Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

– Вы что, совсем с ума посходили? – спросил О'Лири. – Единственный для меня шанс – это попытаться проникнуть туда ночью и найти какую-нибудь незапертую дверь.

– Но не с этим!

Пинчкрафт спрыгнул со стула, схватил длинный плащ с капюшоном из зеленого бархата с красной оторочкой и завернулся в него. Тяжелая материя зашуршала, заблестела и… исчезла вместе с маленьким начальником лаборатории.

– А? – сказал О'Лири.

– Неплохо, правда?

Голос Пинчкрафта звучал из пустоты, с того места, где он находился всего секунду назад.

– Волшебство? – пробормотал Лафайет.

– Чушь. Электроника.

Обрамленное пустотой, появилось лицо Пинчкрафта.

– Ну, так как?

О'Лири попытался убрать ошеломленное выражение со своего лица.

– Ну… я мог бы выполнить ваше поручение, но только мне нужен двухместный ковер-самолет.

– Как скажешь, так и будет, Слим, – заговорил Рой. – Не сомневайтесь, для такого добровольца-героя, как ты, у нас найдется все самое лучшее!

– Не беспокойтесь, мы доставим вас на место в целости и сохранности, – сказал Флимберт.

– И обратно? – спросил О'Лири.

– Ну, каждому овощу свое время, – ответил Флимберт. – Пойдемте, друг, надо же вас как следует оснастить всем необходимым. Я хочу, чтобы вы попали в Стеклянное Дерево к вечеру.

8

Был ранний вечер, когда Спропрояль провел Лафайета по извилистому коридору до большой двери, за которой находился небольшой балкон, откуда открывался вид на долину вниз.

– Ты смотри, поосторожнее с этим ковром, Слим, – сказал Рой, раскладывая прямоугольник шесть на восемь футов, похожий на самый обычный голубой Вильтоновский ковер. – Все контуры настроены на твои личные эманации, так что ты можешь не волноваться – никто его не украдет. Кстати, управление осуществляется с помощью голоса, так что будь поосторожнее в выражениях. И помни, перил тут никаких нет, так что осторожнее на поворотах. Координационный центр тут, конечно, есть, но если ты зазеваешься – помни, что парашюта у тебя нет.

– Все это меня очень воодушевляет, – сказал Лафайет, завязывая тесемки своего плаща-невидимки и пытаясь побороть тошнотворное чувство, возникающее где-то в желудке. – Твой Пинчкрафт навьючил на меня такое количество всяческих приборов, что я даже повернуться как следует во всем этом не могу.

– Честно говоря, он просто обрадовался случаю проверить еще не прошедшее испытания оборудование, которое он с ребятами состряпал в свободное от работы время. Они тут однажды придумали противочихающий генератор, так наш директор не разрешил вызвать добровольцев, чтобы его проверить. Или возьми, к примеру, этот плоскоход: придумано-то здорово, но если он не сработает – ба-бах! Взлетишь в воздух вместе с лабораторией.

– Расскажи мне еще что-нибудь в этом роде и считай, что я никуда не лечу! – сказал О'Лири. – Лучше укажи направление, в котором надо лететь, а то мой здравый смысл возьмет верх и я полечу совсем не туда.

– Да ты лети все время на запад, Слим. Не бойся, мимо не пролетишь.

– Ты бы очень удивился, если бы я рассказал тебе, сколько раз в жизни я пролетал. На всем. И мимо, – сказал Лафайет. – Между прочим, к твоему сведению, меня зовут не Слим. Мое имя Лафайет О'Лири.

– Да ну? Скажи, какое совпадение… Ну, да это не важно. Счастливого пути, приятель, и не забудь включить микрофон, когда сунешь его в карман объекта.

– Ну, – сказал Лафайет, садясь на ковер-самолет скрестив ноги, – поехали…

Он закрыл глаза, представил координаты, которые Флимберт терпеливо заставил его заучивать в течение часа. Толстый шерстяной ковер, казалось, задрожал под ним. Он с трудом сдержался, чтобы не попытаться ухватиться за что-нибудь, когда ковер зашевелился, задергался, стал твердым. О'Лири заставил себя расслабиться.

