355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джойс Кэрол Оутс » Блондинка. Том II » Текст книги (страница 19)
Блондинка. Том II
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:46

Текст книги "Блондинка. Том II"


Автор книги: Джойс Кэрол Оутс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Какую ошибку? Когда?

Луна здесь такая яркая, прямо глаза режет. И так холодно по ночам. Даже если опускаю шторы и закрываю глаза, все равно вижу этот странный пейзаж. По ночам.

Ты хочешь, чтобы я поскорее приехал, да, милая? Я приеду.

Помнишь, я говорила тебе, что на днях мы ездили в Сидону? Это к северу от Финикса. Поразительное место. Словно начало мира. Эти красные горы. И так пустынно и тихо!.. А может, там не начало, а конец света. И мы были путешественниками во времени, и залетели слишком далеко, и не знали, как вернуться.

Ты вроде бы говорила, там очень красиво…

Красиво, как может быть красив конец света. Когда солнце станет красным-красным и заполнит собой почти все небо.

А та ошибка, о которой ты упомянула…

Не важно, Папочка. Ведь я тогда тебя не знала.

В жизни каждого человека случаются ошибки, дорогая. Но в счет идут не они, а правильные, добрые поступки. Можешь поверить мне, милая, ты успела совершить в жизни много хорошего.

Правда, Папочка?

Ну конечно! Ты знаменита, одно это само по себе уже много значит.

Но что именно, Папочка? Значит ли это, что я – хорошая актриса?

Думаю, да. Ты хорошая актриса.

Но сейчас я стала играть лучше. Я имею в виду после Нью – Йорка.

Да, это так.

Значит, я могу собой гордиться?

Думаю, ты имеешь полное право гордиться собой.

А ты собой гордишься, Папочка? Своими пьесами?

Да. Иногда. Во всяком случае, стараюсь.

Я тоже очень стараюсь, Папочка! Нет, правда!

Знаю, милая, знаю. И это хорошо, это очень здорово.

А все другие, они просто не сводят с меня глаз, только и ждут, чтобы я оступилась. Раньше этого не было, раньше я была никемv А теперь я «Мэрилин», вот они и ждут. Как тогда, в Нью-Йорке…

Дорогая, в Нью-Йорке все было замечательно. Ты показала себя с самой лучшей стороны. Впервые выступала на сцене перед публикой и всем очень понравилась. И ты прекрасно это знаешь.

Но кок otcc я боялась! О Господи, до чего же я трусила!..

Так всегда бывает в театре, милая. Все мы трусим и нервничаем перед выходом на сцену.

Мне кажется, я не смогу жить с этим дальше. Сначала страх, а после чувствуешь себя совершенно опустошенной.

Для выступления на сцене нужны долгие недели репетиций. Шесть недель – это минимум. Совсем не то, что читка.

Папочка, знаешь, мне так бы хотелось спать по ночам… но, с другой стороны, может, и лучше, что я не сплю. Я боюсь своих снов… И луна, и звезды, они такие яркие. Я привыкла к городу. Если б ты был со мной, Папочка, я бы смогла уснуть! Я бы любила, любила, любила тебя, а потом – бац! глядишь, я уже сплю.

Скоро, дорогая. Я буду с тобой очень скоро.

Может, даже вообще не проснусь, так крепко буду спать.

Ну, это ты в шутку, ведь правда, милая?

Ничего я не шучу! Потому, что люблю тебя. И не хочу без тебя быть. Когда мы поженимся, все ночи будем проводить только вместе.

Только так и не иначе! Уж я об этом позабочусь.

А я не рассказывала тебе, Папочка, об этой сцене родео из фильма? Шери идет на родео. И лезет по трибуне наверх. И лезть ей очень неудобно, потому что на ней туфли на высоких каблуках и узкая юбка. И кожа у нее такая бледная. Знаешь, мне специально делали кожу бледной, нанесли такой специальный, белый, как мел, грим, и не только на лицо, но вообще на все открытые части тела. Она единственная во всей этой толпе, кто выглядит… так странно и непривычно, ну совсем как печальная бледная луна. И еще на ней женский наряд. А на всех остальных женщинах брюки и джинсы, как на мужчинах. Они радуются, веселятся…

А что же Шери, разве не веселится?

