Текст книги "Врата Совершенного Знания"

Автор книги: Джон Тренейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Мэт и Саймон ответили отрицательно.

– Ладно. Сержант, довезите его до Глоустер-роуд и там оформите все бумаги.

Мэт подождал, пока за Фэном закрылась дверь, а затем спросил:

– Вы можете выяснить, на кого он работал?

– Вряд ли. Мы ищем, к кому ведут нити, но ничего не узнаем, учитывая, как ведутся дела на Тайване.

– Почему?

– Полагаю, вам известно, что у Великобритании нет дипломатических отношений с Республикой Китай. Мы не можем просто телеграфировать в Тайбэй и попросить провести расследование. – Рид уныло покачал головой. – В сущности, меня беспокоит вовсе не Фэн. Его-то мы остановили. Гораздо больше меня волнует то, что в важнейшей системе охраны появилась брешь.

– У каждого бюджета есть свои пределы, Питер, – мрачно возразил Саймон. – Мы не могли заткнуть все углы и щели.

– Не могли? Или не хотели?

– Что вы имеете в виду?

– Я подумал, может, вам пришлась по душе мысль о запасном ходе, вот и все. Чтобы у вас был выход, который я не могу контролировать, поскольку мне о нем никто не говорил, а в вашей драгоценной компьютерной системе он не зафиксирован.

– Вы с ума сошли, – фыркнул Саймон.

– Ладно, – сказал Рид. – Если можно, я хотел бы получить копию отчета А-Фо.

– Спокойной ночи, Питер.

Когда Рид исчез за дверью, Саймон подошел к буфету и налил себе виски.

– Хочешь?

– Да, пожалуйста. Без льда.

Саймон понес стаканы в тот конец комнаты, где сидел Мэт, и, кряхтя от усталости, опустился рядом с ним в кресло. Зазвонил красный телефон.

– Возьмешь трубку?

Мэт повиновался.

– Это Джордж Форстер. Он только что приехал.

Через несколько минут дверь открылась и появился финансовый директор компании «Дьюкэнон Юнг». Форстер – круглый, как бочонок, коротышка лет шестидесяти – уже приближался к пенсионному возрасту. Человеку его лет не нравится, когда его будят среди ночи и вытаскивают из постели. Большие черные круги под глазами придавали Форстеру совершенно измученный вид.

– Наливай себе, Джордж, и иди сюда.

Саймон посвятил его в события минувшей ночи. Форстер с минуту помолчал, потом сказал, покачав головой:

– Может, за всем этим стоит Япония?

– Нет. Все нити ведут в Тайбэй, – со вздохом отозвался Саймон. – Единственное, что мы можем сделать – это завершить проект как можно скорее и выбираться к черту из этой ситуации. Мэт, скажи мне, как ты оцениваешь успехи Ленни?

– Он уже почти у цели.

– Пусть поторопится.

– Возвращаясь к Фэну, – задумчиво сказал Мэт, – я думаю, вполне возможно, что он работает на Японию.

– Нет. Промышленный шпионаж тут ни при чем. За этим стоит тайваньское правительство, и недавняя выходка «красного» Китая сыграла не последнюю роль. Ну что ж, проект всегда был рискованным, и мы знали, на что шли… Нужно скрыть все, что случилось сегодня ночью. В Пекине ни в коем случае не должны об этом узнать.

– Согласен, – сказал Мэт. – И все-таки следует вывезти «Апогей» из Синьчу. И сегодня же.

– Верно.

– Но ведь это стоит кучу денег, а вы основываетесь только на интуиции, предчувствиях.

– Теперь это не только предчувствия. Вспомни, как прошлым летом в Синьчу ворвались военные. Я так и не выяснил, в чем дело; все вешали мне на уши лапшу. Поэтому я приехал сюда лично, чтобы самому все разузнать. Джордж, ты помнишь Ли Лутана?

– Этого парня из старого Бюро информации и статистики? Ты хочешь поговорить с ним?

– Возможно. Мы были в каком-то смысле приятелями. В начале пятидесятых «Дьюкэнон Юнг» дала работу многим тайваньцам, это было задолго до того, как начался экономический бум. Ли в то время был молод, но я сомневаюсь, что он забыл. Этим летом я не смог найти его, мне сказали, что он в отпуске.

– Минуточку, – вставил Мэт. – А что это за Бюро? Единственное, о котором я знаю, называется просто Бюро статистики. Им руководит исполнительный юань.

