Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Глава VII

Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп, чтобы нанести визит матушке Гудвил.

Она жила в крытой соломой лачуге, спрятанной от посторонних глаз зарослями алых роз.

Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами, и постучал в темную дубовую дверь.

Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. Неумолчно жужжали пчелы, пахло цветами и свежесваренным кофе. "Как же это не вяжется с колдуньей", – подумал я.

Дверь открылась. Матушка Гудвил в белоснежной блузке и черной юбке жестом предложила мне войти.

– Сегодня вы без маскарадного костюма, – заметил я.

– Вы, очевидно, чувствуете себя несколько лучше, – произнесла она довольно сухо. – Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?

Я пристально взглянул на нее.

– Вы скептически настроены по отношению ко мне. Почему? Она пожала плечами:

– Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Хотя иногда они бывают противоречивыми.

Я сел к столу и оглядел комнату. Здесь было тщательно убрано.

Матушка Гудвил принесла кофе, разлила в чашки, поставила на стол и села напротив меня.

– Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. Поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?

Я отпил кофе и кивнул. Кофе был очень хорош, как, впрочем, я и ожидал.

– Нет ли у вас другого имени? – спросил я хозяйку. – Как-то не вяжется с вами "матушка Гудвил".

– Зовите меня Оливией.

У нее были изящные белые руки, на одном пальце мерцал красивый зеленый камень. Она потягивала кофе и смотрела на меня, видимо решая, говорить или не говорить.

– Вы собирались задать мне какой-то вопрос? И, если я на него отвечу, кое-что объяснить?

– Вы поведали мне о стольких чудесах в своем полусне, – проговорила она, и руки ее задрожали, заметив мой взгляд. Она быстро поставила чашку на стол и убрала руки.

– Я часто думала, что существует еще что-то, кроме всего этого, – она нарисовала в воздухе круг. – В своих снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города, всем сердцем стремилась к ним и просыпалась с чувством утраты чего-то прекрасного. В ваших бредовых речах была надежда, давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две свежеотчеканенные монеты, но все же имеющие какое-то отличие, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой, – все это игра твоего воображения, да?

– Нет, Оливия, это правда. Но ее трудно сразу осознать. Мы убеждены, что знаем все на свете, и не склонны верить в то, что не соответствует нашим предположениям.

– Вы говорили о какой-то беде, Байард, – она произнесла мое имя с легкостью, как будто оно было ей хорошо знакомо. Видимо, проникновение в сокровенные мысли сближает людей. Я не имел ничего против этого. Оливия была очаровательной женщиной, несмотря на излишне вычурную прическу и тюремную бледность. Ей бы немного солнца и косметики…

Она внимательно выслушала мой рассказ, начиная от странного допроса Рихтгофена до последнего приговора ксонджилианцев.

– Так что я влип, – закончил я свой рассказ. – Без шаттла я здесь в ловушке до конца своих дней.

Она покачала головой.

– Все это так странно, Брайан. В это невозможно поверить. Все настолько невероятно, неправдоподобно… но тем не менее я не могу вам не верить.

– Судя по тому, что я узнал об этой линии мира, она весьма отсталая в техническом отношении.

– Ну почему же? Мы очень современные люди, – запротестовала Оливия. – У нас есть паровая энергия, пароходы пересекают Атлантику за девять дней, воздушные шары, телеграф и телефон, современные автомобили на угле, которые начинают вытеснять повозки, запряженные лошадьми.

– Конечно, конечно, Оливия. Поверьте, я не хотел вас обидеть. Давайте считать, что в некоторых отраслях мы вас немного опередили. Не забывайте, что Империум владеет МК-приводом. В моих краях также есть атомная энергия, реактивные самолеты, радар и простейшие программы исследования космоса. Вы же движетесь немного в другом направлении. Дело в том, что здесь я связан по рукам и ногам. Меня выслали в континиум, из которого я не смогу сбежать.

– Но разве это так плохо? – спросила она. – Здесь перед вами целый мир, и теперь, когда искусственные барьеры сняты с вашего мозга, вы легко вспомните все, все чудеса, которые оставили в своем мире.

