Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

– Дудки, – устало ответил О'Лири. – После того, что ты пытался сделать с Адоранной, люди закидают тебя камнями, если ты попытаешься показаться в Артезии, даже если тебе удастся попасть туда, в чем я совершенно искреннее сомневаюсь.

Горубль ткнул Лафайета в грудь.

– Можешь откинуть прочь свои сомнения, сэр Лафайет! Это-то как раз самое простое. Менее чем час тому назад я отослал чертежи вашим друзьям в Аджак и ожидаю в течение нескольких дней доставки действующего путепроходца.

– Боюсь, тебе придется разочароваться, у тебя там нет никакого кредита. Они ничего для тебя не сделают.

– Правда? – чуть не промурлыкал Горубль-Крупкин, лаская пальцами большой бриллиант, вставленный в воротничок его манишки. – У меня есть причины ожидать нового кредита благодаря любезности моего нового доброго друга герцога Родольфо. Что же касается возможной недружелюбности артезианцев – я уверен, что она рассеется, как утренний туман, когда принцесса Адоранна публично объявит, что все предыдущие слухи, ходившие обо мне, просто наглая ложь, распространяемая врагами государства, что я на самом деле единственный ее благодетель и что она желает передать мне корону как более старому и умудренному монарху чисто из альтруистических соображений блага государства.

– Она никогда этого не сделает, – не задумываясь объявил Лафайет.

– Может быть, и нет, – спокойно ответил Горубль, кивая головой. Он опять ткнул О'Лири в грудь, как бы наслаждаясь хорошей шуткой. – Но девица Свайхильда это сделает.

– При чем здесь Свайхильда… – голос О'Лири постепенно затих. – Ты хочешь сказать… ты попытаешься использовать ее вместо Адоранны? – он сожалеюще улыбнулся. – Проснись, Горубль. Свайхильда девушка ничего себе, но ей никогда не удастся обмануть двор.

Горубль обернулся, рявкнул приказание Стонрубу. Тот подошел к двери, высунул голову и передал приказание дальше. Раздались легкие шаги. Стонруб отступил в сторону, вскрикнув от изумления, затем низко поклонился, когда изящная, воздушная фигурка нерешительно вошла в комнату. Лафайет уставился с открытым ртом на это видение женского очарования, которое стояло в дверях в роскошном платье, с драгоценностями, надушенное и элегантное, с золотистыми волосами, сверкающими, как аура, над ее совершенным лицом.

– Принцесса Адоранна! – воскликнул он. – К-как?

– Лэйф! С тобой все в порядке, милый? – спросил взволнованный и озабоченный голос Свайхильды.

– Должен признаться, придется нам немного поработать с ее дикцией, прежде чем она сделает свое публичное заявление, – спокойно сказал Горубль. – Но это не в счет. Маленькая деталь.

– Свайхильда… ты ведь не станешь помогать этому негодяю в его грязных планах, скажи? – настойчиво спросил О'Лири.

– Он… он сказал, что, если я этого не сделаю… он изрубит тебя на куски, Лэйф… поэтому…

– Достаточно! Уберите ее! – взревел Горубль с покрасневшим от злости лицом.

Он резко повернулся к О'Лири, в то время как Стонруб с поклоном выпроваживал Свайхильду из комнаты.

– Эта куколка просто притворяется, чтобы ты о ней плохо не думал. Она ухватилась за этот шанс быть принцессой – и чего тут удивительного, чего еще можно ожидать от простой кухарки? Спать на шелковых простынях, обедать из золотой посуды…

– А как насчет настоящей Адоранны?

– В цепях межконтиниумного переноса, как оказалось, наблюдается определенная симметрия, – сказал Горубль с лисьей ухмылкой. – Бывшая принцесса окажется в Меланже в роли простой девки – вполне достойное наказание за то, что она отняла у меня трон. – Горубль потер руки. – Да, ты открыл передо мной новые горизонты, мой мальчик, как только я понял, кто ты такой на самом деле. Сначала я планировал захватить леди Андрагору только для того, чтобы иметь возможность подчинить себе этого Родольфо, который явно не хотел поддерживать мои планы. Но сейчас все это мелочи. Она будет очень важной пешкой в моей новой игре, так же как и этот болван Родольфо, и сделает все, что я захочу. И у тебя тоже есть своя маленькая роль, – его лицо стало суровым. – Помоги мне – добровольно – и ты сохранишь свою удобную позицию во дворце Артезии. Откажешься – и тебя ждет такая судьба, от которой и более сильный человек пришел бы в ужас.

