Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Хоули? Мисс Ле-Нев?

Ответа не последовало, и Дью окинул нервным взглядом улицу. Хотя он был старшим инспектором Скотланд-Ярда, можно предположить, что кто-нибудь, заметив, как он вошел в чужой дом, вызовет местного констебля, и его арестуют: это будет неприятно всем и наверняка рассердит самих хозяев. Впрочем, в эту минуту никто за Дью, похоже, не наблюдал, поэтому он проворно шмыгнул в дом и быстро закрыл за собой дверь.

Вновь наступила темнота, и он вздрогнул. В прихожей было холодно, хотя стояла середина лета.

– Хоули? – вновь крикнул он. – Это Уолтер Дью. Из Скотланд-Ярда. Мисс Ле-Нев?

Казалось, его слова пронеслись в воздухе и растворились где-то вдалеке. Инспектор нахмурился, и разочарование на миг сменилось недоумением: где же они? Он открыл дверь гостиной, где сиживал уже два раза, и заглянул внутрь. Там было, как всегда, безукоризненно чисто, однако на сей раз все выглядело как-то иначе. Дью быстро прошел через гостиную и очутился на кухне: потрогал рукой чайник. Холодный. Заглянул в раковину: совершенно сухо, значит, ею не пользовались по меньшей мере целый день. Закусив губу, инспектор вернулся в прихожую и широкими шагами стал подниматься по лестнице. Он открывал все двери подряд, пока не нашел комнату, которая, очевидно, служила доктору Криппену спальней, и открыл там гардероб. Тот был по-прежнему наполовину завешен одеждой, но с одной стороны висело несколько пустых плечиков, а остальные были сдвинуты в противоположную сторону. Дью мысленно попытался найти этому объяснение и спустился вниз, чтобы продолжить осмотр. Он ни на минуту не допускал, что всему этому есть какое-то зловещее объяснение, хотя уже было ясно: произошло нечто необычное.

Дью стоял подбоченясь в прихожей и думал, что делать дальше, как вдруг его внимание привлекла дверь под лестницей, которой он раньше не замечал. Он минуту смотрел на нее, а затем подошел и крепко схватился за ручку, словно боясь случайно ее выпустить. Открыв дверь, инспектор увидел лестницу в подвал и осторожно стал по ней спускаться, включив по пути единственную лампочку, которая висела в самом низу и скудно освещала помещение.

– Хоули? – вновь позвал он, на этот раз шепотом, хотя уже не рассчитывал услышать ответ.

В подвале было немного сыро и пахло плесенью. Он оказался завален всяким мусором, и, опустив глаза, Дью уставился на грязный каменный пол. Инспектору стало зябко, и он решил уже отсюда выйти, как вдруг обратил внимание на половой настил в углу помещения, на расстоянии примерно десяти футов от него. Хотя пол был повсюду ровен и покрыт пылью, здесь плиты почистили, словно кто-то впервые за долгие годы их поднял и отставил в сторону для просушки, а затем положил обратно. Дью нервно сглотнул и, подойдя ближе к этому месту, присел на корточки.

Запах ударил в нос еще раньше, чем инспектор ухватился за плиту, и он тотчас ощутил рвотный позыв. Тем не менее, немного отвернув голову, он просунул руку в щель и сумел приподнять камень: вынув три плиты, Дью отодвинул их в сторону и заглянул под низ. Смердело ужасно, но все выглядело вполне обыденно: густое, коричневое, рассыпчатое вещество, как предположил инспектор, повсюду заполняло промежуток между каменным покрытием пола и бетоном. Дью ткнул туда носком туфли, надеясь, что упрется в твердое, но вместо этого почувствовал какую-то мягкую, сочную массу, которая неестественнохлюпнула: инспектор быстро отступил назад и в страхе оглядел подвал. На минуту задержав дыхание, он опустился на колени и руками осторожно разгреб песок. Под ним он обнаружил несколько свертков, плотно завернутых в газету и перетянутых бечевкой. От них исходила жуткая вонь, и Дью в отвращении скривил губы, но, зайдя столь далеко, уже не мог остановиться. От тошноты сводило желудок, однако инспектор вынул один сверток – что не составило труда – и положил его на пол. Достав перочинный нож, перерезал бечевку, отложил ее в сторону и, взявшись пальцами за обе стороны свертка, медленно раздвинул края газеты.

