверцы лимузина, вышли и сопроводили Блондинку Актрису в дурацком дождевике с капюшоном до заднего входа. А затем провели через полуподвальное помещение, где ревели вентиляторы, нагнетая горячие запахи кухни; после чего быстро втолкнули в грузовой лифт, который долго и со скрипом поднимался на шестнадцатый этаж, где располагался пентхаус. Там двери отворились, и ее быстро вывели из лифта, чуть ли не вытолкали – «Мисс Монро, мэм!» «Здесь осторожнее, ступенька». На что она заметила:

– Спасибо, я вполне в состоянии идти сама. Я ведь не калека какая-нибудь, – хотя и спотыкалась немного в неудобных туфлях на высоченных каблуках. Туфли были итальянские, самые дорогие из всех, которые у нее когда-либо были, с V-образным вырезом на острых носках.

Агенты спецслужб постучали в дверь президентского номера. Блондинку Актрису охватило беспокойство. Я что, кусок мяса, чтобы меня вот так доставлять? И вообще что все это означает? Доставка прямо в номер?

Она скинула дождевик и протянула его сопровождающим, комедийная сцена была закончена. Дверь отворил еще один агент с замороженным лицом, он приветствовал Блондинку Актрису еле заметным кивком и одним коротеньким словом: «Мэм!» С этого момента сцена начала развиваться зигзагообразно и какими-то рывками, словно кинокамеру трясли или дергали. Блондинке Актрисе разрешили воспользоваться ванной: «Не желаете ли освежиться, мисс Монро?»

И вот она оказалась в блистающем мрамором и позолотой кубическом помещении и прежде всего проверила макияж. Он оказался в полном порядке. Потом – глаза. Большие, честные, немного удивленные кристально-голубые глаза, белки еще немного мутноватые от мириадов крохотных полопавшихся сосудиков. А что касалось еле заметных белых морщинок в уголках глаз и под ними – что ж, она надеялась, возлюбленный просто не заметит их в приглушенном освещении спальни.

29 мая 1962 года Президенту исполнится сорок пять; Блондинке Актрисе стукнет тридцать шесть 1 июня 1962. Да, она, конечно, немного для него старовата, но, может, он до сих пор так и не знает, сколько ей?.. Ибо Мэрилин выглядела действительно прекрасно! На все сто! Надушенная и напомаженная, и все тело выбрито, и волосы на голове и лобке только что обесцвечены, и вся намазана кремом, от которого, казалось, до сих пор немного жжет чувствительную кожу. Так что она выглядит на все сто, платиновая куколка-блондинка Мэрилин, тайная любовница самого Президента. (Несмотря на то что в самолете ей стало дурно. И ее рвало в тесном туалете, и это при том, что на протяжении целых двадцати четырех часов она ничего не ела, просто не могла, от волнения, наверное. А потом пришлось трясущейся рукой поправлять урон, нанесенный макияжу, вглядываясь в мутноватое, плохо освещенное зеркальце.) Да, и еще следовало признать, что сейчас ей «немного грустно», поскольку ей только что в самой грубой форме дали понять, что свидание урезано во времени. А ведь они с Президентом должны были провести вместе всю ночь и часть дня.

Блондинка Актриса проглотила таблетку мильтауна – успокоить нервы. Затем – бензедрина – для поднятия настроения и бодрости духа. Воспользовалась туалетом, подмылась между ног (в Палм-Спрингз страстный Президент целовал ее и туда). О, нет, она сделает вид, что просто не заметила в мусорном бачке рядом с унитазом смятые клочки сырой туалетной бумаги и салфетки, запятнанные шикарной губной помадой цвета сливы. Нет! Будем считать, она просто этого не заметила.

– Пожалуйста, сюда, мэм. – Еще один агент секретной службы, которого она не видела прежде, с выступающими, как у Багз Банни, зубами и дергающейся, как у того же персонажа из мультфильма, походкой, провел ее по длинному коридору. – Прошу сюда, мэм.

И вот затаившая дыхание Блондинка Актриса оказалась в просторной, но слабо освещенной спальне. Она вошла туда, как выходят на сцену, где царит полумрак и чьи огромные размеры трудно определить, поскольку они теряются во тьме. Комната была большой, как ее гостиная в Брентвуде. И обставлена, как показалось ее неискушенному глазу, настоящим антиквариатом. Французским антиквариатом. Ну, если не французским, так каким-то другим, но антиквариатом, это точно. Что за роскошь! Как романтично!

