Текст книги "Криппен"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Ты ничего не хочешь сказать? – спросила Кора через минуту, уставившись на Хоули, словно причиной этого оскорбления был он: из-за его дружбы с Этель Ле-Нев она именно так и считала. – Не собираешься меня защитить?

– Конечно, собираюсь, – твердо ответил он, подавшись вперед и ткнув пальцем в Луизу. – Я думаю, с вашей стороны, Луиза, это очень несправедливо. Простите. Я понимаю, что вы – гостья, но я должен это сказать.

– Вот, – самоуверенно сказала довольная им Кора.

– Нельзя называть Этель Ле-Нев простолюдинкой. К вашему сведению, она образованная, интеллигентная, умная и чрезвычайно привлекательная юная леди.

– Этель Ле-Нев? – возмущенно закричала Кора. – Этель Ле-Нев?Так ты защищаешь ее?А как же я?

– Ну право же, Кора, – сказала Луиза, негромко засмеявшись. – Не стоит так расстраиваться. Я не хотела тебя оскорбить. Наверно, ты просто превратно истолковала мои слова.

– Ну и что же ты хотела в действительности сказать? – спросила она. – Мне трудно не чувствовать себя оскорбленной, когда ты упоминаешь меня в одном ряду с этой простушкой. Кроме того,ты намекаешь, что я не заслуживаю знакомства с твоей драгоценной семьей. И кроме того,теперь я тоже могу тебе сказать: я чувствую, что меня перестали пускать на светские приемы.

– Какие еще светские приемы?

– День рождения Николаса. Я до сих пор не получила приглашения, и мне достоверно известно, что многие другие дамы туда идут.

– Это скромный ужин, – возразила Кора, с готовностью давая ей повод себя скомпрометировать. – Только для членов семьи и близких друзей.

– А кто же я в таком случае? – заверещала Кора.

– Очень близкая подруга, – сказала Луиза, немного смягчившись при виде ее истерики. – И конечно, ты должна прийти. Мы будем очень рады тебя видеть. Вас обоих.

Николас согласился, хотя внутренне вздохнул.

Похоже, это немного успокоило Кору, и они продолжили играть в карты, однако настроение было испорчено, и между ними воцарилась гнетущая тишина.

Наконец, Кора подумала, что все и так потеряно, в ней закипела обида, и она заговорила с жаром.

– Конечно, вам неловко вовсе не из-за меня, – сказала она, как только алкоголь снова ударил ей в голову. – Все дело в Хоули. От него-то вы и хотите избавиться. Он всем нам мешает. Разумеется, мне не нужно брать его с собой. Если хотите, я могла бы оставить его дома.

– Кора! – обиженно воскликнул Хоули.

– Нет уж, я договорю до конца. Я слишком долго терпела, когда такие, как ты, мешают жить, – заворчала она на него, – никчемный межеумок без единой капли достоинства. Не удивительно, что я не могу ничего добиться в жизни, когда на шее постоянно висишь ты, пригибая меня к земле, словно альбатрос. [41]41
  Аллюзия на «Поэму о Старом Моряке» (1797–1799) английского поэта-романтика Сэмюэла Тейлора Кольриджа (1772–1834).


[Закрыть]

– Кора, прошу тебя. У нас гости…

– Они знают, что я права, – завизжала та, ища у них взглядом поддержки, которой так и не добилась: чета Смитсонов сидела неподвижно, с каменными лицами. – Ведь я в этом положении из-за тебя. Моя карьера страдала оттого, что ты никогда меня не поддерживал. И знаете, почему ушел Алек, знаете? – спросила она и, обернувшись, уставилась на Луизу. – Он ушел, потому что устал слушать, как Хоули денно и нощно ноет. Он любил меня. Мы занимались любовью ночи напролет, после того как Хоули ложился спать.

– Кора!

– Это правда, – сказала она, язык у нее уже начинал заплетаться. – Ты знаешь, что это правда, но просто не хочешь посмотреть ей в лицо. – Она захихикала и наклонилась к Луизе. – Знаешь, однажды он нас застукал, – сказала она, подмигнув ей. – Стоял в дверях, пока Алек меня имел, и просто наблюдал. Наверно, у него и тогда не встал. Из него даже извращенец не получился.

