Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Ровным счетом ничего. Я просто хотел сказать, что нужно всегда быть готовым к любым неожиданностям и мужественно их встречать.

– Конечно.

Как раз в этот момент один из матросов передал капитану записку от Билли Картера, который просил его зайти в радиорубку. Сердце у Кендалла екнуло: возможно, пришла ужасная или долгожданная весть. Он расстроился, что так мало удалось выведать у мистера Робинсона: если б хоть эта проклятая миссис Дрейк не бегала за ними по пятам.

– Извините, – сказал он своим гостям. – Я вынужден вас покинуть.

– Спасибо, что показали нам эту часть корабля, – поблагодарил мистер Робинсон, по-прежнему недоумевая, зачем его позвали. – Было очень интересно.

– Да, большое спасибо, капитан, – сказала миссис Дрейк.

– Не стоит. Надеюсь увидеться с вами сегодня вечером. – Уже отвернувшись, он вдруг остановился и взглянул через плечо на мистера Робинсона. – У вас такая необычная щегольская бородка, – сказал он. – А усы сбриты. Последняя лондонская мода?

– Нет, что вы, – ответил тот. – Мой личный каприз.

– Почти как у американских амишей. Вы, случайно, не амиш? [36]36
  Амиши – одна из деноминаций анабаптистов, преимущественно в США и Канаде. Религиозно-этническая группа швейцарско-немецкого происхождения. Отказываются от использования современных технических приборов, автомобилей и электричества. Не голосуют и не служат в армии. После женитьбы обычно отращивают бороду, однако не носят усов, считая их отличительной чертой военных.


[Закрыть]

Мистер Робинсон сухо усмехнулся.

– Нет, капитан, – ответил он. – Я не амиш.

– Вы всегда ее носили?

– Нет.

– Собираетесь снова отрастить усы?

– Нет.

Вы лжете, называя себя мистером Джоном Робинсоном, а на самом деле являетесь доктором Хоули Харви Криппеном, которого разыскивает половина цивилизованного мира, и вы зверски убили свою жену, расчленили ее, обезглавили и зарыли в подвале собственного дома?

– Капитан, вы так смотрите, будто хотите задать один заключительный вопрос, – с улыбкой сказал мистер Робинсон. – Я прав?

Он задумался. Между ними повисла тишина, и мистер Робинсон поклялся, что не прервет ее первым. Он смотрел Кендаллу в глаза с такой решимостью, какую редко в себе ощущал.

– Нет, – наконец пробормотал капитан и зашагал прочь.

В тот же вечер мистер Робинсон, мисс Хейз и мистер Заилль сидели за небольшим столиком в бильярдной, попивая коньяк и наслаждаясь обществом друг друга. Им удалось избавиться от миссис Дрейк и детей, и они уже целый час играли на мелочь в рамс – выигрывала в основном Марта Хейз.

– Мне кажется, миссис Дрейк повсюду мерещатся скандалы, – сказала Марта. – Такое чувство, что стоит нам друг с другом побеседовать, и нас тотчас же обвинят в сговоре. Я брала вас под руку, Матье, помните? Так что теперь берегитесь. Я готова на все и твердо решила до конца плавания найти себе мужа.

– В самом деле? – весело спросил он. – И от кого же исходят эти обвинения?

– От дочери. Честно говоря, очень надоедливая парочка. Неужели им нечем больше заняться, кроме как сплетничать да злословить?

– Думаю, нечем, – ответил Матье. – Поверьте мне, я в своей жизни неоднократно встречал женщин, подобных Антуанетте Дрейк. Жизнь у них совершенно пустая, поскольку им больше не к чему стремиться. Денег хватает, и поэтому они лишены амбиций. Из брачных отношений давным-давно выветрилась страсть. Дети их презирают, а они сами презирают своих детей. Однажды я был женат на такой женщине. Много лет назад. Она так меня изводила, что часто хотелось ее придушить.

– И вы это сделали? – с улыбкой спросила Марта.

– О нет, развелся. Чтобы не терять попусту время в исправительных учреждениях.

– Это, знаете ли, не выход, – произнес мистер Робинсон, не заметив, как коньяк, выпитый на голодный желудок, ударил ему в голову. – Убить жену. Это ничего не решает.