Под ногами толстый восточный ковер. Несколько узких и высоких окон плотно прикрывают тяжелые парчовые шторы, не пропускают в комнату холодные, но пронзительно яркие лучи апрельского манхэтгенского солнца, так же, как шторы у нее в спальне всегда защищают от жарких лучей калифорнийского солнца. В комнате царил смешанный запах табачного дыма, пригорелых тостов, несвежего постельного белья и разгоряченных тел. На огромной кровати под балдахином раскинулся Президент. Лежал совершенно голый, поставив на грудь телефон, и быстро и четко что-то говорил в трубку. Среди смятых простыней и разбросанных подушек лежал он, ее Принц, и лицо его, мрачное и раскрасневшееся, показалось ей таким прекрасным! Как только может Первая Леди быть с нимхолодна?

Итак, она вышла на сцену, где должна была сыграть свою роль с одним-единственным партнером. Ни о размерах сцены, ни о наличии публики в зале она не имела ни малейшего представления. Я шагнула в историю!

Но, оказывается, сцена уже началась, еще до ее появления. Рядом с Президентом стояли на постели серебряный поднос, уставленный фарфоровыми блюдцами с остатками яичного желтка и хлебными крошками, а также кофейные чашки, бокалы и почти пустая бутылка бургундского. Прядь седеющих светло-каштановых волос спадала Президенту на один глаз. Красивое мужественное тело было покрыто тонкими и блестящими волосками, более густая их поросль сосредоточилась на груди и ногах; казалось, он словно в жилете. По всей этой поистине королевских размеров постели были разбросаны листы «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост»; к подушке прислонилась открытая бутылка шотландского виски «Блэк уайт».

Увидев в дверях Блондинку Актрису, прекрасное видение в кремово-лавандовых тонах, сияющее фуксиевой улыбкой, Президент радостно улыбнулся и поманил ее рукой, продолжая прижимать трубку к уху. И его вялый пенис, затерянный в кустике жестких волосков, шевельнулся, словно в знак признания ее ослепительной красоты, напоминая при этом огромную приветливую гусеницу, которая, растянувшись, становится еще больше. Уже одно это стоило всех ее унижений и путешествия длиной в три тысячи миль.

– Пронто, Привет!

Блондинка Актриса сняла свою шляпку колокольчиком, встряхнула пышными платиновыми волосами и радостно засмеялась. О, что за сцена! И она тут же почувствовала, как улетучивается вся ее нервозность и неуверенность. Если у этой сцены и были зрители, то они оставались невидимыми, будто плавали где-то там, далеко, в темноте. А все освещенное пространство принадлежало исключительно ей и Президенту. И еще ее удивили интонации в его голосе – мягкие, тягучие и расслабленные, они были наполнены такой эротичностью, что нейтральному наблюдателю могло бы показаться, что Президент и Блондинка Актриса встречаются вот так чуть ли не каждый день, что они вот уже много лет состоят в любовной связи.

И Блондинка Актриса, чье соблазнительное тело всегда населяло так мало чувственного желания, словно в нем, как в манекене, жила не взрослая женщина, а малое дитя, изумленно смотрела на Президента. Самый привлекательный из мужчин, которых я когда-либо любила! Ну, за исключением разве что Карло.

И она бы непременно грациозно наклонилась и поцеловала бы Президента, если б он по-прежнему не прижимал эту проклятую трубку к уху и не бросал в нее отрывисто:

– Угу… Да. Понял… О'кей… Черт!

Он еще раз махнул рукой, приглашая присесть рядом, на кровать, что она немедленно и сделала. Потом игриво обнял ее голой мускулистой рукой и начал нежно поглаживать по волосам, плечам, грудям. Вот рука его опустилась чуть ниже, к соблазнительному изгибу ее бедер, и на лице его возникло мальчишеское, почти благоговейное выражение. И он прошептал, слегка морщась, как будто ему было больно:

– Мэрилин… Ты! Здравствуй.

И она, тоже шепотом, ответила:

– При -вет,Пронто.

Он с тихим стоном пробормотал:

– Страшно рад тебя видеть, детка. Чертовски трудный сегодня выдался день.

