Текст книги "Знак Наполеона"

Автор книги: Джеймс Твайнинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Глава девятая

Район Сохо, Нью-Йорк, 19 апреля, 08:50

Галерея Рубена Рази занимала нижний этаж в одном из типичных для Сохо зданий, недавно побеленный фасад которого пересекала, словно шрам, ржавая пожарная лестница.

Дженнифер до сих пор не заметила, чтобы хоть кто-нибудь вошел в здание. Но было еще рано. Она сидела в машине, припаркованной возле модельного агентства на противоположной стороне улицы, с половины восьмого, наблюдая, как район начинает оживать. Она специально приехала пораньше. Секретарь Рази сказал, что он будет не раньше девяти, но Дженнифер хотела почувствовать мир, в котором живет Рази, прежде чем встречаться с ним.

Согласно документу, лежащему у нее на коленях, Рази сбежал в США из Ирана после свержения шаха. Не имея начального капитала и не зная ни слова по-английски, он занялся импортом антиквариата из стран Среднего Востока, постепенно превратившись в хозяина небольшого, но преуспевающего магазина, торгующего предметами искусства. Рази специализировался на малоизвестных художниках, а также на продаже не самых знаменитых полотен именитых импрессионистов и постимпрессионистов – тех, что стоили не миллионы, а сотни или тысячи долларов. Эта схема работала, и Рази мог себе позволить обширную резиденцию на Лонг-Айленде, откуда он каждый день приезжал в галерею.

Единственное, что резало глаз в его истории, – факт продажи нескольких картин, принадлежавших семьям Фанхул и Ла Toppe. После того как они бежали с Кубы, спасаясь от режима Кастро, их коллекции были захвачены коммунистами. Однако через несколько лет особо ценные предметы появилось на аукционах Европы и США. Информатор сообщил, что Рази был посредником между правительством Кубы и итальянским дельцом, организовывавшим контрабандную переправку картин через границу. Естественно, доказательств не было, имя Рази было лишь одним из нескольких в списке, так что этот факт не подрывал кредит доверия, выданный Рази лордом Хадсоном.

Мимо с шумом промчался «рейнджровер» с тонированными стеклами. Дженнифер взглянула на номера, чтобы убедиться – это та самая машина, которая за утро уже дважды проехала мимо нее. Машина была зарегистрирована на имя Рази.

В этот раз джип свернул к галерее, вместо того чтобы исчезнуть в конце улицы, и ему навстречу выбежала девушка. Из машины вышел мужчина и поспешил скрыться в здании, Дженнифер успела заметить только блеснувшую под солнцем лысину. Девушка тем временем устроилась на водительском сиденье и мягко сдала назад, вероятно, собираясь припарковаться где-то неподалеку. Дженнифер подождала несколько минут и пошла вслед за мужчиной, сунув под мышку папку с документами.

Галерея занимала просторное помещение, каждый дюйм которого был выкрашен в ослепительно белый цвет. Несмотря на размеры зала, здесь было едва ли больше пятнадцати картин, казавшихся яркими цветными островками среди безликих стен. Каждый экспонат освещался отдельной лампой с каркасом из матовой стали, напоминавшей оборудование операционной.

– Я хотела бы поговорить с мистером Рази. – Дженнифер показала секретарю в приемной свое удостоверение.

– Он сейчас на совещании, – прощебетала девушка с приторной улыбкой. – Что ему передать?

– Вы, должно быть, агент Брауни.

Дженнифер взглянула вверх, откуда прозвучал голос. С мезонина ей улыбался мужчина, да так широко, что напоминал циркового конферансье, приветствующего зрителей перед началом представления.

– Мистер Рази?

Она отступила назад, чтобы лучше разглядеть его. У хозяина галереи оказалось смуглое лицо, тоненькие усики и стильно причесанные черные волосы. Согласно информации, ему было пятьдесят с небольшим, но выглядел он старше. Бриллиантовая серьга в левом ухе говорила о том, что он все еще цепляется за воспоминания о бурной молодости и рок-н-ролле. В стерильной атмосфере галереи ярко-пурпурный костюм казался нереальным, словно бы его вмонтировали в кадр.