Внутри он увидел кусок человеческой плоти, вместе с костями и свернувшейся кровью, величиной примерно с квадратный фут. Все было старательно препарировано и порублено, а затем тщательно завернуто в несколько слоев газеты, сквозь которую теперь сочилась густая черноватая жидкость. Сбоку инспектор заметил нечто похожее на большой палец. Сверток был очень аккуратный и, подобно остальным, где помещались отдельные части человеческого трупа, уже начал разлагаться.

15. ПОГОНЯ
Атлантический океан: воскресенье, 24 июля – вторник, 26 июля 1910 года

Капитан «Лорентика» Тейлор сидел с инспектором Скотланд-Ярда Дью в радиорубке парохода – они только что отправили капитану «Монтроза» Кендаллу сообщение по телеграфу Маркони. Всего три слова, но они говорили обо всем: «Начали погоню – помалкивайте». Затем оба спустились в личную столовую капитана и поужинали копченой семгой с гарниром из овощей и картофеля – блюдо, приготовленное главным коком «Лорентика».

– Я всегда требую, чтобы он плыл с нами, – пояснил Тейлор своему гостю. – Эти рейсы бывают порой хлопотными, и одно из немногих утешений – чертовски хороший кок на борту. Когда получаю судовую роль, всегда первым делом проверяю: кто будет еду готовить, – и если мне кок не по вкусу, судно остается в порту.

– Уверен, что ваши пассажиры оценят это по достоинству, – сказал Дью, которому безумно понравился обед.

– Пассажиры? – удивленно переспросил капитан. – Да черт с ними, с пассажирами, старина. Не думаете ли вы, что я стану переводить его таланты на эту шантрапу? Помилуйте – он работал в Париже. Готовил, знаете ли, для Сары Бернар. [33]33
  Сара Берна р (1844–1923) – французская актриса театра и немого кино.


[Закрыть]Нет, я держу его только для помощников и лично для себя. Компания думает, что он готовит и для всех остальных, но мы и об этом помалкиваем.

– Вы счастливчик, – со смехом сказал Дью. – А мне по вечерам чаще всего приходится готовить самому.

– Как ваша каюта? – спросил капитан. – Комфортабельная?

– В высшей степени. Еще раз спасибо, что предоставили мне такой прекрасный номер.

– Каюту,инспектор. Каюту.

– Конечно.

– Так значит, этот Криппен, за которым мы охотимся, – произнес Тейлор через минуту, вытаскивая пальцами рыбную кость, застрявшую между зубов: его речь из-за этого получилась слегка приглушенной. – Я читал о нем в газетах перед отплытием из Ливерпуля. Говорят, убил жену.

Дью кивнул.

– Похоже на то, – признался он. – Жуткий случай. Останки обнаружил я сам.

– Вот как?

– Он расчленил ее и спрятал в подвале. Никогда ничего подобного не встречал.

– Расскажите-ка поподробнее, инспектор, – попросил капитан, любивший всякие ужасы.

Дью вздохнул. За какую-то пару недель после исчезновения Криппена он стал чем-то вроде знаменитости, однако не любил говорить об этом деле с посторонними. Когда инспектор нашел первые свертки с останками Коры, спрятанные под каменными плитами в подвале на Хиллдроп-креснт, 39, туда явилась целая бригада врачей и криминалистов, поднявших все вверх дном. Они убрали большую часть каменного настила и обнаружили новые свертки. В морге местной больницы была собрана кошмарная головоломка, а еще через пару дней более двухсот фрагментов тела разложили для осмотра на столе перед врачами и полицейскими.

– Неряшливая работа, – сказал ему доктор Льюис, главный патологоанатом, когда инспектор сам пришел взглянуть на это ужасное зрелище. – Если бы он действительно был дипломированным врачом, то лучше бы разбирался в жизнедеятельности человеческого организма. Некоторые конечности оторваны в самых трудных местах. Напоминает новичка, разделывающего курицу. Миссис Криппен наверняка умерла еще до начала процедуры, и это само по себе счастье. Нелегко было снова сложить все фрагменты воедино, хотя, сказать по правде, это доставило мне большое удовольствие. Словно вернулся на много лет назад – в медицинское училище. Господи, чего мы там только не вытворяли. Как-то раз с моим другом Энгусом…

– Этим вряд ли можно наслаждаться, доктор, – перебил его Дью, не расположенный слушать россказни о дурацких студенческих выходках.