– Ты совсем сошел с ума, если думаешь, что я буду помогать тебе в твоих жалких планах.

– Вот как? Жаль. А я было совсем уже решил – конечно, когда они мне больше не будут нужны – передать тебе обеих женщин, чтобы ты делал с ними все, что твоей душе будет угодно. Увы, раз ты не хочешь мне помогать, придется передать их более преданному слуге.

– Ты не посмеешь!

– О, еще как посмею! – Горубль помахал пальцем в воздухе.

– Это истинный секрет успеха, мой мальчик, – полная безжалостность. Я получил уже один хороший урок. Если бы в самом начале я избавился от ребенка – принцессы Адоранны – и еще одного – принца Лафайета – то ни одно из последующих несчастных событий не произошло бы.

– Я не буду тебе помогать, – поперхнулся Лафайет. – Можешь делать все самое худшее. Централь тебя поймает и…

Горубль рассмеялся.

– Но ведь это – самая изящная сторона моего плана, мой дорогой мальчик! Должен признать, что до сих пор эта сующая всюду свой нос Централь сдерживала порывы моего бравого воображения, но полное уравнение энергий исключает эту возможность. Ведь при переносе ничего не изменится – Адоранна и Дафна останутся на своих местах, только получат новые роли. В матрице вероятности при этом не будет никакого дисбаланса, и ничто не привлечет внимания Централи к мирной Артезии, одинокому крохотному мирку среди миллиарда других. И можешь быть уверен – как бывший инспектор континуума, я знаю, о чем говорю. А теперь будь разумным: объединись со мной и раздели успех и награду.

– А пошел бы ты к… – резко сказал Лафайет. – Без меня и Свайхильда никогда не будет тебе помогать, а без нее твои планы рушатся.

– Ну, как хочешь, – Горубль улыбнулся хитрой улыбкой.

– Мое предложение к тебе было основано на сентиментальных воспоминаниях, и не более того. У меня в запасе есть и еще кое-что, можешь не сомневаться в этом.

– Все это блеф, – сказал Лафайет. – Ты говоришь о том, что леди Андрагора будет представлять собой Дафну, но я точно знаю, что ей удалось бежать!

– Правда? Кстати, – Горубль повернулся к Стонрубу. – Можешь не пытать этого предателя по поводу того, где находится леди Андрагора. Она и ее компаньон были схвачены полчаса тому назад и прибудут сюда буквально через несколько минут. А этого бросьте в яму к Горогу Прожорливому – я как раз слышал, что он не получал пищи несколько дней и по заслугам оценит хороший обед.

– Эх, не повезло, друг, – печально сказал Стонруб, ведя Лафайета по тускло освещенному коридору. – Нет, теперь мне совершенно ясно, что у меня здесь куча врагов. Это у меня-то, который и мухи не обидит. Вот и говори после этого о многих годах преданной службы.

Он уставился сквозь решетку с прутьями дюймовой толщины на большой, запертой на засов двери.

– Порядок, он в своем логове и спит. Значит, не придется отгонять его электрическим прутом, пока я впихну тебя туда. Терпеть не могу мучить животных, – ты меня понимаешь?

– Послушай, Стонруб, – торопливо сказал Лафайет, отшатываясь от сырого запаха и соломенного тюфяка, на котором валялись кости в клетке чудовища. – Ввиду нашей с тобой особой дружбы не мог бы ты, скажем, просто выпустить меня с черного хода? Ведь герцогу вовсе не обязательно это знать…

– И опять оставить Горога без обеда? Мне стыдно за тебя, приятель. Это предложение не делает тебе чести.

ДИС отпер дверь, распахнул ее достаточно для того, чтобы пропустить О'Лири. Лафайет уперся ногами, но сильный толчок послал его в безмолвную клетку, и дверь, щелкнув, закрылась за его спиной.

– Прощай, приятель, – сказал ДИС, вновь запирая замок. – Ты был хорошим клиентом. Не повезло, что мне так и не удалось поработать с тобой хоть чуть-чуть.

