Текст книги "Кальде Длинного Солнца"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– Почему они… – начала Синель.

– Потому как ты ни хрена не понимаешь, Сиськи, – вздохнул Гагарка. – У них забирают шмотки, прежде чем спихивают в ямы. Я думал, что об этом все знают. Садись. Ты тоже, патера. И Кремень. Старик, ты идешь?

– Старик! – хрипло помог ему Орев.

Никакого ответа из поредевшей тьмы.

– Садитесь, – опять сказал им Гагарка. – Мы все устали – гребаный Гиеракс знает, как я, – и нам предстоит еще долгая дорога, прежде чем мы найдем место, где можно поесть или отдохнуть. У меня есть несколько вопросов к Туру. Скорее всего, у вас тоже.

– У меня, точно.

– Лады, смогешь. – Гагарка с осторожностью сел на пол туннеля. – Но сначала я должен сказать тебе, что он говорит лилию, хотя это ничего не значит. Я знаю, могет быть, сотню пацанов, которым могу доверять, только не слишком. Прежде, чем его бросили в ямы, он был одним из таких, вот и все, что было.

Пока он говорил, Наковальня и Кремень сели вместе; Тур тоже осторожно сел, получив разрешающий кивок.

Гагарка отклонился назад, закрыл глаза, и тут же его голова закружилась.

– Я сказал, что каждый смогет. Только я первый, остальные потом. Где Плотва, Тур?

– Это еще кто?

– Старик. С нами был старик, рыбак. Его зовут Плотва. Ты его замочил?

– Никого я не мочил. – Тур мог быть в лиге отсюда.

Голос Кремня:

– Почему тебя вообще бросили в яму?

Синели:

– Это не имеет значения. Что ты здесь делаешь, вот что я хочу знать? Тебе положено быть в яме, и ты думаешь, что я была там. И Гагарка прав, когда объяснил, почему у тебя нет одежды?

Наковальни:

– Сын мой, я обдумал твои слова. Вряд ли ты предвидел, что я, авгур, могу иметь оружие.

– Я даже не знал, что ты авгур. Все этот хрен, Гелада, он сказал, там длинная баба и с ней коротышка. И мы не знали больше ни хрена, когда начали тушить огоньки.

– Так значит, этот Гелада выстрелил костяной стрелой в меня? Я подобрал ее.

– Не в тебя, патера. В нее. Он сказал, что у нее был гранатомет, и он шмальнул, только промазал. У него есть лук, склеенный из костей, только он не так хорошо управляется с ним, как думает. Гагарка, я же хотел слинять отсюда, сечешь? Могет быть, возьмешь меня наверх, с собой? Я сделаю все, что скажешь.

– Хотел бы я знать, как, – прошептал Гагарка.

Наковальня:

– Я выстрелил раз двадцать. Там были жестокие животные и такие же люди.

Синель:

– Ты понимаешь, что мог бы положить нас всех, стреляя в темноте из игломета Гагарки? Да ты шизанулся!

Кремень:

– Не меня.

– Если бы я не стрелял, дочь моя, меня бы могли убить. И я не стрелял наугад. Я знал, куда. Хотя, можно сказать, был слеп. И это было великолепно. Настоящее чудо. На мою сторону, наверно, встала Сцилла. Они бросились на меня, чтобы убить, все они, но вместо этого я убил их.

Гагарка открыл глаза и прищурился в темноту позади них.

– Могет быть, они убили Плотву. Я собираюсь взглянуть, через минуту.

Синель приготовилась встать:

– Ты чувствуешь себя хреново, а? Я пойду с тобой.

– Не сейчас, Сиськи. Там все еще темно. Тур, ты сказал, что твои ребята забрали огоньки. Чтобы в этом месте стало темно и вы бы оказались за нами, верно?

– Точняк, Гагарка. Гелада встал мне на плечи и достал четыре, и Гаур оттащил их назад. Они ползут туда, где темно. Знаешь об этом?

Гагарка хмыкнул.

– Только они ползают не слишком-то быстро. Ну и мы решили подождать в сторонке, пока вы не появитесь. Она, я хочу сказать, и этот коротышка, авгур. Вот и все.

– И он прыгнул на меня сзади!

