Текст книги "Частный детектив. Выпуск 5"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Алистер Маклин,Ричард Скотт Пратер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Какой же вы скот! – закричал глубоко уязвленный автор.

– Вы сами попросили меня высказать свое мнение. Могу только добавить, что теперь, узнав подлинную цену критики, я до конца своих дней не стану читать ни одной книги с подобной репутацией.

– Которые не продлятся слишком долго, мы надеемся!

– Все авторы на один манер. Честное мнение их не устраивает. Но я убежден, что даже вы сами в душе со мной согласны.

В комнате стало очень тихо, настолько, что стало слышно, как звучит так же пластинка: “…и ничего иного – лишь любить и быть любимой мною…”

Я повернулся к Джонни Трою и сказал:

– Большое спасибо за то, что вы уделили мне столько времени, мистер Трой.

– Пустяки.

Он проводил меня до двери. Уже на пороге я еще раз повторил:

– Еще раз спасибо. Не стану кривить душой, я не испытываю большого сожаления, что отстегал мистера Дангера, но вообще–то я не люблю приходить в дом к человеку и облаивать его гостей.

Трой усмехнулся:

– Вы облаяли Ронни заслуженно. Возможно, это пойдет ему на пользу. Все говорили ему столько раз, что он написал шедевр, что он сам этому поверил.

– Вы не считаете его роман шедевром?

Он рассмеялся.

– От него разит, как от макрели, гниющей под лунным светом. Это не мои слова, я их где–то вычитал.

Он замолчал.

– Мы достаточно унылое сборище, да?

– Я вас не включаю, мистер Трой. И это вполне искрение. Но что касается ваших друзей, я не в диком восторге.

– Черт подери, это разве друзья?

Он пожевал губу:

– И я не лучше их всех. Без Чарли… я не смогу продолжать. Это факт.

Эти слова меня неприятно поразили. Безнадежность… Даже не отчаяние, а полная покорность судьбе. Я возмутился.

– Послушайте, я знаю, как вам трудно петь в отсутствии Чарли. Такое часто случается. Но имеются различные приемы терапии, возможно, даже гипноз…

– Все не так просто; может быть, я вам позднее все объясню. Но не сейчас. Чарли был другом. Настоящим другом, не то что эти… – он кивнул головой. – Во всяком случае, вплоть до нескольких последних месяцев…

Последняя фраза меня поразила.

– Что вы имеете в виду? Что изменилось несколько месяцев назад?

– Достаточно. Интервью окончено, Скотт. Во всяком случае, на сегодня.

Он снова покусал губу.

– Знаете, мне кажется, мы бы с вами поладили, если бы…

Он не закончил.

– Мне тоже кажется, что вы – настоящий парень! – сказал я от чистого сердца. И почему только Трой терпит этих слизняков? Он протянул мне руки; его правая была перевязана, и я пожал левую.

– Назад к веселью, – сказал Трой, усмехаясь. – Они готовы разорвать вас на мелкие кусочки.

– Не сомневаюсь. И некому промолвить словечко в мою защиту.

– А я? Я обязательно его промолвлю.

Я подумал, что оно так и будет.

Я вышел из апартаментов и пошел к лифту. Вослед летел дивный голос с заезженной пластинки: “но любили любовью, которая больше любви, я и моя Аннабел Ли”.

Глава 7

Наконец–то, вымылся, переоделся и плюхнулся в кресло; есть о чем поразмышлять; например – о компании в доме Джонни Троя. Но мысли перескочили на тех трех гадов. Тех самых, которые пытались меня убить.

Если покушение не связано с делом Чарли Вайта, то сиди хоть до самого утра – ничего не надумаешь. Но если такая связь существовала… Тогда возникала куча других вопросов. Кто, почему, мотив, наводка, ну и тому подобное. Например, откуда эти гады узнали, что я поеду по Бенедикт—Каньон Драйв?

Возможно, конечно, что они следили за мной от самого Голливуда или же от Беверли—Хилла. Я не особо остерегался – не ожидал неприятностей, расследуя такое простое дело. Странные телефонные звонки Себастьяна. Да-а, он мог вычислить, что я собираюсь навестить доктора Питерса… Правда, я точно не сказал, куда я поеду, только упомянул о том, что мне надо еще кое–что сделать.