– Разумеется, разумеется. Однако должен признаться, я привел с собой нескольких студентов, чтобы взглянули на труп, и даже парочку своих коллег. Кажется, этот человек когда-то работал на бойне, верно?

– Я знаю лишь то, что писали в газетах, – ответил Дью. – Так же, как и вы.

– Меня это просто удивляет – вот и все. Хотите верьте, хотите нет, но скотобойня – прекрасное место для овладения навыками анатомирования. Если бы кое-кто из этих ребят захотел, то мог бы открыть свой кабинет на Харли-стрит.

– Возможно, он нервничал. Этим объясняется его небрежность.

– Надо полагать.

– Вы уже собрали труп?

– Почти.

– Что значит «почти»?

Льюис удивленно посмотрел на него.

– Вы разве не знаете, что до сих пор не нашли голову? – произнес он.

Голова. Несколько последних недель все лондонские газеты были поглощены поисками головы Коры Криппен. Это была единственная часть тела, которой не обнаружили в подвале на Хиллдроп-креснт, 39, и она стала последним кусочком головоломки, необходимым для того, чтобы можно было сложить останки в гроб и похоронить их. Уличные мальчишки по всему Лондону открывали мусорные баки и заглядывали в сточные трубы, а по набережным Темзы бродила компания людей, дожидавшихся, не прибьет ли голову к берегу. Ходили слухи, что газета «Экспресс» пообещала 100 фунтов стерлингов мужчине, женщине или ребенку, который найдет голову первым и принесет ее в редакцию: целая толпа Саломей [34]34
  Саломея, или дочь Иродиады (ок. 14 – между 62 и 71 гг. н. э.), согласно Библии, исполнила танец для своей матери и отчима Ирода Антипата в день его рождения, потребовав в награду голову Иоанна Крестителя. Легенда о Саломее легла в основу одноименной пьесы Оскара Уайльда (1896).


[Закрыть]из лондонских низов откликнулась на этот призыв.

– Я весь день держу под рукой нюхательную соль, – сказала миссис Луиза Смитсон мужу Николасу и своим друзьям Нэшам, когда они вместе пили чай в ресторане «Савой» несколько дней спустя. – Стоит об этом подумать, и мне становится дурно. Когда вспоминаю, как мы сидели в этом доме, ужинали… Да он же мог убить нас всех.

– Луиза, перестань, – взмолилась Маргарет Нэш.

– Ума не приложу, что же он мог подмешать в еду, – произнес Николас Смитсон. – Возможно, это какой-нибудь яд замедленного действия и однажды утром мы все не проснемся?

– Ах, Николас!

– Ну как же об этом не думать? – возразил он. – Что, если он убивал и других людей и где-нибудь их тоже закапывал? Варил суп из их костей? Что, если подобную судьбу он уготовил нам всем?

– Протертый суп из Смитсона, – сказал Эндрю Нэш с грубым хохотом. – Спасибо, не хочу. Предпочитаю мясной бульон.

– Меня сейчас стошнит, – проговорила Луиза. – Николас, если ты сейчас же не прекратишь эти разговоры, меня стошнит.

– Дорогая, – сказала Маргарет и, подавшись вперед, погладила ее по руке. – Ты переутомилась. К тому же все эти невыносимые репортеры.

– Они меня изводят, – с радостью призналась она. – Как только открываю дверь, на пороге всегда стоит новый.

– Видел письмо во вчерашней «Таймс», Эндрю? – спросил со смехом Николас, взглянув через стол на друга. – Какой-то читатель спрашивает, не пора ли разрешить женщинам поступать на службу в полицию. Почему бы нам под шумок не заделать Луизу Смитсон инспектором Скотланд-Ярда? По-моему, она даст фору многим тамошним офицерам. – Он чуть не подавился от смеха – столь абсурдным казалось это предложение.

– Лично я – за, – сказала Маргарет Нэш. – Инспектор Смитсон. А ты как считаешь, Луиза?