На что она поспешила ответить с искренностью и теплотой, каких, как была уверена, никогда бы не удалось сымитировать Первой Леди с ее патрицианскими манерами:

– О Господи! Да, мне говорили, дорогой. Я могу чем-нибудь помочь?

Сверкнув белыми зубами, Президент улыбнулся, взял ее за руку, гладившую его заросший щетиной подбородок, и сомкнул пальцы на уже находившемся в полной эрекции пенисе. Жест был резким, но вполне ожидаемым; в Палм-Спрингз она была немного шокирована бесстыдством и откровенностью этого мужчины. И в то же время есть нечто утешительное в такой неприкрытой жажде интимности, не правда ли? Ведь когда много отдаешь, то и награда соответствующая, и все же быстро, слишком быстро!..

И Блондинка Актриса принялась игриво поглаживать затвердевший пенис Президента, как гладят симпатичное, но неуправляемое домашнее животное, маленького зверька, а он с довольной улыбкой взирал на это. Но тем не менее, к ее раздражению, вовсе не торопился расставаться с телефонной трубкой.

Разговор его не только продолжался, но перешел в иную стадию, похоже, куда более серьезную и напряженную. Очевидно, на том конце провода был уже другой человек, с каким-то еще более важным и срочным сообщением – какой-нибудь советник из Белого дома или член кабинета? (Раек? Макнамара?) А предметом разговора, похоже, была Куба. И Кастро, романтичный соперник Президента! Блондинка Актриса нутром чувствовала возникший напряг, хоть и не знала фактов.

Она вспомнила, что лет десять назад видела красивого бородатого кубинского революционера на обложке «Тайма». Во многих регионах США к Кастро относились как к герою. И разумеется, образ его постепенно изменился, причем радикально, и теперь он считался оголтелым коммунистом и врагом Америки. И надо же, совсем под боком, всего в девяноста милях от Соединенных Штатов!

Оба они, и моложавый Президент, и еще более бодрый Кастро, были актерами в романтичной пьесе; оба были героями, «людьми из народа», тщеславными, любящими покрасоваться, безжалостными к политическим врагам. Последователи их обожествляли, были готовы простить этим лидерам все. Первый, американский Президент, считал своим долгом защищать «демократию» в глобальном смысле этого слова; второй, кубинский диктатор, склонялся к экстремальным формам политической и экономической демократии, называемой коммунизмом, но на деле представляющей самый что ни на есть оголтелый тоталитаризм. Оба они были выходцами из богатых семей, но, выступая на публике, не упускали возможности подчеркнуть свою связь с «народом»; оба подвергались яростной критике.

«Деловые связи республиканцев» и прочих неугодных привели на Кубе к кровавому восстанию против капитализма в целом и американского в частности. То было частью мифа о Кастро о том, что отчаянные кубинцы, храбрые вояки, презирающие трудности и готовые умереть за святое дело, пренебрегают мерами безопасности. При этом сам Кастро, находившийся под постоянной угрозой покушения на свою жизнь, пользовался любым случаем, чтобы внедрить своих агентов в обожествляющие его «массы», с которыми они благополучно смешивались. Американский же Президент был бесстрашным рыцарем, или же по крайней мере изображал такового. Оба эти лидера воспитывались в католических семьях и обучались иезуитами и, возможно, еще с самого детства впитали чисто иезуитскую привычку чувствовать себя выше если не Божьих законов, то человеческих. А если Бога не существует, то кто, черт побери, будет считаться с этими самыми общечеловеческими законами?..

Красивое лицо Президента становилось просто безобразным, стоило только ему вспомнить или подумать о Кастро. Сейчас Президент клял Кастро на чем свет стоит, так, что испугалась даже Блондинка Актриса: следует ли ей, рядовой гражданке и лояльной демократке, становиться свидетелем вот таких ремарок? Или же он желал просто немного покрасоваться перед ней? Но подоплекой всей этой сцены был, разумеется, секс. Хотя Блондинка Актриса и перестала поглаживать Президента, сочтя, что теперь не самое подходящее время и что думает он вовсе не о ней. О Кастро. Своем противнике.С отвращением оглядела она грязные тарелки, пятна сливового цвета помады на подушке. И начала быстро наводить порядок. Мэрилин в роли домашней хозяйки.