– По-моему, нам пора, Николас, – резко сказала Луиза, вставая. – Пожалуйста, принеси мое пальто.

– Нет, вам нужно остаться, – сказала Кора, воззрившись на нее с таким видом, будто не понимала, с какой стати ей вздумалось идти домой. – Уйти должен ты, Хоули. Давай – убирайся. Луиза, Николас, вы оба должны остаться. Обещаю, что Хоули больше не будет портить нам вечер.

– Мы уже уходим, Кора, – произнесла Луиза. – И мне кажется, неприлично так вести себя перед уважаемыми людьми. Я никогда в жизни не слышала таких непристойностей.

– Да мне плевать, что ты обо мне думаешь, шалава, выскочка, – крикнула Кора, сменив тактику. – Ради бога, я ведь прекрасно помню, как ты разносила кружки в «Петухе и трех бубенцах» и спускала трусы перед каждым, у кого была хоть пара шиллингов в кармане.

– Николас! Пальто! Сейчас же!

– Правильно. Убегай. Все вы убегаете от правды. Убирайтесь все отсюда, вон к чертовой матери, все, – орала она.

Смитсоны рывком открыли входную дверь и выскочили на улицу: Луиза подталкивала Николаса, чтобы он скорее спускался по ступенькам.

– И можешь забыть о членстве в Гильдии, – сказала Луиза, встав на улице и пытаясь надеть пальто: она по ошибке сунула правую руку в левый рукав и теперь оказалась в замешательстве. – Считай, что ты его лишилась.

– Давай, старая шалава, – орала Кора. – Наверно, где-нибудь в канаве валяется старый алкаш, готовый ради тебя раскошелиться. Сможешь заработать на извозчика, чтоб доехать до дому.

Вернувшись в гостиную, она вытерла с подбородка слюну и заметила мужа, который явственно дрожал.

– Ну и что ты здесь до сих пор делаешь? – спросила она и, подойдя к нему, сильно ударила по голове. – Давай. Убирайся! Вон! – Она била его кулаками, пока не вытолкала через входную дверь на улицу, и он в страхе на нее оглянулся. – И больше не возвращайся, – прокричала она. – С тобой у меня все кончено.

Кора захлопнула дверь и рухнула на пол. Она ненавидела свою жизнь. Ненавидела своего мужа. Ненавидела Лондон. Но теперь все изменится. Наверно, она потеряла всех своих подруг. Но это не важно. Она решила, что завтра же утром встанет, упакует чемоданы и уйдет от Хоули навсегда. Уедет из Лондона и найдет место, где ее таланты оценят наконец по достоинству. Она поднялась по лестнице и легла в кровать: долго не могла уснуть, содрогаясь от злости.

Кора поставила рядом с кроватью стакан воды, потому что всегда просыпалась посреди ночи от жажды. Она еще не знала, что до утра не доживет.

В три часа ночи над Лондоном моросил мелкий дождик, и он надел те самые пальто и шляпу, которые были на нем в день покупки яда. Впоследствии он докупил еще к своему наряду перчатки – на тот случай, если этот момент когда-нибудь наступит: по правде говоря, ему не верилось, что он совершит это сейчас. Когда он поначалу все планировал, это казалось странной, хоть и неизбежной затеей, но действительно довести дело до конца – нечто совершенно другое. Пока момент не настал, он даже в себе сомневался. Но его мысли опережали действия. Слишком много всего произошло, чтобы он мог передумать. Все зашло слишком далеко. Избиения, крики, унижения. К тому же, впервые встретив настоящую любовь, он не хотел теперь ее потерять. Но разве они могли быть вместе, пока у них на пути стояла эта женщина? Выход оставался один. Нужно от нее избавиться.

