Текст книги "Кальде Длинного Солнца"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Джин Вульф
Кальде Длинного Солнца
Книга Длинного Солнца-3

Вместо предисловия

«Длинное солнце» входит в «Солярный» цикл, или, как его еще называют – «Брийя». «Книга Длинного солнца» (Book of he Long Sun) состоит из четырех романов – «Ночная сторона Длинного солнца» (Nightside the Long Sun), «Озеро Длинного солнца» (Lake of the Long Sun), Кальде Длинного солнца (Calde of the Long Sun) и «Исход с Длинного солнца» (Exodus from the Long Sun).

Самое название цикла – «Длинное солнце» – происходит от гигантского луча раскаленной плазмы, который проходит по всей длине космического «корабля поколений «Витка», бывшего некогда астероидом, заменяя его жителям солнце. Соответственно, «Коротким солнцем» колонисты, уже после прибытия на Голубую и Зеленую, называют любую другую звезду, в том числе, и Солнце, а мир, т. е. любую планету, соответственно, «витком», хотя в переводе и теряется игра слов, построенная на созвучии world/whorl.

Особенностью Вайрона является то, что мужские имена даются по названию животных – Пиг (Свинья), Крейн (Журавль), Потто (Лемур, одна из разновидностей), либо по материалу, получаемому от животных – Хорн (Рог), Тусса (Тусса, вид шелка), Муск (Мускус). Женские имена даются по названиям цветов или растений – Шенилль (Синель), Неттл (Крапива), Минт (Мята), а андроиды, или «хемы» носят названия минералов – Сэнд (Песок), Марбл (Мрамор), Молли (Молибден) и т. д. Интересно то, что членам одной семьи или родственникам даются имена, позволяющие определить их отношение друг к другу – так, все члены правящего клана советников Вайрона, или Аюнтамьенто (испанское слово, обозначающее административную власть в городе) носят имена животных, относящихся к инфраотряду лемурообразных: Потто, Галаго, Лемур… Таким же образом Силк устанавливает свою связь с предыдущим кальде (единоличный пожизненный правитель города) Тусса и его внебрачной дочерью Шенилль – помимо синели (растения), шенилью называется один из видов шелка, поэтому становится видно родственное отношение – приемный сын и наследник кальде Тусса – Шелк, и родная дочь кальде – Шенилль.

Особый интерес представляет из себя божественная система Вайрона (и всего Витка). В его Пантеоне насчитывается несколько главных богов: двухголовый Пас-созидатель, его жена – Ехидна, дочери и сыновья – Бушующая Сцилла (покровительница Вайрона, морская богиня), Чарующая Тельпсихея, Пустынная Сфигс, Темный Тартарос, Молчаливый Хиеракс, Изобильная Фаэйя, Великолепная Мольп, равно как и «меньшие боги» – например, Киприс, богиня любви и покровительница куртизанок. Однако читавший цикл Нового солнца вскоре узнает этих богов и богинь. Это – копии личностей монарха Тифона (уничтоженного Северьяном) и его августейшей семьи, населяющая Мэйнфрейм – Небеса Витка и одновременно – главный компьютер, осуществляющий управление кораблем и отвечающий за его полет. Боги и богини общаются с паствой через Священные окна – своеобразные мониторы, только обеспечивающие двухстороннюю, а не одностороннюю связь. Через окна боги и богини могут овладевать людьми – причем процесс «одержимости» описан как передача в мозг через зрительные каналы некой информации на высокой частоте, которая является сутью богов и богинь (очень похоже на процесс, посредством которого в «Князе света» Желязны атман транслировался в новое тело). Одержимость – сложный процесс, он не то, чтобы совсем заменяет личность носителя, скорее, последний становится похож на коня, которого всадник направляет туда или сюда по своему желанию, но при этом ни конь, ни всадник не утрачивают своей личности, хотя и составляют на время одно целое. Быть одержимым богом или богиней считается невероятно почетной привилегией для жителей Витка.

Вместе с тем, то, что испытывает патера Шелк – не одержимость, а именно просветление. И приходит к нему Аутсайдер (имя, которое он придумывает для этого единственного бога, потому что тот находится ВНЕ Витка, в отличие от богов, находящихся ВНУТРИ корабля) совсем по другому. Силк понимает, что, вероятно, Аутсайдер является единственным настоящим богом во всей вселенной, поскольку создал не только все миры, планеты и звезды, но и прочих богов Витка.

