Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Ой, сейчас описаюсь, – наконец вскрикнула Луиза и, чтобы перестать смеяться, вспомнила о канаве, из которой вышла.

– Она что, совсем из ума выжила? – спросил Николас. – Или начиталась любовных романов с цветистым слогом? Я бы назвал это самым странным извинением в истории.

– Недоумение вызывает даже не это, а ее внезапное превращение в преданную жену. Как она там его назвала? «Добрый, заботливый и прекрасно чуткий муж Хоули». Думаешь, она пьяная это писала?

Николас покачал головой и пожал плечами:

– Трудно сказать. В любом случае я всегда считал, что у нее не все дома. Возможно, под конец совсем до ручки дошла. Но, как ни крути, она избавила тебя от хлопот.

– Меня?

– Ну да, теперь тебе не придется официально исключать ее из вашего клуба, так ведь?

– Да, наверно, – сказала Луиза, посерьезнев. – Но все это очень странно, ты не находишь? Я даже не знала, что у нее родственники в Америке. И так быстро уехать. Она никогда не казалась мне этакой Флоренс Найтингейл. [42]42
  Флоренс Найтингейл (1820–1910) – легендарная английская сестра милосердия, зачинательница современных методов ухода за больными, получила прозвище «Женщина с лампой».


[Закрыть]И все это самобичевание. Так на нее не похоже.

– Если хочешь знать мое мнение, это к лучшему. – Николас поднялся и посмотрел в зеркало на галстук. – Отлично, – добавил он, довольный тем, что трудоемкий обряд одевания наконец позади. – Вот я и готов к сегодняшнему дню. Если понадоблюсь – я в кабинете, почитаю газетку.

– Хорошо, дорогой, – рассеянно сказала Луиза, когда он вышел из комнаты. Она села и еще раз перечитала письмо – на сей раз уже без столь бурного веселья, как прежде. Хотя Кора Криппен вновь вызвала у нее презрение, Луиза не могла избавиться от ощущения, что ситуация довольно странная. Очень немногие люди на ее памяти поступали совершенно нетипично для себя, а каждая строка послания свидетельствовала именно об этом. Прочитав корреспонденцию, Луиза обычно ее выбрасывала, однако на сей раз решила пока оставить письмо у себя.

20 февраля

Миссис Маргарет Нэш никогда не понимала, да никогда и не стремилась понять Шекспира, а ее мужу Эндрю театр казался ужасной скучищей. Однако сеньор Эдуардо дель Поко, глава мексиканской фирмы, обеспечивавшей его компанию основной рабочей силой в стране, считал себя немного литератором и специально попросил, чтобы во время отпуска в Лондоне его повели на шекспировскую постановку. Поэтому Эндрю купил четыре билета на «Сон в летнюю ночь» для своей жены, себя, а также сеньора дель Поко и его спутника – восемнадцатилетнего мускулистого юноши с тонкими, как карандаш, усами, которого звали просто Рамон. Спектакль давали в Театре Гаррика, [43]43
  Лондонский театр Друри-Лейн, в котором играл знаменитый актер Дэвид Гаррик (1717–1779). В 1743 г. Гаррик взял театр в аренду и оставался его руководителем до 1776 г., когда продал его Р. Б. Шеридану.


[Закрыть]и Нэши высидели первые три акта, испытывая растущую скуку: в определенный момент Маргарет стала развлекать себя тем, что пыталась вспомнить названия городов в Англии, начинающиеся с разных букв алфавита. Она дошла до Ньюкасла и застряла на «О». Когда занавес наконец опустился и наступил антракт, Эндрю Нэш облегченно вздохнул, мечтая поскорее добраться до бара.

– Чудесная вещь, правда? – сказал он, с жаром похлопав сеньора дель Поко по спине, и стал оттеснять его к проходу. – Мы с Маргарет редко выбираемся в театр. То ли дело раньше. Я очень любил театр. И конечно, всегда был большим поклонником Шекспира. «Веронский купец», «Ричард IV», «Трагедия ошибок» – какие чудесные пьесы. Но знаете, если мы поспешим, то можем еще успеть на ужин в «Савой».

– Но это всего лишь антракт, – сказал сеньор дель Поко, сощурившись и распознав в Нэше необразованного кретина. – Осталось еще целых два акта.

