Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

История – удивительная штука. Ее – как и закон – сейчас, пожалуй, актуальнее всего сравнивать с пресловутым дышлом: куда повернешь, туда и приедешь. Однако нам с вами в этом отношении легче: писателям охотнее прощаешь творческие игры с историей, чем политикам или журналистам.

Ирландец Джон Бойн стал заметной фигурой современной западной литературы именно благодаря своему особому взгляду на историю. Его первый роман «Похититель вечности» – по сути, одна большая мозаика объемом в три века, составленная из элементов, в общем, достоверных, но складывающихся в отчасти непривычную картину. Бойн работает с историческим материалом, как доктор Франкенштейн с деталями человеческого тела: не грубо, нет, но – по-своему. И результат точно так же впечатляет.

Исторический масштаб его знаменитого романа «Криппен» гораздо скромнее. Основа книги – знаменитая трансатлантическая погоня за самозваным доктором Хоули Харви Криппеном, гомеопатом с душой мясника, который, как полагали в 1910 году, «убил, сварил и съел» свою жену. «Дело Криппена» стало первым реалити-шоу XX века – не только потому, что выйти на след убийцы помогло модное техническое изобретение, телеграф Маркони, но и потому, что благодаря ему же превратилось в медиа-цирк: мир следил за погоней практически в реальном времени.

Джон Войн создал достоверную реконструкцию этого сюжета, заполнив те лакуны, что остаются в деле до сих пор, ибо негодование и ужас общества в то время были таковы, что суд был скор и Криппена повесили, но мотивы убийства, а также его подробности во многом остались непроясненными. Несмотря на расхождения версии Война с принятой ныне трактовкой событий (я думаю, читатель сам сможет определить, в чем автор отходит от документальной канвы), реконструкция убедительна по одной простой причине. Ради любви мы действительно порой совершаем самые непростительные поступки.

Максим Немцов, координатор серии

Об авторе

Джон Бойн родился в 1971 году, изучал английскую литературу в дублинском колледже Троицы. В университете Восточной Англии писательскому мастерству его учил классик современной английской литературы Малколм Брэдбери. Еще в студенчестве Джон Бойн за свои рассказы получил престижную литературную награду Кёртиса Брауна и вошел в шорт-лист литературной премии «Хеннесси». Роман «Криппен» в 2005 году был номинирован на премию «Книга года» газеты «Sunday Independent».

Джон Бойн – книжный обозреватель газеты «The Irish Times», преподает в Ирландском писательском центре. Творческий стипендиат университета Восточной Англии. Живет в Дублине.

Романы Джона Бойна переведены на 14 языков. Газета «Sunday Business Post» считает его одним из 40 ирландских художников, способных изменить культурный облик страны в XXI веке.

Вебсайт автора: http://www.johnboyne.com/

Пресса о романе «Криппен»

Искусный рассказчик… Книга по-настоящему увлекает.

Sunday Tribune

Бойн сумел создать запоминающихся персонажей и развернуть множество их историй в тщательно прописанном повествовании, забрасывающем нас попеременно вперед и назад, выдавая читателям ровно столько информации, сколько нужно, чтобы они дрожали в нетерпении на краешках их метафорических стульев… Он сейчас – самый рисковый в историческом и географическом отношении молодой ирландский романист, и к нему стоит присматриваться.

Irish Times

Если бы Чарлзу Диккенсу пришло в голову описать в романе классическое «дело Криппена», результат был весьма похож на этот превосходный многогранный роман ирландца Джона Бойна… Автор оживил всех участников этой исторической драмы. Бойн заслуживает высочайших похвал за мастерское чередование вудхаузовского юмора и эдвардианского нуара.

Publishers Weekly

Бойн великолепно передает увлекательность погони и предлагает неожиданный поворот сюжета в конце. Захватывающее историческое чтение.

Booklist

Изумительно кинематографичная и подробная история… Масса удовольствия.

Macavity's (UK)

«Криппен» утвердил Джона Бойна как одного из лучших и самых оригинальных ирландских писателей нового поколения.