Она говорила убежденно и горячо.

– Вы упомянули о самолете! Так постройте его! Как прекрасно лететь по небу, словно птица! Ваше пребывание здесь может ознаменовать начало нового Века Славы для нашей империи!

– Нет, – я покачал головой. – Все, что вы хотели бы здесь иметь, это великолепно. Ну а что будет с моим миром? Возможно, хегруны уже начали боевые действия, и моя жена вместо жемчуга носит цепи. – Я подошел к окну и выглянул наружу.

– А я в это время гнию в этом убогом мире!

– Брайан, – тихо произнесла женщина за моей спиной. – Вы не столько обеспокоены угрозой вашим любимым друзьям, сколько невозможностью быть сейчас с ними.

Я повернулся.

– Что вы хотите этим сказать? Поймите же, Оливия, что мои друзья, моя жена, все, что мне дорого, может попасть в руки обезьяноподобных.

– Те, кто работал над вашим мозгом, Брайан, стремились стереть все это из вашей памяти, – усмехнулась Оливия. – Но мое искусство помогло все восстановить. Ничего удивительного нет в том, что прошлое кажется вам таким далеким, будто прошла тысяча лет. Да, я сама дала вам команду, чтобы боль утихла…

– Будь проклята эта боль потери! – вскричал я. – Не будь я таким дураком и не поверь Дзоку…

– Бедный, Брайан. Вы еще не знаете, что именно он работал над вами, когда вы спали, и внушил вам желание отправиться с ним в Ксонджил. И все же он сделал для вас все, что возможно, по крайней мере, так говорят ваши воспоминания.

– Я мог бы отбить у них шаттл, – сказал я. – Был бы сейчас там и помог отбить атаку этих негодяев!

– Но ведь старейшины из Ксонджила сказали вам, что ваш мир 0–0 больше не существует!

– Они сошли с ума! – я начал нервно шагать по комнате.

– Слишком многого я не понимаю, Оливия. Как человек, блуждающий во тьме и натыкающийся на неизвестные еще предметы. И теперь…

Я поднял руки и бессильно опустил их.

– У вас еще впереди целая жизнь, Брайан. Вы и здесь найдете себе место. Принимайте все таким, как есть. Ведь ничего нельзя изменить.

Я пожал плечами и снова сел.

– Оливия, я не стал задавать Ганвор и остальным никаких вопросов, чтобы не возбуждать их любопытство. Сведения, которыми меня снабдил Дзок и его парни, не слишком обширны. Наверное, они полагали, что я отправлюсь в библиотеку, чтобы просветиться. Но сейчас я просил бы вас рассказать хоть немного об этом мире. Прежде всего о его истории.

Она засмеялась – неожиданно весело.

– Как это замечательно, Брайан, рассказывать об этом старом и прозаичном мире, как будто он – вымысел мечтателя, а не надоевшая реальность.

Я кисло улыбнулся:

– Действительность всегда скучновата для тех, кто в ней живет.

– С чего же начать? С Древнего Рима? Со средневековья?

– Первое, что я хотел бы знать, это дату общей истории, то есть момент, когда истории наших континиумов стали различаться. Вы упомянули слово "империя". Что за империя? Когда основана?

– Что за империя? Ну конечно, французская, – Оливия растерянно заморгала, покачав головой.

– Впрочем, никаких "конечно", – сказала она. – Французская империя была основана императором Наполеоном в 1799 году.

– Понятно, – протянул я. – У нас тоже был свой Наполеон. Но его империя просуществовала недолго. Его сместили и выслали на Эльбу в 1814 году…

– Да! – воскликнула Оливия. – Но он сбежал оттуда, вернулся во Францию и привел свои армии к славной победе.

Я покачал головой:

– Он был на свободе около ста дней, пока британцы не разбили его при Ватерлоо. Потом его снова выслали, на этот раз на остров Св. Елены, и несколько лет спустя он умер.

Оливия уставилась на меня.