– Разумеется, нет, Джон, – заметила Марта. – Мы просто шутим.

– Но люди совершают это на каждом шагу, – сказал он. – И выходят сухими из воды.

– Ненавижу насилие, – произнес Матье Заилль и, закурив сигару, откинулся в кресле. – В своей жизни я слишком часто видел, как люди погибали от рук других, к этому невозможно привыкнуть.

– Чем же вы все-таки занимаетесь? – заинтригованно спросила Марта. – Вы отделываетесь одними намеками и ничего не рассказываете по существу.

– Я занимаюсь искусством, – с улыбкой ответил он. – С годами профиль мой менялся. Театр, опера, управление учреждениями культуры. Можете называть меня международным художественным наемником. Мое имя известно сильным мира сего, и если нужно решить какую-нибудь задачу, они всегда со мной связываются. Скажем так: без дела я не сижу.

– А вы, Марта? – спросил мистер Робинсон. – Чем вы собираетесь заняться по прибытии в Канаду?

Женщина улыбнулась:

– Еще не знаю. Мне кажется, я могла бы заняться юриспруденцией.

– Юриспруденцией? – удивленно переспросил собеседник.

– Да. Мне всегда хотелось стать барристером. [37]37
  Барристер – высший разряд адвокатов в Англии, защищают дела и произносят речи перед судом, в отличие от солиситоров (атторнеев), уполномоченных лишь к подаче бумаг и документов.


[Закрыть]Даже не знаю почему. У меня никогда не было такой возможности. Но мистер Брильт, несмотря на все свои недостатки, внушил мне, что я не бесталанна. В конце концов, я ведь еще молода. Я верю, что найду работу, а затем поступлю в университет.

– Надеюсь, вы достигнете своей цели, – сказал Матье. – Но не забывайте: до конца плавания вам все же нужно сделать выбор.

– Выбор?

– Ну, если миссис Дрейк так убеждена, что вы намерены женить на себе меня или Джона, вам придется между нами выбирать.

Марта засмеялась и покачала головой.

– Это невозможно, джентльмены, – сказала она, – хоть я и знаю, кого бы выбрала мне она сама.

Мужчины удивленно уставились друг на друга, а затем снова перевели взгляд на нее.

– Кого же? – хором спросили они.

– Ну конечно вас, Матье, – ответила она. – Вы ведь занимаете «президентский люкс». А я – главная авантюристка на свете. Должно быть, в фантазиях миссис Дрейк вы – самый главный мой избранник. Простите, Джон.

– Ничего, – сказал он, понимая, что Марта шутит, но тем не менее слегка обидевшись.

– Впрочем, между вами сделан еще один выбор, – сказала она через минуту. – Я имею в виду Викторию Дрейк. Она выбрала между вашим сыном и вашим племянником, – добавила Марта, переводя взгляд с одного собеседника на другого.

– Кстати, как ваш сын? – спросил Матье, повернувшись к мистеру Робинсону. – Не видел его сегодня. Он не приболел? – Придя к выводу, что Эдмунд Робинсон – на самом деле девушка, Матье стал следить за его перемещениями по палубе, но в тот вечер нигде его так и не повстречал. Француза тоже заинтриговали отношения между отцом и сыном, но пока он был не готов обнародовать свое открытие.

– Нет, он совершенно здоров, – ответил мистер Робинсон. – И наверняка где-то неподалеку.

– Если хотите знать мое мнение, – сказала Марта – обоим вашим мальчикам нужно держаться подальше от Виктории. Неприятная девушка.

– Если уж на то пошло, ей бы тоже не мешало держаться подальше от моего племянника, – сказал Матье. – Я лишь недавно взял его на поруки, и мальчик, скажем так, еще не обтесался.

– Эдмунда она совершенно не интересует, – резко возразил мистер Робинсон. – Нелепа сама идея.

– Согласен, – с улыбкой произнес Матье. – Мне они почему-то не кажутся подходящей парой.

– Значит, мы сошлись во мнениях, – подытожила Марта. – Дрейки – люди вовсе не нашего круга.

– Совершенно верно, – сказали оба и чокнулись бокалами.

– В любом случае осталось лишь несколько дней, – добавила она. – И мы снова сойдем на сушу. Надеюсь, за это время Виктория не успеет вызвать между ними сильные трения?