Irish Examiner

В отличие от исторической перспективы, помещающей доктора Криппена и Джека-Потрошителя в один контекст, Джон Бойн полон симпатии к своему герою, хотя роман временами пугает. Несмотря на отдаленность исторического периода, Бойн отлично справляется – конденсирует либо разъясняет детали там, где это необходимо. Его персонажи – изумительно живые люди.

Library Journal

Джон Бойн
Криппен
Роман с убийством

Посвящается Лили и Тесси Кэнаван

Слова благодарности

Большое спасибо моим друзьям из книжной лавки «Уэксфорд», в обществе которых я провел чудесный год при написании этой книги: в особенности – Энджи Мёрфи, Конору Данну, Джоанне О'Лири, Джону Харперу, Линде Каллен, Линдсею Тирни, Люку Келли, Мэгги Найотис и Поле Демпси.

Благодарю также Энн Джерати, Энн Гриффин, Боба Джонстона, Джеймса Лаури, Шейн Дагген и Тима Хенди за все их визиты и верную дружбу, а также Пола О'Рурка – за то, что взял меня туда и обратно.

1. «МОНТРОЗ»
Антверпен: среда, 20 июля 1910 года

Оно превышало в длину 575 футов, ширина – почти в восемь раз меньше. Весило примерно 16 500 тонн и вмещало более тысячи восьмисот пассажиров, хотя сегодня было заполнено лишь на три четверти. Казалось, ему – величавому и внушительному, с крашеным корпусом, блестевшим в лучах июльского солнца, – не терпится отплыть: трубы уже украдкой дымили, а о борт с шумом плескались волны реки Шельдт. Это было пароходное судно «Монтроз» Канадского Тихоокеанского флота пассажирских судов, и оно готовилось к отплытию из бельгийского Антверпена в канадский город Квебек, расположенный за три тысячи миль.

«Монтроз» простоял в шлюзе Берендрехт больше двух недель, пока судовая команда вместе с инженерами готовила его к будущему плаванию, и Sinjoreensнебольшого бельгийского городка гордились тем, что это роковое путешествие началось не на их берегах. На корабле плыли около двухсот служащих Канадской Тихоокеанской компании: начиная со штурмана в рубке и корабельных затворников с темной от угля кожей и накачанными бицепсами, которые поддерживали огонь в паровых машинах, и заканчивая младшими мальчиками-сиротами, подметавшими главную столовую по окончании вечерних развлечений. Впрочем, встав в док в начале июля, некоторые матросы предпочли провести большую часть увольнения в порту – в шумном Антверпене, где еды, выпивки и шлюх хватало на всех.

Таксомотор остановился у ряда больших стальных баков, миссис Антуанетта Дрейк открыла дверцу и нерешительно опустила ногу в войлочной туфле на покрытую морским илом мостовую: губы дамы в отвращении скривились при виде грязи, облепившей булыжники. Туфля была темно-фиолетовая – такого же цвета, как шляпка и экстравагантное дорожное платье, покрывавшее огромное тело, как брезент – шлюпку.

– Шофер, – нетерпеливо сказала она, вытянув руку и постучав водителя по плечу затянутым в перчатку пальцем: она произносила «р» в слове «шофер» по-царски раскатисто. – Шофер, разве нельзя подъехать ближе к кораблю? Неужели вы думаете, что я пройду через всю эту грязь? Ведь я испорчу обувь. Вы же видите – туфли новые. Они размокнут от воды.

– Дальше нельзя. – Водитель даже не потрудился обернуться. Он плохо владел английским, однако не совершенствовал свои знания: обнаружив с годами, что для общения с иностранцами хватает нескольких шаблонных фраз, он строго ими ограничивался. Это было одно из таких речевых клише. За ним последовало второе: – С вас три шиллинга.

– Дальше нельзя? Какая чушь! Что он несет, Виктория? – Миссис Дрейк оглянулась на дочь, искавшую в кошельке деньги. – Он кретин. Почему нельзя подъехать ближе? Корабль стоит вон там. Он полоумный, тебе не кажется? Не понимает ни бельмеса.

– Подъезжать ближе не разрешается, мама. – Виктория вытащила деньги и передала их водителю, а затем открыла свою дверцу и ступила наружу. – Подожди, – прибавила она, – я помогу тебе выбраться. Это вовсе не опасно.

