Текст книги "Не искажая Слова Божия…"
Автор книги: Джон Бикман
Соавторы: Джон Келлоу
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)
Идиоматический перевод совместим с просветительной работой Святого Духа
Вопрос, который часто задают читатели в случае непонимания текста перевода, сводится к следующему: разве разъяснение написанного должно исходить от переводчика, а не от Духа Святого? Появление этого вопроса во многом обязано стиху из Священного Писания, где говорится: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия… и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор 2:14).
Несколько цитат из других авторов поможет разъяснению данного вопроса. Преус говорит: "Пока содержание Писания не станет полностью понятным, нельзя говорить о его достаточности. Как мы можем быть спасены через веру в откровение Библии, если некоторые его места представляют для нас загадку…? Даже неверующий способен понять буквальное содержание Библии и оценить ее исторический материал… Но истинное духовное понимание… Писания может быть достигнуто только перерождением личности, и только с помощью просветительского воздействия через текст Святого Духа… В Библии содержится очень много неразгаданного, чего не может постичь человеческий интеллект, но тогда эти загадки не были занесены в Писание туманным и двусмысленным языком" [Preus 1957, с. 15б–58]. Бромили [Bromiley 1958, с. 212] приводит следующую цитату из Уитэкера: "Мы говорим, что Святой Дух есть высший толкователь Писания, потому что мы должны быть духовно просвещены, чтобы постичь истинный смысл Писания… поскольку ни одну спасающую душу истину невозможно понять без помощи Святого Духа". В той же самой книге Рамм пишет: "Человек, ослепленный грехом, нуждается в особом просвещении своего сердца для того, чтобы принять правду Божию как истину… Смысл божественной правды, и несомненность ее для верующих есть проявление воздействия Духа Святого на человеческое сердце" [Ramm 1958, с. 257].
Иными словами, Писание по сути своей доходчиво и понятно и должно быть таковым для каждого, кто с ним знакомится. Однако слово Божие никак не отзовется в человеческом сердце, если Дух Святой не поможет раскрытию Божественных тайн. Но если из – за плохого перевода божественное послание непонятно или даже неверно передано? Задача ли Святого Духа исправлять его? Конечно, нет. Именно мы несем полную ответственность за то, что вместо обоюдоострого меча, каким является слово Божие, вложили в его руки всего лишь тупой кинжал.
Идиоматический перевод не препятствует деятельности христианских миссионеров и учителей
Идиоматический перевод облегчает задачу миссионера и учителя, деятельность которого заключается в распространении текста Священного Писания. Ему придется обеспечить своих слушателей необходимой основной информацией, чтобы у них создалось правильное впечатление от услышанного. Поскольку эта информация была знакома современникам авторов оригинала и оставалась имплицитно выраженной, а читателям перевода она совсем неизвестна, то ее необходимо разъяснить.
Существует реальная опасность того, что учителю придется постоянно исправлять перевод. Если каждый раз, обращаясь к Священному Писанию, он будет предварять свое объяснение словами: "Я знаю, что здесь написано так, но на самом деле это означает другое," или "из данного перевода мы не можем понять смысл сказанного, а в оригинале это означает следующее…", у верующих может сложиться мнение, что только толкователь или преподаватель способен понять Слово Божие. Они постепенно утратят желание "ежедневно разбирать Писание, точно ли это так" (Деян 17:11) после того, как услышат объяснение толкователя, как это делали верияне. Само решение понять Писание только в присутствии учителя делает бессмысленным цель перевода, согласно которой каждый должен иметь прямой доступ к Слову Божию на своем языке.
