Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Он задержат дыхание. Да ведь это же их корзинка с провизией. Пираты бросили ее на борт вслед за пленниками. А в корзинке был нож.

Лафайет открыл глаз и проверил, где находятся в настоящее время пираты. Четверо стояли головами друг к другу, тщательно изучая рыбьи головы, торчащие из кулака пятого. Шестой лежал и храпел у их ног. Свайхильда скрючилась на палубе, брошенная туда ударом одного из ее будущих поклонников.

Очень осторожно О'Лири стал ощупывать палубу за собой связанными руками, передвигая их по дюйму. Он нащупал мокрый ломоть хлеба, второе яблоко, раздавленное ногой. Он потянулся к корзинке, упал на нее спиной, обнаружил, что она пуста. Колбаски лежали наполовину под корзинкой. Лафайет продвинулся еще на шесть дюймов вперед, давя сыр своими лопатками. И, пока волны раскачивали корпус баркаса под ним, он, наконец, нащупал пальцами нож. Его пальцы сомкнулись на рукоятке.

Нож был совсем небольшим, с лезвием всего дюйма в 4, но он вполне подходил для задуманного. Матросы все еще увлеченно занимались своей лотереей. Лафайет перекатился на палубе, поднялся на колени, с трудом привалился спиной к румпелю. Крепко держа нож, он нащупал крепящие румпель веревки и начал пилить их ножом.

Это были две минуты сплошной агонии, но, наконец, раздалось музыкальное "бенц", и внезапно освободившийся румпель болезненно ударил под ребра Лафайета, поворачиваясь на 90 градусов. В ту же секунду баркас резко накренился, уваливая под ветер. Матросы, для которых все это было неожиданностью, попытались ухватиться за борт, чтобы не упасть. Баркас сильно дернулся, парус обвис, когда ветер ударил прямо в мачту. Заскрипели ванты, парус вновь надулся с треском, напоминающим пистолетный выстрел. Деревянная нижняя балка паруса пролетела по всей палубе точно на высоте человеческой головы, как заметил Лафайет, потому что именно силой ее удара все четыре матроса были выброшены за борт, упав в воду с громким плеском, в то время как неуправляемый баркас помчался вперед по озеру.

4

– Бедная твоя голова, – сказала Свайхильда, кладя холодный компресс, сделанный из куска ее нижней юбки, на одну из шишек на голове О'Лири. – Эти ребята швырнули тебя, будто ты мешок с брюквой.

– По-моему, у меня печеная картошка вместо уха, причем той же температуры, – простонал Лафайет. – Разве что не светится в темноте, – он посмотрел сквозь туман в направлении, в котором вел баркас. – Определенным образом, эти ребята оказали нам услугу, – заметил он. – Нам никогда бы не удалось добраться так быстро на веслах.

– Прямо раздражает, как ты в самом плохом умудряешься увидеть хорошее, – вздохнула Свайхильда. – Ты бы подумал об этом.

– Ну, ну, Свайхильда, сейчас не время для мрачных мыслей, – подбодрил ее Лафайет. – Правда, мы промокли, продрогли и ломит все тело, но худшее позади. Из труднейшего положения мы выпутались всего лишь с незначительными неприятностями для моей головы и твоего достоинства. Через несколько минут мы будем есть вкусный суп и пить что-нибудь горячительное, а потом отправимся отдыхать в лучший городской отель.

– Тебе легко разговаривать. Тебя послушаешь, так ты и герцога уболтать можешь до такой степени, что он подыщет для тебя непыльную работенку, вроде придворного предсказателя или еще там кого-нибудь.

– Мне не нужна никакая работа, – справедливо указал ей Лафайет. – Я просто хочу убраться из твоего Меланжа и вновь вести ту уютную монотонную жизнь, которую так по-идиотски ругал всего несколько часов назад.

