Текст книги "Миры империума(сборник фантастических романов)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

5

В новой камере Лафайета было еще меньше удобств, чем в той первой, которую он так недавно занимал, и состояла она из сырого пола размером в карточный стол и железных колодок для ног, которые были закреплены вокруг его лодыжек, добавив ему очередных синяков и царапин. За решеткой человек с большими руками, одетый с ног до головы в зловещую черную одежду, насвистывал какой-то веселый мотив, помешивая угли на небольшой жаровне, от которой несло жаром и рядом с которой висел причудливый набор самой разнообразной формы щипцов, зажимов, клещей и преувеличенно больших орехоколов. Справа от жаровни стояло нечто, напоминающее поставленную на попа кровать, если бы не острые стержни, торчащие по всей длине, с зажимами на концах. Видимо, для гармонии слева стоял открытый саркофаг, весь утыканный трехдюймовыми ржавыми гвоздями.

– Послушайте меня, – начал Лафайет в девятый раз. – Если бы вы только передали мое послание герцогу, это глупое недоразумение сразу бы кончилось.

– Пощади ты меня, приятель. Техник одарил О'Лири улыбкой.

– Для тебя все это в новинку, но я уже проходил через это тысячу раз. Тебе лучше всего просто расслабиться и думать о чем-нибудь другом. Например, о цветах. Цветы – это хорошо. Просто представь себе, как они склоняют свои маленькие головки весной на заре, забрызганные росой, и все такое. Ты даже и не заметишь, что происходит.

– Вы куда больше уверены в моих способностях, чем я сам, – сказал Лафайет. – Но ведь я вам говорю, что я тут вовсе ни при чем. Я невиновен, я обычный турист, и все, чего я хочу, – это объяснить свое дело его светлости герцогу, и можете не сомневаться, я вставлю о вас доброе словечко и…

– Ш-ш. Не трать зря силы, приятель. Ты совсем с ума сошел, что не снял своей монашеской рясы, прежде чем пойти на это дело. Почти вся герцогская стража искала этого пройдоху-монаха всю неделю, а он умудрился проворачивать свои делишки под самым их носом. Да ты, наверное, просто одержим сластолюбием, что набросился на карету ее светлости прямо перед воротами замка, хотя я тебя и не упрекаю. Это лакомый кусочек, это уж точно.

– И это все… гм… что они против меня имели?

– Да ты что, приятель, тебе разве этого мало? Сам герцог имеет виды на ее светлость. И вряд ли ему понравится, что какой-то бродяга попытался пристать к ней.

– Да нет, я имею в виду, меня не обвиняют в чем-нибудь за вчерашнее или позавчерашнее? Не хотят отрубить голову на заре, или что-нибудь в этом роде?

– Отрубить голову? Нет, ничего такого, самая обычная процедура с раскаленным железом, и тому подобное. Должны были тут отрубить голову одну на заре, но я слыхал, что этот чудак оказался колдуном: он превратился в летучую мышь и улетел в трубу.

– Неплохо придумано, жаль, что я не знаю его тайны. Лафайет изо всех сил зажмурился.

– Я нахожусь в Артезии, недалеко от пустыни, – страстно пробормотал он. – Стоит прекрасная ночь, светят звезды, и мне только и надо, что пройти 20 миль по песку и оказаться во дворце, и…

– Эй, брось ты свои заклинания, – с упреком сказал ему палач. – Ты и так по уши завяз, не хватает еще обвинения в колдовстве.

– Все равно это бессмысленно, – простонал О'Лири. – Я думал, ко мне все вернулось, но это был только самообман. Я застрял здесь… если мне не удастся поговорить с герцогом, – закончил он с отчаянием в голосе. – Может быть, вы хоть попытаетесь? Если окажется, что я говорю правду, вас ожидает значительное повышение в должности.

– Мне не надо никакого повышения, приятель. Я и так выше всех в своей профессии и вполне доволен своей работой.

– Тебе нравится быть палачом?