Идиоматический перевод помогает билингвам понять общенациональный перевод Библии
Чтобы перевести Библию на общенациональный язык обычно использовали умеренно буквальный подход. Это не является серьезным недостатком национальной версии, поскольку перевод призван служить нуждам различных культур. Церковь уже имеет хорошо развитую сеть обучающих структур; количество образованных людей постоянно растет, и кроме того читателям Библии предоставлены всевозможные виды помощи. Тем не менее, часто встречаются возражения против сведения в одну книгу идиоматического перевода и национальной версии, поскольку билингвы будут сравнивать оба текста, а сравнение окажется не в пользу идиоматического перевода, т. к. общенациональная версия более популярна. В то же время, часто возникают споры вокруг того, что если бы перевод на язык национальных меньшинств осуществляли более точно (т. е. буквально), то не было бы повода говорить о различиях в форме.
Ответом на данное возражение может послужить тот факт, что, поскольку общенациональный язык не может быть понят совершенно, и перевод на такие языки скорее буквальный, нежели идиоматический, то читатель, для которого такой язык не является родным, будет испытывать большие трудности в понимании перевода.
Знание общенационального языка сводится к таким практическим делам, как торговля или контакты с властями, которые составляют лишь ограниченную часть национального лексикона. Даже обучение в школе, хотя оно и углубляет знание общенациональных языков, не так сильно влияет на ситуацию. Государственный язык довольно часто не является родным для национальных меньшинств и не может заменить его. В действительности опыт показывает, что религиозная терминология, как правило, усваивается в самую последнюю очередь, и степень ее понимания бывает разной. Поэтому потребность в идиоматическом переводе, даже если имеет место двуязычие, является такой же настоятельной как и потребность в группе, которая не знает ничего, или почти ничего, о межнациональном языке. Идиоматический перевод передает содержание Евангелия самым естественным для конкретного языка образом; кроме того он служит для того, чтобы ввести и пояснить техническую терминологию, которая встречается в общенациональном переводе Библии. Любое критическое сравнение обоих переводов покажет, что при наличии разной формы, сообщаемый смысл остается одинаковым.
Как правило, там, где имели место подобные сравнения, читатели обычно были удовлетворены появившимся на их родном языке переводом, поскольку он объяснял значение многих слов общенационального языка, ранее им неизвестных. Изменение формы ничуть не смущало читателей; поскольку они владели двумя языками, то были знакомы с этим явлением в повседневной жизни. Тем не менее, если смысл сообщаемого в тексте должен быть одинаков, переводчик, который собирается издать текст билингвы, скорее всего будет следовать тексту, лежащему в основе общенациональной версии, и, по возможности, будет полагаться на характер текста и интерпретации этого перевода.
Идиоматический перевод легче читать, особенно тем, кто знакомится с Библией впервые
В предыдущих разделах данной главы говорилось о многочисленных возражениях против идиоматического перевода; в этом разделе мы укажем на одно из его явных достоинств.
Те, кто берет книгу в первый раз, склонны обращать внимание на фонетическое звучание слова и гадать, что оно означает. Пользуясь идиоматическим переводом, читатель чаще всего правильно отгадывает, что значит то или иное слово, поскольку контекст, подводящий читателя к нужному слову, ограничивает его выбор до единственно верной смысловой единицы. В то же время, когда он имеет дело с другим подходом к переводу, то словосочетание в таком переводе часто выпадает из области нормативного употребления. Окружающий их контекст кажется странным и заставляет задумываться над каждым слогом каждого конкретного слова. Все это замедляет работу читателя с текстом, поскольку ему приходится приспосабливаться к самому процессу чтения, а не впитывать информацию, которую этот текст несет. В этом случае чтение становится мукой, а не удовольствием, и только крайне заинтересованный человек будет продираться сквозь полупонятный текст, чтобы узнать Слово Божие. Идиоматическому же переводу, напротив, суждено стать широко читаемой книгой.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. Об эксперименте по использованию основных знамений слов носителями языка
Для тестирования было приглашено три носителя целевого языка. Каждому был предложен список из 200 слов. Первый из них должен был составить предложения с каждым из 200 слов. В итоге было получено 138 предложений разного характера; 68 процентов слов было использовано в своих прямых значениях. Когда тестируемому сказали, что все предложения должны быть его собственными, использование слов в прямом значении выросло до 89 процентов. Второму носителю было предложено не использовать никаких цитат, и он составил предложения с 94,5 процентами слов. Когда ему раскрыли цель текста, процент увеличился на 0,5. Третьего тестируемого предупредили, что все предложения должны быть оригинальными для него, но не дали больше никаких указаний. Он использовал 88,5 процента слов. Когда ему объяснили, что каждое слово нужно было использовать в прямом значении, процент использования слов повысился до 98.
