Текст книги "Флетчер и Славное первое июня"
Автор книги: Джон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
В шлюпке уже был человек! Он ухмыльнулся мне и залопотал на каком-то иностранном языке. Это был матрос, парень с жилой палубы.
Крупный мужчина с черными волосами и бакенбардами. Он указал на «Декларейшн», и я понял, что он был настоящим «забортником», сбитым в море во время боя.
Я смутно его припомнил. Его звали Браун или что-то вроде того. Он был шведом, или немцем, или кем-то в этом роде. Их там был целый орудийный расчет, но я не знаю, какой они были породы. У меня нет ни таланта, ни склонности классифицировать иностранцев по звукам, которые они издают.
В любом случае, действовать нужно было быстро. Со стороны кормы «Декларейшн» раздался мушкетный выстрел, и что-то с сильным ХРЯСЬ! ударило в шлюпку. Браун разинул рот.
Я метнулся на нос и отдал буксирный конец. Шлюпка потеряла ход и закачалась на волнах. Бах! Еще один мушкетный выстрел. Купер, должно быть, догадался, что я задумал. Я оглянулся на корму «Декларейшн». Там было два орудийных порта, а за ними – 18-фунтовые пушки, и, о Христос! Они открывались! Меня разнесло бы в клочья картечью, если бы я быстро не вышел из зоны досягаемости.
Я схватил весла и вставил их в уключины. Я с силой налег на правое весло – промахнулся мимо океана на дюйм, полетел кувырком между банок, снова вскочил и налег еще раз. Шлюпка развернулась, и я вложил всю свою силу, чтобы гнать ее прочь, курсом, прямо противоположным курсу «Декларейшн».
Через плечо я видел реи «Фиандры» над волнами, а иногда и ее нос, когда она с трудом продвигалась вперед в безнадежной попытке догнать «Декларейшн». Время от времени оглядываясь, я мог держать курс на «Фиандру», пока моя скорость и скорость «Декларейшн» уносили меня из-под пушечного огня. Но я забыл о Брауне.
– Тары-бары-растабары? – спросил он, и выражение его лица было комичным. Он не понимал, что происходит. Его корабль исчезал, а я изо всех сил греб к врагу. Но он привык относиться ко мне с уважением – как к офицеру, по сути, – так что, полагаю, он вежливо спрашивал, что мы делаем.
– Заткни свою проклятую пасть! – сказал я в качестве объяснения. Это его на время успокоило, но вскоре он занервничал.
– Тары-бары! – сказал он, становясь злее, и принялся размахивать руками, а затем схватился за весла, так что я не мог грести.
Этого я стерпеть не мог, так что я попытался его ударить. Но драться на кулаках, сидя в качающейся шлюпке, – дело нелегкое. Так что я промахнулся.
– Так! – сказал он, единственное понятное мне слово, и вытащил нож. Он указал на «Декларейшн» и помахал лезвием у меня под носом. Очевидно, он хотел вернуться на корабль.
Это был тупик. Я не собирался разворачивать шлюпку, но он не давал мне грести. Мы некоторое время сидели, сверля друг друга взглядами, а затем… Бум! Выстрелило одно из кормовых погонных орудий «Декларейшн». К счастью, они не зарядили картечью, иначе нам был бы конец, ибо то ли по счастливой случайности, то ли по меткому расчету, ядро плюхнулось в море в нескольких ярдах от нас.
СВИСТ! Шлеп-шлеп-шлеп! Браун съежился и уставился на бурлящую воду. Поскольку он сидел лицом ко мне, совсем близко, расставив колени, я воспользовался этой минутой его замешательства и со всей силы врезал ему по орехам. Он охнул от боли и сложился пополам, как перочинный нож. Я оттолкнул его назад с банки и оставил его, свернувшегося калачиком, на дне шлюпки. Я подумывал было пришибить его деревянным черпаком, но в этом не было нужды. После этого он не доставил мне ни малейших хлопот. Это лишь доказывает, что любой человек поддается доводам разума, если только найти правильный подход.
Так я вернулся к веслам и вскоре, оглянувшись через плечо, увидел фигуры, смотрящие на меня со шканцев и бака «Фиандры». Я возвращался домой.