– Нет, это уж слишком, – раздраженно проворчала миссис Дрейк, дожидаясь, пока семнадцатилетняя дочь обойдет такси. Виктория выбрала более уместный дорожный костюм и теперь, видимо, не боялась поскользнуться на мокрых камнях. – Я говорю, так не годится, – добавила громче миссис Дрейк. – Вы слышите меня, шофер? Не годится брать деньги за недоделанную работу. Сказать по правде, это возмутительно. В Англии вас бы за такое высекли. Бросить на произвол судьбы женщину моих лет и моего положения!

– Выходите, пожалуйста, – ответил водитель приятным, монотонным голосом – еще одна полезная фраза из его набора.

– Что это значит?

– Выходите, пожалуйста, – повторил он. Он каждый день отвозил в порт туристов, и ему некогда было выслушивать жалобы, особенно от англичан – в особенности английских аристократов,очевидно считавших, что их должны не только подвозить к кораблю, но и заносить в портшезе на борт.

– Это неслыханно! – воскликнула миссис Дрейк, изумленная дерзостью таксиста. – Послушайте, вы…

Она подалась вперед всем телом, желая высказать возмущение и, возможно, в случае необходимости применить небольшое насилие, но в эту минуту Виктория распахнула дверцу полностью и заглянула в салон. Схватив мать за руку, она для опоры уперлась ногой в колесо и вытащила пожилую даму наружу. Огромная туша старшей Дрейк внезапно вывалилась на мостовую антверпенского порта – очередных жалоб не последовало, а в салоне явственно послышался свист, как при заполнении воздухом вакуума.

– Виктория, я… – Миссис Дрейк тяжело дышала, низко опустив голову и выпятив грудь; слова срывались с уст, но, оставаясь непроизнесенными, к счастью, уносились в небо. – Виктория, осторожно! Разве нельзя просто…

– Благодарю вас, шофер, – сказала Виктория, как только ее мать благополучно выбралась из машины и тотчас попыталась вернуть себе достоинство, разгладив помятое платье замшевой перчаткой.

– Глянь на меня, – проворчала она. – Как я появлюсь на людях в таком виде?

– Ты превосходно выглядишь, – рассеянно ответила дочь, поглядывая на других пассажиров, направлявшихся к кораблю. Она быстро захлопнула дверцу, и водитель мгновенно укатил.

– Виктория, нельзя так уважительно относиться к этим людям, – принялась увещевать миссис Дрейк, разочарованно покачивая головой. – Благодарить его после того, как он со мной разговаривал. Ты должна понимать: стоит лишь проявить слабость, и эти иностранцы начнут пользоваться такими людьми, как ты и я. Не жалеть розог – вот мой девиз, дорогая, и он неплохо мне послужил.

– Как будто я не знаю, – ответила дочь.

– Люди этого сословия по-хорошему не понимают. На самом деле многие из них будут тебя еще за это уважать.

– Мы сами здесь иностранцы, мама, – подчеркнула Виктория, озираясь по сторонам и изучая обстановку. – Мы, а не они. Ты не забыла, что это Бельгия? Шофер вовсе не хотел нам нагрубить. Не стоит обращать внимание на подобные пустяки.

– Не стоит? Мы потратили три шиллинга на то, чтобы доехать на таксомоторе до корабля, и посмотри, на что мы похожи! Еще целую милю идти пешком по мокрым булыжникам, а кто почистит мне подол платья, когда поднимемся на борт? Я хотела пойти в нем на обед после отплытия. Теперь об этом и речи нет. И ноги у меня уже не те, что в молодости. Ты же знаешь, я ненавижу ходить пешком.

Виктория улыбнулась и, взяв мать под руку, повела к кораблю.

– Какая ж тут миля, – терпеливо сказала она. – Не больше двухсот ярдов. – Она хотела уточнить, что в действительности заплатила не три, а четыре шиллинга, дав водителю на чай, но передумала. – Поднимемся на борт – и можешь сидеть сиднем хоть целых одиннадцать дней. Уверена, что там есть и служанка, которая займется одеждой. Как тебе известно, весь наш багаж должны уже распаковать в каюте. По-твоему, кто это сделал? Мыши?

