Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

– Ум-м, почти вся помылась, кроме…

– Прошу тебя – мне надо выспаться, ведь завтра предстоит идти целых 20 миль.

– Где полотенце?

– На кровати.

Мягкий звук женского дыхания, шуршание ткани по обнаженному женскому телу, шлепанье босых женских ножек…

– Подвинься, – продышал женский голосок в ухо.

– Что? – Лафайет подскочил и сел в постели. – Великий боже, Свайхильда, не можешь же ты спать здесь!

– Ты хочешь сказать, что я не могу спать в своей собственной постели? – возмущенно сказала она. – Может быть, ты считаешь, что я должна спать в стойле для козла?

– Нет… конечно, нет… но…

– Послушай, Лэйф, либо мы делимся, причем поровну, или можешь отправляться спать на кухонный стол, несмотря на все твое серебро!

Он почувствовал, как ее теплое нежное тело скользнуло в постель, перегнулось через него, чтобы задуть свечу.

– Дело не в этом, – слабым голосом ответил Лафайет. – Дело в том…

– Ну?

– Э-э-э… мне не припомнить сейчас, в чем дело. Все, что я знаю – что это очень неловкая ситуация, если учесть, что твой муж храпит внизу, а отсюда только один выход!

– Кстати, насчет храпа, – неожиданно сказала Свайхильда. – Я что-то не слышала ни звука по меньшей мере последние пять минут…

От удара дверь распахнулась настежь, и из нее полетели щепки. При свете высоко поднятой лампы Лафайет увидел разъяренный облик Халка, отнюдь не ставший менее свирепым от огромного синяка под глазом и шишки величиной с гусиное яйцо на голове рядом с ухом.

– Ага! – заорал он. – Прямо под моей крышей, ты, Иезавель!

– Твоей крышей! – заорала на него Свайхильда, не оставаясь в долгу, в то время как О'Лири вжался как можно глубже в стену. – Мой старик все это оставил мне, насколько я помню, и по доброте душевной я приютила тебя, когда ты шлялся по улицам в поисках своей обезьяны, которая утащила твою шарманку! Или ты это тоже мне наврал?

– В ту самую минуту, когда я увидел эту разодетую обезьяну, я понял, что вы с ним что-то затеваете! – тоже не остался в долгу Халк, указывая пальцем, размером с сардельку, на О'Лири.

Он повесил фонарь на крючок у двери, закатал рукава рубашки за бицепсы толщиной с коровыю ляжку и в прыжке ринулся на кровать. Лафайет отчаянным усилием оттолкнулся от стены вместе с кроватью и соскользнул на пол, запутавшись в одеяле. Голова Халка соответственно угодила в стену; вся картина напоминала нападение быка на тореадора. От силы удара Халк свалился на пол, как мешок с картошкой.

– Ну и ударчик у тебя, Лэйф, – восхищенно сказала Свайхильда откуда-то сверху. – Так ему и надо, этому бульдогу, получил по заслугам.

Лафайет, окончательно запутавшийся в просторах своего одеяла, наконец выполз из-под кровати, прямо на глаза изумленно глядящей на него Свайхильды.

– Какой ты забавный, – сказала она. – Сначала вырубил его одним ударом, а потом спрятался под кроватью.

– Я просто искал свои контактные линзы, – высокомерно заметил Лафайет, поднимаясь. – Но все это неважно, мне они нужны только для работы вблизи, как, например, для составления завещания.

Он схватил свою одежду и принялся напяливать ее со всей возможной скоростью.

– Я думаю, ты прав, – вздохнула Свайхильда, откидывая прядь прекраснейших белокурых волос на голое плечо. – Когда Халк очнется, он будет не в лучшем настроении.

Они поискала в развороченной постели свою одежду и тоже принялась одеваться.

– Не беспокойся, можешь не провожать меня, – торопливо сказал Лафайет. – Я знаю дорогу.

– Провожать? Ты что, шутишь, дорогуша? Ты что, считаешь, что я здесь останусь после того, что произошло? Давай-ка уберемся подобру-поздорову, пока он не пришел в себя, а не то тебе придется еще раз вырубить его – уж больно он страшен в гневе.

– Ну… может быть, это и не плохо, если ты действительно погостишь у своей матушки, пока Халк немного остынет, и ты сможешь объяснить ему, что все это было не так, как выглядело.