В результате интриг богов, Пролокутора (главы церкви Вайрона), Аюнтамьенто, интервенции войск Тривиганти (города-соперника, в котором установилось воинственно-матриархальное общество) патера Силк возвышается до вершин административной власти и становиться Кальде – единоличным правителем города-государства. Вместе с тем, его правление нельзя назвать ни долгим, ни счастливым – он вынужден идти на альянс со вчерашними врагами, выступать с оружием против недавних союзников, идти против воли богов. История Шелка – это история Моисея, выводящего свой народ из Египта в землю обетованную: он должен «исполнить план Паса» и начать исход из Витка в новые миры – две планеты – Голубая и Зеленая, на орбите которых уже сотню лет находится Виток.

Одной из особенностей Джина Вулфа как автора является введение типажа так называемого «ненадежного рассказчика». Даже если повествование идет от первого лица, мы не можем быть уверены, что рассказчик – Северьян, Латро, Рыцарь-Чародей, Силк или Хорн говорят нам правду. И это – не авторская невнимательность или случайность. Ведь, если задуматься – насколько часто мы сами, даже наедине с собой, говорим себе правду? Часто мы стараемся выставить себя хуже или лучше, чем мы есть, умалить одни события и превознести другие, изгнать из памяти воспоминания о стыде и боли, и представить события в том свете, в котором их КОМФОРТНО нам воспринимать?

Порой в произведениях Вулфа невероятно сложно распутать интригу, особенно, когда нас запутывает непосредственно главный герой. Но, поверьте, она стоит того, чтобы потрудиться над ее разгадкой.

Кальде Длинного Солнца

Посвящается Тодду Комптону, историку античности и рок-музыканту.

Глава первая
Рабы Сциллы

Не обращая внимания как на сотрясающие город волнения, так и на яростный ливень, каждый удар которого грозил сбросить коркамень и превратить глинобитные кирпичи обратно в глину, Его Святейшество патера Квезаль, Пролокьютор Капитула Святого Города Вайрон, изучал свои увядшие и впалые черты лица, отражавшиеся в полированном животе серебряного чайника.

Как каждый раз в этот час дня, он повернул голову направо и пристально осмотрел почти безносый профиль, потом так же внимательно оглядел другую половину лица и вытянул подбородок, чтобы показать себе длинную морщинистую шею. Каждое утро, вставая, он подкрашивал и приводил в порядок лицо и шею; тем не менее оставалась возможность (хотя и слабая), что к десяти что-нибудь испортилось: для этого и служила забавная, но тщательная самопроверка.

– Потому что я очень аккуратный человек, – пробормотал он, делая вид, что разглаживает тонкую белую бровь.

При последнем слове удар грома сотряс дворец пролокьютора до основания, все огоньки в комнате ярко вспыхнули, дождь и град с новой силой забарабанили по оконным стеклам.

Патера Прилипала, коадъютор Капитула, хмуро кивнул:

– Действительно, Ваше Святейшество. Вы действительно очень… э… внимательный человек.

«Тем не менее, возможность всегда есть».

– Я старею, патера. Даже мы, аккуратные люди, стареем.

Прилипала кивнул опять, его длинное костистое лицо выразило сожаление.

– Увы, Ваше Святейшество.

– Как и многое другое, патера. Наш город… Даже сам виток состарился. Когда мы молоды, мы видим то, что молодо, как и мы сами. Новая трава на старых могилах. Новые листья на старых деревьях. – Квезаль опять поднял подбородок, чтобы через набрякшие веки изучить свое выпуклое отражение.

– Золотое время для красоты и… э… элегий, Ваше Святейшество. – Пальцы Прилипалы играли с аппетитным сэндвичем.

– Когда мы замечаем знаки пожилого возраста в себе, тогда мы замечаем их и в витке. Сегодня только немногие хэмы видели человека, который видел человека, помнящего тот день, когда Пас сотворил виток.

Слегка ошарашенный быстрым прыжком через так много поколений, Прилипала опять кивнул:

– Действительно, Ваше Святейшество. Действительно только немногие. – Он незаметно стер джем с пальца.