Когда он медленно шел к Хиллдроп-креснт, 39, в его внешности было нечто такое, что даже поздние собаки на улице переставали лаять и замирали, наблюдая за ним, словно своим поведением он предостерегал их: лучше его не сердить. Он решился – в этом не было сомнений. Ощупал карманы: в левом лежал пузырек и носовой платок, в правом – три массивных, острых ножа для завершения работы. Сердце в груди билось часто, но ему почему-то было не страшно. Несмотря на религиозное воспитание, он не боялся бога и не тревожился о воздаянии. Кора Криппен, рассуждал он, была дьяволом во плоти, и ей незачем оставаться на земле. От ее смерти зависело счастье двух людей. При жизни она приносила окружающим лишь горе и страдания. Поэтому, сживая ее со свету, он, несомненно, совершал полезное деяние.

Он лишь ненадолго остановился у дома, чтобы проверить, во всех ли комнатах погашен свет. Ключи он уже держал в руке и вначале вставил в замок не тот, подергал его, но затем нашел нужный и открыл дверь. Минуту подержал ее приоткрытой, не заходя внутрь и прислушиваясь, не доносятся ли какие-нибудь звуки, но тишина стояла мертвая; он шагнул в дом и осторожно закрыл за собой дверь. Он собирался снять пальто и повесить его в прихожей – все же это могло занять некоторое время, – но передумал. Чем меньше сейчас производить шума, тем лучше.

Он медленно поднялся по ступенькам, слыша при этом собственное дыхание и опасаясь, что разбудит весь дом, и остановился у двери спальни. Вынув из кармана пузырек, снял крышку и, стараясь глубоко не дышать, твердо сжал его в руке. Затем, опустив ладонь в перчатке на ручку двери, медленно ее открыл и остановился во мраке, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, и пристально глядя на человека в комнате.

Кора лежала в постели: простыни сбились, обнажив верхнюю часть тела; она металась, вертелась и что-то бормотала во сне. После разыгравшейся перед этим драмы она долго не могла уснуть, отключилась лишь полчаса назад и теперь беспокойно дремала.

Сквозь щель между шторами в спальню проникала узкая полоска лунного света, упираясь своим изгибом в призрачно-бледную кожу на правом локте Коры. Вот он – последний момент, когда еще можно развернуться и передумать. Подкравшись поближе, он увидел рядом с кроватью стакан воды – наполовину пустой – и вылил туда все содержимое пузырька. Поставив стакан обратно на тумбочку, он вернулся к двери и громко кашлянул, чтобы ее разбудить.

Она медленно открыла глаза, протерла их, а затем приподнялась в кровати и, сощурившись, посмотрела на фигуру в дверном проеме.

– Хоули? – сонно спросила она. – Это ты? – В ответ он лишь заворчал, прочищая горло и, прежде чем она успела сосредоточить на нем взгляд, пошел прочь, скрывшись на лестничной площадке. – Не шуми так, идиот, – проворчала она в последний раз. – Я пытаюсь заснуть.

Перед тем как снова опуститься на подушки, она потянулась за стаканом и залпом его осушила. Он услышал, как она внезапно стала хватать воздух ртом, – прерывистые звуки, бессильные попытки вздохнуть, – и вернулся в спальню, а она от боли вцепилась ногтями себе в горло. Ее глаза расширились, когда она увидела, что он стоит над ней, и затрясла головой, изумленная и смущенная его присутствием, а жизнь тем временем медленно из нее уходила. Он бесстрастно наблюдал за тем, как она упала на подушки, еще пару раз судорожно глотнула воздух и затем замерла с раскрытыми глазами, уставившись в потолок, а из уголка рта на правую щеку потекла тонкая струйка воды. Он открыл рот, пораженный тем, что все действительно кончено, – она наконец умерла, – и почувствовал у себя внутри огромную силу. Волнуясь и удивляясь своей смелости, наклонился, сделав глубокий вдох, засунул руки под тело и поднял его.

Кора оказалась тяжелее, чем он себе представлял, и он с большим трудом снес ее по лестнице. Ему не раз хотелось выронить ее и посмотреть, как она покатится вниз и, возможно, свернет себе шею: в какой-то момент он даже собрался ее сбросить. Ведь она все равно уже умерла, и ей больше нельзя причинить вреда. Однако передумал, вспомнив, что шум падающего тела может разбудить соседей, которые, чего доброго, придут на разведку. Лестница была узкая, и, добравшись до нижнего этажа, он весь обливался потом – пришлось аккуратно положить ее на пол, чтобы перевести дыхание.