– Как странно… как неправильно и как странно! Император Наполеон правил в Париже еще двадцать три года после своей великой победы при Брюсселе и умер в 1837 году в Ницце. На престоле его сменил сын, Луи…

– Герцог Рейхштадтский?

– Нет. Герцог умер в юности. А Луи был шестнадцатилетним юношей, сыном императора и принцессы Дании.

– И его империя все еще существует? – удивился я.

– После свержения английского тирана Георга было разрешено включить Британские острова в состав империи. С объединением Европы свет науки был принесен в Африку и Азию. Сейчас эти континенты являются полуавтономными провинциями, управляемыми из Парижа, но со своими собственными палатами депутатов, уполномоченными решать все их внутренние дела. Что касается Новой Франции, иными словами, Луизианы, то разговоры о восстании скоро утихнут. Туда послана королевская комиссия, чтобы разобраться в жалобах местных жителей на вице-короля.

– Ну что ж, полагаю, что дату общей истории мы определили достаточно точно, – сказал я. – Это 1814 год. И похоже, с той поры в нашем мире не было почти никакого научно-технического прогресса.

Тут на меня обрушилась масса вопросов. Оливия была женщиной умной и образованной, и ее привела в восторг картина мира без Бонапарта, которую я ей нарисовал.

Когда я закончил, уже наступил день. Оливия предложила мне ленч, и я согласился. Пока она хлопотала у плиты, я сидел у окна и разглядывал этот любопытный анахронический пейзаж из полей, дорог и фермерских домиков.

Здесь царила атмосфера умиротворенности и изобилия, превратившая мои воспоминания об угрозе Империуму в полузабытую, по словам Оливии, давно прочитанную историю – подобно книге в красном кожаном переплете, лежавшей на столе.

Я взглянул на заглавие:

"КОЛДУНЬЯ ИЗ ОЗА!!!"

Автор:

Лилиана Ф. Баум!!!

"Забавно", – подумал я.

Оливия смущенно улыбнулась.

– Странное чтиво для колдуньи, не так ли? – спросила она. – Но мои сны и мечты бывают похожи на эту сказку. Я ведь тебе говорила, наш мир мне кажется таким маленьким, таким тесным…

– Я о другом, Оливия! Мы довольно четко установили дату общей истории – начало девятнадцатого века, верно? Баум тогда еще не было на свете. Она ("а может быть, он", – отметил я про себя) родилась только… в 1855 году. Так было, по крайней мере, в моем мире. Как видишь, здесь тоже есть человек с таким именем…

Я раскрыл книгу и посмотрел выходные данные: "Уилли и Катон. Нью-Йорк и Париж, 1896 год".

– В твоем мире эта книга известна, Брайан? – спросила Оливия.

– В моем мире Фрэнк Баум написал книгу "Волшебник страны Оз", – ответил я. – Однако я слышал, что он собирался написать продолжение как раз под таким названием.

Я с удовольствием разглядывал обложку с изображением Белоснежки и гномов. Так, по крайней мере, мне показалось.

– В детстве это была моя любимая книга, – сказала Оливия. – И как чудесно было бы прочесть "Волшебника из страны Оз".

– Да. Это единственное, что Фрэнк Баум написал, – сказал я. – Он умер в 1896 году.

1896-й! Туман у меня в голове стал быстро рассеиваться. Дзок и его друзья переместили меня в линию мира, близкую моей собственной? Они были очень гуманны, но не так умны, как им представлялось. И к тому же не до конца добросовестны.

Я вспомнил фотодиаграмму, виденную мною на Совете, и светящуюся точку мира, неизвестную картографам Сети Империума, точку, означавшую четвертый неоткрытый мир в пределах Зоны Опустошения. Тогда я решил, что это ошибка, как и то, что на этой фотодиаграмме отсутствовала линия 0–0. Но, значит, ошибки не было. Линия В-1-4 существовала – мир с датой общей истории в начале девятнадцатого века! И если существует человек, известный в обоих наших мирах, то почему бы не существовать и другому? Или, скажем, двум другим Максони и Копини, изобретателям привода МК!!!

