Текст книги "Знак Наполеона"

Автор книги: Джеймс Твайнинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцать четвертая

Сад Тюильри, Париж, 20 апреля, 17:02

Круглый пруд был обсажен деревьями. Как и было условлено, Арчи сидел на скамейке, укрывшись в тени покачивающихся веток. Усыпанные гравием дорожки лучами расходились от центра в разные стороны, разбивая на части цветник. В конце широкой аллеи, проходившей по центру парка, был виден еще один пруд, а за ним возвышалась гранитная стрела на площади Согласия. Обелиск намеренно поставили близко от того места, где во время революции стояли виселицы.

– Как все прошло? – спросил Арчи, когда они рухнули на скамейку рядом с ним. Горка бычков под ногами свидетельствовала о том, что он провел здесь немало времени.

– Придурки! – выругался Дюма, вытащив из кармана куртки флягу и сделав большой глоток.

– Болваны, – согласно вздохнул Том, отобрав у Дюма спиртное и приложившись.

– Совсем плохо?

– Они смеялись.

– Плохо, – ухмыльнулся Арчи, и его золотой браслет сверкнул в солнечных лучах. – А я вас предупреждал. Они заботятся только о собственных задницах, – мотнул он головой в сторону Лувра. – Как всегда.

– Это Труссар, – покачал головой Дюма, сжав челюсти. – Petit salaud [14]14
  Маленькая дрянь (фр.)


[Закрыть]. Он так и не простил мне… – Фразу он завершил весьма красноречивым жестом. – Ну что ж, теперь я в полном дерьме. Он выиграл. И встретился с нами только для того, чтобы показать мне это.

– А как насчет полиции? – предложил Том. – Можно попробовать с ними поговорить.

Дюма отмахнулся.

– Первое, что они сделают, – позвонят Труссару. А он посмеется над ними, так же как посмеялся над нами.

– Так что же делать? Мы же не можем просто сидеть и смотреть, как Майло заберет «Мону Лизу».

– Если сможет, – уточнил Дюма. – Труссар прав в одном: охранная система там бронебойная.

– Ты тоже был прав. Риск есть. Какие бы меры безопасности они ни принимали, Майло найдет способ обойти их. Я бы нашел, если бы оказался на его месте.

Двое детей, лежа животами на бордюре вокруг пруда, запустили в воду игрушечную лодку. Ветер наполнил маленький желтый парус и нежно повел кораблик по темной воде. Дети с восторгом закричали и побежали вслед за ним.

– А может, тебе стоит оказаться на его месте? – предположил Арчи. Веселые голоса детей смешались с музыкой духового оркестра, заигравшего где-то на рю де Риволи.

– Конечно! Пойдем погуляем немного, – рассмеялся Том.

– Я серьезно. Если бы картина была у нас, мы могли бы обменять ее на Еву.

– Ты серьезно?! – воскликнул Том.

– Конечно, нет, – вклинился Дюма. – Мы не можем украсть «Мону Лизу».

– Почему нет? – спросил Арчи.

– C’est impossible! [15]15
  Невозможно! (фр.)


[Закрыть]

– Майло же собирается, – напомнил ему Арчи.

– Это другое дело.

– На самом деле нет, – спокойно произнес Арчи. – На мой взгляд, у нас два варианта: либо мы разворачиваемся и уходим, либо опережаем Майло, а затем обмениваем картину на Еву.

– Обмениваем «МонуЛизу»? – переспросил Дюма недоверчиво и возмущенно.

– Не настоящую, – объяснил Арчи. – Копию…

Тому не нужно было слушать окончание фразы, для того чтобы понять, куда он клонит.

– Мы должны украсть настоящую «МонуЛизу», для того чтобы Майло поверил, что мы можем выменять Еву на нее, – медленно произнес он. – Но если вместо оригинала мы подсунем ему копию, он не разберется, пока не будет слишком поздно. Сыграем с ним в его собственную игру.