Перед тестированием не было дано никакого объяснения на предмет, что такое "прямое значение". При подсчете числа предложений учитывалось только то употребление слова в прямом значении, которое является таковым для всех носителей данного языка в целом, а не какой – то их части. Весьма вероятно, что в какой – то мере на выбор прямого значения влияла профессия тестируемых, и, если бы они были предупреждены об этом, они набрали бы большее количество очков.
Разумеется, основываясь на результатах тестирования, нельзя делать глобальных выводов относительно частоты употребления прямых значений, из – за малого числа тестируемых. Кроме того, тестируемым предлагались различные задания. Тем не менее, мы вправе предположить, что, если мы попросим носителя целевого языка составить предложение с нужным словом, он в 9 из 10 раз использует его в прямом значении. Следовательно, переводчик или консультант по переводу, пытаясь выяснить прямое значение отдельного термина, может взять его из контекста и попросить носителя языка привести пример его употребления. Опросив таким же образом еще несколько носителей, можно выявить около десяти процентов случаев употребления производного или переносного значения слова.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3. Употребление OU и ME в вопросах и их значение
В гл. 15 было замечено, что отрицательные частицы ou и me служат для различия действительного и риторического вопросов. Они употребляются параллельно в обоих типах вопросов. Тем не менее, такое употребление вовсе не означает, что для переводчика не существует никаких правил использования этих частиц. Ниже мы попытаемся показать, что употребление отрицательных частиц влияет на выбор переводчиком формы в целевом языке, когда он переводит оба типа вопросов.
Греческие грамматики об использовании ou и me
Маршалл в предисловии к своей книге «Подстрочный греческо – английский Новый Завет» уделяет особое внимание значимости ои и те [Marshall 1964, с. XIII]:
Между прочим, эти две отрицательные частицы или сочетание с ними, вводя вопрос, ожидают различную на реакцию него. Он скорее обращен к существующему факту и предполагает утвердительный ответ. Например, на вопрос «не двенадцать ли часов в одном дне?» (Ин 11:9) ответ может быть дан только положительный. Частица те, напротив, либо опровергает сказанное и подразумевает ответ «нет», либо выражает сомнение в истинности его. Например, в Ин 18:35 Пилат спрашивает: «Разве я иудей?»
Сама форма вопроса указывает на то, что Пилат вопрошает о чем – то, но суть его свидетельствует о том, что задающий вопрос с негодованием отвергает саму мысль о принадлежности своей к иудеям. Поэтому ответ может быть только «нет».
Размышления Маршалла созвучны тем, которые мы встречали в грамматиках. Бертон в своей книге "Синтаксис наклонения и времени в греческом НЗ" утверждает: "Все, что говорится относительно простых отрицаний ou и me, справедливо также и для словосочетаний с ними, когда они употребляются отдельно… В вопросах, на которые можно дать утвердительный или me, справедливо также и для словосочетаний с ними, когда они употребляются отдельно… В вопросах, на которые можно дать утвердительный или отрицательный ответ, ou употребляется с изъявительным наклонением для указания на то, что предполагается утвердительный ответ; и те подразумевает ответ отрицательный" [Burton 1966, с. 178–179]. Гочиус соглашается с данным высказыванием: "me с глаголом в изъявительном наклонении вводит вопрос, который требует отрицательного ответа… Ou (оик, ouch) и ουχηι иногда вводит вопрос, который предполагает утвердительный ответ…" [Goetchius 1965, с. 229–230]. Другие грамматики, такие как Бласс – Дебрюннер, Дана и Манти, Робертсон и Дэвис, Тернер содержат аналогичные по сути выводы.