О'Лири ловко повернул баркас по ветру, направляя его к огням города впереди. Они проплыли мимо большого колокола, одиноко звенящего из тумана, мимо берега с высокими строениями, чем-то напоминающими амстердамскую гавань, обогнули квартал домов, сгрудившихся за гранитной набережной, приблизились к освещенному причалу, к которому было привязано несколько небольших суденышек. Свайхильда бросила причальный канат служителю, который поймал его и закрепил за каменный кнехт. Газовые фонари бросали неровный свет на мокрую набережную, на которой валялись всякие отбросы. Несколько рабочих без всякого интереса наблюдали, как Лафайет помог Свайхильде сойти с баркаса, бросив служителю никелевую монетку. Пес-дворняга с поджатым хвостом прошмыгнул мимо них и скрылся между домами в том же направлении, куда пошли они сами.

– Да-а, большой город, – с сомнением сказала Свайхильда, откинув локон, упавший ей на глаза. – Порт Миазма, какой он большой и величественный, – я даже не ожидала.

– Гмм, – невыразительно отозвался Лафайет, ведя ее за руку к освещенному входу небольшой таверны, над которым висела засаленная вывеска "ПИЩА НА СЛАВУ".

Внутри дымной, но теплой комнаты они заняли угловой столик. Заспанный хозяин молчаливо принял их заказ и ушел.

– Вот это больше похоже на дело, – со вздохом сказал Лафайет. – Мы провели тяжелую ночь, но сейчас как следует поедим горячего, потом заберемся в теплую постель, – так что жаловаться не приходится.

– Большой город пугает меня, Лэйф, – сказала Свайхильда. – Он какой-то бездушный, все куда-то спешат и нет времени на те маленькие хитрости, которые так важны для тела.

– Спешат? Да он мертв, как гробница, – пробормотал Лафайет.

– Вот возьми это место, – сказала Свайхильда. – Открыто в середине ночи. Никогда такого не видела.

– Да сейчас еще и десяти часов нет, – сказал Лафайет. – И…

– И, кроме того, мне надо выйти, – добавила Свайхильда. – А поблизости – ни одного куста!

– Для этого есть специальная комната, – торопливо сказал Лафайет. – Вон там, видишь, написано: "Леди".

– Ты хочешь сказать – внутри?

– Ну, конечно, ведь ты сейчас в городе, Свайхильда, тебе придется привыкать к…

– Ладно, неважно. Я просто быстро прошмыгну в аллею…

– Свайхильда! Будь любезна. В женский туалет!

– Тогда пойдем со мной.

– Я не могу, он только для женщин. Вон там другой – для мужчин.

– Это ж надо! – Свайхильда с удивлением покачала головой.

– Беги скорее, наш суп принесут через минуту.

– Пожелай мне удачи.

Свайхильда поднялась с места и неуверенно двинулась вперед. Лафайет вздохнул, отвернул намокшие кружевные манжеты рукавов, вытер влажное лицо салфеткой, лежащей рядом с тарелкой, принюхался к аромату цыпленка и лука на кухне. Его рот наполнился слюной при мысли о том, что его ожидает. Кроме нескольких кусочков салями и тарелки сомнительной свинины, которую ему подала Свайхильда, он ничего не ел с самого завтрака…

Завтрака – 10 часов и миллионы лет назад: резной столик, накрытый на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный официант, наливающий легкое, как перышко, вино из замороженной и обернутой в салфетку бутылки, деликатесные ломтики ветчины со специями, пшеничный пирог со взбитыми сливками, тоненькая, как бумага, фарфоровая чашка черного кофе…

– Эй, ты! – загремел глубокий голос из другого конца комнаты, вдребезги разбивая сладострастные воспоминания О'Лири.

Он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, к кому это так грубо обращаются, и увидел двух высоких мужчин в голубых, отделанных золотом сюртуках, белых бриджах до колен, туфлях с пряжками и треугольных шляпах. Мужчины уставились на него от дверей таверны.