19
Я твердо убежден, мэм, судя по тому, что проболталась девица Бут, что некая тяжкая вина, причина которой пока неизвестна, тяготеет над мистером Флетчером, и ее нужно лишь использовать в ваших интересах.
(Из письма от 20 сентября 1793 года от Сэмюэла Слайма леди Саре Койнвуд.)
*
Слайм стиснул зубы и застонал от усилия, пытаясь совладать с похотью. Он пытался и потерпел неудачу, ибо живая картина, разыгрывавшаяся перед ним, была выше сил смертного.
Две полуобнаженные девушки сплелись друг с другом, как спаривающиеся питоны, и мягкий красноватый свет лампы поблескивал на маслах, которые они втирали в плоть друг друга. Костюмы состояли из золотых, украшенных перьями шлемов в греческом стиле и сандалий на тонких кожаных ремешках, обвивавших ноги до самых округлых бедер. Это, да еще по пол-ярда прозрачного муслина на каждую, изображавшего хитон греческой принцессы. Пухлые груди скользили друг по другу, а тонкие пальцы с острыми ноготками впивались в упругие ягодицы. Одна «принцесса» была пышной и златовласой, другая – стройной и грациозной, с крошечными изящными чертами лица и огромными карими глазами.
Миссис Симпсон обещала нечто особенное, и честь ее дома была поддержана.
– Позы вы найдете в высшей степени изысканными и экзотическими, сэр! – сказала она. – А наши девочки, хоть и отобраны по молодости и свежести, тем не менее искусны во всех умениях. – Она хитро улыбнулась и добавила: – Если вкус джентльмена того потребует, мои девочки могут, к примеру, доставить удовольствие, в точности повторяющее ощущения от первого наслаждения с невинной девственницей.
Слайм яростно выругался про себя, когда живая картина набрала обороты. Стройная бросила пышную на спину, прижала ее запястья и оседлала ее на кушетке, вздымая и опуская бедра на извивающемся розовом теле.
Сэм Слайм был здесь, в Портсмуте (точнее, в Госпорте), по делу. А когда Слайм был по делу, он преследовал только интересы своего клиента. Никаких личных удовольствий, сколь бы привлекательными они ни были. Таково было его правило. И будучи существом целеустремленным, самодисциплинированным и безжалостно отточенным, он ни разу не нарушил это правило. Так было даже с обычными клиентами, но ради леди Сары Койнвуд, наполнявшей разум Слайма безнадежными желаниями, не могло быть и речи об отклонении от пути долга. Хотя у него не было никакой связи с леди Сарой, кроме профессиональной, для Слайма предаться утехам с другой женщиной было бы равносильно измене своим надеждам и мечтам.
Но, боже, как же это было трудно! Теперь они целовались, сплетясь в объятиях, прижавшись ртами, с закрытыми глазами, исследуя языками рты друг друга. Слайм с трудом отвел взгляд и оглядел обстановку. Комната была построена специально для таких представлений. Тяжелые шторы, не пропускавшие дневной свет, миниатюрная театральная сцена с декорациями и ряд из полудюжины маленьких оперных лож перед сценой, каждая тщательно отгороженная от других, чтобы джентльмены могли наблюдать за развлечением в уединении, не будучи замеченными из соседних лож. Заведение миссис Симпсон было лучшим в Портсмуте. Слайм видел и получше в Лондоне, но для провинции это было впечатляюще. И чрезвычайно дорого.
– Цена, сэр, – сказала старая сводня, – включает ужин, представление из пяти живых картин и выбор молодой леди в качестве компаньонки на вечер. – Она улыбнулась жесткой улыбкой с лица, на котором еще виднелись остатки былой красоты. – Меньше быть не может, сэр, не с учетом расходов на обеспечение постоянного притока свежих молодых девиц, а также на то, чтобы допускались только джентльмены.
Слайм безропотно заплатил. Его клиентка могла себе это позволить, и она будет довольна его быстрым прогрессом в поисках иголки в стоге сена.