Когда его шаги замерли в отдалении, низкий гортанный рев послышался из темной ниши в стене. Лафайет резко повернулся лицом к этой нише, достаточно широкой для того, чтобы в ней мог поместиться саблезубый тигр. В глубокой темноте сверкали маленькие красные глазки. Появилась голова – не с острыми клыками, как у тигра, и не тупая, как у медведя, а закрытое массой волос человекоподобное лицо, испачканное грязью и со щетиной на подбородке и щеках. Вновь прозвучал низкий рык.

О'Лири попятился. Голова начала приближаться, появились массивные плечи, бочкообразный торс. Огромное существо встало, отряхнуло колени, оценивающим взглядом окинуло О'Лири.

– Эй, – проревел грубый голос. – Я тебя знаю! Ты тот самый парень, который так здорово надул меня, ударив по голове!

– Хват! – Лафайет поперхнулся. – Как… как ты сюда попал? Я считал, что это клетка Горога Прожорливого…

– Ну, да, голуба, под этим именем я обычно дерусь. Ребятишки герцога засадили меня сюда за бродяжничество, когда я пришел в город, чтобы найти тебя. Я очистил пару улиц от этих дурачков-солдат, но потом чего-то притомился, а они возьми да и кинься со всех сторон сразу, да еще уронили пушечное ядро на мою голову.

Гигант нежно почесал затылок двумя пальцами.

– Ч-чтобы найти меня?

О'Лири попятился еще дальше и уперся спиной в стену, а в горле у него застрял какой-то шар, который никак не давал воздуху проникнуть в легкие.

– 3-зачем?

– Должен же я с тобой посчитаться, голуба. А я вовсе не из тех, кто может взять да и бросить дело на полдороге.

– Послушай, Хват, я единственная опора двух тетушек-девиц, – сказал Лафайет голосом, имевшим тенденцию сломаться и стать тонким фальцетом в любую минуту. – И после всего, что я пережил, будет просто нечестно, если все кончится вот здесь таким образом.

– Кончится? Да ты что, друг, это всего лишь начало, – проревел Хват. – Чтобы мне с тобой по-настоящему посчитаться, надо кучу времени.

– И что я сделал, чтобы заслужить все это? – простонал Лафайет.

– Что ты, приятель, – скорее, чего ты не сделал.

– Не сделал?

– Угу. Ты ведь не вышвырнул меня за борт лодки, а мог. Хотя я и туго соображал, но слышат, когда эта маленькая куколка предложила тебе это, ты сказал, что раз я без сознания, некрасиво швырять меня акулам.

– 3-значит, такова моя н-награда?

– Точно, голуба.

Гигант положил руку на свой живот, откуда донеслось еще одно низкое рычание.

– Это ж надо, я и не помню, когда жрал в последний раз. Наверное, мои кишки скоро сами себя начнут сосать.

Лафайет изо всех сил зажмурил глаза.

– Слушай, поспеши с этим делом, а то я не выдержу и начну кричать Стонрубу, что передумал…

– С каким делом, приятель?

– Ешь м-м-меня.

Слова с трудом сорвались с губ Лафайета.

– Мне – есть тебя? – эхом отозвался Хват. – Эй, приятель, да ты не так меня понял. Как я могу съесть того, кто спас мою жизнь?

О'Лири приоткрыл один глаз.

– Значит, ты… ты не собираешься разорвать меня на кусочки?

– Зачем бы я стал это делать?

– Неважно, – сказал Лафайет, оседая на пол с глубоким вздохом облегчения. – Есть вещи, которые лучше не обсуждать.

Он глубоко вздохнул, встряхнулся и посмотрел на высокую фигуру, участливо глядящую на него.

– Послушай, если ты хочешь помочь мне, то давай начнем с того, что подумаем, как бы отсюда выбраться.

Хват почесал в затылке пальцем, величиной с топорище.

– Ну…

– Мы могли бы попытаться прокопать туннель сквозь стену, – сказал О'Лири, тыкая в трещину между огромными камнями. – Но для этого нужны инструменты, и это займет несколько лет.

Он оглядел всю камеру.

– Может, в потолке есть какая-нибудь потайная дверь… Хват покачал головой.

– За эту неделю мне все время приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться об этот проклятый потолок. Он цельнодубовый и четырех дюймов толщиной.