– Как мешок с картошкой, – сказал он себе, не осмеливаясь даже вытереть пот, бежавший по лицу. – Огромный холщовый мешок со свежим картофелем из Айдахо…

Тошнотворное чувство не проходило, внезапно поднявшийся ветерок неприятно овевал его, ероша волосы, заставляя хлопать тяжелую материю плаща.

– Ну же, поднимайся, – прошипел он. – Пора уматывать отсюда, пока Флимберт не сообразил, что его надули.

Ничего не изменилось. Ветерок свистел так же резко, ковер оставался таким же неподвижным.

– Ну, просто прекрасно, – сказал Лафайет. – Я должен был знать, что ничего не выйдет.

Он открыл глаза и некоторое время недоуменно смотрел на огромное голубое небо впереди, потом повернулся…

На крохотном балконе, прилепившемся к огромной стене, быстро уменьшающейся позади него, крохотная фигурка махала шарфом. О'Лири заставил себя посмотреть вниз, увидел зеленый пейзаж, проносящийся под ним. Он опять изо всех сил зажмурил глаза.

– Мамма миа, – пробормотал он. – А у меня даже нет бумажного пакета, если вдруг затошнит!

Крепость-дворец, известная как Стеклянное Дерево, возвышалась на западе, как звезда, прикрепленная к самой вершине горы.

Ослепительно сверкая в лучах заходящего солнца красным, зеленым, желтым и фиолетовым, она постепенно превращалась, увеличиваясь, во множество сверкающих хрустальных конструкций. Высокие башни, блестящие минареты, сверкающие шпили изящно балансировали на самом краю вершины горы.

– Ну, плащ, делай свое дело, – пробормотал О'Лири, заворачиваясь в тяжелую ткань, пытаясь закрыть нижней широкой частью одежды сам ковер. Спропрояль уверял его, что у Крупкина не было никаких средств противовоздушной обороны, но Лафайет тем не менее решил не рисковать.

Примерно в полумиле от огромного дворца он приказал ковру замедлить скорость полета. Если это и произошло – летел он слишком быстро и точно в центр самой высокой башни, – Лафайет никаких перемен не заметил. С какой-то совершенно дикой скоростью башня неслась ему навстречу, все ближе и ближе…

В самый последний момент ковер затормозил, дернулся, чуть не сбросив О'Лири, и сделал круг над башней.

– Ну, точно, как мешок картофеля, – страстно прошептал сам себе О'Лири. – Пожалуйста, там, наверху, дай мне выбраться из этой передряги живым, и я клянусь, что буду молиться регулярно, каждый день…

Ковер еще замедлил скорость, остановился и, дрожа, повис в воздухе у высокого окна с аркой.

– О'кей, а теперь вперед, самый малый ход, – прошептал О'Лири.

Ковер подплыл ближе к прозрачной, отполированной до зеркального блеска стене. Когда он подлетел вплотную к хрустальному карнизу, Лафайет осторожно протянул руку и уцепился за него. Ковер затрепыхался и забился, как живой, под его тяжестью, когда он перелезал через подоконник. Освобожденный от тяжести, он начал медленно скользить в сторону, подгоняемый легким ветерком. Лафайет поймал его за угол, скатал в тугую трубку и засунул в угол.

– А теперь жди здесь, пока я вернусь, – прошептал он ковру.

Заправив выбившуюся рубашку, которой его снабдил Спропрояль, поправив шпагу с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, он нажал кнопку, находящуюся на эфесе сбоку.

– Летун вызывает Бабочку, – прошептал он. – Порядок, я на месте и пока еще живой.

– Очень хорошо, – раздался пронзительный шепот из того же эфеса. – Продолжайте проникать дальше. Вам следует попасть в королевские покои. Они находятся на двенадцатом этаже главной башни. Будьте осторожны, не выдавайте своего присутствия, случайно разбив вазу или наступив кому-нибудь на ногу.

– Спасибо, что предупредили, – рявкнул Лафайет. – А то я совсем было уже собрался поиграть на гитаре и спеть свою любимую песню.

Он подергал дверь, которая оказалась открытой, и вошел в слабо освещенную комнату, устланную мягкими коврами и украшенную серебристо-розовыми портьерами. Такая же серебристо-розовая вешалка стояла напротив балкона. Серебристые купидоны уютно расположились по углам пыльного розового потолка. Большой хрустальный канделябр сверкал в центре комнаты, звеня при порывах ветра, проникающего через открытую дверь. Лафайет направился к широкой серебристо-белой двери в дальнем углу комнаты, но остановился, услышав за ней голоса.

