Текст книги "Знак Наполеона"

Автор книги: Джеймс Твайнинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Джеймс Твайнинг
Знак Наполеона

Эмилии и Джемайме Твайнинг

Когда впервые раздался детский смех, он рассыпался на тысячу маленьких кусочков, из которых появились феи.

Дж. М. Барри. Питер Пэн

От автора

Благодарю моего неутомимого агента, Джонатана Б. Ллойда, и всю команду агентства «Кертис – Браун» в Лондоне, которые помогали мне последние несколько лет.

Также благодарю моего редактора, Уэйна Брукса, не только за его профессионализм и непоколебимую веру в меня, но и за безграничный энтузиазм, являющийся неиссякаемым источником энергии и надежды. Разумеется, благодарю Аманду Ридо и всех сотрудников «Харпер – Коллинз», от редакционного отдела до отдела продаж, которых Уэйн так донимал и которые продолжали творить для меня чудеса.

За помошь в подготовке этого романа я хотел бы поблагодарить «Куинсбери эстейт» (замок Драмланриг) в Шотландии, «Эпсли-Хаус» (музей Веллингтона) в Лондоне, администрацию Лувра, Музея Наполеона в Гаване и работников «Клермон райдинг акэдеми» в Нью-Йорке.

Как всегда, множество людей помогало мне в разработке сюжета, но отдельно я хотел бы поблагодарить мою семью: Энн, Боба и Джоанну Твайнинг, Роя, Клэр и Сару Тофт – за помощь и поддержку. За помощь в процессе редактирования благодарю всех, кто принимал участие, – в частности Энн О’Брайан, Джереми Грина и Джереми Уолтона.

Виктория, Амелия и Джемайма, я знаю, что временами нам всем было тяжело, но вам – особенно. Спасибо.

Лондон, июнь 2007 г.

Историческая справка

Идея этого романа возникла в результате размышлений о краже «Моны Лизы» в 1911 году и внезапном обнаружении картины в 1913 году – это событие – дало начало самому крупному уголовному расследованию в истории; именно ему «Мона Лиза» обязана большей частью своей нынешней славы.

Все описания и справочная информация, данные по предметам искусства, художникам, ворам, архитектуре и способам обнаружения подделок, достоверны. К сожалению, «Клермон райдинг акэдеми», упомянутая в романе, объявила о своем закрытии незадолго до публикации, но описание было оставлено без изменений, как дань памяти ушедшей достопримечательности Нью-Йорка.

На сайте www.iainestwining.comвы можете найти больше информации об авторе, исторических событиях, людях, местах и предметах, упомянутых в этом и других романах о Томе Кирке.

Отрывок из «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Джорджо Вазари (1568)

«Леонардо взялся выполнить для Франческо дель Джоконде портрет Моны Лизы, его жены.

Это изображение всякому, кто хотел бы видеть, до какой степени искусство может подражать природе, дает возможность постичь это наилегчайшим образом, ибо в нем воспроизведены все мельчайшие подробности, какие только может передать тонкость живописи…

…Нос со своими прелестными отверстиями, розоватыми и нежными, кажется живым. Рот, слегка приоткрытый, с краями, соединенными алостью губ, с телесностью своего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи при внимательном взгляде можно видеть биение пульса. И поистине можно сказать, что это произведение было написано так, что повергает в смятение и страх любого самонадеянного художника, кто бы он ни был.

У Леонардо же в этом произведении улыбка дана столь приятной, что кажется, будто ты созерцаешь скорее божественное, нежели человеческое существо; самый же портрет почитается произведением необычайным, ибо и сама жизнь не могла бы быть иною».

«Вашингтон пост», 13 декабря 1913 года

«Мона Лиза», великое произведение искусства Леонардо да Винчи, более двух лет назад украденная из Лувра, была найдена, один человек арестован. Картина находится в руках итальянских властей и будет возвращена во Францию.

«Мона Лиза», более известная как «Джоконда», – самый знаменитый портрет в истории. С момента похищения ее неустанно разыскивали во всех уголках земного шара. Загадочность исчезновения картины из Лувра, ее истинная ценность, притягательность улыбки изображенной женщины – все эти факторы поддерживали живейший интерес к делу о похищении «Моны Лизы».