– О чем ты задумался? – голос Оливии вернул меня к действительности.

– Так, ничего особенного. – Я положил книгу на стол. – Мне пришло в голову, что, хотя и минуло после общей даты немногим более полувека, больших изменений не произошло и некоторые люди могли и здесь родиться.

– Брайан, – начала Оливия, – я не прошу тебя довериться мне, но позволь хотя бы помочь.

– Помочь? Но в чем? – Я попытался придать своему лицу выражение невозмутимости, но тут же почувствовал, что это мне не удалось.

– Мне кажется, ты что-то задумал. Но в одиночку можешь не справиться. Здесь для тебя все чужое, на каждом шагу подстерегают ловушки. Поэтому я и хочу тебе помочь.

– А с какой стати?

Она помолчала, задумчиво глядя на меня.

– Всю жизнь я ищу ключ к какому-то другому миру… миру грез. И чувствую, что у тебя, Брайан, существует связь с таким миром. Если самой мне туда попасть не удастся, я с радостью буду осознавать, что кому-то помогла в этом.

– Все эти миры одинаковые, Оливия. Одни лучше, другие хуже. Там есть и люди, и дома, и земля, и законы, и обычная природа. Нельзя просто собрать вещи и переселиться в мир грез, его надо строить там, где ЖИВЕШЬ! Невежество, коррупция, падение нравов, ложь и обман тех, кому верят миллионы… – все это будет существовать до тех пор, пока мы живем по законам этого общества. Но дай срок, Оливия, проводим эксперименты с культурой всего несколько тысяч лет. Еще несколько тысячелетий – и все будет по-другому. Поверь мне.

Она рассмеялась.

– Ты говоришь так, словно вечность – это мгновение!

– Да, это так, если принять во внимание время, которое потребовалось на превращение амеб в обезьян. Но не стоит отказываться от своей мечты – это та сила, которая влечет нас вперед, какова бы ни была конечная цель.

– Тогда позволь мне превратить мечту в реальность. Позволь помочь тебе, Брайан. Мне сказали, что ты заболел от переутомления, когда работал чиновником Колониального управления, и потому нуждаешься в отдыхе – но ведь ясно, что это ложь. И еще, Брайан, – она понизила голос, – за тобой следят.

– Следят? Кто же? Бородатый карлик в черных очках?

– Это не шутка, Брайан. Вчера вечером я видела человека, прятавшегося у ворот дома Ганвор, а через полчаса, когда вы пили свое пиво, поблизости прошел какой-то человек с шарфом на шее.

– Это ничего не значит, Оливия. Она нетерпеливо покачала головой.

– Ведь собираешься отсюда бежать, из этой тюрьмы? Верно?

– Тюрьмы? Я свободен, как птица!

– Ты напрасно теряешь время, – Оливия рассмеялась. – За что тебя заточили в наш мир – не знаю, но всегда буду на твоей стороне. Знай это. А теперь говори, Брайан! Куда ты собираешься отправиться и каким образом?

– Подожди, Оливия. Ты слишком торопишься!

– И тебе надо спешить, Брайан. Чтобы избежать погони. Опасность готова обвиться вокруг твоей шеи, словно змея. Я это чувствую.

– Я говорил тебе, Оливия, что был выслан сюда ксонджлианским советом. Они не поверили моему рассказу или сделали вид, что не поверили. И вот забросили меня сюда, чтобы избавиться, – убивать не стали, потому что считают себя гуманными. Хотя сделать это им было легко.

– Они под гипнозом уничтожили твою память, а теперь наблюдают, каковы результаты. И когда узнают, что ты водишь знакомство с колдуньей, то не оставят тебя в живых. Не настолько они глупы, Брайан!

– Но ты не колдунья!

– Но меня считают колдуньей. Напрасно ты пришел сюда днем.

– Не все ли равно – днем или ночью, если за мной, как ты говоришь, следят. К тому же они прекрасно знают, что я не поверю их лжи о моем прошлом.