Ой, что ты! Она же настоящий уродец, она просто не умеет веселиться. И вот я наконец на трибуне, но солнце светит так ярко, и мне становится плохо, кружится голова и тошнит. Слава Богу, что не в камеру!

У тебя что, животик разболелся? Ты заболела, дорогая?

Да нет, не я, а Шери! И это все от нервов. Потому что она знает, что люди смеются над ней. Понимает это, хоть ты и говоришь, что действует она «неосознанно».

Говоря «неосознанно», я вовсе не имел в виду в отрицательном смысле. Просто пытался объяснить…

Я не хочу стыдиться всю свою жизнь! Того, что люди надо мной смеются, того, что…

Да черт с ними со всеми! И вообще кто они такие, эти люди?

Люди из Голливуда. Да откуда угодно!

Послушай, в журнале «Тайм» выходит статья о Мэрилин Монро, с большим портретом на обложке. Ну скажи, много ли актрис или актеров удостоились этой чести, быть сфотографированными на обложку «Тайма»?

Ах, Папочка, ну как ты можешь так говорить!

А что такого? Что я не так сказал?

Да я же сто раз им уже говорила: не спешите! Говорила, что пока этого не хочу! Я еще не настолько стара, чтобы…

Ну конечно, не стара, дорогая. Ты совсем не старая, ты у меня молоденькая и…

И это должно настать, когда я буду готова. Когда действительно буду заслуживать!

Дорогая, это большая честь. И потом не стоит воспринимать все слишком серьезно. Я знаю, что такое реклама. И известность – тоже. Это реклама «Автобусной остановки». Твоего «возвращения в Голливуд». Это ведь только на пользу, а вовсе не для того, чтобы обидеть или оскорбить тебя.

Ну, вот, Папочка, ну, опять ты о том же! Не хочу, не желаю думать сейчас об этом.

Я прочту статью перед тем, как показать тебе, обещаю. И если не хочешь видеть ни статьи, ни обложки, так и не смотри, никто тебя не заставляет!

Но ведь люди увидят, все увидят! Весь мир. Мое лицо на обложке! Моя мама тоже увидит. О, а что, если эти репортеры напишут обо мне разные гадости? О моей семье? О… тебе?

Этого не случится дорогая, просто уверен. Это будет замечательная, восхваляющая статья. «Возвращение Мэрилин Монро в Голливуд».

Знаешь, Папочка, мне опять стало страшно! Лучше б ты этого не говорил!..

Дорогая, прости. Пожалуйста. Я не хотел. Ты ведь знаешь, я тебя обожаю.

Теперь опять не засну. Так страшно, так все скверно!..

Милая, обещаю, вылечу, как только смогу. Постараюсь побыстрее. Займусь всем завтра, с самого утра и…

Сейчас еще хуже стало. Хуже, чем было. Целых шесть часов! Мне надо как-то прожить целых шесть часов, прежде чем снова стать Шери. Я повешусь, Папочка, нет, честное слово, прямо сейчас повешусь! О, я так люблю тебя!

Дорогая, погоди…

Она вызвала к себе в мотель доктора Фелла. Несмотря на столь поздний час. Доктор Фелл вошел, улыбаясь, со своим знаменитым чемоданчиком…

Пустыня. Красный пейзаж. Солнце палит просто безжалостно, и днем происходит передержка пленки. Ночью – одно сплошное небо, усыпанное мерцающими огоньками, вонзаются в душу, как отдаленные крики. И хочется не только закрыть глаза, но и зажать уши обеими руками.

Она не могла рассказать своему возлюбленному всего того, что происходило в Аризоне, на месте съемок «Автобусной остановки». Не могла рассказать и того, что некогда случилось с ней в Лос-Анджелесе.

А началось все с долгого перелета на запад. После того, как она распрощалась со своим Драматургом в Ла-Гуардиа [32]32
  Ла-Гуардиа – один из трех международных аэропортов, обслуживающих Нью-Йорк.


[Закрыть]
, и все целовала, целовала, целовала его, пока губы у обоих не распухли.