На допросе арестованный сообщил, что его настоящее имя – Винченцо Перуджа. «Мне было стыдно, что более чем за век ни один итальянец не подумал о мести за мародерство, совершенное французами во главе с Наполеоном, когда они вывозили из итальянских музеев и галерей картины, статуи, драгоценности, древние манускрипты и золотые слитки в огромных количествах», – заявил он.

Пролог

От великого до смешного один шаг.

Наполеон I

Макарена, Севилья, Испания, 14 апреля (Великий четверг), 02:37

Едва слышный шепот, больше похожий на дрожание воздуха, прокатился по замершей в ожидании толпе. – Pronto. Pronto estará aqui. – Скоро. Уже скоро она будет здесь.

Но шепот исчез почти так же быстро, как и возник. Внезапный порыв ветра сорвал его с губ и унес ввысь над толпой, в теплую ночь, словно осенний лист.

Вместо него послышался отдаленный звук трубы. Ее печальный, похожий на женский, плач эхом разнесся над булыжной мостовой. В этот раз люди даже не пытались сдержать возбуждение, их лица озарил странный внутренний свет.

– Ahora viene. Viene La Macarena. – Она приближается. Макарена приближается.

Люди, стоявшие почти в десять рядов с каждой стороны улицы, хлынули к барьерам, огораживающим дорогу. Темные камни мостовой, поблескивая в неверном свете, напоминали воды черной реки.

Мужчина позволил окружающим нести его вперед. Он стоял в толпе, но не поддавался ее настроению и пристальнее разглядывал лица окружающих, нежели приближающуюся процессию. Оторвался ли он от преследователей? Вряд ли им удастся обнаружить его здесь.

Внезапно он увидел собственное отражение в полированном ободе фонаря, который держала стоявшая перед ним женщина. Грубая кожа, мерные, горящие как угли глаза, резко очерченные скулы, рот с тонкими алыми губами, взлохмаченная копна светлых волос. Отчаявшийся человек. Ему представился одряхлевший лев, который стоял на утесе, в последний раз обводил взглядом свои владения и прайд, лежащий перед ним в лучах заходящего солнца.

Радостные крики вернули его к реальности. Появились первые участники процессии. Они безмолвно шагали в мрачных пурпурных плащах и остроконечных шляпах, лица были закрыты масками с прорезями для глаз, один нес черную свечу. Следом двигался оркестр, задавая ритм.

– Esta aqui! Esta aqui! – Она здесь! Здесь!

Маленький мальчик с золотистыми локонами, пробившись ближе к дороге, подпрыгивал, чтобы лучше разглядеть процессию. Мужчина улыбнулся его пылу и искреннему восхищению и на мгновение забыл о своем страхе.

– Todavia no. Ves? – Еще нет. Видишь?

Он подхватил ребенка и поднял повыше, чтобы тот мог увидеть, как много участников шествия еще должно пройти мимо, прежде чем появится серебряная платформа со статуей Вирхен де ла Эсперанца Макарена.

– Gracias, señor. – Мальчик робко поцеловал его в щеку и, махнув рукой, исчез в толпе.

Первая украшенная цветами платформа – со сценой вынесения приговора Христу Понтием Пилатом – медленно ползла мимо. Легкий порыв ветра донес слабый запах ладана и флердоранжа, и он сделал глубокий вдох, наслаждаясь им, как тонкий ценитель наслаждался бы ароматом хорошего коньяка. Как же до этого дошло? Все случилось так давно. Все забыто.

Он снова взглянул на процессию и увидел, что назаренос сменили два ряда пенитентес – тех, кто искал отпущения грехов. Босые, они несли на плечах тяжелые деревянные кресты. Печальная улыбка тронула его губы при виде разбитых окровавленных ног. Какая-то его часть страстно желала присоединиться к пенитентес; другая знала, что уже слишком поздно.

Внезапный просвет между участниками этой безрадостной процессии дал ему возможность увидеть противоположную сторону улицы. Там несколько служек, детей в одеяниях священников, раздавали сладости тем, кому повезло оказаться в первом ряду. Все улыбались, воздух звенел от смеха. Все, кроме одного человека, который прижимал к уху телефон и внимательно смотрел на него.