Матье Заилль поднял брови. Хотя он плохо знал племянника, но, судя по характеру мальчика, – а дядя был хорошо знаком с его родословной, – неприятности всегда маячили на горизонте. Матье подумал, что очень обрадуется, если «Монтроз» прибудет в Квебек без дальнейших эксцессов, но почему-то сомневался, что это возможно.

Инспектор Дью чувствовал, как пассажиры сверлили его глазами, когда он прохаживался по палубе «Лорентика»: таращились на него, переглядывались и перешептывались: «Это он? Дью?» Он уже начал чувствовать себя знаменитостью – известным театральным актером или даже членом правительства – и обнаружил, что это ощущение ему нравится. Относительная анонимность инспектора Скотланд-Ярда сменилась – пусть на короткое время – всеобщим интересом и романтическим ореолом. Он спрашивал себя, не разочаровал ли их. Может, они ожидали увидеть более высокого, молодого и красивого мужчину? Или, возможно, именно таким себе его и представляли: внушающая спокойствие наружность немолодого джентльмена, наделенного острым умом и стремящегося послужить правосудию.

Пристальнее всего следили за ним дети. Он чувствовал, как они шмыгают по палубе, словно крысы, прячутся за спасательными шлюпками, ползают на четвереньках под шезлонгами – взволнованные и в то же время испуганные. Иногда он резко останавливался, оборачивался и, увидев трех-четырех из них, скалился и шипел: при этом глаза у детей расширялись от ужаса и восторга, и они, визжа от страха, разбегались по палубе. Их неокрепшие умы не могли провести различие между человеком, совершившим убийство, и тем, кто был послан на поиски убийцы: детям они оба казались участниками зловещего двойного действа, не дававшего им уснуть по ночам.

Один из членов команды проговорился, что на борту «Лорентика» плывет инспектор Уолтер Дью, и очень скоро эта весть облетела всех пассажиров. Пару предыдущих недель большинство следило за рассказами о докторе Хоули Харви Криппене и убитой им жене Коре в газетах. Все обернулось международным полицейским преследованием, и, оказавшись в эпицентре погони, пассажиры испытывали волнение. Поначалу Дью раздражал их навязчивый интерес, и он волновался, что это может помешать аресту, но вскоре это прошло. В конце концов, доктор Криппен с сообщницей находились на другом судне посреди Атлантического океана, и он знал точно где: если даже преступники узнают о преследовании, у них нет никаких шансов спастись. Инспектор велел капитану Кендаллу ничего пока не предпринимать по единственной причине – чтобы до прибытия в Канаду на «Монтрозе» не возникло паники, а в том, что пассажирам его судна обо всем известно, никакого вреда не было. В любом случае весь мир следил сейчас за этой погоней, а сам он превратился в прославленного сыщика.

– Вы это видели? – спросил капитан Тейлор, разыскав Дью в небольшой каюте, отведенной ему под кабинет. Переборки были увешаны страницами из досье Криппена, которые инспектор приколол для справки. Посредине висел снимок из морга, сделанный полицейским фотографом: на столе собраны различные части тела Коры, вырытые в подвале. Накануне капитан случайно взглянул на эту фотографию, пытаясь понять, что на ней изображено. Когда же до Тейлора постепенно дошло, что он рассматривает, ноги у него подкосились. Сегодня капитан изо всех сил старался не смотреть в ту сторону. – Депеша из Лондона. Похоже, вы настоящий герой. Эта история – на первых полосах всех газет.

– Правда? – удивленно и радостно спросил Дью. – И что же пишут?

– «Таймс» пишет, что это самая авантюрная погоня в истории. Предлагает присвоить вам рыцарское звание, когда его поймаете. «Стар» называет вас самым смелым полицейским Англии.

– Самым смелым, говорите? – сказал он, довольно погладив бородку. – По-моему, слишком смело.

– «Монд» написала, что по возвращении вас пригласят выступить перед французскими полицейскими, чтобы вы научили их ловить беглых убийц.

– Бесплатная поездка в Париж. Чудесно. Развлекусь.

– «Мичиган Дейли Рекорд» поместила о нас большой материал: по всей видимости, Криппен родился в этом штате. Похоже, там в глубине души надеются, что мы его не догоним.