Однако, как бы ни были справедливы данные утверждения, им не удается отразить полный набор данных по двум аспектам. Во – первых, они не учитывают разницу между действительным и риторическим вопросами и, в особенности, тот факт, что риторический вопрос вовсе не подразумевает никакого ответа, а служит совершенно другой цели. Во – вторых, существуют такие риторические вопросы, использующие ou, которые в случае изменения их на утвердительные высказывания, будут передавать неверную информацию, а если их превратить в отрицательные предложения, также исказят смысл. Поэтому нам кажется, что будет целесообразным особо рассмотреть частицы ou и me, принимая во внимание различие между разными типами вопросов.
Ou и me в вопросах
Авторы новозаветных текстов, когда им требовалось сформулировать вопрос, требующий утвердительного или отрицательного ответа, стояли перед выбором: использовать или нет отрицательные частицы ou и me. Если они выбирали второе, то вопрос не говорил ничего об отношении автора к ответу – он был нейтральным. В первом же случае употребление ou или me указывало на то, что автор знает ответ (по – русски это носит название «наводящий вопрос»). Поскольку автор, писавший на греческом койне, должен был сделать выбор, причем довольно ответственный, он, по – возможности, должен получить отражение в переводе. (Цитата из Маршалла предлагает, как это именно можно сделать, рассматривая вопрос Пилата «Разве я иудей?») То, как эта разница отражена в русском языке в настоящих вопросах с ou и me или без них, проиллюстрируют следующие примеры:
Мф 9:28 «Веруете ли, что Я могу это делать?» В этом вопросе не используется отрицательных частиц, поэтому ответ на него предложить трудно.
Ин 9:8 «Не тот ли это, который сидел и просил милостыни?» Этот вопрос был задан соседями слепого, которые знали его до его исцеления. В греческом тексте вопрос начинается с ouch, что указывает на то, что соседи сами знали ответ на свой вопрос: «Да».
Ин 4:33 «Разве кто принес Ему есть?» Этот вопрос учеников вводится частицей те, которая показывает, что они слабо верят в возможность того, что кто – то принес еду Иисусу.
Эти три примера подтверждают приведенные выше утверждения о том, что ou подразумевает утвердительный ответ, а me — отрицательный; опущение же обеих частиц оставляет вопрос открытым – он может быть либо положительным, либо отрицательным.
Другие примеры с использованием частицы ou можно обнаружить в Мф 17:24; 27:13; Ин 8:48; 18:26; и Деян 21:38.
Обратите внимание, что, хотя ответ, который подразумевал спрашивающий, был положительным, в каждом случае, в действительности "да" было произнесено только в первом примере. В Мф 27:13 Христос не отвечает вовсе, а в последних трех примерах человек, к которому был направлен вопрос, отвечал "нет". Говорящий может высказать свое мнение в пользу определенного ответа, но по разным причинам не получить ожидаемого "да" или "нет". Тем не менее это не влияет на проводимый анализ.
В качестве примеров действительных вопросов с использованием те могут послужить стихи из Мф 26:25; Мк 14:19; Лк 22:35; Ин 6:67; 9:40; 18:17, 25; 21:5. Из этих вопросов, на которые ожидалась отрицательная реакция, в Мф 26:25 и Ин 9:41 были получены утвердительные ответы.