– Они здесь! – выдохнул мужчина. – Меня обнаружили.

Он бросился прочь, инстинктивно направившись против движения процессии, чтобы затруднить преследование. Локтями проложив себе путь через толпу, выбрался к узкой улочке и бросился по ней, миновав какого-то пьяного – тот мочился на дверной проем, и юную парочку, занимавшуюся сексом. На полпути он свернул в проулок, под свисающие с балконов яркие флаги и увядшие цветы.

Перевел дух у массивных деревянных ворот. Если верить прикрепленному на них знаку, в данный момент здание реконструировалось строительной компанией Педро Альвареса – то есть было пустым.

Взлом замка занял считанные секунды. Мужчина скользнул внутрь и закрыл за собой дверь, оказавшись в маленьком внутреннем дворике, покрытом испачканными в краске строительными инструментами и битой черепицей. Слева от входа была большая куча песка, на которой лежали собачьи экскременты.

Беглец подошел к колодцу. Колодец посреди дворика был заброшен, черная решетка, перекрывающая отверстие, делала висящее над ним ведро простым украшением. Это место годилось ничуть не хуже любого другого.

Спичка вспыхнула в темноте, мужчина поднес ее к маленькому блокноту. Сухая бумага мгновенно занялась, огонь стал жадно поглощать страницы, пока не остался один обугленный корешок. Он взглянул на ворота. Время еще было. Время, чтобы оставить хоть какой-то ключ к тому, что он обнаружил, пока не стало слишком поздно.

Нож вонзился в его ладонь, кровь хлынула из глубокой раны и потекла по пальцам, теплая и липкая. Он едва успел закончить, когда ворота распахнулись.

– Esta alli. Те dije que le iba a encontrar. Venga! Venga! Antes de que se vaya. – Он здесь. Я же говорил, что найду его. Быстрее! Быстрее! Пока он не сбежал.

Он поднял глаза и увидел ребенка, которого поднимал над толпой, чтобы тому было лучше видно. Мальчик со злостью в глазах показывал на него пальцем, а золотистые волосы сверкали в темноте, как пламя.

Пятеро человек ворвались через деревянные ворота, двое выкрутили мужчине правую руку и заставили упасть на колени.

– Ты правда думал, что сможешь сбежать от нас, Рафаэль? – раздался голос за его спиной.

Он не ответил, зная, что это бессмысленно.

– Поднимите его.

Хватка немного ослабла, его поставили на ноги. Холодный мерцающий свет ударил в глаза, заставив Рафаэля заслонить лицо свободной рукой. Видеокамера. Эти ненормальные putas [1]1
  Шлюхи (исп.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]снимали его. Они снимали все.

Внезапно перед ним возникла тень, черный силуэт заслонил яркий свет, мир стал черно-белым. В одной руке человека был молоток, в другой – два шестидюймовых гвоздя, подобранных с земли. Татуировки сплошным узором покрывали его руки, скрываясь под рукавами и вновь появляясь у шеи подобно воротнику.

Рафаэль почувствовал, что его распинают в дверном проеме, подняв над землей и прижав запястья к стене. Человек с камерой занял место поудобнее, чтобы взять в кадр всех участников действа.

– Готовы?

Рафаэль слышал доносившиеся снаружи крики радости и звуки женского плача. Он знал, что Богоматерь наконец-то появилась на соседней улице и стеклянные слезы горя от потери единственного сына застыли на ее резном лице.

Она пришла. Она пришла за ним.

Часть I

Не оставляй старого друга, ибо новый не может сравниться с ним; друг новый – то же, что вино новое: когда оно сделается старым, с удовольствием будешь пить его.

Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, 9:10

Глава первая

Замок Драмланриг, Шотландия, 18 апреля, 11:58

Когда автомобиль остановился у замка, сквозь окно в тяжелых нависших тучах пробилось солнце. Под его лучами каменные стены окрасились в нежный розовый цвет, столь непривычный для окружающих зеленых полей и лесов.