– А что ты сделала? (Гагарка почувствовал, хотя и не мог видеть, что Тур вытянул руки.) – Ты шмальнула гранатой в Геладу. Если б не поворот, ты б укокошила всю нашу банду.

– Плох муж! (Орев.)

Гагарка опять открыл глаза.

– Троих или четырех, точняк. Кремень, вроде ты сказал, что патера замочил пару животных?

– Туннельных богов, – подтвердил Кремень. – Я говорил тебе о них. Они вроде как собаки, только не такие приятные.

– Я должен вернуться взад, – пробормотал Гагарка. – Посмотреть, что случилось со стариком, и еще я хочу поглядеть на этих богов. Тур, ты один, и я сделал одного, и это два. Кремень сказал, что патера принял пару, и это четыре. Кто-нибудь еще?

Кремень:

– Я. Одного. И один после выстрела патеры еще дрыгался, и я его добил.

– Ага, вроде бы я это слышал. Всего пять. Тур, ответь, только не тарахти. Сколько вас было?

– Шесть, Гагарка, и пара церберов.

– Считая тебя?

– Лилия, считая меня.

– Я вернусь туда, – повторил Гагарка, – как только огоньки окажутся там и я почувствую себя лучше. Кто-то захочет пойти со мной, лады. Кто-то захочет идти дальше – тоже лады. Но я собираюсь посмотреть на богов и найти Плотву. – Он опять закрыл глаза.

– Хорош муж!

– Да, птица, он был. – Гагарка подождал, пока кто-нибудь не заговорит, но все молчали. – Тур, они бросили тебя в ямы. Быков действительно сбрасывают туда? Я всегда хотел знать.

– Только если ты их достал. Если нет, могешь съехать вниз в корзине.

– И как они тебя кормят? Кладут жратву в корзину и спускают вниз?

– И кувшины с водой, иногда. Только по большей части мы наполняли их сами, когда шел дождь.

– Давай, не останавливайся.

– И там совсем не так хреново, как ты думаешь. Мне не было, точняк. По большей части мы отлично ладили, сечешь? И новые, кто появляется, они сильнее.

– Если их не кидали вниз. Тогда они появлялись со сломанными руками и ногами, а?

– Лилия, Гагарка.

– И тогда вы приканчивали их и ели, пока они еще жирные, а?

Кто-то (Наковальня, решил Гагарка) ахнул.

– Ну, не всегда, лилия. Только тех, кого не знали. Секи, тебя бы не съели.

– Итак, тебя сунули в яму, спустили вниз в этой корзине, и ты был там крутым пацаном, как и раньше. И обнаружил, что они копают, верно? – Гагарка открыл глаза, решив держать их открытыми.

– Ну. Они собирались прокопать ход наружу, сечешь? Они докопались до большой стены и стали рыть вниз, так глубоко, как только могли. Наша яма была самой глубокой, сечешь? Одна из настоящих старых дыр в земле около стены. Они копали ее костями, два быка зараз, а другие выносили руками землю. Остальные глядели, чтобы прыгуны не спустились вниз, когда шлялись поблизости. Они все мне рассказали.

– И вы пробили дыру в этом туннеле, когда подкопались под стену? – спросил Кремень.

Тур энергично кивнул:

– Да, точняк. Они сказали мне. И коркамень – там был коркамень, по большей части, – он треснул, сечешь? Они соскоблили грязь, надеясь найти выход наружу, и увидели огоньки. И тут они чуть не сошли с ума, вот что они сказали. И они стали откалывать куски коркамня, как сосульки от льда, бить по нему, чтобы можно было протиснуться в дыру.

Наковальня усмехнулся, обнажив выдающиеся вперед зубы больше, чем обычно.

– Я начинаю понимать ваше бедственное положение, сын мой. Когда вы выбрались в эти ужасные туннели, оказалось, что вы не в состоянии добраться до поверхности. Это верно? Факт? Справедливость Паса достигла вас?

– Ага, так и было, патера. – С заискивающей гримасой Тур наклонился к Наковальне; казалось, что он унижается. – Но посмотри на это по-другому, патера. Только минуту назад ты убил парочку моих друзей, а? И ты не ссудил им лошадь, чтобы добраться до Главного компьютера, верно?