Миссис Дрейк хмыкнула, но не желала уступать. Однако по пути к сходням она хранила молчание.

– Не дерзи, – наконец молвила она. – Я просто хотела сказать, что существует правильная и неправильная линия поведения. И, общаясь с прислугой, об этом нужно всегда помнить.

– Да, мама, – печально ответила Виктория тоном человека, привыкшего выслушивать жалобы маленького ребенка. – Но раз уж мы здесь, давай не будем об этом волноваться.

– И ты должна помнить, что мы англичанки. К тому же англичанки из особого сословия. Мы не можем допустить, чтобы нас запугивали или использовали какие-то… европейцы. – Произнося последнее слово, она словно выплюнула залетевшую в рот муху. – Во время плавания нужно постоянно помнить, кто мы. Вот мальчик проверяет билеты. Глянь на его лицо. Кажется, будто неделю не умывался. Замарашка. – Она подняла трость и махнула в его сторону, словно останавливая проезжающий мимо автомобиль. – Приготовь билеты, Виктория. Обойдемся без церемоний. И ради бога, не подходи к нему слишком близко. Может, он заразный. Что это за шум? Ради всего святого, уведи меня отсюда!

«Шум» произвел Бернард Лийк – недавний таксист Дрейков. Упрямо нажимая на клаксон, он чуть было не задавил нескольких простодушных путешественников, направлявшихся к «Монтрозу». Когда мимо пронеслась машина, мистеру Джону Робинсону пришлось отскочить назад гораздо проворнее, чем пристало обычному сорокасемилетнему джентльмену. Этот спокойный человек, не любивший никаких волнений и беспокойства, с неприязнью оглянулся на удаляющийся таксомотор.

– Эти новые автомобили когда-нибудь погубят нас всех, – сказал он, восстановив равновесие и обращаясь к своему юному спутнику. – Мне кажется, с этим нужно что-то сделать, пока всех нас не переехали насмерть. Ты не согласен?

– Мне никогда не приходилось ездить в автомобиле… отец, – робко ответил мальчик, словно впервые выдавив из себя последнее слово.

Мистер Робинсон улыбнулся и в то же время поежился.

– Вот и правильно, – спокойно сказал он, положив руку юноше на плечо, и они пошли дальше. – Молодец. Билеты у тебя? – Он провел рукой по лицу и ощупал пустоту над верхней губой – там больше не было усов, которые мистер Робинсон проносил почти тридцать лет. Вместо усов он отращивал теперь бороду и бакенбарды, и за четыре дня уже успела отрасти приличная щетина. Но это лицо – новое ощущение на щеках и губах – было незнакомым, и он постоянно их ощупывал. – Эдмунд, – сказал мистер Робинсон с такой же странной официальностью, с какой мальчик произнес «отец» несколькими секундами ранее.

– Они у меня в кармане, – ответил юноша.

– Отлично. Что ж, как только поднимемся на борт, думаю, мы должны отправиться прямиком в каюту. Устроиться и немного отдохнуть. Главное – не суетиться. Когда судно благополучно выйдет в море, мы, наверно, еще сможем проветриться.

– О нет, – разочарованно сказал Эдмунд. – Разве нельзя встать у перил и помахать людям при отплытии? Когда мы покидали Англию, ты мне этого не разрешил. Можно хотя бы теперь? Пожалуйста!

Мистер Робинсон нахмурился. В последние дни он начал почти патологически заботиться о том, чтобы не привлекать излишнего внимания к себе и Эдмунду.

– Это же просто люди, – подчеркнул он, надеясь остудить мальчишеский пыл. – Удаляясь, кажутся все меньше и меньше. Ничего любопытного.

– Ну если ты так хочешь, то не будем… – пробормотал Эдмунд, безутешно повесив голову, когда они подошли к судну. – Но для меня это очень важно. Обещаю, что никому не скажу. Просто хочется испытать это волнение – вот и все.

– Хорошо, – уступил мистер Робинсон, вздохнув. – Если это для тебя так важно, я не смогу отказать.

Эдмунд улыбнулся отцу и крепко сжал его руку.