Он оставался, и перед ним стояла задача – развод. Перед ней стояла другая задача – возвращение к «Мэрилин Монро».

И началось оно с долгого перелета на запад. Самолет опережал солнце. Несколько раз она спрашивала разносившую напитки стюардессу, сколько сейчас времени в Лос-Анджелесе и скоро ли они прибудут и на сколько придется тогда переводить стрелки часов. Ей никак не удавалось вычислить и сообразить, путешествуют ли они во времени в будущее или прошлое.

Сценарий «Автобусной остановки» много раз переписывался, в него вносились дополнения и вычеркивались разные эпизоды. Она видела эту пьесу на Бродвее, с Ким Стэнли в главной роли, и втайне верила, что сама сможет сыграть Шери куда убедительнее. Но если провалишься… ведь они только этого и ждут!

Она взяла в дорогу купленный в букинистическом магазине богато иллюстрированный альбом – «Происхождение видов» Чарлза Дарвина. Господи, какие же глубокие истины раскрывал он! Ей не терпелось прочесть этот труд от корки до корки. На Драматурга ее начитанность произвела, похоже, должное впечатление, но иногда, слушая ее, он улыбался – с таким видом, будто она говорила какие-то глупости или неправильно произносила отдельные слова. Но кто может знать, как звучат эти самые слова, если читаешь их только в книге? Одни эти имена в романах Достоевского чего стоят! А имена у Чехова!.. Нет, было все же в этих именах некое величие, особенно если произносить их медленно и полностью.

Она была Прекрасной Принцессой, возвращавшейся в царство, где царили жестокие нравы, откуда ее отправили в ссылку. Но, как и положено доброй й Прекрасной Принцессе, она, разумеется, простила их всех.

«Так счастлива!Так благодарна!Пришло время «Мэрилин» вернуться к работе!»

«Какая такая смертельная вражда? Никакой вражды нет и не было! Я люблю Голливуд! И надеюсь на его взаимность!»

«Индивидуум, как и каждый отдельный вид, должен или приспособиться, или погибнуть. Приспособиться к окружающей среде. А среда, она постоянно меняется! В демократическом обществе, подобном нашему… происходит столько открытий, в одной только науке! Скоро придет день, и человек высадится на Луну». И она тихонько смеялась всем этим своим высказываниям, а в лицо ей совали микрофоны. «Настанет день – и будет раскрыта тайна из тайн. Происхождение жизни! Да, конечно, я по природе своей оптимистка».

«О, да, как и Шери, моя героиня из фильма. Милая маленькая белая чудачка, оказавшаяся на мели, на Диком Западе. Но зато прирожденная оптимистка! Настоящая американка. Я люблю ее!»

А чего стоила ей высадка в лос-анджелесском международном аэропорту! Кажется, она немного запаниковала, долго отказывалась выходить из самолета. Тогда на борт поднялись встречающие со Студии. Но не только они ждали Мэрилин Монро – в аэропорту собралась огромная толпа: фотографы, репортеры, съемочные группы с ТВ, многочисленные поклонники. И в ушах стоял рев, как от водопада. Так же было в Гонолулу, в Токио. Прошло целых два часа сорок минут, прежде чем Блондинку Актрису наконец удалось препроводить к лимузину, который тотчас же рванул с места. Где-то на заднем плане мелькали растерянные и испуганные лица обычных пассажиров, угодивших в клубящиеся толпы и кордоны полицейских. Да что здесь такое происходит? Землетрясение, что ли? Авиакатастрофа? Ядерная атака на город Лос-Анджелес?..

Нет, все это просто какая-то насмешка,думала она. А в утренних газетах на первых полосах – огромные фотографии, статьи, заголовки.

МЭРИЛИН МОНРО ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ГОЛЛИВУД ТОЛПЫ В АЭРОПОРТУ

МЭРИЛИН МОНРО ВОЗОБНОВЛЯЕТ РАБОТУ В КИНО ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МЭРИЛИН! МЫ ТЕБЕ РАДЫ!