Древний город-крепость Портсмут был первым военно-морским портом королевства, а с его огромными пушками и окружающими его валами – еще и самой мощной военной позицией. Поскольку Англия вела войну со своим старым врагом, Портсмут был битком набит матросами, морскими пехотинцами, морскими офицерами, доками, верфями и всей той кипучей коммерцией ремесел и профессий, которые требовались для поддержания огромных морских усилий главной базы Флота Канала, щита нации от вторжения. И не последней из профессий, которую моряки считали незаменимой, была та, что практиковала миссис Симпсон. Хотя, конечно, миссис Симпсон практиковала ее на самом высоком уровне.
Три дня в Портсмуте, благодаря систематическим терпеливым расспросам и характерному упорному труду, привели Слайма к миссис Симпсон в Госпорте, по дороге к госпиталю Хаслар. Это было большое, респектабельное на вид заведение за высокой оградой с привратником у ворот, чтобы не пускать всякий сброд. Миссис С. принимала новых джентльменов в своей гостиной и подавала чай, как светская дама в лондонском салоне. Слайм терпеливо прошел через всю эту процедуру, но он искал кое-что конкретное, о чем предпочел не упоминать мадам. И потому ему пришлось высидеть три живые картины, прежде чем он увидел то, что хотел.
«Не пропустишь ее, мой голубчик, – сказала ему его осведомительница, дородная потаскуха, которую он допрашивал у таверны «Корабль» на Портсмут-Пойнт. – Худая, как щепка, и личико, как у феи. Бог знает, как ей это удалось, миссис С. обычно берет только свежее мясо».
«Откуда ты знаешь, что это она?» – спросил Слайм. – «В Портсмуте тысяча девок».
«Ха! – фыркнула потаскуха. – Таких, как она, нет! Маленькая мадам, с ее замашками и манерами!» – Она улыбнулась и прижалась к Слайму. – «Зачем она тебе, мой милый? Всего шиллинг за кусочек настоящей женщины…»
Когда живая картина достигла своего задыхающегося апогея, обе девушки застонали, взвизгнули и умудрились потерять то немногое, что прикрывало их разгоряченные тела. Наконец они лежали, тяжело дыша, в искусно составленной куче, и оркестр, спрятанный где-то вне поля зрения, заиграл таинственную, восточную мелодию. Слайм вынужден был признать, что сделано все было хорошо, почти на лондонском уровне.
Когда занавес опустился над маленькой сценой, Слайм встал и вышел из своей ложи через узкую дверь сзади. Он нашел миссис С. и сделал свой выбор на вечер.
Пять минут спустя миссис Симпсон провела Слайма в роскошно обставленную спальню, отделанную в турецком стиле, с потолком-балдахином, богато увешанным шелками, и украшенную позолоченными рамами с картинами возлежащих обнаженных в полупрозрачных одеждах гаремных одалисок. На низком турецком столике, искусно инкрустированном перламутром, лежал фолиант с эротическими гравюрами, служивший в точности как меню в ресторане. Гравюры были прекрасно выполнены, и хотя и без подписи, стиль был поразительно похож на стиль Роулендсона, одного из ведущих карикатуристов эпохи.
На буфете ждал холодный ужин с полированными серебряными приборами, бокалами из граненого хрусталя и выбором изысканных вин, бутилированной минеральной воды и ледяного лимонада. На огромной, задрапированной шелком кровати, покрывала были откинуты с одного угла, открывая белоснежное белье.
Миссис С. с профессиональной гордостью ухмыльнулась этим тщательным приготовлениям, и Слайм тоже кивнул, ибо он любил, когда дело сделано хорошо, и был впечатлен чистотой всего этого. На самом деле, они оба на мгновение ощутили настоящее взаимопонимание, а затем она ушла, и Слайм остался ждать даму, ради которой он сюда пришел.
Миссис Симпсон предупредила, что девушка задержится, поскольку ей нужно будет принять ванну и привести себя в порядок после представления с ароматическими маслами. Поэтому Слайм взял стакан лимонада и отведал кусок превосходной говядины с каким-то рубленым смешанным салатом, который он не узнал, но который оказался восхитительным.