– Не так? – на лице Свайхильды сквозило явное удивление. – Тогда как же? Ну, да ладно, можешь не отвечать. Ты какой-то странный, Лэйф, но я думаю, ты не хотел ничего плохого – чего уж я никак не могу сказать о Халке, этом шимпанзе!

Лафайету показалось, что он увидел слезинку, блеснувшую на самом краешке ее голубых глаз, но она отвернулась, прежде чем он успел в этом убедиться.

Она кончила застегивать пуговицы на своем платье, открыла дверцу грязного стенного шкафа у двери и вынула оттуда тяжелый плащ.

– Сейчас, только возьму с собой чего-нибудь перекусить на дорогу, – сказала она, выскальзывая из комнаты в темный зал.

Лафайет покорно пошел за ней, взяв с собой фонарь. На кухне он беспокойно стоял, переминаясь с ноги на ногу, внимательно вслушиваясь в звуки наверху, пока Свайхильда запаковывала в корзину грубый хлеб, связку черных колбасок, яблоки и желтый сыр, засовывая туда же разделочный нож и бутылку с сомнительно выглядевшим пурпурного цвета вином.

– Ты очень заботлива, – сказал он, принимая корзину. – Надеюсь, ты разрешишь мне заплатить еще немного, в знак моей признательности?

– Да брось ты, – ответила Свайхильда, когда он сунул руку в карман. – Деньги нам понадобятся во время путешествия.

– Нам? – брови Лафайета полезли вверх. – Где же живет твоя мама?

– Тебя послушать, так прямо какой-то маменькин сыночек, ей-богу. Моя старуха умерла, когда мне и года не стукнуло. Давай-ка сматываться отсюда, Лэйф. Нам надо умотать подальше, пока он не проснется и не отправится нас разыскивать.

Она толкнула заднюю дверь, и их обдал очередной порыв ледяного ветра.

– Н-но не можешь же ты пойти со мной!

– Это еще почему? Мы идем в одно и то же место.

– Ты хочешь повидать герцога? Мне показалось, что…

– Да хрен с ним, с герцогом! Я просто хочу пожить в большом городе, увидеть яркие огни, немного позабавиться, прежде чем стану совсем старухой. Лучшие годы своей жизни я провела, стирая эти слоновьи носки, да и те приходилось отнимать у него с боем, а что я за это получала? Только руку себе чуть не вывихнула, когда дала ему по голове сковородкой!

– Но… что скажут люди? Я хочу сказать, Халк ведь не поверит, что я тобой не интересуюсь, то есть в другом смысле не интересуюсь…

Свайхильда вздернула подбородок и выпятила нижнюю губку – выражение, с помощью которого принцесса Адоранна в свое время разбила тысячи сердец.

– Прошу простить меня, благородный сэр. Теперь мне кажется, что я только буду вам обузой. Так что идите-ка своей дорогой. А я уж как-нибудь сама доберусь…

Она повернулась и пошла вперед по освещенной луной улице. На сей раз О'Лири был уверен, что видел в уголке ее глаза блеснувшую слезу.

– Свайхильда, подожди!

Он кинулся за ней и уцепился за край ее плаща.

– Я имел в виду… я имел в виду…

– Да брось ты, нужны мне твои утешения, – сказала она, и Лафайету показалось, что она с трудом удерживается от слез. – Жила я на свете до того, как ты появился, и ничего, не умерла, и когда тебя не будет, тоже как-нибудь проживу!

– Свайхильда, по правде говоря, – запинаясь, пробормотал О'Лири, торопливо шагая рядом с ней, – я колебался, гм… не решаясь, гм, отправиться вместе, только по той причине, что я, э-э-э, что меня очень сильно тянет к тебе. Я хочу сказать, кха-кха, что не могу обещать вести себя по-джентльменски все время, а ведь все-таки я женатый мужчина, а ты замужняя женщина, и… и…

Он остановился, окончательно запутавшись и ловя ртом воздух, в то время как Свайхильда повернулась, испытывающе глянула ему прямо в глаза, затем радостно улыбнулась во весь рот и закинула ему руки за шею.