– Точно, это он, – сказал маленький, хватаясь за эфес своей шпаги. – Ох ты, это надо же – всю неделю за ним гонялись, а теперь награда наша, вся наша. Снардли, только не упусти его!

Шпага со свистом вылетела из ножен. Ее владелец помахал ею О'Лири.

– Ну-ка, не двигайся с места, приятель, – сказал он стальным голосом. – Мы тебя арестуем именем герцога.

Второй мужчина в форме вынул из-за пояса длинноствольный пистолет, который почему-то ассоциировался со сценическими ковбоями, и небрежно направил его в голову О'Лири.

– Ну, мерзавец, сам пойдешь, или тебя подстрелить, как сопротивляющегося аресту?

– Вам, должно быть, нужен какой-нибудь другой мерзавец, – неторопливо ответил Лафайет. – Я только что прибыл сюда, и у меня не было времени нарушить ваши законы – разве что у вас есть закон, по которому нельзя дышать.

– Пока еще нет, но это мысль. Ты смотри, какой ты умный! Держащий шпагу легонько кольнул Лафайета.

– Уж лучше пойдем по-хорошему, мы с Иоквелом получим одинаково что за живого, что за мертвого.

– Я своими глазами видел, что ты сделал с моим и двумя приятелями, которые тоже хотели тебя арестовать, – предупредил его Иоквел. – У меня так и чешутся руки посчитаться с тобой! – он снял пистолет с предохранителя, раздался зловещий щелчок.

– Да вы с ума сошли! – запротестовал О'Лири. – Я никогда не был до сих пор в этой богом забытой трущобе!

– Скажи об этом герцогу Родольфо! Шпага еще раз больно кольнула Лафайета.

– Ну-ка, лапки, приятель! Ничего, ничего, нам не далеко идти.

Поднимаясь на ноги, О'Лири посмотрел в сторону женского туалета: дверь была закрыта, внутри все было тихо. Хозяин таверны, избегая смотреть ему в глаза, стоял за стойкой бара, начищая хрустальные фужеры. Лафайету все-таки удалось поймать его взгляд, и он послал глазами сигнал. Хозяин моргнул и сделал движение, как от дурного глаза.

– Вы делаете большую ошибку, ребята, – сказал Лафайет, в то время как острие шпаги помогало ему идти к двери. – Может, именно сейчас тот, за кем вы гонитесь, удирает со всех ног. Вашему шефу это может совсем не понравиться.

– Ты вполне нам подходишь, приятель. А теперь заткнись. Несколько случайных прохожих с испугом смотрели, как двое полицейских вели О'Лири по узкой мощеной улице, петляющей по городу и ведущей к угрюмой башне, высоко уходящей в небо. Они прошли высокие железные ворота, охраняемые двумя часовыми в форме, такой же, как и на патрульных, пересекли большой двор и дошли до деревянной двери, освещаемой двумя фонарями. Дверь открылась в ярко освещенную комнату, стены которой были увешаны плакатами: "ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ". В комнате была деревянная скамья и стол, на котором грудой лежали какие-то пыльные бумаги.

– Гляди-ка, кто нам попался, – сказал высокий мужчина с желтоватым лицом, беря в руку гусиное перо и придвигая к себе чистый бланк. – Тоже мне умница. Ты сделал ошибку, вернувшись сюда.

– Вернувшись ку…

Резкий удар в спину положил конец возражениям О'Лири. Его схватили за руки и протолкнули сквозь обитую железом дверь, повели по длинному коридору, заканчивающемуся лестничными ступеньками, которые вели вниз, к запаху, совсем как в домике горилл в зоопарке Сент Лу.

– Ох, нет, – запротестовал О'Лири, изо всех сил упираясь пятками. – Только не туда!

– Вот именно, – подтвердил Иоквел его худшие опасения. – До встречи, шут гороховый!