Когда она вошла в комнату, ее движения были так тихи, что Слайм не услышал ничего, кроме щелчка двери. Он обернулся в кресле с вилкой на полпути ко рту и замер. Она была вся в белом, в более изысканной версии своего сценического костюма, который облегал ее фигуру и ниспадал до самого пола. Одно плечо было обнажено, а на ее тонкой, круглой руке красовался тонкий золотой браслет. Ее темно-каштановые волосы были убраны наверх, что подчеркивало изящество ее шеи и эльфийскую красоту лица.
Собственные вкусы Слайма склонялись к более пышным формам, но она захватила его дух своей детской, уязвимой прелестью, огромными и великолепными карими глазами и длинными, густыми ресницами.
Слайм дал бы ей лет шестнадцать или семнадцать. Уж точно не намного больше, и вид у нее был настолько невинный, что он с трудом мог поверить в то, что только что видел ее проделывающей со своей компаньонкой.
– Добрый день, сэр, – сказала она и сделала низкий реверанс, словно перед королем. – Каково ваше желание, ибо я в вашем распоряжении. – Она опустила глаза, и на мгновение долг Слайма вступил в схватку с его влечением. Долг победил, как всегда у Слайма, но битва была чертовски тяжелее обычного.
– Прошу вас, садитесь, моя дорогая, – сказал он, и они сели друг напротив друга. Она сидела с прямой спиной, положив руки на колени, и смотрела на Слайма с легкой, уверенной улыбкой. Она была так стройна и элегантна, что заставила его почувствовать себя большой неуклюжей обезьяной.
– Мое желание – поговорить, – сказал Слайм. – Так как твое имя, дитя?
– Кэтрин, – ответила она.
– А! – сказал он. – Теперь послушай меня, Кэтрин, я не совсем обычный клиент. – Он отметил легкое пожатие плечами и неизменную улыбку, которая говорила: «Что бы вы ни придумали, дорогой сэр, мы это уже видели».
– Нет, – сказал он, – вы меня не так поняли. Я не это имею в виду. Дело в том, что я здесь по поручению и не от своего имени. Так что я хочу поговорить, и не более. Ты меня понимаешь, Кэтрин?
Она кивнула, и выражение ее лица не изменилось.
– Ну что ж, Кэтрин, – сказал Слайм и заставил себя изобразить дружелюбную улыбку. Но мышцы, отвечающие за это, атрофировались от бездействия, и все, что у него получилось, – это застывшая ухмылка черепа. – Я полагаю, ваше полное имя – Кэтрин Бут. Кейт Бут. Это так?
– А что, если так? – сказала она, и ее глаза сузились.
– А! – сказал он. – С этим разобрались. Итак, Кейт, я навожу справки об одном Джейкобе Флетчере…
Кейт нахмурилась, и пальцы ее правой руки забарабанили по бедру.
– Значит, – сказал Слайм, – вы его знали.
– А что, если и знала? – ответила она, и Слайм замолчал, раздумывая, как поступить дальше. Во время их беседы с глазу на глаз в его конторе на Олдгейт-Хай-стрит Слайм узнал от Солсбери, что Кейт Бут и Флетчер были любовниками. Когда замешаны такие страсти, ему придется действовать осторожно. Одно неверное слово, и девушка может замкнуться, а он уж точно не сможет применить те средства, которые развязали язык Солсбери. Во всяком случае, не здесь.
Слайм выбрал нейтральный, открытый вопрос. Тот, который, как он надеялся, не будет воспринят как угроза кому-либо.
– Как долго вы знали мистера Флетчера?
– А почему вы хотите знать? – спросила она.
– Потому что здесь замешаны влиятельные интересы.
– Чьи?
– Многих людей.
– Чьи конкретно?
– Возможно, ваши.
– Почему?
– Потому что я мог бы предложить вам много денег.
– Почему?
Слайм снова замолчал. Мисс Бут была не тем, кем казалась. Она была острее и умнее. Она была в полной готовности, смотрела ему прямо в глаза и не уступала ни дюйма. Все инстинкты Слайма говорили ему, что он нашел золотую жилу информации о Джейкобе Флетчере. Но сначала ему нужно было выяснить, как обстоят дела между ней и мистером Флетчером.
– Потому что, моя дорогая, – сказал он, – дела обстоят очень неловко, когда речь идет о мистере Флетчере. У него есть друзья и есть враги, и трудно понять, кто есть кто.