– Бродить по Лондону и искать в подвалах обезглавленные трупы? – вздрогнув, спросила она. – Нет уж, не думаю.

В действительности Луиза чрезвычайно гордилась своими действиями и наслаждалась каждой минутой свалившейся на нее славы. Все величали ее героиней – начиная с владельца местной бакалейной лавки и заканчивая принцессой Уэльской, которая похвалила ее в приватной беседе, о чем тут же написали в газетах.

– Тем не менее он показался мне очень приятным, приветливым человеком, – промолвил инспектор Дью.

– Приятным? – недоверчиво переспросил капитан Тейлор. – Мужчина, который разрубил свою жену на мелкие кусочки и съел? Кого же в таком случае вы назвали бы хамом?

– Но ведь я тогда еще об этом не знал, – сказал Дью в свою защиту. – В действительности он казался очень кротким. К тому же он ее не ел.

– В тихом омуте черти водятся.

– На самом деле это встречается редко, – возразил Дью. – Человеку нелегко до такой степени скрывать свое истинное лицо. Мне кажется, однажды вечером он просто сорвался. Не вынес ее издевательств.

– Если б он просто сорвался, инспектор, то разве стал бы покупать заранее яд? Ведь это попахивает умышленным убийством. Во всяком случае, так писали в газетах. Что он купил пузырек гидро-чего-то-там в аптеке на Оксфорд-стрит.

– Конечно, конечно, – согласился Дью. – Просто я думаю, она сама его довела – вот и все. Он не видел другого выхода. К тому же это был гидробромид гиосцина – один из самых эффективных и быстродействующих ядов.

– Вы так говорите, будто сочувствуете ему.

– Правда? – удивленно спросил он. – Нет, вам просто показалось – на самом деле я ему не сочувствую. Он совершил страшное преступление. Но я постоянно спрашиваю себя: о чем он сейчас думает? Сожалеет ли о случившемся? Не снятся ли ему кошмары? Ведь нелегко совершить такое, а потом просто обо всем забыть. Убить человека и таким вот образом избавиться от трупа. Это ужасно.

Три предыдущих недели сам Дью не мог думать ни о чем другом. Обнаружив останки Коры, он не спал несколько ночей подряд и с тех пор страдал от неуверенности в себе и подавленного настроения. Неуверенность проистекала из сознания того, что, возможно, он вовсе и не опытный сыщик, которым себя считал. За всю карьеру его ни разу так не обманывали, не оставляли в полных дураках. А мучился он из-за того, что это жуткое преступление на самом деле совершил доктор Криппен. Дью пытался поверить, что он этого не делал, что это досадная ошибка, однако невозможно было отрицать очевидное. И вот человек, с которым он надеялся подружиться, ощущая с ним чисто человеческое родство, теперь плыл где-то посреди Атлантического океана, не догадываясь, что тот, кто еще недавно его уважал, уже сидит у него на хвосте, гонится за ним и мечтает лишь об одном – доставить его обратно в Лондон и увидеть наконец, как он болтается на веревке. Кем же после всего этого должен считать себя Дью?

– Мне кажется, – произнесла Маргарет Нэш, доедая пирожное, – пресловутого доктора Криппена необсуждают сейчас лишь те, кто находится к нему ближе всего, – их-томне особенно жаль. Это пассажиры первого класса, плывущие на борту «Монтроза». Одному богу известно, когда он нанесет следующий удар. Теперь этот человек почувствовал вкус крови. И не забудет его никогда, – выспренне добавила она: глаза ее сверкали, а в уголках алых напомаженных губ блестела слюна.

По телеграфу Маркони пришло два сообщения с интервалом в пятнадцать минут. С тех пор, как пару дней назад капитан Кендалл привел Билли Картера в радиорубку и рассказал о своих подозрениях насчет мистера Робинсона и его предполагаемого сына, – с того момента, как капитан попросил его отправить сообщение в Скотланд-Ярд с данной информацией, старпом проводил в этой рубке все больше и больше рабочего, а также немалую долю свободного времени. В последующие дни капитан ясно дал понять, что о происходящем нельзя говорить никому – даже другим помощникам. Теперь в этой каюте в любое время дня можно было встретить либо старшего помощника, либо самого капитана – они сидели на корточках перед аппаратом Маркони и ждали, когда тот с шипением оживет и начнет подавать сигналы. Постоянное присутствие их обоих в рубке смущало других членов команды, но они были хорошо вымуштрованы и лишних вопросов не задавали.