Но сам Мордехай Питерс… Я стал припоминать подробности нашей встречи. Его реакцию, когда он наконец сообразил, что я – Шелл Скотт. Его странную реакцию, когда эта очаровашка вышла из соседнего помещения, куда он до этого заходил.

Неожиданно я захотел увидеть – как ее зовут? Да, Планк. Мисс Планк. Я поищу ее по телефонному справочнику. Не должно быть особенно сложно. Едва ли здесь наберется более трех–четырех десятков людей с фамилией Планк.

Верьте – не верьте, имелась всего–навсего одна Полли Планк. Я запомнил адрес, но звонить не стал. Мне хотелось ее удивить. Жила она в “Багдаде” на бульваре Беверли. Это был один из тех новоиспеченных отелей с отдельными маленькими коттеджиками, расположенными вокруг плавательного бассейна и по всей территории засаженной пальмами и банановыми деревьями. ’Отель смахивал на Багдад, как овощной суп на Тихий океан. Но коттеджики были просторными, очень симпатичными, недавно покрашенными в голубой и белый цвет.

Мисс Планк занимала номер шесть. Я нашел его где–то в седьмом часу. До сих пор все шло отлично. Приободренный таким везением, – я постучал.

Шаги. Человек не босой, а в туфлях на высоких каблуках. Это ясно слышно. Дверь открылась. В проеме двери стояла – да, та самая мисс Планк!

– Хэллоу, мисс Планк, – поздоровался я.

– Ну, хэллоу. Я вас помню. По приемной у доктора.

– Я же был там потому что…

Я не закончил фразу. А вдруг ей нравятся больные люди? Интересно, сама–то она отчего страдала? У доктора мне показалось, что болезни от нее так же далеки, как душа или планеты. По–моему, в тот момент я страдал сильнее ее.

– Мне хотелось бы спросить вас кое о чем…

– Да. А что за вопрос?

– Олл–райт, если я войду в дом? Возможно, вопросов будет изрядно.

– Разумеется. Спрашивайте сколько угодно.

Загадочное существо. Но внешность – потрясающая. На ней действительно были туфли на высоченных каблуках, голубой свитер из чего–то пушистого и мягкого, и синие брюки из эластика. После поэта из троевской своры все эластиковое мне казалось отвратительным. Но мисс Планк моментально излечила меня. То что надо!

Она повернулась, демонстрируя, как облегает эластик, и вошла в коттедж; я вошел следом. Заперев дверь, Полли сказала:

– Присаживайтесь. Хотите чего–нибудь выпить? Кто вы такой? Господи, как я рада, что вы зашли. А вы?

– Ну… – протянул я, не зная как ответить. Но она, не дожидаясь ответа, продефилировала через гостиную на кухню.

– Проходите сюда, – позвала она, – здесь питье. И я тоже выпью.

Я вошел.

– Ну не забавно ли? – говорила она, – Я только что сотворила себе “мартини”. Сейчас организую второй бокал. Или вы предпочитаете что–то из этого?

Она указала на две бутылки, в одной был превосходный скотч, во второй дешевый бурбон.

– Мартини, – сказал я, – если не жалко.

– Пейте сколько угодно. Вот, наливайте сами. Мы выпьем, а потом принимайтесь расспрашивать.

– О чем?

– Не знаю. Вы же хотели задать какой–то вопрос?

– Уже все забыл.

Она стояла, прислонившись к раковине, и если вы воображаете, что кухни не могут действовать возбуждающе, посмотрели бы вы на кухню мисс Планк! В комнате доктора Питерса я бросил всего два мимолетных взгляда на лицо девушки, а теперь понял, что природа ее ничем не обделила.

Волосы цвета шерри падали горячей волной, подчеркивая неповторимость открытой левой половины лица с потрясающим зеленым глазом, таким одновременно манящим и отталкивающим, таинственным под густыми ресницами. Нет, у нее было действительно очаровательное лицо, прямой носик, дугообразные ровные брови над этими удивительными зелеными глазами. И губы – пухлые, полураскрытые, влажные, чуть двигающиеся, как опасные лепестки актинии.