Наковальня покачал головой, тряся пухлыми щеками:

– Мне кажется, что лучше всего дать богам самим судить об этом деле, сын мой. Так же, как я судил о твоем.

– Лады, я тоже собирался убить тебя. Это лилия, сечешь? Я не вру тебе. Только сейчас ты не даешь мне забыть об этом, сечешь, патера? Вроде бы Пас хочет, чтобы мы оставили все позади. Как насчет этого? – Тур протянул руку.

– Сын мой, когда у тебя будет такой же игломет, как у меня, я с удовольствием заключу с тобой перемирие.

Гагарка хихикнул.

– Как далеко вы прошли, Тур? Ну, когда искали дорогу наружу?

– Довольно далеко. Только в этих туннелях черт ногу сломит, сечешь? И они очень разные. Некоторые полны воды или в них есть обвалы. А некоторые кончаются дверями.

– Я расскажу тебе кое-что о дверях, Тесак, как только мы окажемся наедине, – сказала Синель.

– Клево, Сиськи. Только не забудь. – Гагарка, преодолевая боль, с трудом поднялся на ноги. Заметив, что клинок его тесака все еще испачкан кровью, он вытер его о край туники и убрал в ножны. – В этих туннелях есть что-нибудь? И что именно?

– Да, есть. Солдаты, вроде этого, везде. – Тур указал на Кремня. – Если увидят, сразу шмаляют, так что надо все время слушать. А как, по-твоему, я в темноте понял, что он солдат? Они не слишком-то шумят, даже когда маршируют, но все-таки они ходят не так, как ты и я, и иногда можно услышать, как их стволы бьются о них. А еще есть церберы, которых он называет богами, и они могут быть хрен знает как опасны. Только наш пацан, Антилопа, поймал пару щенков и вроде как приручил их, сечешь? У нас была пара с собой. И еще большие машины, иногда. Высокие фаллосы, но мало. Некоторые ни хрена тебе не сделают, если их не тревожить.

– Все?

– Все, что я видел, Гагарка. Еще болтают о призраках, но я не знаю.

– Лады. – Гагарка повернулся к Наковальне, Кремню и Синель: – Как я и сказал, я иду туда, чтобы найти Плотву.

Он медленно шел по туннелю к затаившейся тьме и остановился только тогда, когда добрался до места, где лежали люди и звери, убитые Наковальней. Присев на корточки, он внимательно осмотрел их, и только потом ухитрился посмотреть на группу, от которой ушел. Никто не последовал за ним, и он пожал плечами.

– Только ты да я, Орев.

– Плох вещь!

– Ага, точняк. Он называет их церберами, но цербер – это сторожевой пес, и Кремень прав. Они вообще не настоящие собаки.

Грубая дубинка – камень, к которому сухожилиями была примотана обожженная огнем кость – лежала около тела одного из заключенных, застреленных Наковальней. Гагарка подобрал ее и осмотрел, потом отбросил в сторону, спросив себя, как близко этот человек подобрался к Наковальне, прежде чем тот его убил. Вот если кто-нибудь убьет Наковальню, он, Гагарка, сможет получить свой игломет обратно. Но что можно сделать Кремню?

Он внимательно осмотрел того, которого зарезал тесаком. Когда-то, давно, он украл тесак и носил его, главным образом, для вида; однажды наточил, потому что время от времени использовал, перерезая веревку или взламывая выдвижные ящики. Как-то раз, из любопытства, он взял пару уроков у мастера Меченоса; сейчас он почувствовал, что, сам того не зная, владел настоящим оружием.

Ползучие огоньки светили здесь намного слабее; пройдет какое-то время, прежде чем та часть туннеля, в которой он оставил старого рыбака, станет хорошо освещенной. Он вынул тесак и осторожно пошел вперед.

– Свистни, когда что-нибудь увидишь, птица.

– Нет видеть.

– Но ты же можешь видеть в темноте, верно? Твою мать, да я сам могу видеть. Просто я вижу плохо.

– Нет муж. – Орев щелкнул клювом и перепрыгнул с правого плеча Гагарки на левое. – Нет вещь.