Шагнув к двери подвала, он открыл ее и заглянул вниз, отыскивая выключатель единственной лампочки, освещавшей спуск. Света она давала немного, и поэтому он нашел в гостиной несколько свечей, принес их вниз и, расставив в дальней части подвала, зажег: образовался круг света в той точке, где он собирался работать. Вернувшись на первый этаж, снова поднял Кору, с трудом преодолел каменные ступени, ведущие в подвал, чувствуя, как мышцы рук стонут от боли, и, наконец, добрался до нужного места. Свалил ее тело в углу и на минуту застыл, переводя дух.

Сняв куртку, перчатки и шляпу, он достал из кармана небольшую стамеску и, пользуясь ею как рычагом, начал поднимать каменные плиты. Под ними был слой песка, а дальше – решетка из деревянных планок, покрывавшая цементный фундамент. Однако в промежутке оставалось пустое пространство – около трех дюймов. Он поднял несколько плит, пока не решил, что места достаточно, и затем вернулся к телу Коры Криппен.

Он положил ее плашмя на очищенную площадку и задумался, с чего начать. Его и самого удивило, что он вовсе не испытывал отвращения – лишь настойчивое желание. Вынув из кармана несколько ножей, разложил их на полу. При этом ему показалось, что у нее изо рта послышался слабый ропот, и он испуганно уставился на нее. Померещилось? Похоже, ее губы шевелились и что-то шептали, поэтому он, не задумываясь, схватил самый острый нож и перерезал ей горло, с удивлением наблюдая, как открылась чистая рана, которая затем внезапно наполнилась кровью, стекающей по обе стороны шеи. Из гортани донеслось чмоканье – очевидно, это была последняя, отчаянная попытка вдохнуть, но вскоре все кончилось. Он не трогал ее несколько минут, пока из горла не стекла вся кровь, а затем приступил к задаче, которой боялся больше всего, – неизбежному и единственному способу раз и навсегда избавиться от тела.

С другого конца подвала он принес стопки газет и поставил их наготове немного в стороне от трупа, чтобы заворачивать кошмарное содержимое, а затем принялся ампутировать ей руки и ноги. Это было непросто, поскольку мышцы и кости в тазобедренных и плечевых суставах оказались крепче, чем он ожидал. Требовались острые инструменты и сильные руки. Тем не менее примерно через час конечности Коры Криппен уже были сложены в кучу рядом с ее туловищем. К его удивлению, пока он отрезал первую руку, гротескность ситуации перестала его волновать, и он усердно трудился – без малейшего страха.

Следующая на очереди – голова. Горло уже было перерезано, так что он без особого труда отделил ее от тела с помощью нескольких удачных и глубоких ударов ножом в шею и покамест отложил в сторону. Место под трупом было залито кровью, но она свободно стекала сквозь щели в настиле, образуя внизу на цементе лужицу. Пол подвала был совершенно ровным, так что вся кровь собиралась там, оставляя после себя лишь слабый темно-бордовый след.

Отделив руки и ноги и разъединив локтевые и коленные суставы, он отрезал затем кисти и ступни и, завернув каждую часть тела в кусок газеты, старательно разложил на полу. Вскоре после этого осталось лишь разобраться с туловищем. Он вскрыл его крестообразно и, оттянув кожу, обнажил внутренности. С помощью ножа с зазубренным лезвием вырезал основные органы – сердце, печень, почки – и поместил их в аккуратные пакеты, которые тоже сложил под настил. Следующая – грудная клетка: ее пришлось сломать и расплющить, иначе она занимала бы слишком много места. Все, что осталось от туловища, он затем разрезал на четыре равные части, старательно завернул и закопал. Наконец, взял мешок с песком, стоявший в дальнем конце подвала, и насыпал сверху на пакеты, полностью покрыв окровавленную газету, а затем положил обратно плиты и хорошо потоптался на них, чтобы они встали на место. Через пару часов после его прихода на Хиллдроп-креснт, 39, большая часть тела Коры Криппен была надежно спрятана в подвале, выглядевшем так, словно там вообще ни к чему не прикасались.

Он задул и забрал свечи, затем выключил лампочку и закрыл подвал – наконец, запер за собой входную дверь дома.

