Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

– В первую же ночь, когда остался у тебя, – ответил он. – В ночь, когда ты ее убила. Я проснулся, когда ты уходила. Видел, как ты надела пальто и шляпу. Когда проходила мимо двери спальни, заметил у тебя накладные усы. Наверно, это было первое появление мастера Эдмунда Робинсона. Правда, постарше.

– Хоули, не надо…

– Я не мог понять, что ты делаешь, и поэтому, как только ты ушла, быстро оделся и отправился следом, закрыв дверь на задвижку, чтобы можно было вернуться. Я шел за тобой аж до Хиллдроп-креснт и ждал снаружи. Видел, как ты еще на улице достала пузырек – я предположил, что это яд, – и заметил: тебе кажется, что вокруг никого нет. Я мгновенно понял, что ты задумала: было такое чувство, словно я уже мог читать твои мысли. – Он печально склонил голову и сел рядом с ней на кровать. – Мне хотелось остановить тебя, – сказал он, – но в то же время я желал, чтобы ты довела все до конца. Я знал: только так мы сможем быть вместе. И еще я знал, что никогда не сделал бы этого сам.

По щекам Этель ручьями катились слезы.

– Я сделала это ради тебя, – сказала она. – Ради нас.

– Знаю. И я позволил тебе. Я виноват не меньше тебя.

– Но ты ничего не сказал.

– Я надеялся, что ты расскажешь мне сама. Поддерживал вместе с тобой иллюзию того, что Кора ушла, поскольку ждал, что ты откроешь мне правду. Солгал инспектору Дью. Вел себя так, словно я ни в чем не виновен, но это было не так. Хоть я и не убивал ее, Этель, клянусь богом, ее смерть обрадовала больше всего меня.

– Ты меня ненавидишь?

– За что?

– За то, что я совершила. Это чудовищно.

Хоули рассмеялся.

– Это онабыла чудовищем, – процедил он сквозь зубы. – И заслуживала смерти. Я думал, ты, возможно, догадывалась, что я знаю.

– Ни секунды.

– Право же, Этель, – сказал он, мягко ее дразня. – Эта история со шляпной коробкой. Слегка мрачноватая, ты не находишь? В какой-то момент я даже подумал, ты хочешь оставить у нас ее голову на всю жизнь.

Этель уставилась на него, и у нее по коже пробежал мороз. Хотя, конечно, она сама отравила, расчленила и закопала Кору Криппен, в Хоули чувствовалось что-то зловещее, и теперь это ее тревожило. Она совершила преступление из ревности, желая остаться с любимым мужчиной. Оберегала его от правды, но он полностью ее обманул, оказавшись даже лучшим лжецом, нежели она. И он следил за ее обманом почти что с радостью, словно все это – не более чем игра. Она огляделась, подумав, что открыт иллюминатор: казалось, будто каюта наполнилась ледяными глыбами.

– Не уверена, что понимаю тебя, – нервно сказала она. – Почему ты об этом молчал?

– Потому что я люблю тебя, Этель, – просто ответил он. – И верю, что мы можем быть счастливы вместе. Как веришь и ты, я знаю. Мы друг для друга – единственная возможность обрести счастье. И я бы с радостью отдал за тебя жизнь, если бы это потребовалось. Но я надеялся, что ты полностью мне доверяешь и расскажешь, что совершила. Я ждал все плавание, что ты честно признаешься, но сегодня утром понял – ты хочешь сохранить все в тайне. И я не хотел, чтобы между нами оставались секреты.

– А в тот день, когда ко мне приходил инспектор Дью, – сказала она. – Когда ты стоял на улице поддеревом? Ты тогда уже знал?

– Я вошел в дом, промокший и продрогший от холода, и сделал вид, что понял, почему ты хотела встретить его одна. Однако в душе продолжал думать о том, что через пару дней все равно придется покинуть Лондон. Если бы ты не предложила уехать, это все равно сделал бы я. Мы все время думали об одном и том же, Этель, только ты этого не знала. Мы одного поля ягоды – ты и я. Это доказывает, что мы просто созданы друг для друга.