– Разумеется, – через минуту ответил Эндрю, и сердце у него упало. – Я просто вас проверял. Когда смотришь такое чудесное представление, даже есть не хочется. И длинные они, эти два акта?

– Может, выпьем в перерыве, Эндрю? – предложила Маргарет Нэш, не обратив внимания на faux pas [44]44
  Оплошность (фр.).


[Закрыть]супруга. – Наверху есть бар. По-моему, Рамон умирает от жажды.

– Не обращайте на него внимания, – сказал сеньор дель Поко, смерив юношу сладострастным и в то же время презрительным взглядом. – Он дешевле пыли, приставшей к ступням ящериц, которые питаются мухами в горах Сьерра-Мадре.

– Ладно, – бодро произнес Эндрю. – Тогда не ради него. Вы-то сами наверняка выпьете со мной виски?

– Конечно. Мои уста подобны листку, что тысячи лет перелетал с одной песчаной дюны на другую в пустыне Сахара: ему постоянно грезился вдалеке оазис, но никогда не удавалось туда приземлиться по милости жестоких ветров сирокко.

– Меня и самого слегка сушит, старик, – ответил Эндрю.

Четыре спутника направились в бар, довольно приветливо друг с другом болтая – все, за исключением юного Района, который не мог связать по-английски и двух слов. (Сеньор дель Поко привез его в Лондон вовсе не из-за ораторских способностей.)

– Два виски и один херес, бармен, – сказал Эндрю, прислонившись к стойке и рассеянно оглядев помещение. Театралов он недолюбливал. Они казались ему изнеженными, а он терпеть не мог женственных мужчин. Сам Эндрю сколотил капитал на строительстве, считая его занятием для настоящего мужчины – полезной и честной работой, от которой растут мускулы и банковские счета. Строительные работы, проводившиеся его фирмой в Мексике, длились уже полтора года, и за это время он успел почти удвоить свое состояние. Впрочем, шестая часть всех доходов от вложения переходила к сеньору дель Поко, который обеспечивал услуги мексиканских крестьян за малую долю их истинной стоимости, а потом тратил свои деньги на заграничные каникулы и оплату таких спутников, как бессловесный Рамон.

– Эндрю, смотри! – сказала Маргарет Нэш, легко постучав его по руке: в другом конце бара она кого-то заметила. – Взгляни туда!

– Что? – спросил он, и все трое мужчин повернулись в ту сторону, куда она показывала. – Что такое?

– По-моему, это доктор Криппен? – сказала она.

– Какой еще доктор?

– Криппен. Ну ты же помнишь его. Недавно мы провели у него кошмарный вечер. Вместе с Николасом и Луизой. Его жена постоянно ссорится с ним на людях.

– Жену, которая ссорится со своим мужем, нужно взять и повесить в центре города, чтобы люди забросали ее камнями, а сама она прокляла тот день, когда ее отец влез на кобылу – ее мать, – высказал мнение Эдуардо. – Необходимо примерно ее наказать.

– Ах да, Криппен, – произнес Эндрю, смутно его припоминая. – Ну и что из этого? Почему ты на него уставилась? – раздраженно спросил он, недовольный тем, что жена прервала его речь о проблемах современной Британии.

– Я уставилась не на него, – возразила она, защищаясь, и, повернувшись к ним, сделала шаг вперед, из-за чего они стали казаться группой заговорщиков, – а на ту, с кем он. Видишь ли, от него ушла жена. Якобы уехала в Америку ухаживать за больным родственником, но мы с Луизой Смитсон считаем, что здесь что-то нечисто. И вот он в театре с другой женщиной.

– В моей стране мужчина может иметь множество женщин, – ликующе сказал сеньор дель Поко. – Ведь их столько же, сколько звезд на небе. – По правде говоря, он уже много лет не прикасался к женщине, но не собирался в этом признаваться. – Есть лишь одна вещь, которая для мексиканского мужчины важнее женщин, – деньги. Потому что за деньги можно купить все.

– Какой позор, – сказала Маргарет, бросив украдкой еще один взгляд. – Он сопровождает женщину, ужинавшую с нами в тот вечер. Не помню ее имени – какое-то вульгарное. К тому же дурнушка. С этим отвратительным шрамом над верхней губой. Взгляни на нее – вырядилась, как невесть кто. А его жена занята сейчас таким удивительно милосердным делом. Позор. Как думаешь, мне подойти и сказать что-нибудь?