И везде на снимках Блондинка Актриса, размноженная и повторенная, как отражение в целой череде зеркал. Вид спереди, в профиль, слева, справа, улыбка, еще улыбочка, ну просто сияет этой своей знаменитой улыбкой, посылает воздушные поцелуи, эти губки, вечно сложенные для «чмок-чмок»! В руках гигантский букет. На той же первой странице «Лос-Анджелес тайме» были опубликованы материалы о встрече британского премьер – министра Антони Идена с советским премьер-министром Николаем Булганиным, а также о встрече президента Эйзенхауэра с представителем недавно образовавшейся Федеративной Республики Германия. Была напечатана также вызывающая неподдельный человеческий интерес история семей самых выдающихся ученых, обеспечивших недавние испытания водородной бомбы (10 миллионов тонн в тротиловом эквиваленте!), проведенные на атолле Бикини в южной части Тихого океана. А еще – сообщение о митинге протеста Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения в Пасадене, на котором выступал преподобный Мартин Лютер Кинг.

Словно в издевку надо мной, думала она. Лишний раз показывают, кто я есть.

Теперь у Мэрилин Монро был новый агент, некий Бикс Хоулирод из агентства Свенсона. И еще – целая команда юристов. И свой человек, сидевший «на деньгах». Из аванса, выплаченного ей при подписании контракта на «Автобусную остановку», она сделала первый взнос в то, что со временем должно было превратиться в стотысячный трастовый фонд в пользу ее матери, Глэдис Мортенсен. Студия предоставила ей пресс-секретаря. У нее были также свои гример, парикмахер, маникюрша, врач-косметолог с дипломом Калифорнийского университета, массажистка, личная костюмерша, водитель и помощница «по общим вопросам».

Ее временно разместили в новом роскошном жилом доме под названием «Бель-Эр тауэрс», совсем рядом с Беверли-бульвар, где она часто блуждала, совершенно растерянная, не в силах найти вход в крыло «В». И еще она вечно путала ключи. К предоставленным ей меблированным апартаментам была приписана экономка, а также повар – на неполное рабочее время. Оба они обращались к ней почтительным шепотом и называли «мисс Монро». Сквозь душистый цветочный аромат (апартаменты были постоянно завалены букетами) пробивался еле уловимый запах тлена. Правда, в спальне она цветов не держала, знала, что «сожрут» там весь кислород. Апартаменты были щедро оснащены телефонными аппаратами, с полдюжины, наверное, но звонили ей редко. Все звонки Мэрилин для нее записывались. А когда она сама поднимала телефонную трубку, позвонить кому-то, в трубке часто царило молчание или слышалось странное пощелкиванье, которое означало (это сказал ей Драматург), что телефон ее прослушивается.

Она постоянно следила за тем, чтобы жалюзи на всех окнах были опущены. Ведь размещались ее владения на третьем этаже, а потому уверенности в том, что за ней не станут подглядывать, не было. Она попросила экономку пришить метки на каждый предмет туалета и тщательно вести список сдаваемых в стирку и химчистку вещей, ибо ходили слухи (рассказал ей об этом Бикс Хоулирод и почему-то страшно хохотал при этом), будто бы в городе развернулся настоящий черный рынок по торговле нижним бельем Мэрилин Монро.

Она посещала ленчи и обеды в свою честь. И часто в самом разгаре церемонии вскакивала из-за стола, извинялась и бежала звонить Драматургу в Нью-Йорк, в маленькую новую его квартирку на Спринг-стрит. Один из самых роскошных обедов в честь Мэрилин был организован не кем иным, как мистером Зет. И проходило это мероприятие в Бель-

Эр, на недавно приобретенной им потрясающей вилле в средиземноморском стиле. У мистера Зет было еще одно приобретение – новая молодая жена с бронзовыми волосами и бюстом, напоминающим рыцарские доспехи. Вообще для своего возраста мистер Зет сохранился на удивление хорошо. Он выглядел даже моложе, чем прежде. Хотя и оказался ниже ростом «своего главного и бесценного приобретения, дорогой Мэрилин», на целых несколько дюймов, и между лопатками у него вырос маленький горбик. Зато теперь он мог похвастаться новой прической из пышных седых волос в стиле «львиная грива», а в глазах светились умиротворение и мудрость. Мистер Зет был настоящим пионером Голливуда, живой его историей.