Этель сглотнула. Впервые она пожалела о содеянном. Она отняла жизнь у другого человека. К горлу подступила тошнота, и ей стало дурно от того, как она это совершила, – от своего же бессердечия, жестокости, оттого, каким мрачным способом избавилась от тела. «Так вот в кого я превратилась? – подумала она. – Вот на что я способна ради любви?» Этель показалось, что стены каюты смыкаются со всех сторон, и она подумала, что если еще хоть минуту останется здесь с Хоули, то упадет в обморок. Она быстро встала, решив подняться на палубу, выйти на свежий воздух – но застыла на месте, услыхав стук в дверь. Хоули раздраженно обернулся.

– Кого это еще принесло? – проворчал он. – Да? – крикнул.

– Мистер Робинсон, это старший помощник Картер, – послышалось из-за двери. – Можно с вами поговорить, сэр?

– Сейчас это не совсем удобно, – откликнулся он. – Подождать не может? – Взглянув на Этель, он внезапно заметил, как изменилось ее лицо. Казалось, перспектива жизни в Канаде ее больше не вдохновляла: она выглядела так, словно ее обманули. – Что случилось? – спросил он ее.

– Боюсь, что нет, сэр, – откликнулся Картер. – Не могли бы вы открыть дверь?

Хоули вздохнул.

– Лучше открыть, – сказал он Этель. – Как ты себя чувствуешь?

Та пожала плечами и поправила парик.

– Хорошо, – сказала она гробовым голосом. – Давай сначала приедем в Канаду и там все обсудим.

Криппен взглянул на нее, и его лицо исказила тревога.

– Я ведь правильно сделал? – спросил он. – Что рассказал тебе?

– Вероятно, да, – ответила она, больше ни в чем не уверенная.

– Мистер Робинсон!

– Уже иду, – отозвался он. – Гляну, что ему нужно, – сказал он. – Закончим разговор потом.

Он прошагал к двери и в раздражении открыл ее.

– Да? – спросил он. – Что вам угодно?

– Извините, что побеспокоил, сэр. Капитану Кендаллу нужно с вами побеседовать.

– А нельзя ли чуть позже? У меня с сыном как раз важный разговор.

Билли Картер заглянул в каюту, где увидел Эдмунда Робинсона, который стоял одиноко, с влажными от слез щеками и словно бы не воспринимая ничего вокруг. Картер не смог удержаться от мысли, что он все-таки очень похож на женщину. Это же очевидно. Если порыться в памяти, улики были разбросаны повсюду. Он никогда в полной мере не осознавал этого раньше лишь в силу условностей. Все полагали, что Эдмунд Робинсон – молодой человек, значит, так и должно быть.

– Боюсь, что нет, сэр, – ответил он. – Не могли бы вы пройти со мной?

Мистер Робинсон помедлил, нетерпеливо глядя на него с минуту, но затем смягчился.

– Я возьму пальто, – сказал он и потянулся к нему за дверью. – Это недолго, Эдмунд, – добавил он. – Продолжим позже, хорошо?

Этель кивнула и посмотрела, как он вышел из каюты. Впервые с момента знакомства с Хоули она больше не знала, кому или чему верить, и ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Что я натворила? – вслух спросила она себя. – Что же я натворила?

В коридоре их остановили миссис Антуанетта Дрейк и ее дочь Виктория – они с неприязнью глянули на мистера Робинсона, остановившись поговорить со старшим помощником.

– Добрый день, мистер Картер, – сказала миссис Дрейк. – Очень рада вас видеть.

– Миссис Дрейк, – сказал он, бегло кивнув и надеясь побыстрее проскочить мимо.

– Наверняка до Канады уже очень близко, – продолжала дама.

– Через пару часов будем на месте. Я бы вам посоветовал заняться багажом.

– Но мы остановились, – сердито сказала Виктория.

– Что? – переспросил мистер Робинсон.

– Мы остановились, – повторила она. – Корабль сделал полную остановку.

– Она права, – сказала миссис Дрейк, все время обращаясь к мистеру Картеру: она до сих пор не простила мистера Робинсона за его давешнее поведение, и ее раздражало, что с тех пор он избегал ее и даже не потрудился принести извинения.

– Мы просто замедлили ход, возразил Картер, сочиняя на ходу. – Такой порядок, когда приближаемся к порту.

– Мы не замедляли ход, – стояла на своем Виктория. – Мы сделали полную остановку. Зачем это нужно?

