Текст книги "Укушенная (ЛП)"

Автор книги: Джордан Стефани Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– Как долго? – спрашивают они, и их шаги раздаются вокруг нас. Я утыкаюсь лицом в ключицу Каликса, прижимаясь к нему, чтобы показать это. Будто мы так очарованы этим моментом и не боимся надвигающегося конца света. Хватка Каликса становится ещё крепче.

– Несколько часов, – грубо отвечает он.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

– Очень хорошо. – Охранники отступают – они отступают – и один из них сухо смеётся про себя. – Похотливый ублюдок. По крайней мере, она – не человек.

Я цепляюсь за Каликса, умоляя его не реагировать. Не обращать внимания на их жестокость. Он не реагирует. Слава богу.

Двери со скрипом открываются. Стражники расступаются. Каликс проводит нас через портал одним широким, мощным шагом. И тут воздух меняется. От густой сладости магии до чистых ароматов соленой воды, мускуса и травы. Луна освещает его лицо, а с неба на нас падают капли дождя. Холодные, влажные капли смертного дождя. Я ёрзаю в его объятиях, запрокидывая голову к покрытым облаками звёздам. Всё чёрно-серое и такое… такое знакомое.

Это дом.

У нас получилось. Мы благополучно покинули замок. Но когда Каликс осторожно опускает меня на землю, он, похоже, совсем не радуется.

– Мне неприятно тебя огорчать, но ты не можешь ехать со скоростью сто миль в час по жилому району.

Моя жалоба только заставляет Каликса сильнее давить на газ. Похоже, мы на самом деле враги, потому что прямо сейчас я ничего так не хотела бы, как спихнуть его тело с водительского сиденья и самой сесть за руль.

Мы пролетаем над островом Анастасия, и, возможно, это хорошо, что мы едем на большой скорости, потому что за окном мелькают красно-зелёные огни. Я не могу сосредоточиться на каком-то одном месте. Не могу точно вспомнить, где я была, когда мы с Селестой в последний раз проезжали по мосту, или где на нас напали. Тем не менее, я впервые здесь – в своём мире – с момента моего похищения.

– Каликс, – рявкаю я. – Ты можешь расслабиться?

– Похоже, что я могу расслабиться? – Он поднимает левую руку, и чёрные как смоль вены проступают на его шее, поднимаясь по горлу, как побеги плюща. – Клянусь звёздами над головой, если из-за тебя умрёт мой кузен…

Мой желудок переворачивается. Я вытираю вспотевшие ладони о штаны. Пожалуйста, нет, я молюсь. Пожалуйста, пусть с Сином всё будет в порядке. Но я не хочу, чтобы Каликс слышал от меня такую уязвимость, поэтому я говорю:

– Если он умрёт, ты тоже умрёшь.

– И ты думаешь, что переживёшь нашу смерть? – Каликс поворачивает голову, чтобы ещё раз пристально посмотреть на меня, но я смотрю в окно. То дружелюбие, которое я чувствовала, когда его руки почти ощупывали мою задницу, теперь исчезло. Как будто этого момента вообще не было. Хотя, честно говоря, он умирает.

– Я знаю своё место при дворе лучше, чем кто-либо другой, – тихо говорю я.

Он крепче сжимает руль.

– Так вот почему ты бегала с принцем по ночам?

Я хватаюсь за ручку двери. Она грозит сломаться, как в прошлый раз, когда Каликс возил меня. Ведя меня навстречу гибели.

– Не бегала.

– Его никогда нет в своей комнате.

Потому что он всегда в моей. Я вздрагиваю.

– Почему ты следишь за его ночными делами? Может, он был с Эвелин.

– Он скорее поджарит своё тело на открытом огне, и ты это знаешь, – парирует Каликс. – Мы оба видели, как он смотрит на тебя. Син не может скрыть ни одной значимой эмоции, даже ради спасения своей жизни. Он умеет хранить секреты так же хорошо, как младенец, которого подкупили конфетами.

Я закатываю глаза, скрещиваю руки на груди и придвигаюсь всем телом ещё ближе к двери. Слова Каликса должны были бы звучать успокаивающе, но он выплёвывает их резко. Как обвинения. И поскольку я бы предпочла избежать обсуждения своих интимных моментов с мужчиной, на которого я только что залезала, я решила вместо этого отбрить его.