Как оказалось, радиорубка пришлась Билли Картеру по душе. Она была тихой и уединенной, теплой, но не душной, в отличие от его собственной каюты – тесной и без иллюминатора: капитан Кендалл не позволил ему занять привычные покои мистера Соренсона. В радиорубке Картер мог сидеть часами, положив ноги на стол, попивая кофе из кружки, читая книгу или мечтая о возвращении домой – о том, как все изменится с рождением малыша. В глубине души старпом даже благодарил мистера Робинсона за то, что он расчленил свою жену. Это означало, что никаких задержек не предвидится: по расписанию «Монтроз» и «Лорентик» должны встретиться еще до конца месяца, как только оба парохода подойдут к берегам Канады. Необходимо строго придерживаться этого графика, и значит. Картер может успеть на корабль, отправлявшийся обратно в Европу третьего августа, чтобы поскорее вернуться к своей семье.

Первое сообщение пришло в 18.15 – то был ответ на депешу, отправленную капитаном Кендаллом накануне поздно вечером. Картер получил его и быстро записал в блокноте, хмурясь и не зная, как сообщить эту новость старику. Он ходил взад и вперед по каюте, ероша рукой кудри и обдумывая возможную реакцию капитана. И когда старпом уже решил отправиться с этой информацией к капитану, Кендалл сам распахнул дверь радиорубки и шагнул внутрь.

– Мистер Картер, – зычно произнес он. – Опять sans [35]35
  Без (фр.).


[Закрыть]фуражки. По-моему, я говорил вам…

– Да уж тут-то зачем? – возразил молодой человек. – Здесь же ни единого пассажира.

Кендалл поднял брови. Вся эта молодежь одинаковая. Всегда наготове дерзкий ответ, удобная отговорка. Никогда не сделают так, как им велят, – это было бы слишком просто.

– Отставить, – вздохнул он, не желая ввязываться в спор.

– По правде говоря, капитан, я как раз собирался идти к вам, – сказал Картер, нервно закусив губу.

– Да?

– Пару минут назад пришло сообщение.

– Ну и что? – спросил он, с подозрением разглядывая старшего помощника. Что с ним? Переминается с ноги на ногу, словно кенгуру, страдающий запором. – Что там говорится? Они хотят, чтобы мы заперли его на замок?

– Кого заперли?

– Кого? Кого?Вы что, дурак? О ком вы думаете? О юнге Джимми? Криппена, разумеется! Они сказали пока ничего не предпринимать, чтобы не вызвать паники. И что же случилось? Они изменили решение?

Картер покачал головой, поняв, что капитан думает и говорит совсем о другом.

– Нет, сэр, – сказал он. – Это не имеет никакого отношения к мистеру Робинсону. Это связано с мистером Соренсоном.

Кендалл разинул рот и застыл на месте. Он казался испуганным, как великий актер, у которого неожиданно отняли текст и он вдруг обнаружил, что ничего не может сказать.

– Мистер Соренсон? – переспросил он, затаив дыхание. – Что с ним?

– Это ответ, – сказал Картер, – на ваше сообщение, отправленное вчера вечером. Где вы интересовались его здоровьем.

– Ну так читай же его, – прошипел Кендалл, с трудом себя сдерживая.

Билли Картер опустил взгляд в блокнот и громко прочитал – точь-в-точь, как передали по Маркони:

– «Соренсон критическом состоянии. Непредвиденные осложнения. Необходимо несколько дней выздоровления. Сейчас коме, но врачи обнадеживают».

Он нервно поднял глаза на капитана.

– Дальше, – резко приказал Кендалл.

– Это все, сэр, – ответил старпом. – Больше ничего.

– Все? – переспросил капитан, вырвав блокнот у парня из рук и уставившись на запись: ему хотелось изменить ее, расширить, добавить информации – все, что угодно, лишь бы успокоиться. – Это все, что они сказали?

– Сэр, вы же знаете, депеши должны быть краткими.