– Нет, не трогай его, – ответил Эндрю. – Если я ничего путаю, он все равно страшный зануда.

Она ждала, сколько хватило сил, но в конце концов гнев взял над ней верх, и, несмотря на настойчивую просьбу Эндрю не трогать Криппена, она извинилась перед тремя мужчинами и быстро зашагала в тот угол залы, где Хоули и Этель ворковали, прижимаясь друг к другу: при этом он нежно поддерживал ее за локоть.

– Доктор Криппен? – сказала Маргарет, встав рядом и вытянув шею, словно индюк. – Это ведь вы?

Хоули немного ошеломленно взглянул на нее, и улыбка постепенно сошла у него с лица.

– Да, – ответил он.

– Я Маргарет Нэш, – представилась она. – Мы с мужем недавно провели у вас дивный вечер.

Хоули кивнул и подождал пару минут, но затем понял, что ничего не остается, кроме как ответить.

– Я помню, – сказал он. – Как поживаете?

– Прекрасно, – ответила она. – Мы с Эндрю обожаем театр. Ходим при каждой возможности. А вы завзятый театрал?

– Право же, нет, – возразил он, посмотрев в сторону зрительного зала. – Но в любом случае нам пора возвращаться на места.

– Погодите минуточку, – сказала она, преградив ему дорогу и взглянув на Этель. – Здравствуйте, – произнесла, притворно улыбнувшись. – Кажется, мы где-то встречались?

– Не думаю, – ответила Этель.

– Да, конечно встречались. Я помню ваше лицо. Очень хорошо помню ваш шрам. Он сильно бросается в глаза.

– Мисс Ле-Нев – моя коллега, – грубо отрезал Хоули. – Сейчас нам действительно пора вернуться на свои места.

– А какое красивое ожерелье, – сказала Маргарет и, протянув руку, крепко ухватилась за кулон с голубым сапфиром, висевший на шее Этель. Если бы она потянула сильнее, то задушила бы ее. – Но, кажется, я его уже где-то видела?

– Сомневаюсь, – произнес Хоули, отчаянно пытаясь от нее отделаться.

– Конечно видела. На Коре. И эти красивые серьги у вас в ушах. Как мило с ее стороны, что дала поносить их вам, пока сама в отъезде. Эта доброта так для нее характерна.

Она уставилась на Этель с ледяной улыбкой: верхние зубы слегка выступали над ее нижней губой. Этель тоже посмотрела ей в глаза, не собираясь ни в чем сознаваться.

– Мило, не правда ли? – сказала она. – Она очень щедрая женщина.

– И впрямь, – произнесла Маргарет, со щелчком раскрыв веер.

– Что ж, до свидания, – внезапно попрощался Хоули и, протиснувшись мимо нее, взял Этель за руку и повел обратно в зал.

Маргарет пару минут смотрела им вслед, а затем вернулась к своей компании, закипая от ярости.

– Какое бесстыдство, – заявила она, прервав беседу троих мужчин. Все они обернулись и посмотрели на нее. – Вот так нахалка.

– Что она натворила? – спросил Эндрю, с удивлением заметив, как покраснело лицо жены. Ее эмоции давно уже не достигали такого накала.

– Эта дешевка расхаживает под ручку с Хоули Криппеном, в украшениях его жены. Если хочешь знать мое мнение, это более чем странно, поскольку мне не известно ни одной женщины, которая, уезжая на любой срок, оставила бы дома свои лучшие украшения.

– На твоем месте я бы не вмешивался, – сказал Эндрю, которого не особо интересовали обстоятельства жизни других людей, если те не касались его напрямую. – Это не твое дело.

– Но я уже вмешалась, Эндрю. Кора Криппен – моя подруга. Нет, завтра утром я первым же делом все выясню, обещаю тебе.

Прозвенел звонок, возвестив о начале следующего акта, и все четверо гуськом прошли в зрительный зал, хотя лишь один из всей компании проявлял интерес к спектаклю. Однако прежде чем погасили огни, Маргарет Нэш обернулась, пытаясь разглядеть, где сидят доктор Криппен и Этель Ле-Нев, однако нигде их не заметила. Впрочем, Маргарет обратила внимание на два свободных места в нескольких рядах перед собой, не сомневаясь, что перед антрактом они были заняты.