Голову унес в сумке с собой.

– Так-то вот, – пробормотал он, шагая по улице прочь.

17. КОРАБЛИ, ЧТО РАСХОДЯТСЯ УТРОМ
Атлантический океан: среда, 27 июля 1910 года

Подсчитали, что «Лорентик» обгонит «Монтроз» в одиннадцать утра 27 июля, и все находившиеся на корабле капитана Тейлора надеялись хотя бы мельком увидеть пресловутого доктора Криппена. С той минуты, когда инспектор Уолтер Дью ступил на борт «Лорентика» четыре дня назад, внимание пассажиров захватила развертывающаяся драма, и они пришли к выводу, что погоня – несомненно, самая увлекательная часть их плавания. Однако реакция на нее отличалась в зависимости от пола, возраста и сословия. Мужчины из кают первого класса заключали пари о точном дне и времени встречи судов, ставя на кон тысячи фунтов стерлингов. Женщины предупреждали своих непослушных детей, что если будут плохо себя вести, их отправят к доктору Криппену для наказания, как только его пароход появится на горизонте. Дети же из третьего класса устраивали жуткие игры, понарошку разрезая друг друга на части и пряча куски в спасательных шлюпках. Рэчел Бейли – молодая новобрачная, совершавшая в свой медовый месяц путешествие в Канаду, где ее муж Конор должен был получить место учителя и начать новую жизнь, – проявляла к этой истории наибольший интерес и испытывала садистское наслаждение, при каждом удобном случае расспрашивая инспектора Дью.

– Это ведь вы нашли мертвое тело, правда? – спросила она с расширенными от ужаса глазами и, взяв его за руку, потащила к шезлонгу, не отпуская, чтобы не убежал.

– Конечно, – признался он. – Хотя когда я на него наткнулся, вряд ли уже можно было назвать его телом.

Девушка разинула от изумления рот и прикрыла его другой рукой. Ее невинная внешность в сочетании с настойчивым желанием узнать все кошмарные подробности преступления, совершенного доктором Криппеном, забавляли и в то же время шокировали инспектора, но сама Рэчел ему понравилась, причем гораздо больше, нежели пожилые и развращенные пассажиры, поскольку давала ему возможность почувствовать собственную важность.

– Какой же вы храбрец! Но эта бедняжка, – добавила она. – Вы полагаете, они были когда-нибудь счастливы, инспектор?

– Счастливы?

– Криппены. Я хочу сказать: они ведь поженились, значит, наверно, когда-то любили друг друга.

Он задумался.

– Два человека далеко не всегда идут по жизни вместе, – произнес он. – Хотя уверен, что в вашем случае это не так.

– Разумеется, – сказала она. – Я бы никогда не вышла замуж, если б не была влюблена. Два года назад мои родители захотели, чтобы я вышла за другого, но я наотрез отказалась. Он был сыном банкира, и отец решил, что для его бизнеса будет полезно соединить обе семьи, но я не смогла на это решиться. К тому же парень был всего пяти футов ростом, с бородавками на лице. Как за такого выйти?

– И впрямь, – подтвердил Дью, слегка улыбнувшись: он видел ее мужа – высокого, видного парня с безукоризненно чистой кожей, который вел подробный дневник о жизни на борту. – Правильно, что подождали.

– А вам не хотелось убежать? – спросила она.

– Убежать? Откуда?

– Из подвала. Когда вы ее нашли. Ведь это так отвратительно.

– Да, неприятно, – согласился Дью. – Но я опытный офицер, – пояснил он, наслаждаясь ореолом мужества, который его окружал. – Уже много лет служу в Скотланд-Ярде. И мало что способно меня теперь шокировать, милочка.

– А кровь, – спросила она. – Наверно, там все было залито кровью.

– Она почти вся впиталась в песок. Запах, конечно, тяжелый. Но право же, миссис Бейли, это не совсем подходящая тема для разговора. Сегодня ночью вы не сомкнете глаз.

– Признаться, сама мысль об этом приводит меня в шок. – Она не решилась добавить, что еще и возбуждает. – Представьте, если бы Конор вдруг устал от меня, разрезал на мелкие кусочки и закопал в подвале. Я бы никогда ему не простила.