Они замерли, на пару минут уставившись друг на друга, пока старпом пытался придумать объяснение. По счастью, надобность в нем отпала, поскольку в этот самый момент двигатели снова заработали, и судно, вздрогнув, пришло в движение: теперь, когда инспектор Дью благополучно поднялся на борт, можно было продолжить путь.

– Вот видите? – с улыбкой сказал Картер. – Просто краткая остановка – и все. Снова поплыли.

Он зашагал дальше, но миссис Дрейк схватила его за руку.

– А куда вы ведете мистера Робинсона? – спросила она, беспокоясь, что его, видимо, к чему-то допускают, а ее – нет.

– К капитану.

– Зачем?

– Боюсь, по личному вопросу, миссис Дрейк, – сказал он. – Впрочем, вам не о чем беспокоиться.

Мистер Робинсон нахмурился: все его мысли сосредоточились на недавнем разговоре с Эдмундом, но теперь он задумался, зачем капитану Кендаллу вообще понадобилось его видеть. Вероятно, это простая формальность и капитан просто хочет, чтобы он был рядом, когда они будут подплывать к Квебеку. Во время плавания Кендалл стал проводить с Хоули все больше и больше времени, и это начало раздражать доктора, поскольку он считал капитана скучным собеседником, одержимым лишь двумя вещами: морем и здоровьем бывшего старпома, о котором говорил без умолку.

– Что ж, полагаю, мы увидимся с вами позже на палубе, мистер Картер, – недоверчиво ответила миссис Дрейк, ломая голову над тем, что же такое происходит и почему ей не дают принять в этом участие.

Они с Эдмундом пошли дальше, и мистер Робинсон почувствовал, что миссис Дрейк с Викторией подозрительно смотрят им вслед. Поднявшись по ступеням на палубу, он заметил Марту Хейз, сидевшую вместе с Матье Заиллем, и быстро отвернулся, не желая ни с кем из них разговаривать. Но не тут-то было. Оба мужчины прошли прямо возле пары, и Марта обратилась к ним.

– Волнующе, правда? – сказала она. – Через какую-то пару часов у нас начнется новая жизнь. Жду не дождусь, когда наконец сойду на канадский берег.

– Да, – ответил мистер Робинсон. – Думаю, все мы с нетерпением этого ждем.

– Какие-то неприятности, мистер Картер? – спросил Матье, подозрительно взглянув на него. Казалось, старпому хочется поскорее уйти, и он переминался с ноги на ногу, словно у него переполнен мочевой пузырь.

– Никаких, – раздраженно возразил тот. – Просто нужно попасть в капитанскую каюту – вот и все.

– Мистер Робинсон, поразительная новость, – сказала Марта, взяв его за руку. – Мы с мистером Заиллем, – я хотела сказать, с Матье, – в общем, он пригласил меня погостить у них с Томом пару недель в Квебеке. Ему нужна помощница в его конторе, и он дал мне работу. Пока не встану на ноги, ну вы понимаете.

– Поздравляю, – сказал мистер Робинсон. – Похоже, в этом плавании вы все-таки нашли свое счастье.

– Я тоже, – произнес Матье. – Приятно, когда рядом есть еще один взрослый человек: подозреваю, что со временем Том начнет доставлять все больше хлопот. Боюсь даже представить, что с ним будет через год-два.

– Ну, ко мне это никакого отношения не имеет, Матье, – со смехом сказала Марта. – Я не собираюсь никого усыновлять.

– Мистер Робинсон, нам действительно пора идти, – напомнил Билли Картер.

– Да, конечно. До скорого.

– До свидания, мистер Робинсон, – попрощалась Марта и, повернувшись спиной, стала вглядываться в горизонт: когда же вдалеке появится порт?

– Если хотите знать, – тихо сказал Матье, когда они ушли, – он в конце концов попался.

– Попался? – спросила она. – На чем?

– Эх, – ответил Матье. – Пожалуй, теперь, когда мы уже почти прибыли в Квебек, можно безо всякого вреда рассказать.

Марта наклонилась вперед, и он стал делиться с нею своими наблюдениями.

– Так мы не в рулевую рубку? – спросил мистер Робинсон, удивившись, что Билли Картер не повел его в сторону привычного капитанского поста.