И удар ногой в то место, на котором он обычно сидел, швырнул Лафайета вперед, он полупролетел, полупрокатился вниз по ступенькам, свалившись в камеру с низким потолком, освещенную одной-единственной высокой свечой. По стенам камеры стояли ряды клеток, из которых на него смотрели волосатые, похожие на звериные, лица. В другой стороне сидел человек шире своего роста. Сидел он на трехногом табурете и ковырял в ногтях шестнадцатидюймовым ножом.

– Нашего полку прибыло, – сказал он голосом, напоминающим скрежет мясорубки, перемалывающей мясо с костями. – Тебе повезло, что у нас еще есть свободное место.

Лафайет вскочил на ноги и успел пробежать вверх три ступеньки, прежде чем железный гриль с грохотом опустился вниз, чуть не задев пальцы его ног.

– Чуть-чуть промахнулся, – сказал надзиратель. – Еще шесть дюймов, и мне пришлось бы соскабливать твои мозги с пола.

– Что все это значит? – спросил Лафайет ломающимся голосом.

– Спокойно, – сказал надзиратель, гремя ключами. – Ты попал обратно в кутузку, и теперь тебе уже не удастся улизнуть, когда я отвернусь.

– Я требую адвоката. Я не знаю, в чем меня обвиняют, но, в чем бы меня не обвинили, я невиновен!

– Ты никогда никого не бил по голове? – осведомился надзиратель, морща лоб в притворном удивлении.

– Ну, что касается этого…

– Никогда ничего не крал?

– Но не намеренно же. Эта лодка…

– Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую спальню?

– Но я могу объяснить!.. – закричал Лафайет.

– Брось, ты, – надзиратель зевнул, выбирая ключ из связки. – У нас уже был суд. Ты признан виновным по всем вопросам. Лучше поспи пару часов – ведь завтра у тебя большой день.

– Завтра? А что такое произойдет завтра?

– Да ничего особенного.

Надзиратель схватил Лафайета за воротник куртки, окончательно пришедшей в негодность, и втолкнул в клетку.

– Ma-аленькое отсечение головы на заре, причем ты будешь играть главную роль.

* * *

Лафайет забился в угол своей клетки, делая все от него зависящее, чтобы не обращать внимания на различные боли, нытье и покалывание во всем теле, зуд, вызываемый жизнью насекомых, разделяющих с ним хоромы, мышей, которые бегали прямо по ногам, тяжелый запах и глубокий придушенный храп остальных заключенных. Он попытался, но уже с меньшим успехом, не думать также о неприятном событии, назначенном на следующее утро.

– Бедная Свайхильда, – пробормотал он, обращаясь к своим коленям. – Она подумает, что я сбежал и бросил ее. Никогда в жизни не будет она больше доверять ни одной женской уборной. Бедная девочка, одна в средневековом адском городе, без денег, без друзей, без места, где можно приклонить голову…

– Эй, Лэйф, – прозвучал знакомый голос из темноты позади него. – Сюда. У нас всего шесть минут, чтобы добраться до ворот, пока ночной часовой не начнет второй круг.

– Свайхильда! – поперхнулся Лафайет, изумленно глядя на голову с всклокоченными светлыми волосами, которая торчала из треугольного отверстия в задней стене камеры. – Где ты… как… что?..

– Шшш! Ты разбудишь надзирателя!

Лафайет бросил взгляд на тюремщика. Тот сидел, распластавшись на своем стуле, как мечтающий Будда, скрестив пальцы на необъятном животе, удобно прислонив голову к стене.

– Я буду пятиться задом, – сказала Свайхильда. – Пойдем, нам долго ползти.

Ее лицо исчезло.

Лафайет вскочил на ноги и кинулся в отверстие головой вперед. Это был грубый каменный туннель, в котором он поместился с большим трудом. По туннелю дул холодный ветерок.

– Положи камень на место, – прошипела Свайхильда.

– Как? Ногами?