30 марта

Они решили взять небольшой отпуск и провести вместе четыре дня в Париже – их первая возможность оставить старую жизнь позади и устремиться вперед, к счастливому будущему. Они остановились в отеле возле Триумфальной арки, и портье даже бровью не повел, когда Этель назвала ему две разные фамилии.

– Вот что значит французы, – радостно сказала она. – Подобные вещи их не волнуют. Одни лишь англичане культивируют свое ханжество с таким негодованием.

Хоули в этом сомневался: он уговаривал ее называть себя во время поездки Этель Криппен, поскольку вбил себе в голову, что каждый, узнавший правду, начнет их сторониться. Однако девушка отказалась, заявив, что не будет называть себя этой фамилией, пока не получит на нее законное право.

– Но прежде чем Кора даст мне развод, может пройти много времени, – подчеркнул он. – Для начала я должен хотя бы ее найти.

– Тогда я останусь на время Этель Ле-Нев, – сказала она. – Последние двадцать пять лет это имя неплохо мне служило, и я буду обходиться им, пока мы наконец не поженимся.

Она еще не придумала, как преодолеть это препятствие: ведь покойница вряд ли могла подписать свидетельство о разводе, но сама Этель, естественно, никогда в жизни не рассказала бы Хоули правду о том, что совершила.

Следующие несколько дней они осматривали достопримечательности. Во-первых, отправились на экскурсию к Эйфелевой башне, построенной сравнительно недавно, – о ней они читали в газетах. [45]45
  Эйфелева башня была сооружена по проекту инженера Александра Гюстава Эйфеля (1832–1923) в Париже для Всемирной выставки 1889 г. как символ достижений техники XIX в.


[Закрыть]Когда Хоули остановился внизу и посмотрел вверх, у него вдруг закружилась голова, и ему пришлось сесть на землю, зажав голову между коленями, – в позе слабости, которой он стеснялся. Они осмотрели церкви Нотр-Дам и Сакре-Кёр, и перед второй пролежали несколько часов на траве, греясь в лучах весеннего солнца. По лужайке взад и вперед бегали ребятишки, а старики с трудом взбирались по ступеням к паперти. Этель прихватила с собой закуску для пикника, и они пообедали, чувствуя себя вдалеке от той жестокости, которую оба познали в Лондоне. Поблизости на скамейке сидел старик с большим пакетом хлебных крошек. Он сидел неподвижно, как статуя, рассыпав крошки по плечам, голове и коленям, чтобы слетающиеся голуби могли угоститься прямо на нем. Он ни разу не моргнул и, казалось, не замечал любопытных взглядов других гостей.

– Хоули, – сказала Этель, когда они там сидели; поразмыслив некоторое время, она сформулировала в уме аргумент, который не должен был казаться слишком подозрительным, – у меня есть идея.

– Да?

– Насчет Коры.

Хоули тяжело вздохнул.

– Сегодня такой чудесный день, – сказал он. – Неужели мы должны сейчас о ней говорить?

– Это важно, – ответила она. – И связано с тем, что ты сказал недавно о разводе.

Хоули снова вздохнул и положил свой бутерброд обратно в пакет.

– Продолжай, – сказал он.

– Мне пришло в голову, что найти Кору в Америке будет очень трудно. Ведь она даже не сказала тебе имени этого человека, с которым сбежала, правда?

– Да.

– И у тебя нет никаких предположений, кто это?

Он отрицательно покачал головой.

– Я знал о нескольких ее изменах за все эти годы, – признался он, – и нескольких мужчин, с которыми она общалась. Но это стало для меня отчасти сюрпризом. Я не догадывался, что она с кем-то встречается. На самом деле я думал, она такая раздражительная последнее время как раз оттого, что не изменяетмне.

– Это еще больше усложняет дело, – сказала она. – Возможно, она уже вовсе и не в Калифорнии, если, конечно, действительно туда отправилась.

– Что ты хочешь этим сказать, Этель?

– Лишь то, что если мы надеемся в конце концов пожениться, это не может произойти с согласия Коры. Ты ведь ее хорошо знаешь. Неужели ты действительно думаешь: если тебе удастся связаться с ней и рассказать, что ты обрел счастье, она будет готова просто так тебя отпустить? Скорее всего, она примется ставить у тебя на пути всевозможные препоны.