Внезапно я одернул себя. Зачем я сюда явился? Чтобы работать. Почему же теперь стою и млею возле мисс Планк, размышляя о ее губах и прочих прелестях? Дело прежде всего!

– Мисс Планк, – сказал я, – что в отношении Мордехая Питерса?

– Не знаю. Что вас интересует?

– Послушайте, нам надо… немного помолчать.

Мы вернулись в переднюю комнату, очень милую. Привлекательная мебель, привлекательные занавеси, привлекательная кушетка. Мы уселись на кушетку. Я хлебнул мартини, потом произнес:

– Мисс Планк…

– Зовите меня Полли. Меня мучает любопытство…

– Да? Что вас интересует?

– Кто вы такой?

– Меня зовут Шелл Скотт. Вот…

Я сунул ей в руки удостоверение. Не знаю, чего я хотел добиться, но произвел впечатление.

– Я сразу поняла, что вы кто–то…

– Вот и хорошо. Теперь припомните, где мы встретились. Я вошел в приемную доктора Питерса, а вы… ах…

– Да, я ушла в соседнюю комнату, чтобы одеться. На мне ничего не было. Но, полагаю, вы это заметили?

– Не сомневайтесь.

Мы некоторое время помолчали, погруженные каждый в свои мысли. Похоже, мисс Планк не отличается острым умом и наблюдательностью. Поэтому информацию необходимо извлекать осторожно, чтобы не нарушить ее умственного баланса.

Сделав очередной глоток мартини, я заговорил:

– Мисс, я хочу сказать, Полли…

– Да, я буду звать Шеллом. Договорились?

– Прекрасно. Когда…

– Вы все выпили. Я пойду наполню наши бокалы. Нет, лучше сделайте это вы.

– Через минуту. Послушайте, когда вы одевались в соседней комнате, заходил туда доктор Питерс. Пробыл он там совсем недолго. Так вот…

Черт побери, а не задаю ли я неделикатный вопрос? Но я набрал побольше воздуху и твердо произнес:

– Что он там делал?

– Звонил по телефону.

– Ага… Прямо в вашем присутствии?

– Я же была за ширмой. Там большая ширма, за которой можно укрыться. Я там раздевалась.

– Не повторяйте этого…

Я тут же припомнил: видел ширму и стул, когда открывалась дверь.

– Вы хотите сказать, Полли, что он мог не знать, что вы там? Или позабыл об этом?

– Запросто. Он вел себя именно так. Даже не посмотрел, есть ли кто–нибудь за ширмой. Могу поспорить, что вы бы это сделали.

– Точно… А этот телефонный разговор. О чем он был?

– Не знаю, Шелл. Он просто позвонил кому–то и сказал… какое же имя он назвал?.. Да, что кто–то здесь, расспрашивает о Чарли Вайте. Да, Шелл Скотт.

– То есть я.

– Вы правы. Верно. Он говорил о вас.

Она широко раскрыла глаза:

– Это важно, да? Потому что в это время вы разговаривали с ним…

– Даже очень важно. Он не упоминал никаких имен? Других имен, я имею в виду? Например, имя человека, которому он звонил?

– Он только сообщил, что вы находитесь у него и спрашиваете о Чарли Вайте, после этого повесил трубку и вышел.

– Угу. Именно это я и считал возможным. Иначе появление этих бандитов на Бенедикт Драйве было необъяснимым. Так кому же уважаемый доктор позвонил? Есяи бандиты были парнями Джо Райса – он мог звонить Райсу. Это меня здорово озадачило.

– Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

– Валяйте.

Я нашел в записной книжке номер телефона Питерса и позвонил. После нескольких минут ожидания, я положил трубку и спросил:

– Его нет на месте?

– Кого?

– Доктора Питерса.

– Конечно. Он меня предупредил, что появится у себя в офисе по окончанию выборов. В понедельник у него тоже не будет приема.

– А не говорил, где он будет?

Она покачала головой. Я тоже не мог догадаться, где искать доктора, но про себя решил, что непременно разыщу.

– Пейте же, – сказала Полли.

