Текст книги "Укушенная (ЛП)"
Автор книги: Джордан Стефани Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– Назовите следующее созвездие, которое вы увидите, – говорит инструктор Нагма.
Я лихорадочно всматриваюсь в небо. Они мерцают и переливаются, как драгоценные камни, оправленные в роскошный бархат. Великолепные. Волшебные. Но, чёрт возьми, я не знаю, что это такое, и уж тем более, что они означают. Я прищуриваюсь, пока они не превращаются в сияющие шары света. По-прежнему ни единой зацепки.
К счастью, Порция указывает на другое. Я поворачиваю голову, чтобы оценить остальных учеников, но, похоже, никто не горит желанием заниматься чем-то ещё, кроме как валяться на траве. Нетти протягивает Эви горсть ягод, а Эви передает несколько штук Катерине. Они громко жуют. Не смущаясь. Инструктор Нагма не возражает, но мне бы хотелось, чтобы она это сделала.
Я снова смотрю на небо, чувствуя, как в груди разгорается раздражение.
– Большая Медведица, – говорит Порция. Инструктор Нагма аплодирует ей. Но Эви… Эви приподнимается на локтях, и её волосы рассыпаются по стройной шее, когда она хвастается: – Моё созвездие. – И, подумав, поглаживая каштановый загривок Катерины, она добавляет: – И Эрика тоже.
Из моего горла вырывается рычание. Она, должно быть, родилась под одним из самых популярных созвездий. Она и её чёртов братец.
Инструктор Нагма встаёт передо мной.
– Какими дарами обычно награждают тех, кто родился под звёздами Большой Медведицы?
Эви смеётся. Ехидный, скрипучий звук. Она прищёлкивает языком. Как будто это очевидно. Как будто это самый глупый вопрос, который можно задать. Даже Майлз не двигается с места, чтобы ответить. Я исподлобья смотрю на неё. Она открывает рот, её губы покрыты сладким красным соком, но я заговариваю раньше, чем она успевает это сделать.
– Алхимия, – выпаливаю я. – Те, кто родился под созвездием Большой Медведицы… Они одарены в алхимии.
Инструктор Нагма поворачивается на месте, её улыбка становится шире. Как будто она впечатлена. Она с энтузиазмом кивает.
– Очень хорошо, мисс Харт. Вы учитесь.
Мои щеки вспыхивают от её похвалы, а весь класс оборачивается, чтобы поглазеть на меня. Я ни за что не должна была знать ответ. Оборотни молчат о своих дарах, но я всё разнюхала. Возможно, я не понимаю, как выделить созвездие из звёздной паутины, но я знаю о Лжи.
Эви закатывает глаза, но не делает попытки сделать что-нибудь похуже. Или даже сказать что-нибудь похуже. Нетти снова укладывает её, и их пальцы переплетаются. Я наклоняю голову. Действие… это почти чересчур дружелюбно. Нетти откусывает кончик клубнички, прежде чем передать остальное Эви. Но если между ними и возникает странное чувство близости, больше никто ничего не говорит. На самом деле, Майлз объясняет разницу между теми, кто родился с алхимией под кровавой луной, и теми, кто родился во время затмения – сила их чар возрастает, позволяя в редчайших случаях возводить целые здания, используя всего лишь напёрсток – и инструктор Нагма, похоже, готова провозгласить его королём мира.
– Посмотри на это, – бормочет Син рядом со мной.
Его палец снова касается моего, на этот раз более намеренно, и он сдвигает ноги так, что наши тела соприкасаются. Его кожа такая же горячая, как и всегда. Его прикосновение твёрдое. Я бросаю на него взгляд только для того, чтобы обнаружить, что он уже наблюдает за мной. Может быть, он наблюдал за мной с тех пор, как мы легли. Его светлые волосы падают на пронзительные красные глаза, и моё сердце замирает. Я вспоминаю его руки на своей спине, его губы на своей шее, и меня охватывает дрожь.
– Очень хорошо, мисс Харт, – говорит он тихо, но… но и публично тоже. И я понимаю… если я буду достаточно хорошо справляться с уроками, он больше не будет меня игнорировать. У него не будет причин для этого. Эви, возможно, и его будущая невеста, но я всё равно могу быть его другом. Этого достаточно. Этого должно быть достаточно.