– Как бы то ни было, они снова тебя заберут и попытаются лишить памяти.

– Да, ты права, – согласился я. – Не для того же они переместили меня в этот мир, чтобы я распространял технические знания среди слаборазвитых сапиенсов.

– Куда же отправишься, Брайан?

Я заколебался. Но черт возьми! Оливия была права. Придется к ней обратиться за помощью. И если она задумала меня предать, то улик для этого предостаточно.

– Куда отправлюсь? Конечно же в РИМ!

Глава VIII

Она кивнула:

– Очень хорошо. А в каком состоянии твой бумажник?

– У меня счет в банке…

– Оставь это. Тебе не придется им воспользоваться. Как только ты потребуешь свои деньги, тебя тут же накроют. К счастью, у меня есть некоторый запас золотых наполеондоров, они зарыты в саду.

– Я не возьму твоих денег.

– Ерунда. – Оливия махнула рукой. – Они нам обоим понадобятся. Ведь я еду с тобой. Ты забыл?

– Ты не можешь…

– Могу и поеду! – отрезала она. – Приготовься, Брайан, мы едем сегодня ночью!

– Это безумие, – прошептал я. – Тебе незачем вмешиваться…

– Т-сс, – сказала Оливия, стоявшая рядом в плаще с капюшоном. – Он зашевелился. Видишь, вон там? Сейчас постарается подойти к нам поближе.

Я пристально вгляделся в густую тень и различил мужской силуэт. Мужчина перешел дорогу в сотне ярдов от коттеджа и исчез среди деревьев. Я переминался с ноги на ногу, лицо нестерпимо чесалось под гримом, который наложила Оливия, сделав меня морщинистым седым стариком. Теперь меня можно было принять за старшего брата матушки. Сама же Оливия приняла облик вульгарной девицы с тройным слоем краски на лице, в рыжем парике и плотно облегавшем ее стройную фигуру фиолетовом платье.

– Он подходит к коттеджу, – прошептала Оливия.

Мы медленно двинулись с места. Когда до конца ограды оставалось около полуметра, я показал Оливии на освещенное окно в доме. На занавесках четко вырисовывалась тень человеческой головы.

Зашуршал гравий, луч фонарика скользнул по мне и остановился на Оливии:

– Эй, женщина, – произнес низкий голос. – Что ты здесь делаешь ночью?

Оливия подбоченилась, тряхнула головой и вызывающе улыбнулась:

– О, капитан, – громко произнесла она, – вы разве не видите, что я провожаю друга на поезд?

– Друга?

Луч задержался на мне и метнулся к пышной груди Оливии. – Что-то я тебя раньше не видел в деревне, – произнес незнакомец.

Набравшись духу, я выпалил:

– А я путешественник, точнее, турист.

– Значит, путешествуете среди ночи, приятель, ха-ха! Странное развлечение, не находите? Покажите-ка мне ваши документы. И вы тоже, мадам.

– О, – запричитала Оливия, – я так спешила, мсье, что, наверное, я их забыла.

– Куда же вы спешили, позвольте узнать? Может быть, унести подальше награбленное?

– Ничего подобного, капитан, я честная проститутка, занимаюсь своим делом, да еще приходится помогать этому старому другу, я его единственная опора в жизни.

– Ну, ну, крошка. Не волнуйся, я не стану забирать тебя в участок. Дай только потрогать твои прелести, и я забуду, что видел тебя.

Он потянулся рукой к груди Оливии. Она вскрикнула и отскочила назад. Полицейский наступал. Тогда я, не долго думая, ударил его ребром ладони по шее. Полицейский охнул, выронил фонарик и упал на колени. Попытался подняться на ноги, но я снова нанес ему удар по затылку. Он упал навзничь и потерял сознание.

– Ну как он? – спросила Оливия, когда я, подняв фонарик, направил луч света на полицейского. Из уголка его рта медленно стекала струйка крови.

– Пару недель придется ему пожить без взяток, к которым так привык, – усмехнулся я.