– Эви и Син скоро поженятся, – говорю я как ни в чём не бывало. – С его стороны было бы нелепо заводить отношения с кем-то ещё.

Руль вот-вот отвалится у него в руках.

– Ты сводишь меня с ума, Харт.

– То же самое.

– Кроме того, ты находишься в этой машине только потому, что утверждаешь, что точно знаешь, где находится мой кузен.

– Я не использовала слово «точно».

– О? – Каликс открывает мою дверь кнопкой со своей стороны. – Тогда можешь выходить. Я не буду снижать скорость, но уверен, что ты исцелишься.

– Ты когда-нибудь думал об актёрской карьере… Я не знаю… будто ты не такой уж грёбаный мудак?

Он резко тормозит посреди улицы, и я дергаюсь вперед, чуть не ударяясь головой о приборную панель.

– Какого чёрта, Каликс? – Вот. Вот почему он так сильно будоражит мою кровь. Вот почему я должна ненавидеть его, даже когда он проявляет доброту. Потому что он – идиот.

Он припарковывает машину – всё ещё посреди чёртовой улицы – и поворачивается на сиденье, чтобы бросить на меня сердитый взгляд.

– Ты понимаешь, что такое моя жизнь? Моя тётя ненавидит меня. Само моё присутствие портит ей каждый миг бодрствования. Мой дядя умер на моём попечении. Единственный человек, который у меня остался, – это Синклер. Он всегда верил в меня. Он всегда любил меня. Он выбрал меня, несмотря даже на презрение собственной матери. Ему не нужно было ничего этого делать. Он мог бы игнорировать меня в детстве или жаловаться на то, что я рос его тенью. Но он этого не делал. Мы с Синклером связаны этой чёртовой сделкой, но я бы убил за него, Ванесса. Я бы умер за него. Так что скажи мне, где, по-твоему, он может быть, и мы отправимся туда. Ты не первая жертва этого двора и не будешь последней, и это не значит, что мне всё равно. Просто Синклер мне небезразличен больше.

Я прислоняюсь головой к оконному стеклу и направляю на лицо воздуховод кондиционера. От его слов у меня по коже пробегает холодок. Каликс не злодей. Может, он и придурок, но не убийца.

Заставляя себя сесть прямо, глубоко дыша, я шепчу:

– Он должен быть где-то рядом с пляжем, но нам нужно прекратить поиски машины. Думаю, он прибежал сюда в облике волка.

– Хорошо, – говорит Каликс. И затем тихо: – Спасибо.

Он переключает скорость и едет по улице. Мы в нескольких минутах от маяка. Где всё произошло. Там у нас будет больше шансов найти Синклера. Но, конечно, это не может быть так просто.

Позади нас вспыхивают красные и синие огни, и в ночной тишине раздаётся вой сирены.

– Чёрт, – говорит Каликс.

Я вынуждена согласиться, обхватив голову руками.

– Скажи мне, что у тебя есть права.

– Ванесса, – прямо говорит Каликс. – Я – Бета королевской крови. Я могу подчинять людей. Вот только время выбрано неудачно.

Верно. Я ещё глубже вжимаюсь в сиденье на случай, если это кто-то из партнеров моего отца, и он помнит моё лицо – было бы неплохо избежать этого неприятного разговора, – в то время как Каликс опускает стекло и готовится сделать внушение кому-то, кто, вероятно, на двадцать лет старше нас.

Офицер подходит прямой, серьёзной походкой, и запах настигает меня раньше, чем он. Мой желудок сжимается. Кофейная гуща. Обеды, приготовленные в микроволновке. Дешёвый одеколон. Я оборачиваюсь, когда он подходит к машине, и его голос… он парализует меня. Я забыла, как он звучит. Глубина. Как на дне океана, только теплее.

Мой отец.

– Ванесса? – шепчет он, замирая на полуслове. – Детка, это… это ты?

Папа.

Костяшки пальцев Каликса белеют, когда он продолжает сжимать руль. Он переводит взгляд между нами, напрягая мышцы, без сомнения, ожидая ответа. Но я… у меня его нет.

В последний раз, когда я видела папу, он бросал меня на руки Каликсу. Он скармливал меня волкам. Я держала на руках Селесту, а она была мертва, и всё было разбито. Моё сердце болезненно бьётся между рёбер. Я не могу глотать воздух достаточно быстро.