– А вы кто, сэр? – спросила она, не выдавая себя.
Слайм приготовился к долгому и трудному поединку. Но у него была вся ночь, если понадобится; он за нее заплатил.
– Мистер Флетчер должен унаследовать огромное состояние, – сказал он, – и я действую от имени юристов, которые стремятся привести его к его наследству.
– О, – сказала она, – вы имеете в виду деньги Койнвудов? – она покачала головой. – Он их не хочет.
– Что? – переспросил Слайм, не уверенный, что правильно расслышал.
– Он их не хочет, – повторила она. – Он хотел лишь сам сколотить свое состояние, своим собственным путем.
– Но это же сотни тысяч… – недоверчиво произнес Слайм. – Тот, кто владеет деньгами Койнвудов, – один из самых влиятельных людей в стране.
– Он это знает, – твердо сказала она. – И все равно не хочет. Но почему это должно вас волновать? От чьего имени вы действуете?
Слайм был ошеломлен этой невероятной информацией, но сделал все возможное.
– От имени Нока и Мэнтона, – сказал он, назвав первые два имени, пришедшие ему в голову. Нок и Мэнтон были лондонскими оружейниками, но Кейт Бут приняла эту неуклюжую попытку без комментариев.
– В каком качестве вы действуете? – спросила она, взглянув на его тяжелые кулаки и свирепое, угрюмое лицо. – Вы же не скажете мне, что вы клерк из конторы!
– Я веду расследования моих нанимателей, – осторожно сказал он.
Кейт усмехнулась.
– Вы похожи на судебного пристава, – сказала она. – Вы офицер полиции?
Слайм рассмеялся редким смехом. Он был похож на лай животного.
– Нет, мэм, – сказал он, – я не с Боу-стрит. Я действую в частном порядке. – Но он видел, что она его раскусила, более или менее, и его профессиональное тщеславие было задето. Он расправил плечи и добавил с немалой гордостью: – Я Сэмюэл Слайм с Олдгейта! Возможно, вы знаете это имя?
– Слайм? – переспросила она и слегка улыбнулась. – Нет.
– О, – сказал он и покачал головой. Сейчас было не время позволять себе раздражаться. Он наклонился ближе к девушке и, как мог, придал своему лицу ободряющее выражение. Он намеревался быть успокаивающим и положил одну свою широкую, костистую руку на ее тонкие белые пальцы. Но она лишь раз взглянула на руку, а затем холодно посмотрела на него. Ей удалось совершить удивительное: заставить Слайма почувствовать себя наглецом. Он убрал руку и откинулся назад. «Осторожно! – подумал он. – Осторожно!»
– Мэм, – сказал он, – я не силен в любезностях с дамами, и мое лицо напугало бы и дьявола, но я должен просить вас довериться мне. – Ему показалось, что она немного расслабилась, и он поведал ей свою историю. – Правда в том, мэм, что моим нанимателям все равно, хочет мистер Флетчер получить гинеи Койнвудов или нет. – Он сделал паузу, чтобы проверить важный момент. – Что вы знаете о законе о наследстве, мэм?
– Ничего, – ответила она.
– Понимаю, – сказал Слайм с серьезностью судьи. – Тогда я должен дать краткое объяснение. Дело в том, что согласно Биллю об обременении наследства от 1751 года, если мистер Флетчер либо не вступит в свои права по существующему завещанию, либо не откажется от них путем дарственной, то все огромное состояние будет заморожено! – Он изучал ее лицо, чтобы понять, как она воспринимает эту чушь. – Вы понимаете, мэм? Они не могут ничего предпринять без законного наследника, а тем временем на них давят огромные дела, связанные с поместьем и деньгами.
– Понимаю, – сказала она, и к его глубокому удовлетворению, Слайм увидел, что ее огромные карие глаза внимательно на него смотрят. При всей своей проницательности, она была так прелестна в своем белом платье и с маленьким личиком в форме сердечка, что любой нормальный мужчина был бы тронут до глубины души. И даже Слайм ощутил быстрый укол вины за ту грязную уловку, которую он собирался с ней провернуть. Но он подавил это чувство с привычной легкостью.