Его пальцы на мгновение переплетаются с моими, подбадривая меня, и я обращаю внимание на остальных учеников, будто от этого зависит моя жизнь. Когда я возвращаюсь в свою комнату в конце ночи, я беру с матраса свой дневник и записываю каждое созвездие, которое перечислила инструктор Нагма.
ОРИОН – Эмпат (часто встречается), Видящий Истину (редко встречается) или Влиятельный человек (крайне редко встречается)
Большая Медведица – Алхимик (часто встречается, с разной степенью мастерства)
Лира – историк (часто встречается, с разной степенью мастерства)
Козерог – Чтец мыслей (редко), или Ткач снов (редко), или Покоритель разума (крайне редко)
Аквила – Солдат (часто), или генерал (редко)
Хамелеон – Модификатор (редко), или Бездыханный (крайне редко)
Весы – Судья (часто, с разной степенью мастерства) или Торговец (крайне редко)
Я записываю их в свой блокнот, добавляя дополнительные пояснения о Модификаторах (тех, кто может менять свою внешность), Судьях (тех, кто обладает способностью видеть, а иногда даже переживать каждое решение человека) и Покорителях разума (тех, кто может манипулировать воспоминаниями человека), прежде чем лечь в постель. Как только я убеждаюсь, что узнала всё, что могу, я засыпаю.
И мне снится Син.
Следующие семь недель проходят без особых происшествий.
По ночам я что-то записываю в своём блокноте, а днем прячу его под кроватью. Я учусь превращаться на Сражениях и Завоеваниях и изучаю алхимические зелья, отчаянно пытаясь разобраться в том, что я нашла в комнате Эви. Я не пропускаю ни одного приёма пищи. Я не пропускаю ни одного занятия. Я даже почти каждое утро не ложусь спать до рассвета. Учитывая все обстоятельства, я стараюсь.
Настолько, что в настоящее время, перед сном, я разматываю моток растяжки перед своей дверью. Это, конечно, не модно, но, когда я остаюсь одна или выхожу из своей комнаты, это помогает уберечься от опасности Эви. Угрозы прекратились. Пока что. Затем я подбираю пригоршню гвоздей, которые мне удалось украсть из стены, где оборотни наугад установили мой неисправный телевизор, и располагаю их так, чтобы заострённые концы торчали прямо вверх. К сожалению, гвозди золотые, а не серебряные; они не причинят серьёзного вреда незваному гостю-оборотню. Но они причинят жуткую боль, вызывая такой переполох, что я услышу это и отреагирую.
Если Сражения и Завоевания чему-то меня и научили, так это тому, что оборотни быстрее всего умирают от укола аконита или серебра в сердце, или от того, что у них вырывают сердца или отрывают головы. Я морщусь. Чрезвычайно отвратительно, как и всё в этом дворе.
Луна высоко поднимается за моим окном. Полная, она сияет, как свеча в ночи. Я стараюсь не замечать этого. Пытаюсь забыть ощущение челюстей, сжимающихся на моей талии, и крови, скользкой на моих руках. У меня больше нет права на ошибку, и это означает, что я теряю контроль над собой. Мои пальцы дрожат, но я делаю глубокий вдох, отворачиваясь от яркого света. Как только мины-ловушки установлены, я забираюсь в постель и достаю свой дневник. Однако, хотя мне следовало бы открыть его и зачитать список фактов, которые я набросала сегодня утром по архивам предков высших обществ, я не могу удержаться, чтобы не пролистать дневник до конца, где указаны имена, даты и местоположение.
ПЛЯЖ ОСТРОВА АНАСТАСИЯ, 12 сентября
Присутствуют оборотни
Синклер Севери – Альфа
Каликс Севери – Бета
Эрик Ли – Альфа
Эвелин Ли – Альфа
Катерина Астон – Бета
Антуанетта Кокс – Бета
Майлз Вин – Бета
Моё сердце разрывается от боли. Дневник кажется шкатулкой в моих руках. Это последняя осязаемая часть жизни Селесты, которая у меня есть. Её смерть. Моё возрождение. Если бы только у меня было больше доказательств, чем то, что Эрик и Эви – единственные оставшиеся альфы, которых я не допрашивала с помощью своего дара, если бы только я сохранила зелье, которое нашла в комнате Эви, и если бы у меня был способ свалить угрозы на неё. Где-то должны быть ещё доказательства. Конкретные доказательства. Я перелистываю страницы, но это не помогает, поэтому я сначала закрываю дневник, а потом и глаза. Слёзы вот-вот потекут по щекам, но я не позволяю им упасть.