– Нам, Д-И-С, вовсе не нравится, когда нас так называют, мистер, – сказал человек расстроенно. – Мы – Добывающие Истину Специалисты. Вот уж не позавидовал бы тебе, если бы ты попал в руки к какому-нибудь из мясников, которые портят доброе имя нашей профессии!

– Вы хотите сказать, есть еще и специальная школа, где обучают, как сделать ожог с помощью раскаленного железа?

– Ну, что ты, приятель, все это куда сложнее. Вот возьми, например, мое теперешнее поручение: у меня строгий приказ сохранить тебя в состоянии "выпускника", как мы это называем, до тех пор, пока не вернется ее светлость. А так как она собирается отсутствовать несколько недель, сам понимаешь, как деликатно мне придется с тобой все время обходиться. Далеко не каждому удалась бы такая тонкая работа.

– Послушайте, у меня есть к вам предложение, – веселым фальшивым тоном сказал Лафайет. – Почему бы вам просто не позабыть, что я здесь, пока она вернется? Тогда вы сможете нарисовать на мне несколько линий краской и сделать несколько рубцов из воска, и…

– Стоп, стоп, замолчи, – сурово ответил ДИС. – Я сделаю вид, что ничего этого не слышал. Да если бы я позволил себе нечто в этом роде, меня изгнали бы из гильдии!

– Знаешь что, – ответил Лафайет, – если ты пообещаешь никому не говорить об этом, то и я не скажу.

– Эх, заманчиво, конечно, но – нет.

ДИС поворошил угли, поворачивая железный прут, чтобы он раскалился докрасна равномерно.

– Я ведь не должен забывать еще и о традициях. Ничего не хочу сказать, это ты неплохо придумал, но я не могу на это пойти.

Он поднял раскаленный прут и критически осмотрел его, лизнул палец и слегка дотронулся до железа. Раздалось громкое шипение.

– Ну вот, думаю, мы готовы. Если тебе не трудно будет раздеться до пояса, то мы можем начать.

– О, я не тороплюсь, – запротестовал Лафайет, отступая к стене камеры и лихорадочно ощупывая руками кладку за спиной. "Всего один расшатанный камень, – взмолился он про себя, – а за ним маленький потайной ход…"

– Честно говоря, я и так отстал от расписания, – сказал ДИС. – Что ты скажешь, если мы начнем легонько с эпидермы, а потом дойдем до нервных центров, прежде чем прорвемся на ужин? Эй, кстати, совсем забыл тебя спросить: хочешь есть? Всего полтора доллара, но я слышал, у них сегодня салат из цыплят и пирожки с вареньем.

– Нет, спасибо, я тут попощусь некоторое время. Я разве не говорил, что нахожусь на диете под наблюдением врача? И в особенности мне противопоказан шок и…

– Если бы это от меня зависело, я бы накормил тебя бесплатно, совсем по-американски. Но…

– Что ты знаешь об Америке? – вскричал Лафайет.

– Кто же не знает Луиджи Американца, отличного парня, который занимается поставкой яиц? Жаль, конечно, что герцог слишком жадничает…

– Я все слышу, Стонруб, – прозвучал вибрирующий баритон.

Высокий, мускулистый, но слегка одутловатый мужчина с зачесанными назад гладкими волосами и в очках в тонкой оправе стоял в дверях. На нем были желтые брюки в обтяжку и короткий горностаевый плащ. Лафайет уставился на него, потеряв дар речи.

– О, привет, ваша светлость, – спокойно сказал палач. – Ну и что, вы сами знаете, что я ничего не скажу за вашей спиной, чего не сказал бы вам в лицо.

– Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, – отрезал вновь прибывший. – А теперь оставь нас. Мне надо поговорить с пленником.

– Эй, это не честно, ваша светлость, мой стержень номер 4 только-только успел нагреться до рабочей температуры.

– Неужели мне надо указывать тебе на то, что мне довольно трудно будет беседовать с твоим подопечным, когда в воздухе будет вонять горелым мясом?

– Гм… это, конечно, верно.

Стонруб швырнул железный прут обратно на угли и бросил на Лафайета сожалеющий взгляд.