– Конечно, догоним. Вы же мне пообещали?

– Догоним, не волнуйтесь. А «Квебек Газетт» посвятила этой истории несколько страниц. Напечатала карты, показывающие, где и когда мы его поймаем. Очевидно, они считают это большой честью для Канады. Вся полиция мобилизована для того, чтобы пресечь волнения в порту после прибытия «Лорентика» или «Монтроза».

– Спасибо, капитан, – радостно сказал Дью. – Приятно сознавать, что все это не зря.

– Остается лишь надеяться, что он тот, кто вам нужен, – произнес капитан, и это неожиданное замечание вызвало у Дью опасения.

– Разумеется, тот, – сказал он. – Иначе и быть не может.

Чем ближе подбирался Дью к жертве, тем сильнее беспокоился, что человек, называющий себя мистером Джоном Робинсоном, может оказаться вовсе не тем, с кем он подружился на Хиллдроп-креснт, 39, в Камдене. И хотя инспектора приятно волновал интерес, проявляемый к этой истории всем миром, он едва ли смог бы пережить то унижение, которому подвергся бы, окажись этот Робинсон кем-то другим. Комиссар полиции почти наверняка мгновенно сместил бы его с должности за то, что он выставил служащих Скотланд-Ярд идиотами в глазах публики. Да что там – в глазах всего мира.Рыцарского звания ему тогда не видать. Приглашение в Париж аннулируют. И ему придется возвращаться в Англию не под аплодисменты, а под насмешки попутчиков. «Я лишь преследую человека, подозреваемого в убийстве, – подумал он, – а между тем от этого зависит вся моя карьера».

Стремясь почувствовать себя в центре событий, некоторые пассажиры уже подходили к нему с нелепыми расспросами. Одним хотелось разузнать подробнее, как протекает следствие, но он, разумеется, не имел права этого разглашать, хоть и подбрасывал им пару крох, с целью разжечь у этих голодных бедняг аппетит. Другим не терпелось услышать гнетущую историю, как доктор Криппен расчленил свою жену. Третьи же высказывали различные предположения о том, где могла находиться исчезнувшая голова.

– А вы проверяли мусорные баки? – спрашивал один. – Если б я отрубил жене голову, то бросил бы ее туда.

– Или духовку? – спрашивал другой. – Может, он ее там запек.

– А вытяжную трубу?

– Или закопал ее под деревом?

– Я слышала, он ее съел, – заявила одна особенно кровожадная дама. Когда попутчики уставились на нее в изумлении, она не стала отступать. – Подумайте хорошенько, – сказала она. – Это единственный способ спрятать голову так, чтобы ее никогда не нашли. Если он смог без зазрения совести изрубить женское тело на мелкие кусочки, то наверняка мог бы поступить точно так же и с головой, а затем потушить ее и съесть. Позволю себе заметить, в голове много железа.

– Право же, – сказал инспектор Дью, которого затошнило при одной мысли об этом. – Мне кажется, у всех вас просто разыгралось воображение.

Страстно желая пообщаться с инспектором, чтобы и на них тоже лег отсвет его романтического ореола, некоторые докладывали о мелких правонарушениях на борту «Лорентика»: исчезали ожерелья, с шезлонгов воровали пальто, из бумажников пропадали деньги.

– К сожалению, это не в моей компетенции, – говорил Дью всякий раз, когда кто-нибудь сообщал ему о подобном происшествии. – Вам нужно обратиться к капитану Тейлору.

– Но вы же из Скотланд-Ярда, – возражали ему. – Вы наверняка можете что-нибудь сделать.

– Я преследую подозреваемого, – твердо заявлял он. – И на борту этого судна не обладаю какой-либо иной юрисдикцией. Боюсь, ничем не могу вам помочь.

Это никого не удовлетворяло, но он стоял на своем. Впрочем, когда инспектор зашел поздно вечером 25-го числа к капитану Тейлору, тот его немного порадовал.

– Мы успеваем, – подтвердил капитан, изучив карты. – По моим расчетам, мы обгоним «Монтроз» вечером 27-го числа. Телеграфировать заранее капитану Кендаллу и сообщить ему, что вы подниметесь на борт?

Дью задумался.