– Спасибо, – сказал он. – Смотри. – Он показал прямо перед собой: на помосте две женщины препирались с каким-то членом команды в форме. – Уже какие-то беспорядки.

– Не обращай внимания, – ответил мистер Робинсон. – Покажем билеты и поднимемся на борт. Не стоит встревать в чужие споры.

– Вот вторая очередь. – Эдмунд сунул руку в карман и показал билеты другому члену экипажа, который внимательно их изучил, затем пристально посмотрел отцу и сыну в лица и отметил их имена в списке галочкой.

– У вас каюта номер А4 на палубе первого класса, – жеманно сказал флотский: узнав, как произносят гласные аристократы, он безуспешно пытался им подражать. Мистер Робинсон сказал бы, что он, вероятно, уроженец лондонского Ист-Энда, служа в Канадской Тихоокеанской компании, занял нынешний пост и теперь делает вид, что происходит из более почтенной семьи. Мистер Робинсон знал, что так бывает, когда, пытаясь выбиться в люди, общаешься с богачами: хочется почувствовать себя их ровней. – Все удобства, сэр, – добавил моряк с дружеской улыбкой. – Думаю, вам будет там очень уютно. Если возникнут вопросы – кругом полно стюардов.

– Благодарю вас, – ответил мистер Робинсон, пропуская вперед Эдмунда и легонько подталкивая его в спину, поскольку не желал вступать в долгую беседу.

– Хотите, чтобы парень показал вам дорогу, сэр? – спросил контролер, но мистер Робинсон, не оборачиваясь, покачал головой.

– Не беспокойтесь, – выкрикнул он. – Уверен, мы сами найдем.

– Я специальнозабронировала номер с правого борта. – Миссис Дрейк всплеснула руками, словно летящая чайка крыльями, и, вытянув шею, заглянула в списки, которые держал перед собой на планшете первый член команды. Она раздраженно обернулась, когда мимо прошмыгнули мистер Робинсон с Эдмундом, как бы не понимая, почему одним разрешают подняться на борт, а она застряла здесь и беседует с каким-то нищим. – Просто возмутительно. Виктория, скажи этому малому, что мы забронировали номер с правого борта.

– Каюту, мэм.

– Что?

– Мадам, каюта, которую вы забронировали, – это каюта первого класса. Мы никогда специально не записываем, по какому борту она расположена. Подобных услуг мы не предлагаем.

– Ну что ж, прекрасно. – Виктория протянула руку за ключом, который держал член экипажа.

– Не вижу ничего прекрасного, – решительно воскликнула миссис Дрейк. – Где капитан? Ведь этим мальцом обязательно должен руководить взрослый.Нельзя же с таким грязным лицом самостоятельно решать вопросы. Тоже мне – моряк. Да ты хоть воду когда-нибудь видел?

– Капитан сейчас занят, – сквозь зубы процедил контролер, игнорируя ее замечания. Дело в том, что он работал с раннего утра, а Дрейки были в числе последних пассажиров, явившихся на посадку. Когда несколько часов подряд стоишь в доке антверпенского порта, в воздухе клубятся тучи пыли, и будь он проклят, если станет извиняться за то, что не носит с собой в кармане чистой тряпки, чтобы вытирать перед каждым пассажиром лицо.

– Уж поверьте, миссис Дрейк, в море нет никакой разницы – правый борт, левый ли. Кругом вода – одна вода, а выпить – ни капли, – добавил он с притворным весельем, словно его слова могли завершить спор, а эти люди быстрее сели бы на пароход. Сам он не плыл на корабле, и чем скорее судно отправится, тем быстрее кончится рабочий день и он вернется домой. Теперь за ними выстроилась очередь человек из шести, и миссис Дрейк все явственнее сознавала их присутствие, хотя смущение было ей неведомо. Она оглянулась на первую пару – хорошо одетых мужа и жену за шестьдесят, которые молча смотрели прямо перед собой, делая вид, что никаких осложнений не возникло, и тут же насупилась. Поджав губы, миссис Дрейк сдержанно им кивнула – господа ее круга должны понимать, как тяжело разговаривать с мелкими людишками.