– Хватит. Я должен попытаться отыскать – хотя и не представляю, куда его черт занес.

– Сегодня вечером вам его не отыскать, верно? Во всяком случае сию минуту.

– Фактически, видимо, до завтрашнего утра. Мне думается, теперь он уже чувствует, что я его разыскиваю, так что наверняка спрятался в надежном месте.

– Кого вы хотите разыскать?

– Доктора, Мордехая Питерса.

– Вы больны?

– Болен? Я здоров, как бык… как сам доктор.

– А я вот не знаю, больна я или нет. Но к доктору Питерсу больше не пойду. От него нет никакого толку. Единственное, что он делает, это велит мне раздеваться…

– Перестаньте…

– А потом несет всякую чушь.

– Да, я слушал его. Но в наши дни его болтовня высоко котируется.

– Возможно, у меня ничего и нет. Сама не знаю. Все дело в том, что я такая страстная.

– Старик Питерс давно уже никуда не годится. Что вы про себя сказали?

– Я слишком страстная.

– Я так и подумал.

– Я постоянно… ну понимаете, чем бы я ни занималась, я все время думаю об этом. Я имею в виду… Шелл, налейте еще один бокал мартини.

– Хорошо. Всего один. Продолжайте.

Я налил нам обоим. Мы чокнулись и Полли сказала:

– Вот почему я к нему пошла. Я слишком пылкая. Сексуальная.

– Понятно. Это я подозревал.

– Но Питерс мне ни чуточки не помог… Возможно, мне и не нужно помогать, а? Возможно, это олл–райт?

– Я не вижу в этом ничего плохого. Фактически, если это считается болезнью, значит, я сам тоже нездоров. Но болезнь такого рода как раз и является здоровьем. Лично я в этом глубоко убежден.

– Я слишком много об этом думаю. И люблю целоваться.

– Вы абсолютно здоровая девушка, даю вам слово.

– Рада, что вы так считаете. Шелл. Но все равно, я какая–то ненормальная. Взять хотя бы, как я сегодня увидела вас. Когда я стояла совершенно раздетая и… и заметила, как вы посмотрели на меня… Я не могу описать, что я почувствовала. О-о!

Так вот оно что! Я все понял.

– Шелл, поцелуйте меня. Поцелуйте меня!

Я поцеловал.

Наверное, она и вправду все время думала об этом. Говорят о горячих поцелуях, о страстных поцелуях, о безумных поцелуях. Я не знаю, как определить поцелуй Полли. Как будто у нее четыре губы. Одним словом, ее поцелуй послал особый импульс по моей нервной системе. По–моему, ученым следует заняться серьезным изучением такого рода энергии: ее можно использовать вместо ракетного топлива или еще где–нибудь.

– Шелл?

– Полли?

– Я была сейчас на грани…

– Чего?

– Сама не знаю.

– А я чуть не сделал крупное научное открытие. Давай повторим все сначала.

– Мне кажется, я слишком разнервничалась. Ты заставляешь меня нервничать, Шелл.

– Я? Почему?

– Ты такой большой, сильный и мужественный.

– Ты так считаешь, да?

– Немного необузданный, но в то же время очень милый. И возбуждающий.

– Возбуждающий?

– И потом эти сумасшедшие белые волосы и стальные голубые глаза…

– Серые. Они у меня серые.

– Серые? А мне они кажутся голубыми… Возможно, я плохо разбираюсь в цветах. Когда я была маленькой девочкой…

– О’кей, голубые. Дальше?

– Внешне ты кажешься грубым и резким, а на самом деле ты милый. И очень волнующий.

– Волнующий?

– Угу.

Молчание. Я смотрел на нее, она – на меня. Кажется, так продолжалось долго.

– Эй, – прошептал я, – я знаю одну игру.

– Расскажи мне. Ох, расскажи…

Разумеется, я рассказал.

Когда я возвращался домой, на улице продавали экстренный выпуск газет.

Огромные черные заголовки кричали о том, что Джонни Трой умер.

Глава 8

Я прочитал сообщение, сидя в машине. Подзаголовок гласил: “Обладатель золотого голоса покончил с собой”.