– Прости, приятель. Но сам видишь, какие тут дела. Седовласый, сузив глаза, изучал О'Лири. Как только дверь за ДИС закрылась, он подступил вплотную к решетке.

– Итак, это все-таки вы, – сказал он и замолчал, нахмурившись. – Что случилось? – резко и требовательно произнес он. – Вы выглядите так, словно увидели привидение.

– Н-н-никодеус? – прошептал О'Лири.

– Если это какого-нибудь рода пароль, то я его не знаю, – отрезал герцог Родольфо.

– Вы не… Никодеус? Не субинспектор континуума? Вы не можете позвонить, чтобы меня отправили в Артезию?

Герцог уставился на Лафайета горящими глазами.

– Хватит издеваться надо мной, Ланцелот. Сначала вы врываетесь в мою приемную и несете всякую чушь, затем удираете из моей самой надежной тюрьмы на глазах самой неподкупной стражи. Затем открыто появляетесь рядом с пристанью, прямо-таки напрашиваясь, чтобы вас еще раз арестовали, после чего удираете только для того, чтобы напроситься на арест в третий раз, приставая к одной леди – не будем называть ее имени – на глазах у ее охраны. Очень хорошо, может, я немного упрям, но мне кажется, я вас понял: у вас есть что предложить мне.

– Да?.. – слабо сказал Лафайет. – То есть… Значит, вы, наконец, поняли?

– И?

Взгляд Родольфо оставался таким же горящим.

– И… э-э-э… что? – жизнерадостно спросил О'Лири. Герцог нахмурился.

– Значит, ты решил шантажировать меня, вот как? Ничего у тебя не выйдет! Валяй, исчезай снова, развлекайся! Но не жди, что я приползу к тебе, умоляя сообщить сведения о леди Андрагоре…

Он закончил предложение в полувопросительном тоне, и в его глазах можно было прочесть почти умоляющее выражение.

– Леди Андрагоре? – пробормотал Лафайет. – Чтобы я сказал тебе…

– Ну, хорошо, – герцог вздохнул. – Я вижу, что с самого начала обращался с тобой неправильно. Ладно, я признаю свою ошибку. Я был в корне неправ в этом. Но вряд ли ты можешь упрекнуть меня, если вспомнить об этом эпизоде с тухлым яйцом и бутылкой чернил… И тем не менее я готов примириться. Я даже извинюсь, хотя это против моих правил. Ну, теперь ты согласен посидеть со мной рядом и поговорить, как подобает джентльменам?

– Э-э-э… ну конечно, и я бы хотел быть покладистым, – не зная, что отвечать, с отчаянием произнес Лафайет. – Но камера пыток вряд ли подходящее место для сердечной беседы.

Герцог хмыкнул. Повернувшись, он позвал Стонруба.

– Проследи за тем, чтобы этого дворянина освободили, помыли, накормили, согласно его положению и привели в мои апартаменты через полчаса, – он бросил на О'Лири подозрительный взгляд. – И никаких исчезновений до тех пор, Ланцелот, – угрожающе сказал он и вышел из комнаты.

– Ну вот, подфартило, – философски сказал Стонруб, отпирая дверь камеры. – Похоже, нам не удастся встретиться с тобой на профессиональном уровне сегодня ночью, малыш. Но все равно мне было приятно с тобой познакомиться. Может, как-нибудь в другой раз.

– Не сомневаюсь, – сказал Лафайет. – Послушай, Стонруб, а что ты знаешь об этой… э-э-э… леди Андрагоре?

– Да ничего особенного. Просто – что она самая богатая и самая красивая леди во всем Меланже. И что страсть герцога к ней горит, как Чикагский огонь.

– Ты знаешь о Чикагском пожаре?

– Конечно. Пивнушка. Сгорела на прошлой неделе. А что?

– Да нет, неважно. Так ты говоришь…

– Да, жаль его светлость, что ему никогда не удастся поближе познакомиться с ее светлостью.

– Почему?

Стонруб ухмыльнулся и понизил голос:

– Потому что у нее есть другой, приятель. Об этом всюду говорят.