– Ты начинаешь осознавать повторяющуюся, циклическую природу мифа. Получив посох, я получил и доступ ко всем старым документам. Я очень внимательно прочитал их, посвящая этому три гиераксдня в месяц. Только чтению и неизбежным похоронам. Своему протонотарию я давал совершенно четкие инструкции – не назначать на этот день никаких встреч. Рекомендую тебе эту практику, патера.

В комнате опять прогрохотал гром, молния, как дракон, зазмеилась за окнами.

– Я немедленно… гм… возобновлю этот мудрый обычай, Ваше Святейшество.

– Немедленно, ты сказал? – Квезаль оторвал взгляд от серебряного чайника, решив при первой же возможности заново напудрить подбородок. – Ты можешь зайти к молодому Наковальне и проинструктировать его, если хочешь. Скажи ему, патера. Скажи сейчас.

– Боюсь, это… э… невозможно, Ваше Святейшество. В молпадень я послал патеру Наковальня с… э… поручением. И он еще не… э… присоединился к нам.

– Понимаю. Понимаю. – Трясущейся рукой Квезаль поднес чашку так, чтобы позолоченный ободок коснулся губ, потом опять опустил, хотя и не так далеко, чтобы не обнажать подбородок. – Я хочу крепкий бульон, патера. В этом нет силы. Я хочу по-настоящему крепкий бульон, патера. Проследи за этим, пожалуйста.

Давно привыкший к этому требованию, коадъютор встал.

– Я приготовлю его собственными руками, Ваше Святейшество. Это займет… э… только… хм… мгновение. Кипящая вода, э… бурление. Ваше Святейшество может положиться на меня.

Глядя, как уходит Прилипала, Квезаль медленно поставил изящную чашку на блюдце; при этом он пролил несколько капель, хотя и был, как он сам сказал, очень аккуратным. Дверь неторопливо закрылась. Хорошо. Лязг задвижки. Опять хорошо. Никто не может войти бесшумно и без задержки; он сам спроектировал механизм затвора.

Не вставая со стула, он извлек пудреницу из выдвижного ящика на другой стороне комнаты и аккуратно посыпал телесного цвета порошок на маленький острый подбородок, который, проснувшись, он так тщательно сформировал. Поведя, как и раньше, головой из стороны в сторону, Квезаль нахмурился, потом улыбнулся, одновременно изучая эффект на отражении в чайнике. Хорошо, хорошо!

Дождь хлестал по окнам с такой силой, что струйки ледяной воды пробивались через мельчайшие трещины в оконном переплете; на подоконниках из молочного камня призывно собирались лужицы, водопадом падавшие на ковер. И это тоже было хорошо. В три он будет председательствовать на частном жертвоприношении всем богам двадцати одной пятнистой лошади – ставшее посмертным подношение советника Лемура – по лошади за каждую неделю, в которую дождь, более существенный, чем простой душ, благословит поля Вайрона. Его можно превратить в благодарственное жертвоприношение, и он превратит.

Надо ли сообщить конгрегации о смерти Лемура?

Квезаль обдумал целесообразность этого, если они еще не знают. Вопрос довольно сложный, требующий раздумий; и для того, чтобы на время освободиться от него, он позволил себе откинуть свои подвижные клыки из их уютных канавок в нёбе, с удовольствием защелкнул каждый зуб в лунке и радостно оскалился искаженному отражению.

Щелчок задвижки почти утонул в очередном раскате грома, но он не спускал с нее глаз. Ровно через секунду послышался более громкий щелчок, с другой стороны двери, где Прилипала сражался с неудобной железной ручкой, которая, закончив упрямый поворот, с силой поднимала со своего места громоздкий засов.

Квезаль почти машинально коснулся салфеткой рта; когда он вернул ее на колени, клыки уже исчезли.

– Да, патера? – ворчливо спросил он. – Что сейчас? Уже время?

– Ваш бульон, Ваше Святейшество. – Прилипала поставил на стол маленький поднос. – Должен ли я… э… наполнить вашу чашку? Для этого я… хм… раздобыл чистую.

– Сделай это, патера. Пожалуйста. – Квезаль улыбнулся. – Пока тебя не было, я размышлял о природе юмора. Ты когда-нибудь думал об этом?

Прилипала опять уселся на свое место.

– Боюсь, что нет, Ваше Святейшество.

– А что случилось с молодым Наковальней? Ты же не ожидал, что он уедет так надолго?