– А как я это сделаю? – спросил он.

– Спустим шлюпку, и один из матросов переправит вас к ним. Потом подниметесь на другой корабль.

Дью над этим поразмыслил и покачал головой.

– Так не пойдет, – сказал он. – Главное – их обогнать. Зачем же мне торчать целых три дня на корабле, пока он будет подплывать к Канаде, чтобы затем пересесть обратно? Мне кажется, лучше всего, чтобы доктор Криппен оставался в неведении о происходящем до самого последнего момента.

– Так что же прикажете нам делать?

– Дождемся того дня, когда они подойдут к порту. Тем же утром, перед самым их прибытием, я попрошу капитана Кендалла сделать полную остановку, но не сходить на берег. Потом я арестую преступника, пришвартуемся, и третьего августа я сяду на пароход, отправляющийся обратно в Англию.

Тейлор кивнул.

– Я сообщу им по телеграфу, – сказал он. – Если это разрешено.

– Конечно, конечно. Но повторите, чтобы никому ничего не рассказывали до самого последнего момента. Вероятно, доктор Криппен способен на все, и я не хочу, чтобы он растворился в воздухе или взял кого-нибудь в заложники, прежде чем я смогу его арестовать. Мне меньше всего хотелось бы иметь на руках еще один труп.

Тейлор кивнул и включил телеграфный аппарат.

По вечерам на «Монтрозе» с палубы третьего класса доносилась бодрая музыка, а в ресторане первого утонченно играли скрипки. Чаще всего Этель спускалась на палубу третьего, чтобы посмотреть, как развлекается простонародье: безусловно, это было гораздо веселее, чем слушать, как обычно, заунывные мотивы. В то же время Виктория Дрейк только сейчас узнала, что и в этой части корабля живутлюди. Она, естественно, слышала о бедняках. И была уверена, что все это очень неприятно, но к ней-то никакого отношения не имело, правда?

Было одиннадцать часов, и мистер Робинсон удалился в свою каюту почитать книгу для общего развития. Миссис Дрейк отправилась спать, заявив, что у нее разболелась голова, после того как Матье Заилль в очередной раз закружил ее в танце, и она почувствовала, как в животе перевернулся съеденный ужин. Матье сделал это умышленно, чтобы избавиться от нее на весь остаток вечера. Ее уход означал, что он может спокойно поговорить с Мартой Хейз и никто не будет наблюдать за каждым их шагом, чтобы в конце объявить во всеуслышание об их помолвке.

Устав играть роль Эдмунда, пару дней назад Этель нашла тихое местечко, где полюбила сидеть одна и смотреть на звезды. Она сидела там и сегодня вечером, по-прежнему одетая в мужской костюм, вытянув ноги, прислонившись спиной к спасательной шлюпке и наслаждаясь шумом волн, бившихся о борт корабля. Она подумала о Хоули Криппене, а не о Джоне Робинсоне, и, слегка усмехнувшись, покачала головой, когда взглянула на одежду, которую вынуждена была носить во имя любви. Ее всегда поражало, как с этим хорошим человеком могла столь жестоко и презрительно обращаться женщина, и мизинца его не стоившая, не говоря уже о том, чтобы называться его женой. Этель ломала голову над тем, какой же хитростью Коре удалось женить на себе Хоули. «Но теперь-то ее, слава богу, нет», – с улыбкой подумала Этель.

Виктория Дрейк решила, что сегодня вечером сломит наконец сопротивление Эдмунда – или погибнет. Они все ближе подплывали к Канаде, Виктория практически вешалась на шею мужчине, а он отвергал ее при каждой удобной возможности – разве это можно пережить? Раньше в ее жизни такого не случалось, и будь она проклята, если допустит это сейчас. Если спустить с рук одному, то за ним потянутся другие. А что, если Эдмунд кому-нибудь расскажет? Ее репутация будет подорвана. Возможно, она больше никогда не возьмет верх.

Прошлым вечером, отправляясь спать, она заметила, что Эдмунд сидит один в своем новом тайном укрытии возле шлюпок, и сегодня весь день разрабатывала свой план. Это был совсем иной тактический ход: она одержит над ним победу, если полностью скроет свою истинную натуру и притворится той девушкой, которая, по ее предположениям, могла бы понравиться столь впечатлительному юноше. Короче говоря, она будет милой. Мысль об этом претила Виктории, но больше ничего не оставалось.