Том Кирк выбрался из машины и, мгновенно продрогнув, поплотнее закутался в темный плащ, подняв воротник так, чтобы он закрывал все горло. На холодном ветру хлопала сине-белая полицейская лента, огораживающая лестницу, ведущую к главному входу. Шести футов роста, стройный, с широкими плечами, Том был мускулистый – хотя это не бросалось в глаза, – а его сдержанные жесты и отточенные движения, в которых читалась скрытая сила, неизбежно притягивали взгляд любого стороннего наблюдателя.

Но самым удивительным в его облике были светло-голубые глаза, в которых читались ум и решимость. Лицо Тома – с угловатыми чертами, тонкими изогнутыми бровями – было привлекательным, каштановые волосы коротко подстрижены, твердая линия подбородка и острые скулы выдавали уверенного в себе человека. Единственный диссонанс в облик мужчины вносили маленькие шрамы, покрывающие костяшки пальцев, – тонкие белые линии хаотично пересекались и переходили одна в другую, словно звериные следы в саванне.

Том глянул вверх и поразился причудливости и роскоши здания эпохи Возрождения, особенно в сравнении с простыми домами в деревне, через которую он только что проехал. Без сомнения, замок возводили в том числе и для того, чтобы постоянно напоминать простолюдинам об их низшем положении. А теперь он смотрелся несколько неуместно, словно бы внезапно возник в новом веке, не понимая, как теперь быть, какую роль играть, и даже как бы стыдясь своего пышного убранства.

Над расположенным неподалеку лесом кружил полицейский вертолет, к его рокоту примешивалось ровное жужжание раций примерно двух десятков полицейских, окружавших Тома. Кирк снова поежился, в этот раз не от холода. Такое количество копов всегда заставляло его нервничать.

– Я могу вам помочь, сэр? – крикнул один из полицейских по другую сторону ленты. В этот момент тучи вновь закрыли солнце и замок погрузился в свой мрачный сон.

– Все в порядке, констебль. Это ко мне.

Марк Дорлинг, высокий, в темно-синем двубортном костюме и строгом галстуке в полоску, показался на левой стороне лестницы и нетерпеливо взмахнул рукой. В том, как привычно, по-хозяйски держался Марк, Том увидел признак того, что он, возможно, частенько гостит в подобных домах.

Том, с позволения полицейского, нырнул под ленту и поднялся по стертым низким ступеням к Дорлингу. Тот ждал его, расправив плечи, подняв подбородок и спокойно опустив руки, словно охотник, позирующий для фотографии с лучшей своей добычей. В Оксфорде полно таких, как Дорлинг, подумал Том. Этих людей выдавал взгляд, надменно-безразличный, с легким оттенком презрения, – они смотрели на мир, словно сами не принадлежали к нему. Когда-то Тома задевало подобное отношение ко всем, у кого не было привилегированного положения или гарантированно блестящего будущего, но вскоре он понял, что в глубине его безжизненного взгляда скрыта холодная злоба на мир, в котором жизнь была настолько легка, что лишалась всякой загадочности и приключений. Таким образом, их отношение к другим было скорее завистью, чем презрением.

– Я не ждал тебя так рано. – Дорлинг приветствовал Тома натянутой улыбкой.

Том не обиделся. Люди вроде Дорлинга не любили сюрпризов. Это нарушало иллюзию порядка и контроля над всем, которую они так старательно создавали.

– Мне казалось, ты говорил, что находишься в Милане? – продолжил он, отбросив рукой со лба светлые волосы. На мизинце левой руки блеснул золотой перстень.

– Я был там, – кивнул Том. – Прилетел первым утренним рейсом. Мне показалось, это важно.

– Так и есть, – признался Дорлинг, и его светло-зеленые глаза сузились, на скулах заходили желваки. – Дело в Леонардо. – И, помолчав, добавил: – Я рад, что ты здесь, Том.

Дорлинг сильно пожал ему руку, словно бы извиняясь за свою прежнюю грубость. Ладонь оказалась мягкой и крепкой. Том ничего не ответил, позволяя новой частице информации занять свое место. «Мадонна с веретеном». Одна из пятнадцати картин в мире, принадлежащих, как предполагается, кисти самого да Винчи. Примерная стоимость – сто пятьдесят миллионов долларов; возможно, больше. В деле Тома это было самым важным.