Не ответив, Рази направился к Дженнифер, и винтовая лестница загудела под его тяжелыми шагами. Он пожал ей руку и театрально поклонился; из-под манжеты накрахмаленной рубашки показались густые черные волосы, а кожа на лице была покрыта оспинами.

– Хадсон предупредил меня, что вы придете. – Он прижал ладонь к губам; его поведение и речь были удивительно наигранными. – Это было ошибкой с его стороны?

– Нет, хотя не стоило этого делать.

– Вы должны простить его. – Рази сложил руки словно в молитве, все пальцы были унизаны золотыми кольцами. – Он подумал, что я должен знать. В конце концов, это моя картина.

– Не важно, – пожала плечами Дженнифер, не желая заставлять Рази обороняться. – У нас у всех одна цель.

– Какая же?

– Выяснить, что происходит, и как можно быстрее.

– Именно! – Он улыбнулся, блеснув зубами, среди которых оказались и золотые. – Я надеюсь, этим утром вы не потратили напрасно слишком много времени?

– Что вы имеете в виду?

– Я проезжал мимо вас в восемь и в половине девятого. Вы надеялись увидеть что-то конкретное?

Дженнифер промолчала. Ее не столько волновало, что ее вычислили, как то, что Рази зачем-то понадобилось дважды проехать мимо собственной галереи, прежде чем зайти внутрь.

– Почему бы нам не присесть? – наконец предложила она.

– Конечно. – Рази кивнул на белый диван, стоящий в дальней части галереи под углом сорок пять градусов к стене. Дженнифер чувствовала жгучее желание поставить мебель ровно. Они сели, и Рази повернулся к ней, покорно сложив руки на коленях.

– Если не возражаете, я начну с нескольких вопросов.

– Вы очень красивы, агент Брауни, – улыбнулся Рази, и его ноздри слегка затрепетали. – Но полагаю, вы уже слышали это от многих мужчин.

Дженнифер уставилась на него немигающим взглядом. Она знала, что в его бизнесе способность читать мысли людей была главным инструментом. А как иначе убедить купить картину за сто тысяч при настоящей цене в пятьдесят? Этот комплимент был попыткой прощупать ее, понять, как вести себя с ней дальше и на что давить. Рази, несомненно, был хорошим актером, любившим застигать своих зрителей врасплох. Лучшим вариантом было не реагировать на комплимент.

– Когда вы купили эту картину?

Рази с показной покорностью выпрямился и хрустнул костяшками пальцев, разминая их.

– Около десяти лет назад. Тогда мне говорили, что я переплатил, но Гоген есть Гоген.

– И вы никогда не сомневались в ее подлинности?

– Никогда, – твердо сказал Рази; движения его рук стали более энергичными. – Ее происхождение было вне подозрений. Это подтверждалось документами. Я вам могу предоставить копии, если желаете.

– Значит, существование второй картины стало для вас неожиданностью?

– Абсолютной, – уверенно кивнул он.

– Продавец – крупная японская корпорация.

– Сейчас везде японцы, – пожал плечами Рази. – Экономика изменилась. С другой стороны. Россия – перспективный рынок.

– Вы когда-нибудь сталкивались с подделками?

– Не припомню. – Он снова пожал плечами.

– И вы все еще покупаете и продаете много картин, не так ли?

– Смотря что значит «много».

– Лорд Хадсон сказал, что вы были его постоянным клиентом. – Дженнифер открыла папку и сверилась с одним из лежащих в ней листов. – Только на аукционе «Сотбис» вы купили пятнадцать картин и продали двадцать за последние три года.

– Это досье на меня? – спросил Рази с внезапно жесткой интонацией.

– Часть. – Дженнифер закрыла папку. Это не входило в стандартную схему, но она взяла папку с собой для того, чтобы посмотреть, как отреагирует Рази. Пока он казался более обиженным, чем обеспокоенным.