– Это ещё не конец, – шепчу я себе или, может быть, Селесте. Тому, что осталось от неё в этой жизни. – Ещё есть время. – Пять недель до Вознесения. Почти месяц до того, как Эви и Син обручатся, и она укрепит своё положение в качестве будущего этого двора. И даже если я не уложусь в этот срок, у меня есть годы до её коронации. Время ещё есть.
Боже. Я бы хотела, чтобы у меня сейчас начались галлюцинации. Просто чтобы снова увидеть Селесту. Услышать её смех, увидеть её улыбку, вспомнить всё это. Я думала, что никогда её не забуду. Я думала, что буду хранить каждую частичку её души вечно, но чем больше я запутываюсь в этом дворе, тем меньше во мне остаётся прежнего. Я пообещала ей. Я пообещала ей, и я чертовски боюсь нарушить это обещание и разрушить то, что осталось от неё, от нас. Нашу любовь. Нашу связь. Как только я потеряю это, у меня ничего не останется. Ничего не останется от моей прежней жизни. Ни моего отца, ни моего дома, ни даже школы. Ничего.
И тут моя дверь открывается – внезапный скрип и порыв тёплого воздуха. Я вскакиваю с кровати, протягиваю руку, выпуская когти из косточки в центре ладони. Бритвы вырываются из моих пальцев, и я шиплю от боли, использую гнев, который она разжигает, готовясь к вторжению.
– Чёт. Дерьмо. Ой. – Син попадает прямо в мою ловушку, и три гвоздя вонзаются в пятку его ворсистой тапки, а проволока-растяжка опутывает его ноги. Он дёргается, чуть не падая на пол, но успевает ухватиться за дверь. Дерево разлетается в щепки под его яростной хваткой. – Что, во имя звёзд, это такое?
– Син! – Я не могу заставить свои когти исчезнуть из-за неожиданности его появления, заставляющей меня забыть о боли и ярости, но я всё равно пытаюсь. Втягиваются только два. – Что… что ты здесь делаешь? – Я бросаю взгляд на окно. – Уже за полночь.
– Я в курсе. – Он довольно неприлично подскакивает к моему плюшевому креслу и садится. Поднимая тапочку в воздух, он морщится и счищает шерсть с кожи. Под ногтем хлюпает. Он ругается ещё несколько раз, и его кровь течёт на пол. – Ты хотела испортить мои любимые тапочки или это просто твоя выходка?
Я качаю головой и заставляю ярость утихнуть. Наконец, остатки моих когтей исчезают, хотя и более болезненно, чем когда они появлялись.
– Я… нет. Нет. Откуда мне было знать, что ты появишься?
– Ты ждала другого поклонника? – Он кривит губы в гримасе, когда выдергивает из ноги очередной гвоздь, а затем бросает испачканную туфлю на пол. – Заманивала к себе мою кузена острыми предметами и растяжкой?
Я хмурюсь, видя его плохо скрываемую ревность.
– Твоего кузена?
– Каликса? – Син швыряет последний гвоздь на пол. – Высокий, темноволосый и красивый? Проблемы с гневом? Упрямая преданность осла…
– Я знаю, кто такой Каликс; мой вопрос был направлен против твоей собственной полной глупости. Я устанавливала мины-ловушки, а не круг призыва.
– Круг призыва, – вторит Син. – Кто-то обращает на это внимание во время уроков. – Он тяжело вздыхает, когда его кожа снова стягивается. – Звёзды небесные, иногда мне кажется, что тебя послали сюда, чтобы убить меня.
Я закатываю глаза, но в груди разливается тепло. Он говорит правду. Я приподнимаю бровь. Конечно, он просто драматизирует.
– Почему ты здесь, Син?
– Я не хочу тебе говорить.
Ещё одна правда.
– Ты заляпал кровью мой ковёр, – говорю я. – Чем скорее ты заговоришь, тем скорее я смогу его почистить, пока Уна не обвинила меня в пятне.