– Другой?

Лафайет почувствовал, как его сердце подпрыгнуло до самого горла и опустилось обратно.

Стонруб ткнул локтем Лафайету под ребра.

– Герцог Родольфо этого не знает, но он играет вторую скрипку после одного мошенника по имени Лоренцо Долговязый – или это Ланцелот Счастливчик?

– Лоренцо Долговязый? – прохрипел Лафайет, глядя, как Стонруб снимает с него колодки.

– По правде говоря, – сказал ДИС тоном человека, который посвящает своего знакомого в тайну, – даже сейчас объявлено, что миледи направляется в гости к своей тетке-старушке и ее двенадцати кошкам. Но, между нами, ходят слухи, что она направляется в охотничью избушку Закличаре, чтобы провести медовый месяц с этим счастливчиком.

– М-медовый месяц?

– Угу. Ладно, пойдем, я передам тебя служанке, чтобы она подготовила тебя к встрече с герцогом.

Когда Лафайет, чистый, сытый, одетый в новые шелковые одежды, которые были ему почти впору, был введен в комнату, герцог Родольфо сидел в большом мягком кожаном кресле.

– Садись, Ланцелот, – приказал герцог, явно заставляя себя разговаривать сердечно. – Вино? Сигару?

Он помахал рукой в направлении небольшого удобного кресла и низкого столика, уставленного бутылками и стаканами.

– Благодарю.

Лафайет с благодарностью опустился в кресло, потом зевнул, чуть не вывихнув себе челюсть.

– Прошу прощения. Просто я обычно ложусь спать значительно раньше. Кстати, меня зовут Лафайет.

– Ты хорошо пообедал?

– Так хорошо, как это только было возможно, если учесть, что одновременно шесть девушек терли мне спину, наклеивали пластырь на мои ссадины и массировали ушибы. Хотя я, конечно, вполне ценю такую заботу.

– Превосходно. А теперь давай прекратим ходить вокруг да около, Ланцелот. Какова твоя… э-э-э… связь с леди Андрагорой?

Герцог отхлебнул глоток вина и резко искоса посмотрел на Лафайета.

– Моя связь с леди Андрагорой? – повторил Лафайет. – Гм, как это… то есть я хочу сказать, что я – ее муж.

Лицо герцога закостенело.

– Ее муж?

Его голос рубанул воздух, как гильотина.

– Ее отчужденный муж, – торопливо поправился О'Лири. – Мы практически не знакомы друг с другом.

– Никогда не слышал, чтобы миледи была замужем, – опасным тоном сказал Родольфо.

Он потянулся к бутылке с виски, налил себе на два пальца и опрокинул стакан в горло.

– Тем более – что она разведена.

– Она очаровательная девушка, – торопливо продолжал Лафайет. – Веселая такая, жизнерадостная…

– Можешь оставить при себе свои интимные воспоминания, – отрезал Родольфо. Он закусил губу. – Возможно, это объясняет доклад капитана Рипцога о том, что ты пытался заговорить с нею на улице, пока тебя не оттеснила стража.

– Он… – начал было Лафайет, – очень настойчивый человек, этот капитан.

– Хотел бы я знать, чем ты так оскорбил изумительную леди, что заслужил такое отвращение с ее стороны.

– Я думаю, что все началось с хлопушки в постели, – начал О'Лири, затем заметил черное облако, наползающее на герцогские черты. – Хлопушка – это ее кошка, – сымпровизировал он торопливо. – Она настаивала на том, что будет с ней спать.

А так как у меня просто аллергия к кошкам – ну, вы сами должны понять, что это была за женитьба.

– Ты хочешь сказать, что никогда… что ты не…

– Вот именно.

Лафайет отер со лба пот кружевным рукавом и налил себе добрую порцию виски.

– Считай, что тебе очень повезло, Ланцелот, – сказал Родольфо стальным голосом. – В противном случае я вынужден был бы немедленно тебя казнить, Ланцелот.