– Сегодня нет, сэр, – ответил он. – Капитан у себя в каюте.

– Он хочет, чтобы я спустился туда? – удивленно спросил мистер Робинсон. – Послушайте, мистер Картер, вы не могли бы сказать, в чем дело?

– Право же, не могу, сэр. Но мы уже почти пришли. Остался один пролет.

Они зашагали вниз, где помещалась команда, но перед этим мистер Робинсон заметил Тома Дюмарке, прятавшегося в углу: мальчик внимательно за ним следил, словно стервятник, ждущий, пока жертва испустит дух, чтобы камнем ринуться вниз и вонзить клюв в еще не остывшую плоть. Темные глаза подростка уставились в лицо мистеру Робинсону, а его губы злобно искривились. Мистер Робинсон понял, как глубоко мальчик его презирает, но это были пустяки по сравнению с яростью, охватившей его самого, когда он увидел, как Том напал на Эдмунда. Не обращая внимания на подростка, он пошел дальше.

С удивлением заметил двух крепких членов команды, стоявших возле капитанской каюты, однако промолчал. Офицеры разошлись в стороны, и Билли Картер постучал: повисла короткая пауза, затем голос изнутри велел им войти. Старпом открыл дверь и шагнул в каюту, за ним – мистер Робинсон, весело озираясь вокруг.

– Капитан, – сказал он. – Вы хотели меня видеть.

Кендалл кивнул, и дверь закрылась. Он кивком показал на человека за спиной мистера Робинсона, и тот оглянулся: кто же там стоит? С минуту его лицо ничего не выражало. Мистер Робинсон, конечно, узнал человека, но встреча казалась настолько неожиданной и неуместной, что он лишь через пару секунд вспомнил, кого перед собой видит. А затем его внезапно охватил ужас и в то же время – спокойствие, словно самое худшее уже произошло и наконец можно расслабиться.

– Доктор Хоули Криппен, – произнес инспектор Дью, шагнув вперед и вежливо протянув руку, словно они были старыми друзьями. На его лице читалось колоссальное облегчение: он нашел, кого искал. – Надеюсь, вы меня помните. Я – инспектор Скотланд-Ярда Уолтер Дью.

– Я вас помню, – спокойно сказал доктор. – В каком-то смысле я даже рад, что все закончилось.

ЭПИЛОГ
Лондон: 16 августа – 23 ноября 1910 года

На корабле, везшем обоих назад в Англию, их держали в отдельных каютах. Среди пассажиров на борту оказался и Билли Картер, освобожденный от обязанностей на «Монтрозе» и спешивший домой к рождению сына, который появился на свет преждевременно – через шесть дней после приезда отца. (Врачи и медсестры решили, что молодой человек не в своем уме, поскольку он настоял на том, чтобы присутствовать при родах.) Хотя Картер надеялся еще увидеть мистера Робинсона – или доктора Криппена, как он постепенно привык его называть, – инспектор Дью распорядился, чтобы арестованного выпускали на палубу для моциона лишь поздно ночью, когда остальные пассажиры спали. Некоторых начало беспокоить его присутствие, и они опасались, что их сожрет самый опасный лондонский каннибал, однако преступника требовалось привлечь к суду, и доставить его обратно можно было только морем, так что пассажирам ничего не оставалось, как только смириться.

За день до прибытия в Ливерпуль инспектор Дью вошел в каюту доктора Криппена и снял с него наручники. Он принес с собой обед для обвиняемого и решил сегодня поесть вместе с ним, поскольку нужно было ему кое-что объяснить насчет предстоящего испытания.

– А, инспектор, – сказал Хоули, обрадовавшись его приходу: большую часть времени он проводил в каюте один и ужасно скучал по общению. – Очень рад вас видеть. Я гляжу, мы пообедаем вместе, – добавил он, заметив на подносе две тарелки.

– Во второй раз, – ответил Дью, вспомнив, как они вместе закусывали в Лондоне.

– Да, – сказал Хоули, с некоторым разочарованием уставившись на свою наполненную тарелку и почувствовав в голосе собеседника укоризненную нотку. – Должен сознаться, в тот раз я был с вами не до конца откровенен, не так ли? Я должен за это извиниться.