Но он говорит только:
– Тебе не нравится кровь.
Я скрещиваю руки на груди, внезапно почувствовав себя слишком голой в своей длинной чёрной рубашке. Я могу только порадоваться, что Син, похоже, не учуял, кому она принадлежит. Хотя я надеваю рубашку Каликса не из-за него; я ношу её, потому что это единственная вещь в моем гардеробе, которая кажется приятной на ощупь.… чистой. Свободной от грандиозных эксцентричностей двора оборотней. Это всего лишь рубашка. Простая, скучная рубашка. Я скучаю по дому.
– Никто не любит кровь.
Син смеется, его красные глаза ярче, чем жестокий свет луны.
– Если ты веришь в это, значит, ты недостаточно долго пробыла в этом сумасшедшем доме. – Он улыбается, но по моим ребрам пробегает неприятная волна жара. Это ложь. Его внешность рушится. Он ссутуливается на стуле, вытаскивая из своих спортивных штанов оборванную проволоку. Кажется, я не единственная, кто наслаждается человеческой простотой.
– Тебе следовало бы быть злее, Ванесса, – внезапно заявляет он. Это правда. – Я не разговариваю с тобой, разве что перебрасываюсь парой слов здесь и там, но ты позволяешь мне сидеть на твоём стуле и истекать кровью на твоём полу.
Я потираю руки вверх и вниз, пытаясь согреться от холода в его голосе.
– Это я виновата, что у тебя идёт кровь.
Он поднимает взгляд, и мои руки безвольно опускаются по бокам. Выражение его лица такое беззащитное, такое всепоглощающее, смертельно опасное, что у меня щемит сердце. Я подхожу к нему.
– Син, что случилось? – шепчу я. – Что-то случилось?
– Здесь всегда что-то происходит. В этом-то и проблема. – Он в отчаянии проводит рукой по лицу. Сейчас он не похож на принца, он похож на мужчину. Молодого человека, сломленного и истекающего кровью во многих отношениях. – Всегда что-то не так.
– Расскажи мне.
Он смахивает слёзы и тянется ко мне, берёт за руку и сажает к себе на колени. На секунду я замираю, неуверенная в себе – в том, что мы так тесно вплетены. Но затем он выдыхает, его сердце колотится рядом со мной, и я с облегчением ощущаю его защиту. Его руки обвиваются вокруг меня, и он запускает пальцы в мои волосы, прижимая мою щеку к своей груди. Я крепко обнимаю его, зарываясь руками в его волосы. Хотя какая-то часть меня всё ещё погружена в горе, я позволяю себе насладиться этим моментом. Позволяю себе жить.
– Ванесса, – шепчет он. Только моё имя, как будто это просьба. Молитва. – Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?
В моей голове раздаётся тревожный сигнал. Он предупреждает об опасности. Мы не можем так разговаривать. Даже в темноте. Даже когда я сижу у него на коленях. Я пытаюсь поднять настроение.
– Что я постоянно хуже всех успеваю на уроках? Что я не знаю, какой вилкой пользоваться за ужином?
Син отказывается отвлекаться от своих мыслей.
– Я никогда раньше не встречал никого, похожего на тебя. Тебе не всё равно. Тебя волнует всё, и тебя не удовлетворяют простые ответы. Ты требуешь правды. Ты требуешь справедливости – нравственной, праведной справедливости. Ты хорошая. – Он качает головой, всё ещё прижимая меня к себе. – Ты должна ненавидеть меня. Тебе следует выгнать меня и никогда больше не разговаривать со мной. Это то, чего я заслуживаю.
– Син…
– Используй свой дар. Ты знаешь, что я честен.
– Знаю, ты думаешь, что прав. Но, Син… – Я подыскиваю слова, несмотря на то что он прижимается ко мне, а я к нему. Но в этом-то всё и дело. Мне никогда не нравился Син из-за его титула или положения в обществе – на самом деле, эти его качества восхищают меня меньше всего. Он мне нравится, потому что он сильный, добрый и душевный. Потому что он хороший. – Ты был моим другом с тех пор, как впервые отнёс меня в мою комнату. Ты сказал, что инстинктивно хотел защитить меня от этого места.