Она отставила в сторону поднос, не стала слишком внимательно приглядываться к бокалам. Взяла бутылку виски, поставила ее на тумбочку и, не совсем отдавая себе отчет в том, что голова у нее просто раскалывается от комбинации «Дом Перинъон» с таблетками, отпила глоток виски. Господи, этот напиток так и обжигает пищевод! И вкус совершенно омерзительный. Она закашлялась, сплюнула. Потом отпила еще глоток.

Уже начало четвертого! Президент должен скоро уехать – и конец их рандеву!.. Правда, как скоро, Блондинке Актрисе не сообщили. А телефонный разговор все продолжался. Из отрывистых фраз Президента Блондинка Актриса поняла, что русские и кубинцы вступили в сговор. «Отплатить за Плайя-Хирон, вот как? Ну ничего, это мы еще посмотрим!» Тут Блондинку Актрису вдруг охватила дрожь – Президент заговорил о… ядерных ракетах. Советские ракеты? На Кубе? Ей хотелось зажать уши руками. Она вовсе не собиралась подслушивать, боялась, что Президент, заметив это, впадет в ярость. Она уже поняла, что Президент столь же вспыльчив и горяч, как и Бывший Спортсмен, принадлежит к тому же брутальному типу мужчин. Гнев возбуждал его не меньше секса, в гневе он находил удовлетворение.

Тут он наконец заметил ее взгляд и пробормотал:

– Давай, малышка! Что же ты?

И, запустив руку ей в волосы, притянул к себе. И поцеловал в губы, крепко, до боли, ловко зажав трубку между плечом и шеей. Оттуда, из пластиковых телефонных внутренностей, доносился слабенький мужской голос. Президент шепнул:

– Ну же, не скромничай.

И, как в наскоро отрепетированной сцене, Блондинка Актриса ответила ему поцелуем и принялась гладить по волосам, понимая, что от нее требуется, но не желая подчиняться.

– Малыш?..

Нежно, но уверенно, как мужчина, привыкший добиваться своего, Президент ухватил Блондинку Актрису за шею и притянул ее голову к паху. Не буду! Я не какая-нибудь там девушка по вызову. Я…На самом деле она была всего лишь Нормой Джин, смущенной и испуганной. И никак не могла вспомнить, как попала сюда, что привело ее сюда. Или же она по-прежнему Мэрилин? Но почему Мэрилин должна делать эти вещи? Чего именно хочет сейчас Мэрилин? А может, это съемки очередного фильма? Фильма в жанре «мягкое порно»? Но ведь она всегда отклоняла подобные предложения. Или же теперь снова 1948-й, и она опять осталась без работы, и ее выгнали со Студии?..

Она закрыла глаза, стараясь представить себе эту комнату. Ту самую роскошную спальню в отеле, где оказалась. Да, все совпадает, именно так. И она играет роль знаменитой блондинки актрисы, приехавшей на свидание к потрясающе красивому мужчине, лидеру всего свободного мира, президенту Соединенных Штатов. Приехала на романтическое рандеву с ним. Девушка Сверху в безобидном фильме жанра «мягкое порно», всего разочек, почему бы и нет?.. Она нашарила рукой бутылку виски, хватка Президента тут же ослабла. Он разрешал ей выпить. Огненная жидкость жгла и в то же время успокаивала.

Можно сыграть любую сцену (в том случае, если это действительно сцена, а не реальная жизнь). Плохо ли, хорошо, но сыграть всегда можно. Да и потом займет она всего несколько минут.

И никаких споров! Эти влюбленные никогда не вступали в споры.

Обнаженная Блондинка Актриса, свернувшись калачиком, лежала в ногах у Президента. Наконец-то можно дышать нормально. Ей удалось побороть приступ тошноты. Она безумно боялась, что ее вдруг вырвет, что она будет громко и неприлично блевать. И где! Прямо на огромной роскошной кровати, в объятиях этого мужчины!Она закашлялась и извинилась, но кашель не унимался. Глотать мужскую сперму!.. Может, мужчине это и приятно, но для нее нет ничего противнее. Да, конечно, если любишь самца, мужчину, то должна любить и его семя, его член, разве нет?

Челюсти у нее болели, ужасно болела шея – в том месте, где он держал ее мертвой хваткой, так крепко, что в какой-то момент ей показалось, он сейчас просто сломает ей позвонки. Грязная девчонка. Шлюшка моя. О, малышка, о-о-о!.. Ты просто фан-тас-тика!