Она подкралась к нему незаметно, осторожно ступая, чтобы не звякнули бокалы. Лишь когда Виктория уже практически поравнялась с Эдмундом, он поднял голову, внезапно очнувшись от раздумий, и заметил, что она стоит рядом.

– Виктория, – сказал он. – Ты напугала меня.

– Извини, – промолвила девушка. – Я окликнула тебя, но ты меня не услышал. – Ложь.

Он мельком взглянул на бутылку и бокалы у нее в руках и вздохнул. Уж не пытается ли она снова закрутить с ним роман?

– Я тебе не помешала? – нежно спросила Виктория.

– Нет, – ответил он без особого энтузиазма, желая тем не менее соблюсти правила приличия. – Пожалуйста, садись. Я вижу, ты принесла выпить.

Она засмеялась.

– Прошел еще один день, – сказала она. – И мне захотелось выпить немного шампанского – одной, вдали от всех. Я подумала, что смогу здесь на время спрятаться. Не ожидала никого здесь встретить.

– Но ты же принесла два бокала.

– Я сказала стюарду, что это для нас с матерью. Иначе он, наверное, не дал бы мне бутылку. Держи, – добавила она, протянув ему один, – теперь ты тоже сможешь со мной выпить.

Эдмунд подумал минуту и наконец, улыбнувшись, взял у нее из рук бокал. Оказалось, что она принесла огромную двухлитровую бутылку шампанского – целых две кварты.

– Да уж, бутыль ты принесла знатную, – сказал он. – Неужели собиралась выпить все одна?

Девушка пожала плечами и, отведя от него взгляд, посмотрела на иссиня-черное море с мерцавшими в лунном свете волнами.

– Я подумала, выпью бокальчик, – сказала она ему. – А потом еще один. И если захочется – еще один. А потом будет видно – по состоянию.

Эдмунд рассмеялся.

– Что ж, тогда приступим, – сказал он. Он потянулся за шампанским, с хлопком выбил пробку и подержал бутыль на весу, пока не стекла пена.

Виктория обожала шампанское. Это был ее самый любимый напиток с четырнадцати лет. Эдмунд налил два полных бокала и поставил тяжелую посудину у себя за спиной, чтобы не опрокинулась, – в желобок, оставленный стопором шлюпки.

– Твое здоровье, – сказал он, чокнувшись с попутчицей.

– Твое здоровье, – ответила Виктория. – За Канаду.

– За Канаду.

На пару минут между ними воцарилось молчание: они смотрели на воду и слушали ритмичный плеск воды о корпус. Эдмунд обрадовался, что Виктория наконец-то в спокойном настроении. Похоже, она не собиралась снова его соблазнять, поэтому он расслабился и получил еще больше удовольствия от шампанского.

– Если бы в этом плавании ты мог что-нибудь изменить, – наконец спросила она, – что бы это было?

Эдмунд задумался.

– Возможно, это покажется странным, – сказал он, – но я бы заменил капитана.

– Капитана? – удивленно спросила Виктория. – Но с какой стати?

– Не знаю, – ответил Эдмунд. – Этому человеку я почему-то не доверяю. Когда оборачиваюсь, мне всегда кажется, он стоит сзади и за мной наблюдает. Выхожу из каюты – он притаился у двери, сижу в столовой – он в десяти футах от меня. Гуляю по палубе, поглядываю на штурманскую рубку – а он смотрит оттуда на меня в бинокль. Конечно, в ту секунду, когда я поднимаю глаза, он отворачивается, но вид его все равно меня тревожит.

Виктория подняла брови и убрала пару прядей, упавших на лицо.

– Честно говоря, даже не заметила, – сказала она. – Хотя один разок видела, как он стоял в коридоре возле наших кают и вел себя действительно очень странно.

– Наверно, у меня начинается паранойя, – произнес Эдмунд. – А ты? Что изменила бы ты?

– Все очень просто, – ответила она. – Мне хотелось бы иметь собственную каюту. Если ты не слышал, как храпит моя мать, значит, не знаешь, что такое бессонная ночь.