– Картину уже похищали из музея. – Глаза Арчи загорелись. – Мы можем сделать это еще раз.

– Это было в 1911 году, – напомнил Дюма. – С тех пор многое изменилось.

– Может быть – да, а может, и нет. – Том повернулся к Арчи: – Как это было сделано?

– За всем делом стоял человек, которого звали Эдуардо де Вальфьерно. – Арчи закурил. – Аргентинец. Говорят, однажды ему удалось загнать Эйфелеву башню какому-то слишком доверчивому охотнику на металлолом.

– Бельгийцу, полагаю, – расхохотался Дюма.

– Вальфьерно объединился с фальсификатором по имени Ив Шодрон. План был прост: украсть портрет, сделать и продать как можно больше копий, пока картина числится пропавшей, а потом снова подкинуть оригинал в Лувр, чтобы полиция прекратила поиски.

– С фальсификатором? – медленно произнес Том. – Фальсификатором произведений искусства, каким был Рафаэль?

Арчи встретился взглядом с Томом и кивнул:

– Точно.

– Так вот каков его план, – присвистнул Том. – Украсть оригинал, сделать несколько копий и продать столько, сколько сможешь, пока картину разыскивают все и вся. Майло разыгрывает ту же карту, что и Вальфьерно.

– Хороший ход, – признал Арчи. – Вряд ли покупатели обратятся в полицию, если заподозрят что-то. И всегда можно сказать, что у них именно оригинал, а в Лувр была возвращена подделка.

Том задумчиво кивнул, слегка жалея, что не он это все придумал.

– Браво, Майло. Очень умно. Но мне все еще интересно, как Вальфьерно удалось незаметно вынести картину из Лувра, – поинтересовался Дюма.

– Он подкупил Винченцо Перуджу, столяра, работавшего в музее, – продолжил Арчи. Перуджа и еще двое зашли в Лувр в воскресенье под видом туристов, а потом спрятались на ночь в кладовке, зная, что музей будет закрыт на следующий день. Утром они сняли картину со стены, вырезали из рамы и спокойно вышли, переодевшись рабочими. Когда охранники заметили пропажу, они предположили, что картину забрали на фотосъемку. Еще сутки ее никто не искал.

– Говорят, что этот случай стал первой настоящей газетной сенсацией, – добавил Том. – Организовали тотальную облаву. Неделя ушла только на то, чтобы обследовать Лувр. Франция закрыла границы, обыскивали каждый поезд и корабль, покидающий страну. Газеты писали только об этом. Было обещано огромное вознаграждение. Людей арестовывали и отпускали. Ты думаешь, «Мона Лиза» известна всему миру благодаря своей загадочной улыбке? О нет. Только благодаря тому, что ее украли!

– И где ее нашли в конце концов?

– Все это время она находилась у Перуджи, – улыбнулся Арчи. – Все, что нужно было Вальфьерно, – шумиха в газетах, чтобы загнать свои шесть копий. Как только появились первые сообщения, он пропал и Перуджа больше никогда его не видел и не слышал. Через несколько лет он попытался продать картину кому-то во Флоренции. Покупатель сообщил об этом в Галерею Уффици. Когда полиция схватила вора, выяснилось, что он прятал картину в специальном чемодане с двойным дном.

– То есть, основываясь на этом, мы должны спрятаться в Лувре на ночь, снять картину со стены и выйти из музея, – ухмыльнулся Дюма. – Так чего же мы ждем?

– Что значит «мы»? – нахмурился Том. – Ты сделал свое дело, Джей-Пи. Провел нас к Труссару. Дальше мы с Арчи вдвоем.

– Нет уж, ты от меня не отвяжешься, Феликс. – Глаза Дюма сверкнули. – Я прекрасно напивался в том баре, пока ты не вытащил меня. Теперь я трезв, и ты от меня так просто не отделаешься.