– А, ну и черт с ним! Может быть, при таком освещении его никто и не заметит.

В темноте он стукнулся лицом о ее голову, и ее губы скользнули по его щеке. Она хихикнула.

– Ну, и даешь ты, Лэйф – лезешь ко мне в такое время. Любой другой только бы и думал, как бы поскорее унести отсюда ноги!

– Как тебе удалось узнать, где я? – спросил он, ползя вперед по мере того, как она отступала.

– Хозяин таверны сказал мне, что тебя сцапали. Я шла за тобой до самых ворот, а там познакомилась с мальчиками. Один из них подсказал мне об этом туннеле. Вроде бы по нему удрал какой-то другой пленник всего пару дней назад.

– И они все это тебе сказали, едва успев познакомиться?

– А ты сам посуди, каково им, Лэйф: платят мало, работы много – и что им до того, если какой-нибудь бедняга вырвется из когтей Родольфо?

– Вот уж, действительно, это было благородно с их стороны.

– Угу, но как тяжело было моей спине! Ну, и холодный же этот каменный пол, на котором ребятам приходится выстаивать часами!

– Свайхильда… не хочешь ли ты сказать… ну, да ладно, это не важно, – поспешно добавил Лафайет, – я предпочитаю ничего не знать.

– А теперь осторожно, – предупредила она. – Тут туннель идет вверх и выходит наружу под кустом, а совсем рядом ходит часовой.

Используя ногти и пальцы ног, Лафайет полз наверх. На самом верху он остановился и стал ждать, пока Свайхильда прислушивалась.

– Побежали, – сказала она.

Раздался слабый хруст, впереди забрезжил свет, еле видный сквозь туман. Мгновением позже они уже бежали через аллею, перемахнули низкую стену и очутились в небольшом парке. Они осторожно пробирались меж деревьев и кустарников к уединенному месту в центре густых зарослей.

– А я беспокоился о тебе, – сказал Лафайет, плюхаясь на землю. – Свайхильда, это чудо, я все еще не верю, что так получилось! Если бы не ты, через три часа я стал бы короче на голову.

– А если бы не ты, со мной бы еще резвились бы эти пять палубных обезьян, Лэйф.

Она легла рядом с ним на ковер из хрупких листьев.

– Да, но ведь это именно я втянул тебя во всю эту историю, вытащив из дома ночью…

– Да, но ведь это ты из-за меня поругался с Халком. Он вообще-то не такой уж и плохой, только мозгов у него маловато, и вечно подозревает меня в чем-то. Могу поспорить, если бы он сейчас оказался здесь, то веселенькую закатил бы истерику, увидев нас вместе в кустах!

– Э-э, да, – Лафайет осторожно отодвинулся от теплого тела, лежащего рядом с ним. – Но сейчас нам надо подумать, что делать дальше. Я не могу показываться здесь людям на глаза: либо они принимают меня за кого-то другого, либо эти матросы – самые быстрые пловцы во всем мире…

– Мы так ничего и не поели, – сказала Свайхильда. – Или тебя накормили в тюрьме?

– Должно быть, сегодня у тюремного повара был выходной, – печально ответил О'Лири. – С каким наслаждением я поел бы сейчас этих колбасок, которые были в нашей корзинке!

– Ты подглядывал, – сказала Свайхильда, доставая салями из небольшого пакета вместе с ножом и угрожающе выглядевшей бутылкой вина, которые Лафайет видел в последний раз на борту парусного баркаса.

– Умница, – выдохнул Лафайет.

Он толсто накромсал ножом пахнущую чесноком колбаску, разделил яблоко пополам и вытащил пробку из бутылки.

– Нет ничего лучше пикника под звездами, – сказал он, старательно жуя твердое мясо.