– Бюро, в котором работает Ли, – это нечто иное. Он, видишь ли, был шпионом. Настоящим пронырой.

– Вот это да! Ты уверен?

– Абсолютно. Дядя Дэвид обычно продавал ему информацию о торговых сделках «красных» китайцев здесь, в Гонконге. Вот так я впервые познакомился с Ли.

– Ну, не знаю, – нахмурился Мэт. – Ты говоришь, что правительство Тайваня пыталось украсть программу «Апогей», а мне кажется, ты ошибаешься.

Джордж Форстер, заметив, что Саймон готов взорваться, быстро вмешался в разговор.

– Почему ты так считаешь, Мэт?

– Потому что, если правительству действительно было известно, что происходит в Синьчу, оно захватило бы «Апогей» совершенно открыто, и проект был бы остановлен.

– Сколько времени ты живешь здесь? – спросил Саймон сына.

– Саймон, я думаю, в его словах есть смысл.

– А я так не думаю. Все объясняется очень просто, Джордж: тайваньцы знают кое-что, но не все. Пока не все. Вот почему они шпионят, черт побери!

Мэт с улыбкой поднял руки.

– Ладно, ладно… извини. Но ты спросил, сколько времени я здесь живу, и я как раз из этого исходил. Я живу здесь достаточно долго, чтобы у меня появилось собственное мнение.

– Что это значит?

Мэт бросил нерешительный взгляд на Форстера, но тут же отбросил сомнения.

– Это значит, что многие годы ты не снисходил до того, чтобы выслушать мои соображения. Ну, конечно, я все понимаю, молодым надо знать свое место… но если ты так полагаешь, не следовало посылать меня в Тайбэй. – Голос Мэта стал жестче. – Или тебя просто тешит мысль создать династию «империя Юнгов»?

– Конечно нет. Но что ты знаешь о правительстве Тайваня? И разве кто-нибудь знает о нем? Они окружают себя глубокой тайной.

– Значит, «кто-нибудь» – это и ты тоже.

– Я, по крайней мере, пробыл в Юго-Восточной Азии дольше, чем ты жил на этом свете.

Мэт, заметив несчастный вид Джорджа Форстера, сделал глубокий вдох и сосчитал до пяти.

– Никаких возражений, – сказал он наконец. – Но предположим, что твоя интуиция верна. Почему этот тип Ли должен хотя бы впустить тебя в свой офис, не говоря уже о том, чтобы беседовать с тобой?

– Совершенно согласен.

– Тогда почему?

– Он – наша последняя надежда, вот почему! А что ты можешь сделать? Ты, со своей слепой преданностью так называемой свободе…

Мэт сжал кулаки. Ему хотелось бы многое сказать, столько неопровержимых доводов привести, но он не находил слов. В глубине души Мэт понимал, почему отец послал его в Тайбэй – чтобы сын стал самостоятельным человеком. Но теперь, когда ему представился первый случай внести свой вклад, показать, что он кое-чему научился…

Неожиданный звонок прорвал повисшее напряжение. Саймон напоследок окинул Мэта презрительно-недоуменным взглядом и поднял трубку.

– Да!.. Да, я буду разговаривать. Я – Саймон Юнг.

Последовала пауза, во время которой Саймон, положив руку в карман, нервно шагал по комнате.

– Алло? Генри Ся… Генри, чем я могу помочь? Да, извини, до меня невозможно было дозвониться весь вечер… Нет. Что?

Джордж Форстер облокотился рукой о спинку кресла и развернулся так, чтобы видеть Саймона, который внезапно замолчал.

– О нет, только не это!

Мэт поднялся и медленно подошел к отцу. Лицо Саймона стало напряженным, взгляд застыл.

– Хорошо, я выезжаю. Пусть адвокаты примутся за это завтра с утра, в первую очередь. Генри… постарайся успокоить Ленни Люка, ладно? Спокойной ночи.

Саймон положил трубку.

– Генри говорит, что Бюро расследований прислало уведомление о том, что прокуратура все-таки собирается возбудить дело.

Мэт пришел в ужас.

– Наши старые таможенные дела?

– Да. Генри говорит, что они применят против нас статью А-1. Наши люди слишком часто срезали углы.

Джордж Форстер встал.