Ее мягкие бархатные губки изо всех сил прижались к его губам, ее восхитительные округлости приникли к его телу…

– А я уж боялась, что начинаю стареть, – доверительно призналась она, покусывая его за мочку уха. – Ты какой-то смешной, Лэйф. Но я думаю, это от того, что ты весь из себя такой благородный, что даже думаешь, что можно обидеть этим девушку.

– Совершенно верно, – торопливо согласился Лафайет. – И еще мысль о том, что может сказать моя жена и твой муж.

– Если это все, что тебя беспокоит, выкинь-ка это из головы. – Свайхильда потрепала его волосы. – Пойдем, если мы поднажмем, то будем в порту Миазма до петухов.

3

Поднявшись на небольшой каменистый холм, Лафайет поглядел вниз, на пейзаж, залитый лунным светом, туда, где широкое озеро простиралось до самого горизонта, и его гладкая поверхность прерывалась длинной цепью островов, которые как бы являлись продолжением низких холмов, тянущихся по левому берегу. На последнем из островов отдаленно мигали огоньки города.

– Трудно поверить, что когда-то я прошел всю эту землю пешком, – сказал он. – Если бы я не нашел оазиса с автоматом газированной воды, то от меня не осталось бы ничего, кроме кучи высушенных костей.

– У меня ломит ноги, – простонала Свайхильда. – Давай передохнем.

Они уселись на землю, и О'Лири начал распаковывать корзинку с продуктами, из которой сильно запахло чесноком. Он нарезал колбаски кусками, и они стали жевать, глядя на звезды.

– Смешно, – сказала Свайхильда. – Когда я была девочкой, я воображала, что на всех этих звездах живут люди. Мне казалось, что все они живут в прекрасных садах и целыми днями танцуют и играют. Я воображала, что я на самом деле сирота и что когда-нибудь придут мои настоящие родители с этих звезд и заберут меня туда с собой.

– Самое забавное то, – ответил ей Лафайет, – что я вообще ни о чем таком не думал. А потом однажды я понял, что стоит мне только сфокусировать свою психическую энергию, и – бац! Я очутился в Артезии.

– Послушай, Лэйф, – сказала Свайхильда. – Ты хороший человек, поэтому лучше бы тебе опомниться и не болтать всех этих глупостей. Одно дело о чем-то мечтать, совсем другое, когда начинаешь в это верить. Так ведь действительно свихнуться не долго. Забудь-ка лучше обо всех своих энергиях и посмотри правде в глаза: находишься ты на самом проклятом Меланже, нравится тебе это или нет. Не могу сказать, что здесь так уж хорошо, но, по крайней мере, это не бредни, а реальность.

– Артезия… – прошептал Лафайет. – Я мог бы быть там королем – только я отказался от престола. Слишком много забот. Но ты была принцессой, Свайхильда, а Халк – графом. Чудесный человек, если узнать его поближе.

– Это я – принцесса? – Свайхильда рассмеялась, но не слишком весело. – Я кухарка и домашняя хозяйка, Лэйф. Это все, на что я гожусь. Разве ты можешь представить меня всю в кружевном наряде, с презрением на лице и еще с каким-нибудь пуделем на веревке?

– Тигренком на поводке, – поправил Лафайет. – И у тебя не было никакого презрения на лице, ты ко всем относилась просто очаровательно. Конечно, ты рассердилась на меня один раз, когда решила, что я пригласил служанку на Большой Бал…

– Конечно, и я была права, – сказала Свайхильда, – еще не хватало, чтобы на моем королевском балу танцевали всякие служанки и кухарки! Что, других баб тебе мало?

– Нет, не скажи, – горячо запротестовал Лафайет, – Дафна была такой же чистой и прекрасной, как и все остальные женщины на балу, кроме, может быть, одной. Все, что ей нужно было, чтобы засверкать во всем блеске, это горячая ванна и красивое платье.

– Н-да, чтобы сделать их меня настоящую леди, этого было бы явно мало, – сокрушенно сказала Свайхильда.

– Ерунда! – запротестовал Лафайет. – Если бы ты приложила хоть немного усилий, то была бы не хуже, чем все – даже лучше!

– Ты считаешь, что если я напялю на себя красивое платье, да буду ходить на цыпочках и не марать своих рук, то буду лучше, чем сейчас?