– Эх, о такой жизни я всегда мечтала, – отозвалась Свайхильда, покрывая разделяющее их расстояние и запуская руку ему под рубашку. – Быть свободной в большом городе, встречать интересных людей, осматривать достопримечательности…

– Обход местных тюрем не кажется мне особо хорошей жизнью, – возразил Лафайет. – Мы не можем оставаться здесь под кустом – скоро рассвет. Нам лучше всего попытаться пробраться обратно на причал и забраться на баркас, если он еще там.

– Ты хочешь сказать, что пора уезжать из порта Миазма? Но ведь мы даже не сходили в восковой музей!

– Досадное упущение, но, учитывая привычки местной полиции сначала вешать, а затем спрашивать удостоверение личности, я думаю, что мне удастся пережить это.

– Ну… где-то ты, конечно, и прав, Лэйф. Но я слышала, у них есть статуя Павингейла, убивающего дракона, который так похож на настоящего, что можно поклясться, что из него течет кровь.

– Очень соблазнительно, – согласился О'Лири. – Но остаться в живых еще соблазнительнее.

– Халку не понравится, что мы вернулись, – предсказала Свайхильда.

– А тебе вовсе не надо возвращаться, – возразил Лафайет, – у тебя вроде бы все неплохо здесь получается. Это ведь меня хотят повесить. Но, в любом случае, я не желаю возвращаться. Что находится на другой стороне озера?

– Да ничего особенного. Безлюдные места, Заговоренные Горы, дикари. Бесконечный Лес, чудовища. И Стеклянное дерево. Сам знаешь.

– А как насчет городов?

– Говорят, у короля-эрла есть нечто вроде замка под горами. Зачем тебе?

– Да, не похоже, чтобы я нашел в тех местах помощь, которая мне нужна, – с сомнением произнес Лафайет. – Централь вряд ли пошлет своего представителя куда-нибудь, кроме большого населенного центра.

– Тогда ты влип, Лэйф. Боюсь, что в этой части Меланжа порт Миазма – единственный город.

– Это просто невозможно… впрочем, может быть, ты и права, – он вздохнул. – А это означает, что мне придется остаться и еще раз попытаться увидеться с герцогом. Неплохо бы иметь какую-нибудь маскировку: другой костюм, фальшивую бороду, может быть, повязку на глаз…

– Жаль, что я не украла для тебя солдатскую форму, когда у меня была эта возможность, – сказала Свайхильда. – И ведь лежала на полу прямо передо мной…

– Все, что мне надо – это как-то проникнуть за ворота. Если мне только удастся увидеть герцога и объяснить ему, как это важно, чтобы я вернулся в Артезию, все мои неприятности на этом закончились бы.

– Ты вообще-то поосторожней, Лэйф. Я слышала, Родольфо не охоч до посетителей, в особенности после того, как один из них попытался трахнуть его стулом по голове.

– Ну, обо всем этом можно подумать и позже, – ответил Лафайет. – Хотя все равно мы болтаем сейчас впустую. Без маскировки – это невозможно, – он отрезал еще кусок салями и стал его задумчиво жевать.

– Да не убивайся ты так, Лэйф, – утешила его Свайхильда. – Кто знает, что может подвернуться. Ты можешь даже найти все, что тебе угодно, прямо на кусте, – никогда не известно, чего можно ждать.

– Да, хотел бы я, чтобы все это было просто. Когда-то так и было. Стоило мне только сфокусировать свою пси-энергию, и я мог устроить все так, как мне этого хотелось. Конечно, я не мог сделать все, что угодно. Я мог только изменить то, что еще не произошло, то, чего я еще не видел, например, за ближайшим углом.

– Ой, как это здорово, Лэйф, – мечтательно сказала Свайхильда, заражаясь его настроением. – Ты мог бы навыдумывать украшений, и всяких красивых черных шелковых подушек с вышивкой, и бог знает чего.