– Потому что этот двор разрушает нас.
– Не всех, – возражаю я, отводя в сторону прядь его волос. – Он не разрушает тебя.
– Я… Меня недостаточно. Чтобы изменить его. Чтобы сделать его лучше. Я не могу сделать это в одиночку. – Его хватка резко ослабевает, и он делает движение, будто хочет оттолкнуть меня. Но я нужна ему. Син и я – мы нужны друг другу. Мы похожи. Двое детей, отчаянно пытающихся исправить несправедливость этого порочного мира. Я притягиваю его лицо к своему и с ужасом обнаруживаю, что печаль, которую я испытывала за несколько минут до его появления, омрачает его взгляд.
– Мы делаем всё, что в наших силах, – шепчу я. – Я учусь. Я становлюсь сильнее. А ты… ты близок к завершению своего Восхождения.
– А что будет после?
Я думаю об этом, но нет ответа, который удовлетворил бы нас обоих.
– Мы выживем. Что бы ни случилось. – Я подношу руку к его щеке, и он хватает меня за запястье, удерживая его там. В его глазах светятся несколько секретов, о которых мы не можем говорить. Рука Сина скользит от моего запястья к горлу. Он нежно поглаживает его.
– Мы выживем, – соглашается он. Переводит взгляд с моих губ на глаза. – Ванесса Харт, я…
– Не надо, – перебиваю я. – О чем бы ты ни думал, не произноси этого вслух.
Не разбивай мне сердце.
– Имеет ли вообще значение то, чего я хочу? – Его большой палец касается моего пульса, сразу же выдавая моё страстное желание. Это ощущается хорошо. Это ощущается правильно. Если бы мы были двумя людьми, которые встретились в другом месте, я бы влюбилась в него с такой же лёгкостью, с какой засыпала ночью.
– Война, – напоминаю я ему. – Принц.
Его прикосновение становится жёстче, и он приподнимает мой подбородок. Его губы едва касаются моих. Дыхание перехватывает. У него вкус мяты, дождя и роз. Так близко. Желание переполняет меня. Но я могу бороться с ним. Я могу подавить его. Син касается моих губ, и я всхлипываю.
И тут у него вырывается рычание, грубое и внезапное.
– К чёрту их войну, к чёрту их законы и к чёрту этот двор.
Он целует меня, и его губы обжигают. Опаляют. Он хватает меня за горло руками, за волосы, и притягивает меня ещё выше к себе, так что я обхватываю его за талию. Мои руки не могут остановиться – поднимаются по его рубашке, по груди, вниз по мышцам. Он – рай. Он совершенен. И прямо сейчас он позволяет мне вести. Я осторожно провожу языком по его нижней губе, наслаждаясь его чистым, сладким вкусом.
Этот момент не может быть настоящим.
Он не должен быть настоящим.
Син и я не можем так жить, прикасаясь друг к другу, целуясь, постанывая. Это зашло слишком далеко, и мы должны остановиться. Он – принц при дворе Королевы Волков. А я… Я просто Ванесса Харт. Укушенная и презираемая. Мы должны остановиться. Но я не могу заставить себя сделать это. Его руки находят подол моей рубашки, и он приподнимает её настолько, что его ладони скользят по моим бёдрам и бокам. Его пальцы касаются нижней части моей груди. Я дрожу. Мир раскрывается перед нами, и кажется, что он бесконечен. У меня никогда такого не было. Никогда ни с кем не было такого. Другие парни – те, чьи имена я не могу вспомнить или заставить себя задуматься о них – были целомудренными поцелуями, юношеской влюблённостью. Это… это гибель.
– Син, – выдыхаю я, прижимаясь к нему.
– Скажи это ещё раз, – умоляет он, прерывая поцелуй, чтобы провести губами по моему подбородку. Он покусывает меня, и я самозабвенно выгибаюсь навстречу ему. – Не переставай повторять моё имя. – Я стону, а его язык скользит к чувствительному местечку под моим ухом. – Чёрт, ты такая сладкая, Ванесса. Я хотел сделать это с тех пор, как впервые заключил тебя в объятия. – Ещё один поцелуй. Еще один укус. – Даже когда я чувствовал, как в тебе бушует ярость, даже когда знал, что ты ненавидишь меня, я не мог перестать думать о тебе. – Ещё один поцелуй, и я извиваюсь на нём. – Я не могу перестать думать о тебе. Это постоянно. На встречах, за завтраком, на уроках… я думаю о тебе, Ванесса. Ты сделала мою жизнь намного сложнее, чем она должна была. Ты всё разрушила.