– Ты правительственный агент, Джей-Пи, – настаивал Том. – Мы с Арчи знаем, на что идем. Это не твое дело.

– А что – мое дело, Феликс? У меня нет работы. Нет жены…

– Арчи, хоть ты ему скажи, – взмолился Том.

– Нам потребуются дополнительные руки, – пожал плечами тот.

– Он шпион, – напомнил Том. – Ты же ненавидишь шпионов.

– Бывший шпион, – возразил Арчи. – Как и ты. К тому же я всегда считал, что из Джей-Пи вышел бы хороший преступник, если бы он постарался.

– Merci, – подмигнул Дюма. – В конце концов, даже если вам чудом удастся выкрасть «Мону Лизу» из Лувра, кто-то должен удостовериться, что вы не оставите ее себе.

– Вот видишь, он прирожденный мошенник, – ухмыльнулся Арчи. – Никому не верит.

Глава двадцать пятая

Проспект Обсерватории, Четырнадцатый квартал, Париж, 21 апреля, 21:02

Черная решетчатая шахта лифта, окруженная каменными лестницами, напоминала полый ствол выгоревшего дерева. С усилием открыв дверцу, Дженнифер шагнула в кабину, и из-за сквозняка дверца захлопнулась. Цифры на латунной панели почти стерлись за давностью лет, но она все-таки смогла разглядеть дату выпуска: 1947 год. Выглядел лифт старше.

Она нажала на кнопку с цифрой «пять», и через секунду подъемник пополз вверх, зловеще громыхая и скрипя. Этажи проплывали мимо подобно горным пластам породы, и у агента Брауни внезапно возникло ощущение, что ее поднимают на самый верх скалы в плетеной корзине.

Анри Бессон, эксперт, которого порекомендовал Коул, ждал ее на лестничной площадке. Точнее, Дженнифер предположила, что это он. По мере того как лифт выползал на нужный этаж, она увидела сначала босые ноги, затем яркие шорты по колено и, наконец, расстегнутую гавайскую рубашку, открывающую волосатую грудь. Он сразу протянул ей руку для приветствия, развеяв все сомнения.

– Mademoiselle Browne? Enchante. Henri Besson a votre service [16]16
  Мадмаузель Браун? Очарован. Анри Бессон к вашим услугам.


[Закрыть].

Загар прекрасно сочетался со свободным стилем одежды, на небритом и неожиданно молодом лице – а ведь ему должно быть около пятидесяти – сверкали темно-голубые глаза. Только вьющиеся волосы, поседевшие на висках и поредевшие на затылке, указывали на его настоящий возраст.

– Доброе утро, – улыбнулась Дженнифер. – Спасибо, что согласились помочь по столь лаконичному запросу.

– Чем крупнее клиент, тем меньше он говорит.

Эксперт усмехнулся, и через несколько мгновений Дженнифер поняла: вся левая сторона его лица парализована. Одна щека была дряблой и тяжелой, другая – подтянутой и упругой; один глаз полуприкрыт. Видимо, Бессон перенес инсульт.

– Пожалуйста, входите. Все уже собрались.

Хадсон и Коул настояли, чтобы при экспертизе присутствовали их французские представители. Дженнифер подозревала, что причиной было не только желание удостовериться в том, что тесты проведены в условиях, удовлетворяющих обе стороны, но и холодная война между двумя гигантами. Ни один из аукционных домов не желал уступать конкуренту даже в самой малости.

Бессон провел Дженнифер в небольшой кабинет, самым выделяющимся предметом в котором было огромное, от пола до потолка, позолоченное зеркало, и познакомил с Майлсом Кингом и Каролиной Вернин, представителями «Сотбис» и «Кристис». Оба были молоды, модно одеты и отличались хищными взглядами – такие Дженнифер видела у риелторов, в первый раз пытаясь снять квартиру на Манхэттене.