– Когда?

– Этим утром.

– Кто-нибудь пострадал?

– Одна из экскурсоводов. Она получила несколько синяков и ссадин, но больше шокирована произошедшим, чем что-то еще.

– Охрана?

– Так себе… – Дорлинг раздраженно передернул плечами. – Полиции требуется полчаса, чтобы добраться сюда. Похитители управились за десять минут.

– Похоже, они знали, что делают.

– Профессионалы, – согласился Дорлинг.

– Картина застрахована, не так ли? – Том усмехнулся. – Или за этот случай Ллойд платить не собирается?

– А зачем ты здесь, как думаешь? – Дорлинг слегка улыбнулся в ответ, и стали заметны морщинки у вмиг потемневших глаз.

– Старая история про браконьера, ставшего лесником?

– Что-то вроде.

– Ну а ты кто тогда?

Дорлинг помедлил с ответом, но было видно, как жилка на его виске забилась быстрее.

– Деловой человек. Как обычно.

Совершенно другая характеристика вертелась у Тома на языке, но он сделал глубокий вдох и промолчал. На то были причины. В компанию Дорлинга, занимающуюся лицензированной оценкой ущерба, страховые агенты Ллойда звонили в первую очередь, когда предстояло рассматривать дело с большой суммой выплаты. И все те десять лет, на протяжении которых Том был вором, специализировавшимся на предметах искусства – самым удачливым, как говорили, – Дорлинг сотрудничал с полицией в расследовании дел, где Том Кирк числился главным подозреваемым.

Все изменилось, когда около года назад прошел слух, что Том Кирк и его давний приятель Арчи Коннолли перешли на сторону закона, занявшись консультированием музеев по вопросам безопасности и помогая вернуть потерянные или похищенные шедевры. Теперь люди, много лет охотившиеся за ними, для того чтобы посадить в тюрьму, просили помощи. Ирония судьбы.

Том не винил Дорлинга, даже находил его бесстыдное приспособленческое поведение оригинальным. Вокруг произведений искусства было полно таких людей – толстокожих, обладающих удобной манерой забывать обо всем, едва запахнет прибылью. Просто память становится лучше, когда тебе грозит тюрьма лет на двадцать.

– Кто внутри? – спросил Том, кивнув на вход в замок.

– Кого там только нет, – мрачно ответил Дорлинг. – Владелец, криминалисты, местные копы.

Сленг казался чужеродным в устах Дорлинга. Том задумался, не чувствовал ли тот неловкость из-за прежних отношений и была ли это попытка увеличить или, наоборот, уменьшить пропасть между ними. Если верно последнее, то попытка была довольно-таки неуклюжей, хотя Том оценил сам факт шага навстречу.

– А, и еще этот мелкий засранец из отдела расследования преступлений в сфере искусства.

– Мелкий засранец? Ты про Кларка? – Том усмехнулся, но не слишком весело. В данном случае определение подходило целиком и полностью, но он подозревал, что Дорлинг называет так всех, кто не ходил с ним в одну школу и не был частым гостем на званых обедах.

– Веди себя хорошо, – предупредил Дорлинг. – Он нам нужен. Помни, мы сотрудничаем, а не соревнуемся.

– Буду, если он будет, – пожал плечами Том, не подавив, намеренно или нет, нотку раздражительности в голосе. Его отношения с Кларком имели то, что Арчи назвал бы «предысторией». Не важно, насколько сильно ты хочешь оставить все в прошлом и идти дальше; зачастую окружающие просто не дадут тебе этого сделать. Внезапно Тому стало жарко, и он расстегнул плащ, под которым обнаружился серый однобортный костюм от Хантсмана [2]2
  Личный портной принца Чарлза; костюмы от Хантсмана входят в десятку самых дорогих в мире.


[Закрыть]и синяя рубашка.