– Лафайет. И давайте не будем начинать все сначала, – сказал О'Лири, переведя дух от крепкого виски. – Вы велели меня отпустить и привести сюда по какой-то причине. Ну, так я вас слушаю.

Герцог начал барабанить пальцами по столу, потом резко остановился.

– У меня возникло чувство привязанности к этой леди, – сурово сказал он. – Соответственно, я пригласил ее провести со мной уикэнд в моем зимнем дворце. Вместо того, чтобы радостно принять эту честь, она сослалась на то, что еще раньше договорилась навестить престарелую родственницу.

– И?

– Возможно, я слишком мнителен, но мне показалось, что в ее обращении все-таки сквозил легкий холодок.

Герцог налил себе еще виски.

– Может, ты не в ее вкусе, – предположил Лафайет, не отставая от герцога.

– Не в ее вкусе? Что ты этим хочешь сказать?

– Ну, с одной стороны, ты достаточно стар, чтобы быть ее отцом, – указал Лафайет.

– Это не имеет значения!

– А может быть, для нее имеет. К тому же, ты только не обижайся, не могу сказать, чтобы ты был особенно весел в общении. Даф… я хочу сказать, леди Андрагора очень любит порезвиться.

– Весел в общении? Как я могу веселиться, обремененный государственными делами, несварением желудка, бессонницей и угрозой срочных платежей?

Герцог схватил бутылку за горлышко и налил себе, потом Лафайету до краев.

– Вот об этом я тебе и толкую, твоя светлость. Сплошная работа и никаких развлечений делают Родольфо скучным…

– Сплошная работа и никаких… клянусь своими поджилками, сэр, неплохо сказано!

Они чокнулись и выпили. Герцог задумчиво облизал губы.

– Теперь я все понял. Каким идиотом я был! Почему я просто не подошел к ней открыто, не предложил весело провести день, сходив в местный музей, или, например, бесшабашно закончить вечер карточной игрой? Но нет, все, что предлагал ей я, были какие-то государственные обеды или приглашения в ложу для посетителей на еженедельные Герцогские Заседания.

– В том-то и штука, Родольфо!

На сей раз стаканы наполнил Лафайет.

– Ты мог бы даже предложить ей прогуляться в парке или поплавать и позагорать на пляже, или даже устроить пикник на лужайке. Нет ничего лучше муравьев в картофельном салате, чтобы все преграды рухнули. Твое здоровье!

– Ну, конечно, мой мальчик! И как это мне раньше не пришло в голову? – наполняя стаканы, Родольфо расплескал виски на стол. – Я был дураком, бесчувственным идиотом!

– Не упрекай себя, Руди, – сказал Лафайет, поднимая свой стакан. – В конце концов, тебе ведь надо было управлять всем герцогством.

– Верно. Но теперь все будет по-другому, и все благодаря тебе, дорогой мой. Я буду кормить ее своими любимыми яствами, мы будем слушать мою самую любимую музыку, я завалю ее своими любимыми винами, книгами, духами, закидаю платьями, которые пойдут ей больше всего.

– Тихо, тихо, Руди, – Лафайет укоризненно помахал в воздухе пальцами. – Не хочешь ли хоть немного подумать о вкусах самой леди?

– А? Как может она возражать, когда ей подадут рубленую куриную печень с белым вином, а мой оркестр будет играть в это время мелодию из "Мертвого Марша" Саула?

– И одета она будет по последней моде? Трудно сказать. Но женщины – странные звери. Никогда нельзя понять, что они думают. Напомни мне как-нибудь рассказать тебе о принцессе, с которой я был одно время обручен.

– И я начну сегодня, сейчас же! – воскликнул Родольфо и ударил кулаком по подносу. – Я… но, черт побери, ничего не выйдет! Она уехала из города и вернется только через две недели.

– Очень недурная была девочка, – сказал Лафайет, – но стоило мне только на минуту отвернуться…

– Но, черт побери, какой смысл быть герцогом, если я не могу сделать по-своему?

Родольфо победоносно смотрел на Лафайета.