– Итак, мэм, – сказал он, – могу я задать вам важный вопрос?
– Да, – ответила она.
– Он касается мистера Джейкоба Флетчера.
– Да? – сказала она, и ее руки заерзали на коленях. Она несколько раз моргнула.
«Ага! – подумал Слайм про себя. – Вот куда дует ветер».
– Мэм, – продолжил он, – я рискую, спрашивая об этом, но я должен знать, на чьей вы стороне. Могу ли я считать, что вы друг мистера Флетчера, что вы, так сказать… на его стороне, как и я?
На этот раз каменная серьезность Слайма пришлась как нельзя кстати. В сочетании с его немигающим взглядом она создавала неплохую имитацию искренности и честности. В любом случае, хорошо, плохо или безразлично, но это заставило Кейт Бут определиться со своим отношением к мистеру Флетчеру и с мудростью отвержения ухаживаний богатых джентльменов.
– Да, – сказала она, – я бы назвала его другом.
– Я так и знал! – сказал он, словно удивленный. – А раз так, мэм, я могу открыть вам всю правду о моем поручении. А именно: найти мистера Флетчера и каким-то образом заручиться его содействием, чтобы уладить все дела с моими нанимателями! – Теперь она ловила каждое его слово с открытым ртом. – Итак, мэм, вы поможете мне найти его?
– Да, – ответила она, – я помогу вам. Что мне терять?
– Тогда вы должны рассказать мне все, что о нем знаете, ничего не утаивая. В моем деле малейшая деталь может иметь решающее значение…
И Кейт Бут рассказала Сэму Слайму все о Джейкобе Флетчере. Несмотря на свою инстинктивную осторожность с таким человеком, как Слайм, она обнаружила, что ей хочется говорить на эту тему больше, чем она думала. Она была осторожна, конечно, и утаила некоторые вещи. По крайней мере, пыталась.
Они проговорили несколько часов. Слайм достал карандаш и блокнот и делал заметки своей аккуратной стенографией. Он задал несколько вопросов. Сделал еще заметки.
Когда Слайм наконец закрыл свой блокнот и убрал его, он сделал это с огромным удовольствием. Он был доволен не тем, что рассказала ему Кейт Бут, а тем, о чем она умолчала. Относительно мистера Джейкоба Флетчера он узнал много полезного – например, то, что если мистера Флетчера когда-нибудь и возьмут, то для этого понадобится как минимум шесть человек. Он также узнал, что девушка не знает, где Флетчер. Все, что она знала, – это то, что он сказал, будто едет в Лондон делать состояние. Все хорошо и прекрасно. Лондон был родной территорией Слайма.
Но ничто из этого не наполнило грудь Слайма восторгом. Сделало это нечто, скрытое за словами девушки. Было что-то, что она утаила. Он пару раз чуть не поймал ее на этом, но она уклонялась. Это было что-то, что сделал Флетчер, и чего она не хотела раскрывать. В таком случае, подумал Слайм, что бы это ни было, это было нечто серьезное. Слайм готов был поставить на кон свою репутацию, что где-то там для Флетчера пахнет виселицей.
Собственно, сопоставив это с тем, что он выбил из Солсбери, Слайм задумался, не имел ли грозный мистер Ф. какого-то отношения к исчезновению боцмана Диксона с вербовочного тендера Его Величества «Булфрог»? Может, он выбросил этого ублюдка за борт? Интересная мысль, которую Слайм намеревался развить. Но ближайшей задачей было вытащить мисс Бут из заведения миссис Симпсон и благополучно доставить в Лондон, где ее можно будет допросить как следует.
– Мэм, – сказал Слайм, – вы стали ценным активом в моем расследовании, и если мы хотим найти мистера Флетчера, мне понадобится ваше активное содействие. Могу ли я поэтому просить вас сопровождать меня в Лондон? Мои наниматели, Нок и Мэнтон, покроют все расходы, и, несомненно, вас ждет существенное вознаграждение. – Он сделал паузу и с величайшей осторожностью подобрал следующие слова. – Вы будете хорошо обеспечены, поверьте мне. Вы будете своей собственной, свободной, независимой женщиной.