Криппен кивнул.

– Все это так, – сказал он. – Но я не понимаю, каким образом…

– Мне кажется, нам нужно просто вести себя так, словно Коры больше нет.

– Как это?

– Мы могли бы сказать, что она умерла.

– Этель!

– Я не шучу, Хоули. Кому нам, право же, об этом рассказывать? Таких людей раз-два и обчелся. Семьи у нее нет. Искать ее никто не будет. Друзей – кот наплакал. Но мы ведь не хотим повторения сцен, как с этими ужасными Нэшами на прошлой неделе в театре. Всякий раз, когда мы будем появляться вместе, нам не избежать подобной грубости. Но мы ведь не можем провести всю жизнь взаперти – за дверьми Хиллдроп-креснт, 39. Да мы этого и не хотим. Мы хотим наслаждаться. Жить полной жизнью.

Хоули задумался.

– Да, так было бы легче, – согласился он. – Но как же мы это провернем?

– Все очень просто, – ответила Этель, обдумав все варианты. – Мы отправим одной из ее подруг телеграмму, где сообщим, что ты получил из Америки известие о трагической смерти Коры, но решил уехать на пару дней, чтобы смириться с утратой. Конечно, эта новость тебя очень огорчила. Потом, по возвращении, мы просто будем избегать всех ее друзей. Сможем найти себе других. Поверь мне, я вовсе не стремлюсь вступить в Гильдию поклонниц мюзик-холла.

– Но если даже мы так скажем, это ничего не изменит, – возразил он. – Мы все равно не сможем пожениться.

– Да, но ты мог бы тем временем попытаться ее найти. Если же это не удастся, что ж, тогда мы сможем сами обрубить концы. В любом случае никто не станет возражать против того, что мы вместе, если сказать, что мы оба свободны.

Хоули сомневался, но Этель настаивала. Она наклонилась к нему и взяла за руку.

– Ты любишь меня, Хоули? – спросила она.

– Ты же знаешь.

– Тогда положись на меня. Уверена, что это правильное решение. Тебе станут сочувствовать, как скорбящему вдовцу, и со временем мы сможем появляться на публике вместе. Общество это не встревожит, поскольку мы больше не будем к нему принадлежать. Мы просто заживем своей жизнью – ты и я. И никто нас не осудит.

Они еще некоторое время обсуждали этот вопрос, и Этель наконец сумела его убедить. В тот же вечер они зашли на Северный вокзал и составили телеграмму, чтобы отправить ее в Лондон, миссис Луизе Смитсон.

Трагическое известие тчк, – говорилось в ней. – Кора умерла Америке тчк Похоронена вместе больным родственником тчк Уехал Париж оправиться тчк Утрата всех нас тчк Хоули Криппен(доктор).

– Чудно, – сказала Этель, заплатив из своего кармана пару франков за отправление.

– Надеюсь на это.

– Верь мне, Хоули. Я знаю, что так будет лучше. Эти ее друзья все равно терпеть ее не могут. Они сделают вид, что сокрушаются по поводу ее кончины, а потом забудут о ней и о нас – и будут жить дальше как ни в чем не бывало.

К несчастью для Этель, Луиза Смитсон была очень подозрительной женщиной. Телеграмма ее потрясла, хоть она и не собиралась больше общаться с Корой после ее недостойного поведения пару месяцев назад. Тем не менее, Луиза немедленно обсудила этот вопрос со своей подругой Маргарет Нэш, которая рассказала ей о случайной встрече с Хоули и Этель в антракте «Сна в летнюю ночь» и об инциденте с украшениями. Луиза была из тех женщин, которые думают обо всех плохо, пока ей не докажут обратное, и решила пока не принимать телеграмму Хоули на веру: пылкое воображение подсказывало ей, что бывшая подруга попала в беду.

Мгновенно забыв о вражде, она постановила, что они (временно) останутся закадычными подругами, и собралась на следующий день сходить в Скотланд-Ярд, где впервые встретилась с Уолтером Дью и заявила этому скептически настроенному инспектору о своих опасениях.

Тем временем Хоули и Этель вернулись из Парижа в Лондон, не догадываясь о том, что в их отсутствие уже составился заговор.