– Я прикажу чтобы ее вернули. Быстрый кавалерийский отряд нагонит ее за какую-нибудь пару часов, так что у меня едва хватит времени, чтобы охладить мое любимое вино и…

– Ах, Руди, – запротестовал Лафайет. – Преклонение, а не сила – разве ты забыл?

– Но ведь сила – это значительно быстрее.

– Неужели ты хочешь иметь забитую рабу, угрюмо подчиняющуюся всем твоим приказаниям, а не веселую, живую резвушку, восхищающуюся твоей галантностью и умом?

– Гмм. После того, как ты упомянул об этом, мне кажется, что раба – это куда практичнее.

– Ерунда, Руди. Ведь ты хочешь, чтобы этот лакомый кусочек, этот созревший плод упал прямо тебе в руки, верно? Поэтому вместо того, чтобы посылать потных солдат в латах, которые притащат ее обратно, визжащую и царапающуюся, ты должен отрядить особого посланника, который передаст ей твои пожелания с деликатностью, приличествующей столь важной миссии.

Лафайет икнул и опрокинул бутылку над стаканом.

– Черт возьми, сынок, ты, как всегда, прав. – Родольфо задумчиво нахмурился. – Но кому из всей этой коллекции кретинов и пьяниц, которые окружают меня, могу я доверить такое важное дело?

– Тебе нужен человек, доказавший свою пригодность, ум и хитрость. Не какой-нибудь мужлан, который продаст лошадь и автограф твоего письма, как только выйдет из ворот замка. Какой-нибудь рыцарь, находчивый, галантный, образованный…

– Какого письма?

– Того, которое ты напишешь, чтобы сказать ей о том, что ты поклоняешься ей издалека, – сказал О'Лири.

Он потряс пустую бутылку и перекинул ее через плечо.

– Великолепная мысль! – воскликнул Родольфо и снова ударил кулаком по подносу, так, что стаканы подпрыгнули. – Но… что я ей напишу?

Он задумчиво принялся грызть кольцо на левой руке.

– Честно говоря, мой мальчик…

– Зови меня просто Лафайет, Руди.

– Мне казалось, что тебя зовут Ланцелот, – сказал герцог. – Но это неважно. Честно говоря, как я уже упоминал, я никогда не умел писать. Всякие там цветистые послания…

– И откуда только это взбрело тебе в голову?

– То есть как – ты сам предложил написать письмо!

– Да нет, я имею в виду, что меня зовут Ланцелот.

– Ланцелот… он-то здесь при чем?

Родольфо выглядел удивленным, потом весь просиял.

– Ну, конечно! – воскликнул он, выплевывая изо рта кусочек ногтя, который только что старательно отгрыз. – Именно Ланцелот! Ты умен, изобретателен и у тебя есть голова на плечах. Ты пьешь? – внезапно спросил он вызывающим тоном.

– Как я могу пить, когда бутылка пуста?

– Великолепно! Никогда нельзя доверять человеку, который не умеет пить. Кстати, бутылка пуста.

Родольфо поднялся и неуверенно пошел через комнату, открыл шкафчик, вытащил новую бутылку и по синусоиде вернулся обратно в кресло.

– Вот я и говорю: отправляйся к этой особе, Ланцелот, излей ей свое сердце, объясни, что высшая обязанность женщины – это заботиться и ухаживать за ее лордом и повелителем и что в то время как ты сам можешь предложить ей лишь жалкое существование рабыни, она может утешиться тем, что жизнь не вечна.

– Это очень убедительный подход, – сказал Лафайет, выдергивая пробку из бутылки. – Но мне почему-то казалось, что это ты хочешь заполучить эту женщину, – он нахмурился, пытаясь сфокусировать глаза. – Или я что-то напутал?

– Клянусь богом, Ланцелот, ты прав. Это ведь я ее хочу, – герцог бросил враждебный взгляд. – Должен сказать, что это очень смело с твоей стороны – пытаться встать между нами. Она без ума от меня, но она очень стеснительна, и я думаю послать за ней свое доверенное лицо, чтобы он притащил ее ко мне, ласковую и воркующую. Я хочу сказать, визжащую и царапающуюся.