– Тебе нужно знать еще кое-что. – Дорлинг остановился на пороге, одна нога снаружи, вторая – на мраморном полу, подбородок задран так, словно он готов принять удар. – Мне позвонили из офиса в Пекине. Майло на свободе. Китайцы выпустили его шесть месяцев назад – никто не знает почему.

– Майло? – Том замер, пытаясь понять, не ослышался ли он. – На свободе? Но что общего… ты думаешь, это его рук дело?

Дорлинг неуверенно пожал плечами, мгновенно потеряв всю свою напускную самоуверенность.

– Вот почему я позвал тебя, Том. Он тебе кое-что оставил.

Глава вторая

Нью-Йорк, 18 апреля, 07:00

Они попали в пробку сразу же, как только свернули на Бродвей. Стоп-сигналы машин мерцали впереди подобно бусинам на длинном ожерелье, вдоль тротуаров вприпрыжку двигались разноцветные зонтики. Дождь, впитавший в себя пот восьми миллионов человек, стекал по стеклу, оставляя грязные следы и искажая отражение особого агента Дженнифер Брауни в пассажирском окне, пока она потягивала кофе из одноразового стаканчика.

Большинство знакомых находили ее красивой, особенно после того как она разменяла четвертый десяток, превратившись из угловатого подростка в стройную, прекрасно сложенную женщину пяти футов девяти дюймов роста. У нее была светло-коричневая кожа – темный цвет ее отца, афроамериканца, был смягчен бледностью матери-южанки – и черные вьющиеся волосы. Но крупные медово-ореховые глаза достались по наследству от бабушки Мэй, сильной и страстной женщины, которая утверждала, что дважды в жизни встречалась с дьяволом: в первый раз на борту корабля, идущего с Гаити, а во второй – в собственную первую брачную ночь. К сожалению, бабушка умерла, когда Дженнифер была еще ребенком, и девочка не успела расспросить поподробнее об обоих случаях.

Несмотря на то что говорили окружающие, Дженнифер никогда не считала себя привлекательной, приводя свою младшую сестру как пример гораздо более естественной, природной красоты. К тому же мнение людей на этот счет было не столь важно для Дженнифер. Она предпочитала, чтобы люди судили о ней не по внешности, а по уму.

Агент Брауни подавила зевок. Монотонное шуршание дворников по ветровому стеклу убаюкивало, усугубляя результат многих бессонных ночей. Она определенно обошлась бы сегодня без столь раннего подъема. Хотя в этот раз у нее не было выбора. Не так часто делом занимался лично директор ФБР Грин.

– Мы так здесь вечность проторчим, – нетерпеливо сказала она. За то время, что подействовал кофеин, машина продвинулась вперед всего на пару футов. – Когда доберемся до Западной Четырнадцатой улицы, сверни на Восьмую. – Посмотрев в зеркало заднего вида, она поймала взгляд водителя, устремленный на ее грудь.

– Конечно, – неловко кивнул тот, переведя взгляд на дорогу.

Дженнифер откинулась на спинку сиденья, сердясь на водителя и удивляясь себе. Каких-то девять месяцев – и она явно превращалась в типичного жителя Нью-Йорка, беспричинно нетерпеливого и категорически уверенного в собственной способности показать самый короткий путь до любой точки города. Не самые привлекательные черты характера, возможно, но давшие ей неожиданное ощущение принадлежности к этому городу. Такого она не испытывала давно. Очень давно.

Через двадцать пять минут машина повернула на Западную Восемьдесят девятую и остановилась у изысканно декорированного фасада «Клермон райдинг акэдеми», старейшей действующей конюшни штата, как сообщалось на прибитой к стене табличке.

Дженнифер привычно оглядела улицу – отряд Грина был уже на месте. Несколько счастливчиков сидели в одном из трех неприметных автомобилей, остальные стояли у подъездов напротив, и вода лилась на их плечи и носки начищенных ботинок. Рано он их собрал. Чего бы ни хотел Грин, в его планы явно не входило сидение без дела.