– … всего лишь на секундочку, – произнес слащавый мужской голос. – И кроме того, – продолжали с оттенком пошловатости, – вдруг вам понадобится помощь со всеми этими пуговицами и застежками?

– Вы нахальны, сэр, – игриво ответил знакомый женский голос. – Но, думаю, в этом нет ничего страшного – только на несколько минут.

– Дафна? – промямлил О'Лири.

Когда в замке зазвякал ключ, он кинулся к широкой кровати, чтобы найти хоть какое-нибудь убежище. Но не успел он забраться под нее, как дверь открылась. Прижавшись щекой к ковру, Лафайет увидел изящные ножки в кожаных туфельках с серебряными пряжками, рядом с которыми неотступно шли черные, начищенные до блеска сапоги со звенящими шпорами. Эти две пары ног, не останавливаясь, прошли по комнате и скрылись из поля зрения Лафайета. Раздались звуки какой-то возни, тихий смешок.

– Отстаньте, сэр, – мягко сказал женский голос. – Вы испортите мне всю прическу.

Лафайет весь изогнулся, приподняв полог кровати, пытаясь выглянуть и посмотреть, что происходит. Его шпага звякнула об пол. В ту же секунду наступила мертвая тишина.

– Милорд Чонси – ты слышал?

– Ну, мне пора идти, – громко сказал чуть дрожащий мужской голос. – Как вы знаете, его высочество – а лучшего человека я не встречал в целом свете – отдал приказание, чтобы у вас было все, что вы пожелаете, миледи, но я боюсь, что, если задержусь здесь дольше, то это будет неверно истолковано…

– Ну, знаете, такой наглости!..

Раздался сильный шлепок, отчетливо создающий впечатление гневной женской руки, ударяющей по мужской щеке.

– Как будто я вас сюда приглашала!

– Итак… если вы извините меня…

– Нет уж, сначала извольте обыскать комнату! Может, это ужасная бурая крыса!

– Да, но…

Изящная ножка топнула об пол.

– И немедленно, Чонси, иначе я доложу, что вы пытались заставить меня исполнить ваши похотливые желания!

– Кто, я, ваша светлость?

– Повторять не собираюсь!

– Ну…

Лафайет увидел, как сапоги пересекли комнату, остановились у шкафа. Раздался звук открываемой двери. Сапоги проследовали в ванную, исчезли из виду, вновь появились. Они вышли на балкон, остановились, вернулись обратно.

– Никого нет. Возможно, ваше воображение…

– Вы тоже это слышали! И вы не посмотрели под кровать.

Лафайет замер, когда сапоги подошли к кровати и остановились буквально в двух футах от кончика его носа. Покрывало поднялось, узкое лицо со свирепыми стрелками усов и крохотными глазками уставилось прямо на него.

– Тоже никого, – сказал человек и опустил покрывало. Лафайет перевел дух, только сейчас сообразив, что он все время сдерживал дыхание.

– Ну, конечно, я же совсем забыл про плащ, – упрекнул он сам себя.

– А раз так, – продолжал мужской голос, – то я не вижу причин, почему бы мне торопиться.

– Не сродни ли вы осьминогу по отцовской линии, милорд? – спросил голос Дафны с едва сдерживаемым хихиканьем. – Откуда у вас столько рук? Тише, тише, милорд, вы сломаете мне молнию.

– Ах, ты… – пробормотал Лафайет и замер, потому что беседа тут же прервалась и опять наступила мертвая тишина.

– Чонси, тут кто-то есть! – сказал женский голос. – Я… я это чувствую!

– Да, вот я и говорю, что мне необходимо пересчитать все простыни и полотенца, так что я не могу дольше задерживаться…

– Ерунда, Чонси, в такой поздний час? Неужели вы боитесь?

– Я? Боюсь? – голос Чонси стал несколько прерывистым. – Конечно, нет, просто я всегда любил всякие переписи, и сейчас мне представляется случай проработать всю ночь, так что…

– Чонси, разве вы не помните, мы собирались погулять с вами при луне. Вы и я, и никого больше.