Честность. Столько искренности в сочетании с приливом пьянящего удовольствия, что мне ничего не остаётся, как снова пробормотать его имя, – он проводит большим пальцем по кончику моей груди, – и снова его язык проникает в мой рот. Он впитывает каждый мой стон, и, возможно, он также поглощает частичку моей души, потому что я не могу не признаться, задыхаясь и распущенно:
– Я… ты мне нравишься, Син. Мне не следовало бы, но это так.
Он отодвигается на дюйм. Этого достаточно, чтобы я смогла увидеть его красивое лицо, залитое лунным светом.
– Ты прекрасен, – бормочу я, нежно касаясь его щеки. Он целует мою ладонь.
– От тебя захватывает дух, – говорит он, пристально глядя на меня, пока его губы скользят вверх по моему запястью.
Я запускаю пальцы в его волосы, едва осмеливаясь дышать. Этот момент кажется слишком нежным – как сон, и я могу проснуться в нескольких секундах от него.
– Ну, разве это не восхитительно? – Моя дверь распахивается, и Эви входит, громко топая, так что пол содрогается. Вот так просто сон превращается в кошмар. – Наследный принц спутался с дворняжкой.
Я спрыгиваю с Сина так быстро, как только позволяют мои рефлексы, и падаю на землю. Брошенный гвоздь вонзается мне в руку, но я не вздрагиваю. Страх сжимает мою грудь. Я резко втягиваю воздух, когда принцесса Эвелин Ли появляется в дверном проёме, скрытая тенью в темноте, её красные глаза горят яростью.
– Не мог придумать что-нибудь получше? – спрашивает Эви Сина, скрестив руки на груди, и её когти почти впиваются в собственную плоть. – Знаешь, я всегда считала тебя настоящей занозой в заднице, но никогда – дураком.
– Полагаю, даже принцессы совершают ошибки, – небрежно говорит Син. Он разваливается в кресле, его тело расслаблено, будто он совсем не смущён. Не напуган. Я, однако, не знаю, как себя вести, растянувшись полуголой на полу. У меня не хватает слов, и волна унижения разливается по венам. Гвоздь всё ещё впивается в ладонь, но я почти не чувствую этого. Я медленно поднимаюсь на колени, натягивая позаимствованную рубашку так низко, как позволяет ткань. Эви бросает на меня взгляд и презрительно усмехается.
– Если ты закончила на полу, королева Сибилла зовёт нас в тронный зал. – Она облизывает кончики своих клыков. – Может, сначала переоденешься, пёсик, я вижу твои соски. – Затем, обращаясь к Сину, она говорит: – В следующий раз, когда будешь с кем-нибудь трахаться, выбери породу получше. Нам нужна госпожа, а не дворняжка. – Развернувшись на каблуках, Эви, не говоря ни слова, уходит по коридору. Я изумлённо смотрю на Сина, который лишь пожимает плечами.
– Поверь мне, – говорит он, – всё могло быть намного хуже.
И хотя он говорит правду, я всё равно в это не верю. Эви только что застала меня на коленях у своего будущего жениха. Она ни за что не отпустит меня, отделавшись парой оскорблений и щелчком по волосам. Я выдёргиваю гвоздь из ладони и поднимаюсь на ноги, испытывая отвращение к тому, как дрожат мои ноги. Мои колени вот-вот подогнутся. Если я в чём-то и уверена, так это в том, что я увидела смерть в её глазах, и я не могу винить её за это.
Син принадлежит ей.
Если раньше я не была её целью, то теперь точно стала.
Весь двор собирается в тронном зале, и я внезапно переношусь на несколько месяцев назад. Только на этот раз никто меня не замечает. Кажется, никому нет дела до того, что я здесь. Даже Эви присоединятся к своему двору, ни разу не оглянувшись.