И, как обычно, Мэрилин Монро и мистер Зет живо обменивались репликами и добродушно подтрунивали друг над другом, и к их веселой болтовне с завистью прислушивались остальные гости.

– А как поживает ваш знаменитый Птичник, мистер Зет? Сохранился? Со всеми этими бедными мертвыми птичками?..

– Я коллекционирую исключительно антиквариат, дорогая. Вы меня с кем-то путаете.

– Но вы же были таксидермистом, мистер Зет. И многие из нас просто трепетали перед вами.

– У меня собрана самая ценная в стране частная коллекция римских бюстов и голов. Желаете взглянуть?

Лимузин привозил ее на все эти обеды в богатых и роскошных особняках, разместившихся на холмах над Лос-Анджелесом, а также на разные дневные встречи. Интервью, фотосъемки, бесконечные организационные совещания на Студии. Впервые увидев шофера, она испытала нечто вроде легкого шока – тот самый Лягушонок. Ну, не приснился же он мне в конце-то концов! Не выдумала же я его. Я вообще ничего не выдумываю.И Шофер – Лягушонок тоже, похоже, ничуть не состарился. Сидел все так же неподвижно, строго выпрямив спину, и кожа была все той же – рыхлой, в темных пупырчатых пятнышках, а глаза выпученные и блестящие. И в то же время какие-то уклончивые. Все та же кепка с длинным козырьком, темно-зеленая униформа с медными пуговицами, прямо как у Джонни, рекламирующего сигареты «Филип Моррис». Но только в отличие от этого шута Джонни, чей пронзительный фальцет служил своеобразным условным рефлексом для многих миллионов американских курильщиков, Шофер-Лягушонок всегда молчал. Блондинка Актриса улыбнулась ему без всякой задней мысли.

– О, кого я вижу! Привет!.. Помните меня? – Она дрожала, но твердо решила про себя быть со всеми приветливой и откровенной. Ибо разве не все мы хотим, чтобы после нашей смерти типы, подобные Шоферу-Лягушонку, говорили о нас только хорошее? – Помните, вы как-то возили меня в Лос-Анджелесский сиротский приют? О, что за время было! И в другие места тоже возили.

И вот, расположившись на заднем сиденье лимузина и огражденная от посторонних взглядов тонированными стеклами, Блондинка Актриса разъезжала гю Городу из Песка – но сердце мое всегда оставалось в Нью-Йорке с моим любимым, который скоро должен стать моим мужем, который напишет правдивую историю моей жизни, в которой я буду американской девушкой из народа, героиней. И в то же время иногда, уставшая и слегка подвыпившая («Мэрилин Монро» всегда пила только шампанское, и из шампанского – только «Дом Периньон»), она с улыбкой думала: Жил-был прекрасный молодой принц, и попал он под злые чары, и превратился в безобразного лягушонка. И злые чары можно было разрушить только одним образом – его должна была поцеловать молодая прекрасная принцесса. И она поцеловала его, и лягушонок снова стал принцем, и прекрасная принцесса и принц поженились и жили долго и счастливо.

Примерно на середине этой чудесной сказки она засыпала. И, прибыв к месту назначения, Шофер-Лягушонок деликатно стучал в разделявшую их стеклянную перегородку, чтобы разбудить ее. А если она не просыпалась, нехотя выдавливал:

– Мисс Монро? Мы на месте.

Чаще всего этим местом была Студия. Целая империя, обнесенная высокой каменной оградой. И въезжали на ее территорию через охраняемые стражами ворота. Въезжали туда, где всего лишь десять лет назад родилась «Мэрилин Монро». Где определилась и свершилась судьба «Мэрилин Монро». Где, за несколько десятилетий до этого, произошла судьбоносная встреча любовников, ставших родителями «Мэрилин Монро». Ее звали Глэдис Мортенсен, и была она простой монтажницей, но при этом невероятно привлекательной молодой женщиной. А он был… (со всей искренностью Блондинка Актриса говорила в интервью, что таинственный отец ее до сих пор жив; да, он контактировал с ней; да, конечно, она знает, кто он такой; о, нет-нет, он не хочет, чтобы имя его узнал весь мир, а «его желание для меня закон»).