– Я не это имел в виду. Я имел в виду…

– Ох, Лэйф, хватит. Сколько можно болтать! У меня есть тело, сильное и не без желаний. Если я с его помощью ничего не смогу добиться, то на кой ляд мне кружевные трусы?

– Знаешь, что я тебе скажу: когда мы доберемся до столицы, мы пойдем к парикмахеру, чтобы он уложил тебе волосы в прическу и…

– Зачем это портить мои волосы? Прекрати, Лэйф. Пойдем-ка лучше. Смотри, сколько еще идти, а впереди треклятое озеро, и перебраться через него – это тебе не языком трепать.

После каменистого склона холма шел болотистый берег озера, состоящий из грязи, гнилых водорослей и гнилой рыбы. Лафайет и Свайхильда стояли, дрожа, по щиколотку в грязи, оглядывая берег в поисках средства, которое могло бы перевезти их на острова в город, огоньки которого весело сверкали и перемигивались далеко за черной водой.

– Наверное, старый баркас затонул, – сказала Свайхильда. – Раньше он перевозил всех в город каждый час, полчаса в один конец.

– Похоже, нам придется найти другое средство передвижения, – прокомментировал О'Лири. – Пойдем. Вон те избушки вдоль берега, видимо, рыбачьи хижины. Наверное, нам удастся нанять человека, который перевезет нас на остров.

– Слушай, Лэйф, я должна предупредить тебя: с этими рыбаками поосторожней. Они могут просто дать тебе по голове, обчистить, а труп бросить в озеро.

– Ну, тут придется рискнуть. Не можем же мы просто стоять на месте и мерзнуть.

– Послушай, Лэйф, – она схватила его за руку. – Давай просто пойдем по берегу и найдем лодку, некрепко привязанную, а?

– Ты хочешь, чтобы я украл единственное средство пропитания у бедного рыбака? Свайхильда, мне стыдно за тебя!

– О'кей, тогда ты жди здесь, а лодку добуду я.

– Твое поведение не делает тебе чести, Свайхильда, – твердо сказал Лафайет. – Мы будем действовать прямо и открыто. Честность – лучшая политика, запомни это.

– У тебя какие-то странные идеи, Лэйф. Но валяй, речь ведь идет о твоей шее.

Он пошел по грязной дороге к ближайшей хижине, полуразвалившейся постройке из прогнивших бревен, с проржавевшей печной трубой, почему-то торчащей сбоку, из которой в ледяной воздух поднимался черный дым. Слабая полоса света виднелась из-под единственного крохотного заколоченного окна. Лафайет постучал в дверь. После недолгого молчания внутри заскрипели пружины кровати.

– Ну? – отозвался хриплый голос, в котором не слышалось никакого энтузиазма.

– Э-э-э, нас тут двое путешественников, – сказал Лафайет, – нам нужно перебраться в столицу. Мы готовы хорошо заплатить… – локоть Свайхильды болезненно ткнул его под ребра. – Так хорошо, как только сможем, я хочу сказать.

Раздалось какое-то бормотание, послышался звук отодвигаемого засова. Дверь открылась на шесть дюймов, и бессмысленный покрасневший глаз под поднятой бровью уставился на него на уровне плеча.

– Тебе чего? – сказал голос, явно принадлежащий глазу. – Псих, что ли?

– Поосторожней с выражениями, – сурово сказал Лафайет. – Здесь присутствует леди.

Бессмысленный глаз посмотрел мимо О'Лири на Свайхильду, рот растянулся в ухмылке, показывая удивительное количество больших желтых зубов.

– Шо же ты сразу не сказал, голуба? Это совсем другое дело. Глаз оценивающего посмотрел вниз, потом вверх, потом поднялся на прежний уровень.

– Да, хороша птичка. Так чего тебе, говоришь, надо?

– Нам нужно попасть в порт Миазму, – сказал Лафайет, делая шаг в сторону, чтобы скрыть от обитателя хижины Свайхильду. – Это очень важно.

– Ага. Ну, утром…

– Мы не можем ждать до утра, – прервал его Лафайет. – Кроме того, что в наши намерения вовсе не входит провести ночь в этом болоте, нам необходимо убраться отсюда – я хочу сказать, достичь столицы – как можно скорее.