– Ну… тогда пол.

– Скала, шесть дюймов.

Лафайет провел десять минут, обследуя пол, стены, дверь. Потом он с отчаянием облокотился на решетку.

– Надо смотреть правде в глаза, – сказал он. – Я убежден, Крупкин заставит выполнить Свайхильду то, что он прикажет. Адоранна будет смывать жир с горшков здесь, в порту Миазма, Горубль захватит Артезию, а Дафна… Дафну, возможно, поместят здесь, в то время как леди Андрагора отправится в Артезию, а если ее не получит Родольфо, то ее отдадут Лоренцо Счастливчику – или его зовут Ланцелот Долговязый?

– Эй, я тут придумал кой-чего, – сказал Хват.

– Приляг и поспи немного, Хват, – безжизненно сказал О'Лири, – больше нам ничего не остается делать.

– Да, но…

– Просто пытка – все время думать об этом. Может, лучше будет, если ты все-таки разорвешь меня на куски.

– Да, но если…

– Я должен был знать, что этим все и закончится. В конце концов, я столько раз попадал в тюрьму с тех пор, как очутился в Меланже, что просто неизбежно было, что рано или поздно я окажусь в ней прочно и навсегда.

– Это, конечно, не какой-нибудь там шикарный план, но какого черта? – сказал Хват.

– Какой план? – тоскливо спросил Лафайет.

– Да я же и пытаюсь тебе сказать. Мой план.

– Валяй. Говори.

– Ну, вот что я тут подумал… Хотя нет, тебе, наверное, надо, чтобы был шик, вроде секретных туннелей или еще чего.

– Ничего, говори, облегчи свою душу.

– Ну, только не думай, я понимаю, что все это не для такого джентльмена, как ты… э-э-э… что, если я сорву дверь с петель?

– Что, если ты… сор…

Лафайет повернулся и посмотрел на внушительную стальную конструкцию. Он гулко рассмеялся.

– Ну, конечно, давай.

– О'кей.

Хват прошел мимо него, схватился за толстые прутья. Он расставил в стороны свои ноги шестидесятого размера, сделал глубокий вдох и рванул. Раздался неприятный визг металла, за которым последовали резкие ломающиеся звуки. Огромный камень вывалился из стены и упал на пол. С душераздирающим звуком, похожим на визжание двух роллс-ройсов, притершихся друг к другу, решетка покорежилась, изогнулась внутрь и выскочила из гнезд. Хват отшвырнул ее в сторону, раздался оглушительный треск, после чего он спокойно вытер ладони о свои кожаные штаны.

– Это все ерунда, голуба, – сказал он. – Что дальше?

В камере пыток никого не было, когда Лафайет, освобожденный от цепи одним движением кисти Хвата, вместе со своим огромным товарищем прошел туда по освещенному коридору мимо камер, за зарешеченными дверями которых сидели, болтали или кидались заключенные с растрепанными волосами и диким выражением глаз.

– Это плохо, – сказал Лафайет. – Я надеялся, что Стонруб нам поможет.

– Эй, смотри-ка, какие забавные, – сказал Хват, поднимая набор острых кусачек, предназначенных для постепенного откусывания ушей и носов. – Мне всегда хотелось иметь хорошие ножницы для ногтей.

– Послушай, Хват, нам необходимо составить план действий, – сказал О'Лири. – Ничего хорошего не будет, если мы будем просто бродить без толку, пока нас опять не закуют в цепи. Дворец наводнен стражниками – солдатами Родольфо и личной охраной Горубля. Нам надо организовать какую-нибудь диверсию, чтобы отвлечь внимание, пока мне не удастся выкрасть Свайхильду и леди Андрагору у них из-под носа.

– Эй, вы! – воззвал громкий голос из бокового коридора. – Я требую юриста! Я желаю видеть американского консула! У меня есть право на телефонный звонок!

– Это похоже на Лоренцо…

Лафайет трусцой подбежал к камере, из которой доносились крики.

С бородой и усами Ван-Дейка, прической Эдгара Аллана По, высоким воротником времен Гувера и Наполеона, человек тряс решетку руками с великолепным маникюром.

– Эй, вы! – голос его постепенно затих. – Э-э… я случайно вас не знаю?