– Уверен, что этого не произойдет, – заверил инспектор, внезапно испугавшись, что в Лондоне, а то и во всем мире начнется лавина подражаний – убийств с расчлененкой, которые ему потом придется раскрывать. – Уверен, что вы в полной безопасности.

Но девушка в этом сомневалась. Как и нескольким ее спутникам, ей все хуже спалось по мере приближения к «Монтрозу». Один мужчина, шестидесятилетний чиновник, подошел прямо к капитану и начал возражать против маршрута корабля.

– Послушайте, – сказал он, задыхаясь от сдерживаемого недовольства. – Это нехорошо. У парохода есть четко установленный маршрут, а мы изменяем его, чтобы поймать этого Криппена. Разве это правильно?

– Боюсь, у нас нет другого выбора, мистер Беллоуз, – объяснил капитан Тейлор. – Мы выполняем прямые указания Скотланд-Ярда. Да и от курса отклонились не очень далеко – совсем чуть-чуть. Мы все равно прибудем в Канаду вовремя. Даю вам слово.

– Но это же небезопасно, – продолжал он. – Мы – группа обычных пассажиров, плывущих на пароходе. От нас нельзя требовать, чтобы мы ловили сумасшедших убийц. Нас втягивают в это помимо нашей воли.

– Всего лишь одногосумасшедшего убийцу, сэр, – поправил его капитан. – К тому же он, возможно, совсем не сумасшедший.

– Но он ведь убил свою жену. Разрубил ее на мелкие клочочки и, я даже слышал, съел ее сердце.

Капитан Тейлор от удивления широко открыл глаза. Он уже привык к преувеличениям, касающимся злодеяний доктора Криппена, но слухи о каннибализме показались ему явным перебором.

– Не думаю, что он это сделал, – с сомнением сказал он. – Но если даже это правда, тем больше оснований для его поимки, вы не согласны?

– Не согласен, – настаивал Беллоуз. – Этот человек – коварный психопат. Его нужно во что бы то ни стало поймать, но мне не нравится, что эту задачу берет на себя наше судно. Вполне вероятно, что он развернется и перебьет всех нас.

– На борту «Лорентика» более тысячи шестисот человек, – сказал Тейлор. – Ему будет крайне трудно с этим справиться.

– Ловлю вас на слове, – произнес чиновник. – Вы даже не представляете, на что он способен.

– Пожалуй. Но шестнадцать сотен убитых…

– Я буду жаловаться, капитан Тейлор. И попрошу занести это в бортовой журнал.

«Видимо, начитался готических романов», – подумал Тейлор. Тем не менее он согласился выполнить просьбу пассажира, и тот ушел, невеселый, однако на время угомонившийся. Несмотря на различную степень волнения и ужаса перед грядущими событиями, никто не мог помешать «Лорентику» изменить свой нынешний курс, поэтому 27-го числа сотни пассажиров собрались на палубе и, выстроившись вдоль перил, со страхом и волнением всматривались в горизонт, стремясь первыми увидеть «Монтроз».

– Думаете, это благоразумно? – спросил капитан Тейлор инспектора, когда они стояли в штурманской рубке и, по очереди передавая друг другу бинокль, смотрели на океанскую гладь. – Если хотите, я мог бы приказать пассажирам оставаться в своих каютах.

– Это будет выглядеть подозрительно, – сказал Дью. – Тогда со стороны мы станем похожими на корабль-призрак. Нет, так они просто подумают, что наши пассажиры им машут. Из-за шума волн на «Монтрозе» вряд ли что-нибудь услышат.

– Да, – согласился капитан, – верно. И вы абсолютно уверены, что не надо спускать шлюпку, чтобы вам туда перебраться?

– Абсолютно. Дождусь, пока не подойдут к самому берегу, – сказал он. – Чем меньше мы будем пока беспокоить «Монтроз», тем лучше. Не доверяю я этому Криппену. Он способен на все. Если на борту узнают, кто он, может возникнуть паника.

К Тейлору подошел матрос с кипой бумаг.