– Это, конечно, невесело, но еще не конец света. Мы признаем себя виновными, заплатим штраф и заживем по-прежнему.

– Нет.

– Почему?

– Потому что, даже если мы признаем себя виновными, в окружном суде будет проведено слушание дела, а до конца января судебных заседаний не будет.

– Ну и что? Я не…

– Им удалось добыть постановление исполнительного юаня о прекращении всех работ в Синьчу до тех пор, пока не закончится процесс, – сказал Саймон с глубоким вздохом.

– Как?

– Нам оставалось всего четыре недели, чтобы закончить «Апогей» и передать его «красным» китайцам. Он был бы в полной рабочей готовности. – Саймон смотрел в пол, а когда поднял глаза, Мэт увидел в них нескрываемую ненависть. – Эти ублюдки, которых ты так любишь, только что прикрыли всю нашу работу.

Глава 9

Мэт и Ленни Люк жили вдвоем в маленькой квартирке на четвертом этаже дома на Чиен-Куо-Норт-роуд. Квартира была современная, с «полуторной ванной» – так китайцы называли ванну и душ. Поскольку квартира выходила окнами на эстакаду, в конце семидесятых эта покупка обошлась «Дьюкэнон Юнг» довольно дешево. Дополнительное удобство заключалось в том, что дом находился примерно на одинаковом расстоянии и от офиса на юго-западе, и от того района на севере, где бурлила ночная жизнь Тайбэя.

Но сегодня вечером, когда Мэт вышел из лифта и начал шарить в карманах в поисках ключа, он почувствовал себя слишком вымотанным, чтобы отправиться в поход по злачным местам. Вернувшись из отпуска, Мэт нашел у себя в кабинете груду скопившихся бумаг; в офисе царило полное смятение из-за приостановки работ в Синьчу, и теперь Мэту хотелось только одного – выспаться.

Он повернул ключ в замке, но дверь не поддавалась. Мэт нажал кнопку звонка: один длинный, два коротких и еще один длинный. Сначала он ничего не услышал, потом за дверью послышались шаги.

– Да? – спросил приглушенный голос.

– Это я, Мэт.

Ленни Люк распахнул дверь, и Мэт шагнул через порог.

– Извини, – кротко сказал Ленни.

– У тебя неприятности?

– Да. Хочешь выпить? Я хочу.

Мэт снял с себя куртку и пошел по коридору вслед за другом, удивленный: не в характере Ленни предлагать выпить.

Ленни откупорил бутылку виски и наполнил два бокала.

– Возникла проблема, и не маленькая. Я переходил через дорогу, чтобы перекусить у «Толстяка Чоя»…

– И?..

– Ко мне подошел парень, которого я там уже видел не раз. Думаю, и он меня тоже. Я ведь не прятался.

– Он разговаривал с тобой?

– Ага. Хотел все обставить по-дружески.

– Китаец?

– Угу. Он был откровенен, сказал, что работает на кого-то, кто заплатит за «Апогей» целое состояние. Прямо вот так и сказал.

– Господи! Так и сказал?

– Ну да. Объяснил, что работает здесь, в Тайбэе, на какую-то фирму и спросил, не хочу ли я поговорить.

– А ты что ответил?

– Я сказал, что не имею ни малейшего представления, о чем идет речь, и что лучше бы ему отвалить.

– А он?

– Он не ушел. Стал наседать на меня. И знаешь, что он сказал? «Ты живешь на четвертом этаже, как бы тебе не свалиться однажды с балкона – такое уже случалось».

У Мэта челюсть отвалилась от удивления.

– Просто поверить не могу.

– И все-таки это правда. Я расплатился и сразу же ушел. Думал, он будет преследовать меня, и уже собирался взять такси, понимаешь? Но когда оглянулся, парень исчез. Мэт, как ты считаешь, что я должен делать?

Мэт погрузился в глубокое раздумье.

– Прежде всего мы должны рассказать об этом Роду Хэйнсу. Он офицер охраны, ему следует знать. И отцу, когда он приедет сюда на следующей неделе. А с остальными нужно держать рот на замке.

– Я так и подумал, только не хотел говорить с Хэйнсом, не предупредив тебя.

Мэт задумчиво смотрел на друга. Китаец был, как обычно, в старых потертых джинсах, в рубашке с открытым воротом и свитере. Судя по щетине, он уже несколько дней не брился. Глаза по-прежнему ясные, однако глубоко ввалились. Он похудел еще больше, по сравнению с тем, каким Мэт видел его той ночью в Синьчу, полгода назад.