Вскоре мы добрались до окраины городка и подошли к станции как раз в тот момент, когда паровоз, пыхтя, подошел к платформе. Проводник указал нам наше купе, и поезд тронулся. В вагоне мы были единственными пассажирами.

– Вот и все, – с облегчением вздохнула Оливия.

– Пока что мы едем в Рим, а не в страну чудес, – засмеялся я. – Кто знает, куда ведет дорога в будущее.

Глава IX

В римской гостинице мы поселились в смежных номерах, где окна выходили на городскую площадь, а днем и ночью звучали возбужденные голоса итальянцев.

Мы сидели у меня в комнате и завтракали пиццей, запивая ее красным вином, доступным местному нищему, таким оно было дешевым.

– Те двое, что меня заинтересовали, родились где-то в Северной Италии около 1850 года, – сказал я Оливии. – В молодости они приехали в Рим, изучили инженерное дело и в 1893 году изобрели средство перемещения по Сети.

– И если Баум (неважно, мужчина это или женщина) родился здесь и в девяностых годах написал в этом мире нечто подобное тому, что было написано в моем, то, может быть, Максони и Копини тоже существовали здесь.

Оливия слушала молча.

– Они, конечно, не смогли усовершенствовать привод МК так, чтобы можно было с его помощью осуществлять полеты по Сети, а если и усовершенствовали, то их тайна умерла вместе с ними. Но, возможно, подошли вплотную к решению этого вопроса. Может быть, даже оставили что-нибудь, что я смог бы использовать для своего возвращения…

– Брайан, – разве ты не говорил мне, что все миры, расположенные вокруг твоей линии 0–0, опустошены и превращены в руины этими же силами? Не опасно ли опять экспериментировать?

– Я неплохой техник и научился разбираться в наших аппаратах, созданных для путешествия по мирам. Мне известны все их недочеты. Максони и Копини не представляли себе, что играют с огнем, и натолкнулись на это силовое поле совершенно случайно.

– Насколько я тебя поняла, почти все вероятностные миры (99 %) погибли именно из-за того, что не умели управлять вызванными силами. Верно?

– Верно.

– Но если ты хорошо разбираешься в этих своих аппаратах, зачем тебе Максони и Копини?

– Дело в том, Оливия, что я не могу построить аппарат перемещения по Сети, так как не знаю конструкции основного генератора поля. Это особым образом намотанная катушка, являющаяся сердцем генератора поля. Я никогда не пробовал разобраться в ее устройстве. А если бы здесь оказались Максони и Копини, сделали бы те же случайные открытия, да еще вели записи, и если бы записи еще существовали, и если бы я смог их найти…

Оливия рассмеялась.

– Дай Бог, чтобы все твои "если" сбылись. Тогда нет проблем. Можно рискнуть. Видение изумрудного города все еще влечет меня.

– Давай сначала попытаемся хотя бы найти этих людей. Потом у нас наверняка будет достаточно времени, чтобы разобраться в их биографии.

Час спустя в городском архиве усталый молодой служащий принес мне толстый том, где старомодным почерком были записаны тысячи имен с указанием дат рождения, адресов и дат смерти, не приведи Бог.

– Предупреждаю вас, сеньор, – произнес клерк, – муниципалитет предоставляет вам эти записи, но читать их и разбирать придется вам самому.

– Объясните мне только, как здесь ориентироваться, – тихо попросил я. – Меня интересуют данные о Джулио Максони и Карло Копини.

– Да, да, помню. Так вот, перед вами регистрационная книга с именами прибывших в город на жительство за период с 1870 по 1880 год. А теперь извините, я должен вернуться к своим прямым обязанностям.

Я вздохнул и с помощью Оливии принялся за работу.

Минут за двадцать мы просмотрели записи за 1870 год и взялись за 1871-й. Оливия читала быстрее меня, и вскоре раздался ее взволнованный голос:

– Брайан, смотри! Джулио Максони, родился в 1847 году, в Палермо.