В фильмах с «мягким порно» одна сцена наслаивается на другую, все перемешивается, никого не волнует, сколько все это будет длиться. Никакой логики в повествовании. Но в реальной жизни одна сексуальная сцена может естественно и плавно перейти в другую. И теперь, когда телефонные переговоры с Белым домом закончились, трубка опущена на рычаг, теперь Президент мог и поговорить с Блондинкой Актрисой, которая так страстно жаждала этого. Но, увы, он молчал. Лежал, откинувшись на подушки, и тяжело и часто дышал, прикрывая одной рукой вспотевший лоб. И тогда она услышала собственный голос и при этом силилась тщательно подбирать нужные реплики, любые слова годились, поскольку сценария у нее не было:

– К-Кастро? Он вроде бы диктатор, да? Но, Пронто, неужели из-за него мы должны наказывать простых людей? Весь кубинский народ? Это эмбарго!.. О Господи, да ведь тогда они еще больше нас возненавидят! И тогда…

Эти трогательные слова, произнесенные посреди огромной растерзанной кровати под балдахином, просто утонули среди смятых простыней и раскиданных подушек. А Президент обратил на них не больше внимания, чем на какой-нибудь другой мало что значащий звук – слабое потрескивание антикварной мебели или же шум воды, спускаемой в туалете. После бурного оргазма Президент и не думал притрагиваться к Блондинке Актрисе; обмякший пенис вяло свернулся среди поросли жестких волос и напоминал усталую гусеницу; лицо уже не казалось миловидно мальчишеским, посуровело, застыло, закаменело, как патрицианский или патриарший профиль на монетах. А она так и осталась просто Девушкой, наверное, потому, что все еще была голой.

Она пыталась заговорить с ним снова, возможно, хотела извиниться за только что высказанное дилетантское мнение. А может, просто ударилась в девичье кокетство и хотела начать все сначала… И вдруг увидела себя на эскалаторе и почувствовала, что падает… падает вниз. Произошло это наверняка нечаянно. Просто он перекрыл ей дыхание. Солоноватая на вкус ладонь прикрыла рот, локоть сильно давил на шею. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. И кажется, потеряла сознание, и очнулась чуть позже (по ее расчетам, минут через двадцать). И увидела другого мужчину. Прямо перед собой. И совершенно незнакомого.

Как раз в этот момент он бодро взгромоздился на нее. Он явно спешил, как жокей, погоняющий кобылу; мужчина в белой рубашке, от которой свежо пахло крахмалом, но без штанов. И его пенис слепо тыкался в нее, и наконец вошел. Вошел в нее, в разрез между ног, в эту вечную пустоту между ног, и ей стало больно, и она пыталась оттолкнуть его, бормоча слабым голосом: Нет, пожалуйста, прошу вас, не надо! Так нельзя! Это просто нечестно…

Ведь она любила Президента, а не какого-то там другого мужчину. И вот теперь ее любовью злоупотребили, и это было так нечестно, даже подло! Незнакомец, не обращая внимания на этот жалкий лепет, продолжал внедряться в нее (а может, то был Президент, только успевший побриться?) с усердием, даже злобой и тем неописуемым выражением, какое возникает на лице мужчины, с досадой и без всякой на то видимой причины пинающего ногой кучу песка.

Прошло какое-то время, ее пытались оживить. Трясли. Голова безвольно моталась из стороны в сторону, как у куклы. Налитые кровью глаза закатились. Где-то совсем рядом звенел холодной яростью голос ее возлюбленного: Да уберите же ее отсюда, ради Христа!

Прошло еще какое-то время. Старинные маленькие часы, стоявшие у изголовья, пробили половину пятого. Над головой жужжали голоса: «Вот сюда, мисс Монро. Вам помочь, мэм?» Нет, она не желала от них никакой помощи! Да, черт побери, она чувствует себя просто прекрасно! Правда, на ногах держалась нетвердо и одевалась слишком поспешно, но была в полном порядке, вот только голова немного кружилась. Но она оттолкнула руки, пытавшиеся ей помочь.

Теперь в сверкающую мрамором и позолотой ванную. К зеркалу, где яркая подсветка так и режет глаза.