– Ленни, – неожиданно обратился к нему Мэт, – скажи откровенно, есть ли смысл в том, чем мы занимаемся здесь?

– Смысл?

– Несколько лет я был членом команды. Над «Апогеем» работало человек десять, теперь ты остался один и помогаешь то там, то здесь по нескольку часов. Может, мы сами себя обманываем, считая, что ты сможешь закончить работу вовремя, если будешь возиться с чем-то в спальне?

– Сейчас я делаю одно – программирую, программирую и программирую. Сглаживаю все дефекты. Эта часть работы всегда ложится на меня. Ни у кого больше нет таких извилин в башке. И я могу заниматься этим здесь или в любом другом месте. – Ленни мрачно улыбнулся. – Разве ты не помнишь, как я научился этому еще там, в Гонконге?

– Верно. Даже во время школьных каникул тебе хотелось только одного – играть с компьютером, который дал тебе отец. – Мэт зевнул и вдруг почувствовал, что слишком устал и не может продолжать разговор. – Ты будешь дома сегодня вечером?

– Позже я уйду с Селиной. Через неделю «Апогей» будет готов, и мне в самом деле нужна передышка.

– Согласен. Сейчас для тебя самое лучшее – это выйти прошвырнуться и развлечься. Но все-таки посматривай, нет ли поблизости того парня, который разговаривал с тобой.

– Хорошо.

– Эй!

Ленни обернулся, стоя в дверях.

– Что?

– Я искренне рад за тебя. Ты молодец, это просто фантастика.

Спустя несколько минут, когда Мэт уже стягивал с себя рубашку, зазвонил телефон из подъезда. Наверняка Селина. По звуку бегущей воды Мэт догадался, что Ленни все еще в душе.

– Я возьму трубку, – крикнул он.

Но это была не Селина. В трубке раздался хрипловатый голос:

– Алло, Мэт, дорогой. Найдется местечко для одной малышки в твоем изысканном логове?

– Мэйхуа!.. Конечно, как это чудесно… поднимайся!

Мэйхуа держала в руках бумажный пакет, из которого торчала бутылка с пробкой, обернутой в фольгу. Когда Мэт открыл дверь, она приставила бутылку к его груди, как полицейскую дубинку, подталкивая его внутрь комнаты. Мэт уперся в стену, она задумчиво посмотрела на него, приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала в щеку.

– Спасибо.

Мэйхуа снова внимательно посмотрела на него и потянулась ко второй щеке.

– Чтобы не обидно было.

Мэйхуа была одета в зеленовато-голубой короткий жакет и плиссированную, кремового цвета юбку. Костюм дополняли лакированные туфли. Никаких украшений. Сама чистота и невинность. Мэт рассмеялся и внезапно почувствовал, что усталость как рукой сняло.

– А в честь чего шампанское?

– Рождество – было всего несколько дней назад.

– Рождество! Здесь, на Тайване?

– А почему бы и нет? В свободном Китае масса христиан. Ты знаешь, что наш президент и его жена – христиане?

– Да, знаю.

– Вот и я тоже.

Мэт опять засмеялся, приняв ее слова за шутку, и тогда Мэйхуа обиженно ткнула его горлышком бутылки в грудь.

– Я получила хорошее образование в монастырской школе, – сказала она. – Не смей забывать об этом. Там и английский выучила, как смогла.

Мэт, продолжая смеяться, забрал у нее из рук бутылку.

– Хм-м. «Лоран Перье», розовое! Ты что, действительно ходила в монастырскую школу?

– Конечно. В среднюю школу «Добропорядочные девицы». Моя мать – особа весьма оригинальная.

– Мне бы хотелось познакомиться с ней.

В лукавом взгляде Мэйхуа мелькнула нерешительность.

– Не уходи от темы. А ты… разве получил не религиозное образование?

– Да, своего рода. Это называлось «спортивное» христианство, то есть приходилось принимать душ и играть в регби. Терпеть не мог все это. И в свободное время изучал буддизм. В результате друзья решили, что я чокнутый… Слушай, давай-ка откроем бутылочку.

Ленни выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной в чем мать родила. Мэйхуа оглядела его обнаженное тело сверху донизу удивленно, но одновременно оценивающе. Ленни приветствовал ее слабой улыбкой.