Прежде чем приняться за чтение, я зажег сигарету и несколько раз затянулся. Какого дьявола? Покончил с собой? Он вел себя немного странно. В его манерах чувствовалось какое–то напряжение, он излишне много пил, нервничал; когда я уходил, он говорил со мной тоже необычно. Но в целом – нет, совсем не так ведет человек, задумавший самоубийство.

Чем дальше в лес, тем больше дров. Я расследовал самую обычную смерть от несчастного случая, едва допуская, что полиция проглядела самоубийство или, еще маловероятнее, убийство, а теперь близкий друг умершего совершил вроде бы самоубийство… совсем неожиданное… слишком смахивающее на…

Я прочитал остальную часть истории, напечатанную на первой странице.

Троя нашел в его апартаментах Юлиус Себастьян. Он звонил Трою, чтобы узнать, как прошла встреча со мной, но не смог дозвониться. Зная, что певец должен быть у себя и немного освободившись, Себастьян поехал к нему. Дверь была заперта; достучаться не удалось. Его впустил управляющий. Трой находился в своей спальне. На столике рядом – снимок, где они вместе с Чарли Вайтом, а в сердце Джонни – нуля.

Он лежал на спине на кровати, одна нога свесилась на ковер. Оружие “Смит и Вессон” 32 калибра, зарегистрирован на имя Чарли Вайта. Револьвер валялся в нескольких футах от Джонни, на полу. Коронер заявил, что Трой умер за полчаса до того, как его нашли. Никакой записки не оказалось.

Такова была суть случившегося, всякие второстепенные мелочи я не стану пересказывать. Себастьян чуть ли не в шоковом состоянии сделал заявление. В нем впервые публично признавал, что Трой был не в себе после гибели своего друга. В статье также названы имена людей, бывших вместе с Троем незадолго до его смерти, в том числе и мое. Конечно.

Самоубийства вообще подозрительны, а это, с учетом всего, случившегося со мной сегодня, невольно заставляло думать об убийстве. Насколько я мог судить, мотива не было. Наоборот, решительно все люди, связанные с Троем, имели весьма веские причины желать, чтобы это мультимиллионодолларовое “имущество” оставалось живым и невредимым как можно дольше. И, что было еще важнее, случившееся действительно выглядело, как самоубийство.

Дополнительные подробности – вторая, поверхностная рана, револьвер в паре ярдов от тела, – не усиливали подозрения, а как раз наоборот, заставили поверить, что Трой и правда покончил с собой. Человек, стреляющий себе в сердце, вовсе не обязательно мгновенно умирает. Известны случаи, когда люди пробегали несколько кварталов, прежде чем упасть замертво. А некоторые и совсем не умерли.

Револьвер на полу? Либо от боли, либо конвульсивно человек может выбросить оружие вообще из комнаты или отшвырнуть куда дальше, чем на пару ярдов.

Далее, человек, решившийся покончить с собой, все равно не может перебороть в себе внутреннюю потребность остаться в живых. Было похоже, что первый раз Трой, нажав на курок, в последний момент отвел или отдернул в сторону револьвер; отсюда – поверхностная рана. Убил он себя уже вторым выстрелом.

Самоубийцы обычно делают еще одну вещь: обнажают место, куда они стреляют или наносят удар ножом. Газета об этом не упомянула; надеюсь, в полицейском управлении меня просветят.

Именно туда я и направился. И уже по дороге сердце болезненно сжалось при мысли, что великолепный голос Джонни Троя потерян навсегда…

Сам Джонни произвел на меня большое впечатление, даже большее, чем я сразу почувствовал…

До комнаты 314 я добрался уже после полуночи. Капитан Сэмеон все еще был на месте. Как всегда, в особо важных случаях.

В кабинете творилось что–то невообразимое: звонили телефоны, толклось и орало целое стадо репортеров, операторов с телевидения, фотографов; не меньшая толпа осела внизу, в вестибюле.

Лейтенант Ролинс держал оборону за конторкой; он ухитрялся еще писать и даже, подняв глаза, разглядеть меня.

– Здорово, Шелл. Вы ищете Сэма?

Я кивнул, он ткнул пальцем в ближайшую дверь. Я постучал и вошел. Сэм был один, разговаривал по телефону, в зубах торчала ровно половина сигары.