– Лоренцо? – Лафайет осмотрел человека с ног до головы. – Все-таки тебя сцапали? Последний раз, когда я тебя видел, ты оставил меня в хорошенькой переделке, а сам, конечно, смылся. Но откуда у тебя эта борода и смешной костюм?

– Не болтайте глупостей! – рявкнул пленник тем же раздражающим голосом, который Лафайет уже слышал в темной камере Стеклянного Дерева. – Меня зовут Лафкадио, хотя это и не ваше дело. Да и вообще, кто вы такой? Могу поклясться, что мы где-то встречались…

– Сейчас не время валять дурака, – отрезал Лафайет. – Нам с Хватом удалось бежать. Я попытался освободить леди Андрагору, но…

– Насколько я понял, вы имеете в виду Цинтию. Ага, значит, и вы тоже участвуете в этом заговоре! Так вот что я скажу, ничего у вас не выйдет! И не смейте даже близко подходить к моей невесте…

– Я думал, что ее зовут Беверли. Но это неважно. Если я тебя выпущу, поможешь ли нам создать одну небольшую диверсию, чтобы я мог действовать незаметно?

– Выпускайте скорее! – взвыл бородатый узник. – Об условиях можем договориться позже.

– Хват! – позвал Лафайет. – Займись-ка этой дверью, ладно?

Он пошел дальше по коридору. Большинство пленников лежали на соломенных матрацах, но некоторые смотрели на него настороженными взглядами.

– Послушайте меня, ребята, – сказал он. – Мы вырвались из этой тюрьмы. Если я вас освобожу, обещаете ли вы мне бегать по коридорам сломя голову, нападать на стражников, бить мебель и посуду, вопить во все горло и вообще устроить как можно больше беспорядка!

– Ну, конечно, мистер!

– Считай, что договорились!

– Пошло!

– Вот и прекрасно.

Лафайет поспешил назад, чтобы проинструктировать Хвата. Через несколько мгновений гигант деловито принялся разрушать тюрьму. Бородатые преступники самого замысловатого вида заполнили всю камеру пыток. Лафайет мельком увидел Лоренцо, теперь уже без нелепого маскарада. Он протолкался к нему.

– Послушай, почему бы нам с тобой не провернуть это дело вместе…

Он замолчал, уставившись на своего бывшего товарища по камере, который глядел на него широко открытыми от изумления глазами и с недоуменным выражением на лице – лице, которое Лафайет впервые видел при хорошем освещении.

– Эй, – прогудел Хват, – а я-то думал, что ты пошел совсем в другую сторону, голуба… – он замолчал. – У-угх… – он заколебался, переводя взгляд с Лафайета на его собеседника. – Ребята, может, я немного не того, но кто из вас мой приятель, с которым я сидел в камере?

– Я – Лафайет, – ответил О'Лири. – А это – Лоренцо…

– Какая ерунда, меня зовут Лотарио, и я никогда в жизни не видел этого питекантропа.

Он оглядел Хвата сверху вниз.

– И чего это ты мне сразу не сказал, что у тебя есть брат-близнец? – спросил Хват.

– Брат-близнец? – повторили оба в один голос.

– Угу. И скажи мне, приятель, чего это ты вырядился в кожаную куртку и сапоги? Ты чего – может, какой быстро-переодевающийся артист?

Лафайет глядел во все глаза на одежду Лоренцо – или Лотарио: туго обтягивающий кожаный жилет, помятая рубашка и куртка, явно видевшая лучшие дни.

– Он совсем не похож на меня, – величественно сказал один. – О, может и есть какое-нибудь весьма отдаленное сходство, но у меня совсем не такой глупый взгляд. И это совершенно безответственное выражение…

– Чтобы я был похож на тебя? – восклицал в это время другой. – Ты еще недостаточно давно меня знаешь, чтобы наносить подобные оскорбления. Ну, а теперь, где здесь ближайшая имперская передаточная кабина? И уж будьте уверены, я подам рапорт своему министру, и все ваше гнездо хебефреников вычистят, прежде чем вы успеете сказать "ноблесс облик"!

– Эй, ты! – громкий крик прорезал шум толпы. – Лафайет!

Точно такой же человек, разве что по-другому одетый, пробирался к нему, подняв руку. Лафайет повернулся. Тот, кто называл себя Лотарио, исчез среди толкающихся людей.