Слайм был хитер. Он попал точно в цель. Кейт все еще с подозрением относилась к нему и все еще не была уверена в своих чувствах к Джейкобу Флетчеру, в то время как здесь, у миссис Симпсон, ей хорошо платили, хорошо кормили и защищали. Но она знала, как недолговечно ее будущее в этом доме с его высокими стандартами, и боялась неумолимого падения от позолоченной куртизанки до оборванной уличной потаскухи и мерзкой смерти в сточной канаве от какой-нибудь отвратительной болезни.
Риск, связанный с поездкой со Слаймом, был значительным. Но он давал надежду, которой не давала ее нынешняя жизнь. И все же многие девушки цеплялись бы за временную безопасность дома миссис Симпсон. Но Кейт была куда более крепким созданием, чем можно было бы предположить по ее эльфийской внешности.
20
– «Фиандра»! – заорал я. – Эй, на «Фиандре»!
Я рискнул встать в шлюпке и замахать веслом над головой. Океан был огромен и пуст. «Декларейшн» давно исчез, и меня внезапно охватил страх, что «Фиандра» может пройти мимо. Если бы она это сделала, меня и моего полубессознательного спутника ждала бы мучительная смерть от жажды.
Но мне не стоило беспокоиться. «Фиандра» изменила курс и, колыхаясь, пошла ко мне под своими изорванными парусами, с рангоутом, шатающимся, как расшатанные зубы старика, и водой, хлещущей из ее шпигатов, где помпы выбрасывали ее за борт в попытке удержаться на плаву. Она больше походила на потерпевший крушение корабль, чем на военный, и чем ближе она подходила, тем очевиднее становилось, что ее сильно потрепали канониры «Декларейшн».
Я оглядел ее и с изумлением покачал головой. Трудно было поверить, что «Фиандра» все еще рвется в бой, в то время как «Декларейшн» уходит домой. Вскоре я услышал стук и грохот плотницкой команды, занятой устранением боевых повреждений, и даже стоны раненых. Я искал на ее борту знакомое лицо…
– Мистер Сеймур! – крикнул я во всю глотку. – Это Флетчер! Джейкоб Флетчер! Разрешите подняться на борт, сэр?
Сеймур был первым лейтенантом при капитане Боллингтоне, но из «Газетт» я знал, что Боллингтону дали другой корабль после его великой победы у Пассаж д'Арон. Так что я предположил, что Сеймур теперь может быть капитаном. Я оказался прав, и я увидел, как он откинул голову и заревел на своих людей. Он помахал мне тоже, что я счел добрым знаком.
Вскоре громада «Фиандры» нависла надо мной, и она легла в дрейф, положив грот-марсель на мачту, чтобы я мог подойти к ней с подветренной стороны. Они сбросили конец, и я поднялся по борту как мог, по бизань-руслениям. Кто-то спрыгнул в шлюпку, чтобы помочь Брауну, потому что он сам взобраться не мог. (Будет этому паразиту наука, как тыкать в меня ножами!)
Как только я перевалился через борт на шканцы, я ужаснулся повреждениям, которые получила «Фиандра». Она держалась на плаву на одном мужестве, если хотите знать мое мнение. Лязг помп разносился от носа до кормы, ее фальшборт был смят в лепешку по всему борту, обращенному к врагу, орудия были разбросаны, как игрушки, грот-мачта треснула и была закреплена массивным бандажом из толстого каната, и, казалось, готова была рухнуть за борт при первом же порыве ветра, а ее палубы выглядели как поле фермера после плуга. Ни один человек на борту не бездельничал, и кипела яростная деятельность по починке и ремонту.
– Флетчер? – спросил капитан Сеймур. – Флетчер, наследник Койнвудов? Какого черта вы здесь делаете?
Его глаза были дикими, он был измотан. Он был деятельным, суетливым человечком, и даже в лучшие времена выглядел странно со своими неряшливыми манерами и большой головой на коротком теле. Но сейчас он походил на тролля из задымленной пещеры. Его мундир был в лохмотьях, он потерял шляпу, и один рукав пусто болтался от плеча, где разошлись швы, которыми он обычно был пришит. Он оставил руку у Пассаж д'Арон, и теперь ему приходилось резать еду левой рукой, как Нельсону.