– Ага, я тоже ни хрена не вижу. Хотел бы я быть уверен, что это то самое место.

Больше всего он хотел, чтобы пришла Синель. Конечно, за ним шел Дрофа, большой и мускулистый; но это разные вещи. Если Синель не удосужилась прийти, нет смысла идти – вообще нет смысла что-то делать.

«Как ты вообще ввязался в это, мелочь?» – захотел узнать Дрофа.

– Не знаю, – пробормотал Гагарка. – Забыл.

«Отвечай правду, мелочь. Ты же не хочешь, чтобы я слинял? Я собираюсь тебе помогать, так что мне надо знать».

– Ну, мне он понравился. Патера, я имею в виду. Патера Шелк. Мне кажется, Аюнтамьенто его достало. И еще мне кажется, что сегодня вечером я должен был поехать на озеро, встретить их в Лимне, и они были бы рады увидеть меня, из-за денег; мы бы хорошо поели, выпили и, могет быть, наняли бы пару комнат на втором этаже, для нас. Он же не может коснуться ее, он же авгур…

– Плох речь!

– Он авгур, и она бы выпила пару стаканов за обедом и почувствовала бы, что должна мне за это и за кольцо, за оба, и это было бы здорово.

«Что я бы сказал о том, как зависать с девчонкой, мелочь?»

– Ну, да, брат. Я сделаю все, что скажешь. Только он исчез, а она напилась вдрызг, и я рассердился, навалял ей и отправился на поиски. Только все говорят, что он – ну, патера – будет кальде, новым кальде. Это все знают, даже если он отказывается.

– Дев идти!

«Не имеет значения. Значит, ты вернулся сюда, пошел обратно по тому пути, который уже прошел, ради этого мясника, Шелка?»

– Ага, ради Шелка, потому как он бы захотел. И еще ради Плотвы, ну, того старого рыбака, чья лодка.

«Ты крал у кучи таких, как он. Но даже не украл его гребаную лодку».

– Патере бы это не понравилось, а я очень люблю его.

«Настолько?»

– Тесак? Тесак!

«Он ждет, ты же знаешь. Этот бык, Гелада, он ждет нас в темноте рядом с телом старика, мелочь. У него есть лук. Никто тут не ходит без лука».

– Дев идти! – повторил Орев.

Гагарка резко повернулся и встал к ней лицом.

– Назад, Сиськи!

– Тесак, я должна кое-что сказать тебе, но я не могу кричать об этом.

– Он может увидеть нас, Сиськи. А мы нет. Даже птица не может увидеть его отсюда, потому как он в темноте, а здесь светлее. Где твой гранатомет?

– Я оставила его Кремни. Патера не хотел, чтобы я пришла к тебе с ним. Он боялся, что я могу попытаться убить их из него, если разнервничаюсь.

Гагарка взглянул направо, надеясь посоветоваться с Дрофой; но тот уже ушел.

– А я ответила, что мы не собираемся делать ничего такого. «Мы не ненавидим тебя», – сказала я. Но он ответил, что ты ненавидишь.

Гагарка тряхнул головой, боль плавала перед глазами розовой дымкой.

– Он ненавидит меня, могет быть. Но я – нет.

– Именно это я ему и сказала. А он ответил: «Очень хорошо, дочь моя, – ты знаешь, как он говорит – оставь это с нами, и я поверю тебе». Я так и сделала – отдала его Кремни.

– И пришла сюда без него, чтобы рассказать об этих гребаных дверях?

– Да! – сказала она, приближаясь. – Это важно, по-настоящему важно, Тесак, и я не хочу, чтобы этот урод, который сбил меня с ног, услышал о них.

– Это то, что сказал фаллос?

Синель, потрясенная, остановилась.

– Я слышал, Сиськи. Я стоял прямо за тобой, и, вообще, двери – мое ремесло. Двери, окна, стены и крыши. Ты думаешь, что я бы пропустил его слова?

Она покачала головой.

– Думаю, что нет.