– А как ты попал сюда? – требовательным тоном спросил подошедший Лоренцо. – Рад, что тебе удалось вырваться. Слушай, я еще не поблагодарил тебя за то, что ты спас меня от людей Крупкина. Беверли, бедная девочка, все мне рассказала. Она была так смущена всем, что произошло, что даже не помнила моего имени…

– А как твое имя? – спросил Лафайет, чувствуя, что постепенно становится параноиком.

– А? Ну конечно, Лоренцо!

Лафайет уставился на лицо перед собой, на голубые глаза, прядь каштановых волос на лбу, красиво очерченный рот с маленькой родинкой…

– Как…

Он остановился и сглотнул слюну.

– Как твоя фамилия?

– О'Лири. А что?

– Лоренцо О'Лири, – пробормотал Лафайет. – Я должен был это знать. Если у Адоранны, Дафны, Искобампа имеются здесь двойники, то почему их не должно быть у меня?

12

– Эй, ребята!

Громовой голос Хвата вывел из оцепенения обоих О'Лири.

– Пора сматываться, а то мы пропустим самое интересное. Лафайет оглянулся и увидел, что камера пыток постепенно опустела и орущая толпа освобожденных пленников несется по коридорам, честно выполняя взятое на себя обязательство.

– Послушай, Лоренцо, мы можем позже разобраться, кто из нас кто, – сказал он, вслушиваясь в затихающий далекий звон и крики. – Сейчас самое важное – спасти леди Адоранну и Свайхильду от Горубля-Крупкина. Он выдумал совершенно безумный план захвата Артезии, а самое печальное, что это может получиться. Ничего удивительного, что он не особенно расстроился, когда я отказался помогать ему. Он мог выставить тебя вместо меня и заставить Свайхильду все делать… ну, да бог с ним, сейчас не до этого. Я попытаюсь добраться до апартаментов Родольфо и объяснить ему, что происходит. Может, еще не поздно расстроить все эти планы. Почему бы тебе не пойти со мной? Из двоих хоть один да пройдет. Я расскажу тебе, в чем дело, по дороге. Ну, так как?

– Ну, раз уж ты говоришь, что разбираешься в том, что происходит, я пойду с тобой, но не забудь – лапы прочь от Беверли!

– Мне показалось, что ее зовут Цинтия, – пробормотал Лафайет. Они выбрали удобные дубинки с ближайшей специальной полки для дубинок и пошли за Хватом позади всей толпы. Взволнованный рев впереди указывал на первое столкновение со стражниками.

– Сюда, – позвал Лафайет, указывая боковой коридор. – Попробуем обойти.

– Послушай, а при чем все-таки ты? – тяжело дыша спросил Лоренцо, пока они бежали по извилистым коридорам.

– Ни при чем, – уверил Лафайет своего двойника. – Я жил себе тихо-спокойно в Артезии, не совал нос в чужие дела, и вдруг – оказался в Меланже. А тут не успел даже оглянуться, как был обвинен во всех смертных грехах…

Он свернул в сторону и стал подниматься по винтовой лестнице.

– Я думаю, что ты во всем виноват: они приняли меня за тебя. Похоже, ты тут не терял времени даром – уж больно рьяно полицейские за меня взялись.

– Мне было сделано очень выгодное предложение, – пыхтел Лоренцо, не отставая ни на шаг, чувствуя за спиной шаги Хвата.

– Крупкин предложил мне бесплатный проезд домой… плюс другие преимущества, как, например, оставить меня в живых… если я выполню его задание. Я должен был прокрасться в… спальню леди Андрагоры… и заманить ее в ловушку… Ну, вот, я перебрался через пару стен, подкупил стражников… но затем я увидел, что это Беверли. У нас не было времени, чтобы как следует переговорить… но я передал ей записку… назначил свидание в избушке… как предполагал Крупкин. Но я решил… внести кое-какие изменения в сценарий…

– Он тебя нагрел, – так же тяжело дыша, ответил Лафайет.

– Не знаю, как ему удалось заманить тебя сюда… но сомневаюсь, чтобы в его намерения входило… отправить тебя обратно в твои Соединенные Колонии…

Лестница кончилась, и они выбрались в широкий коридор, с обеих сторон которого слышались звуки бушующей толпы.