– Милая? – спрашивает папа, не обращая внимания на моё молчание.

От этого никуда не деться.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – бормочет себе под нос Каликс. Так тихо, что отец не поймёт, что он говорит что-то внятное. Его человеческие уши никогда этого не уловят. Я пожимаю плечами, потому что что я могу сделать? Что я могу сказать? Мой отец здесь. Он здесь, и я… я…

– Ты хорошо выглядишь, детка, – говорит папа. – Они защищают тебя? Оберегают тебя?

Оберегают меня.

Оберегают меня?

У меня хрустят костяшки пальцев, но я делаю вдох за вдохом, чтобы сохранить самообладание. Всё в порядке. Это мой папа. Он не имеет в виду ничего жестокого. Он хочет убедиться, что я здорова.

Но мои кости дрожат и смещаются.

С первого взгляда Каликс понимает, что я сейчас не в состоянии говорить. Он прочищает горло, пытаясь привлечь к себе внимание моего отца.

– Сэр, в чем проблема?

Папа закрывает глаза и стучит дубинкой по борту машины.

– Ванесса, поговори со мной. Мне просто нужно знать, что ты счастлива. Они сказали, что будут тебя тренировать. Так будет лучше для тебя. У тебя ведь появились друзья, верно? Ты не одна?

Друзья.

Это слово пробуждает что-то внутри меня.

В одно мгновение десять когтей вырываются из моих рук. Клыки выпадают изо рта. Мой отец, спотыкаясь, отступает назад со слабым вскриком.

– Селеста умерла, – рычу я. – Она умерла, и ты бросил меня.

Я знаю, что это ярость сжимает моё сердце в своём уродливом кулаке, но не могу перестать рычать. Мои когти царапают приборную панель, оставляя тонкие линии на бежевом материале. Каликс вздрагивает.

– Это ты послал меня к ним. Почему? Как ты мог уйти?

Папа не может ответить. Он слишком занят, заикаясь. Его дубинка со стуком падает на землю.

– Т-твоё лицо…

– Я – чудовище! Ты ведь понимаешь это, правда? Я не собираюсь пить чай с королевой, я – чудовище.

– В-В-Ванесса…

Я закрываю глаза. Я морщу нос. Фыркаю. Я потеряла контроль над собой, над своим дыханием, над всем. Я собираюсь измениться. Я собираюсь случайно убить своего отца.

Я замыкаюсь в себе, пытаясь остановить это. Я так отчаянно пытаюсь…

Каликс хватает меня сзади за шею и сжимает так сильно, что я вскрикиваю.

Кажется, что я в агонии, но ярость тут же проходит. Красная пелена рассеивается, и ко мне возвращается зрение – мои мысли. Однако папа не понимает, что Каликс, возможно, спас ему жизнь.

Он достаёт пистолет из кобуры и целится прямо в Каликса. Как будто эта ночь не может стать хуже, папа говорит:

– Убери руки от моей дочери.

Каликс даже не смотрит на него. Он продолжает держать меня за шею, его большой палец давит прямо на больную точку. Только благодаря ему я могу дышать. Только благодаря ему я не теряю самообладания. Но папа… Он не видит, как во мне угасает гнев. Он видит только Каликса, держащего в заложниках его дочь-подростка. Парня, который украл меня. Монстра, который навсегда разрушил наши жизни.

Я почти не могу винить его, когда он нажимает на курок.

Пуля пробивает умирающую руку Каликса, и чёрная кровь разбрызгивается по машине. Как будто лопнул воздушный шарик с водой, крови больше, чем я могу себе представить. Она течёт с крыши, приборной панели, руля и самого Каликса.

– Что с тобой такое? – кричу я, отстёгивая ремень безопасности, чтобы запрыгнуть к Каликсу на колени и остановить кровотечение.

– Ванесса? – спрашивает папа, в замешательстве морща лоб. – Он… он причинял тебе боль.

– Он защищал меня! – Я смотрю на него сквозь завесу своих волос. – Ты спрашивал, в безопасности ли я у них? Что ж, Каликс – одна из немногих причин, по которой я всё ещё жива, и ты выстрелил в него!

– Ценю это, – хрипло говорит Каликс мне в волосы.