– Капитан, – сказал он, подняв ее вверх. – Пришло по Маркони за последний час. Похоже, всем газетам на свете хочется знать, что сейчас происходит. И все хотят поговорить с вами, инспектор.

Дью улыбнулся, наслаждаясь своей славой.

– Подожду, пока не обгоним их, – сказал он. – А потом, капитан, возможно, вы дадите мне оператора телеграфной связи, чтобы я отправил сообщения в газеты. Ну и, разумеется, в Скотланд-Ярд.

– Конечно, конечно, – хрипло сказал тот, а затем похлопал инспектора по плечу и показал рукой вдаль. – Смотрите, – тихо произнес он, и его неожиданно охватил страх и отвращение. – Вот он. Пароход «Монтроз».

С палубы «Лорентика» послышались приветственные возгласы, перемежаемые истерическими воплями: все больше и больше пассажиров замечали на горизонте корабль. Капитан Тейлор собрался подойти немного ближе к судну, а затем обогнать его, и дал распоряжения рулевому, какой курс взять.

– Ну что, инспектор, – сказал он, передав Дью бинокль. – По-прежнему думаете, что он на борту?

– Лучше б он там был, – сказал тот, – или мне придется сразу же броситься в океан, чтобы не возвращаться в Лондон. Иначе я стану посмешищем для всего мира.

Пассажиры, которые нежились в лучах утреннего солнца на палубе «Монтроза», с удивлением заметили на горизонте другой корабль.

– Смотрите, мистер Робинсон, – сказала Марта Хейз, прикрывая глаза рукой от солнца, когда «Лорентик» начал приближаться. – Еще один корабль. Вот так сюрприз.

– Другой корабль? – переспросил он, очнувшись от полудремы и взглянув на море. – Не может быть.

– Посмотрите сами.

Он прищурился на солнце и понял, что она права.

– Господи, – сказал он, – странно, что он плывет так близко от нас. Никогда не думал, что в открытом океане можно встретить другое судно. Впрочем, в наше время этих трансатлантических пароходов становится все больше.

– И впрямь, – согласилась Марта. Как только разнеслась весть о приближении «Лорентика», вдоль перил начали собираться небольшие кучки их попутчиков, и вскоре палуба превратилась в зеркальное отображение палубы другого корабля. Проведя более недели в море, пассажиры обрадовались, увидев другие проявления жизни, и стали махать носовыми платками и выкрикивать приветствия, хотя из-за плеска волн и шума двигателей до второго парохода не долетало ни единого звука.

– Наверное, это судно быстрее нашего, – сказал мистер Робинсон, поразмыслив. – Ведь оно всю дорогу отставало, а теперь, похоже, собирается нас обогнать. Вероятно, прибудет в Канаду на день или два раньше, чем мы.

– Везет же им, – сказала она, подумав. – Жду не дождусь, когда снова ступлю на сушу, мистер Робинсон. А вы?

Он сказал, что согласен с ней, однако втайне уже начинал наслаждаться жизнью на борту «Монтроза». Здесь у него был простой распорядок дня – и никаких тебе забот. Ему и Эдмунду удалось провести вместе немало счастливых минут, и, несмотря на события предыдущего вечера, когда он чуть не вышвырнул Тома Дюмарке за борт, в целом это было очень приятное путешествие. Он не знал, какое будущее сулит ему Канада. Имея за плечами двух жен, он уже начал сомневаться в том, что способен создать семью, хотя и верил, что Этель (в отличие от Шарлотты и Коры) действительно его любит.

– Посмотрите, сколько народу на палубе, – сказала Марта Хейз, с удивлением увидев сотни машущих людей у перил. – Неужели им не хватает кают?

Мистер Робинсон сощурился и задумался над этим.

– Наверно, там еще скучнее, чем здесь, – произнес он. – Стоило показаться новым людям, и они тотчас высыпали на палубу. Не люблю, когда на меня так пялятся. Кажется, будто стою на сцене.

– По-моему, они очень взволнованы, правда? – сказала она.

– Вы его видите? – спросил капитан Тейлор. – Можете различить его на палубе?

– Нет, – ответил инспектор Дью, пристально глядя в бинокль и качая головой. – Не могу, но я, право, на это и не рассчитывал. Это было бы чересчур просто. На борту слишком много народу.