– Ну… я тебе вот что скажу. Я человек добрый и разрешу леди провести ночь со мной в хижине. А тебе брошу плащ от ветра, а утром…

– Ты не понимаешь! – опять прервал Лафайет. – Мы хотим отправиться сейчас… сию минуту… немедленно.

– Угу, – сказал туземец, зевая во весь рот и закрывая его гигантской ладонью, на тыльной стороне которой росли жесткие волосы. – Тебе для этого нужна будет лодка, шеф…

– Послушай, – отрезал О'Лири. – Я стою здесь на холодном ветру и предлагаю тебе вот это…

Он сунул руку в карман и вынул толстый артезианский пятидесятицентовик.

– …Чтобы ты перевез нас отсюда! Или, может быть, тебя это не интересует?

– Эй! – сказал человек. – Похоже на чистое серебро.

– Естественно, – сказал Лафайет. – Хочешь ты его получить или нет?

– Ух ты, спасибо, голуба…

Толстая рука протянулась из-за двери, но Лафайет быстро отдернул монету назад.

– Ну, ну, – с упреком произнес он. – Сначала ты должен перевезти нас в город.

– Угу.

Рука протянулась назад и залезла в голову, почесывая толстые волосы с таким звуком, какой бывает, когда плотник водит рубанком по сучку.

– Здесь есть одна заковырка, ваша светлость. Но, может, мне удастся все устроить, – добавил он более деловым тоном. – Только цена моя будет – эта серебряная монета плюс совсем немного удовольствия от прелестной леди. Но это уж опосля.

Рука опять вытянулась, как бы намереваясь смести О'Лири с дороги, и он резко ударил ее владельца по костяшкам пальцев, после чего рука во второй раз отдернулась и потревоженное ее место было засунуто в рот.

– У-ух! – сказал туземец, с упреком глядя на О'Лири. – Больно, мастер!

– Жаль, что мало, – холодно ответил Лафайет. – Если бы я так не торопился, я бы выволок тебя из дома и задал настоящую трепку.

– Ну? Мог при этом малость зашибиться, шеф. Я – мужик тяжелый для трепок.

Внутри хижины что-то зашевелилось, и из-за двери высунулась голова, за которой появились плечи размером с добрую копну сена, массивный торс, и обитатель избушки на четвереньках выполз на улицу. Поднявшись на ноги толщиной с телеграфные столбы и выпрямившись во весь рост, он оказался примерно семи футов шести дюймов ростом.

– Я ж ничего не говорю, могу получить плату и после того, как переедем, – сказало это трехметровое чудовище. – Может, и к лучшему, если сначала разогреюсь. Подожди здесь, я быстро.

– Должна отдать тебе справедливость, Лэйф, – прошептала Свайхильда, когда фигура гиганта исчезла в тумане. – Ты не из пугливых. – Она с сожалением посмотрела вслед великану и добавила: – Но какие-то животные прелести в нем есть.

– Если он дотронется до тебя пальцем, я оторву ему голову и запихаю в его собственную глотку! – отрезал Лафайет.

– Эй, Лэйф, да ты ревнуешь! – с восхищением сказала Свайхильда. – Ты смотри, только не очень, – добавила она. – Хватит с меня скандалов каждый раз, когда какому-нибудь бродяге взбредет в голову посмотреть на мои титьки.

– Ревную? Я? Ты с ума сошла!

Лафайет сердито сунул руки в карманы и принялся вышагивать взад и вперед, пока Свайхильда напевала что-то себе под нос, накручивая волосы на палец.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем великан вернулся крадучись, двигаясь удивительно тихо для такой огромной туши.

– Все готово, – сказал он хриплым шепотом, – пошли.

– Чего это ты крадешься и шепчешься? – громко и требовательно спросил О'Лири. – Что?..

Молниеносным движением великан заткнул ему рот ладонью, жесткой, как седельная кожа.

– Потише, голуба, – прошипел он. – Нам не к чему будить соседей. Ребятам надо выспаться – и так они вкалывают с утра до вечера.

О'Лири вырвался из стальных объятий, отфыркиваясь от резкого запаха дегтя и селедки.

– Да нет, я вовсе не хотел никого беспокоить, – прошептал он.

Он взял Свайхильду за руку и повел ее за их проводником по болотистому берегу до полуразвалившегося каменного причала, в конце которого была привязана неуклюжая широкая плоскодонка. Она опустилась на шесть дюймов в воду, когда великан забрался в нее и сел на скамейку гребца. Лафайет пропустил Свайхильду, заскрипев зубами, когда великан поднял ее за талию и перенес мимо него на корму.