– Да, но…

– Подождите секундочку, я только переоденусь во что-нибудь подходящее. Я постараюсь поскорей.

– Эй, – слабо произнес Лафайет.

– Акустика в этой комнате просто невозможная, – нервно сказал Чонси. – Я бы мог поклясться, что кто-то только что сказал "эй".

– Глупый мальчик, – ответил женский голос. Раздался мягкий шуршащий звук, за которым последовало взволнованное мужское восклицание. Снова появились женские ножки. Они остановились у шкафа, показались изящные женские руки в кольцах, снявшие одну туфлю, потом другую. Ножки поднялись на цыпочки, и пышная, вся в складках юбка упала на пол. Мгновением позже туда упало что-то совсем воздушное.

– Но, миледи! – вскричал ломающийся, задыхающийся голос Чонси. – Его высочество… к черту его высочество!

Сапоги торопливо пробежали по полу, наступили на маленькую, изящную ступню. Раздался короткий женский вой, за которым последовал второй резкий звук пощечины за это вечер.

– Идиот! – взвыл женский голос. – Да я лучше останусь навсегда в этой дыре, чем…

– Ах, так вот что вы задумали? Заманили меня сюда ложными обещаниями, чтобы я помог вам бежать, а сами собираетесь уклониться от вашей части договора? Ну, нет, миледи, ничего у вас не выйдет! Я получу все, что мне причитается, сейчас…

Лафайет со всей возможной скоростью выбрался из-под кровати. Когда он вскочил на ноги, обладатель сапог – высокий худой придворный лет под 50 – резко обернулся, хватаясь за рукоять шпаги, диким взглядом окидывая комнату мимо и сквозь О'Лири. Позади Чонси Дафна, или леди Андрагора, стояла в коротенькой рубашке с голыми плечами на одной ноге и массировала пальцы другой.

Лафайет протянул руку, отвел подбородок мужчины вверх и чуть в сторону и нанес блестящий хук правой, после чего тот, нелепо взмахнув руками, пролетел до стены, ударился о нее и свалился на пол.

– Чонси… – прошептала леди, следя за его полетом. – Что… как… Почему?

– Я научу этого нечестивца ходить по спальням леди, помогая им расстегивать пуговицы! – сказал Лафайет, угрожающе приближаясь к полуголой девушке. – А за тебя мне просто стыдно, – так поощрять этого сутенера!

– Я слышу твой голос… о, любимый… я слышу тебя… но я тебя не вижу! Где ты? Ты… ты не дух?

– Еще чего! – Лафайет откинул капюшон плаща. – Я из плоти и крови, и знаешь, что я скажу тебе по поводу этого спектакля…

Какое-то мгновение леди неотрывно смотрела в лицо О'Лири, затем ее глаза закатились. С легким вздохом она упала на старый розовый ковер.

– Дафна! – вскричал Лафайет. – Очнись! Я тебя прощаю! Но нам нужно уходить отсюда как можно скорее!

Он наклонился к ней, и в это самое время в дверь изо всех сил стали барабанить.

– Там есть мужчина! – вскричал снаружи командирский голос. – Ну, солдаты, ломайте дверь!

– Подожди, сержант, не торопись, у меня есть ключ…

– Вы слышали, что я сказал?

Раздался громовой удар, потрясший дверь, и звуки отлетающих от нее тел.

– Ну, ладно, давай сюда ключ.

Лафайет нагнулся, подхватил лежащую, без сознания девушку на руки и попятился к тяжелым портьерам, висящим на стене. Он едва скользнул за них, как раздался щелчок открывающегося замка, и дверь распахнулась настежь. Трое крупных мужчин в куртках с кружевными манжетами и воротниками, тугих, в обтяжку, розовых штанах и с обнаженными шпагами вбежали в комнату и остановились.

Они недоуменно огляделись, затем осторожно обошли всю комнату из конца в конец.

– Э, да тут пусто, – сказал один из них.

– Никого нет, – добавил другой.

– Да, но мы ведь слышали голоса, разве вы забыли?

– Значит, ошиблись.

– Или ошиблись, или…

– Или сошли с ума…

– Или это место такое заколдованное.

– Ну, мне пора возвращаться, а то ребята не могут играть без четвертого, – сказал вольнонаемный, пятясь к двери.