– Извините, что вас задерживаю. – Она подобострастно расплылась в улыбке до ушей. – Небольшая путаница с нашим номером. Миссис Антуанетта Дрейк, очень приятно, – добавила она, четко выговаривая каждое слово.

Не успели их новые спутники ответить или назвать свои имена, как Виктория протянула руку и быстро взяла ключ.

– А7, – прочитала номер она. – Хорошая каюта? – спросила девушка, подбирая подол, чтобы не волочился по сходням.

– Одна из лучших, мисс, – был ответ. – Ручаюсь, вам будет уютно и спокойно. Все каюты секций А и Б забронированы для самых изысканных леди и джентльменов.

– Я этого так не оставлю, можешь быть уверен. – Миссис Дрейк наконец сдалась, собираясь подняться вслед за дочерью на борт. Она дважды резко стукнула молодого человека по плечу тростью, словно посвящая его в рыцари. – Извините, что задержала, – повторила она паре за спиной, снова изменив тон и пытаясь заручиться поддержкой. – Полагаю, мы еще встретимся на борту.

– Очень рад, – сухо вымолвил старик, очевидно мечтая, чтобы она ушла с дороги, да побыстрее.

– Право же, мама, – сказала Виктория.

– Право же, Виктория, – одновременно произнесла миссис Дрейк. – Просто я считаю, что человек должен получать то, за что заплатил. Не больше и не меньше. Что здесь не так? Если человек заплатил за каюту с правого борта, ему должны предоставить каюту с правого борта – и точка.

Они поднялись на борт и увидели табличку, указывавшую на лестницу с надписью: «Каюты первого класса: А1–А8».

– Сюда, мама, – сказала Виктория, и они двинулись по узкому коридору, изучая по очереди каждую дверь. Поминутно миссис Дрейк тяжко вздыхала, жалуясь то на боль в коленях, то на грязный ковер.

У одной из кают немолодой мужчина и его сын-подросток, видимо, никак не могли справиться с дверным замком.

– Дай-ка я попробую. – Эдмунд забрал ключ у мистера Робинсона и аккуратно вставил его в замок. Повернув ключ несколько раз, резко тряхнул дверь, и та подалась, чуть не провалившись внутрь. Сама каюта была скромных размеров – с двумя койками, диваном, туалетным столиком и маленькой смежной душевой. В иллюминатор виднелась красивая водная гладь.

– Койки, – сказал мистер Робинсон, и его лицо немного осунулось.

– Ничего страшного, – ответил Эдмунд.

– Прошу прощения. – В каюту всей своей массивной тушей сунулась, захватив обоих врасплох, миссис Дрейк. Мистер Робинсон поправил пенсне, впуская это огромное фиолетовое чудище. – Мне просто интересно: каюты с правого борта – такие же, как с левого? Я забронировала с правого, а мне дали с левого. Что вы на это скажете? Вы такое когда-нибудь видели?

– Я не знал, что можно указывать свои предпочтения, – сообщил мистер Робинсон. – И что они могут у кого-нибудь быть.

– Видимо, нельзя, – ответила дама на первое заявление и проигнорировав второе. – Миссис Антуанетта Дрейк, – добавила она. – Очень приятно.

– Джон Робинсон, – спокойно представился джентльмен, который вовсе не хотел так скоро заводить знакомства и теперь жалел, что сразу не закрыл за собой дверь. Он вежливо поклонился. – Мой сын Эдмунд.

– Очень рада с вами познакомиться. – Миссис Дрейк прищурилась и окинула их взглядом с ног до головы, словно пытаясь определить, ее ли круга люди. В конце концов все решила первая буква на двери каюты. – Эдмунд, какой на вас очаровательный костюм. – Она протянула руку и нечаянно коснулась лацканов; мальчик удивленно отпрянул. – Да я не кусаюсь, – со смехом сказала она. – Не бойтесь. Готова поклясться, что костюмчик новенький.

– Только вчера купили, – признался Эдмунд, слегка покраснев и потупив взгляд.

– И до чего ж очаровательный – одобряю ваш вкус. Сколько вам, кстати, лет – шестнадцать или семнадцать? Как мило. И такие тонкие черты. Вы должны познакомиться с моей дочерью Викторией. Мы ищем приятных попутчиков.