– Привет, – пробормотала Мэйхуа, когда Ленни уже подошел к двери спальни.

Ответа не последовало. Дверь закрылась.

– Кто это?

– Это? A-а, ну, это Ленни Люк. Извини.

– С ним все в порядке?

– Вполне, просто он…

– Да?

– Если у него такое выражение лица, значит, он сейчас думает. Ленни из тех людей, что живут в собственном мире. – Столкнувшись с неразрешимой задачей объяснить характер Ленни человеку, который совсем его не знает, Мэт сдался. – Пошли, я должен охладить эту шипучку.

Пока он занимался бутылкой, Мэйхуа слонялась по крошечной гостиной.

– Значит, вот какова берлога холостяка, – прошептала она, когда Мэт присоединился к ней. – А где же женщины?

– Мы прячем их в шкафах. Так пристойнее.

Ленни, уже в костюме, с галстуком, показался из-за двери.

– Можно, я возьму сегодня машину?

– Нет проблем.

– Мэт…

– Что?

– Мне могут понадобиться деньги.

– Конечно. А что?..

– Да я только сейчас сообразил, что у меня ничего нет.

– Бумажник на туалетном столике, – вздохнув, ответил Мэт. – Возьми сколько надо.

– Спасибо! Ну пока.

Мэйхуа все бродила по комнате, заложив руки за спину, словно офицер на плацу. Но звук захлопнувшейся за Ленни Люком двери подействовал на нее, как сигнал. Мэйхуа выключила верхний светильник, и по комнате разлился мягкий свет настольной лампы. Когда Мэт присел на край дивана, Мэйхуа подошла и села на другом конце, прислонилась к валику и продолжала свой дотошный осмотр, словно рядом никого не было.

– Здесь очень… как бы это сказать… по-английски… В интерьере одно не сочетается с другим. Я не обидела тебя?

– Нет. Мне нравится твоя откровенность. Думаю, ты права. Мы просто покупали эти вещи по мере надобности.

– Это заметно. И все-таки кое-что смотрится неплохо. Белые стены, белый потолок – просто и строго. И ковер – то, что нужно: веревочный, практичный. Но мебель… – Мэйхуа вскинула голову. – Мэт, нельзя в такую комнату ставить кресло с пурпурной обивкой. А журнальные столики из лакированной сосны везде плохо смотрятся. Почему бы тебе не вышвырнуть меня вон?

Но вместо того чтобы вышвырнуть ее вон, Мэт взял Мэйхуа за руку. Несколько мгновений она позволяла ему играть с ее рукой, но потом осторожно отняла, и Мэт с разочарованным видом откинулся на спинку.

– Ты так и не сказала, почему купила шампанское.

– Сказала – на Рождество.

– Я не верю.

– Ну, какой же ты скучный… Так и быть, скажу. Кое-кого выдвинули на приз «Золотая лошадь». Лучшая актриса на вторых ролях.

Мэт всплеснул руками.

– Отлично! И ты выиграешь? Какие у тебя шансы?

Мэйхуа пожала плечами.

– Мир кино непредсказуем, Мэт. – Она помрачнела. – Сплетни, которые тебе нашептывают, маленькие скандальчики, о которых читаешь в журналах, и много всего другого. – Мэйхуа сурово взглянула на Мэта. – Не обольщайся слишком на мой счет. Вот это, – она изящным жестом обвела руками свое тело, от плеч до коленей, – это важнее всего.

– Я так и предполагал.

– А я знаю точно. Я рассказывала тебе, что на киностудиях всегда существуют три версии фильмов – холодная, теплая и горячая?

– Нет.

– Холодная – для застегнутых на все пуговицы малайцев и брунийцев. Теплая – для Сингапура. И – ух! – горячая для всех остальных. И когда снимают горячую версию, актрисе не приходится кутаться.

Наступило долгое молчание. Потом Мэт спросил:

– Ты выйдешь когда-нибудь замуж? Чтобы у тебя был дом, дети?

Мэйхуа встала и, снова заложив руки за спину, прошла к окну.

– Не знаю, – ответила она своему отражению в стекле и повернулась к Мэту. – Мне хочется всего этого. Но уж выходить замуж, так выходить. – Мэйхуа пристально смотрела на Мэта, ее глаза были как два светящихся круга. – Рядом со мной может быть только совершенно исключительный мужчина.