Ее ждала прежняя гримерная, некогда принадлежавшая Марлен Дитрих. Как всегда, море цветов. Горы писем, телеграмм, трогательно завернутых маленьких подарочков. Она отворила дверь и отшатнулась. И тут же захлопнула ее. И ее затошнило.

Доктора Боба на Студии больше не было, исчез неведомо куда. Ходили слухи, будто бы он отбывает срок в тюрьме «Сан-Квентин», за убийство. («На нем умерла девушка, а он бросил ее тело и сбежал, и не стал никуда звонить и сообщать, как положено».) Теперь его кабинет занимал новый студийный врач, доктор Фелл. Доктор Фелл был рослым мужчиной с высоким крутым лбом и обаянием Кэри Гранта, но с пациентами обращался властно и строго. Он также поражал пациентов знанием Фрейда; свободно рассуждал на тему всяких там либидо, подавленной инфантильной агрессии и неудовлетворенности цивилизацией – «в которую все мы вносим свой вклад и от которой все же и страдаем».

Доктор Фелл был приписан к съемочной группе «Автобусной остановки» и чуть позже должен был вылететь на место съемок в Аризону. И часто светлыми лунными и бессонными ночами Шери вызывала к себе в мотель доктора Фелла, где встречала его в пижаме, а «Кэри Грант» являлся в халате, и она жаловалась ему, что никак не может уснуть. Ну, последний разок. Только один! Я не привыкну. Обещаю!Доктор Фелл походил на священника, наделенного властью вколоть жидкий нембугал прямо в вену; при одном лишь прикосновении его пальца, нежно нащупывающего вену в сгибе локтя, Шери уже испытывала облегчение. О Боже! Огромное вам спасибо!

Сначала на съемках «Автобусной остановки» царила доброжелательная и веселая атмосфера. Она была Нормой Джин, которая была «Мэрилин», которая, в свою очередь, была «Шери» до мозга костей и кончиков пальцев. Она была актрисой, обучавшейся актерскому мастерству в самом Нью-Йорке, по специальной методике; она являлась живым воплощением мудрой системы самого Станиславского. Ты всегда должна играть только себя. Саму себя, закаленную в плавильной печи воспоминаний.Она изучила Шери до мелочей, до последней заплатки на жалких и претенциозных костюмчиках, до последней штопки на чулках. Она знала Шери во всех интимных подробностях, как некогда знала Норму Джин Бейкер из агентства Прина, «Мисс Продукты из Алюминия 1945», «Мисс Молочные Продукты южной Калифорнии 1945», «Мисс Гостеприимство» за десять долларов в день, вечно и с готовностью улыбающуюся: полюбите меня, я хочу вам понравиться! О, да вы только взгляните на меня! Наймите меня, возьмите. Буду счастлива сыграть любую роль, лишь бы появиться на экране.

Ведь в действительности вплоть до нынешнего момента она еще ни разу не выбирала себе роли. Как девушка из борделя, вынужденная принять любого клиента, которому приглянулась. Рискующая быть избитой за отказ. Так и она принимала от Студии любую роль. Но только до сегодняшнего дня . Я заставлю вас полюбить Шери. Я разобью ваши жестокие сердца этой ролью.Она верила в себя, верила в то, что сможет сконцентрироваться, как никогда прежде. В ушах, казалось, до сих пор звучали поучения Перлмана, сравнимые разве что с откровениями Иеговы: Глубже! Старайся добраться до самых глубин! До самых корней мотивации. Покопайся в памяти, где хранятся все эти сокровища.И еще в ушах звучал голос Драматурга, более мягкий, по-отечески увещевательный: Не сомневайся в своем таланте, дорогая. В своем божественном ослепительном даре. Не сомневайся в моей любви к тебе.О!.. Да она и не думала сомневаться!

Режиссером фильма стал выдающийся во всех отношениях человек, нанятый Студией только потому, что она того пожелала. В студийную кодлу он не входил. Он был театральным актером, о котором Драматург был весьма высокого мнения, слывший независимо мыслящим, по-настоящему оригинальным художником. Он внимательно выслушал все предложения главной актрисы фильма, ничуть не скрывая глубокого впечатления, которое произвели на него ее ум, начитанность, психологическое видение роли и театральный опыт. И они досконально обсудили все детали ее персонажа, Шери, – вплоть до того, как она должна быть одета, загримирована, причесана, вплоть до тональности кожи и особенностей освещения на площадке. («Я хочу, чтобы вид у меня был немного болезненный, а кожа такого зеленовато-лунного оттенка. Ну, это просто мое предложение. В этой девушке должно быть нечто воздушное и неуловимое, как в стихах».)