– А ты садись на нос, голуба, и следи, чтобы мы не наткнулись на бревна, – сказал великан.

Лафайет едва успел усесться на свое место, как весла опустились на воду мощным рывком, и он чуть было не полетел в воду. Он угрюмо вцепился в борт, слушая скрип уключин, плеск небольших волн под носом лодки, глядя, как быстро исчезает причал в густом тумане.

Поглядев через плечо, он увидел огни города в дымке тумана, плавающие далеко-далеко над черными водами. Сырой ветер, казалось, пронзал его до костей.

– Долго нам плыть? – хрипло спросил он, плотнее закутываясь в одежду.

– Шшш, – прошипел великан через плечо.

– А сейчас в чем дело? – резко спросил Лафайет. – Или ты боишься разбудить рыбу?

– Будь ласков, друг, – настойчиво прошептал великан. – Знаешь, как звук разносится по воде…

Он наклонил голову набок, как бы прислушиваясь. Очень слабо с берега до Лафайета донесся крик.

– Вот видишь, не все так чувствительны, как мы, – высокомерно сказал он. – Так можем мы сейчас поговорить? Или…

– Да заткнись ты, падла, – зашипел великан. – Они нас услышат!

– Кто? – громко спросил Лафайет. – Что здесь происходит? Почему мы ведем себя, как преступники?

– Потому что тому парню, у которого я занял лодку, эта мысль могла прийтись не по душе, – пробормотал великан. – Но сейчас уже все одно. У этих ребят слух, как у летучих мышей.

– Какая мысль могла не понравиться тому парню, у которого ты занял лодку? – удивленно спросил Лафайет.

– Мысль, что я занял у него лодку.

– Ты хочешь сказать, что взял ее без разрешения?

– Стану я будить человека, чтобы спрашивать у него всякие глупости.

– Ах, ты… ты…

– Можешь называть меня Хват, голуба. А свои ласковые прозвища прибереги для тех, кто сейчас пустится за нами в погоню.

Хват что есть силы наклонился вперед и сделал глубокий гребок, сразу пославший лодку далеко вперед.

– Великолепно! – простонал Лафайет. – Вот наша награда за честность: приходится удирать ночью от полиции, которая идет по нашему следу.

– Я от тебя ничего скрывать не буду, – сказал Хват. – Эти ребята – не легавые. И у них нет всех этих твоих предрассудков. Если они нас поймают, то мы получим от них не повестку в суд!

– Послушай, – быстро сказал Лафайет. – Мы повернем назад и объясним им, что все это просто недоразумение…

– Может, вам и понравится, ваше сиятельство, что вас скормят рыбам, но это не по мне, – отрезал Хват. – И нам надо подумать о маленькой леди. Эти ребята слишком подолгу обходятся без девочек.

– Ты бы лучше поберег дыхание, – сказал Лафайет. – И не болтал бы, а греб посильнее.

– Если я буду грести сильнее, сломаются весла, – возразил Хват. – Похоже, они догонят нас, голуба. Надо бы облегчить наш корабль.

– Хорошая мысль, – согласился Лафайет. – А что мы можем выбросить за борт?

– Да вроде бы здесь нет ни сетей, ни удилищ, а мне надо оставаться на месте, чтобы грести. И ведь не можем же мы вышвырнуть за борт маленькую леди, то есть, пока в этом нет необходимости. Значит, остаешься ты, приятель.

– Я? – недоуменно отозвался Лафайет. – Послушай, Хват, ведь я тебя нанял, или ты уже забыл? Не можешь же ты всерьез…

– Боюсь, что так, голуба…

Великан положил весла на корму, ударил ладонью о ладонь и повернулся на своей банке.

– Но… кто же заплатит тебе, если я окажусь в озере? – попытался вразумить его О'Лири, отступая в самый дальний конец носа.

– Угу, это верно, – согласился Хват, почесывая свой широкий подбородок. – Может, сначала ты отдашь мне капусту?

– Еще чего! Куда я, туда и деньги!

– Ну… некогда мне с тобой возиться. Раз уж ты такой несправедливый, то придется мне получить с маленькой леди вдвойне, вот и все.