– Ну да, вы ни разу не сказали, что расчленили тело своей жены и закопали его в подвале, если вы это имеете в виду, – ответил Дью. – Хотя вынужден признать, вы полностью меня одурачили.

– Неужели? Видимо, в этом деле я мастер.

– Но одно меня поражает и даже разочаровывает в моих способностях: я подловил вас на лжи, когда вы сказали, что ваша жена уехала в Америку ухаживать за больным родственником, – но я действительно поверил и последующей вашей лжи. И теперь выгляжу полным идиотом.

– Я бы на вашем месте не волновался, инспектор, – сказал Криппен. – Судя по тому, что мне известно, меня считают чуть ли не криминальным гением. Как же меня можно было раскусить? – Несмотря на то что Хоули просидел последнюю неделю взаперти в своей каюте, члены команды пересказывали ему сплетни других пассажиров и репортажи о его злодеяниях в газетах, и постепенно он начал мрачно шутить по этому поводу.

– Правда? – удивился Дью. – Вы так о себе и думаете?

Хоули улыбнулся: к новым обвинениям он был не готов – их хватало и так.

Некоторое время они ели молча, но затем инспектор вспомнил о цели своего визита.

– Когда прибудем в Ливерпуль, – сказал он, – на набережной, вероятно, соберется толпа. Но вам не стоит волноваться. Я отдал приказ, чтобы усиленные отряды полиции сдерживали людей и ограждали вас.

– Я что, правда в такой большой опасности? – спросил Криппен, и эта мысль его почти рассмешила.

– Нет, если мы вас защитим. Но страсти накалены, вы должны это понимать. То, что вы совершили, похоже, пленило воображение публики.

– И меня теперь презирают.

– Боятся. Презирают. Не понимают.

Хоули кивнул: он догадался, что инспектор ему отчасти сочувствует, – его выдала фраза «не понимают».

– Потом мы немедленно доставим вас на поезде в Лондон, где вы поступите на содержание к Его Величеству и будете дожидаться суда.

– И когда же он состоится?

– Думаю, очень скоро. Уже в октябре.

– Отлично, – сказал Хоули. – Чем раньше все это кончится, тем лучше.

Дью смущенно уставился на него.

– Но, доктор Криппен, – сказал он, – вы ведь сознаете, что исход очевиден: против вас собраны неопровержимые улики. Не говоря уже о том, что вы признали свою вину. У вас практически нет шансов на оправдание.

– Конечно, я это сознаю.

– И понимаете, что вас ждет виселица?

– Это принесет мне огромное облегчение.

С момента встречи с инспектором Дью в каюте капитана Кендалла Хоули уже успел смириться с неминуемой смертью. Несмотря на свою невиновность, он в некоторой степени был замешан в преступлении. Однако теперь его главной задачей было взять на себя всю ответственность за убийство Коры, подтвердив непричастность Этель Ле-Нев, чтобы сохранить ей жизнь.

– А что с Этель? – спросил он, пытаясь скрыть тревогу. – Ее, конечно, отпустят?

– Разумеется, нет, – раздраженно отрезал Дью. – Она тоже предстанет перед судом. Отдельно, конечно.

– Предстанет? – переспросил Хоули, положив вилку. – Но за что? Она совершенно ни в чем не виновна. Я же вам несколько раз говорил. Она об этом ничего не знала.

– Вы оба так утверждаете. Но решать это суду.

– Но, дорогой мой инспектор, я же сознался. Признал свою вину. И уверяю вас, Этель Ле-Нев ничего не знала о том, что я совершил. Ее единственное преступление – любовь ко мне.

Дью пожал плечами:

– Я уже говорил, что не мне решать – виновна она или нет. Это задача судьи и присяжных. Вы можете утверждать что угодно, однако убеждать вам следует не меня.

Как бы то ни было, сам Уолтер Дью не был до конца уверен, что ему рассказали чистую правду. Он несколько раз допрашивал Этель Ле-Нев в ее каюте, и эта женщина приводила его в замешательство. Когда она клялась в любви к Хоули, – а это представлялось основным ее мотивом, – по-видимому, она говорила правду, но как только дело доходило до убийства Коры Криппен, Этель отказывалась признавать какую-либо вину. Она, естественно, не знала, что Хоули взял всю ответственность на себя.