– Эй, ты, стой смирно! – рявкнул сержант. – Я сам скажу, когда пора возвращаться в игру!

– Да? Ты, может, хочешь здесь встретиться и поздороваться с каким-нибудь Всадником Без Головы?

– Я же говорю, что пора возвращаться играть, – твердо сказал сержант. – Пошли!

Солдаты начали осторожно отступать к двери. И в это время Лафайет, стоящий за занавеской и вдыхающий аромат женского тела, которое он держал на руках, услышал предварительное потрескивание, исходящее из эфеса шпаги.

– Ох, только не это! – взмолился он про себя.

– Бабочка вызывает Летуна, – прозвучал суровый голос у левого бедра. – В чем дело, Летун? Вы не докладываете уже пять минут!

– Вон там, – сказал напряженный голос. – За портьерами.

– Летун! Немедленно доложить обстановку!

– Заткнись ты, кретин! – прошептал Лафайет в направлении своего левого бедра и отступил в сторону, когда портьеры были грубо откинуты.

– Э-э-э! – сказал человек, уставившись на ношу Лафайета широко раскрытыми глазами.

– О-о-о! – сказал его товарищ, заглядывая через его плечо, и облизнул розовым языком сухие губы.

– Святой Мося! – сказал третий. – Она… она плывет по воздуху, а?

– У нее крохотные розочки на подвязках, – сказал первый.

– Вы только посмотрите, ребята!

– Плывет она или нет, а такой фигурки я давно не видел, – установил его товарищ.

– Эй, ребята, да она плывет к балконной двери! – вскричал сержант, когда Лафайет начал потихоньку отступать в сторону.

– Преградите ей путь.

Три солдата растянулись цепью, и О'Лири попытался было обойти их с левой стороны, выиграл ярда два и ударил одного из солдат под коленку, когда тот потянулся к безжизненно висящей женской руке. Он бросился в сторону, когда тот закричал от боли, схватившись за поврежденную конечность, прыгая на одной ноге. На мгновение путь к двери был свободен. Лафайет кинулся к ней, почувствовал, как его плащ зацепился за подставку для одежды, и прежде, чем он смог остановиться, плащ был сорван с его плеч.

– Эй! Смотри-ка! Этот парень появился прямо из воздуха! – вскричал сержант. – Хватай-ка его, Ренфрю!

Лафайет в отчаянном порыве прыгнул в сторону, обогнул вешалку, почувствовал, как чьи-то руки обхватили его за ноги и, падая, увидел, как другие руки подхватили девушку. Потом он стукнулся головой об пол и его, полуоглушенного, поставили на ноги и прислонили к стене.

– Да вы только посмотрите, кто это, – сказало повисшее над ним ухмыляющееся лицо довольным и удивленным голосом, в то время, как руки шарили по его карманам, вынимая оттуда множество разных предметов, которыми его снабдил Пинчкрафт. – А ты не теряешься, приятель. Только зря ты на это дело пошел. Не думаю, что его величество будет в восторге, когда узнает, что ты был тут наедине с леди, да еще и в чем мать родила.

– Она не в чем мать родила, – пробормотал О'Лири, пытаясь сфокусировать свои глаза. – На ней розовые подвязки.

– Эй, посмотрите! – выкрикнул один из солдат. – Там у стены за диваном лежит лорд Чонси! Ух, ты! Только посмотрите на его челюсть!

– Добавим нападение на ее светлость к преступлениям этого молодчика, – сказал сержант. – Да уж, приятель, лучше бы ты оставался на месте. Ты просто не оценил, как хорошо тебе там было.

Два солдата держали Лафайета за руки. Третий положил так и не пришедшую в себя девушку на кровать.

– Давай, давай, Мел, можешь не стоять, как пень, восхищаясь своей работой, – проворчал сержант. – Надо скорее отвести этого молодчика в камеру, прежде чем кто-нибудь узнает, что он умудрился бежать, и начнет критиковать работу стражи.

– А можно… можно, я скажу ей всего пару слов? – взмолился О'Лири, когда его проводили мимо кровати.

– Ну… валяй, приятель, думаю, ты сполна заплатил за это. Только быстро.

– Дафна, – настойчиво сказал Лафайет, и ее веки задрожали и открылись. – Дафна! С тобой все в порядке?