Хват быстро поднялся, и его массивная рука вытянулась по направлению к Лафайету. Тот нырнул под нее и изо всех сил, оттолкнувшись ногами, кинулся головой вперед в живот великану, но внезапно натолкнулся на кирпичную стену, которая почему-то оказалась в этом месте. Отчаянно цепляясь за дно лодки, он услышал какой-то свист и глухой удар, как от молота, вбивающего сваю, а мгновением позже лодку завертело во все стороны. Ледяная вода обдала его целиком.

– Спокойно, Лэйф! – крикнула ему с кормы Свайхильда. – Я дала ему веслом по голове, а он упал на подбородок. Чуть не утопил нас. Надо бы побыстрее перекинуть его через борт.

Лафайет с трудом сфокусировал глаза и увидел неподвижные формы великана, лежащего лицом вниз на борту. Одна его рука, толщиной с дуб, свешивалась за борт, оставляя след на воде.

– Мы… мы не можем этого сделать, – с трудом выдохнул Лафайет. – Он без сознания, он утонет…

Он взял у нее весло, пробрался к гребной банке, отбросил слоновью ногу Хвата в сторону, вставил весла в уключины, сделал гребок.

Весло сломалось с громким треском, и Лафайет полетел вверх тормашками.

– Эх, слишком сильно я ударила, – с сожалением сказала Свайхильда. – Сковородка была гораздо удобнее…

Лафайет вскарабкался обратно на банку, не обращая внимания на боль в голове, шее, глазах и вообще всюду.

– Придется мне грести одним веслом, – тяжело дыша, сказал он. – В каком направлении?

– Понятия не имею, – ответила Свайхильда. – Но, по-моему, это теперь не важно. Смотри.

О'Лири посмотрел в том направлении, куда указывал ее палец. Туманное белое пятно, как привидение, грубо треугольных размеров, виднелось сбоку, быстро приближаясь к ним сквозь густой туман.

– Парусный баркас! – воскликнул Лафайет, когда преследователь показался целиком.

Он разглядел с полдюжины людей на верхней палубе. Увидев дрейфующую плоскодонку, они подняли крик, и тут же баркас переменил направление. Лафайет разбил оставшееся весло о голову первого, кто попытался перепрыгнуть в лодку, но затем айсберг, которого он до сих пор не замечал, упал на него, погребая под сотнями тонн льда и мамонтовых костей.

О'Лири пришел в сознание, стоя на голове в ледяных капустных щах; в его ушах стучал и звенел громкий гонг. Пол под ним поднимался все вверх и вверх по какой-то никогда не кончающейся кривой, но когда он попытался уцепиться за что-нибудь, оказалось, что обе его руки отрезаны у плеч.

Он изо всех сил заработал ногами, добился того, что еще больше окунулся лицом в ледяную воду, которая прокатилась между его воротником и шеей, прежде чем отхлынуть обратно в озеро при очередном наклоне палубы.

Он завозился еще сильнее, перевернулся на спину и заморгал глазами, чтобы лучше видеть.

Его руки все-таки были на месте – слишком уж сильно они заболели в туго перевязанных кистях.

– Эй, мазурик-то проснулся, – высказался веселый голос. – Может, наступить ему пару раз на морду?

– Подожди, сначала потащим соломинки за шкуру.

О'Лири затряс головой, вызвав новую волну самых разнообразных болевых ощущений, но слегка прояснил свое зрение. С полдюжины ног в резиновых сапогах стояло под светом фонаря. Над ногами находились такие же неказистые тела. Свайхильда стояла рядом, а руки ее держал сзади мужчина с изрытым оспой лицом и отрезанной мочкой уха. Она неожиданно ударила ногой назад, в удобное для нее место. Заслуживший это внимание человек подпрыгнул и выругался, в то время как его приятели расхохотались.

– Надо же, какая живая, – сказал беззубый матрос с длинными жирными волосами. – У кого соломинки?

– Нет на борту соломинок, – отозвался другой. – Придется взять рыбу.

– Ну, не знаю, – пробормотал невысокий коренастый мужчина с иссиня-черной бородой, которая скрывала все его лицо, кроме глаз. – Никогда не слышал, чтобы за какую-то шкуру тащили рыбу. Мы должны все делать по правилам.