– Да, Ваше Святейшество, не ожидал. Я отправил его в Лимну. – Прилипала налил посоленный бульон в чистую чашку и добавил воды из маленького медного чайничка, который принес с собой; в воздух поднялась тонкая струйка пара. – Я… э… слегка обеспокоен. Небольшие… хм… гражданские волнения прошлой ночью, а? – Он энергично помешал бульон. – Этот… э… юнец Шелк. Патера Шелк, увы. Я знаю его.

– Мой протонотарий сказал мне. – Квезаль взял дымящуюся чашку, еле заметно кивнув. – Я думал, что в Лимне будет безопаснее.

– Как и я, Ваше Святейшество. Как и я.

Осторожный глоток. Квезаль подержал горячую соленую жидкость во рту, с наслаждением втягивая ее через сложенные клыки.

– Я послал его на поиски… э, хм… некоей личности, Ваше Святейшество. Знакомой этого… э… патеры Шелка. Гражданская гвардия тоже ищет патеру, а? Как и… э… некоторые другие. Другие… э… группы. Так мне сказали. Сегодня утром, Ваше Святейшество, я отправил еще несколько людей на поиски юного Наковальни. Этот дождь, однако… э… такой нужный, мешает им всем, а?

– Ты плаваешь, патера?

– Я, Ваше Святейшество? В… э… озере, вы имеете в виду? Нет. Много лет, по меньшей мере.

– И я.

Прилипала стал на ощупь подбираться к мысли, которую еще предстояло найти.

– Полезное для здоровья упражнение, однако. Для тех, кто достиг… э… преклонных лет, а? Горячая ванна перед жертвоприношением, Ваше Святейшество? Или – я могу устроить! – источники. Укрепляющие… э… источники в Урбсе. Целительные источники, очень полезные. Возможно, пока дела здесь такие… э… неопределенные, а?

Квезаль встряхнулся. Обычно он трясся, как толстый человек, хотя в тех немногих случаях, когда Прилипале приходилось поднимать его с кровати, его тело было легким и гибким.

– Боги… – Он улыбнулся.

– …будут обслужены, будьте уверены, Ваше Святейшество. Я останусь на посту и… э… присмотрю, чтобы интересы Капитула ни в коем случае не пострадали, а? – Прилипала откинул с глаз прямые черные волосы. – Каждый ритуал будет выполнен с… хм…

– Ты должен помнить эту историю, патера. – Квезаль качнулся из стороны в сторону, возможно неслышно смеясь. – А-дам и Е-ва как кролики в саду. Одна… как ты называешь их? – Он вытянул тонкую, обвитую венами руку, изобразив ладонью ковшик.

– Кобра, Ваше Святейшество?

– Кобра убедила Е-ву съесть фрукт с дерева, чудесный фрукт, чей вкус дарует мудрость.

Прилипала кивнул, спрашивая себя, не может ли он вернуться к источникам.

– Я помню эту… хм… аллегорию.

Квезаль кивнул более энергично – мудрый учитель похвалил маленького мальчика:

– Все это есть в Писаниях. Или почти все. Бог по имени Ал-лах запретил Е-ве и ее мужу вход в сад. – Он замолчал, по-видимому странствуя среди мыслей. – Кстати, мы потеряли из виду Ал-лаха. Я не могу вспомнить ни одной жертвы ему. Никто никогда не спрашивает, почему кобра хотела, чтобы Е-ва съела этот фрукт.

– Из-за настоящей… э… злобности, Ваше Святейшество? Так я всегда предполагал.

Квезаль сделал серьезное лицо и закачался быстрее:

– Для того, чтобы она могла взобраться на это дерево, патера. И мужчина, тоже. Эта история не закончена, потому что они не спустились. Вот почему я спросил, не думал ли ты о природе юмора. Патера Наковальня хорошо плавает?

– Откровенно говоря, я… э… не имею понятия, Ваше Святейшество.

– Потому что ты думаешь, будто знаешь, почему женщина, за которой ты послал его следить, поехала на озеро с нашим проказником Шелком, чье имя я вижу на стенах.

– Но… а… Ваше Святейшество, как всегда, сразу… э… проник в суть дела. – Прилипала заерзал.

– Вчера я его видел намалеванным на всех пяти этажах одного дома, – продолжал Квезаль, как будто ничего не слышал, – и широко раскрыл глаза.