– Вот и я думаю, что нет. Стой здесь и будешь в безопасности. – Он отвернулся, надеясь, что она не заметила, что он еле стоит на ногах и у него кружится голова; темный туннель, казалось, завертелся, когда он всмотрелся в его черную глотку, похожую на сгоревший фейерверк-вертушку или высокое заднее колесо катафалка, беспросветно мрачное и черное, как железо, катящееся по просмоленной дороге в никуда. – Я знаю, что ты там, Гелада, и старик с тобой. Слушай здесь. Меня зовут Гагарка, и я – кореш Тура. Я не собираюсь ссориться с тобой. Только старик – тоже мой кореш.

С каждым словом его голос становился все тише. Он попытался собрать оставшиеся силы:

– Вот что мы собираемся сделать совсем скоро – вернуться в вашу яму вместе с Туром.

– Тесак!

– Заткнись. – Он не потрудился даже посмотреть на нее. – Потому что я могу пройти через одну из тех железных дверей, которые ты не смог открыть. Я собираюсь поговорить с быками в вашей яме. Я собираюсь сказать им всем, что тот, кто хочет наружу, могет пойти со мной, и я их выведу. Потом мы пойдем к той двери, я открою ее, и мы выйдем наружу. Вот и все. Я вернулся не за кем-то из вас.

Он замолчал, ожидая ответа. Орев нервно щелкнул клювом.

– Ты и старик идите сюда и можете пойти со мной. Или дай ему уйти и вернись сам в яму, и тогда, если захочешь, сможешь уйти вместе со всеми. Но я собираюсь посмотреть на него.

Рука Синели коснулась его плеча, и он вздрогнул.

– Ты со мной, Сиськи?

Она кивнула и взяла его под руку. Они сделали шагов сто в сгущающейся тьме, когда между их головами провизжала стрела; Синель судорожно вздохнула и уцепилась за него еще крепче.

– Предупреждение, – сказал он ей. – Он мог бы попасть в нас, если б захотел. Только он не захотел, потому как мы могем вывести его наружу, а сам он не могет.

Он повысил голос, как и раньше:

– Старик кончился, а, Гелада? Я нашел тебя. И ты думаешь, что, когда я уйду, все будет пучком. Все будет не так. Все будет так, как я сказал. С нами авгур, маленький парень, которого ты видел вместе с Сиськами, когда стрелял в нее. Просто отдай нам тело старика. Мы заберем его, помолимся над ним и, могет быть, где-нибудь достойно похороним, если найдем место. Я никогда не встречался с тобой, но, могет быть, ты знавал Дрофу, моего братана. Того, который стырил Золотой кубок Молпы? Хочешь, мы приведем Тура? Он поручится за меня.

– Он говорит правду, Гелада, – крикнула Синель, – на самом деле. Я не думаю, что ты еще здесь, наверняка ты убежал дальше в туннель. Я б так и сделала. Но ежели ты здесь, ты могешь доверять Гагарке. Наверно, ты был в яме очень долго, потому как все в Орилле знают, кто такой Гагарка.

– Птица видеть! – пробормотал Орев.

Гагарка медленно пошел по мрачному полумраку туннеля.

– Он взял лук?

– Взять лук!

– Положи его, Гелада. Если ты выстрелишь в меня, ты выстрелишь в последнюю возможность выбраться отсюда.

– Гагарка? – Голос из темноты мог принадлежать самому Гиераксу – гулкий и безнадежный, как эхо из могилы. – Так тебя зовут? Гагарка?

– Точняк. Братан Дрофы. Он был старше меня.

– У тебя есть игломет? Положи его.

– Нету. – Гагарка вложил тесак в ножны, снял тунику и бросил ее на пол. Подняв руки вверх, он сделал полный круг. – Видишь? Я взял клинок, и больше ничего. – Он опять вынул тесак и поднял его вверх. – Я оставляю его здесь, прямо на тунике. И ты видишь, что у нее тоже нет оружия. Свой гранатомет она оставила солдату. – Он медленно пошел во тьму, показывая пустые руки.

Внезапно что-то сверкнуло впереди, в ста шагах от него.

– У меня потайной фонарь, – крикнул Гелада. – Из жира церберов.

Он опять раздул пламя, и на этот раз Гагарка услышал его слабое дыхание.

– Я должен был понять, – пробормотал он Синель.

– Мы не любим использовать их. – Гелада встал, костлявый мужчина, не намного выше Наковальни. – По большей части не зажигаем. Фитиль быстро кончается. Парни приносят их сверху и просто оставляют.