– Картины доставлены благополучно? – спросила она, заметив шаткие стопки аукционных каталогов на другом конце помещения и балансирующие на них бокалы с пеплом.

– Наша прибыла вчера вечером, – кивнула Вернин.

– Я удостоверился, что картины, прибывшие тем же рейсом, что и вы, агент Брауни, были доставлены из аэропорта сразу же после прохождения всех таможенных формальностей, – немедленно среагировал Кинг.

– Все готово, – заверил Бессон. – Скажите, вы когда-нибудь принимали участие в подобных мероприятиях?

– Это похоже на аутопсию? – улыбнулась Дженнифер в ответ. – Там я была не раз.

– Precisement! [17]17
  Именно! (фр.)


[Закрыть]– всплеснул руками Бессон. – Художественная аутопсия. Правда, у нас никто не умер.

Перед глазами Дженнифер всплыли пустые глазницы Хэммона, окровавленный рот адвоката. Она даже хотела поправить эксперта. Кое-кто умер, и для того чтобы назвать причину его смерти, аутопсия не требовалась.

– Venez [18]18
  Идем (фр.).


[Закрыть]. Я вам все расскажу.

Открыв двойные двери, он провел всех из кабинета в большую комнату. Пережитый инсульт подтверждало и то, что Бессон приволакивал левую ногу.

Было темно, сквозь закрытые жалюзи пробивались яркие солнечные лучи. Дженнифер все же удалось разглядеть затейливую лепнину девятнадцатого века под потолком – вероятно, раньше здесь была гостиная. Сейчас мебели не было – все пространство занимала камера, изготовленная из плотной полимерной пленки, оставляя только узкий проход по периметру. Она напомнила Дженнифер палатки криминалистов, расставленные на месте преступления, только стенки были прозрачные. Слабое внутреннее свечение отбрасывало причудливые тени на полупрозрачный материал словно на экран.

– Чистая комната, – объяснил Бессон, уловив недоумение Дженнифер. – Позволяет мне контролировать чистоту воздуха, температуру и влажность.

Он натянул белый халат, который доставал как раз до нижнего края его шорт, и надел на ноги ярко-желтые башмаки – прежде Дженнифер видела такие только на скотобойнях и в моргах. Теперь стало ясно, почему эксперт ходил босиком. Всем троим посетителям Бессон также вручил по халату и паре бахил.

– Пожалуйста, ничего не трогайте, – предупредил он, натягивая хирургические перчатки и повесив на шею очки в квадратной оправе.

Когда все оделись, Бессон слегка отодвинул одно из полотен, составляющих стену камеры, и пропустил всех внутрь. Они оказались в маленьком закутке, из которого попали в основное помещение, пройдя сквозь занавеску из тяжелых полос того же материала, что и стены камеры. Температура здесь была заметно ниже. Датчики движения включили лампы наверху, окрасив все вокруг в синеватый цвет благодаря ультрафиолетовым фильтрам.

Центр камеры занимал большой круглый стол. На нем лежали все четыре картины, извлеченные из рам и натянутые на металлические каркасы, – это позволяло двигать и поворачивать их, не касаясь холста.

Впервые увидев все четыре полотна вместе, Дженнифер осознала, что Шагал ей нравится больше. В его работах была страсть, немного наивный вихрь цвета и движения, – это волновало ее больше, чем полные точного расчета картины Гогена.

На одной стороне стола лежало устрашающее количество разнообразных манипуляторов, усыпанных видеокамерами и лампочками, и множество других приспособлений, угрожающе нависших над картинами, словно полотна были пациентами, нервно ерзающими в стоматологическом кресле. По стенам камеры мигало светодиодами разное оборудование, издавая мерное гудение.

– Обычно аутентификация предполагает два типа анализа. – Бессон нацепил очки и повернулся к Дженнифер, обращая свое объяснение именно к ней. – Криминалистический анализ и анализ Мореллиана.

– Мореллиана?