– Исключительный?

– Человек, который не станет возражать, если меня подолгу не будет дома. Он должен знать, что я выставлю напоказ свое тело, что я окружена мужчинами и они предлагают мне… всякие чудесные вещи. Он должен понимать, что такое кинобизнес и что там требуются компромиссы. И все-таки у него должно хватить любви ко мне, чтобы сказать: иди, добивайся успеха, поднимайся наверх и побеждай.

– Иными словами, ты хочешь иметь все.

– Да.

– В таком случае тебе и вправду нужен очень оригинальный мужчина. Ты уже нашла такого?

Стоя у окна Мэйхуа несколько секунд изучающе смотрела на Мэта, а он, дожидаясь ее ответа, почувствовал, как кровь прилила к щекам.

– Возможно, – произнесла она наконец. – Но он… никогда ничего мне не говорил. Понимаешь, он очень деликатный. Он… не подталкивает меня, в отличие от многих других. Он добрый. Он отдает и до сих пор ничего не взял взамен. А я… должна сознаться, я держу его на расстоянии.

Сердце Мэта прерывисто забилось.

– Может быть, ему следует помочь, придать уверенности?

– Ты думаешь? Тогда скажи мне… – Мэйхуа двинулась к дивану, – что же еще требуется мужчине для уверенности?

Она еще не успела протянуть руку, а Мэт уже вскочил и обнял ее.

В последний момент ему показалось, что она засомневалась, словно взвешивала тот груз, который собиралась переложить на его плечи. И сам он не был уверен, что готов взвалить на себя тяжелую ношу. Но сомнения рассеялись, и он поцеловал ее в губы.

Мэйхуа сжала его лицо обеими руками и слегка отодвинула от себя.

– Наверное, вино уже охладилось, – сказала она шепотом. – Я вытащу его.

Мэт покорно сел, когда Мэйхуа мягко толкнула его на диван. Он знал, что его должна переполнять радость, но радости не было, и Мэт не мог понять, почему совершенство кажется ему не совсем совершенным. Самая потрясающая, самая восхитительная, самая чувственная и сексуальная девушка в Тайбэе наконец принадлежит ему. Многие месяцы он терпеливо ждал ее знака, все стоя в бесконечной очереди с другими мужчинами. И все же что-то…

И вдруг Мэта осенило: это была такая мелочь, что он не уловил ее сразу, не выстроил логической цепочки, а ведь она напрашивалась. Мэт вынужден был признать, что за секунду до того, как их губы встретились, он почувствовал дурной запах изо рта Мэйхуа. Она была капризна, ветрена, иногда не выносила, чтобы до нее дотрагивались. Где-то в подсознании Мэт понимал, что нужно сложить все эти маленькие открытия вместе и сделать вывод. Но он не осмеливался. Когда бутылка была опустошена, Мэйхуа положила голову на грудь Мэта и, просунув руку под его рубашку, стала нежно перебирать волоски.

– Ты голодна? – прошептал он.

– Совсем нет.

Час назад Мэту до смерти хотелось есть, теперь даже мысль о еде была неприятна. Он гладил ее волосы, с наслаждением ощущая, как локоны струятся под пальцами, и вдруг услышал, как Мэйхуа сказала:

– Не знаю…

– Что?

– Правильно ли это. Для нас обоих.

– Правильно. Настоящая любовь – это всегда правильно.

Она подняла голову и, подперев ее рукой, посмотрела ему в глаза.

– Ты так тепло относишься ко мне, я почувствовала это в первую же нашу встречу. Но хороша ли я для тебя?

– Почему же нет?

Мэйхуа долго колебалась, так долго, что когда она наконец заговорила, Мэт понял: это не настоящий ответ.

– Я евразийка.

– Я тоже.

– Все время забываю об этом. Ты тоже наполовину китаец. Только по тебе этого не скажешь. – Мэйхуа помолчала. – Ты бизнесмен. Благополучный, респектабельный. Я не хочу создавать тебе неприятности.

– Но ты не создаешь их!

– Ты уверен? Твоя карьера совсем не похожа на мою. И я никогда не рассказывала слишком много о себе, о своей семье.