Я не обращаю внимания ни на его твёрдое тело подо мной, ни на то, как его здоровая рука скользит между нами, чтобы убрать волосы с его раны, ни на то, что уже второй раз за сегодняшний день я оказываюсь с ним так близко, чтобы спасти ему жизнь. Я давлю на рану так сильно, как только могу.

– Заживёт, – говорит он. – Нам нужно найти Синклера.

– В-верно. – Но мы ещё не нашли его. Мы не нашли его, и у нас даже нет точного представления о его местонахождении. Пляж тянется на многие мили, и у нас могут быть считанные минуты в запасе. Может быть, секунды. Крик всё нарастает и нарастает у меня в горле, но я проглатываю его и смотрю в окно на отца, который стоит там, совершенно застыв, с отвисшей челюстью. – Папа, тебе кто-нибудь звонил по поводу монстров сегодня вечером? Или, может быть, кто-нибудь разыгрывал?

– Я… я…

– Понятно, откуда у тебя такое заикание, – бормочет Каликс.

Я зажимаю его рану, пока он не зашипит. Ему везёт, что я не делаю хуже.

– Папа, сосредоточься. Это очень, очень важно. На этой земле есть, наверное, четыре человека, которым я могу доверять, и один из них сейчас в опасности. И поскольку ты только что подстрелил ещё одного, ты – мой должник.

На губах Каликса появляется улыбка. На щеках – ямочки. Я рычу и тыкаю в него пальцем.

– Не придавай этому значения. Однажды ты спас мне жизнь, хотя в этом не было необходимости. Считай, что я возвращаю должок.

– Конечно.

– Каликс…

– Харт. – Он берёт меня за подбородок, и его глаза сверкают золотом. – Если ты хочешь найти моего кузена, тебе придётся слезть с моих коленей.

Я подумываю о том, чтобы придушить его, но передумываю и откидываюсь на пассажирское сиденье. Пулевое ранение Каликса не затягивается даже после того, как он извлекает пулю и швыряет её в моего отца, который ловит её неуклюжими руками. На его лице проступили чёрные вены. Мы должны найти Сина. Как можно скорее.

– Папа, – повторяю я. – Пожалуйста.

Держа пулю, он наклоняет голову и смотрит в землю.

– Поступили сообщения с пляжа. С каждым днём их становится всё больше и больше. Большинство ребят в участке не понимают, что происходит что-то сверхъестественное, но мы с шерифом работаем над этим. Нам удалось допросить пару человек со следами укусов, но, похоже, единственная связь между ними – пляж и пожилая женщина.

– Пожилая женщина?

Папа коротко кивает.

– Короткие волосы. Чёрные глаза.

Чёрт. Дерьмо. Чёрт.

Любая теория почти подтвердилась, и я… Я не знаю, как к этому отнестись. Не без Сина.

– Где сегодня вечером произошёл инцидент?

– На маяке. Но, Ванесса, дорогая, не думаю, что тебе стоит вмешиваться.

– Я уже. – Я перегибаюсь через Каликса, чтобы поднять стекло, но Каликс кладёт свою руку на мою, останавливая меня.

– Возможно, это твой последний шанс поговорить с ним, – говорит он.

Но я не могу думать об этом сейчас. Каликс умирает. Син умирает. И королева… она… я не могу об этом думать. Я не могу этого сказать. Я закрываю глаза. Когда открываю их, вижу, что папа наблюдает за мной, его взгляд прищурен от печали и огорчения. Эти последние месяцы были тяжёлыми не только для меня. Он был одинок. Но он был нужен мне. Он – мой отец, и я нуждалась в нём, а его не было рядом. Его никогда не было рядом, когда он был мне нужен.

– Будь осторожен, папа, – с трудом выдавливаю я. – Не подходи к маяку. Если столкнёшься с волком… серебро. Используй серебро, чтобы защититься. – С этими словами я поднимаю стекло и возвращаюсь на своё место.

У меня достаточно хороший слух, чтобы слышать, как мой отец снаружи говорит:

– Я люблю тебя, – и всё ещё смотрит, как мы едем навстречу своей гибели.

37

Сина нет ни на маяке, ни на пляже. Мы с Каликсом бежим вдоль песчаного берега, следуя за запахами мяты, мыла и конфет, но его нигде нет.