Разумеется, режиссер прекрасно понимал, что обязан работой исключительно этой даме; возможно, именно это соображение и смягчило его нрав. И он не смотрел на нее искоса и с презрительно-насмешливой улыбкой в отличие от всех прежних режиссеров. И однако в самой этой его подчеркнутой внимательности было нечто настораживающее. Он казался ей чрезмерно и неестественно вежливым; слишком почтительным, даже благоговеющим перед ней. А когда она выходила на площадку в роли Шери, в костюме девушки из шоу – верхняя часть грудей обнажена, ноги в черных сетчатых чулках, – во взгляде его появлялось нечто странное, отрешенное, точно он видел сон. Она от души надеялась, что этот мужчина не влюблен в нее.

Все же ей чертовски везет последнее время! Может, даже больше, чем она заслуживает. Эта обложка «Тайма» и статья – все это относилось только к Мэрилин, не к ней.

Господи, я и понятия не имел, что Монро так… харизматична. Эта женщина просто завораживает, как танцующее пламя. И на площадке, и вне ее. Иногда я смотрю на нее и не знаю, на каком свете нахожусь. Я уже довольно долго работал режиссером и вроде бы развил в себе иммунитет к женским прелестям, так мне, во всяком случае, до сих пор казалось, и к чисто сексуальной привлекательности тоже, но Монро была выше женской красоты и выше секса. Выдавались дни, когда она просто сверкала талантом. Словно в ней кипело нечто лихорадочное, стремившееся вырваться наружу. И тогда становилось очевидно, что ты имеешь дело с гением; и, возможно, гениальность приводит к болезни, если не имеет выхода наружу. Что, как я догадываюсь, и произошло с ней, особенно в последние годы, когда она буквально распадалась на куски. Но я видел Монро на ее пике. И равных или подобных ей просто не было. Она все делала по вдохновению. И при этом была настолько не уверена в себе, что просила переснимать и переснимать, чтобы добиться совершенства. И всегда точно знала, достигнуто ли в сцене совершенство. Улыбалась мне, и тогда я тоже понимал это. Но выдавались дни, когда она бывала словно напугана чем-то, могла опоздать на репетицию или съемки на несколько часов. Или вообще не прийти. Все время изобретала новые болезни: то грипп, то ангина, то мигрень, то ларингит, то бронхит. Мы вышли за рамки бюджета. Но, по-моему, каждое лишнее пенни было в данном случае оправданно.

Иногда Монро чувствовала себя на площадке как рыба в воде, бросалась в роль очертя голову, как ныряльщик с высоты, казалось, того гляди перестанет дышать и утонет. Наверное, я все же был в нее влюблен. Слабо сказано – я был просто без ума от нее, нет, честно. Иногда мне словно сон наяву снился: вот она подходит ко мне и похожа на шлюху с этими своими прыгающими титьками и шикарной задницей, а личико-то ангельское. Подходит ко мне, берет за руку и говорит, что сценарий не очень; пустой такой сценарий, надуманный, банальный, но она сделает все, чтобы спасти его, и еще она собирается разбить мне сердце. И, черт бы ее побрал, она его разбила.

В тот год она даже не была номинирована на «Оскара» за роль Шери. Все знали, что она заслужила эту статуэтку за «Автобусную остановку». Но так и не дали ей. Мерзавцы!..

Со мной что-то происходит, жаловалась она своему любовнику. Но так ни разу и не осмелилась сказать ему, что каждое утро ей требовалось все больше и больше времени на то, чтобы вызвать своего Волшебного Друга в Зеркале.

Девушкой ей стоило только заглянуть в глубины этого самого зеркала, и в нем тут же возникал ее хорошенький и улыбающийся Друг, только и жаждавший того, чтобы его целовали и обнимали.