Я страшно разволновался, вчитываясь в эти строки, хотя внутренний голос подсказывал мне, что это, может быть, вовсе не тот Максони. Если записано около сотни Максони, почему не может быть хоть с десяток Джулио Максони?

Я похвалил Оливию и записал адрес Максони в записную книжку. Поиски Карло Копини пока не увенчались успехом.

Максони жил на улице Карлотти, в доме номер 12, на четвертом этаже. С помощью карты города мы нашли эту улицу, узкую и необычайно грязную. Да, в более чем скромных условиях начинал свою карьеру Максони, если только это был он. Даже сто лет назад это был район нищих.

Войдя в дом номер 12, мы сразу ощутили резкий запах лука, сыра и постного масла.

Одна из дверей открылась, и показалось заплывшее жиром женское лицо оливкового цвета.

– Простите, мадам, – начал я почтительно, – мы иностранцы, впервые приехали в вечный город и хотим найти квартиру, в которой некогда жил один наш покойный родственник, осчастливленный возможностью дышать воздухом солнечной Италии.

У мадам буквально отвисла челюсть, но тотчас широкое лицо расплылось в любезной улыбке.

– Добрый день, сеньор и сеньора, – выпалила она и поинтересовалась, чем может быть полезна столь дорогим гостям.

Я назвал номер комнаты, где около ста лет назад жил Максони, и она, пыхтя и переваливаясь с боку на бок, пошла нас проводить. На лестнице было столько мусора и пыли, что среди них вполне могли сохраниться записи Максони. Когда мы остановились у двери, хозяйка сказала:

– Жилец сейчас на работе.

– Мы можем его подождать, – сказал я, но хозяйка, махнув рукой, перебила меня и пустилась в рассуждения о неблагодарности жильцов. Я прервал ее излияния, вытащив из кармана банкноту в сто лир.

Она впустила нас в комнату:

– Вот!

Это была убогая грязная каморка с кроватью, застеленной грязным одеялом, с разбитым зеркалом, сломанным стулом, столом и целой батареей пустых винных бутылок на окне и на полу.

– Мы хотели бы побыть здесь некоторое время, чтобы пообщаться с духом нашего умершего предка, – сказал я.

Брови мадам поползли вверх:

– Но ведь комната занята!

– Мы ничего не тронем, только посмотрим. Поймите наши чувства, – Оливия всхлипнула.

– Ну ладно, ладно, – мадам выжидающе на меня посмотрела. Я вытащил еще сто лир, и мадам просияла:

– Я понимаю, сеньор, вы и ваша сестра хотите побыть наедине с духом вашего родственника. Еще сто лир – и можете общаться с любым духом, с каким пожелаете.

Я молча протянул деньги, она взяла их и тоже молча пошла прочь.

Дойдя до лестницы, хозяйка обернулась:

– Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваши общения, скажем, часа через два. Жилец часто обедает дома, и вряд ли ему понравится, если он увидит здесь посторонних.

Полчаса спустя, после безуспешных поисков, Оливия, устало опустившись на колченогий табурет, произнесла:

– С самого начала было ясно, что это напрасный труд. Давай уйдем отсюда.

– Мы обыскали все, что на виду, – возразил я, стряхивая пыль с рук, – но ведь могут быть и тайники.

– Пустая трата времени, Брайан. Этот человек был бедным студентом, а не конспиратором. Зачем ему могли понадобиться тайники?

– Не знаю… Ведь бывают мелочи, которые можно просто уронить, потерять… Например лист бумаги вполне мог застрять в ящике стола.

– Где? Мы перерыли все ящики и… – она вдруг остановилась на полуслове.

Мы одновременно посмотрели на радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и груду окурков и открепив болтающееся на двух ржавых болтах ограждение радиатора, мы увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и листки бумаги.

Оливия, став на колени, выгребла смятые меню какого-то ресторанчика, обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некоему Марио Пинотти, две открытки с видами города и совершенно чистый листок.

– Это была хорошая идея, – пожал я плечами, – жаль только, что она не дала нужных результатов. Ты права, Оливия, здесь больше нечего делать.