– Хватит, рулевой, – крикнул Тейлор. – Так держать и полный вперед.

– Дождусь подходящего момента, – кивнул себе Дью. – Он где-то там. Я это чую. Ему не скрыться. Я все-таки его поймаю.

– Никогда не видела такого возбуждения, – призналась Марта Хейз, поражаясь, что люди подпрыгивают и ведут себя так, словно никогда в жизни не видели себе подобных. Она заметила, что у многих болтались руки, люди вытягивали шеи и высовывали языки, словно подвешенные на петле. – Очень странно, – сказала она. – Если хотите знать, похоже на корабль с сумасшедшими. Вы видели?

– Море свело их всех с ума, – ответил мистер Робинсон и, откинувшись назад в шезлонге и закрыв глаза, снова впал в дремоту. – Лучше всего на них не смотреть. Они как звери в зоопарке. Чем больше внимания получают, тем возмутительнее себя ведут.

– Гм-м, – с сомнением сказала Марта Хейз. – И все же чрезвычайно странно. Никогда не видела ничего подобного.

– Я бы на вашем месте не волновался, дорогая, – возразил он. – Они проплывут мимо, и мы больше никогда их не увидим. Как вы думаете, стюард не мог бы принести нам чего-нибудь выпить?

Капитан наблюдал за проходящим «Лорентиком» из штурманской рубки – рядом с ним стоял старший помощник Билли Картер. «Монтроз» вел рулевой Марк Доусон, который пятнадцать лет прослужил на Канадском Тихоокеанском флоте рядовым матросом и восемь раз подавал заявление о повышении, но всякий раз ему отказывали. Из-за этого он немного обозлился на начальство и, в частности, затаил злобу против Картера, который занял место больного мистера Соренсона, принадлежавшее, как полагал Доусон, по праву ему Однако сегодня все было иначе: он прекрасно понимал, что во время трансатлантических рейсов два корабля никогда не проходят так близко друг к другу, если на то нет какой-либо особой причины. Водная гладь широка и просторна, и во избежание столкновений каждое судно следует своим курсом. И «Монтроз», и «Лорентик» изменили обычные маршруты, и ему хотелось знать почему.

– Что-то здесь не так, сэр, – сказал он, обращаясь не к старпому, а к самому капитану Кендаллу. – Как вы думаете, почему они идут так близко?

– Понятия не имею, Доусон, – ответил Кендалл, не желая раскрывать ему тайну – считая это ниже своего достоинства. – Но я не стал бы по этому поводу волноваться: они соблюдают дистанцию. Столкновение невозможно. Так держать – и все будет хорошо.

– Но, возможно, они пытаются послать нам сообщение, – возразил Доусон, пытаясь выудить какую-нибудь информацию. – Как вы думаете, может, нам проверить Маркони?

– Просто ведите корабль, матрос, – раздраженно сказал Билли Картер. – И поменьше вопросов.

Доусон бросил на него испепеляющий взгляд, словно хотел вздернуть парня на веревке, однако сжал губы и отвернулся от них обоих. Выдержав паузу, капитан коснулся руки Картера и жестом велел следовать за ним в радиорубку.

Войдя и заперев за собой дверь, Кендалл с надеждой посмотрел на аппарат, но из больницы так и не поступило сообщения о здоровье мистера Соренсона. Прошлой ночью капитану приснился сон, что его бывший старпом умер один в своей кровати и на его похоронах не было ни единого друга. В то утро Кендалл проснулся незадолго до шести часов: по щекам катились слезы, простыни намокли от пота, во рту пересохло, и болела голова. «Почему они не присылают сообщение?» – спрашивал он себя. Сам он отправил целых семь.

– Инспектор Дью связался перед этим со мной по телеграфу, – сказал он, сев и жестом пригласив сесть Картера. – Он отправляется прямиком в Квебек, чтобы «Лорентик» мог там войти в док и выгрузить пассажиров.

– Понятно, – сказал Картер. – И он собирается там ждать нашего прибытия?

– Думаю, да, – ответил капитан. – Хотя, мне кажется, его немного волнует толпа.

Картер поднял брови.