– Дай-ка подумать, по-моему, нам сюда, – указал Лафайет. Они сделали несколько шагов вперед, и в это время позади них раздался звучный рев. Хват потирал голову и смотрел вниз на лестницу.

– Ах, вы, гады! – взревел он и кинулся вниз по ступенькам.

– Хват! – вскричал Лафайет, но великан исчез. Мгновением позже с лестницы до них донесся громовой удар и послышались звуки драки.

– Давай-ка уйдем отсюда поскорее, – предложил Лоренцо и кинулся по широкой лестнице, ведущей вверх.

Лафайет последовал за ним. Стражник в алой куртке возник впереди, вскинул дробовик к плечу…

– Не смей стрелять из этой штуки, идиот! – взревел Лоренцо. – Ты испортишь обои!

И пока растерянный стражник моргал глазами, они кинулись на него с двух сторон. Когда солдат свалился, как сноп, на пол, заряд дроби угодил в расписанный фресками потолок.

– Говорил я тебе, чтобы ты не портил обои, – сказал Лоренцо, несколько раз стукнув стражника головой об пол.

Они прошли еще два пролета лестницы, свернули в устланный коврами коридор, в котором, к счастью, не было охраны, дошли до двери, которую Лафайет запомнил со времени своего последнего посещения дворца. Звуки битвы почти не доносились сюда. Они остановились, тяжело дыша, чтобы передохнуть.

– Только говорить буду я, Лоренцо, – так и не отдышавшись произнес Лафайет. – Мы с Родольфо старые друзья-собутыльники.

Дверь в зал футах в двадцати от них распахнулась настежь, и, окруженный четырьмя стражниками в красных кожаных куртках, появился Крупкин-Горубль. Он остановился и проговорил через плечо:

– Это приказ, а не пожелание, Руди! Изволь явиться вместе со своими министрами в Гранд Зал и подготовься подписать мои приказы о всеобщей мобилизации, сборе средств, продовольственных запасов, или я повешу тебя на стенах твоего собственного замка!

Бывший узурпатор Артезии величаво запахнулся в подбитый соболем плащ и прошествовал по коридору в сопровождении охраны.

– Вот тебе и помощь Родольфо, – пробормотал Лоренцо. – Что же делать?

Лафайет нахмурился, закусил губу.

– Ты знаешь, где находится этот зал?

– Двумя этажами выше, на южной стороне.

– Судя по звукам бьющегося стекла, именно там сейчас наибольшие беспорядки.

– Ну и что? – спросил Лоренцо. – Все равно нам желательно держаться как можно дальше оттуда. Мы можем проскользнуть в комнату Беверли и выкрасть ее, пока эти политиканы играют в свои игры.

– У меня есть причины предполагать, что Даф… я имею в виду леди Андрагору, будет в зале вместе со Свайхильдой. Все это – часть большого плана Горубля. Мы должны остановить его сейчас, пока все не зашло слишком далеко.

– Как? Нас всего двое. Что мы можем сделать против целого дворца, полного вооруженных солдат?

– Не знаю… но мы должны попытаться! Пойдем! Если нам не удастся добиться своего одним путем, будем искать другой, а время не ждет!

Из тридцати минут прошло двадцать пять. Лафайет и Лоренцо, скорчившись, сидели на крыше дворца, в тридцати футах над высокими окнами Гранд Зала, находящегося двумя этажами ниже. До них уже начал доноситься еле слышный нервный говор из зала, в котором должны были свершиться великие события.

– Ну, и хорошо, – сказал Лафайет. – Кто пойдет первым – ты или я?

– И нас обоих убьют, – ответил Лоренцо, осторожно перегибаясь через парапет и глядя вниз. – Карниз идет ниже на три фута. Это невозможно…

– Ну, хорошо. Я пойду первым. Если я… Лафайет замолчал и сглотнул слюну.

– Если я упаду, продолжай ты. Пойми, леди Андрагора – я имею в виду Беверли – рассчитывает на тебя.

Он залез на низкую ограду, идущую по краю крыши, и осторожно, избегая глядеть вниз, приготовился перелезть на карниз.