– Мы как раз хотели подготовиться к отплытию, – через минуту сказал мистер Робинсон, шагнув вперед, чтобы выпроводить ее в коридор.

– Ну, мне пора, – тотчас подхватила она. – Мы с дочерью – в каюте А7. К моему стыду – с левого борта. Уверена, что за время путешествия мы с вами станем лучшими друзьями.

– Не сомневаюсь, – ответил мистер Робинсон.

Когда она выбралась из каюты, мистер Робинсон с Эдмундом нервно переглянулись.

– Да не волнуйся так, – сказал Эдмунд. – На борту куча пассажиров. Нам придется с ними общаться. Нас никто здесь не знает.

– Возможно, – с сомнением произнес мистер Робинсон.

Пока миссис Дрейк устраивалась в каюте А7, выискивая в ней как можно больше недостатков, сорока футами ниже – в каюте Б7 – мисс Марта Хейз сидела на краю маленькой койки, стараясь не расплакаться. В свои двадцать девять Марта выглядела так, словно ей вот-вот стукнет сорок. В волосах появились неровные седые прядки, а кожа загрубела. Однако, несмотря на это, ее все еще можно было назвать интересной женщиной. Она поднялась на борт около часа назад и за это время успела разложить одежду и вещи в своей маленькой каюте. Теперь ей нечем было заняться. Марта путешествовала одна и еще ни с кем не подружилась. В Антверпене она хотела купить с десяток новых романов и затем уединиться в каюте на все время путешествия. Но в конце концов отказалась от этой антиобщественной затеи и ограничилась тремя книгами и новой шляпкой, которая защищала бы от солнца и позволяла отдыхать на палубе. Вынув из кармана золотые часы, она открыла их и пристально посмотрела в лицо Леону Брильту – бельгийскому учителю, с которым у нее почти полтора года был роман. Глядя на его смуглое лицо с карамельными глазами, Марта закусила губу, чтобы не разрыдаться. Снова защелкнув футляр, она встала и резко вздрогнула всем телом.

– Начинается новая жизнь, Марта, – вслух сказала она. – Довольно глупостей.

В этот самый миг Марта Хейз, миссис Антуанетта Дрейк, ее дочь Виктория, мистер Джон Робинсон, мастер Эдмунд Робинсон и все 1323 пассажира «Монтроза» одновременно подскочили – вверху раздался величественный, долгий и низкий гудок, и члены судовой команды закричали хором, словно ангелы небесные:

– Все на борт! Все на борт!

«Монтроз» приготовился к отплытию.

Генри Кендалл полюбил море еще в детстве, когда его отец Артур читал ему рассказы о корабельной жизни из небольшой коллекции книг, стоявшей на полке над камином. Отцу и сыну нравилась одна история, – об Уильяме Блае и его приключениях на борту английского военного корабля «Баунти», [1]1
  Уильям Блай (1754–1817) – английский вице-адмирал и колониальный администратор. Командовал военным кораблем «Баунти», на котором возник знаменитый мятеж, возглавленный старшим помощником капитана Флетчером Кристианом. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]– нравилась, правда, по разным причинам. Артур становился на сторону Флетчера Кристиана и мятежников, поскольку ненавидел садизм и напыщенную власть. Но для Генри подлинный рассказ начинался лишь после того, как Блай сел в небольшую лодку и поплыл, ориентируясь по компасу и звездам, – все остальное было лишь прологом. Генри презирал мятежников с их вопиющим неуважением к военно-морскому начальству и придумал собственную идеальную концовку: Флетчер Кристиан вовсе не доживал свои дни как вольный человек на островах Южного моря – за совершенное преступление его должны были вздернуть на виселице.