– Брайан! Посмотри, – Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на свету. – Чернила выцвели, но кое-что можно разобрать.

Я взял у нее листок.

Знаки были едва различимы. Я с великим трудом прочел следующее:

«Университет Галилея. Среда. 7 июня…»

– Г-м. Интересно, – заметил я. – Какой же это год?

– Я знаю, как определить дату, – произнесла Оливия. – Минутку…

Она задумалась.

– Да! Это было седьмое июня тысяча восемьсот первого года, среда. Но это может быть и 1899 год, и 1911-й…

– О, это уже что-то! – воскликнул я. – Давай проверим. Университет Галилея? Будем надеяться, что он еще существует.

В университете нас встретил пожилой мужчина с рыжеватыми усами.

– 1871 год. С тех пор прошло столько времени. Многие выдающиеся ученые вышли из стен этого университета.

– Послушайте, сеньор, – прервал я, – мы ведь не просим вас принять нас в университет. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если в вашем архиве их нельзя отыскать, вы так и скажите, и я напишу об этом факте в своей статье, которую сейчас готовлю.

– Сеньор журналист? – поинтересовался он, поправил галстук и что-то быстро спрятал в ящик стола, после чего вышел и вскоре опять появился с объемистым томом, похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал:

– Вы говорите – Максони?.. Какой год? Ага. 1872-й… Так какой Максони вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? – он подозрительно посмотрел на меня.

Я на всякий случай кивнул.

– Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента?

Я улыбнулся с видом ревизора, которому не удалось найти ошибку в отчетах.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Вижу, что у вас в университете полный порядок. Позвольте взглянуть.

– Вот, пожалуйста. Его первоначально зачислили в электротехнический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи. Здесь он начинал…

Я не слушал его болтовни и перелистывал записи. Здесь тоже был его адрес на улице Карлотти. Во время поступления в университет ему было двадцать четыре года, сообщалось также, что он католик и холост. Увы! Этих сведений было мало…

– Известно ли сеньору, где жил Максони, когда сделал свое знаменитое открытие? – обратился я к служителю.

– Вы шутите, сеньор? Местонахождение Музея известно даже туристам! – Архивариус как-то странно посмотрел на нас.

– Музей? Какой музей?

– Тот самый, который находится в бывшем доме и лаборатории Джулио Максони. Там же все свидетельства его замечательной карьеры!

– А у вас нет под рукой адреса музея?

Он улыбнулся с выражением превосходства.

– Улица Алланцио, номер двадцать восемь. Любой ребенок покажет вам дорогу.

Мы поблагодарили служителя и пошли на выход.

– Кажется, нам повезло, – сказала Оливия.

– А… какую газету представляет сеньор? – спросил, догоняя, клерк.

Мы остановились, и служитель, запыхавшись, подбежал к нам. Я услышал смешок Оливии. Надо было отвечать не раздумывая.

– Видите ли, приятель, мы представляем лигу умеренности, – начал я импровизировать. – Вопрос о Максони был просто уловкой. На самом деле мы пишем статью под названием "Распитие спиртных напитков на работе, и во что это обходится налогоплательщику". Вы поняли?

Клерк обалдело кивнул головой и, когда мы вышли на яркий солнечный свет, все еще стоял, хлопая глазами.

Дом Максони был солидным старинным зданием с латунной табличкой, сообщавшей, что Дом-музей-лаборатория изобретателя Джулио Максони открыт с 9.00 до 16.00, а по воскресеньям – с 13.00 до 18.00.

Я позвонил.

Через несколько минут дверь открылась, и оттуда выглянула заспанная женщина.

– Вы что, не видите? Закрыто! Сейчас же убирайтесь!

Я успел вставить ногу в пространство между дверью и косяком.

– Но на табличке написано… – начал я.

– Мало ли что написано. Приходите завтра.

Я засмеялся и налег плечом на дверь. Женщина попыталась мне помешать и уже открыла рот, чтобы сказать что-то явно неприятное.