– Краткими? Краткими! – заорал он. – Важнейший член команды умирает, а они заботятся от краткости сообщений! Это неслыханно.

Капитан отвернулся и снова прочитал сообщение, а затем, приложив большой и указательный пальцы к глазам, с силой на них надавил. Мистер Соренсон в коме, а он, его самый близкий друг, – здесь, на расстоянии в тысячи миль, торчит на этом корабле посреди Атлантического океана вместе с идиотом-старпомом, убийцей и его переодетой спутницей – веселенькая компания. «Капитан Блай никогда бы такого не потерпел», – подумалось ему.

– Простите, сэр, – произнес Картер. – Я знаю, он хороший ваш друг, но…

– Друг? – гаркнул тот. – Я – его старший по званию, Картер, и этим все сказано. На торговом флоте ни о какой дружбе не может быть и речи.

– Но вы же явно расстроены.

Кендалл наклонился к старпому: его лицо над седой бородой казалось багровым.

– Я вовсе не расстроен, – сказал он. – Просто я люблю, чтобы меня своевременно информировали о том, каких членов команды я смогу увидеть в будущем – вот и все. Вы знаете, мистер Картер, это не последнее мое плавание. Хотя для вас оно, возможно, и будет последним.

Билли Картер на него изумленно уставился. Он никогда не видел, чтобы человек за такое короткое время оказался на грани истерики, и теперь задумался, какие же отношения связывали капитана Кендалла и старшего помощника Соренсона. Может, они дальние родственники? Или ходили в одну школу? Он уже собрался задать какой-нибудь подобный вопрос, как вдруг пронзительный звук за спиной известил их о том, что пришло новое сообщение, и оба моментально обернулись.

– Это они! – закричал Кендалл, бросившись к приемнику. – Он умер. Ручаюсь. Скончался, а рядом не было ни единого друга.

– Капитан, прошу вас, – взмолился Картер, пытаясь вырвать у него из рук прибор. – Разрешите мне принять сообщение. Я тотчас передам его вам.

Кендалл смягчился и, закрыв лицо руками, грузно уселся на маленький диванчик, стоявший вдоль стены, а старпом тем временем быстро записывал новое сообщение в блокноте прямо под предыдущим. Капитан погрузился в воспоминания о том, как они с мистером Соренсоном проводили время на борту «Монтроза». Как вместе ужинали, беседовали, вечера напролет играли в шахматы. Ночами они сидели на палубе рядом со штурманской рубкой и наблюдали за звездами, рассказывая друг другу, что их единственная владычица – морская гладь, ибо никто из них не встречал женщину, которая смогла бы ее заменить. Неужели эти ночи прошли безвозвратно? Неужели так безвременно окончилась их дружба? Он смотрел на Билли Картера сквозь пелену слез и ждал страшного известия.

– Успокойтесь, сэр, – сказал Картер, оглянувшись на него, слегка смущенный тем, как разволновался капитан. – Это не из больницы.

– Нет?

– Нет, с «Лорентика».

– Откуда? – Его мысли были далеко, и он не успел сходу переварить эту новую информацию.

– С «Лорентика». Корабля, на котором плывет инспектор Дью.

Кендалл неторопливо кивнул, припоминая.

– Ах да, – сказал он. – Конечно. Ну и что? Что там говорится?

Картер снова перечитал про себя телеграмму, как будто еще не знал ее содержания, однако на сей раз не стал передавать его дословно, а перефразировал.

– Здесь сказано, что они набрали скорость и должны обойти нас 27-го числа. Затем они, возможно, пришлют к нам Дью или немного подождут. Тем временем мы должны плыть дальше, не сбавляя скорости. Главное – не проговориться. Он снова просит, чтобы мы помалкивали.

– Помалкивали, – недовольно повторил Кендалл. – Уже второе сообщение с этой просьбой. Тысяча чертей – а чем же мы, по его мнению, занималисьпоследние несколько дней? Так помалкивали, что впору открывать приют для немых.

Картер уставился на него, приготовившись к очередной театральной сцене.

Но Кендалл встал и взял себя в руки: вытер глаза и одернул китель, расправив складки.