– Позор, Ваше Святейшество!

– Уважение к нашей одежде, патера. Я сам плаваю хорошо. Не так хорошо, как рыба, но немногим хуже. Или плавал.

– Рад слышать это, Ваше Святейшество.

– Слишком долго рассказывать эти шутки о богах. Вот почему ты должен каждый гиераксдень внимательно читать все записи о прошлом, патера. Сегодня гиераксдень. И ты научишься думать по-новому, лучше. Спасибо тебе за бульон. Теперь иди.

Прилипала встал и поклонился:

– Как желает Ваше Святейшество.

Его Святейшество уставился мимо него, погрузившись в размышления.

Собрав все свое мужество, Прилипала рискнул:

– Я часто замечал, что вы думаете… э… иначе, значительно более… гм… изысканно, чем большинство людей.

Ответа не последовало. Прилипала сделал шаг назад.

– О любой… э… теме Ваше Святейшество имеет… гм… изумительные познания.

– Погоди. – Квезаль принял решение. – Бунты. Аламбрера пала?

– Что? Аламбрера? Причем здесь… нет. Насколько я знаю, Ваше Святейшество, нет.

– Сегодня вечером. – Квезаль потянулся за бульоном. – Садись, патера. Ты всегда суетишься. И заставляешь меня нервничать. Это не идет тебе на пользу. Лемур мертв. Ты знаешь об этом?

Рот Прилипалы раскрылся, потом с треском захлопнулся. Он сел.

– Не знаешь. Но ты обязан знать такие вещи.

Прилипала признал свою обязанность робким кивком.

– Могу ли я поинтересоваться, Ваше Святейшество?..

– Откуда я знаю? Таким же образом, как я знаю, что женщина, за которой ты послал Наковальню, отправилась на озеро Лимна вместе с патерой-кальде Шелком.

– Ваше Святейшество!

Квезаль опять удостоил Прилипалу безгубой улыбки:

– Ты боишься, что меня арестуют, патера? Бросят в ямы? Тогда ты, по-видимому, станешь Пролокьютором. Я не боюсь ям. – Голова Квезаля, лысая, с длинным черепом, наклонилась над чашкой. – Только не в моем возрасте. Не боюсь.

– Тем не менее, я умоляю Ваше Святейшество быть более… э… осмотрительным.

– Почему город не горит, патера?

Прилипала, захваченный врасплох, посмотрел в ближайшее окно.

– Стены из глиняных кирпичей и коркамня. Балки поддерживают верхние этажи. Крыша, крытая соломой или дранкой. Прошлой ночью сгорели пять кварталов с лавками. Почему сегодня не горит весь город?

– Дождь, Ваше Святейшество, – сказал Прилипала, собрав всю смелость. – Сильнейший дождь льет… э… с раннего утра.

– В точности. Патера-кальде Шелк отправился в Лимну в молпадень с женщиной. В тот же самый день ты послал туда Наковальню, чтобы присмотреть за его знакомой. Женщиной, о которой ты так неохотно говоришь. Советник Лори говорил через стекло за час до ланча.

Прилипала напрягся:

– Он сказал вам, Ваше Святейшество, что советник Лемур больше не находится среди нас?

Квезаль покачал головой:

– Он сказал, что Лемур жив, патера. Это слухи. По всей видимости. Он хотел, чтобы я опроверг их, в полдень.

– Но если советник Лори… э… утверждает…

– Лемур, конечно, мертв. Иначе он бы сам поговорил со мной. Или показался бы в Хузгадо. Или то и другое.

– Но даже если это так, Ваше Святейшество…

Еще один удар грома вместе с тонкой рукой Квезаля заставили его замолчать.

– Сможет ли Аюнтамьенто победить без него? Вот это настоящий вопрос, патера. Жду твоего мнения.

Прилипала хлебнул уже остывшего чая, давая себе время подумать.

– Военное снаряжение… э… мышцы борьбы, хранится в Аламбрере, так же, как и на, хм, базе гражданской гвардии, вне города.

– Я это знаю.

– Это очень… э… устрашающее сооружение, Ваше Святейшество. Мне сообщили, что высота внешней стены – двенадцать кубитов в… э… самой нижней точке. Тем не менее, Ваше Святейшество предвидит, что она падет сегодня ночью? Прежде чем позволить себе высказать мнение, могу ли я поинтересоваться источником информации Вашего Святейшества?