Мэт поцеловал ее, прежде чем Мэйхуа успела закончить фразу. Неприятный запах был таким слабым, что он мог просто не обращать на него внимания. Теперь наступила его очередь; руки Мэта скользнули под блузку, чувствуя через тонкий, как паутинка, бюстгальтер ее твердые груди. Мэйхуа глубоко вздохнула и прикусила нижнюю губу, в мерцающих глазах ее появилась растерянность. И еще одна дикая, недостойная мысль проскользнула в сознании Мэта, испортив эту минуту: сколько мужчин согласились бы пожертвовать своими глазами, руками и ногами ради того, чтобы сделать то, что он делает сейчас? И… сколько мужчин уже делали это? Его рука стала настойчивее, он гладил ее спину, потом начал расстегивать бюстгальтер. Мэйхуа вздрогнула.

– Ты уже делал такие вещи раньше, – прошептала она.

– А разве ты пришла бы сюда, если б это было не так?

– Нет. Школьники не в моем вкусе.

– А мне не подходят девочки из монастырской школы.

Сколько же их было?!

Рука Мэта скользила по ее телу. Он наслаждался тяжестью грудей, лежащих на его ладони, ласкал кончиками пальцев соски. Губы Мэйхуа приоткрылись, она задышала часто, прерывисто.

И так было со всеми? Не спрашивай об этом, никогда не спрашивай…

Мэт обнял Мэйхуа за шею и начал медленно спускать блузку с ее плеч. Лампа стояла сзади, и он видел только волнообразные изгибы и дразнящие углубления, в которых можно словно спрятаться от мира и всех его тревог. Мэт опустился на подушки и сомкнул губы вокруг левого соска, удивившись сильной дрожи, пробегавшей по телу Мэйхуа. Кожа ее была теплой, сказочно гладкой. Никогда он еще не дотрагивался до такой чудесной кожи. Его губы приблизились к правому соску.

– Это на тот случай, если он будет ревновать, как мои щеки.

– Не останавливайся, – произнесла Мэйхуа свистящим шепотом. – Боже мой, не останавливайся!

Она будто задыхалась. Мэт встал, и глаза ее вспыхнули гневом, но он тут же наклонился, подхватил ее на руки и понес в спальню.

– Прямо как в кино, – прошептал он ей на ухо.

Но нет, это было не так, не на все сто процентов. Во всяком случае, не для него. Слишком многое шло от рассудка, а инстинкт молчал.

Открыта ли дверь в спальню, или придется опустить Мэйхуа на пол? И что же такое она съела, от чего у нее такое странное дыхание? Сколько мужчин проделывали с ней все это? К счастью, дверь была распахнута настежь.

Мэйхуа лежала на кровати и смотрела, как Мэт, включив ночник, расстегивает пуговицы на рубашке, одновременно сбрасывая ботинки. Его пальцы двигались неуклюже, словно полупарализованные. Бюстгальтер и блузка Мэйхуа остались в гостиной, теперь Мэт снимал с нее туфли, юбку и колготки, оставив только крошечный треугольник на бедрах, из которого выбивались несколько завитков волос. Он наклонился, чтобы поцеловать их, а пальцы уже стягивали трусики. Мэйхуа села, поддерживая руками груди, чтобы они касались головы Мэта. Наконец Мэт раздел ее полностью и уже приготовился скользнуть в кровать, но Мэйхуа остановила его.

– Нет, – голос был хриплым. – Не смей, шельмец.

Что было в ее голосе: любовь или ненависть?

– Ты видел меня всю, целиком. Теперь я тоже хочу. Хочу посмотреть на тебя.

Мэт колебался. Восточные девушки себя так не вели. Они скованные, стыдливые, их нужно убеждать, подбадривать. Эта женщина – совсем другая.

Исключительная женщина.

Он снял нижнее белье и встал рядом с кроватью.

– Повернись, – приказала она хрипло. – Боже мой… – теперь она говорила с нежностью. – Откуда у тебя… откуда только берутся такие тела?

Накручивая на палец завитки волос внизу его живота, Мэйхуа приподнялась. Ее глаза были совсем близко, и в первый раз он прочел в них сомнение. Сомнение и, возможно, страх.

– Ты мой первый европеец, – сказала она еле слышно. – Самый первый.

Мэт выключил свет…

Мэйхуа проснулась первой. Она придвинула кресло к окну и села, вперив безразличный взгляд в проем между Занавесками. Утро было бесцветным. Спустя некоторое время две слезинки проложили путь по ее щекам, за ними последовали другие. Слезы текли ручьем, и печаль ее становилась от этого еще горше. Она сидела не шевелясь. Совсем тихо.