– Подожди-ка, – сказал Лоренцо, – этот металлический край выглядит острым. Он может перерезать веревку. Надо бы подложить что-нибудь мягкое.

– На вот, возьми мою куртку.

Лафайет быстро стянул с себя помятую куртку, которую дали ему в Аджаке, свернул ее, подпихнул под веревку, которую они стащили из одного служебного помещения замка.

– И неплохо вам было бы иметь кожаные перчатки, – указал Лоренцо. – И страховочную петлю. И ботинки с шипами…

– Вот-вот, и еще застраховаться на большую сумму, прервал его Лафайет. – Но так как это невозможно, то неплохо было бы нам начать действовать, пока у нас есть хоть какая-то уверенность!

Он схватился за веревку, стиснул зубы и соскользнул вниз, в ветер и темноту.

Ветер тут же обрушился на его не прикрытую курткой спину.

Его ноги пытались нащупать опору на стене в трех футах внизу. Волокна тяжелой веревки впивались в ладони, как колючая проволока. Освещенное окно приблизилось. Его нога дотянулась до стены с таким грохотом, что можно было бы разбудить всю округу. Не обращая внимания на боль в руках, тошноту и чувство бездонной глубины внизу, Лафайет соскользнул последние несколько футов и остановился, болтаясь в воздухе между двумя окнами на пространстве в четыре фута гладкой стены.

Изнутри до него доносился непрерывный поток голосов, шарканье ног.

– Представить себе не могу, в чем дело, – восклицал мужской тенор. – Разве что моя просьба сделать меня Почетным Сквайром Герцогского Маникюра, наконец, будет удовлетворена.

– Бог видит, что пришло время моего назначения Вторым Почетным Артистом по Герцогским усам, – ответил разгневанный баритон. – Но что за любопытный час церемонии…

– Так как у его высочества нет усов, то тебе придется долго ждать, Фонтли, – насмешливо предположил тенор. – Но тише, они идут.

– Чшшш! У тебя все в порядке? – прошипел сверху голос Лоренцо.

Лафайет подтянулся вверх, но ничего не увидел, кроме огромной массы нависающего карниза.

Изнутри донеслись звуки фанфар. Прозвучали вежливые аплодисменты, за которыми последовало какое-то объявление, неразборчивое из-за того, что было сказано в нос. Затем слабо послышался скрипучий голос герцога Родольфо:

– … собрались здесь… этот незабываемый день… радость и честь представить… несколько слов… внимание…

Еще раз прозвучали вежливые аплодисменты, затем наступила тишина.

– Я не буду приукрашивать события, – прозвенел голос Горубля. – Крайняя опасность для государства… Необходимо принятие срочных мер…

По мере того, как голос продолжал монотонно выговаривать слова, веревка, к которой прильнул О'Лири, начала дрожать. Через несколько секунд появился Лоренцо, быстро спускающийся вниз.

– Остановитесь! – прошипел Лафайет как раз в ту минуту, когда пара тяжелых сапог ударила ему в плечи и всей своей тяжестью потянула его вниз.

– Чшшш, Лафайет. Где ты?

– Ты на мне стоишь, ты, кретин! – умудрился выдавить из себя Лафайет, испытывая смертельные муки. – Слезай!

– Слезать? – точно так же прошипел ему в ответ Лоренцо.

– Но куда?

– Мне плевать, куда! Слезай куда хочешь, пока я еще держусь за веревку, и мы оба не полетели вниз!

Наверху раздалось учащенное дыхание, пыхтение, и одна нога была убрана с плеч О'Лири. Потом другая.

– Ну, вот, теперь я вишу, как муха, которая умеет летать только вниз, – дрожащим голосом прошептал Лоренцо. – Что дальше?

– Заткнись и слушай!

– … По этой причине я решил оказать честь вышеупомянутой леди и сделать ее своей женой, – объявил Горубль раскатистым голосом. – Вы были здесь, чтобы засвидетельствовать это знаменательное событие, как знак моей высокой оценки вашей преданности, которая подскажет вам, как велик тот шаг, который сейчас свершится, – он сделал многозначительную паузу. – Итак, есть ли здесь кто-нибудь, кто знает о какой-нибудь причине, по которой я не мог бы сейчас же соединиться священным союзом с леди Андрагорой?

– Ах ты, грязный обманщик! – взорвался Лафайет.