– У меня его нет, – сказал ему Квезаль. – Я просто подумал вслух. Если Аламбрера не падет через день-два, патера-кальде Шелк проиграет. Это мое мнение. Теперь я хочу твое.

– Ваше Святейшество делает мне честь. Надо принять во внимание и… хм… спящую армию. Советник Лемур… э… Лори без сомнения призовет… э… солдат, если положение, по его… хм… мнению, станет серьезным.

– Твое мнение, патера.

Чашка Прилипалы затрещала на блюдце, он глубоко вздохнул:

– Хотя я, безусловно, не… хм… эксперт в военных вопросах, мне кажется, Ваше Святейшество, что пока… э… верность гражданской гвардии остается… хм… незапятнанной, патера-кальде не сможет победить.

Квезаль, казалось, прислушивался только к реву урагана, завыванию ветра и ударам дождя, наполнившим комнату; часы в форме гроба, стоявшие за дверью, протикали пятнадцать раз, и только тогда он спросил:

– Допустим, ты бы узнал, что часть гвардии уже перешла на сторону Шелка?

Глаза Прилипалы расширились:

– Ваше Святейшество, у вас есть?..

– Нет, нет никакой причины так думать. Чисто гипотетический вопрос.

Прилипала, у которого был большой опыт гипотетических вопросов Квезаля, опять наполнил легкие:

– Тогда я должен сказать, Ваше Святейшество, что, если возникнет такое несчастливое обстоятельство… э… обстоятельства, город окажется посреди… э… опасных вод.

– А Капитул?

На лице Прилипалы появилось печальное выражение:

– То же самое, Ваше Святейшество, если не хуже. Как авгур, Шелк может… э… провозгласить себя как Пролокьютором, так и кальде.

– Действительно. Ему не хватает почтительности по отношению к тебе, мой коадъютор?

– Нет, Ваше Святейшество. Совершенно… хм… напротив.

В наступившей тишине Квезаль сделал еще один глоток бульона.

– Ваше Святейшество… э… имеет в виду, что Капитул поддержит… э… воинство патеры-кальде?

– Я хочу, чтобы ты составил циркулярное письмо, патера. У тебя есть почти шесть часов. Более чем достаточно. Я подпишу его, когда мы будем в Великом мантейоне. – Квезаль посмотрел на неподвижную коричневую жидкость в чашке.

– Всему клиру, Ваше Святейшество?

– Подчеркни, что наш святой долг принести утешение раненым и Последнюю формулу умирающим. Намекни, но не говори открыто… – Квезаль замолчал, обдумывая формулировку.

– Да, Ваше Святейшество?

– Что со смертью Лемура правление советников ушло в прошлое. Ты сказал, что знаешь патеру-кальде Шелка?

Прилипала кивнул:

– Вечером сцилладня я довольно… э… обстоятельно беседовал с ним, Ваше Святейшество. Мы обсуждали финансовые… хм… дела его мантейона и… э… различные другие темы.

– А я нет, патера. Но я прочитал все отчеты в его досье, как от его преподавателей, так и от его предшественника. И вот мое мнение. Усердный, впечатлительный, умный и набожный. Нетерпеливый, как и положено в его возрасте. Почтительный, и ты подтвердил. Неутомимый работник, как подчеркнул его преподаватель теономии. Гибкий. За последние несколько дней стал исключительно популярным. Если ему удастся подчинить себе Аюнтамьенто, он сможет править по меньшей мере год. Возможно, дольше. Соответствующее Хартии правление юного авгура, которому понадобятся опытные советники, чтобы остаться кальде…

– Действительно, Ваше Святейшество. – Прилипала энергично кивнул. – То же самое… э… предположение и мне пришло в голову.

Держа в руках чашку, Квезаль указал на ближайшее окно:

– Мы страдаем от перемены погоды, патера.

– Глубокой… э… перемены, Ваше Святейшество.

– Мы должны приспособиться к ней. Вот почему я спросил, плавает ли молодой Наковальня. Если ты сможешь связаться с ним, посоветуй ему энергично двигать руками и ногами. Я ясно выразился?

Прилипала опять кивнул:

– Я… хм… приложу все усилия, чтобы Капитул всем сердцем поддержал… э… законное и святое правление, Ваше Святейшество.

– Тогда иди. Составь письмо.