– Мисс Ле-Нев подтверждает вашу версию, – сказал Дью. – Заявляет, что невиновна.

– Ну вот и замечательно, – с облегчением произнес он.

– Но если это не так, то для вас еще остается шанс. Убийство можно будет рассматривать как преступление страсти. Если вас подстрекнул к нему кто-нибудь другой, тогда…

– Инспектор, вы зря тратите время. Я никогда не допущу, чтобы Этель умерла, – если вы этого от меня добиваетесь. Понимаете, она – единственная женщина, которая меня по-настоящему любила. Она спасла меня, пожертвовала ради меня всем. Как же я могу способствовать ее гибели?

– И чем же она пожертвовала, доктор Криппен? – спросил Дью, подавшись вперед. – Какие именно жертвы принесла?

– Дом, жизнь, Англию. Она согласилась все это бросить и убежать вместе со мной, не побоявшись клейма блудницы, – ведь она не знала, что Кора на самом деле мертва. Если вы думаете, что теперь я свалю все на нее, то глубоко ошибаетесь.

Дью вздохнул: он не знал, чему верить, и радовался, что снимет с себя ответственность (за исключением тех улик, которые ему придется предъявить), как только передаст арестованного в руки королевских судей.

– И все же какой она была? – наконец спросил он, поднявшись. – Я имею в виду вашу покойную жену. Что она была за человек?

– Сущий дьявол, – ответил Хоули, немного поразмыслив. – Что бы ни случилось со мной сейчас, без нее мир стал лучше.

– Значит, не раскаиваетесь?

– Абсолютно.

«Все это, – подумал Уолтер Дью, – может вскоре измениться».

25 октября 1910 года, когда объявляли вердикт, миссис Луиза Смитсон и миссис Маргарет Нэш со своими мужьями Николасом и Эндрю сидели в переднем ряду мест для публики. Зал суда был битком набит адвокатами и барристерами, газетчиками и зрителями, которым удалось там поместиться. Снаружи вдоль улиц выстроились в ряд люди, с огромным волнением ждавшие новых известий. Тем не менее Смитсонам и Нэшам предоставили места в первом ряду благодаря той роли, которую они играли с самого начала в поимке преступников. Сама Луиза Смитсон приобрела некоторую известность, у нее взяли интервью несколько газет и разместили ее снимок на видном месте на своих первых полосах. Ходили слухи о благодарности от комиссара полиции: подобная честь впервые оказывалась гражданскому лицу, тем более – женщине.

– Николас, на этой неделе я, кажется, читала в газете о вашем брате, – сказала Маргарет Нэш, обратившись к мужу Луизы. – Точно читала.

Николас кивнул и расплылся в улыбке.

– И впрямь, Маргарет, – ответил он. – А какой заголовок: «Лорд Смитсон взобрался на Маттергорн!» [48]48
  Маттергорн (Маттерхорн, фр.Мон-Сервен, ит.Монте-Червино) – одна из самых известных вершин в апеннинских Альпах, расположенная на границе Италии и Швейцарии. Высота над уровнем моря – 4478 м.


[Закрыть]Никогда не думал увидеть такое когда-нибудь в печати.

– Я тоже, – с грустью сказала Луиза. Здоровье деверя Мартина превратилось для нее из источника постоянной надежды в повод для разочарования. Несколько дней назад жена Мартина Элизабет родила сына, и как только сообщила мужу, что он стал отцом, прежде болезненный лорд Смитсон начал чудесным образом выздоравливать, приводя в изумление врачей. Похоже, он не только справился со своими легочными проблемами, но и установил новый режим, ставя перед собой все более рискованные задачи. Его самая последняя эскапада – подъем на знаменитую гору – еще пару лет назад, несомненно, привела бы его к гибели. Теперь же он стал героем.

– Поразительно, как улучшилось его здоровье, правда? – сказал Эндрю.

– Мне кажется, он просто почувствовал себя отцом, – ответил Николас. – И не захотел больше болеть. Если хочешь знать мое мнение, все дело в силе характера.

– А ведь сколько лет прохворал.

– Элизабет говорит, что готова завести еще с дюжину, – со смехом сказал Николас. – Только бы Мартин был здоров.