По утрам Мэйхуа всегда чувствовала себя отвратительно, но сегодня это был не просто физический дискомфорт. Ее скрутило так, что впору закричать.

Мэт проснулся.

– Мэйхуа!

Ответа не последовало. Мэт сел на кровати, но Мэйхуа продолжала смотреть в окно, повернувшись к нему спиной. Мэт подошел и встал у нее за спиной, положив руки ей на плечи.

– Не смей!

Только сейчас он понял, что Мэйхуа плачет.

– Почему? Что случилось?

– Настроение плохое… я… – Она вздрогнула и замолчала. – Мне нужно идти.

– Идти? Но ты не можешь… просто уйти. После всего…

Мэйхуа подобрала юбку и направилась к двери. Мэт схватил ее, она остановилась как вкопанная, уставилась в потолок и вздохнула.

– Ты делаешь мне больно.

Мэт разжал пальцы.

– Ты тоже делаешь мне больно и не только руке.

– Ничего не получится, Мэт. Нам лучше расстаться сейчас. Сказать друг другу «до свидания».

– Ты с ума сошла! – Голос Мэта стал мягче. – Разве сегодня ночью тебе было плохо со мной?

Мэйхуа покачала головой.

– Тогда почему?

– Потому что, – резко ответила она. – Потому что… вот!

Она вытянула руку прямо перед глазами ошеломленного Мэта.

– Ты дрожишь, – сказал он и сразу почувствовал, насколько глупо говорить о том, что и так очевидно.

– Да, – быстро и деловито подтвердила Мэйхуа.

И Мэт наконец лицом к лицу столкнулся с той истиной, о которой уже догадывался сам и которую Мэйхуа готовилась сообщить ему.

– Да, так оно и бывает по утрам. Не спишь большую часть ночи, потом просыпаешься в мерзком настроении и дрожишь. Господи, какая дрожь! И хныкать бесполезно. А ведь это только игрушки! Мне становится все хуже.

Да, он видел все эти признаки, Господь свидетель, он видел их.

– Кокаин… надо было сказать об этом вчера. До того, как мы…

– Да. Да! А как ты думаешь, черт бы тебя побрал, почему мне сейчас так мерзко, ты… ты идиот! – Мэйхуа глубоко вздохнула и взяла себя в руки. – Слушай, это я виновата, от меня одни неприятности. Ты мне нравился… ты очень нравишься мне. Ты не такой, как другие; не пытался затащить меня в постель. У нас был настоящий роман, как мне казалось.

Мэт почувствовал слабость в ногах и опустился на кровать.

– А сейчас тебе так не кажется?

– Я хотела только трахаться! – Мэйхуа повернулась к нему, сверкая глазами. – А ты дал мне… другое.

Мэт смотрел на нее в упор.

– Что же я дал тебе? Скажи?

– О, Господи помилуй! Ты дал мне любовь!

– Но я не понимал тогда… – Мэт грубо схватил ее. – Предположим, я люблю тебя… достаточно сильно, чтобы сделать что-то. Есть врачи, которые могут помочь. Тебя можно вылечить, если ты сама захочешь.

Она взглянула на него с грустной улыбкой.

– Что в действительности ты знаешь о снежке? Я имею в виду кокаин.

– Не слишком много.

– О, не надо быть таким… таким потрясенным. Ладно, я была с тобой настоящей тварью. Но это не моя вина. Кокаин виноват, сам знаешь. Он меняет человека. Прошлая ночь была ошибкой. Я хотела секса, а получила любовь. Любовь для таких, как я, – это просто глупая мечта.

Мэйхуа схватила блузку и трусики. Мэт не сделал попытки остановить ее.

– Меня развратили в девятнадцать. Один толкач. – В ее голосе не было никаких эмоций, словно она читала вслух телефонный справочник. – Это было шесть лет назад. Я долго старалась контролировать себя, но вечно это делать невозможно. А сейчас мне все хуже с каждым месяцем.

Мэйхуа помедлила у дверей.

– Я ухожу. Не останавливай меня, не звони, не пытайся увидеться со мной. – Она опустила глаза, ослепленная непрошенными слезами, и, спотыкаясь, побрела в коридор. Мэту показалось, что ее последние слова были: – Не забывай меня!

Но он не был уверен в этом.