Мы мчимся по дороге, минуя все без исключения ориентиры на острове, и сердце у меня замирает в горле. Чёрное обвивает кожу Каликса, как пальцы скелета – как пальцы Смерти – и Син… Где же он?

Он должен страдать, истекать кровью, быть один. Наш план провалился. Наш план провалился, и теперь они умрут. Чёрт. Я сжимаю руки в кулаки и быстрее бегу по улице, оставляя Каликса позади. Он зовёт меня, говорит, что всё в порядке, но это не так. Но это так. Лёгкий декабрьский ветерок из Флориды развевает мои волосы. Город пахнет океаном, грязью, сажей, потом и людьми. И я должна была бы скучать по этому, я должна была бы подумать о том, чтобы сбежать домой к отцу, но эти запахи больше не принадлежат мне. На этом острове с мигающими уличными фонарями и мерцающими неоновыми вывесками совсем не чувствуешь себя как дома. Возможно, потому, что я вижу больше, чем раньше, я замечаю капли росы, образующиеся на высоких фонарях, пятна крови на земле, обшарпанные фасады бензоколонок и салунов с пористым, растрескивающимся деревом и шероховатым металлом.

Я слышу беспорядочный шум изнутри.

Я слышу… крики.

Резко останавливаясь посреди дороги, я наклоняю голову. Каликс уже слышит это и, пока мы разговариваем, направляется к бару. Местная забегаловка с рождественскими гирляндами, развешанными на покосившемся деревянном навесе, и двумя массивными дверями салуна, которые едва ли могут заглушить звуки драки.

Син.

Его внутренний голос звучит кристально чисто, когда он говорит:

«Если ты собираешься нанести удар, по крайней мере, приложи к этому больше усилий».

Я мчусь за Каликсом, сердце колотится где-то в горле, ногти впиваются в ладони. Мы врываемся в бар, вышибая двери, выставив кулаки и готовые к драке. Но… мы оба с визгом прекращаем погоню, и я врезаюсь в спину Каликса.

Какой бы опасности мы ни ожидали, это не… это.

Вывеска с пивом вспыхивает яркими красными и синими красками над барной стойкой, на которой расставлены бутылки со спиртным, а алкоголь капает на пол. Син выпивает шот с четырьмя здоровенными мужиками с седыми бородами до животов, а затем отходит от них.

– Давай, – говорит он. – Ударь меня ещё раз.

Я моргаю. Мужчина в кожаной жилетке и обрезанных джинсовых шортах бьёт Сина кулаком в грудь, но это не производит никакого эффекта, кроме смеха Сина.

– Видишь, – говорит он. – Я же тебе говорил.

– Что это за трюк? – спрашивает один из мужчин.

Син шевелит пальцами.

– Ты никогда не узнаешь. – Он поворачивается на барном стуле, опрокидывая в рот ещё немного янтарной жидкости, прежде чем замечает нас. Возможно, у Сина есть поддельное удостоверение личности, о котором я никогда не знала. – О! – кричит он. – Мой кузен! Моя любимая! Поприветствуйте их всех.

Как ни странно, все приветствуют.

Это явно не принуждение, потому что они как бы ворчат, произнося слова, но, тем не менее, Син, кажется, очаровал каждого человека в этом баре одним своим обаянием. Ну, каждого человека, за исключением Каликса и меня. Бородатые мужчины расходятся, хватая бутылки с ликёром по своему выбору, и направляются к красным лакированным кабинкам в глубине зала, но Каликс выходит вперёд, направляясь прямо к кузену.

– Что, чёрт возьми, с тобой происходит? – спрашивает Каликс, подхватывая Сина со стула и поднимая его на ноги за воротник его самой обычной рубашки поло. – Ты пьян?

Син легонько похлопывает кузена по руке… и тут замечает кровь. Чёрная кровь высыхает на рубашке Каликса, на его руке, пулевое ранение зажило, но следы остались, и Син тычет в него пальцем, подёргивая носом.

– Почему ты весь в чернилах?

– Это кровь, – рычит Каликс. Он швыряет Сина обратно на стул, и тот на мгновение пошатывается, прежде чем выпрямиться со всей грацией и ловкостью кошки, которая в данный момент использует свою девятую жизнь.

– Прошу прощения, – говорит Син. – Откуда мне было знать?

– Может быть, благодаря сделке наших матерей. Той самой, которой наши жизни связаны друг с другом.