Какое-то мгновение девушка недоуменно оглядывалась вокруг. Потом ее глаза остановились на Лафайете.

– Ланцелот? – прошептала она. – Ланцелот… любимый…

– Ладно, пошли, – проворчал сержант.

Лафайет с отчаянием посмотрел через плечо, когда его вытаскивали из комнаты.

9

Лафайет, дрожа, сидел в полной темноте, прислонившись к сырой каменной стене. Гробовая тишина нарушалась только мягкой возней мышей в охапке соломы и тяжелым дыханием, доносившимся из дальнего конца комнаты. Второй пленник, его товарищ по несчастью, так и не проснулся, когда его швырнули в камеру, и спал уже несколько часов. Аромат Лунной Розы, духов Дафны, все еще оставался в памяти Лафайета, несмотря на удушливый козлиный запах темницы. Воспоминания об этих мягких теплых формах, которые он так недолго держал в руках, щемили его сердце каждый раз, когда он начинал перебирать в уме все те события, которые произошли с ним в Стеклянном Дереве.

– Да уж, операцию я провел блестяще, лучше не придумаешь, – пробормотал он. – Мне повезло абсолютно во всем, я даже с первого часа попал в ее комнату, и тем не менее я все только напортил. Да и вообще, я не совершил ни одного правильного поступка с тех пор, как впервые оказался на мельнице. Я подвел всех, начиная со Свайхильды и кончая Родольфо и Пинчкрафтом, не говоря уже о Даф… я имею в виду леди Андрагору.

Он поднялся на ноги, сделал четыре шага вперед – дальше, как показали исследования, шла стена, о которую можно было больно удариться, – потом четыре шага назад.

– Но хоть что-то могу я сделать, – прошипел он сам себе. – Может быть…

Он зажмурился – действие совершенно необязательное в сложившейся обстановке – и сконцентрировал свою пси-энергию.

– Я опять в Артезии, – пробормотал он. – Только что вышел в сад с костюмированного бала, чтобы глотнуть свежего воздуха, – вот почему на нем этот нелепый костюм, который дал Спропрояль, – и через секунду-другую я открою глаза и пойду обратно…

Постепенно его голос становился все слабее и слабее. Зловоние камеры не позволяло убедительно представить прогулку в саду, где самым плохим запахом был запах гардинии.

– Ну, тогда… я инспектирую трущобы, – воодушевленно было начал он. – Разве что в Артезии нет нигде никаких трущоб. А как насчет Колби Корнерс? – продолжал рассуждать он.

– Ну да, там есть чудесные трущобы, обитатели которых только счастливы держать уголь в ваннах.

Он зажмурился еще сильнее, концентрируясь как можно тщательнее.

– Я – член Федеральной Комиссии по оказанию помощи, – уверил он сам себя, – и провожу исследования для моей книги, сколько времени требуется средней семье непреуспевающих супругов, чтобы превратить чистую новую современную квартиру в определенный хаос, к которому они привыкли…

– Послушайте, а вы не могли бы галлюцинировать несколько потише, – вызывающе произнес скрипучий голос из дальнего угла камеры. – Я пытаюсь хоть немного вздремнуть.

– А, значит, вы все-таки живы, – не менее вызывающе ответил Лафайет. – Не могу не восхититься вашей способностью спать без задних ног в этом осином гнезде.

– А вы что можете предложить? – послышался незамедлительный ответ. – Чтобы я, не умолкая, жаловался на все, что меня здесь раздражает?

– Как нам отсюда выбраться? – резко сказал Лафайет. – Вот о чем надлежит думать.

– Вопросы и я задавать могу, а вот как на них ответить?

"Этот голос, – подумал О'Лири, – отличается высокомерной наглостью и одновременно жалостью к самому себе. В общем, неприятный голос", – решил он, с трудом сдерживая желание ответить в том же тоне.

– Дверь я проверил, – сказал он с наигранной веселостью.

– Насколько я могу судить, она состоит из одной стальной плиты, что ограничивает наши возможности в этом направлении.

– Неужели какая-то там стальная дверь может нас задержать? Судя по вашему голосу, я почему-то решил, что вы сорвете ее с петель и стукнете по голове первого, кто вам попадется под руку.