Он кивком головы указал на стул; я сел и стал терпеливо ждать. У Сэмеона усталый вид, но розовые щеки гладко выбриты; небритым я его ни разу не видел. Не знаю, когда и как он это проделывает – может быть, носит в кармане электробритву, и бреется в кабинете, не глядя в зеркало?

Положив на место трубку, он взглянул на меня.

– Ну?

– Я только что прочитал газету.

– Да-а. Твое имя там фигурирует. Слушай, какого черта ты с ним сделал?

– Что я сделал? Ничего.

– Мне уже звонили три раза о том, что ты его извел, затравил и замучал. Согласен, ты изрядный нахал юга, но неужели ты…

– Прекрати, Сэм. Я не причинил ему никаких неприятностей. А вот звонки… Расскажи–ка о них подробнее.

– Звонили гости, бывшие у Троя одновременно с тобой. Они все разошлись сразу же после твоего ухода. Трой заявил, что хочет побыть один. И они заявили…

– Это меня не интересует. Был ли среди этих раздраженных граждан пискун по имени Рональд Дангер?

– Точно, один звонок был от него.

– Этот выпендряла, мелкий…

Я сказал скверное слово. Очень скверное.

Сэм посмотрел на меня и сердито произнес:

– Возможно, тебе не нравится этот человек Шелл, но он чертовски известный автор.

– Автор? Если бы его использовали для удобрения, он убил бы целый акр цветов.

– Очень может быть, но многие курицы сделают его. Ты меня понимаешь? И не умничай. Двое других заявили: один – что ты был нетерпимым, второй сказал – грубым. Это были Гарри Вароу и поэт, или что–то в этом роде, – Винстон Уорфилд.

– Этот недоумок?

Но мне уже не хотелось спорить, тем более, что Сэм взялся за телефон. Я понимал, что если банда, валандавшаяся у Троя, ощетинится всерьез, мне придется плохо. Все они были клиентами и ставленниками Себастьяна, а Агентство Талантов Юлиуса Себастьяна держало в руках всю прессу в городе.

Сэм швырнул трубку на рычаг и ворчливо опросил у меня:

– Чего ты хочешь? У меня куча дел.

– В самоубийстве Троя нет ничего странного.

Он покачал головой:

– Нет. Во всяком случае, пока нет. Порох на пальцах правой руки, контактная рана – ты знаешь.

– Стрелял через одежду?

– Нет. Оголил грудь. Первый раз промахнулся… Я думал, ты читал репортаж.

– Да, но про обнаженную грудь там не сказано. Думаешь, этим все решается? Мне известно, что Трой – не левша; при мне он порезал себе правую руку – раздавил бокал.

– Перестань, Шелл. Раз парень решил покончить с собой, станет ли он думать о порезанной руке? Кроме того, он был пьян, выпил столько, что двоим здоровенным молодцам хватило бы на целую неделю.

– Достаточно, чтобы отдать концы?

– Если бы он продолжал пить, мог упиться.

– Меня интересует, не могли его застрелить уже после того, как он умер?

Сэм посмотрел мне в глаза:

– Теоретически такое возможно, но этого не случилось. Хватит тебе. И самоубийство – достаточно скверная штука. Умоляю, не пытайся превратить это в убийство.

Я понимал, что жалоба на мою “грубость” глубоко задела Сэма. Он был настоящим другом, преданным и отзывчивым. То, что задевало меня, задевало и его. И, разумеется, наоборот, – вот почему он рычал на меня сильнее, чем обычно.

Я поднялся, но мне нужно было сказать ему одну вещь. Или, вернее, попросить, а я не был уверен, как он это воспримет.

– Сэм, ты помнишь, когда я был здесь раньше по поводу нападения на меня. Мы говорили о Джо Райсе. Не было ли связи Чарли Вайта или Джонни Троя с ним или с кем–то вроде него?

Лицо Сэма затуманилось, челюсть выдвинулась вперед, поэтому я торопливо продолжал:

– Особенно с Райсом, но вообще с любым другим “мальчиком” из мафиози, синдиката, хулиганами, мошенниками? Я думал…

– Олл–райт, я проверю. И ничего не обнаружу. Но я это сделаю, чтобы ты спал спокойно. А теперь катись отсюда.