Она вышла из машины. На обычную городскую одежду – черный брючный костюм и белую шелковую блузку – было наброшено длинное пальто. Не самый роскошный наряд, конечно, но Дженнифер на собственной шкуре испытала, как охотно люди цепляются к любой мелочи, стремясь навесить на человека ярлык в пределах своего скудного закостенелого сознания. В Бюро непросто приходилось любой женщине, тем более афроамериканке, и Дженнифер устраивало то, что ее считали скорее фригидной, чем сексуальной, – а это были единственные категории, под которые попадали агенты женского пола в ФБР. Кроме того, ей нравилась эта одежда тем, что с утра не нужно было выбирать наряд. На одно решение меньше.

В здание школы верховой езды вел пандус, покрытый густым слоем смешанных с грязью опилок. Дженнифер вошла внутрь, поразившись невероятной смеси запахов кожи, лошадиного пота и навоза, столь чуждых безжалостным джунглям Манхэттена – джунглям из стали, бетона и стекла. Она подумала, что когда-то эти запахи и звуки наполняли все вокруг; стук копыт и гудки судов, входивших в бухту, были символом нового города, построенного на надеждах и стремлениях. Дженнифер решила, что этот запах ей нравится. Он казался настоящим. Неизменным. Важным.

Впереди размеренно рысила лошадь, двигаясь по кругу, ограниченному с одной стороны стенами, а с другой – светло-голубыми колоннами, поддерживающими побеленный кирпичный потолок. В седле неуверенно держалась девочка с выбившимися из-под черного шлема золотистыми косами. В центре стоял инструктор, поворачиваясь на каблуках потертых коричневых сапог для верховой езды и изредка выкрикивая команды.

– Простите, – громко сказала Дженнифер, когда инструктор оказался к ней лицом. – Я ищу Фальстафа.

– Фальстафа? – Он с любопытством взглянул на нее, его мускулистые ноги были обтянуты бежевыми брюками для верховой езды. – Вы пришли к Фальстафу?

Дженнифер утвердительно кивнула, надеясь, что он не обратил внимания на легкую неуверенность в ее голосе. Слова Грина во время утреннего звонка было плохо слышно из-за воя сирен. «Семь тридцать утра. «Клермон райдинг акэдеми». Спроси Фальстафа. Не опаздывай».

– Ну сколько можно повторять? Пятки вниз! – внезапно рявкнул инструктор, уставившись за плечо Дженнифер. Она обернулась и увидела покрасневшую юную всадницу, с пятками, опущенными ниже стремян, и бьющими по спине косичками. Инструктор наблюдал за ученицей, неодобрительно хмурясь.

– Да, Фальстафа. Вы знаете, где я могу его найти?

Мужчина скептически взглянул на Дженнифер, помедлил и кивнул.

– Вас ждут наверху. Первый этаж. Вглубь и направо. Вот молодец. Умница девочка. Руки перед собой. Следи за своей осанкой. Все дело в осанке.

Тихо поблагодарив, Дженнифер направилась в указанную сторону. Широкий изогнутый пандус вел на этаж с денниками, каменный пол был потерт и разбит копытами многих поколений лошадей и сапогами избалованных подростков из Верхнего Уэст-Сайда.

Два человека из команды Грина стояли в конце пандуса, полупрозрачные проводки от наушников исчезали под воротниками. Они направили ее к центральному коридору, ведущему в дальний конец конюшни. В обе стороны от него тянулись узкие проходы к стойлам. Сами денники, выкрашенные в белый цвет, находились в разных степенях обветшалости: деревянные детали сломаны или вообще отсутствовали, кованая ограда изъедена ржавчиной. Седла, уздечки и прочая упряжь были развешаны на облупленных стенах или перекинуты через покосившиеся воротца. С балки свисал стереоприемник, скорее для развлечения рабочих-мексиканцев, чистивших стойла, чем лошадей, чьи печальные головы виднелись за решетками.

Еше один человек ждал Дженнифер в глубине основного коридора. Он молча указал направо. Звук голосов привел ее к последнему стойлу, к двери которого бечевкой была примотана оловянная табличка с нацарапанным тупым гвоздем именем: «Фальстаф».