– Говоря простыми словами: выглядит ли картина так, как должна, согласуется ли с любимыми сюжетами, стилем, композицией и техникой автора. Зачастую этого бывает достаточно. Просто смотришь на картину – и все понимаешь.

– Думаю, в данном случае необходимо провести все возможные тесты, – вставила Вернин. – Если мне придется вернуться к клиентам с плохой новостью, их наверняка будут интересовать все возможные доказательства.

– Моих тоже, – быстро добавил Кинг.

– Мне необходимо взять образцы.

– Только мазки, – твердо сказала Вернин.

– В таком случае я не смогу провести ААС [19]19
  Атомно-абсорбционная спектроскопия.


[Закрыть]и распределенную обработку изображения, – возразил Бессон.

– Но вы можете сделать рентген, инфракрасное сканирование, исследование в ультрафиолете и РФС, – перечислила она. – Этого хватит.

– РФС? – переспросила Дженнифер.

– Рентгенофлюоресцентная спектроскопия при полном отражении, – объяснил Кинг. – Только не спрашивайте меня, что это значит.

– Для ААС и распределенного исследования необходимо отскрести частицы краски и сжечь их, чтобы исследовать смолы, – пояснил Бессон, настраивая что-то в центральном компьютере. – Обычно люди не соглашаются на это, но всегда стоит спросить.

Один из манипуляторов ожил, опустившись к первому полотну Гогена и заскользив вдоль его поверхности. Дженнифер затаив дыхание следила за тем, как с мерными движениями курсора на экране стало появляться изображение картины. Когда сканирование было завершено, стол повернулся, подведя под манипулятор второе полотно Гогена. Процедура повторилась.

Отсканировав обе картины Гогена, Бессон вывел их изображения на другую группу мониторов и поставил манипулятор сканировать работы Шагала. Настроив экраны так, что был виден мельчайший мазок кисти, Бессон стал изучать каждый дюйм картин, сравнивая один экземпляр с другим.

– Ну как? – с надеждой спросил Кинг минут через пятнадцать.

Не отвечая на вопрос, Бессон перешел к столу и повернул обе картины на правую сторону. Несколько минут он стоял возле них, положив левую руку на живот, а правой подперев подбородок, словно рассматривая полотна. Наконец, кивнув, подошел к лежащей справа картине и положил на нее ладонь.

– Вот эта.

– Что?

– Неправильная.

– В каком смысле? – спросила Дженнифер.

– Она хороша. Прекрасна. Но мазки кисти, наложение красок и цвета гораздо более натуральны в другой картине. Этой не хватает… души.

Кинг шагнул вперед и посмотрел на маркировку, прежде чем торжествующе усмехнуться.

– Это ваша. Не повезло.

Дженнифер кивнула. Хадсон оказался прав: Рази был обладателем подлинника.

– Мне нужно заключение, – мрачным тоном оповестила Бессона Вернин. – И я запрошу вторую экспертизу.

– Конечно, – кивнул он. – Рекомендую Институт Вильденштайна. Эксперт по Гогену – Сильвия Дюкрок.

– А что с Шагалом? – напомнила Дженнифер.

Бессон повторил все те же действия, что и раньше, только заняло это вполовину меньше времени.

– Без сомнения, это оригинал, – объявил он, указывая на картину справа. – Вторая не подходит по времени. Цвета слишком яркие, краски слишком новые. Эта подделка хуже, чем под Гогена. Думаю, ее сделали в Китае. Они все еще преподают традиционную технику письма маслом.

– Пятьдесят евро на то, что это тоже ваша, – улыбаясь, предложил Кинг.

– Какой же ты ребенок, – вздохнула Вернин, посмотрев на маркировку картины и оглядевшись с тоской в глазах.

– Не ваш день сегодня, да? – злорадствовал Кинг.

Дженнифер не слушала. Она пыталась понять значение того, что обе подделки пришли со стороны японского клиента «Кристис».