Вот и он, ее Волшебный Друг в Зеркале, выглядит просто чудовищно. Кожа обвисла, вид измученный, на губах запеклась светлая зернистая корочка. Она наклонилась ополоснуть лицо и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Но холодная вода привела ее в чувство, и она даже смогла сделать пи-пи в унитаз. Писать было мучительно больно, моча жгла, как огнем. Она вздрогнула, когда кто-то забарабанил в дверь и спросил: «Мэм?» И тут же торопливо ответила, нет, нет, все прекрасно, она в порядке, и будьте так любезны, не входите сюда.

Задвижки на двери в ванную не было. Интересно, почему?

На полке лежали две ее сумочки – маленькая театральная и та, что побольше, с одеждой. Трясущимися руками она стащила с себя одежду, которую только что в такой спешке надевала, полагая, что из номера ее выведут прямо на улицу. И переоделась в шелковое платье – богатого глубокого и благородного пурпурного оттенка, типа тех нарядов, которые с таким непревзойденным шиком умела носить Брюнетка Актриса из Северной Каролины. Чулками пришлось пренебречь. Она никак не могла их найти – должно быть, оставила вместе с поясом в постели. Ничего страшного! Зато у нее остались дорогие итальянские туфли на высоких каблуках.

Она торопливо напудрилась, намазала распухшие губы яркой, цвета фуксии помадой, нашла свою шляпку колокольчиком, поглубже надвинула на голову – скрыть встрепанные светлые волосы. Из зеркала на нее глядела тупенькая девушка-простушка, типа Шугар Кейн, заслуживающая хорошей выволочки.

Из апартаментов они выходили через заднюю дверь – Дик Трейси слева от нее, Багз Банни справа, оба придерживали ее под локотки. И вот через полуоткрытую дверь она вдруг увидела… Президента! Своего возлюбленного! А ведь у нее были все причины полагать, что он уже покинул гостиницу. На нем были безупречно сидевший темный костюм в тонкую полоску, белая рубашка и серебристый галстук в клеточку. Лицо свежевыбрито, волосы еще влажные после душа. И он смеялся и весело болтал о чем-то с молодой рыжеволосой женщиной в таких смешных брюках. Кажется, для верховой езды, и называются они бриджами? Да, именно так!..

Президент и рыжеволосая говорили с одинаковым бостонским акцентом, почти не разжимая губ, и Блондинка Актриса, замерев, не сводила с них глаз. О, нет, она ни чуточки не ревновала! Должно быть, эта девушка его родственница или друг семьи. И Блондинка Актриса робко пискнула:

– О, прошу прощения! – собираясь войти в комнату и попрощаться с Президентом и еще надеясь, что ее представят этой рыжеволосой девушке. Но тут Дик Трейси и Багз Банни поволокли ее прочь с такой силой, что ей на секунду показалось – они вот-вот оторвут ей руки. Президент увидел ее. И лицо его налилось кровью от гнева, приобрело оттенок непрожаренного куска говядины. Он бросился к двери и захлопнул ее прямо у нее перед носом.

Она забилась, забарахталась, пытаясь вырваться от своих тюремщиков. Тогда один из них с силой встряхнул ее, а второй шлепнул по лицу, и из губы пошла кровь.

– О, мое новое платье!

На что Дик Трейси, скривив острую, как бритва, челюсть, заметил:

– Да ничего подобного, мэм. Никто вас и пальцем не тронул. И никакая это не кровь, а та жирная гадость, которой вы мажете губы, мэм.

Она заплакала. Кровь сочилась сквозь пальцы. Один из них с видом крайнего отвращения сунул ей в руку рулон туалетной бумаги. Они быстро тащили ее по коридору. Сквозь рыдания она грозилась, что расскажет всем, как они с ней обращаются, расскажет самому Президенту и Президент их уволит. И тут появился Джиггз с лицом, напоминающим сырую картофелину, глаза его были устремлены на нее, и она с ужасом увидела, что они больше не пустые и не бесцветные, а зрачки сильно расширены.

И он тихим и многозначительным тоном произнес:

– Никто не смеет угрожать Президенту Соединенных Штатов, леди. Это измена.

Она очнулась, только когда самолет приземлился в международном аэропорту Лос-Анджелеса. И первой ее мыслью было: По крайней мере хоть не пристрелили. Пока что.