– Великолепная мысль, – согласился Лафайет, выливая виски между двумя стаканами. – А кого ты имеешь в виду?

– Гмм… может, послать Стонруба?

– Ни в коем случае. Он совсем не дипломат, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Ланцелот! Я придумал! Почему бы тебе не отправиться за ней?

– Ни в коем случае, Руди, – сказал Лафайет. – Знаю я тебя, ты хочешь отвлечь меня от того, чего я на самом деле хочу добиться.

– А чего ты хочешь добиться?

– Чтобы ты послал меня за леди Андрагорой.

– Об этом не может быть и речи! Твоя наглость заходит слишком далеко.

Родольфо схватился за бутылку и плеснул виски по стаканам.

– Как насчет компромисса? – сказал Лафайет, хитро глядя на герцога.

– Что ты имеешь в виду?

– Я доставлю леди твое письмо, а за это ты назначишь меня своим послом. Или наоборот?

– По-моему, это будет справедливо. Ну, так вот: когда ты ее догонишь, скажи о моем глубоком увлечении, объясни подробно все мои великолепные качества, короче говоря, объясни ей все выгоды того положения, которое она займет, и скажи, что ей очень повезло.

– Еще что-нибудь?

– Категорически нет!

Родольфо сурово посмотрел чуть левее уха Лафайета.

– Дальше я сам буду за ней ухаживать.

– Ну хорошо, Руди, я принимаю твое поручение. Ты правильно сделал, что обратился с этим ко мне…

– Я знал, что могу на тебя рассчитывать, – прочувственно всхлипнул герцог. Он поднялся с кресла и протянул О'Лири массивное кольцо. – Эта печатка обеспечит тебе помощь моих слуг, – он протянул руку. – Я никогда этого тебе не забуду, старина. Ты подал мне надежду.

– Перестань, Руди. А теперь иди. А то я устал. А завтра у меня большой день.

– А что такое завтра?

– Вторник.

– Ну конечно. И если мы заговорили о завтра, то у меня для тебя есть небольшой сюрприз. Только не говори никому, но кое-кто сказал мне, что завтра у меня будет одна леди.

– Руди! Ах, счастливчик! Поздравляю!

– Только никому не болтай об этом. Говорят, это к несчастью. Ну, ладно, мне действительно надо идти. Приятного тебе вечера и все такое.

– Куда же ты, не торопись! Мы еще не кончили. Лафайет поднял вверх наполовину опустошенную бутылку и заморгал, глядя на нее.

– Даже еще и не начали, – сказал он.

– Я никогда не пью, – твердо сказал герцог. – Говорят, это губит мозг. Спокойной ночи, Ланцелот.

Некоторое время после его ухода Лафайет стоял, качаясь, посреди комнаты, которая, казалось, почему-то стала быстро вращаться вокруг него. Потом он пробрался к ванной, сунул голову под струю холодной воды и яростно растер ее. В платяном шкафу герцога он выбрал себе теплый красивый плащ для верховой езды. Потом взял дюжину сигар из герцогской коробки, засунул пару перчаток в карман и вышел в коридор.

Главный конюх, протирая руками глаза, проснулся, когда О'Лири потребовал себе лучшую лошадь; пять минут спустя, чуть покачиваясь в седле, О'Лири показал кольцо у ворот. Стражники заворчали, но ворота открыли. По темной улице он проскакал до гавани и с помощью кольца реквизировал королевскую баржу, не обращая внимания на сонные возражения хозяина. Часом позже, как следует промерзнув, он ступил на западный берег озера. Узкая ухабистая дорога вела с берега в лес.

– Скажи, по этой дороге отправился отряд леди Адрагоры? – спросил он у дрожащего лодочника.

– Да, если это можно назвать отрядом. Ну и ночка! – лодочник подул себе на руки. – Помяни мое слово, снег выпадет еще до завтра.

– Прекрасно, – сказал Лафайет своему поднятому воротнику. – Это то, чего мне не хватало, чтобы завершить эту ночку.

Он пришпорил лошадку и поскакал в темноту между деревьями.