– Сэр! – раздался крик, и какой-то лейтенант теребил Сеймура за его единственную руку. Новый лейтенант. Новый для меня, то есть, назначенный после того, как я покинул корабль в прошлом июле. – Еще людей на помпы, сэр! – сказал этот парень, салютуя. – Вода прибывает, сэр. В трюме по грудь. Можете выделить мне еще десять человек?
– Нет! – сказал Сеймур. – Мы сейчас потеряем обе мачты, если я сниму хоть одного человека с их крепления. Делайте, что можете.
Лейтенант открыл рот, снова закрыл его, беспомощно посмотрел на меня, словно ища поддержки, отсалютовал и метнулся обратно к своей команде у помп.
– Флетчер! – снова сказал Сеймур, пристально вглядываясь в меня. – Какого, во имя всего святого, вы здесь делаете? Я думал, вы уехали делать состояние в Лондон? – Затем его глаза зло сузились, когда он заметил мой сюртук янки с блестящими пуговицами. – Вы поступили на службу к врагу? – спросил он.
Это был крайне нежелательный поворот разговора, которого я никак не ожидал. Но на мгновение меня спасла толпа матросов, пробежавшая мимо, налегая на канат. Нам с Сеймуром пришлось отскочить в сторону.
Одним из тех, кто тянул этот канат, был Сэмми Боун, мой старый товарищ по кубрику и, вероятно, лучший друг на всем белом свете. Он с изумлением уставился на меня, пробегая мимо, и тут же исчез. Вот в каком отчаянном положении была «Фиандра» в тот момент. Пока они неслись мимо под крики боцмана, Сеймур споткнулся, и с его усталостью и одной рукой он бы непременно упал, но я подхватил его, поставил на ноги и легко перенес через обломок рангоута, о который он запнулся. Он был человеком сообразительным и тут же обратил свои выводы на пользу кораблю.
– Хм! – задумчиво произнес он. – А вы выросли, мистер Флетчер!
– Так точно, сэр! – ответил я, и он снова взглянул на мой синий сюртук.
– И, похоже, вы теперь морской офицер, так что вы поймете трудности, с которыми я столкнулся, и я попрошу вас спуститься вниз и помочь с помпами. Живо!
– Так точно, сэр! – ответил я. Какая наглость! Командовать мной, как простым матросом. Но что я мог поделать? «Фиандра» тонула у нас под ногами, это было видно любому. Совсем не этого я ожидал, покидая «Декларейшн», но сейчас было не время блюсти свое достоинство. Ничего не оставалось, как занять свое место у помп.
Работа на помпах – худшая работа на корабле. Худшая, потому что она безостановочная и мучительная, и потому что, когда тебе действительно приходится ею заниматься, ты делаешь это, потому что альтернатива – утонуть. Основная работа легла на цепную помпу «Фиандры», самую мощную на корабле. За ее рукоятки могли взяться до тридцати человек, чтобы вращать большое зубчатое колесо, установленное в цистерне на орудийной палубе. Зубчатое колесо приводило в движение непрерывную цепь, спускавшуюся в льяло, далеко внизу, где собиралась трюмная вода. Цепь поднимала воду из льяла через водонепроницаемый кожух с помощью кожаных «блюдец», закрепленных на цепи через определенные промежутки и плотно прилегавших к внутренней стороне кожуха.
Если люди не уставали, а цепь не рвалась (что иногда случалось), то цепная помпа поднимала две тонны воды в минуту – неплохо для времен до паровых машин. Но я ненавидел эту работу. К несчастью, работа на помпах – одна из многих морских обязанностей, для которой, как все считают, Господь Бог меня и создал.
Так что я постарался извлечь из этого максимум пользы. Я оттолкнул трех-четырех смертельно уставших, полумертвых матросов, закатал рукава и занял их место. Некоторые из них упали бы и заснули там, где лежали, но подошли боцманы и помогли им приступить к другим обязанностям пинками своих сапог, в то время как я вместе с остальными вращал рукоятки и гнал пенящуюся воду из шпигата помпы.