– Я бы согласился на обычный фальшивый нос с очками, вставными зубами и маленькими усиками, – сказал Лафайет. – Может быть, небольшой рыжий парик и монашеское одеяние с небольшой набивной подушкой. И чтобы все это лежало вон там за кустом, где кто-то потерял все это и…

Он неожиданно замолчал, и его глаза широко раскрылись от удивления.

– Ты ничего не чувствуешь?

– Угу. Ну-ка, сделай так еще раз.

– Да нет, ты не слышала… что-то похожее на удар… как будто что-то шлепнулось?

– Нет. Ты просто говорил о своих желаниях… и, послушай, как мне хотелось бы парочку красивых кружевных штанишек с маленькой розовой ленточкой!..

– Свайхильда… шшш! – резко прервал Лафайет.

Он склонил голову набок, вслушиваясь. Из-за ближайших кустов раздался подавленный смешок и послышались звуки явно интимной возни.

– Подожди здесь.

Лафайет подполз под тяжелые ветви и раздвинул листву карликового лимонного дерева. Звуки исходили из глубокой тени впереди. Под его рукой внезапно треснула сухая ветка.

– Черт возьми, Наделия, что это? – прошептал нервный голос. Кусты зашевелились, и рыбья физиономия с волосами мышиного цвета выглянула из них. Какое-то мгновение голубые навыкате глаза смотрели прямо на опешившего Лафайета. Затем с легким удушенным криком лицо исчезло.

– Твой муж! – прошептал сдавленный голос. – Разбегаемся в разные стороны!

Раздался женский визг, послышался быстрый топот ног убегающих. Лафайет облегченно вздохнул.

Что-то привлекло его внимание, что-то, висящее на кустах. Это была непривлекательная старая ряса из грубой шерсти, к подкладке которой прилипло множество листьев. Рядом с ней лежала черная шелковая подушка, вышитая розовым и желтым.

– Великая Матерь! – прошептал Лафайет с замирающим сердцем. – Неужели же…

Он стал лихорадочно шарить по земле и вскоре наткнулся на что-то мягкое и лохматое, как небольшой зверек.

Он повернул предмет к лунному свету.

– Рыжий парик!..

– Лэйф, что там происходит? – прошептала Свайхильда, подползая к нему сзади. – Откуда это у тебя?

– Это все здесь… лежало.

– И ряса священника, и… моя подушка?

Свайхильда схватила находки и изо всех сил прижала к себе.

– Лэйф, ты все это видел раньше! Ты просто решил подшутить надо мной со всеми этими твоими желаниями!

– Тут должен быть еще один предмет, – пробормотал Лафайет, шаря по земле. – Ах!

Он подобрал фальшивый нос с очками, зубами и усиками, лежащий под кустом.

– И мои штанишки – совсем, как я хотела! – с восхищением взвыла Свайхильда, прижимая воздушное одеяние к груди другой рукой. – Ах ты, старый шалун!

И, не выпуская из рук подушки и штанишек, она обхватила Лафайета за шею и поцеловала в губы.

– О, господи, – сказал Лафайет, освобождаясь из ее объятий. – Ко мне вернулись мои старые способности. Я не знаю, почему и как, но…

Он закрыл глаза.

– Сразу же за этим деревом, – пробормотал он, – автомобиль с дизельным двигателем.

Он выжидающе застыл, открыл один глаз, затем подошел поближе и заглянул за ствол дерева.

– Странно, – он сделал еще одну попытку. – За скамейкой – маузер, автоматический, в черной кожаной кобуре, с запасной обоймой, заряженный.

Он побежал к скамейке и безуспешно принялся переворачивать листья.

– Ничего не понимаю – сначала все получалось, а потом заколодило.

– Ну, ладно тебе, Лэйф, пошутил и будет. Пора нам убираться отсюда. Повезло тебе, что этот парень оделся как священник, чтобы встретиться со своей куколкой. Это еще лучше, чем солдатская форма.