– Я был занят, – говорит Син невнятно. – И люди услышат тебя, если ты продолжишь кричать. – Я делаю шаг вперёд, выходя из тени Каликса, и Син тянется ко мне. – Честно говоря, кузен, я ожидал от тебя чуть меньше мелодрамы.

Мышцы Каликса напрягаются. Он выглядит так, словно вот-вот вырвется из собственной плоти… или, может быть, превратится в волка. Но он глубоко дышит, и его челюсть напрягается. Его голос понижается так, что его слышим только мы.

– Я мог бы убить тебя.

Син притягивает меня к себе, его рука, липкая от старого горького напитка, обхватывает моё запястье. Я в замешательстве смотрю на него сверху вниз. Это… не входило в наши планы. Это совсем не похоже на наши планы. Но когда я хмуро смотрю на него, он быстро отводит взгляд, достаёт из бара бокал с янтарным алкоголем и осушает его одним глотком.

– Убив меня, ты покончишь с собой, и даже ты не настолько самоотвержен.

– Испытай меня, – говорит Каликс.

Син морщит лоб, и его нос снова подёргивается. Он оглядывается на меня и убирает растрепавшиеся волосы с моего затылка.

– Ванесса, дорогая, почему от тебя снова пахнет, как от моего кузена?

Я бы отстранилась от него, но его хватка крепка, как у кандалов, и его большой палец мягко проводит по изгибу моего запястья. Это лёгкое движение, осторожное. Я совсем не чувствую опьянения. Но я всё равно смотрю на него. Это не входило в наши планы, и я действительно не хочу объяснять, почему на мне повсюду аромат Каликса. Ещё меньше мне нравится, что я не чувствую его на себе.

– Потому что мне пришлось тайком вывезти её из замка, чтобы мы могли найти тебя, когда мои вены начали темнеть, – яростно говорит Каликс. – Мы думали, ты умираешь.

Син не обращает внимания на своего кузена. Он невозмутимо говорит:

– Ну, я-то точно не умираю.

Каликс рычит. Син игнорирует это. Опуская руку вниз по моему запястью, он переплетает наши пальцы и сжимает.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он меня. В этом идеальном, красивом голосе нет ни капли алкоголя, и у меня кружится голова. Я прислоняюсь к барной стойке, чтобы не упасть.

Что происходит?

– С ней определённо не всё в порядке. Она, – Каликс указывает на меня, – только что впервые встретилась со своим отцом с тех пор, как стала одной из нас. Тебе следует поговорить с ней. Может быть, объяснишь, какого чёрта ты здесь делаешь, потому что она, кажется, шокирована не меньше меня. – Мне Каликс говорит: – Я собираюсь прибраться, чтобы не привлекать ещё больше внимания.

– Да, – говорит Син, – потому что семифутовый, огромный девятнадцатилетний парень обычно очень незаметен.

* 7 футов = 2,13 м

Выругавшись, Каликс топает к чёрной занавеске, отделяющей бар от туалета. Как только он исчезает из виду, хватка Сина усиливается. Я даже не успеваю спросить его, что происходит, как он спрашивает:

– Ты видела своего отца? – Его голос излучает самообладание и абсолютную трезвость.

Он не пьян. Но он в баре.

Почему?

Я качаю головой, быстро моргая, чтобы избавиться от замешательства.

– Он… он был на дежурстве, а Каликс управлял внедорожником как гонщик Формулы-1, чтобы добраться до тебя. Мой отец остановил нас. – Я отпускаю его руку и отступаю на дюйм. – Почему ты здесь, Син? Почему рука Каликса начала разлагаться? – Мой голос срывается. – Я думала… я думала, ты умираешь.

Лицо Сина вытягивается, и он бросает взгляд на чёрную занавеску, прежде чем встать. Убирая волосы с моего лица, проводя ладонями по моим щекам, он говорит:

– Мы не можем говорить об этом здесь. Я обещаю, что со мной всё в порядке. – Но… нет. Раскалённая добела комета взрывается у моих рёбер. Он лжёт.