Перекинувшиеся оборотни рычат и скалятся у края помоста, и их человеческие аналоги сбиваются в круги вокруг мраморной комнаты. Гобелены растрёпаны, ковры пропитаны вином, вылившимся из бокалов, упасших со столов. Бета ударяет когтем по стеклянной шахматной доске, и фигуры разбиваются о стену.
– Что происходит? – шепчу я, бросая взгляд на Сина.
Однако его больше нет рядом со мной.
Проходя по проходу, он пробирается сквозь толпу оборотней к своей матери. Королева Сибилла сидит на троне, её чёрные глаза прищурены, а в кулаке зажат серебряный кинжал с позолоченной рукоятью. Лорд Аллард наклоняется, чтобы что-то сказать ей тихим голосом, выражение его лица мрачное. Эви уже там, у подножия лестницы, её волосы заправлены за уши. Она плотнее запахивает шёлковый халат на талии. На самом деле – я оглядываюсь по сторонам, и сердце подскакивает к горлу – все оборотни, которым ещё предстоит превратиться, одеты в какую-то разновидность ночной одежды. Внезапно я понимаю, что никто не ожидал их здесь увидеть. Что бы это ни было… это нехорошо.
Не зная, что ещё делать, я медленно продвигаюсь вперёд, надеясь уловить окончание шёпота королевы. Вместо этого я слышу обрывки примерно из двенадцати разных разговоров.
– …беспрецедентное убийство…
– … с Корой этого бы никогда не случилось…
– …подписала наши свидетельства о смерти собственной кровью…
Оборотень поворачивает голову в мою сторону, когда я прохожу мимо, и его глаза становятся тёмно-карими. Он бросается на меня, будто хочет укусить, но я отшатываюсь… прямо на Порцию. Она нежно подхватывает меня, но шум толпы толкает меня вперёд. Прямо в твёрдую спину Каликса. Он разворачивается, хватает меня за плечо, прежде чем я успеваю споткнуться, и сажает на место рядом с собой, у передней части помоста.
– Харт, – бормочет он, и его хватка ослабевает, как только я обретаю равновесие.
– К-Каликс. Что всё это значит?
– Мы ещё не уверены. – Он стоит неподвижно, его мышцы напряжены, он готов к драке.
От энергии, царящей в комнате, волосы у меня на затылке встают дыбом. Это ощущается как… перемены, будто мы стоим на пороге чего-то – возможно, смерти, если судить по сияющим глазам и сверкающим зубам вокруг нас. Я инстинктивно придвигаюсь ближе к Каликсу. Он тоже следит за чересчур усердными оборотнями своим пристальным взглядом, наблюдая и выжидая.
Чего, я не знаю.
– В этом дворе уже более десяти лет не совершалось убийств! – восклицает кто-то, в то время как другие соглашаются с ним. Это оглушает, так громко, что у меня могут лопнуть барабанные перепонки. Или, возможно, вместо этого треснет крыша или стены. Весь тронный зал сотрясается от их возмущения.
Убийство? Я украдкой бросаю взгляд на Каликса, который ничем себя не выдаёт. Его челюсти сжаты. Взгляд жёстче. Но кто, где и как?
В нескольких футах передо мной, рядом с Эви, Син требует тех же ответов.
– Расскажи нам, – говорит он и выглядит каким-то более резким, чем раньше, незнакомым, всё его тело излучает внезапную и смертоносную сосредоточенность. Исчез томный парень из моей спальни, и мурашки бегут по моим рукам при виде принца Синклера Севери. – Расскажи нам, что происходит, мама. Мы заслуживаем того, чтобы знать.
Меня обдает жаром. Вспышка лжи.
Но… этого не может быть. Я смотрю на Сина, сбитая с толку его словами, но он качает головой, будто это не имеет значения. И это не так. Если в замке кого-то убили, мы заслуживаем того, чтобы знать. Меня не волнует, что здесь всё делается не так, если секретность – это своего рода традиция. Своего рода сила. Нам нужно знать.
Удивительно, но Эви соглашается.
– Думаю, что это необходимо для благополучия и безопасности этого двора…
– Тихо, – прикрикивает на неё королева Сибилла, перекладывая кинжал в левую руку и наклоняясь вперёд. Лорд Аллард сжимает рукоять своего меча пятью когтями, которые гораздо острее, чем лезвие его собственного оружия. – Это мой двор, и я буду решать, как поступить. Все вы, – кричит она глубоким и мелодичным голосом, – хватит!