С рождением каждого нового отпрыска шансы стать леди Смитсон оказывались для Луизы все более призрачными: на самом деле, она теперь махнула на них рукой и стала мечтать не о смерти деверя, а о кончине собственного супруга. Ведь если Николас помрет от какой-нибудь внезапной болезни, рассуждала Луиза, она станет богатой великосветской вдовой и наверняка отыщет себе неженатого или овдовевшего лорда. Луиза постоянно высматривала у мужа какие-нибудь признаки нездоровья, но, к ее огорчению, вид у Николаса был цветущий. Одно время она даже начала оставлять окна спальни на ночь открытыми, надеясь, что муж подхватит воспаление легких, но тот, наоборот, заявил, что ему лучше спится; а вот сама она слегла с гриппом.

– Так волнительно видеть, как вершится правосудие, правда? – сказала Луиза, чувствуя, что глаза многих в зале суда прикованы к ней, и наслаждаясь своей недавно обретенной известностью. – И при этом быть столь важной его частью.

– Но как жаль, что все это случилось, – добавила Маргарет. – Наша бедная, дорогая Кора. Такой трагический финал.

– В самом деле. Нам будет ее не хватать. Наша Гильдия поклонниц мюзик-холла потеряла ценного члена, – согласилась Луиза, повторив слова, сказанные корреспонденту «Таймс» на ступенях здания суда пару дней назад. – Как бы то ни было, мы запомним ее навсегда.

– Прекрасная подруга, – произнесла Маргарет Нэш.

– Чудесная женщина, – подтвердила Луиза Смитсон.

– Чушь, вы обе ее терпеть не могли, – фыркнул Эндрю Нэш. – Может, хватит лицемерить, дамы?

– Эндрю, какая возмутительная ложь, – сказала его жена. – Ты прекрасно знаешь, какими близкими подругами мы были с Корой.

– Если ты так настаиваешь, дорогая, – со вздохом ответил он. – В любом случае все это скоро кончится, и мы наконец заживем, как прежде. Хотя должен признать, это очень полезно для бизнеса. С тех пор, как наши имена стали мелькать в газетах, проснулся большой интерес к моим горным разработкам в Мексике. Есть надежда, что на горизонте появится куча новых инвесторов. Если дела пойдут хорошо, можно будет получить изрядный барыш. Вчера пришло письмо от Алека Хита – он тоже стал там чем-то вроде местной знаменитости.

– Ах, тише, Эндрю, – присяжные возвращаются.

В трех тысячах миль от Лондона, в Канаде, Матье Заилль и Марта Хейз сидели в редакции «Квебек Газетт», куда из Англии обязаны были сообщить о вердикте, как только его объявят. Оба напряженно следили за расследованием с того самого утра, когда доктора Криппена арестовали на борту «Монтроза», и были этим потрясены.

– Он казался таким милым человеком, – сказала Марта, сдерживая слезы, но ища утешения на плече своего нового нанимателя и друга. – Совершить такое ужасное преступление. Это бесчеловечно.

– Возможно, он и правдамилый человек, – указал Матье. – В конце концов, если он совершил зверство, это еще не означает, что у него не может быть доброго сердца.

– Ах, Матье! Как у вас язык поворачивается?

– Я просто хочу сказать, что обстоятельства порой толкают нас на поступки, за которые мы вовсе не обязательно в ответе. Кто знает, каким человеком была эта Кора?

– Она могла быть самой ужасной женщиной на свете, но это не оправдывает столь жестокого обращения.

– Конечно нет. Просто я говорю, что из-за одного злонамеренного поступка еще не становятся извергом. Пока мы плыли на борту «Монтроза», доктор Криппен – или мистер Робинсон, если угодно, – нам нравился, и мы не должны автоматически соглашаться, что ошибались.

– Вы очень снисходительны, Матье, – сказала Марта, тепло ему улыбнувшись.

– Ну, он ведь не причинил никакого вреда лично мне, – возразил Матье, пожав плечами, – поэтому я и не могу его осуждать.

– А я могу, – сказал Том Дюмарке, который издалека слушал их разговор и припомнил ночные события на борту корабля. – Я буду счастлив, если его вздернут. Ведь я мог стать его очередной жертвой.

– Да, но, вероятно, ты бы это заслужил, – ответил Матье.