Позируя фотографам, ей стоило только принять нужную позу, на которой настаивали или предлагали эти самые фотографы. И тут же появлялся Волшебный Друг, а сама она впадала в транс.

Уже будучи киноактрисой, она, появляясь на площадке, нет, сначала заходя в гримерную, а уж потом представая перед объективом камеры, тут же, как по мановению волшебной палочки, ощущала это превращение: кровь жарко приливала к сердцу, и ощущение было пронзительнее и мощнее, чем в сексе. Она произносила свои реплики, которые запоминала с легкостью, как бы само собой, даже не осознавая, что старается их запомнить, и тут же в нанятом напрокат теле оживали разные персонажи – то Анджела, то Нелл. Она была Розой, была Лорелей Ли, была Девушкой Сверху. Даже на гигантской рекламе у входа в метро (свидетелем ее «падения» стал тогда Бывший Спортсмен) она была Девушкой Сверху, упивающейся роскошью своего тела, самим своим существованием. Смотрите на меня! Вот она я!

Но теперь с ней творилось что-то странное. Она, верившая в то, что пришло начало ее новой карьеры, карьеры серьезной театральной актрисы, все чаще стала испытывать сомнения и неуверенность в себе. Страшно волновалась перед каждым выходом на площадку, просто заболевала от этого страха. Тяжело поднималась с постели только тогда, когда в дверь начинали громко стучать. И лишь тогда понимала, что уже опоздала на утренние съемки. Смотрела на себя в зеркало: Норма Джин и никакая вам не «Мэрилин». И кожа обвисшая, и глаза налиты кровью, и в уголках рта предательские припухлости. Ты как здесь оказалась? Ты кто вообще такая?В ответ она слышала низкий сдавленный смех. Смеялся мужчина и говорил с издевкой: Ты, глупая больная корова.

И все больше и больше времени уходило на то, чтобы вызвать из зеркала «Мэрилин».

Как-то она призналась Уайти, своему гримеру, в каком-то смысле знавшему ее куда ближе и во всех интимных подробностях, нежели любой из мужей и любовников:

– Знаешь, Уайти, я потеряла храбрость. Храбрость быть молодой.

На что Уайти с упреком воскликнул:

– Да вы что, мисс Монро! Вы молодая, совсем молодая женщина.

– А эти глаза? Нет, это уже не я.

Уайти, щурясь, всматривался в зеркало, потом слегка пожимал плечами.

– Вот закончу делать эти глаза, мисс Монро, тогда и увидим.

Иногда Уайти проявлял себя настоящим магом и волшебником, и молодость возвращалась. Иногда – нет.

Сначала на съемках «Автобусной остановки» Блондинке Актрисе требовалось не больше времени, чем обычно, чтобы приготовиться предстать перед камерой. Эта молодая женщина была от природы наделена такой замечательной красотой, такой нежной светящейся кожей, таким живым взглядом, что могла смело смотреть прямо в объектив кинокамеры, лишь слегка припудрив лицо и наложив румяна и помаду. Затем на подготовку стало уходить все больше и больше времени. Неужели Уайти начал терять квалификацию? С кожей актрисы явно что-то не так, грим ей следует снять бережно и осторожно, кольдкремом, а потом нанести снова. Иногда и с волосами творилось что-то неладное. (Но что, скажите на милость, может быть не так с волосами?) И их увлажняли, и укладывали заново, и сушили ручным феном. А Норма Джин неподвижно сидела перед зеркалом, глаза опущены. Сидела и молилась.

Пожалуйста, приди! Пожалуйста!

Не покидай меня. Умоляю!

Так она звала и заклинала некогда презираемую ею «Мэрилин».

Драматург прилетел в Аризону, побыть с ней. Вырвался, несмотря на то что жизнь его, казалось, полетела в тартарары. Несмотря на то (он даже боялся сказать ей об этом) что он снова получил повестку и должен был ехать в Вашингтон, где ему предстояло явиться в КРАД и там в специальной комнате для закрытых совещаний давать объяснения. Как могло случиться, что он, еще совсем молодым человеком, мог участвовать или просто сочувствовать «подрывной» деятельности разных там негодяев и нелегалов?..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю