Текст книги "Укушенная (ЛП)"
Автор книги: Джордан Стефани Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Каликс напрягается ещё больше. Внезапно его рука обхватывает мою, и он притягивает меня к себе. Я задыхаюсь, едва не путаясь в ногах, когда хватаюсь за его плечо. Его золотистые глаза изучают моё лицо.
– Я не возражаю, – хрипло говорит он.
Но эти слова пронзают моё сердце. Он лжёт. И это не должно было быть правдой, но мне больно. Мы с Каликсом через многое прошли вместе. Мой отец выстрелил в него. Он чуть не утопил меня. Он тайком вывел меня из замка. Он обработал мои раны. Может быть, мы никогда и не были друзьями, но мы были чем-то большим, чем это. Незнакомцами. Я закрываю глаза и качаю головой.
– Я могу пойти и наесться десертов. Ничего страшного.
В ответ он на удивление плавно выводит меня на танцпол и начинает танцевать медленный вальс. Одна его ладонь задерживается на моей пояснице – достаточно высоко, чтобы выглядеть респектабельно, но всё же интимно, – в то время как другая обхватывает мою руку вокруг его шеи. Неважно, что когда-то он носил меня на руках по замку как любовницу. Это… другое. Это…
– Это всего лишь танец, – мрачно говорит он. – Перестань вести себя так, будто мы идём на твои похороны.
Я хмурюсь, глядя на тонкую чёрную рубашку на пуговицах, натянутую на его плечах. Она очень плохо скрывает его твёрдые мускулы.
– Это ты не хотел танцевать со мной.
– Возможно, потому что мы проводим большую часть времени, вцепившись друг другу в глотки. – Он вздыхает, и его грудь поднимается и опускается напротив моей. Я считаю каждый удар его быстро бьющегося сердца. Он нервничает. Или, может быть, чувствует себя неуютно. В любом случае, я стала ещё одной обузой. И Син…
Сейчас он танцует с Эви. Её алое платье сверкает в центре зала, и он улыбается ей, как будто она – солнце. Он улыбается ей так, как обычно улыбается мне. Хотя я нутром чую, что это ложь, спектакль, мне всё равно. Я всё равно ненавижу это.
– Да, – огрызаюсь я, крепче сжимая Каликса, – ты приводишь меня в бешенство.
– Харт, – рычит он, – если ты не фанат эротического удушения, перестань меня душить.
О-о-о. Я разжимаю руки, и он резко выдыхает.
– Это танец, – повторяет он, прежде чем закружить меня в танце. – Расслабься.
– Забавно слышать это от тебя.
Лес кружится вокруг меня великолепным пятном огней, звёзд и неба, и Каликс прижимает меня к своей груди, обхватывает руками мой живот, когда я прижимаюсь к нему спиной. Его губы касаются моего уха, и я не могу сдержать дрожь при звуке его глубокого голоса.
– Видишь? – шепчет он. – Если я могу это сделать, то и ты можешь.
– Я потрясена, что ты умеешь танцевать, – говорю я, уделяя слишком много внимания своим ногам, которые неуклюже выполняют движения.
– Мой кузен – принц, а моя тётя – королева. Я не просто задумчивый бастард-телохранитель замка Севери.
– Я не считаю тебя задумчивым, – говорю я.
– О?
– Мрачным. Угрожающим. Иногда даже хандрящим. – Я невольно улыбаюсь, наблюдая, как Син и Эви вместе кружатся по танцполу. – Но никогда не задумчивым.
Каликс разворачивает меня так, что я снова оказываюсь к нему лицом.
– Все это синонимы задумчивости, Харт.
– Если ты так хочешь, я полагаю…
Затем он наклоняет меня, словно желая наказать – или, возможно, отвлечь, – но движение такое быстрое, что кажется, будто я лечу. Я хихикаю, а Каликс улыбается. Это зрелище словно удар под дых. При этом звуке его глаза вспыхивают ярче – от золотистого до красного, а затем снова становятся золотыми так быстро, что мне, возможно, показалось.
– Ты мало смеёшься, Ванесса, – тихо говорит он.
Но я его не слышу, и я… я этого не придумала. Его глаза вспыхнули красным. Быстро моргая, я дотрагиваюсь до его щеки, и он совсем перестаёт дышать.
– Твой… твои глаза, Каликс. Они просто…
Он резко выпрямляется, кладет руки мне на бёдра и продолжает мягко покачивать нас. На мгновение мне кажется, что он может проигнорировать меня. Затем…
– Я уверен, что не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Лжец.
Его глаза сужаются, но он не хмурится.
– Да, – соглашается он, перехватывая мой взгляд, пока между нами тянутся секунды. Его сердце бешено колотится. Моё заикается. Он снова солгал. – Я такой. – И от глубины этих слов у меня внутри всё сжимается. Подтекст. Я в шоке смотрю на него.
Путаница.
– Каликс…
Он не даёт мне закончить вопрос. Покачав головой, он говорит:
– Хватит обо мне. Как у тебя дела? После пляжа ты была сама не своя.
– Ты тоже мне не веришь, – предполагаю я, стараясь не дать этому меня задеть. И с треском провалилась. Как и прежде, сомнения Каликс ранят гораздо сильнее, чем следовало бы. – Но я знаю, что я видела, и она напала на Эви…
Он снова кружит меня, на этот раз яростно, шипя:
– Не могла бы ты говорить потише? Вряд ли это можно назвать вежливым разговором на вечеринке.
– Это ты спросил…
– И сразу же пожалел об этом. Поверь мне.
Правда.
Я сердито смотрю на него, но сейчас это слишком важно, чтобы позволить своему гневу взять надо мной верх. Слишком опасно. Здесь происходит что-то ещё – что-то зловещее – и меня тошнит от того, что никто, кроме Сина, меня не слушает. Я бросаю на него взгляд через плечо, и моё сердце слегка сжимается от его улыбки, обращённой к Эви.
– Ты не можешь сказать мне, что не замечал, что здесь творится. Плохие вещи.
– Мы – оборотни, – невозмутимо заявляет он. – Плохие вещи – это профессиональный риск.
– Ну, а люди в подземельях – нет. – Понизив голос, я опускаю руки с его плеч на грудь. И мне так хочется оттолкнуть его, но я не могу. Не привлекая к себе внимания. Он, кажется, разделяет мою мысль, слегка напрягаясь, прежде чем снова вести меня. – Они люди, Каликс, и их там пытают. Даже если всем остальным до этого нет дела…
Каликс замирает. Когда я выпрямляюсь, пытаясь подтолкнуть его к следующему шагу, его рука напрягается в моей. Хотя я тяну и тяну, оглядываясь по сторонам, он не двигается с места. Он также молчит. Его брови опускаются. Взгляд сужается.
Я стараюсь не шевелить губами.
– Каликс, если ты будешь думать ещё громче, это может с таким же успехом сойти за крик.
Ничего. По-прежнему ничего.
– Каликс…
– Замолчи, Ванесса. На секунду. – Проходит целая минута, и его пристальный взгляд встречается с моим. – Ты сказала, что нашла людей в подземелье?
Я снова осматриваюсь. Подслушивающие могут быть где угодно… они повсюду. Мы окружены оборотнями со сверхъестественным слухом. Но Каликса, похоже, это больше не волнует, даже когда я говорю:
– Да, Каликс. Не то чтобы это тебя касалось. – Я отпускаю его руки, когда он по-прежнему не двигается. Если он перестал притворяться, то и я тоже. – Ты мне не веришь, помнишь?
– Это невозможно, – говорит он. Это правда, и моя кровь стынет в жилах. – Ванесса, мы не пользуемся подземельем. Там уже много веков никого не было.
Каликс утаскивает меня с вечеринки.
Кажется, никому нет дела до нас двоих – предателя крови и Укушенной, – когда они празднуют и поднимают тосты в честь предстоящей утренней церемонии. Теперь другие инструменты аккомпанируют диким барабанам, грохоча по земле, пока мы выбираемся из леса и проскальзываем внутрь замка Севери.
– Каликс, – выдавливаю я, моя рука напрягается в его крепкой хватке, пока он тянет меня всё глубже и глубже по коридорам, – в этом нет необходимости.
– Мы не пользуемся подземельем, – вот его единственный ответ. Он решительно устремляется к лестнице и вестибюлю внизу. Я прерывисто дышу, адреналин во мне зашкаливает, хотя он жестоко ошибается. Я видела эти клетки. Я чувствовала запах крови, чувствовала вкус песка на языке, слышала крики.
Однако его слова продолжают согревать мою грудь своей прямой, неподражаемой честностью.
Потому что, шепчет мне внутренний голос, Каликс ни во что так не верит, как в свою работу. Признать полезность подземелья означало бы понять истинную природу королевы Сибиллы. И Каликс… Он не может этого сделать. Никогда. Иначе он стал бы предателем. Как и его мать.
– Син тоже это видел, – тихо говорю я, зная, что он вот-вот окажется лицом к лицу с заговором, который разобьёт его сердце. – Каликс, нам не обязательно туда идти. Мы ничего не можем с этим поделать…
– Это невозможно. – Он рычит, и ярость, стоящая за этим, эхом разносится по лестничной клетке, пока он мчит нас быстрее вниз по лестнице. На последней ступеньке моя лодыжка чуть не подворачивается, но Каликс подхватывает меня на руки, только чтобы снова подтолкнуть вперёд. Я свирепо смотрю на него. Из моей руки вырываются когти.
– Хватит, – рявкаю я, нацеливая идеальный набор кинжалов ему в грудь. – Ты не захочешь видеть, что ждёт тебя там. Ты не сможешь этого не увидеть. Я пытаюсь защитить тебя.
Он не отшатывается от угрозы, и его глаза вспыхивают жгучим жёлтым светом.
– Мне не нужна твоя защита. Тебе нужна моя.
Моя кровь закипает всё сильнее и сильнее по мере того, как проходят секунды, а мы стоим там, я спиной к темнице, а Каликс – к лестнице. В прихожей тихо, если не считать нашего прерывистого дыхания. Темно, если не считать света наших глаз и звёзд над головой. Но Каликса это не остановит. Как всегда, у него не хватает терпения на всё это, и он, не задумываясь, проходит мимо меня.
Отлично.
Я не могу заставить его уйти, поэтому разворачиваюсь на каблуках, чтобы броситься за ним. Но мои шаги замедляются, в то время как Каликс продолжает своё поспешное преследование. Щель в стене больше не похожа на дверной проём. Она выглядит как естественная щель в камне. Похоже на несчастный случай. Странно. Мои руки колют иголки. Мои кости умоляют меня остановиться.
Что-то не так, думаю я, точно так же, как и после воскрешения Эви. Но что?
Я нерешительно следую за Каликсом на цыпочках, когда он входит в комнату.
– Нам не нужна темница, – продолжает Каликс, прежде чем я успеваю войти внутрь, его голос становится грубее. Злее, чем я когда-либо слышала. – Наш двор функционирует благодаря королеве, которая назначает быстрые наказания. Уна не была закована в цепи. Ты не была прикована. Никто никогда не бывает прикован.
Уна, которую пронзили серебряными стрелами в тронном зале. А я… я была наказана эмоциональной пыткой. Нет. Нет. Я обхватываю голову руками. У меня болит череп. Меня пронзает агония. Но почему?
Я не понимаю. Его вопросы. Ответы. У меня сводит желудок, и желчь вот-вот вырвется изо рта.
– Заходи, Ванесса, – приказывает он.
Но… Я не хочу. По какой-то причине мне достаточно увидеть дверной проём – отсутствие дверного проёма. Я не хочу идти дальше. Что-то здесь не так.
– Королева, – заикаюсь я. – Она… она заманила их сюда в ловушку. Она кусала их и пытала.
– Почему? – спрашивает он, и я ненавижу это слово. Ненавижу, как оно действуют мне на нервы. Я не знаю, я не знаю, я не знаю.
– Идём. – Он появляется снова, почти сгибаясь пополам, чтобы выбраться из расщелины. Я вспоминаю, как вошла в подземелье с Сином пополам – как легко, без каких-либо проблем или усилий, прошел по подземелью. Каликс протягивает руку. Я пристально смотрю на неё. – Ванесса, – просит он, – пожалуйста.
Узкая арка, явно созданная оборотнем, ведет в узкую комнату с тошнотворно низким потолком.
Я делаю шаг вперёд и беру Каликса за руку, мои пальцы дрожат. По крайней мере, он нежен, и его взгляд смягчается, когда он ведет меня через расщелину. Я поворачиваюсь и приседаю, чтобы пролезть в неё.
Неправильно.
Каликс скользит рядом со мной и указывает на ряд камер. Камер, а не карцеров. Я кладу руку на живот, чтобы успокоить его, но шок безжалостно сотрясает меня.
С потолка свисают металлические крючья с шипами.
Неправильно.
В дальнем конце, скрытые в тени, стальные тюрьмы удерживают трёх человек с неровным сердцебиением и слабым дыханием.
Неправильно. Неправильно. Неправильно.
Это… это всё неправильно.
Камеры стали больше. Прутья сделаны из кованого железа, а не из серебра. С потолка не свисают крючки. И земля… это плесень и камень. Стены покрыты налетом сырости, остро пахнет морской плесенью, но на них нет ни капли крови.
Ни единого пятнышка.
Ни зловония.
Ничего.
– Каликс… – Я теряю всякое представление о цели и месте и натыкаюсь на ближайшую стену. Тошнота подступает к горлу, но я не могу её унять. Я не могу понять смысла происходящего. Это не то место, где я бывала раньше. Это даже близко не похоже на подземелье прошлого.
– Может быть… может быть, королева всё убрала, – выдавливаю я из себя, хотя не чувствую, как слова вырываются из меня. – Может быть, ей нужно было, чтобы это было больше. – Я моргаю, но картинка передо мной не меняется. Я думаю о замученной женщине, молодом человеке, ребёнке. Они были здесь. Прямо здесь.
– Нет, – повторяет он. – Мы не пользуемся подземельем.
– Тогда в чём дело?! – Я разворачиваюсь, всё ещё с выпущенными когтями, и ударяю по камню. Гнев вырывается из моей груди, как гейзер, и ярость сотрясает меня до глубины души. Мне это нужно. Мне нужна эта ярость. Без этого я в замешательстве. Я слаба. Я боюсь. Я резко вдыхаю. – Ты не понимаешь, чему я была свидетелем. Ты мне не веришь. Но Син тоже это видел. Он был в темнице. Он поверил мне, когда я рассказала ему, что видела, как королева пыталась убить Эви на пляже…
– Эви жива, – перебивает Каликс, и он такой… такой сдержанный сейчас. Такой собранный. Я ненавижу это. Я снова набрасываюсь на него, отламывая камешки от камня. Он по-прежнему не реагирует.
– Что-то случилось, – рычу я. – Ты сам слышал вой.
– Это не значит, что это была королева Сибилла.
– Кто же ещё? – У меня вырывается крик разочарования. – Ты так озабочен тем, чтобы оставаться верным и правильным, что отказываешься видеть правду, даже когда она у тебя перед глазами. Королева Сибилла кусает людей! Она кусает их и собирает. Я не знаю почему… это даже не имеет значения. Она строит козни против Эви. Я слышала, как она это сказала! Она не хочет терять свою силу. Она… она убила Селесту, – шиплю я, адреналин, как наркотик, струится по моим венам, нарастая и взрываясь, нарастая и взрываясь, пока меня не начинает трясти. Королева Сибилла разрушила мою жизнь. Она разрушила мою жизнь, и, – я оборачиваюсь, ещё раз осматривая подземелье, – у меня больше нет доказательств.
Никаких объяснений.
Чёрт.
Выражение лица Каликса затуманивается, и нас обдает сильным запахом морской соли. Не от меня. От него. Грудь вздымается, кровь бурлит, я смотрю на него с презрением, ненавистью и необузданной яростью. Он отшатывается. Но я… я хочу драки. Я хочу получить ответы.
– Как это место может выглядеть так по-другому сейчас?
– Ванесса, – бормочет он, и его лицо… Он выглядит разбитым. Я опускаю руки и прислушиваюсь к своему внутреннему инстинкту.
Он что-то знает.
– Что, Каликс? – спрашиваю я, но он не отвечает. Он молча изучает меня. – Что, Каликс? – эхом отзываюсь я, стиснув зубы. Но что бы ни случилось… я не могу к этому подготовиться. Это Каликс, пытаюсь я напомнить себе. Каликс, который следил за тем, чтобы я не умерла, снова и снова промывая мою рану. Это Каликс, который помог мне спасти своего кузена. Я задерживаю дыхание, а он…
Он начинает расстёгивать рубашку.
Мой желудок проваливается в ад.
– Ч-что ты делаешь?
Он сбрасывает её с плеч, позволяя ей упасть на сырую землю. Затем он крадётся вперёд. Он собирается перекинуться? Он… он собирается убить меня? Я вжимаюсь в стену, и его глаза горят.
Не золотым.
Красным.
Дыхание покидает меня с каждой болезненной секундой. Я беру тонкий шлейф моей юбки и принимаю непростые шаги назад.
– Каликс, п-пожа…
– Мне нужно, чтобы ты выслушала меня, – мрачно приказывает он. – Не реагируй. Просто слушай.
Я опираюсь ладонью о стену позади себя, и на лбу у меня выступает пот.
– Королева Сибилла не убивала твоею подругу, – говорит Каликс. – Она не кусает людей.
Его мышцы напрягаются. Мышцы брюшного пресса. Как будто… как будто он раскрывает их. Но это не имеет смысла. Я и раньше видела его без рубашки. И какое это имеет отношение к Селесте? К королеве? Он подходит ко мне и, не говоря ни слова, отрывает мою руку от стены и прижимает к себе. К своим рёбрам. Я напрягаюсь от прикосновения, но прослеживаю его взглядом.
Красивые загорелые мышцы… испещрённые неровными линиями.
Шрамами.
Но у оборотней не может быть шрамов, если они не нанесены серебром, и… я бросаю взгляд на шрам в виде солнечного луча на своей руке. Затем снова на его рёбра. Порез от серебряного кинжала.
Я делаю выпад с ножом в руке и вонзаю его волку между рёбер, хватаясь за его мех, чтобы не упасть.
Мир с грохотом останавливается. Тишина кричит.
– Я не понимаю, – шепчу я. Я не понимаю, не понимаю, не понимаю…
Волк трясётся, толкая меня вперёд-назад, будто я нахожусь в эпицентре торнадо. Его перекатывающиеся мышцы оставляют на моей коже синяки при каждом резком движении, но я не могу, не могу отпустить его.
– Нет, понимаешь, – печально говорит он, и его красные глаза темнеют, превращаясь в две лужицы крови. От воспоминаний моя рука сжимается на его коже. Я заставляю себя закрыть глаза. Нет. Нет. Нет.
Я снова вонзаю нож в волка, на этот раз глубже. Выворачиваю лезвие так, что становится больно. Калечу.
– Это была не королева, – говорит Каликс. – Это был я.
Едва различимая груда кожи, костей и волос безвольно лежит на земле в море крови, в изуродованном теле моей лучшей подруги.
Я всегда думала, что моя жизнь закончится в буйстве шума – грохоте крушения или гортанном ужасе насилия, – но это… Ничто. Это слабый шёпот, похожий на всхлипывание. Это ощущение, что мои колени касаются земли. Это моё сердце разрывается в груди, я даже не замечаю этого.
– Нет, ты этого не делал, – говорю я в пол, хотя его честность пронзает меня насквозь, и слёзы стекают по моим щекам и падают подо мной на камень.
Он убил Селесту.
– Эви сказала… – Мой голос срывается от боли. – Эви сказала, что это был не кто-то из вас. Она сказала, что вы так переживали из-за драки, что… что все сбежали. Ты… ты прикрываешь королеву. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста
Каликс опускается на колени, но больше не прикасается ко мне.
– Королева Сибилла послала нас туда, чтобы мы всё осмотрели, и я… я сделал то, что должен был сделать. Я сбежал во время драки. Эви не знала. Королева хотела замять это дело, не переполошив всех при дворе. Мы обставили её смерть как несчастный случай, а твоё изменение… Это было хорошим отвлекающим манёвром.
Несчастный случай. Её смерть.
Её смерть.
Я вскидываю голову, и низкий рык раздаётся между нами. Мои кости начинают скручиваться и трещать, но я сдерживаю ярость. Подавляю её взрывной накал. Вместо этого я сосредотачиваюсь на предательстве. Его предательстве.
– Она была человеком, – медленно произношу я. – Она была моей лучшей подругой. – Я смотрю на него, и насыщенный фиолетовый цвет моих глаз отражается в ониксовых решётках. – Назови её по имени, чёртов трус.
И он это делает. Это звучит как проклятие.
– Селеста, – говорит он, отказываясь отступать. – Прости, Ванесса. Это была моя работа.
Этого достаточно, чтобы я сделала выпад.
Я бросаюсь на него, опрокидываю на спину и вспарываю ему грудь когтями. До самой кости. Он не сопротивляется. Он не поднимает ни одной руки, а моя грудь вздымается, и я плачу ещё громче. Я оплакиваю его, как небо, разверзшееся во время урагана, и я не могу это остановить. Горе, гнев, предательство, печаль… Всё это закручивается в смертельный вихрь. Мир вращается вместе с ним. Быстрее, быстрее.
Он убил её.
Каликс убил Селесту.
– Как ты мог? – Я режу ему руку. Плечо. Я собираюсь убить его. Я должна убить его. – Как ты мог?
Между нами проливается кровь, но этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, чтобы восполнить то, что я потеряла. Селеста. Её смех. Её улыбка. Мой дом. Он причинил ей боль. Он убил её.
– Чудовище, – кричу я. – Ты – грёбаный монстр.
– Я знаю, – выдыхает Каликс. – Знаю.
Как и в нашей схватке на поле, он лежит здесь, позволяя мне причинять ему боль. Позволяя мне выпотрошить его, как он поступил с ней. Я вонзаю коготь ему под рёбра, и он смотрит на меня с решимостью, ярко горящей в его алых глазах. Он не отвечает. Он ничего не говорит. Что ещё он может сказать?
Я собираюсь вырвать его сердце.
«Это была моя работа», сказал он.
Он лжец. Грязный, отвратительный предатель. Мои пальцы сжимают тепло его быстро бьющегося органа. Теперь он задыхается, шепча моё имя, будто это обещание. Но я в это не верю. Я не верю ни единому его слову.
Он украл у меня Селесту. Он украл всё…
– Ванесса! Что, чёрт возьми, ты делаешь? – Син сбивает меня с ног за секунду до того, как я успеваю вырвать сердце Каликсу.
Каликс переворачивается, задыхаясь, кровь льется из раны на его груди. Он едва может зажать раны, хотя и старается. Кровь покрывает его пальцы, его руки. Так много крови. Так много красного.
Син прижимает меня к камню, используя всю свою силу, чтобы надавить на меня.
– Отвали, – шиплю я, вырываясь из-под него. – Он убил её. Он убил её!
Слёзы льются ручьём. Стекают по моим щекам, на волосы. Вниз по платью. Чёртово дурацкое платье. Чёртов дурацкий замок. Я ненавижу это место. Каликса, королеву, всех их – они могут умереть. Они могут умереть, и это больше, чем они заслуживают.
– Ванесса, – шепчет Син, стараясь оставаться нежным, даже когда его прикосновения становятся жёстче. – Ванесса, ты должна остановиться. Остальные услышат. Они придут. – Я извиваюсь под ним, дикая и взбешённая, но он не смягчается. – Ванесса, пожалуйста, не заставляй меня принуждать тебя.
– Ты не посмеешь…
– Ты собираешься убить моего кузена.
Я свирепо смотрю на него и щёлкаю клыками у его носа. Он рычит, сжимая мои щеки и заставляя меня оставаться неподвижной, его взгляд вспыхивает, а голос становится глубже.
Нет.
Я протискиваю колено между нашими телами и собираюсь ударить его в пах, но…
– Перестань двигаться, – шепчет Син, и его слеза падает мне на губы.
Я замираю. Напряжение внутри меня ослабевает, нить за нитью, пока я не обмякаю. И мои мысли – они по зловещей спирали возвращаются к настоящему. Син. Золотой принц. Такой красивый, возвышающийся надо мной. Парень, которого я люблю.
Как он мог заставить меня?
Син содрогается, агония выплёскивается из него горьким, мятным запахом. Он поворачивается к кузену, и его власть надо мной ослабевает.
– Иди, – приказывает он Каликс. – Возвращайся в свою комнату. Спи. Приготовься к церемонии.
Каликс, спотыкаясь, поднимается на ноги. Его раны заживают, но на коже проступает кровь.
– Она…
– Уходи.
Я не знаю, то ли Каликс был принуждён, то ли просто решил подчиниться, но он выбегает из подземелья, не оглядываясь. И я… я не могу дышать.
Каликс.
Это был Каликс.
Я не могу перестать плакать. Я не могу перестать ломаться.
Син вытирает мои слёзы, его голос становится грубым, когда он говорит:
– Я должен отнести тебя в твою комнату, Ванесса. Пожалуйста, помолчи.
И я знаю, о чём он просит. Он просит меня оставаться в живых. Потому что, если я закричу, если я убью, они убьют и меня тоже. Неважно, кто это сделает, это будет их работа. Точно так же, как Каликс убил мою лучшую подругу.
Я смотрю на Сина, когда он поднимает меня на руки и несёт вверх по лестнице. Он сильный. Защитный. Верный. Но что-то… что-то всё равно не так. Он не шокирован. Он не удивлён.
«Я не убивал твою подругу», сказал он. Так много раз. Всегда честен. «Я не убивал твою подругу».
Он мчит нас по замку со сверхъестественной скоростью и швыряет в мою комнату. Прежде чем я успеваю закричать. Прежде чем я успеваю среагировать.
Прежде чем я успею сообразить, что Каликс был не один в этом предательстве.
Моё сердце бьётся в мучительном ритме. Син опускает меня на кровать. Он вытирает грязь, кровь и слёзы с моего тела. А я смотрю на него. Я могу только смотреть на него.
– Теперь ты можешь двигаться, – шепчет он, освобождая меня из тюрьмы, которую он соорудил из моих костей.
«Когда ты кусаешь человека, жизнь, которую ты ему даришь, должна откуда-то исходить. Из души».
Мои когти исчезают вместе с болью от очередного перелома, за ними следуют клыки, и я почти не могу даже говорить. Если я выскажу это, то не смогу взять свои слова обратно. Я не смогу забыть правду. Но Син смотрит на меня сверху вниз, и его пальцы так знакомо касаются моей кожи, и наши сердца… наши сердца бьются в унисон. Наши души бьются в унисон. Раньше я думала, что это совпадение, что мы просто созданы друг для друга, но это не так.
– Это был ты, – шепчу я. – Ты укусил меня.
Я отчаянно хочу, чтобы он сказал, что я не права, но он не может. Я буду знать, что он лжёт.
Второй волк выбегает из тени, хватает меня своими челюстями и…
… и кусает. Он перестаёт прикасаться ко мне и выпрямляется. Мои рёбра ломаются между его зубами, клыки разрывают плоть на моей талии.
Скажи мне, что я ошибаюсь, хочется кричать, умолять. Скажи мне, что не ты разрушал мою жизнь.
– Я не мог позволить тебе умереть, – говорит он вместо этого. – У меня были варианты: позволить Каликсу убить тебя или укусить и, возможно, спасти. После того, как это случилось, я попросил королеву о помиловании. – Он не уклоняется от правды, в отличие от меня. – Вот почему никто другой не мог знать. Королева не хотела, чтобы они узнали, что ко мне отнеслись по-особому. Что я был причиной того, что ты выжила.
Я сжимаюсь в комок, пытаясь взять себя в руки. Син укусил меня. Каликс убил Селесту. И я… я доверяла им. Я верила им. Особенно Сину. Я моргаю, глядя на него сквозь слёзы. Снова слёзы. Может быть, я утону в них.
– Ты знал, – выдыхаю я. – Не было ни секунды, когда бы ты не знал.
Он отступает. Один шаг. Другой. Пока спиной не упирается в стену. Его голова низко опущена, взгляд устремлён в землю.
– Ванесса, – бормочет он, и моё имя звучит как мольба. Сокрушённое признание. – Я не хотел, чтобы ты меня ненавидела.
– Ты… ты солгал мне, – говорю я. И этого не должно быть, но это самое худшее. Как он мог? С моими способностями, с моим даром это не должно было быть возможным. – Ты манипулировал мной.
Он сжимает руки в кулаки.
– Я утаил правду.
– С тех пор ты каждый божий день держал меня за дуру.
– Нет. – Он поднимает взгляд, услышав яд в моём голосе, и его взгляд темнеет. – Я люблю тебя. С тех пор я люблю тебя каждый день. Я сделал всё, что в моих силах, чтобы ты была в безопасности. Я спас тебя. И ты можешь ненавидеть меня за это, Ванесса. Ты можешь ненавидеть меня, проклинать моё имя и желать мне смерти, но ты будешь жива, чтобы делать всё это, так что я не жалею. Я бы сделал это снова. – Он срывает со своей шеи герб – семиконечную звезду, вплетённую в силуэт двух переплетённых змей, и подносит его к моей кровати. Он бросает его на подушку, запачканную моими слезами. – Я бы сделал всё, чтобы защитить тебя. Ты – вторая половинка моей души.
Я не знаю, как можно ненавидеть его и любить так сильно одновременно, но я так и делаю. Он наклоняется, приближая своё лицо к моему, и мне хочется притянуть его к себе для поцелуя. Я хочу обхватить его руками за горло и выдавить из него жизнь. Он лгал мне. Он спас меня.
– Ты только так думаешь, – выдыхаю я, – потому что укусил меня. Теперь твоя душа – часть моей.
Он грубо сжимает простыни, и его когти разрывают их.
– Сейчас ты лжёшь себе, дорогая.
Я игнорирую это, успокаивающее тепло в моей груди от его слов. Огонь, пожирающий остатки моего сердца. Син укусил меня. Он знал. Он скрыл это от меня.
– Я люблю тебя, Ванесса, – повторяет он, его губы теперь в нескольких дюймах от моих. Мне требуется вся моя стойкость, чтобы не выгнуться навстречу ему. – Всё, что я делаю, я делаю для тебя. – Он замолкает, и между нами проносится дыхание, на вкус похожее на мяту и мёд. Его взгляд смягчается, и обида клубится в радужках, как дым. – Мне жаль.
Правда.
Он проводит губами по моему виску, и я закрываю глаза. Я задерживаю дыхание.
– Увидимся на церемонии, – говорит он и уходит.
Вот так просто он исчезает, и я вздрагиваю. Его отсутствие ещё хуже. Без Сина всегда хуже. Но как я могу жить рядом с ним дальше?
Остаток ночи я провожу в слезах.
Когда я засыпаю, мне вообще ничего не снится.
Вселенная вращается вокруг солнца, и оборотни тоже. Церемония Вознесения начинается на рассвете.
Я уже проснулась, когда Уна ворвалась в мою комнату ещё до восхода солнца.
Я одеваюсь в темноте, встревоженная, с бурлящим желудком. Если Уна и чувствует моё беспокойство, если она заметила, что со мной что-то не так до того, как мы с Каликсом исчезли с бала, она не спрашивает. Она почти не говорит. Её руки дрожат от волнения, когда она зашнуровывает мой лиф цвета слоновой кости.
Сегодня, согласно традиции, я вся в белом.
Она вплетает фиолетовую розу в мои волосы, но в остальном оставляет мои локоны без причёски.
– Вот так, – говорит она, закончив. – Как ты себя чувствуешь?
– Будто я иду навстречу своей смерти, – честно отвечаю я, и моё сердце сжимается. По крайней мере, я всё ещё могу доверять Уне. По крайней мере, у меня есть она.
Она облизывает большой палец и стирает с моей щеки пятнышко крови Каликса.
– Чепуха. Сегодня ты присоединишься к будущему этого двора. Я видела принца. Ты ему очень нравишься.
Я думаю, он любит меня. Он сказал, что любит меня, но всё, что я чувствую в ответ, – это пустоту и страх.
Иногда любви недостаточно, чтобы залатать раны внутри нас. Сейчас этого недостаточно.
– Я думаю, ты – чудо, – говорит Уна. – Прекрасная девушка с выразительными фиолетовыми глазами. Когда придёт твоя очередь, помни, ты выпьешь кровь королевы, и солнце проникнет в твоё сердце и исказит твой истинный облик изнутри, – говорит она. – С этого момента ты будешь принадлежать стае. Твоей стае. Я так горжусь тобой, Ванесса.
Я смотрю на Уну – на её круглое веснушчатое лицо и рыжие волосы. Она никогда не лгала мне. Она всегда была рядом. Не раздумывая больше, я обхватываю её руками и притягиваю к себе, чтобы обнять. Слёзы текут из моих глаз на униформу её горничной, но она не замечает их. Она проводит руками по моим волосам.
– Это важный день, – говорит она. – Ничего страшного, если ты нервничаешь, но я буду рядом, чтобы присмотреть за тобой. Королева… Она разрешила мне присутствовать.
Уна, похоже, довольна этим, но она не знает… она не знает, что королева Сибилла всё ещё использует её в качестве угрозы для меня. Присутствие Уны просто для того, чтобы убедиться, что я останусь в замке Севери. Будто у меня есть другой выбор. Син выберет меня. После всех его признаний прошлой ночью, я в этом уверена. И я ещё не решила, как к этому относиться. Я не хочу встречаться с ним лицом к лицу так скоро. С ним или с Каликсом. Но Вознесение состоится меньше чем через час, так что я должна.
Уна возвращается к уборке в моей комнате, собирает ленты, щетки и гребни, а затем заправляет мою постель. Она так занята, что не замечает, как я сдуваюсь. Я прислоняюсь к двери. В голове пульсирует боль. Она не перестает пульсировать со вчерашнего вечера.