– Син…

Его затуманенные вином глаза сужаются, и я… я чувствую это. Медный запах боли. Кровь. Он пытается отстраниться от меня, но я цепляю пальцем воротник его рубашки и оттягиваю его назад. Син резко выдыхает, когда я показываю глубокий порез, багровеющий над белой костью его плеча. О мой Бог. При виде этого у меня резко, неистово скручивает желудок. Серебро. Это должно было быть нанесено серебром. Он… он мог бы…

Однако Син одёргивает рубашку, словно это всего лишь порез от бумаги.

– Не сейчас, – говорит он. – Здесь небезопасно.

Правда.

Но я оглядываюсь в поисках объяснения, почему. Бородатые мужчины вернулись к своим кабинкам и разговорам. Бармен протирает свою вечно грязную стойку. Каликс в туалете. Почему?..

Син отступает на шаг, его руки убираются от меня в мгновение ока.

– Ты, должно быть, издеваешься надо мной, – произносит девушка, и моё тело мгновенно наполняется ужасом.

Я застываю и отказываюсь оборачиваться.

Стук каблучков по песчаному полу становится всё громче и громче, словно начинающийся вой сирены, предупреждающей о торнадо. Эвелин Ли приближается к Сину, держа в руке стакан, наполненный какой-то густой зелёной слизью, и смотрит на меня с ненавистью тысячи пылающих солнц.

– Меня не было три минуты, а она уже здесь? – Эви тычет стаканом Сину в грудь. – Прими своё проклятое зелье. Надеюсь, это больно.

– Ты ранишь меня, Эви, – сухо говорит Син, хотя тут же втирает слизь на своё плечо. Рана… закрывается. Именно так. Я хмурю брови, а Эви закатывает глаза. Положив руку на высокую талию своей чёрной мини-юбки, она втискивается между мной и Синклером.

– Какое интересное совпадение, что я встретила тебя здесь, Ванесса, – говорит она приторно-сладким голосом. – Это твоё любимое местное развлечение? – Она оглядывает грязь, запыленность и копоть вокруг. – Это определённо похоже на место, которое ты часто посещаешь.

Син отодвигает её в сторону, пусть всего на сантиметр, и выдавливает из себя смешок.

– Дамы, как бы мне ни нравилось, что вы обе ссоритесь из-за меня, я действительно должен потребовать, чтобы вы расслабились. В конце концов, мы находимся в спокойном месте. – Он лучезарно улыбается, будто это не самая большая ложь, которую он когда-либо говорил. Эви прищуривает свои покрасневшие глаза, глядя на него.

– Ты всегда должен вести себя как полный кретин?

– Могу обещать тебе, что это не притворство, – процедил Син сквозь зубы.

– Наша помолвка запомнится надолго, – говорит Эви, и теперь настала её очередь покопаться в откровенной нечестности.

Син кивает.

– Дети наших внуков будут рассказывать о нашем славном деле.

Ложь.

– Не могу дождаться, когда мы с тобой соединимся, – говорит Эви с совершенно невозмутимым видом.

Ещё одна ложь.

К сожалению, от этих косвенных признаний мне не становится легче. Если только Син не найдёт убедительных доказательств сегодня вечером, эти двое будут помолвлены через две недели. Даже если они этого не хотят, даже если они всё время будут брыкаться и кричать, они будут вместе до конца своих дней. И я либо буду наблюдать за развитием событий, либо останусь Волком-Одиночкой, брошенным умирать. Я кладу руку на живот, желая унять приступ тошноты и желчи. Но нет. Светлые волосы Сина падают на его потрясающие красные глаза. Его острый подбородок напрягается в очередной фальшивой улыбке. Он красив. Я чувствовала его руки на своем теле, его язык, его губы. И, боже, он прекрасен, но он не мой.

Я отступаю к бару, оставляя их препираться, и в оцепенении сажусь на табурет.

«К чёрту моё будущее, Ванесса».

Но он не мог сделать это без причины. Син бросает на меня взгляд и хмурится. К этому времени Эвелин уже отворачивается от него и занимает столик напротив моего места у стойки. Но он стоит, разрываясь между нами двумя. Разрываясь между ожидаемым и правильным. И Эви… она тоже не в восторге от всего этого. Я знаю, что она не выбрала бы Сина, если бы могла с этим справиться. Она – хулиганка. Она причинила мне боль. Она, чёрт возьми, пытала меня и угрожала мне смертью. Но она также просто девушка, попавшая в неприятную ситуацию.

Она также просто девушка.