– …а это означает, что нам придется искать какой-нибудь другой выход, – закончил свою мысль О'Лири, заскрежетав зубами.

– Прекрасно. Вот и займитесь этим. А я посплю. У меня были совершенно жуткие 48 часов.

– Да ну, кто бы мог подумать? Хотя их вряд ли можно сравнить с моими последними двумя сутками. Я спускался с верхушки ветряной мельницы, боролся с гигантами и пиратами, два раза сидел в тюрьме, один раз мне чуть не отрубили голову, я свалился в шахту лифта, меня судили за шпионаж, после чего я летел на ковре-самолете – это не говоря о теперешнем ужасном положении.

– У-уу-ха! – зевнул товарищ Лафайета по камере. – Счастливчик! Я был куда более занят: договаривался с сумасшедшим принцем, обманул герцога, провел рискованную операцию по спасению, обманул колдунью, причем меня били, пинали, колотили, а потом швырнули в темницу.

– Понятно. Что же вы собираетесь по этому поводу предпринять?

– Ничего. Все это на самом деле сон. Через некоторое время я проснусь, и вас здесь не будет, а я смогу опять продолжать заниматься своими рутинными делами.

– О, теперь понимаю. Вы просто чуть сдвинулись от одиночества. Это даже смешно, – добавил он со смешком, – что вы считаете фрагментом своего кошмара. Недавно я сам думал так почти обо всем, пока не убедился, что нахожусь в мире реальном, даже слишком.

– Так что, если вы прекратите болтать и дадите мне опять заснуть, я буду вам очень благодарен, – закончил наглый голос.

– Послушай-ка, Спящая Красавица, – резко заявил О'Лири. – Все это настоящее, можешь не сомневаться. Может, ты и свихнулся чуть-чуть от своих переживаний, но постарайся вбить себе в голову: ты сейчас в темнице, настоящей, реальной темнице, в которой бегает куча мышей. И если ты не хочешь сгнить заживо или дождаться, когда за тобой придет палач, то потрудись приподнять свое заднее место!

– Убирайся. Я еще не выспался.

– С каким бы удовольствием я отсюда убрался, если мог бы! Ну же, поднимайся, соня! Может быть, вдвоем нам удастся что-нибудь придумать!

– Чушь. Ты самый обычный фрагмент. Мне надо опять заснуть, и когда я проснусь, то снова окажусь на Хэтчер Кроссроуд, в лавке зеленщика Боусера.

Лафайет злорадно засмеялся.

– Ты напоминаешь мне одного невинного беднягу, которого я когда-то знал. Кстати, где расположена эта Хэтчер Кроссроуд?

– В Оклахоме. Но ты этого не можешь знать. Это не имеет к моему сну никакого отношения.

– Оклахома… Ты хочешь сказать, что ты из Америки?

– Смотри-ка, значит, ты знаешь об Америке? Впрочем, почему бы и нет? Я думаю, в теории ты ведь должен знать то же, что и я. Ну, да ладно, прощай, я опять засну.

– Подожди-ка, – настойчиво проговорил О'Лири. – Ты хочешь сказать, что ты прибыл сюда из США? Что ты не туземец из Меланжа?

– США? Это еще что такое? И, естественно, я не туземец. Я же не бегаю в набедренной повязке, размахивая копьем.

– Этого я не знаю – в темноте не видно. Но если ты из Оклахомы, ты должен знать, что такое США!

– Может, ты хочешь сказать, СК?

– А это еще что?

– Соединенные колонии, само собой. Но послушай, будь добрым воображаемым другом и дай мне соснуть чуток, ладно? Сначала ты меня позабавил, но я уже начал от всего этого уставать, а завтра у меня очень тяжелый день. Мистер Боусер получил заказ на соленые грецкие орехи, и к нам сбежится весь округ, так что…

– Попытайся вбить в свою тупую башку, – прорычат Лафайет, – что ты находишься здесь, в Меланже, нравится тебе это или нет, что так все и будет на самом деле, понятно? А теперь послушай, нам с тобой нужно поговорить. Похоже, ты очутился здесь таким же образом, как и я…

– Никогда не думал, что мое подсознание может быть так настойчиво. Если бы я точно не знал, что ты всего-навсего субъективный феномен, мог бы поклясться, что ты настоящий.