– Да бросьте вы, ребята, – предложила Свайхильда. – Я как-то привыкла сама выбирать мальчиков. Вот ты, красавчик… – она бросила многообещающий взгляд на самого большого из всей команды мужчину с челюстью, похожей на фонарь, соломенными волосами и фигурой свиньи. – Ты больше всех в моем вкусе. И ты позволишь, чтобы эти недоноски становились между нами?

Выбранный таким образом красавчик изумленно вздохнул, потом ухмыльнулся, расправил свои широкие плечи и выпятил грудь.

– Ну, что же, ребята, вот все и решилось…

Кинжал, брошенный неизвестно чьей рукой, просвистал у похожей на фонарь челюсти, владелец которой подпрыгнул на месте и через мгновение скрылся из виду.

– Ты это прекрати, – скомандовал хриплый голос. – Оставь свои бабьи штучки. Мы все делим поровну. Правда, ребята?

Слушая согласный хор голосов, Лафайет умудрился принять сидячее положение, опершись головой о румпель, находившийся как раз над ним. За ним никто не присматривал и он был просто закреплен в одном положении, держа баркас строго по ветру, надувавшему высокий парус над волнами озера. Лафайет напряг руки: веревки, стягивающие их, были прочны, как стальные наручники. Матросы весело смеялись, поддразнивая Свайхильду, пока один из них зажимал в кулаке несколько копченых селедок, высунув от усердия язык. Предмет этой лотереи стоял в совершенно мокрой одежде, прилипшей к ее изящной фигуре, высоко вздернув подбородок и с синими от холода губами.

О'Лири застонал про себя. Хорошим же защитником для девушки он оказался. Если бы он не настаивал с таким ослиным упрямством, чтобы все было так, как он хотел, они бы никогда не вляпались в эту историю! А сейчас было неизвестно, удастся ли ему вообще унести отсюда ноги. Свайхильда предупреждала его, что туземцы с удовольствием скормят его рыбам. Может быть, они оставили его в живых только потому, что еще не успели ограбить, а затем он отправится в воду с ножом в сердце. А Свайхильда, бедное дитя, – ее мечта о большом городе кончится прямо здесь, среди этих головорезов. Лафайет из всех сил напряг руки. Если бы только ему освободить хоть одну руку, если бы только он мог захватить с собой на дно хоть одну из этих осклабившихся обезьян, если бы только у него была хоть маленькая толика его прежнего умения концентрировать пси-энергию…

Лафайет сделал глубокий вдох, выдох и заставил себя расслабиться. Хватит биться головой о каменные стены. Он не мог высвободиться из полудюймовых веревок одними только голыми руками. Хоть что-нибудь, даже самое маленькое чудо – ведь не о том речь, чтобы вернуться в Артезию, или вызвать дракона, или даже получить коробку вкусных конфет по первому требованию… Нет, он согласен на самое крошечное изменение обстоятельств, на что-нибудь, все равно что – лишь бы у него появился шанс!

– Это все, о чем я прошу, – пробормотал он, изо всех сил зажмурив глаза. – Хоть один шанс!

"Но мне надо задумать что-то определенное, – напомнил он себе. – Фокусирование пси-энергии – это, в конце концов, не волшебство. Это просто взятие у Вселенной энтропической энергии, с помощью которой можно манипулировать событиями по желанию. Как, например, если бы веревки были слабыми…"

– Но они отнюдь не слабые, – сурово сказал он себе. – Нельзя изменить уже известный элемент ситуации. В лучшем случае, можно подействовать на событие, которое должно произойти, вот и все. А может быть, и это не получится.

"В таком случае – если бы на палубе лежал нож, старый ржавый нож, небрежно отброшенный кем-нибудь в сторону. Я мог бы взять его руками и…"

– Эй, проснись, мурло! – прогремел чей-то голос, и носок сапога ударил его в ухо, после чего целые красочные планеты заплясали в глазах Лафайета.

Лафайет проморгался, уловил острый запах сыра и чеснока изо рта наклонившегося к нему матроса. Что-то похожее на колючую проволоку царапало ему шею. Он отвернул голову, почувствовал, что под ним что-то перекатилось. Яблоко, понял он, ощутив запах раздавленного фрукта. И сыр, и колбаски…