– Меня подозревают, агент Брауни? – Он выпрямился и глянул ей в глаза.

– Не больше, чем меня, мистер Рази, – примирительно сказала Дженнифер. – Но для достижения результата нам необходима полная картина вашей жизни и вашего бизнеса. В конце концов, подлог мог совершить ваш клиент или поставщик. Кто-то, у кого был на вас зуб и кто хотел бы разрушить вашу репутацию.

– У меня нет врагов, – покачал головой Рази. – Все остались в Иране. Здесь, в Америке, я окружен друзьями. Множеством друзей.

– А как насчет Герти Хэммона?

В его глазах мелькнуло раздражение.

– Мы с Герти… очень близки.

– Так близки, что вы сломали ему руку? – настаивала Дженнифер – медицинское заключение находилось в той же папке. – Так близки, что он подал на вас в суд за нападение?

– До суда дело не дошло. – Рази улыбался, но в голосе не было и тени улыбки. – Обычное недопонимание. Я не хотел причинить ему вред… – Рази помолчал, а потом спросил: – Вы замужем, агент Брауни?

– Нет.

– Нет, – повторил он. Дженнифер взбесила его интонация, означавшая, что она дала ответ, которого он ожидал. Неужели ее было так легко расколоть? – Понимаете, мы с Герти словно супруги, а супруги иногда ссорятся. В запале можно многое наговорить и наделать. Иногда не то, что хочется сделать на самом деле… Самое главное, что в конце всегда следует поцелуй и примирение.

Повисла долгая пауза: Дженнифер ждала, не скажет ли Рази еще что-нибудь. Если нет – стало быть, упоминание имени Хэммона задело его. Этой линии стоило придерживаться, даже если Рази не был готов добровольно рассказать все.

– Мистер Рази, есть ли что-то, о чем вы мне не сообщаете? – в конце концов спросила она. – То, что могло заставить кого-то попытаться добраться до вас?

– Я же сказал, нет. – Он покачал головой. – А что, вы… – Он осуждающе посмотрел на папку, лежащую на коленях Дженнифер, и вновь встретился с ней взглядом.

Агент Брауни молчала. У нее было гораздо больше вопросов, чем когда она входила сюда. Почему Рази дважды проехал мимо своей галереи утром? И что заставило его носить револьвер в кобуре на правой лодыжке? Она заметила оружие, когда он спускался по лестнице ей навстречу.

Рази не был похож на человека, у которого нет врагов. Существование двух идентичных картин Гогена показывало, что внешность бывает обманчива.

Глава десятая

Аламеда, Севилья, 19 апреля, 17:15

Деревянные ворота со скрипом открылись, разорвав полицейскую ленту, которой они были опечатаны. Том осторожно шагнул в небольшой внутренний дворик. Вокруг поднимались стены двухэтажного здания, оставляя наверху маленький клочок серого тяжелого неба.

Земля была покрыта битой черепицей и обломками кирпичей. Слева – гора песка с собачьими экскрементами, в которые кто-то наступил: все еще можно было различить большой отпечаток рифленой подошвы. В дальнем углу лежала гора мусора, наметенного туда ветром. Тому показалось, что там лежит использованный презерватив. Он в ярости мотнул головой. Рафаэль заслуживал лучшей участи.

– Сюда.

Марко Гильес протиснулся мимо него и вышел на середину дворика. Том замешкался, чтобы закрыть за собой ворота. Стояла жаркая для этого времени года погода – это было чересчур даже для климата Испании, и он пытался отлепить футболку от тела, чтобы хоть как-то освежиться.

Гильес был одет словно участник третьесортного мюзикла пятидесятых годов – синие фланелевые брюки, светло-зеленая куртка и кремовые ботинки, нуждавшиеся в чистке и полировке. У него было вытянутое бледное лицо; маленькие мутные карие глаза разделял большой, невероятно тонкий нос, отбрасывавший длинную тень, словно солнечные часы. Рыжие от природы волосы и бородка были покрашены черной краской, в результате чего получился насыщенный коричневато-красный цвет, менявший оттенки в зависимости от освещения.