– Ладно, Картер, – сказал он, кашлянув и боясь встретиться глазами со старпомом. – Очень хорошо, продолжайте. Если поступят новые сообщения, несите их прямо ко мне в каюту. Немедленно.

– Конечно, сэр.

– В любое время.

– Да, сэр.

– Я ложусь поздно.

– Понятно, сэр.

– Может, почитаю книгу, – пробормотал капитан, открывая дверь. – Или напишу что-нибудь в дневнике. В любом случае – спать не буду.

– Как только получу новости – сразу к вам.

Кендалл кивнул и закрыл за собой дверь, а старший помощник откинулся на спинку стула и в изумлении покачал головой. Потом вдруг рассмеялся, но через минуту затих, покачав головой уже просто недоуменно.

Он заметил на диване какой-то предмет и глянул на дверь, но та была уже плотно закрыта – капитан ушел.

– Эй, – громко выкрикнул он, ни к кому конкретно не обращаясь, – фуражку забыли.

– Вы хотели меня видеть, капитан? – У штурманской рубки «Монтроза» остановился мистер Джон Робинсон и, заглянув внутрь, заметил там обеспокоенного капитана Кендалла, сжимавшего в руках бинокль. Сам Кендалл был погружен в воспоминания о своем больном друге, но тотчас вернулся к реальности, увидев перед собой человека, которого считал пресловутым Хоули Харви Криппеном.

– Вас? – переспросил он, на миг оцепенев.

– Кто-то из вашей команды заглянул в мою каюту и сказал, что вам нужно со мной переговорить.

– Ах да, конечно, – ответил капитан, приглашая его войти. – Прошу прощения. Замечтался.

Мистер Робинсон улыбнулся. Он немного удивился, когда матрос передал ему это сообщение, и сразу же заволновался. Неужели они узнали правду? Капитан собирается сказать ему обо всем в лицо? Мистер Робинсон слегка вздрогнул, когда мужчина к нему приблизился.

– Здравствуйте? – Чей-то голос сзади заставил обоих обернуться: они увидели спешившую к ним миссис Дрейк.

– Мистер Робинсон, – сказала она. – Я увидела, как вы поднимаетесь, и решила пойти следом. Надеюсь, вы не возражаете.

Она повернулась к капитану – на его лице застыла вымученная улыбка.

– Разумеется, нет, миссис Дрейк, – ответил Кендалл. – Я просто пригласил мистера Робинсона взглянуть на штурвал. Подумал, возможно, ему будет интересно.

– О, прелестно, – воскликнула она.

– Вы подумали, это будет интересно мне? – немного удивленно переспросил пассажир.

– Да. Вы же настоящий мужчина, не так ли? Покажите мне человека, которого не интересует, как работают машины и механизмы, и я покажу вам того, кто напрашивается на порку, – так я всегда говорю. Правда, сейчас порка на военно-морском флоте больше не применяется, – добавил он. – А жаль.

– Но, капитан, мы ведь не на военном флоте, – вставила миссис Дрейк. – Это торговое судно.

– И впрямь. Спасибо, что напомнили, миссис Дрейк.

Приглашая мистера Джона Робинсона в штурманскую рубку «Монтроза», капитан преследовал двоякую цель: во-первых, хотел отвлечься от событий, происходивших в Антверпене, где, по его предположениям, священники уже соборовали мистера Соренсона, а гробовщик измерял его рост. Во-вторых, капитан надеялся лично вывести Робинсона на чистую воду, уличив его в неоднократной лжи. С тех пор, как по телеграфу Маркони поступила вторая депеша с «Лорентика», Кендаллу пришло в голову, что он выстроил свою теорию на нескольких очень простых уликах, которые легко истолковать превратно: истинная сущность Эдмунда Робинсона… страстные объятия отца и сына… тот факт, что словесный портрет, помещенный в газете, примерно соответствует внешности мистера Робинсона. Тем не менее, если вдруг окажется, что он ошибся, и найдется какое-нибудь невинное объяснение их обмана («Но разве подобные вещи бывают невинными?» – спросил он себя), еслиэто все же произойдет, то сам Кендалл будет унижен и, возможно, арестован инспектором Дью за то, что попусту отнял у полиции время. «Что, если инспектор не захочет возвращаться в Скотланд-Ярд без добычи? – думал капитан. – Любойдобычи?» В таком случае он никогда не вернется в Антверпен. Так или иначе, сейчас этот человек находится здесь, и Кендалл задаст ему пару вопросов, не обращая внимания на миссис Дрейк.