– А если Аламбрера не… э…, эй?

Квезаль никак не показал, что услышал его слова. Прилипала встал со стула, отступил к двери и, наконец, закрыл ее за собой.

Квезаль встал, и сторонний наблюдатель (если бы он был) мог бы более чем удивиться, увидев, что сгорбленная фигура стала такой высокой. Как на колесах, он скользнул через комнату, распахнул широкие створки окна, выходившего в сад, и впустил внутрь проливной дождь и ветер, заставивший его багровую сутану встать позади него как знамя.

Какое-то время он неподвижно стоял перед окном, косметика розовыми и желтыми ручейками текла с его лица; он думал о тамаринде, который приказал посадить здесь двадцать лет назад. Сейчас тот стал выше многих зданий, которые называют высокими; его блестящие, омытые дождем листья касались оконной рамы, а некоторые робко, на ширину детской ладони, проникали в его спальню – как застенчивые сивиллы, уверенные в теплом приеме, но по привычке робеющие. Родительское дерево, вскормленное его усилиями, сейчас достигло более чем достаточного размера и было для него источником радости: убежище, воспоминание о доме, главная дорога к свободе.

Квезаль пересек комнату и заложил дверь на засов, потом сбросил с себя промокшую сутану. Даже в этот ливень на дереве было безопаснее, хотя он мог летать.

* * *

Гагарка сидел на носу, когда легкое суденышко скользнуло под высокий утес, укрывшись от последнего свистящего порыва ледяного дождя. Он посмотрел на нависший утес, потом направил игломет на авгура, держащего фал.

– На этот раз ты не попробуешь ничего такого. Видишь, какую блямбу ты уже получил? – Шторм разразился на тенеподъеме и не собирался утихать.

– Правь туда, – рявкнула Синель и вытянула руку. С ее растрепанных малиновых волос текли холодные струйки; между полных грудей они сливались в настоящий ручей, который орошал обнаженные бедра.

Старый рыбак, стоявший за румпелем, коснулся фуражки:

– Ага, Жгуч Сцилла.

Из Лимны они вышли вечером молпадня. От тенеподъема до тенеспуска солнце было нитью белого огня, протянувшегося по ослепительно яркому небу; ветер, благоприятный и сильный утром, изменил направление и ослаб, превратился в случайные порывы легкого бриза, который полностью умер ко времени закрытия рынка. Большую часть времени после полудня Гагарка провел в тени паруса, а Синель – в укрытии на шканцах; и все равно он и она, как и авгур, сильно обгорели.

Ночь принесла новый ветер, неподходящий для них. Великая богиня, овладевшая Синелью, требовала точно держать курс, и они, выполняя команды старого рыбака, лавировали, лавировали и опять лавировали. После каждого галса Гагарка и авгур бешено вычерпывали воду, и их часто тошнило; судно накренялось так, что, казалось, планшир должен был уйти под воду; при каждом повороте фонарь, как безумный, раскачивался на верхушке мачты и ударялся о нее, а полдюжины раз вообще гас, оставляя трех усталых мужчин внизу в смертельном страхе, что в наступившей темноте в них кто-то врежется, или они в кого-то врежутся.

Однажды авгур попытался выхватить игломет Гагарки, заткнутый за пояс. Гагарка избил его, пару раз пнул ногой и выбросил в бушующую воду озера, откуда его чудом спас старый рыбак при помощи багра и удачи. Тенеподъем принес третий ветер, на этот раз с юго-востока, штормовой ветер, гнавший перед собой серую пелену косого дождя и хлеставший молниями.

– Спустить парус! – крикнула Синель. – Вытрави задний шкот, идиот! Спустить рею!

Авгур поторопился подчиниться; он был лет на десять старше Гагарки, с выступающими вперед зубами и маленькими мягкими ладонями, которые начали кровоточить чуть ли не раньше, чем суденышко вышло из Лимны.

После того как рея грохнулась на палубу, Гагарка резко повернулся, вызвав негодующие крики того, кто укрывался за его ногами, и уставился вперед, на цель их путешествия, но не увидел ничего, кроме мокрого от дождя камня.

– Мы сейчас под утесом, – сказал он птице Шелка. – Вылезай!

– Нет лезть!