Эдмунд рассмеялся:

– Мне кажется, без подобной роскоши я вполне мог бы обойтись.

– Честно говоря, я с самого начала просила себе отдельную каюту, но мать сказала, что это слишком дорого. Но она просто пошутила, потому что сама просила отца забронировать «президентский люкс», который в любом случае почти в два раза дороже нашей каюты, но отец отказал ей, заявив, что этослишком дорого. В нашем роду все были ужасными скрягами, Эдмунд.

Они допили шампанское, и Эдмунд впервые почувствовал к Виктории симпатию. Он снова наполнил бокалы и подумал, что на самом деле не такая уж она дрянная девчонка, просто немного упрямая и своенравная. А сам он разве другой? Эдмунду так не казалось. В конце концов, если вспомнить, как он вел себя последнее время, действия Виктории отойдут на задний план.

Шпионя за Эдмундом, Виктория не заметила, что за ней тоже следили. Том Дюмарке, впервые за несколько дней принявший ванну, наблюдал за ней на расстоянии, недоумевая, почему она себя так ведет. Девушка держала в руках бутылку и два бокала, но стояла в тени, высматривая что-то или кого-то вдалеке. Как бы ему хотелось распить эту бутылку вместе с ней! Когда же Виктория наконец сдвинулась с места, он пошел за ней, но по другую сторону от шлюпок, и когда она прислонилась к одной из них, тоже прислонился с противоположной стороны, прислушиваясь к каждому слову. Мальчик был шокирован, узнав, с кем она там встретилась, и ему оставалось лишь, обойдя шлюпку, нарушить их идиллию. Он опустил руку во внутренний кармана куртки, где лежал перочинный нож, и с облегчением нащупал его. Если Эдмунд Робинсон попытается сплутовать, Том раз и навсегда положит конец его донжуанским похождениям. Эдмунда ведь предупреждали.

– Мне кажется, я должна перед тобой извиниться, – сказала Виктория, и от этого слова ее чуть не вырвало.

– Извиниться? За что?

– За назойливую попытку соблазнить тебя недавно в вашей каюте. Сама не знаю, что на меня нашло.

– Право же, Виктория, забудь об этом.

– Понимаешь, я думала, ты разыгрываешь из себя недотрогу.

– Вовсе нет.

– Я очень часто встречалась с подобной тактикой.

– Конечно.

– И дело в том, что я не привыкла к отказам.

Эдмунд оглянулся на нее. В лунном свете ее тусклая красота казалась гораздо более уязвимой, особенно после сделанного ею только что признания.

– Я даже предположить не мог, – сказал он. – Ты такая красивая – как тебе можно отказать?

– И все же ты отказал.

Он вздохнул:

– Если ты не привыкла к отказам, тогда поверь мне: я еще менее привык к тому, чтобы красивые девушки бросались мне на шею.

– А вот в это мне верится с трудом, – со смехом сказала она.

– Но это так.

– Ты себя недооцениваешь, Эдмунд. Меня притянуло к тебе с первой же минуты.

– Правда? – Это поразило его, но в то же время заинтриговало. – А можно спросить, почему?

– Напрашиваемся на комплимент?

– Нет, – взволнованно ответил он. – Просто я хотел сказать…

– Ничего страшного. Я всего лишь тебя дразню. Но если уж ты спросил – у тебя очень нежный взгляд, которого нет у большинства мальчишек. Такая мягкая кожа, а контур фигуры… послушай, – сказала она, покраснев в темноте и сама удивляясь, как хорошо ей удается играть свою роль. – Я говорю как героиня любовного романа.

– Ты удивляешь меня, – промолвил он. – И меня удивляет эта лесть.

– У тебя где-нибудь есть девушка?

– У меня? – переспросил он, покачав головой. – Нет.

– И все же, наверно, когда-то была. Не можешь же ты быть… Я хочу сказать, ты же, конечно, не… у тебя в жизни уже быладевушка.

– Я был влюблен, если ты это имеешь в виду, – признался он. – Один раз. Мне действительно повезло. Я встретил очень необычного человека. Он попал в беду. И терпел унижения от другого. Я помог этому человеку, потому что меня охватили чувства, которых я никогда раньше не испытывал. Я даже не представлял себе, что можно совершить во имя любви.