– Как интересно, – сказала она, бросая жадные взгляды на механизмы и рычаги управления. – Даже не знаю, как вам удается за всем этим уследить. Столько разноцветных кнопок и рукояток. Я бы, наверно, перепутала все на свете.

– Это становится второй натурой, – сказал Кендалл, потянувшись за инструкцией по кораблевождению, оставленной на столе, а затем, резко схватившись за плечо, вскрикнул от боли.

– Капитан, что с вами? – спросила миссис Дрейк.

– Плечо, – ответил он. – Старая рана. Всегда болит, когда напрягаю.

– Вы должны показаться врачу.

– У нас на борту есть врач, но ему никак не удается меня вылечить. Так что я обычно помучаюсь денек-другой, а потом все проходит само. – Он, конечно, лгал, рассчитывая, что мистер Робинсон спросит о симптомах: капитан с надеждой на него смотрел, но почувствовал разочарование. Очевидно, мистеру Робинсону больше нравилось глазеть в иллюминатор, нежели обсуждать выдуманные травмы.

– Вы любите море, мистер Робинсон? – спросил капитан через минуту.

– Не очень, – признался тот.

– Неужели? Вы много плавали? Кажется, вы из Лондона?

– Да.

– Родились там?

– Да.

– И прожили там всю жизнь?

– Да.

– Ясно, – сказал он. И тут осечка. – А ваш сын? – спросил он сквозь зубы, злясь, что вообще вынужден притворяться. – Тоже из Лондона?

Мистер Робинсон обернулся и, подняв брови, уставился на допросчика. К чему столько вопросов? – подумал он. Может, капитан хочет заставить его признаться, что Эдмунд – вовсе не его сын? В этом и есть его уловка?

– А мне море всегда нравилось, – послышался между ними тоненький голосок. – У мистера Дрейка есть яхта, которую он паркует недалеко от Монако.

– Ставит на якорь, – поправил капитан Кендалл.

– Простите?

– Ваш муж ставит ее на якорь недалеко от Монако, – ответил он. – Паркуют автомобили. Или велосипеды. Но только не лодки.

– О, конечно, – хихикнула Антуанетта. – Какая же я дурочка. Но мне так нравится плавать на яхте. И Виктории тоже. Морской воздух так освежает. Конечно, эти долгие путешествия немного утомляют, хотя, признаться, странно: я села на корабль уставшая и все никак не могу выспаться. Правда, удивительно?

– Вы принимаете какое-нибудь снотворное? – спросил капитан.

– Время от времени. Но оно не всегда действует. Порой просыпаюсь из-за него с ужасной головной болью.

– Лично я предпочитаю природные средства, – произнес Кендалл, нарочно отвернувшись от мистера Робинсона. – Лечебные травы. Восточные снадобья. Гомеопатические препараты, – добавил он.

– Правда? – спросила миссис Дрейк, в отвращении скривив рот, словно глотнула прокисшего молока. – Как необычно.

– По правде говоря, они бывают очень эффективными, – присоединился к дискуссии мистер Робинсон, совершенно не догадываясь, что капитан метил именно в него. – И в наше время становятся все более популярными. Далеко не все болезни можно вылечить медикаментами и стимуляторами.

– Стало быть, вы интересуетесь гомеопатией, мистер Робинсон? – спросил Кендалл.

– Немного.

– Хорошо в ней разбираетесь?

– Немного.

– Когда-нибудь принимали эти препараты?

– Немного.

От злости Кендалл сжал кулаки. Либо этот человек хитер как лиса, либо невинен как агнец. Капитан еще не решил.

– Капитан, как вы считаете, мы плывем по расписанию? – спросила миссис Дрейк. – Прибудем в Канаду к концу месяца?

– Полагаю, да, – ответил он. – Я никогда в жизни не приводил корабль в порт раньше или позже срока и в этом плавании тоже не собираюсь нарушать традицию. Что бы ни случилось.

– Что бы ни случилось? И что же, по-вашему, должно случиться?