Щеки Эви заливает румянец унижения, но она больше ничего не говорит. Никто из нас не говорит. Наши губы смыкаются, один за другим, скрепленные чарами принуждения королевы. Беспорядочный хаос замирает во внезапной тишине.
– Я не просто так приказала вам подняться с постелей. Сегодня ночью действительно произошло вероломное преступление, но нам нужно было время, чтобы выяснить все подробности. – Королева Сибилла встаёт с трона и бросает кинжал на землю. Она уверенно расправляет плечи и поднимает подбородок. – Инструктор Альварес был застигнут врасплох во время своей поздней пробежки по пляжу. Он был выпотрошен. – Она произносит эти слова прямо, без всякого сочувствия, и, не дрогнув, продолжает: – Лорд Аллард нашёл Бруно с внутренностями, подвешенными у него на шее. Задохнувшимся от своего тонкого кишечника. На его левой руке не хватало пальцев – очевидно, они были отпилены серебром. Хотя он ещё не успел превратиться, нападавший знал, что он – оборотень. Они беспощадно убили его. Бруно Альварес мёртв, а убийца остаётся на свободе.
Мой мир вращается вокруг своей оси, и я сбиваюсь с шага, хватаясь за локоть Каликса, чтобы сохранить равновесие. Не в состоянии осмыслить слова, но слышу, как они эхом отдаются в моём мозгу, словно отзвуки отдалённого грома.
Задохнувшийся. Выпотрошенный.
Беспощадно убитый.
О боже, нет. Только не это. Картина преступления размывает реальность тронного зала, превращая окружающие тела в кровь и кости. Только не это.
Я смотрю на своего предполагаемого убийцу, но Эви, похоже, в таком же ужасе, как и я. Её покрасневшие глаза расширяются, и она прислоняется к Сину, будто не может устоять на ногах без его поддержки. И Син… Сину не намного лучше. Выражение его лица меняется, и он опускает взгляд. В его глазах горят слёзы. Одна из них капает на кафельный пол. И моё сердце болит за него… за всех.
Его внутренности подвешены у него на шее.
Я едва знала инструктора Альвареса, и меня тошнит. Никто и никогда не заслуживал такого ужасного конца.
Когда королева щёлкает пальцами и говорит:
– Вы можете продолжать говорить, – тронный зал погружается в скорбный стон. Перекинувшиеся оборотни воют, их головы запрокинуты к небу, в то время как другие кричат от диких мучений.
– Кто? – Каликс спрашивает через шум.
Королева не смотрит на него. Почти кажется, будто она не ответит ему, пока Порша повторяет вопрос.
– Кто, ваше величество? – шепчет она.
– Мы не знаем. – Королева Сибилла холодно смотрит на своих придворных. – Не было никаких свидетельств вмешательства человека. Кто бы ни совершил это преступление, он был оборотнем – никто другой не смог бы проникнуть на нашу территорию, и никто другой не смог бы одолеть Бруно. – Она делает шаг вниз с возвышения, её взгляд скользит по нам – молодым оборотням. – Среди нас есть предатель, будь то из моего собственного двора… или из другого.
Вой переходит в агрессивное рычание, в то время как оборотни скребут когтями землю.
– Если этот предатель сейчас здесь, я обращаюсь к тебе, раскрой себя. – Принуждение.
Никто не двигается. Никто.
Лорд Аллард чертыхается. Королева выходит в проход, и толпа расступается, немедленно склоняясь в поклонах вокруг неё. Их бунт прекратился так же быстро, как и начался; возможно, потому что на полпути к выходу из тронного зала она поворачивается и произносит тихим, смертоносным голосом:
– Я получу голову убийцы. Ни при каких обстоятельствах никому не сойдёт с рук убийство невинного волка.
Словно в ответ на призыв к действию, комната взрывается шумом. Кто-то разбивает вдребезги стол, а ещё двое швыряют стеклянные фигурки в окна. Вой и рычание, раздавшиеся минуту назад, усиливаются в десять раз. На этот раз громче. Более дико. Я никогда не видела ничего подобного – яростного, страстного проявления неконтролируемой ярости, когда Королева Волков исчезает.