– Могло ли это быть просто совпадением? – бормотал О'Лири, засовывая набивную подушечку за пояс рясы, надевая на себя парик и фальшивый нос. Свайхильда захихикала.

– Как я выгляжу?

Он несколько раз повернулся перед ней.

– Совсем как один из монахов-бродяжек, того и гляди, надуешь кого-нибудь.

– Сойдет?

– Конечно, сойдет. Послушай, Лэйф, брось ты этого своего герцога. Из тебя выйдет совсем даже неплохой монах. Мы подыщем себе какой-нибудь домик, повесим занавесочки на окна и…

– Не говори глупостей, Свайхильда, – с упреком ответил Лафайет. – Герцог Родольфо – моя единственная надежда, чтобы выбраться из этого жалкого места.

Свайхильда схватила его за руку.

– Лэйф, не ходи опять во дворец. Если тебя поймают, то на этот раз отрубят голову, ты и пикнуть не успеешь. И чего это ты не можешь осесть на одном месте и жить спокойно?

– Спокойно? Ты думаешь, мне доставляет удовольствие, когда меня бьют по голове, швыряют в тюрьму, а потом я вынужден прятаться в кустах?

– Я… я буду прятаться вместе с тобой, Лэйф.

– Ну, ну, Свайхильда, ты хорошая девочка. И я очень благодарен тебе за помощь, но это категорически исключается, меня ведь ждет жена, ты это забыла?

– Ну и что? Она – там, а я здесь. Он потрепал ее по руке.

– Да нет, Свайхильда, смело иди вперед за своим счастьем. Я уверен, что ты добьешься большого успеха в городе. Что же касается меня, то у меня есть очень важное дело, которое я могу выполнить только один. Прощай, я желаю тебе счастья.

– М-может быть, хоть возьмешь с собой подзаправиться? Она протянула ему бутылку с вином и остатки колбасы.

– Вдруг тебя опять упрячут в кутузку?

– Да нет, спасибо, оставь это себе. Думаю, что следующий свой обед я получу уже в фешенебельной обстановке.

На улице, за кустарником, раздался цокот копыт. Лафайет пробрался через ближайший проход и осторожно выглянул.

Верховой отряд кирасир в лимонно-желтых кожаных куртках с плюмажами скакал в его сторону, а за ними великолепная пара холеных вороных в серебряной сбруе влекла золоченую коляску розового дерева.

В открытом окне коляски Лафайет увидел женскую руку в перчатке, бледно-голубой бархатный рукав. Лицо наклонилось вперед, потом повернулось к нему…

– Дафна! – взвыл он.

Кучер подстегнул лошадей, коляска промчалась мимо, набирая скорость. Не обращая внимания на кустарник, Лафайет продрался сквозь него и побежал рядом с коляской. Пассажирка уставилась на него широко открытыми от удивления глазами.

– Дафна! – тяжело дыша, вскрикнул О'Лири, хватаясь за ручку дверцы. – Это ведь ты? Остановись, подожди!

Ближайший всадник эскорта что-то громко проревел, загрохотали и загремели лошадиные копыта. Всадник скакал рядом с ним. Лафайет вовремя увидел опускающуюся саблю и увернулся, споткнулся о выбитый из мостовой камень и проехал два ярда по земле на подбородке. С трудом приподняв голову, он увидел, как коляска исчезла вдали, пересекая площадь, а потом весь вид ему заслонили ноги лошадей, окружившие его со всех сторон. Он поднял голову и оказался перед свирепым лицом и угрожающими усами капитана эскорта.

– Бросьте этого жалкого бродягу в темницу! – взревел капитан. – Закуйте его в цепи! Положите его на доски! Но не убивайте его! Леди Андрагора сама захочет, несомненно, посмотреть, как он корчится в смертных муках.

– Дафна, – пробормотал Лафайет, который чувствовал, что его сердце разбито, в то время как стражник ткнул его копьем, заставляя поспешить. – И она даже не оглянулась…