– Послушай, давай больше к этому не возвращаться. Просто сделай вид, что я настоящий, и действуй соответственно. А теперь скажи: как ты сюда попал?

– Просто. Отряд кавалерии принца Крупкина схватил меня и швырнул в темницу. Ты доволен?

– Я хочу сказать, до этого – когда ты впервые прибыл…

– А, ты имеешь в виду, когда я сфокусировал космические потоки?

Товарищ Лафайета по камере гулко рассмеялся.

– Если бы я только знал, чем все это кончится, то я занялся бы своими консервированными селедками или солеными орехами. Но нет, надо было мне сунуть нос во все это дело, да еще и попытаться объяснение найти, что к чему. Да еще надо было так не повезти – я наткнулся на книгу профессора Хоззлешрумпфа "Современные заклинания, или Легкий путь самообмана". Я попытался все сделать по этой формуле, и… только что я сидел в своей комнате, которую сдала мне мисс Гинсберг, и тут же оказался в самом центре огромной пустыни, и солнце светило мне прямо в лицо.

– Ну? Продолжай.

– Ну вот, я пошел на восток – чтобы не слепило солнце – и через некоторое время дошел до холмов. Здесь было прохладнее, и я обнаружил небольшой ручеек, немного орехов и ягод. Я пошел дальше и вышел к возделанному полю недалеко от города. И только я нашел небольшую забегаловку и собрался закусить вкусным хлебом и сыром, как появилась местная полиция. Они отвели меня к принцу, и он предложил мне работу. Все это казалось мне забавным, поэтому я и не протестовал, и такая жизнь была мне вполне по душе, пока я не увидел леди Андрагору.

– Леди Андрагору? Что ты знаешь о леди Андрагоре? – рявкнул Лафайет.

– Нет, мне нельзя забывать, что это всего-навсего сон, – возбужденно сказал невидимый голос. – Иначе я выдрал бы тебе все волосы по одному!

Лафайет услышал его глубокий вздох.

– Но все это сон, иллюзия. Беверли не попала на самом деле в лапы этому негодяю Крупкину, меня не обманули и не бросили в тюрьму. То, что я сейчас чувствую, не настоящий голод. А если ты еще заткнешься и уберешься отсюда вон, то я смогу вернуться назад и продолжать карьеру у Боусера!

– Вернемся к леди Андрагоре!

– Вот уж от этого я бы не отказался. Эти нежные, мягкие губы, прекрасные линии тела…

– Ах, ты!.. – Лафайет с трудом сдержал себя. – Послушай-ка, кто бы ты ни был! Ты должен смотреть правде в глаза! Прямо сейчас леди Андрагора томится в руках этих негодяев – я имею в виду, в руках…

– Всего лишь на прошлой неделе мистер Боусер говорил мне: "Лоренцо, мой мальчик, у тебя впереди большое будущее в продовольственных…"

– Лоренцо! Значит, это ты предал леди Андрагору!

Лафайет вне себя прыгнул в том направлении, откуда исходил голос, и ударился о стену, добавив новую контузию своей многострадальной голове.

– Ты где? – тяжело дыша, выкрикнул он, размахивая руками в воздухе. – Грязный обманщик, похититель, змея подколодная!

– Чего это ты так разбушевался? – спросил голос из противоположного угла. – Тебе-то что до Бевер… я хочу сказать, леди Андрагоры, тюремная пташка?

– Тюремная пташка, вот как? – задыхаясь, сказал Лафайет своим самым презрительным голосом. – И это говоришь ты, сидя в камере…

Он прыгнул, почти ухватился за руку, и внезапно искры полетели у него из глаза, в который угодил удар кулака.

– Не смей подходить ко мне близко, ты! – отрезал голос. – Мало мне было неприятностей, так они еще посадили вместе со мной маньяка.

– Ты выманил ее из города своим лживым красноречием, чтобы передать тетке! Я имею в виду эту старую каргу, которая работает на Крупкина!

– Так считал и Родольфо, но как только я увидел ее, у меня пропало всякое желание вести ее туда! Но это не твое дело.

– А куда же ты собирался ее вести? В любовное гнездышко, приготовленное заранее?

– Вот именно. Если бы не куча верховых полицейских, невесть откуда взявшихся в лесу, так оно и было бы. Но этот длинноногий шейх Чонси поймал нас.