28 мая

Вещей у нее было немного, но она перенесла все свои пожитки на Хиллдроп-креснт, 39. Они включали два чемодана, коллекцию сувенирных заварочных чайников и плотно закрытую шляпную картонку, где, как она сообщила Хоули, хранились ее самые интимные предметы, не предназначенные для его глаз.

Хоули выждал несколько недель и только после этого принял ее предложение переехать из квартиры, где она выросла, к нему. Он беспокоился, что скажут соседи и каковы будут последствия для «Гомеопатических лекарств Маньона», если разразится скандал.

– Но она ведь в Америке, Хоули, – возражала Этель. – Со своим новым любовником. Прости, что говорю так откровенно, но тут ничего не поделаешь. Она сама написала в письме: «Не пытайся со мной связаться, мы никогда больше не увидимся». Ты должен верить ей на слово. Почему ей можно, а тебе нельзя?

– Хотя старая королева и умерла десять лет назад, – сказал он, – мы по-прежнему живем в викторианском обществе. [46]46
  Виктория (Александрина Виктория, 1819–1901) – королева Соединенного королевства Великобритании и Ирландии (с 1837 г.), императрица Индии (с 1876 г.), дочь герцога Кентского, четвертого сына короля Георга III, последняя из Ганноверской династии.


[Закрыть]Грянет скандал.

– Хоули, я и так почти каждую ночь провожу здесь. Ведь мало что изменится. Я хочу лишь перенести к тебе свои вещи, чтобы не бегать каждые пару дней к себе домой за чистой одеждой.

Он вздохнул, понимая, что она права. С тех пор, как Хоули получил Корино письмо и пересказал Этель его содержание, он стал гораздо меньше смущаться их отношений, но тем не менее они его беспокоили. Не делая секрета из того, что его брак был несчастливым, Хоули все же решил вначале сообщить друзьям Коры об ее отъезде в Америку для ухода за больным родственником, а уж затем объявить о ее кончине. Только так, считал он, можно сохранить какое-то достоинство. Он прощал ей множество измен во время супружества, но то, что она ушла к другому, было выше его сил.

– Теперь мы будем счастливы, дорогой, – говорила Этель, пытаясь его уговорить. – Без нее. Скоро ты сможешь развестись, и мы поженимся.

– Я хочу этого больше всего на свете, – сказал он. – Ты это знаешь. И если ты действительно хочешь сюда переехать, полагая, что, на свою беду, угодила в ловушку к стареющему скряге, как я могу тебя останавливать?

Обрадовавшись, она переехала на следующий же день.

Несколько недель они наслаждались идиллической семейной жизнью. По-прежнему работали у Маньона, но Этель стала уходить на несколько часов раньше Хоули, чтобы вернуться домой и приготовить ужин. Ей нравилось выступать в амплуа примерной домохозяйки, и она упивалась своей новой ролью.

Свой зубоврачебный кабинет Хоули закрыл пару месяцев назад, когда пациенты наконец совсем перестали к нему обращаться, но покуда Кора еще жила на Хиллдроп-креснт, ему не хотелось так рано идти домой. Вместо этого он искал утешения в пивных, проводя за кружкой по нескольку часов, и лишь затем возвращался к Кориным воплям и оскорблениям.

Теперь этому настал конец. Он уходил от Маньона ровно в шесть и буквально бежал по улицам домой. Все в доме как по волшебству изменилось. По вечерам Этель открывала окна, чтобы впустить свежего воздуха. В любое время дня повсюду горел свет – даже в комнатах, которыми они не пользовались. Занимаясь стряпней на кухне, она слушала музыку на маленьком граммофоне, который он ей купил, и подпевала мелодичным голосом (гораздо мелодичнее, чем у Коры, считавшей себя профессиональной певицей). На столе в гостиной всегда стояла ваза с букетом живых цветов, и, входя в дом, он вдыхал их аромат. Впервые в жизни Хоули казалось, что он обрел истинное счастье.

Однако первым предвестником разлада стал хозяин – мистер Миклфилд, зашедший однажды вечером за квартирной платой.

Как обычно, он вошел в дом, постучав очень тихо, и застал врасплох Хоули и Этель, которые как раз мыли после ужина посуду, между делом целуясь.

– Доктор Криппен! – воскликнул он напыщенно. – Это просто неслыханно!