Генри поступил матросом на флот в пятнадцать лет. Убежденный холостяк, он с самого начала посвятил себя морю и медленно, но упорно продвигался по офицерской службе, однако, к превеликому своему разочарованию, так и не получил командной должности. В сорок два он узнал, что независимая Канадская Тихоокеанская компания ищет опытных старших помощников капитана для новой флотилии из шести трансатлантических судов, и тотчас подал заявление, попутно удивившись своей готовности покинуть Военно-морской флот Ее Величества. Опыт и уверенность пригодились ему на собеседованиях, и через три месяца он уже возглавил «Персевирэнс» – судно, совершавшее регулярные рейсы из Кале в Нью-Йорк. Теперь, в пятьдесят, он был капитаном пассажирского парохода «Монтроз», отплывавшего утром среды, 20 июля 1910 года из Антверпена в Квебек. Глядя на свое отражение в зеркале каюты, Генри Кендалл печально думал о том, куда катится корабельный мир.

Как обычно, капитан поднялся на борт часа за два до отплытия, чтобы в одиночестве изучить карты и проложить маршрут на бейдевинд, но с ним неожиданно поздоровался молодой человек лет под тридцать, бодро представившись:

– Билли Картер, новый старпом.

– Новый кто? – удивленно переспросил капитан Кендалл, рассердившись только из-за того, что раскрыл рот, наполнил легкие воздухом и нашел в себе силы ответить этому нахалу. Картер оказался раскованным парнем с копной рыжевато-каштановых курчавых волос, синими глазами, выразительными ямочками на щеках и веснушками на носу – все вместе производило впечатление ожившего персонажа иллюстрированного журнала. Капитан Кендалл позволял себе разговаривать только со старшими офицерами. На корабле существует строгая иерархия, которую ни в коем случае нельзя нарушать, и он считал, что иерархия эта должна распространяться не только на обязанности, но и на общение.

– Старпом, сэр, – ответил Картер. – Билли Картер. К вашим услугам. Рад знакомству, – добавил он, подмигнув и тряхнув кудрями.

Кендалл нахмурился, потрясенный фамильярностью парня.

– А где мистер Соренсон? – спросил он властно, даже не посмотрев Картеру в глаза.

– Мистер Соренсон?

– Старший помощник Соренсон, – раздраженно пояснил Кендалл. – Он служил у меня семь лет и, насколько я понимаю, должен отправиться в этот рейс. Это подтверждает и судовая роль. Еще раз спрашиваю: где он?

– Боже мой, вы разве не слышали, сэр? – Картер стал яростно чесать голову, словно в волосах пряталась целая колония вшей, которую нужно срочно выскрести. – Вчера ночью его забрали в больницу – орал, как младенец, у которого отняли погремушку. Говорят, разрыв аппендикса. Приятного мало. Рано утром я получил из управления записку – просили, чтобы принял его обязанности на рейс. Сказали, что вас проинформировали. Вы не получали сообщения?

– Меня никто ни о чем не информировал, – ответил капитан. Сердце его упало – он потерял самого надежного коллегу, и тревога за друга завладела им целиком. За семь лет плавания между Кендаллом и Соренсоном возникло взаимное доверие и профессиональное уважение друг к другу. Кроме того, они были завзятыми игроками в покер и часто засиживались в капитанской каюте допоздна за картами и бутылкой виски. Кендалл нередко осознавал, что Соренсон – его единственный близкий друг.

– Черт бы их побрал. Ну и кто вы такой? Какой у вас опыт?

– Я уже сказал, меня зовут Билли Картер, – начал парень, но капитан его перебил:

– Билли Картер? – Он словно выплюнул недожаренный кусок мяса. – Билли?Что это еще за имя для офицера, позвольте спросить?

– Сокращенно от Уильям, сэр. Отцовское имя. В смысле – данное отцом. Самого-то отца звали Джеймс. До него было другое…

– Меня не интересует история вашей семьи, – оборвал его Кендалл.

– В детстве меня всегда звали Билли, – услужливо добавил молодой человек.

– Но теперь-то вы взрослый мужчина?

– Жена говорит, да. – Он опять подмигнул.

– Вы женаты? – в ужасе уточнил Кендалл. Он относился неодобрительно к офицерам, имевшим жену – мерзкое, дурно пахнущее существо. Кендалл никогда не встречал женщины, которая бы его заинтересовала, и с трудом представлял себе ужасы возможной семейной жизни. Ему не верилось, что мужчина способен пойти на такое по доброй воле. Дело в том, что капитан не одобрял женский пол в целом, считая его совершенно излишним довеском.