У подножия утеса было относительно сухо и защищено от ветра, хотя, казалось, холоднее, чем на открытом озере; и это живо напомнило Гагарке, что его новая летняя туника, которую он носил в Лимне, вся промокла, как и мешковатые штаны, а хорошо смазанные берцы полны воды.

Узкая бухта, в которую они скользнули, становилась все уже и уже; мокрые черные скалы слева и справа поднимались кубитов на пятьдесят над верхушкой мачты. Со всех сторон текли ручьи, рожденные штормом; узкие серебряные струи с громким плеском падали в спокойную воду. Утесы над головой соединились, железный эзельгофт[1]1
  Эзельгофт (нидерл. ezel hoofd – «ослиная голова») – деталь крепления добавочных рангоутных деревьев к основным (утлегаря к бушприту, стеньги к мачте, брам-стеньги к стеньге). Первоначально эзельгофт представлял собой составной деревянный брус с несквозной квадратной выемкой, которой он надевался на нок или топ основного рангоутного дерева, и круглым сквозным отверстием для пропускания сквозь него добавочного дерева. Позднее появились эзельгофты, окованные железной полосой, и полностью железные (Википедия).


[Закрыть] царапал камень.

– Она пройдет, – уверенно сказала Синель старому рыбаку. – Дальше потолок повышается.

– Мэм, я б заценил, ежели вы опять поднимите парус, – почти непринужденно заметил старый рыбак, – и отпустите рифы. Он сгниет, ежели его не высушить.

Синель не обратила на него внимания; Гагарка показал на парус и схватился за фал вместе с авгуром, готовый сделать все что угодно, чтобы согреться.

Орев прыгнул на планшир и распушил мокрые крылья.

– Птица мокр! – Они скользили мимо впечатляющих металлических цистерн, выкрашенных в белый цвет, их путь почти завершился.

– Священное Окно! Окно и алтарь, прямо здесь! Смотрите! – Голос авгура задрожал от радости, и он выпустил фал. Гагарка ударил авгура ногой, и тот растянулся на палубе.

– Переломаем все весла, мэм, ежели будут еще каналы.

– Держи покрепче руль. Правь к Окну. – И добавила, обращаясь к авгуру: – У тебя есть нож?

Тот горестно покачал головой.

– Тогда твой меч, – сказала она Гагарке. – Ты умеешь приносить жертвы?

– Я видел, как это делают, Жгучая Сцилла, и в моем сапоге есть нож. Это может сработать лучше. – И добавил, отчаянно смело, как Прилипала: – Но птица? Я не думаю, что вы любите птиц.

– Эту? – Она сплюнула прямо в воду.

Кранец, сделанный из плетеного каната, глухо ударился о камень, послышался громкий скрежет. Борт лодки оказался в пределах кубита от естественной набережной, на которой стояли цистерны и Окно.

– Швартуйся здесь, – махнула авгуру Синель. – Ты тоже! Нет, с кормы, идиот. Он возьмет нос.

Гагарка быстро взял причальный конец и прыгнул на каменную набережную. Там было мокро, он поскользнулся и едва не упал; в скудном свете пещеры он не смог разглядеть большое железное кольцо у ног, пока не наступил на него.

Авгур нашел свое кольцо быстрее. Он выпрямился.

– Я… я авгур, Беспощадная Сцилла. Я приносил жертвы вам и всем Девяти много раз. Я бы с наслаждением, Беспощадная Сцилла. С его ножом…

– Плох птица, – каркнул Орев. – Нет любить бог. – Он взмахнул поврежденным крылом, как если бы хотел проверить, может ли оно нести его.

Синель прыгнула на скользкий камень и поманила пальцем старого рыбака:

– Эй, ты. Иди сюда.

– Я должон…

– Ты должен делать то, что тебе говорят, иначе я прикажу моему бандиту убить тебя прямо сейчас.

Гагарка с огромным облегчением вынул игломет, опять вставая на знакомую почву.

– Сцилла! – выдохнул авгур. – Человеческое существо? На самом деле…

Она резко повернулась к нему:

– Что ты делал на моей лодке? Кто послал тебя?

– Плох резать, – уверил ее Орев.

Авгур собрался с духом:

– Я протонотарий Е-его Высокопреосвященства. – Он пригладил насквозь промокшую сутану, как будто внезапно осознал, что по уши в грязи. – Е-его Высокопреосвященство хотел, чтобы я н-нашел одну особую м-молодую женщину.