Дженнифер обескураженно нахмурилась. Она предполагала, что Фальстаф – человек, родители которого либо очень любили Шекспира, либо обладали странным чувством юмора. Но не лошадь же…

Пожав плечами, она вошла внутрь. Джек Грин стоял к ней спиной и был занят разговором с двумя хорошо одетыми мужчинами, один из которых был заметно старше другого. Стоило Дженнифер переступить порог, младший резко поднял на нее глаза. Закончив мысль, Грин обернулся.

– Брауни. – На его губах мелькнула улыбка. – Отлично.

Грин выглядел типичным вашингтонцем, которых, кажется, производят на секретном конвейере в одном из богатых белых кварталов в пригородах Бостона. Тщательно отутюженные стрелки на брюках, идеальный пробор в каштановых волосах, пухлые щеки, безупречные зубы, радужки, напоминающие выцветшие чернильные пятна на белоснежных простынях, и взгляд, постоянно устремленный за ваше плечо, на случай если в помещение войдет кто-то более интересный.

Он похудел с того последнего раза, когда они виделись. В Бюро это заметили. Сплетники утверждали, что Грин недавно снова женился и что его новая женушка, молоденькая и богатая, три раза в неделю гоняет директора в спортзал. Но ему еще было над чем работать: ткань брюк у верхней пуговицы заметно морщинилась под натиском живота. И даже если в самом деле появилась новая жена, то она ничего не делала для того, чтобы улучшить вкус Грина. Например, сегодняшний его галстук представлял собой яркую смесь всевозможных оттенков оранжевого.

– Доброе утро, сэр, – пожала она протянутую руку.

– Спасибо, что пришла. Я знаю, время раннее.

– Ерунда, – небрежно ответила Дженнифер. – Обычно в это время я отправляюсь на утреннюю пробежку.

Он бросил на нее взгляд, выразивший что-то среднее между симпатией и уважением, и представил ей старшего собеседника, а затем более молодого.

– Познакомься с лордом Энтони Хадсоном, председателем «Сотбис», и Бенджамином Коулом, его коллегой из «Кристис». Джентльмены, это специальный агент Дженнифер Брауни из отдела расследования преступлений в сфере искусства.

– Вы можете звать меня просто Бен.

Коул широко улыбнулся, смотря в сторону Дженнифер, но стараясь не встречаться с ней взглядом. Знают ли остальные, что он гей? – подумала Дженнифер. Скорее всего да. Его одежда была безупречна – черный костюм и белая рубашка, под которой едва виднелась тонкая золотая цепочка. Ему, видимо, было около сорока, хотя выглядел он лет на тридцать. Здоровый цвет вытянутого лица свидетельствовал о том, что Бен не понаслышке знаком с пророщенной пшеницей, соевым молоком, использованием скрабов и увлажняющих гелей, гантелями и пилатесом.

– Но ни в коем случае не называй его Тони, – продолжил он.

Хадсон выглядел уставшим и изможденным, Коул – свежим и бодрым. Вышедший из моды покрой и потрепанные края полосатого пиджака Хадсона позволяли предположить, что на нем семейная реликвия – либо костюм купили уже поношенным. Глаза были практически не видны из-за кустистых бровей, морщинистые щеки напоминали полуспущенный воздушный шарик, а потрескавшиеся губы изгибались в недовольной гримасе. Дженнифер дала бы ему около пятидесяти пяти лет – возраст еще не пенсионный, но близкий к тому. Внезапно ей показалось, что лорд Энтони смотрит на нее словно через перекрестие прицела винтовки, стоя на территории одного из шотландских охотничьих угодий и прикидывая расстояние и скорость ветра, перед тем как спустить курок.

– Я узнала вас обоих, разумеется, – кивнула Дженнифер, пожимая протянутые руки.

Хадсон был британцем, дальним родственником королевы, приглашенным специально для североамериканских клиентов «Сотбис», известных любителей традиций старомодности и канапе. Коул же был жуликом. Несмотря на то что этот выходец из Бруклина едва мог правильно написать собственное имя, придя работать в почтовый отдел «Кристис», он сделал карьеру за счет умелой лести и чутья на прибыльные сделки. Оба мужчины служили прекрасной иллюстрацией всего спектра людей, вращающихся в аукционном бизнесе, – как клиентов, так и продавцов.