– Мистер Миклфилд, – сказал Хоули, в удивлении обернувшись и проклиная свое невезение. На этой неделе он уже вспоминал, что через пару дней подходит срок платить за квартиру, и решил в нужный момент отправить Этель из дому с каким-нибудь поручением. Но потом это совершенно вылетело у него из головы, и теперь он встретился лицом к лицу с разгневанным хозяином, который смотрел на Этель с едва скрываемым негодованием.

– Могу ли я узнать, что здесь происходит? – спросил он с притворным возмущением; его речь стала немного более аристократичной, словно это еще больше подчеркивало его недовольство. – Эта женщина – не миссис Криппен.

– Миссис Криппен сейчас в отъезде, – сказал Хоули, нервно взглянув на Этель, побледневшую как полотно.

– Неужели? И пока ее нет, вот как вы, значит, проводите время? Стыдно, доктор. Я был о вас лучшего мнения, честное слово.

– А могу ли я узнать, кто вы? – спросила Этель, придя в себя и шагнув к нему. Она не понимала, откуда в ее гостиной неожиданно появился этот совершенно чужой человек, который их теперь осуждал.

– Конечно можете, мисс, – ответил он. – Меня зовут Джозеф Миклфилд, и я владелец этого жилища. Если мне не изменяет память, я сдаю это помещение доктору и миссисКриппен – им и никому другому.

– Миссис Криппен в Америке, – сказал Хоули.

– Допустим.

– Мистер Миклфилд, я должен извиниться, – продолжал он. – Дело в том, что моя жена уехала в Калифорнию ухаживать за больным родственником, и я полагаю, она еще не скоро вернется.

– И что, это служит оправданием? – спросил тот. – Простите, доктор, но я не могу допустить, чтобы подобные вещи происходили в моем доме. Как вам известно, сэр, на этой улице у меня несколько домов, и если об этом узнают, не уверен, что у меня останется под конец хоть один жилец. Люди подумают, что я одобряю все эти шуры-муры.

– Ах, перестаньте. – Этель пришла в раздражение от его ханжества. – Можно подумать, это кого-то волнует.

– Меня волнует, благодарю покорно, – громко сказал хозяин: ему не понравилось, каким тоном она с ним говорила.

– Меня тоже, – подхватил Хоули, надеясь его успокоить. – Мисс Ле-Нев – просто моя подруга, которая очень любезно…

– Если хотите знать мое мнение, по-моему, она оченьблизкая подруга, – сказал мистер Миклфилд. – И, войдя сюда, я застал вас вовсе не за дружеским рукопожатием.

– Если вы позволите мне объяснить…

– Не нужно никаких объяснений, сэр, – сказал хозяин, жестом велев ему замолчать. – У меня на целую руку список людей, желающих снять дом. Простите, сэр, но, боюсь, я вынужден вас предупредить о расторжении контракта.

– Ни в коем случае, – произнесла Этель, побледнев при этой мысли. Что, если новые жильцы захотят воспользоваться подвалом? Хоули, конечно, годами туда не заглядывал, но нет никаких гарантий, что его преемники будут вести себя точно так же. Возможно, они пожелают устроить там кладовую. И конечно, встревожатся, обнаружив под плитами расчлененный труп.

– Я христианин, – возразил хозяин, – а мой зять, между прочим, епископ Уэйкфилда. Если эта новость дойдет до него… не хотелось бы мне говорить, что тогда произойдет.

– Мистер Миклфилд, мы с женой прожили здесь много лет. Никогда не доставляли вам никаких хлопот. Вы наверняка можете закрыть глаза на эту небольшую оплошность.

– Нет, сэр, простите. Если вы сверитесь с договором, то увидите, что я имею право предупредить вас о его расторжении в любой момент. Именно это я сейчас и делаю. Два месяца – срок, который у вас есть на поиски нового жилья. Дайте прикинуть, что у нас получается… – Он быстро произвел в уме вычисления. – Конец июля. И я поступаю еще очень благородно, потому что сейчас только май. У вас достаточно времени, чтобы найти себе какое-нибудь другое место. Для вас и вашей кокотки.

– Я никакая не кокотка, – процедила Этель сквозь зубы. – Мы с Хоули любим друг друга. И собираемся пожениться.

– А это уже ваши заботы, и можете объяснить все миссис Криппен, когда она вернется домой. Как мне жаль эту несчастную женщину. Она там сиделкой при больном родственнике, а вы, пользуясь этим, пускаетесь у нее за спиной во все тяжкие. Стыд и срам.