– Здесь…

Эффектным жестом он указал на дверной проем. Ногти на его руке были обгрызены, кутикулы покрыты заусенцами и запекшейся кровью. Том поднял глаза и увидел по обеим сторонам двери дырки от гвоздей, от которых на землю спускались запекшиеся следы крови. Кровавые пятна были обведены мелом, образовав линию, напоминающую лассо.

– Причина смерти – асфиксия. – Гильес сверился с бумагами, лежавшими в маленькой кожаной сумке. Он говорил с заметным испанским акцентом. – Вес тела, повисшего на гвоздях, не дал ему дышать. Это случилось всего за несколько минут. – Он провел рукой по бородке, против роста волос, словно трепал кошку.

– Вот почему римляне прибивали и ноги тоже, – бесстрастно заметил Том. – Чтобы распятые не могли подтянуться и сделать вдох. Это удлиняло страдания.

– Значит; могло быть и хуже? – В голосе Гильеса послышались заинтересованные нотки. – Ему повезло?

– Его распяли, Марко, – огрызнулся Том. – Пригвоздили к дверной коробке во дворе, полном собачьего дерьма и использованных презервативов. Думаешь, ему повезло?

Он отвернулся и в ярости уставился на открытую дверь. Та малая его часть, которая все это-время с надеждой кричала, что Рафаэль не мог умереть, что это все какая-то нелепая ошибка, замолкла. Именно здесь закончилась жизнь Рафаэля, угасла с последним судорожным вдохом. Он почти пожалел, что не остался дома по совету Доминик.

Они долго молчали. Гильес, медленно двигая челюстью, словно пережевывая что-то, ждал, пока Том заговорит.

– Хочешь посмотреть фотографии? – спросил он в конце концов, протягивая Тому папку.

– Нет. – Том с отвращением отвернулся, представив себе, как Гильес в детстве одну за другой отрывал лапки крабам и смотрел, как они тщетно барахтались на дне корзинки. – Просто расскажи, что написано в заключении.

Гильес разочарованно пожал плечами и перевернул страницу.

– Рафаэль Квинтавалле. Белый мужчина. Пятьдесят шесть лет. Найден мертвым в Domingo de Ressureccion – Пасхальное воскресенье. Убийство. Коронер сказал, тело висело здесь два или три дня. Опознавала приемная дочь.

– Ева? – удивленно переспросил Том. – Она здесь?

– Ты ее знаешь?

– Когда-то знал, – со вздохом кивнул Том.

– Дикая штучка, – присвистнул Гильес. – Здесь сказано, что ее арестовывало ФБР за контрабанду бриллиантов.

– Давно дело было. Что там еще про Рафаэля?

– Последний раз его видели во время шествия Макарены на Чистый четверг. Как минимум двое клянутся, что видели, как он шел в Базилика де ла Макарена на исповедь аккурат перед началом шествия.

– На исповедь? – недоверчиво нахмурился Том. – Ты уверен?

– Так здесь написано, – потряс бумагами Гильес.

– А что там сказано насчет его квартиры? Полиция нашла что-нибудь?

– К тому времени, когда они приехали, все уже обыскали. Они опоздали.

– Я опоздал, – прошептал Том.

– Ты его хорошо знал? – заинтригованно спросил Гильес, обмахиваясь одной из фотографий.

– Работали вместе пару раз, – ответил Том. – В молодости. Не знаю почему, но мы привязались друг к другу. С тех пор и дружили.

Он замолчал, вспоминая время, когда ушел из ЦРУ, а точнее, когда его коллеги решили, что он стал опасной помехой, которую необходимо устранить. Рафаэль помог, когда Том ударился в бега, помог освоиться в деле, представил его нужным людям, в том числе и Арчи. Он думал об их дружбе и времени, которое они проводили вместе. Теперь все кончено.