– Полные отчеты будут готовы в течение одного-двух дней, – сказал Бессон, стягивая с рук перчатки с громким хлопком. – Я отправлю их вам по электронной почте сразу же. Предлагаю до тех пор клиентам ничего не сообщать.

– Договорились, – радостно заключил Кинг, еле сдерживая эмоции. Определенно это была битва при Чаттануге мира искусств. – Спасибо за помощь, Анри, – пылко пожал он руку эксперту.

– Мы сами найдем выход, – бросила Вернин, стягивая халат и направляясь к выходу из чистой комнаты.

– Я верну вам картины, как только закончу с ними, – сказал вслед представителям аукционных домов Бессон, прежде чем повернуться к Дженнифер. – Предполагаю, вы хотели бы, чтобы то, что вы привезли с собой, было отправлено к вам в гостиницу, мадемуазель Брауни?

– Отель «Георг Пятый», – подтвердила она. – Спасибо.

Дженнифер пожала ему руку и собиралась выйти вслед за Вернин и Кингом.

– Mademoiselle Browne. Un moment, s’il vous plait [20]20
  Мадмуазель Браун. Одну минуту, пожалуйста. (фр.)


[Закрыть], – окликнул Бессон, снимая очки. – Не хотел говорить при всех, – произнес он, понизив голос, – но вы должны знать кое-что об этих картинах. В частности, о Гогене.

– Слушаю.

– Это не просто подделки. Это превосходные копии.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать – у того, кто написал их, был доступ к оригиналу. Из этих двух копий Гоген, несомненно, выполнен лучше, но обе картины содержат мелкие детали, о которых фальсификатор мог узнать, только глядя на подлинник. Возможно, он – или она – оказался чересчур умным.

Дженнифер тяжело вздохнула. Теперь она не могла сконцентрироваться на двух подделках и их истории, приходилось включить в расследование и оригиналы. Дело не упростилось, а она вновь оказалась там, откуда начала.

– Это не тот ответ, который вы искали?

– Тогда было бы слишком просто, – грустно улыбнулась она.

Эксперт проводил ее до двери, но как только Дженнифер ступила на лестничную площадку, она вспомнила, что хотела задать еще один вопрос. Вытащив из сумки лист бумаги, она протянула его Бессону:

– Это вам о чем-нибудь говорит?

Он снова нацепил на нос очки и внимательно изучил номер, который она переписала с факса Хэммона.

– Похоже на инвентарный номер Лувра, – нахмурился он. – Обычно он состоит из даты приобретения и серийного номера, но в Лувре своя система. Им нравится быть оригинальными. Хотя я не уверен… Хотите, чтобы я выяснил?

Она колебалась пару мгновений. Если это был инвентарный номер Лувра, она жаждала попасть туда лично. С другой стороны, не было никакой гарантии того, что с ней захотели бы встретиться.

– Было бы хорошо.

– Я могу оставить это?

– Конечно. Скажите мне, если что-то выяснится.

Закрыв за ней дверь, Бессон постоял некоторое время в коридоре, постукивая ногтем по зубам.

– Так что, это была она? – спросил он по-французски, заметив приближающегося к нему человека.

– Да, – вздохнул Том. – Она.

Глава двадцать шестая

10:32

– Давай-ка поподробнее, – со смехом предложил Бессон, разливая кофе. – Так, значит, ты и агент ФБР…

– Все было не так! – запротестовал Том.

– Не так?

– Ну, не совсем так, – смутился он. – Все было очень запутанно. Я помогал ей… после того как она меня шантажировала. В общем, мы оба были в Париже и все просто… произошло. Закончилось прежде, чем началось. Ты знаешь, как бывает.

– Вообще-то не знаю, – усмехнулся Бессон. – В мое время мы не спали с копами, даже с симпатичными.

– В твое время все копы были мужчинами.

– А что сказал Арчи?