– Он пытался выбросить меня за борт! Утопить меня!

– Лишь потому, что ты напал на его… его… – Он стал подыскивать подходящее слово. – Эдмунда. Этель. Его подругу, – наконец сказал он, так и не подобрав нужного.

– Его невесту, – подсказала Марта.

– Она больная, извращенка, – произнес Том, не в силах смириться с тем, что так и не сумел поцеловать Викторию Дрейк, тогда как Этель Ле-Нев – женщина– смогла. Это ударило по его самолюбию. – Надеюсь, что снимки казни опубликуют. Я бы расклеил их у себя на стенке.

– Право же, Том, – воскликнула Марта. – Как ты можешь быть таким бессердечным?

– У них в роду все такие, – сказал Матье, посмотрев на племянника с едва скрываемым презрением. – Кажется, в нашей семье лишь у меня благородные гены.

– О да, – подхватил Том. – Ты у нас замечательный. Чуть не позволил меня утопить. Это очень благородно.

– Но я ведь не позволил?

– А мог бы, – капризно повторил тот.

Матье пожал плечами.

– Об этом-то я и твержу, – сказал он. – Мы и сами не знаем, на что способны. Как человек себя поведет, зависит от обстоятельств. Будь он хоть мужчина, хоть женщина, переодетая мужчиной. Во имя любви мы иногда совершаем самые странные вещи.

В Нью-Йорке еще два человека с нетерпением ждали вынесения вердикта. Миссис Антуанетта Дрейк и ее дочь Виктория заканчивали четырехмесячную поездку по Северной Америке двухнедельным пребыванием на Манхэттене, где миссис Дрейк потчевала всех желающих рассказами о близком знакомстве с преступным доктором Криппеном.

– Этот человек был просто одержим мною, – рассказывала она друзьям на званом обеде. – Повсюду меня преследовал. Наверно, я должна была стать очередной его жертвой. Ну а что касается Виктории, эта злобная тварь по имени Эдмунд тоже за ней гонялась. Или Этель, как она теперь предпочитает себя величать. Все это так отвратительно.

Виктория почти не слушала. Ее вниманием завладела одна гостья, от которой она просто не могла оторвать глаз. Естественно, новость о том, что Эдмунд на самом деле был девушкой, вначале ее шокировала. Она смутилась, что так упорно преследовала его на борту корабля, а припомнив некоторые их беседы, залилась краской стыда. И все же, чем больше Виктория об этом думала, тем чаще признавалась себе, что еще ни к кому ее так не влекло, как к нему/ней. Их поцелуй за спасательными шлюпками в тот страшный, неистовый вечер сохранился у нее в памяти: никто еще так ее не целовал – ни до, ни после. И она никогда так не вздрагивала, как от прикосновения пальцев Этель Ле-Нев.

– Право же, Виктория, – сказала миссис Дрейк в тот же вечер, когда они возвращались в номер отеля. – Сегодня ты была такой рассеянной. Что с тобой?

– Ничего, – ответила та мечтательно, витая в облаках.

– Ты все время таращилась на эту юную мисс Хартфорд. Я понимаю, она симпатичная девушка, но зачем так пялиться?

– Я не таращилась, – возразила Виктория. – Просто меня заинтересовал ее рассказ – вот и все. Она такая обворожительная.

– Мне тоже так кажется, – сказала мать, которой по большому счету это было безразлично. – Но ты видела ее брата – Люка Хартфорда? По-моему, он к тебе неравнодушен. И к тому жеочень богат и красив, ты не согласна?

Виктория нахмурилась, подумав над этой перспективой.

– Не помню, – сказала она. – Кажется, я вообще его не заметила. Но я договорилась с мисс Хартфорд завтра вместе пообедать.

– Ах, Виктория! – воскликнула миссис Дрейк, огорчившись, что дочь вовсе не стремится выйти замуж.

– Уже идут, – сказала в ту же минуту Луиза Смитсон, подавшись на своем месте вперед и с огромным волнением предвкушая вынесение вердикта.

Когда подсудимый встал со скамьи, зал суда замер.

– Старшина присяжных заседателей, – нараспев произнес пожилой судья, лицо которого почти полностью заслонял парик. – Вы вынесли вердикт, с которым все согласны?