– Рафаэль был старой закалки. Настоящий человек. Он научил меня играть в эту игру. Я доверял ему. Он доверял мне. В нашем деле такое нечасто встречается.

– Говорят, он был хорошим фальсификатором.

– Одним из лучших, – согласился Том. – Две его работы висят в Музее Гетти, три – в Прадо. И это только те, о которых он мне рассказывал.

Но он отошел от дел? – неуверенно спросил Гильес.

– Он мне так сказал. Но тех, кто отошел от дел, не распинают.

Гильес кивнул, словно пришел к тому же выводу. Том встретился с ним глазами.

– В чем дело?

– Aqui [6]6
  Здесь (исп.).


[Закрыть].

Гильес шагнул к маленькому колодцу и указал на каменную ступеньку, ведущую к нему. Здесь тоже были меловые линии – на земле и на камне.

– Мы считаем, он сжег что-то до того, как его убили. Маленький блокнот или что-то вроде. А потом порезал себя. – Глаза Гильеса горели, ноздри раздувались, как будто он шел по следу. – Его указательный палец был весь в крови.

– Он что-то написал, да? – Тому показалось, что он разучился дышать. – Покажи мне.

Глава одиннадцатая

Лексингтон-авеню, Верхний Ист-Сайд, Нью-Йорк, 19 апреля, 23:25

– Видите ли, агент Брауни… Я, к сожалению, страшно занят.

Эта фраза преследовала Дженнифер весь день после визита к Рази.

Каждая последующая встреча развивалась по одному и тому же сценарию: радужная улыбка владельца галереи, угасающая после осознания того, что Дженнифер не является потенциальным клиентом. Кивание, призванное сымитировать живейшую заинтересованность, и блуждающий безразличный взгляд. Потом, после недолгих колебаний, ее собеседнику срочно требовалось поправить висящую картину или отполировать стол – что угодно, лишь бы потянуть время. И наконец, фраза вроде той, что только что прозвучала.

– Мистер Уилсон, это не отнимет у вас много времени.

С тяжелым вздохом владелец галереи снял очки и аккуратно положил на стол перед собой. Острые, тонкие черты лица и нервные, чуть жеманные движения позволяли Дженнифер отнести его к тому типу людей, которые сортируют компакт-диски в своей коллекции не только по году записи, но и по дирижеру.

– Хорошо.

– Вы знакомы с Рубеном Рази?

– Это все из-за него?

– Значит, вы его знаете?

– Он покупает картины. В нашей ситуации это делает тебя известным. – Уилсон махнул рукой на развешанные по стенам полотна, давая понять, что он также хорошо известен в мире искусства. – Но мы никогда не встречались. Он не очень хорошо известен здесь, на Манхэттене.

– Он ваш конкурент.

– «Конкурент» – грубое слово, – поморщился Уилсон; при этом его верхняя губа поднялась, обнажив ровные зубы. – На самом деле мы партнеры. Партнеры, имеющие сходные увлечения в сфере культуры. Мы не похожи на акул с Уолл-стрит. Не бросаемся друг на друга, как только кто-то подплывет слишком близко. Наш бизнес более цивилизованный.

Дженнифер прикусила язык, чтобы не возразить Уилсону на каждое его слово, – этим она только осложнила бы ситуацию. К тому же она не была уверена, что ее больше раздражало – слова галерейщика или напыщенный, самодовольный тон.

– Тем не менее это бизнес. В конечном счете вы занимаетесь этим ради денег.

– Ради искусства, – раздраженно поправил Уилсон. – Заработок – счастливое стечение обстоятельств.

Судя по безукоризненному костюму ручной работы и сверкающим на запястье часам «Картье», Уилсон в полной мере наслаждался счастливым стечением обстоятельств.

– Вы бы назвали мистера Рази уважаемым членом в среде манхэттенских ценителей искусств? – спросила она.