Гагарка, медленно шедший через темноту, ничего не сказал, и Гелада повторил:

– Из жира церберов, когда нет масла.

– Мне казалось, что вы делаете их из костей, – небрежно сказал Гагарка. – И, могет быть, сворачиваете фитили из волос. – Он уже подошел настолько близко, что неясно видел тело Плотвы, лежащее у ног Гелады.

– Да, иногда. Только волосы плохо горят. Лучше уж жечь тряпки.

Гагарка остановился рядом с телом.

– Ты его приволок сюда, а? У него штаны порвались.

– Волок так далеко, как смог. Он тяжелый, как поросенок.

Гагарка рассеянно кивнул. Однажды, когда они с Шелком ужинали в отдельном кабинете в Вайроне, тот рассказал ему, что у Крови есть дочь, лицо которой похоже на череп, и говорить с ней – все равно, что говорить с черепом. Вот у Дрофы лицо – совсем другое дело, хотя она жива, а Дрофа мертв, и его лицо действительно превратилось в череп. Лицо отца Мукор, дряблое лицо Крови, совсем другое – мягкое, красное и потное, даже когда он говорит, что тот или другой бык должен заплатить.

Но этот Гелада тоже превратился в череп, как будто он, а не Кровь, был отцом этой шлюхи Мукор – безбородый, как и любой череп, или почти безбородый, с серо-белыми грязными костями, отчетливо видными даже в вонючем желтом свете потайного фонаря; просто говорящий труп с маленьким круглым брюхом, локтями, большими чем руки, и плечами, похожими на вешалки для полотенец. В руке он держал потайной фонарь, а маленький лук, похожий на детский и сделанный из костей, скрепленных сыромятными кожаными полосками, лежал у его ног вместе со стрелами, старым ножом Плотвы – тем самым, с широким лезвием – и рядом со старой головой Плотвы, с которой исчезла старая фуражка; растрепанные белые волосы старого рыбака казались короной, а чистые белые кости его руки, наполовину очищенные от плоти, были белее, чем его старые глаза, белее всего в витке.

– Тебе хреново, Гагарка?

– Ага, немного. – Гагарка тяжело опустился на пол туннеля рядом с телом Плотвы.

– У него было перо. – Быстро наклонившись, Гелада поднял нож Плотвы. – Я сохранил.

– Точняк. – Рукав тяжелой голубой туники Плотвы был отрезан, из его предплечья и плеча были вырезаны узкие полосы. Орев спрыгнул с плеча Гагарки и внимательно изучил работу.

– Не клюй, – предупредил его Гагарка.

– Бедн птица!

– Взял пару ломтей. Ты тоже смогешь, когда будем выходить.

– Сохрани для себя. Тебе они понадобятся.

Уголком глаза Гагарка увидел, как Синель чертит знак сложения.

– Высочайший Гиеракс, Темный Бог, Бог Смерти…

– Он сопротивлялся?

– Почти нет. Встал за ним. Накинул удавку на шею. Хорошо умею. Знаешь Мандрила?

– Зажги фонарь, – сказал Гагарка, не глядя на него. – Палустрия, вроде бы я слышал.

– Мой кузен. Здорово работал с ней. Что с Водяной чумой?

– Дохлая. Как и ты. – Гагарка выпрямился и вонзил свой нож в округлый живот. Кончик прошел под ребрами и вверх, прямо в сердце.

Глаза и рот Гелады широко открылись. Какое-то мгновение он пытался схватить Гагарку за запястье, чтобы вытащить клинок, который уже закончил его жизнь. Потайной фонарь со стуком упал на коркамень, за ним старый нож Плотвы, и на них обрушилась темнота.

– Тесак!

Гагарка почувствовал, как ноги Гелады ослабли и тело повисло на ноже. Он сбросил его и вытер клинок и правую руку о бедро, радуясь, что не видит в этот момент кровь Гелады или не встречается с его пустым мертвым взглядом.

– Тесак, ты сказал, что не сделаешь ему ничего плохого!

– Да ну? Не помню.

– Он не собирался ничего нам сделать.