– Не много. – Том запустил пятерню в волосы.

– Врешь, – снова засмеялся Бессон. – Мы оба знаем, как он относится к служивым людям.

– Он не доверял ей, – признался Том. – По крайней мере сначала. Но потом, когда она исполнила все свои обещания, когда защищала меня перед ФБР, он понял, что ошибался.

– Для начала, в наше время у копов не было таких задниц, – тоном знатока произнес Бессон.

Том улыбнулся, но слушал его вполуха. Когда Бессон упомянул имя Дженнифер, он решил, что это просто совпадение. Даже когда увидел ее входящей в кабинет, наблюдая из-за зеркального стекла, он не поверил собственным глазам. Но это была Дженнифер. Здесь, в Париже.

Ощущения были странными. Сначала – острый укол узнавания, как всегда бывает, когда человек, о котором стараешься не вспоминать, вдруг возникает перед тобой. Потом – ощущение болезненного разрыва и облегчение от понимания того, что все трудности и опасности, через которые они прошли вместе, позади. И наконец, легкая смесь влечения и гнева, устойчивая, словно масляная пленка на воде.

Возбуждение Том чувствовал, глядя на мягкие, манящие губы Дженнифер и длинные сильные ноги, думая о жарких летних ночах, проведенных вместе почти год назад. Гнев возникал оттого, что вся его кропотливо выстроенная защита от воспоминаний рухнула в одно мгновение. Сейчас было явно неподходящее для сантиментов время.

– Что ей было нужно? – спросил он.

– Помочь идентифицировать пару подделок. Она расследует какое-то дело в Штатах, по которому проходят четыре картины, но только две из них – с сертификатами подлинности.

– Дай догадаюсь, – улыбнулся Том. – Сертификаты выданы на фальшивки.

– Именно. И ничего удивительного в том, что они пришли из Японии. – Бессон помолчал. – Ты ей скажешь? Или лучше мне?

– Она умная. Сама разберется. Что-нибудь еще?

– Она спрашивала, что это такое. – Он протянул ему листок бумаги, полученный от Дженнифер.

Том бросил на него взгляд и изумленно уставился на Бессона.

– Но это же…

– Я знаю.

– Что ты сказал ей?

– Что постараюсь выяснить подробности.

– Ничего не говори пока, – предостерег Том. – У нас и без ФБР забот хватает.

Том понимал, что его слова звучат очень оптимистично. Без ФБР не обойдется, хотя Дженнифер пока ни о чем не догадывается. Нужно было держать ее в неведении как можно дольше. По меньшей мере пока все не будет кончено.

– Кстати, поддельный Гоген, которого она мне показала, – работа Рафаэля.

– Ты уверен?

– Вполне. Существует не много мастеров такого уровня.

– Ты например, – напомнил Том. – Если только не отошел от дел.

– Судя по всему, не отошел, – криво ухмыльнулся Бессон, поднимая переданную ему Томом «Мадонну с веретеном», еще одну великолепную копию Рафаэля.

– Ну что? Возьмешься?

– Конечно, возьмусь. Просто немного… стыдно.

– Это страховка.

– Чего ты хочешь получить в итоге?

– Воспользуйся воображением.

– А это что? – Бессон поставил принесенный Томом фарфоровый обелиск на кухонный стол.

– Предсмертный подарок Рафаэля.

– Не возражаешь, если я его одолжу на время?

– Зачем? – нахмурился Том.

– Вдохновение. Он дал мне идею.

– Ты не можешь рисовать все, что захочешь. Результат должен быть крайне убедительным.

– Возможно, у меня получится более убедительно, если я буду знать, зачем все это.

– Ты на самом деле хочешь знать?

– Ты прав, – усмехнулся Бессон. – Лучше мне не знать. Достаточно того, что я делаю это для тебя.

– Нет, – покачал головой Том, внезапно посерьезнев. – Не для меня. Для Рафаэля. Для Евы.