Он вытянул из кармана длинную кухонную спичку – будь я неладен, если знаю, где он их берет, – и зажег сигару. Рандеву закончено. Но я не отступал.

– И сделай мне еще одно одолжение. Совсем небольшое, – чтобы я действительно мог спать по ночам. Проверь отпечатки пальцев у Джонни Троя и Чарли Вайта. Если у нас ничего нет, попытайся в Сакраменто или в архиве ФБР. О’кей?

Он не взорвался, однако выпустил в мою сторону струю дыма. Наконец он медленно сказал:

– Есть ли у тебя хоть что–то, на что я мог бы опереться, Шелл?

Я покачал головой:

– Ничего солидного. Но очень странно. Сестра Вайта нанимает меня проверить его смерть, я говорил тебе об этом. Этот Мордехай Питерс заверяет меня, что Чарли жаловался на то, что иногда он боится потерять голову в полном смысле слова и все такое прочее. Но в этом нельзя быть полностью уверенным. – Я подробно рассказал Сэму о телефонном звонке доктора Питерса неизвестному лицу по поводу меня и продолжал: – Сразу же после этого гангстеры напали на меня в Бенедикт—Каньоне. Устроили засаду, перегородили дорогу машиной. Я тебе все это подробно описывал. И я продолжаю думать, что тип, который решил за благо поскорее смыться – оперативник Джо Райса. Еще один момент: меня наняли только сегодня утром; Трой стреляется уже вечером. – Я пожал плечами.

– Конечно, пока у меня нет никаких достоверных данных, Сэм. Но ты ведь меня хорошо знаешь. У меня предчувствие, что все это взаимосвязано.

Он вздохнул.

– Что же, возможно. Твои предчувствия оправдывались и раньше… – Он посмотрел на меня.

– О’кей, я это сделаю… Но держи рот на замке. Я не хочу, чтобы ты нарушил общественный порядок. Больше мне ничего не нужно.

– Благодарю, капитан.

Я подошел к двери и уже там сказал:

– Ты неважно выглядишь, Сэм. Отправляйся–ка ты домой и ложись спать.

Он усмехнулся.

– Непременно. В следующую среду.

Я вышел, выпил чашку кофе с Ролинсом, немножко с ним посудачил, затем поехал домой.

Дом у меня – номер 212 в Спартанском Апартамент—Отеле, на третьем этаже. Из окна гостиной я могу смотреть через улицу на зеленую часть Вилширского Каунти–клуба. Это почти то же самое, что быть его членом. Я даже могу видеть людей, но они меня не видят, благодарение богу. Кроме гостиной, в номере, кухонька, ванная и спальня.

В гостиной пол застлан золотисто–желтым ковром от стены до стены, много места занимает массивный шоколадно–коричневый диван, пара кожаных кресел и несколько кожаных пуфиков.

Слева от входной двери – аквариум с пестрыми экзотическими рыбками; второй, поменьше – только для гуппи.

Я накормил рыб, понаблюдал за ними; мысли текли медленно. Пора было ложиться спать, и я пошел в спальню, пожелав спокойной ночи Амелии. Она висит на стене над фальшивым камином, потрясающей красоты женщина, написанная маслом, но не отличающаяся мягким характером.

Наверное, современные художники заявят, что такая манера письма устарела. Во всяком случае, свора Джонни Троя была бы единодушна в оценке. Черт знает что. Все старые ценности отвергались только потому, что были старыми. Настоящее, проверенное временем, осмеивается…

“Несомненно, – думал я, – некоторые люди видят вещи иначе, чем остальные, у них “особое видение”. Им ясна сущность вещей. Пусть так. Но в любом ракурсе, на любой нормальный взгляд “Смерть и Жизнь” – всего–навсего черная линия и красная клякса. Ось автомобиля и половина унитаза, какими бы глазами на них не смотреть, остаются осью автомобиля и половиной унитаза, разве что сильно постараться; может, кому–то и надо превозносить до небес шедевр Рональда Дангера; я же предпочитаю Амелию”.