– Прошу вас, мистер Миклфилд, – взмолился Хоули. – Мы, право же, очень…

– И слышать не желаю, – сказал хозяин, устремившись к двери. – Конец июля и ни днем позже. И можете поблагодарить судьбу, что я сам не связался с миссис Криппен. Всего вам доброго, сэр.

С этим словами он выбежал из комнаты, а оба любовника печально уставились друг на друга.

– Ну и шум поднял, ничего не скажешь, – произнес Хоули, считавший, что хозяин немного лицемерил, прикидываясь человеком высокой морали, тогда как сам в прошлом не раз заигрывал с Корой.

– Зачем ты сказал, что она в Америке? – в смятении спросила Этель. – Мы ведь написали ее подругам, что она умерла.

– Знаю, знаю, – сказал он, покачав головой. – Забыл. Понимаешь, я не умею складно лгать. Сбиваюсь. Но, возможно, оно и к лучшему. Если мы хотим начать все сначала, зачем оставаться в этом доме?

– Но он мне нравится, – ответила Этель, и у нее засосало под ложечкой при мысли о тех неприятностях, которые, вполне возможно, ожидали их впереди.

– Мне тоже – в целом. Но у меня с ним связано и много неприятных воспоминаний. И, честно говоря, как бы ты ни старалась, он навсегда останется не твоим, а Кориным домом. Нет, я понимаю, для тебя это была неприятная сцена, и я прошу у тебя прощения, но в новом доме нам будет лучше. Поверь мне. Мы наконец-то сможем навсегда забыть о Коре Криппен.

Она кивнула, почти не слушая его: все ее мысли сосредоточились на подвале. Она услышала, как Хоули сказал что-то еще, и внезапно вышла из задумчивости.

– Что? – спросила она. – Что ты сказал?

– Говорю, нет худа без добра, – повторил он, улыбаясь. – Он забыл взять арендную плату.

8 июля

– Это еще далеко не конец, – пробормотал он себе под нос и, повернувшись, направился домой.

Хоули Криппен возвращался после обеда с инспектором Уолтером Дью и переживал о будущем. Вначале его удивило, что инспектор явился к нему на порог с расспросами о местонахождении Коры. Хоть Дью и не признался, Хоули понял, что человеком, приходившим к инспектору, была миссис Луиза Смитсон с ее нелепыми теориями. Кто знает, какие предположения могла она высказать? Тем не менее Хоули казалось, что он обрел родственную душу в инспекторе Дью, искавшем лишь логичного объяснения, и поэтому Хоули в конце концов сказал ему правду: на самом деле Кора не уезжала в Америку ухаживать за больным родственником, а просто ушла к другому мужчине. Это унизительно, но так уж случилось. К счастью, инспектор, видимо, не придал значения первоначальной лжи и принял его объяснение, а также мотив, по которому он солгал.

Однако по какой-то непонятной причине Хоули сказал инспектору, что знает имя человека, с которым сбежала Кора. Дью дал понять, что оно необходимо для закрытия дела, и Хоули пребывал в некотором замешательстве, поскольку не знал этого имени и не сохранил письмо Коры, где она рассказывала ему о своих планах. Он думал над тем, как лучше поступить, и в тот же вечер решил посоветоваться с Этель.

– Из Скотланд-Ярда? – переспросила она, нервно сглотнув. – И что же ему было нужно?

– Похоже, Луиза Смитсон сказала ему, что не верит в историю о смерти Коры в Америке. Думаю, это как-то связано с Маргарет Нэш, видевшей нас в театре, и с тем, что на тебе тогда были Корины украшения.

– Я дала маху, – призналась Этель. – Не надо было их надевать.

– Ну, того, что сделано, не воротишь. В любом случае, наверное, обе женщины посовещались между собой и решили, что в этой истории все не так просто, потому что одна из них – я подозреваю Луизу – пошла в Скотланд-Ярд и обо всем донесла.

Этель подумала и пожалела, что не присутствовала во время беседы.

– Ну и какое он произвел впечатление? – спросила она. – Поверил тебе?

– В некоторой степени. Но затем ему понадобились подробные сведения о том, как зовут родственника и где он живет. Все настолько запуталось, что мне пришлось сказать ему в конце правду.