Она не касалась его, но он чувствовал ее близость, женский запах бедер и мускус волос.

– Он уже сделал нам, Сиськи. – Гагарка вернул нож в ботинок, нащупал тело Плотвы и забросил на плечи. Оно было не тяжелее ребенка. – Могет быть, ты понесешь фонарь? Было бы клево, если бы мы смогли зажечь его.

Синель ничего не сказала, но через несколько секунд он услышал слабый треск фонаря.

– Он убил Плотву. Этого уже достаточно, самого по себе, но он еще немного поел его. Вот почему поначалу он молчал. Слишком был занят. Жевал. Он знал, что мы захотим тело старика, и хотел набить себе брюхо.

– Он был голоден. Здесь почти нет еды, – еле слышно прошептала Синель.

– Точняк. Птица, ты здесь?

– Птица здесь! – Перья коснулись пальцев Гагарки; Орев ехал на теле Плотвы.

– Если бы ты умирал от голода, ты мог бы сделать то же самое, Тесак.

Гагарка не ответил, и она добавила:

– И я тоже, кажись.

– Это не важно, Сиськи. – Он пошел быстрее, стараясь идти перед ней.

– Не секу, почему!

– Потому что я этого не допущу. Гелада это делал, как я сказал тебе, и получил свое. Мы идем в ямы. Как я сказал ему.

– И это мне не нравится. – Голос Синели прозвучал так, как будто она вот-вот расплачется.

– Я должен туда пойти. Слишком многих моих друзей послали туда, Сиськи. Если некоторые из них торчат в этой яме и я могу их оттуда вытащить, я это сделаю. И каждый из этой ямы докопается до правды. Могет быть, патера не сказал бы им, если бы я вежливо попросил. И Кремень. Только Тур точно бы сказал. Он бы сказал, что этот парень замочил кореша Гагарки и съел его, и что Гагарка ничего ему не сделал. И когда мы б вывели их оттуда, об этом узнал бы весь город.

Бог засмеялся за ними, слабо, но отчетливо – бессмысленный невеселый смешок сумасшедшего; Гагарка спросил себя, слышала ли его Синель.

– Так что я был должен. И сделал. Ты бы тоже, в моих берцах.

Туннель стал немного светлее. Впереди, где было еще светлее, он увидел, что Наковальня, Кремень и Тур все еще сидят на полу: Кремень держит на коленях гранатомет Синель, Наковальня разговаривает со своими четками, а Тур глядит в туннель, ожидая их.

– Все пучком, Тесак.

Здесь лежали его тесак и туника. Он положил тело Плотвы, вложил тесак в ножны и опять надел тунику.

– Хорош муж! – одобрительно щелкнул клювом Орев.

– Ты ел его? Плотву? Я же говорил тебе!

– Другой муж, – объяснил Орев. – Есть глаз.

Гагарка пожал плечами:

– Почему нет?

– Пошли отсюда. Пожалуйста, Тесак. – Синель уже прошла несколько шагов вперед.

Он кивнул и подобрал Плотву.

– У меня плохое чувство. Будто Гелада еще жив, там, в темноте, или что-то в этом роде.

– Нет, – уверил ее Гагарка.

Когда они добрались до ждущей их троицы, Наковальня убрал в карман четки.

– Я бы охотно принес Прощение Паса нашему покойному товарищу по путешествию. Но его дух уже улетел.

– Точняк, – сказал Гагарка. – Мы просто надеялись похоронить его, патера, если найдем место.

– Теперь уже патера?

– Как и раньше. Я и раньше говорил «патера». Просто ты не обратил внимания, патера.

– О, зато сейчас, сын мой. – Наковальня жестом приказал Кремню и Туру встать. – В любом случае я сделаю все, что смогу, для нашего неудачливого товарища. Не ради тебя, сын мой, но ради него.

Гагарка кивнул.

– Это все, что мы просим, патера. Гелада мертв. Могет быть, я должен буду рассказать об этом всем.

Наковальня оглядел тело Плотвы.

– Ты не сможет нести такую тяжесть достаточно далеко, сын мой. Я предлагаю, чтобы его понес Кремень.

– Нет, – жестко сказал Гагарка. – Тур. Иди сюда, Тур. Возьми его.