Ou и me в риторических вопросах
Когда мы встречаем в тексте риторический вопрос, то, как правило, не ждем на него ответа. Он используется как фигура речи, передающая информацию. Это основное правило касается также и тех риторических вопросов, которые содержат в себе ou и me. Поскольку на такой вопрос ответа не ожидается, мы можем перефразировать правило, приведенное в некоторых грамматиках, следующим образом: Если риторический вопрос содержит в себе отрицательную частицу ou, говорящий высказывается утвердительно. Часто так выражают уверенность в чем – то, а форма риторического вопроса раскрывает информацию или привлекает внимание слушателей к тому, о чем они уже знают, или в определенном контексте выражает оценку, или указывает на то, что слушатели должны были сделать, но не сделали. Далее дано по два примера на каждый тип вопроса (в скобках приведен эквивалент в форме простого предложения):
Мф 22:31 «А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом?» (Вы читали, что сказал вам Бог).
Деян 5:4 «Чем ты владел, не твое ли было?» (Чем ты владел, было твоим.)
Мф 26:40 «Так ли не могли вы один час бодрствовать со мною?» (Вы могли бодрствовать со мною.)
Мк 7:18 «Неужели вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что ничто извне входящее в человека, не может осквернить его?» (Вы должны понять, что…)
Хотя грамматики обычно увязывают частицу те с вопросами, на которые ожидают отрицательный ответ, они признают, что отрицательная реакция скорее связана с недоверчивым, сомнительным отношением к сообщаемому. Так, например, Тернер пишет: "В некоторых высказываниях сила отрицательной частицы те меняется: Ин 4:23 meti houtos estin ho Christos: He он ли Христос? Скорее всего отрицательным ответом в данном случае будет ou, а не me; иногда трудно выявить разницу между ними, поскольку многое зависит от интонации говорящего; здесь явно присутствует интонация сомнения, как и в Ин 4:33" [Turner 1963, с. 283]. В словаре Бауэра/Аланда находим такое объяснение частицы meti: «Вопросительная частица в вопросе, который требует отрицательного ответа… Также присутствует в вопросе, в ответе на который спрашивающий неуверен. Например, в Мф 12:23; Ин 4:29».
Подводя итог вышесказанному, мы можем сказать, что me в риторических вопросах указывает на негативную констатацию уверенности, хотя в некоторых контекстах эта частица может указывать на сомнение говорящего в том, что он говорит. Ниже мы приводим по два примера на каждый случай с соответствующими эквивалентами в утвердительной форме.
Мф 7:9 «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?» (Он не даст ему камня.)
Рим 3:3 «… неверность их уничтожит ли верность Божию?» (Их неверность, конечно, не уничтожит…)
Ин 4:29 «… не Он ли Христос?» (Возможно, этот человек – Христос.)
Деян 7:28 «Не хочешь ли ты убить и меня…?» (Может быть, ты хочешь убить меня…)
В иных контекстах частица те может переводиться как «Ты говоришь, как если бы…» Например, в Ин 7:51 Никодим обращает внимание фарисеев на то, что закон не судит человека, если прежде не выслушает его. На это фарисеи отвечают риторическим вопросом: «И ты не из Галилеи ли?» Вопрос в греческом языке начинается с me; фарисеи прекрасно знали, что Никодим не был галилеянином. Однако они истолковали его слова, как будто он встал на защиту своего соплеменника галилеянина, поэтому этот риторический вопрос мог принять такую форму: «Ты говоришь, как если бы ты был из Галилеи».
Вопросы с ouchi почти всегда риторические и обозначают уверенность в сказанном. Mepote в риторическом вопросе употребляется в значении «возможно». Например, в Ин 7:26: «Не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос?»
Чтобы скорее запомнить функции ои и те, можно соотнести их с соответствующими русскими выражениями, например, «Ведь это правда?» или «Разве это правда?», или «Это правда, не так ли?», или сочетания с частицей «ли»: «Не твоим ли именем бесов изгоняли?» (Мф 7:22). Если первый и третий вопросы ожидают утвердительного ответа, то на второй скорее всего будет дан ответ отрицательный.
Мф 22:31 «А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом?»
Мф 26:40 «И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?»
Мф 7:9 «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»
Ин 4:29 «… не Он ли Христос?»