Я прикусываю губу, размышляя. Размышляя о том, какое решение может оказаться самым глупым в моей жизни. Но мои ноги двигаются сами по себе, и я встаю и подхожу к стулу рядом с ней. Когда я сажусь, она смотрит на меня, моргая, и её розовые губы автоматически кривятся в усмешке.

– Эви, – говорю я, отчаянно стараясь говорить ровно. – Могу я задать тебе вопрос?

Она подпирает подбородок наманикюренной рукой. Её ногти переливаются разными оттенками алого и бордового.

– Нет.

Я сдерживаю крик разочарования, нацепив на лицо умиротворяющую улыбку, и всё равно задаю вопрос. Это тот вопрос, на который я давно хотела получить ответ. Который не давал мне покоя несколько месяцев. Тот самый, на который она никогда бы не ответила посреди двора, окруженная их законами, принципами и высокими ожиданиями.

– Эви. – Я готовлюсь к худшему. Ради правды. – Неужели ты… это ты убила мою подругу?

Син подходит к нам, выдвигает стул и садится на него задом наперёд, но она не смотрит на него. Её пристальный взгляд прожигает меня. Через меня. Секунды теперь кажутся часами, и мои руки дрожат тем дольше, чем дольше они простираются перед нами. Моя нога отталкивается от пола.

Эви наклоняет голову. Она открывает рот.

Однако из-за занавески раздаются четыре резких шага и мгновенно прерывают наш разговор. Она валится, как дерево. Эви оборачивается и замечает своего брата, а я оборачиваюсь и замечаю Каликса, и правда застревает у нее в горле. Теперь я стараюсь не плакать. Я была так близко. Так близко к тому, чтобы оставить эту проблему в прошлом и раскрыть настоящую тайну. Настоящую опасность. Это не может быть Эви. Она не могла убить Селесту из-за глупой ссоры, когда вокруг нас сплелась паутина заговора. Смерть Селесты не могла быть такой уж бессмысленной.

Каликс и Эрик возвращаются из туалета и садятся за стол рядом с нами, их тела слишком высоки, чтобы уместиться на деревянных стульях. Эрик фыркает, сгорбившись и отчаянно стараясь ни до чего не дотронуться голыми руками.

– Мы нашли твоего кузена слоняющимся по пляжу, – говорит Эрик Каликсу. – Есть идеи, почему? Он утверждает, что вышел на вечернюю пробежку, но я на это не куплюсь.

– Думаю, ты путаешь некоторые факты, – лениво возражает Син. – Ты не нашёл меня… ты набросился на меня.

– Я исцелила тебя, – говорит Эви, и в её голосе больше скуки, чем когда-либо. – И ты даже не сказал «спасибо».

– Ты проткнула меня серебряным кинжалом. Я никогда не скажу тебе спасибо.

– Честное слово, это была ошибка. Мы думали, что ты – убийца, – говорит Эрик, потягиваясь и чуть не ломая стул под тяжестью своих мышц. – С тех пор, как ты, похоже, бродил по тому самому месту, где погиб инструктор Альварес.

– Я бегал по пляжу, – говорит Син.

– Конечно, так и было.

– Син наслаждается временем, проведённым вдали от замка, – оправдывает его Каликс. – Он часто ходит на пробежки.

– Точно, – фыркает Эрик. – Наш дорогой Принц Волков с таким же успехом может быть триатлонистом.

– Не говори глупостей, – говорит Син. – Триатлонисты катаются на велосипеде и плавают. Я просто волк, который наслаждается хорошей пробежкой.

– Скажи «волк» громче, – огрызается Эви. – Боюсь, что бармен тебя не услышал.

Син смеётся.

– Ты же не боишься человека, не так ли?

– Я боюсь выпустить тебе кишки на глазах у одного из них.

– Эвелин, дорогая, у тебя терпение, как у дрессированной собаки.

– А у тебя мозги одной из них, – парирует она.

Я смотрю, как они спорят, все четверо, с многолетней историей, и это напоминает мне о ссорах в кафетерии с Селестой. О долгих поездках на машине, о жарких днях на пляже и спорах о картах и солнцезащитном креме. Боже, я скучаю по ней. Я скучаю по семье. Я ссутуливаюсь на своём стуле. Каликс тоже по большей части молчит, но даже он не может удержаться, чтобы не вмешаться в разговор.