– И что с ней случилось? – спросила Виктория. – Умерла или еще что-нибудь?

– Нет, – с улыбкой ответил он. – Ничего подобного. Скажем так: у нас большие надежды на будущее.

Виктория кивнула. Она по-прежнему стеснялась Эдмунда, но они сидели так близко, что ее плоть затрепетала.

– Это шампанское уже ударило мне в голову, – проговорил он, разливая по четвертому бокалу. – Скоро напьюсь.

– Еще полбутылки осталось, – с улыбкой сказала она, довольная тем, что ее план близок к осуществлению. Напоить его, чтобы затем соблазнить, – трюк, конечно, дешевый, но игра стоила свеч. По крайней мере, когда это произойдет, он больше не сможет относиться к ней столь же высокомерно.

Всего в нескольких футах от них Том Дюмарке с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони: потребовалось причинить себе физическую боль, чтобы не закричать от злости. Прислушиваясь к словам Эдмунда, он начинал все больше презирать своего соперника; бесполезная болтовня о красоте, любви и чувствахвызывала у мальчика отвращение. Об этом еще может рассуждать глупая романтическая девчонка, но только не здоровый молодой парень. Если б он со своими дружками припер этого хлыща к стенке где-нибудь дома, на улицах Парижа, они бы ему показали, где раки зимуют. А она! Контур фигуры, понимаешь ли. «Я покажу тебе контур фигуры», – подумал он. Какой жестокий мир: красивая девушка тратит свое время на этого никчемного кретина Эдмунда Робинсона, между тем как ею стремится завладеть он – Том Дюмарке, сильный, мужественный, атлетически сложенный. Он был не в силах этого вынести, однако не мог ни уйти, ни вмешаться в их разговор.

– Кстати, о пароходе, – произнес Эдмунд: язык у него уже начинал заплетаться. – Он идет слишком медленно. Готов поспорить, лет через пятьдесят на корабли будут ставить более мощные двигатели и они смогут пересекать океан за пару часов.

– Ты действительно так думаешь?

– Конечно. Это неизбежно. Техника постоянно развивается. Если ты думаешь, что в конце двадцатого века трансатлантические пароходы будут ходить с такой же скоростью… тогда ты сумасшедшая, потому что это не так.

– Ты должен стать инженером, – пробормотала Виктория, сильнее прижимаясь к нему с отчаянным желанием провести кончиком пальца по его подбородку. – Или изобретателем.

– Возможно, – сказал он.

– Уверена, у тебя получится, – продолжала она, подбадривая его. – Ты такой волевой, просто бурлишь идеями. Представляю себе, как через несколько лет раскрою газету и узнаю, что ты сделал новое потрясающее открытие, которое всколыхнет весь мир. Я так бы гордилась тобой.

– Ты – мной?

– Конечно.

– Но почему? Ты же меня почти не знаешь.

– Я гордилась бы, что вообще была с тобой знакома, – сказала она, и эти слова ласкали ему слух, согревая и интригуя. – Я горжусь, что знакома с тобой сейчас.

Эдмунд медленно повернул голову и взглянул на свою соседку. Он немного опьянел и почувствовал, что тело перестает его слушаться. Он очень давно так много не пил и теперь боялся потерять контроль. Эдмунд пристально посмотрел Виктории в глаза и поразился: как она могла казаться ему надоедливой? Она разговаривала с ним так нежно, с такой заботой: его почти никто так не поддерживал, даже Хоули.

– Ты такая добрая, Виктория, – прошептал Эдмунд, но она шикнула на него, приставив палец к его губам и на минуту их там задержав. От прикосновения к этим пухлым алым губам по всему ее телу пробежала волна желания, и девушка с трудом удержалась от того, чтобы его не обнять. Но пока что Виктория успешно осуществляла свой план, и ей не хотелось под конец все испортить.

– Больше ничего не говори, Эдмунд, – прошептала она, убрав палец и так близко придвинув свое лицо к юноше, что ему ничего не оставалось, кроме как наклониться и поцеловать ее. Их губы соединились, и Эдмунд закрыл глаза, на миг забывшись. В его крови струилось шампанское, волнуя нервы и пробуждая чувства: они продолжали целоваться, все шире открывая рты и сплетаясь языками.