– Конечно, – кивнул Уилсон. Слишком быстро, как показалось Дженнифер.

– Никогда не слышали о его ссорах с кем-нибудь?

– Нет. – Он покачал головой. – Говорят, что он может быть… достаточно обаятельным.

Уилсон обнажил зубы, видимо, пытаясь выглядеть не менее обаятельным. Дженнифер сдержала улыбку.

– Вы слышали что-нибудь о драке, в которой он участвовал несколько месяцев назад?

– Я не интересуюсь сплетнями, – презрительно фыркнул Уилсон.

– Эта история попала в газеты. Одному человеку сломали руку. Манхэттенскому адвокату, Герти Хэммону. Не знаете, из-за чего они могли подраться?

– За новостями я тоже не слежу. – Уилсон небрежно покачал головой. – Либо рассказывают о том, как все плохо, либо смакуют сплетни о жизни знаменитостей. Почему бы вам не спросить самого мистера Хэммона?

– У меня назначена с ним встреча сегодня, – пояснила Дженнифер с легкой улыбкой, заметив свернутую «Нью-Йорк таймс», выглядывающую из мусорной корзины. – Забавно, но ни один из владельцев художественных галерей, с которыми я разговаривала, не слышал об этой драке и не представляет причины.

– Должно быть, какое-то личное дело. – Уилсон снова нацепил очки на нос и с нетерпением в глазах уставился на Дженнифер. – Я, знаете ли, нахожу нежелание людей размышлять над причинами тех или иных событий скорее похвальным, нежели странным.

Тупик. Дженнифер решила сменить тактику.

– Вы когда-нибудь оказывались жертвой изготовителей подделок, мистер Уилсон?

– Подделок? – Судя по всему, вопрос застал его врасплох – водянистые серые глаза непонимающе заморгали.

– Подделок произведений искусства. Вам никто никогда не пытался продать фальшивку?

– Что за вопрос? – высокомерно поинтересовался Уилсон, вставая из-за стола и нависая над Дженнифер всеми своими пятью футами и шестью дюймами; впрочем, он все равно оказался на несколько дюймов ниже ее.

– Что вы имеете в виду?

– Полагаю, вы недолго работаете в мире искусства?

– Меньше года, – холодно призналась она. Снисходительный тон Уилсона начинал раздражать, хотя Дженнифер успокаивала себя, что этот тип, вероятно, так разговаривает со всеми. Хотя ей было любопытно, как бы он вел себя, будь на ее месте мужчина. Скорее всего по-другому.

– Заметно. – Беседуя, он переместился ближе к двери, и Дженнифер восприняла это как тонкий намек на то, что Уилсон хотел бы закончить разговор. – У более опытного человека хватило бы осторожности не использовать слова на «П».

– Слова на «П»?

– Подделка, подлог. Неправильное их употребление может привести к неприятным последствиям. – Голос Уилсона стал резким, почти злым.

– Я не предполагала…

– Речь идет о репутации. Репутации, которую люди создавали годами. Одно обвинение – и пффф! – Он щелкнул пальцами. – Ее нет. Но что, если вы все поняли неправильно? К тому времени как вы осознаете свою ошибку, взаимоотношения будут разрушены, доверие подорвано. Фальсификация – словно педофилия в мире искусства. Попав однажды под подозрение, вы никогда не смоете с себя клеймо, даже если будет доказана ваша невиновность. Оно будете вами всю жизнь, отравляя каждый ваш шаг. Вам нужно быть либо очень смелым человеком, либо точно знать, что вы правы, крича о подделке в этом городе.

– Даже если так. – Дженнифер нахмурилась. – Судя по тому, что мне известно, подделки не редкость…

– Я уже сказал! – рявкнул Уилсон. Его рука лежала на дверной ручке, щеки пылали. – Никто из нас не занимается искусством ради прибыли. Только…

– Ради искусства. Я помню, – без тени улыбки закончила Дженнифер. Не в первый раз за сегодня она слышала эту высокопарную фразу.