Текст книги "Порочное влечение (СИ)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

ДВЕНАДЦАТЬ

Коннор

Ближе к рассвету дождь прекратился. Я проснулся и услышал, как стихает ветер, и послышались звуки наступающего нового дня: щебетание птиц, приглушенный шум голосов в коридоре, низкий гул мусоровоза, громыхающего по улице…

За окном мир приходит в движение, но здесь, в этой темной комнате, на этой теплой, смятой постели, я буду заставлять время стоять на месте столько, сколько смогу.

Табби тихо лежит рядом со мной. Ее голова покоится у меня на плече, она крепко спала всю ночь. Теперь, с первыми лучами солнца, ее дыхание меняется. Тихо вздохнув, она прижимается ко мне. Ее глаза открываются. Сонно моргая, она смотрит на меня, и у меня сжимается сердце от простого удовольствия видеть, как Табита просыпается в моих объятиях.

Ее застенчивая улыбка развязывает узел беспокойства у меня в животе. Я не знал, как это будет, убежит ли Табби в ужасе или преисполнится сожаления, но она так мило улыбается мне, что я отпускаю тревогу и нежно прижимаюсь губами к ее губам.

– Доброе утро.

– Доброе утро. – Ее голос звучит сонно и ласково. – Полагаю, я должна поблагодарить тебя за мой невероятный ночной сон.

Сдавленность в груди перерастает в боль, и я с удивлением понимаю, что это счастье. Я не могу придумать, что сказать, кроме хриплого «пожалуйста».

Она долго молча смотрит на меня, а потом обхватывает пальцем цепочку у меня на шее и, используя мои жетоны как поводок, тянет меня вниз.

Затем мы целуемся. Медленные, восхитительные поцелуи, в которых нет места ни времени, ни восходящему солнцу, ни всему, что нас ждет. Ее руки скользят по моей шее. Наши ноги переплетаются. И я возбуждаюсь.

С тихим смехом Табби говорит: – Ты ненасытен.

– Да. – Это слово застревает у меня в горле. – Для тебя.

Она проводит кончиком пальца по контуру моих губ. Ее прикосновение нежное, задумчивое и оно вселяет в меня надежду. Надежду, которая разбивается вдребезги, когда Табби говорит: – Итак, наша единственная ночь подошла к концу.

Я сглатываю. У меня нет слов, чтобы описать свои чувства, и нет способа отрицать очевидную правоту ее заявления, поэтому я вообще ничего не говорю.

С такой невинной нерешительностью, что у меня чуть сердце не разорвалось, Табби спрашивает: – И… что ты думаешь?

Застонав, я опускаю голову и прячу лицо у нее на шее.

Ошибочно приняв мое желание за что-то другое, она напрягается.

– Прости. Это было глупо с моей стороны…

– Мне это понравилось. Каждая минута, – говорю я хрипло, уткнувшись ей в шею, чтобы она не увидела дикого голода в моих глазах. Я боюсь того, что она может сделать, если увидит, как сильно я хочу ее удержать. Как сильно я хочу, чтобы она была моей.

Напряжение покидает ее тело. Через некоторое время она тихо говорит: – Еще рано.

Я поднимаю голову и смотрю на нее. Ее щеки заливает румянец. Она опускает ресницы.

Табби поясняет свои намерения, без слов прижимаясь ко мне бедрами.

– И это я ненасытный? Ты сама такая же, – дразню я ее, невероятно довольный. Я радуюсь еще больше, когда она повторяет мои слова, сказанные несколькими минутами ранее, с улыбкой, которая становится еще прекраснее, потому что она искренняя.

– Да. Для тебя. А теперь займись со мной любовью, пока не сказал какую-нибудь глупость и не испортил момент.

С радостью в сердце, с твердым членом и головой, полной идей, я подчиняюсь.

***

После этого я погружаюсь в сон. А когда просыпаюсь несколько часов спустя, я обезвожен и дезориентирован….

И один.

– Черт, – бормочу я, вскакивая с кровати. Беру часы с комода и смотрю на время. Уже поздно, намного позже, чем я думал. Я натягиваю штаны, через голову надеваю чистую футболку, затем часы на запястье и засовываю ноги в ботинки. Я уже собираюсь позвонить в комнату Табби, как вдруг замечаю записку на полу возле двери.

С бешено колотящимся сердцем я хватаю ее. И прочитав содержимое стону.

Морпех,

Чтобы избежать еще более неловкой совместной поездки в Лос-Анджелес, я уехала первой. Не за что. И спасибо тебе. Даже писать это до смешного неловко, что только убеждает меня в том, что я поступила правильно, уехав. Мой номер телефона указан ниже. Скорее всего, он у тебя уже есть, ведь ты «навел обо мне справки», но на всякий случай. Он будет выключен, пока я не доберусь до Лос-Анджелеса. Напиши мне адрес работы.

Как ты и сказал, мы оба профессионалы, так что я знаю, что могу доверять тебе и ты больше об этом не упомянешь.

Кстати, я тоже не буду.

T.

Было бы еще хуже, если бы Табби подписалась «С наилучшими пожеланиями».

Я снова ругаюсь, провожу рукой по лицу, а затем комкаю записку и бросаю ее на пол. В ярости я смотрю на нее несколько секунд, но затем тяжело вздыхаю и поднимаю ее. Разглаживая складки, я аккуратно складываю записку и кладу в бумажник.

Затем собираю остальные вещи в спортивную сумку и ухожу.

***

Я прилетаю в Лос-Анджелес одиннадцать часов спустя, перевозбужденный от кофеина и чертовски нервный. Как и обещала, Табби весь день не включала телефон. Я набирал ее номер не меньше десяти раз, и с каждым разом, когда я слышал монотонный электронный голос на автоответчике, предлагающий мне оставить сообщение, мое раздражение нарастало. Сообщение я так и не оставил.

Наконец, с одиннадцатой попытки, она берет трубку. Ее голос мягкий, деловой, до невозможности безличный.

– Ты должен был прислать мне адрес по электронной почте.

Я не утруждаю себя вопросом, как она узнала, что это я.

– С тобой всё в порядке?

Это, возможно, прозвучало более резко, чем я намеревался, судя по удивленной паузе на другом конце провода.

– Конечно. А с тобой?

Нет. Стоя в своем темном гостиничном номере с видом на яркие огни Сенчери-Сити¹⁵, я проглатываю это слово и провожу рукой по волосам.

– Как ты добралась до Лос-Анджелеса?

– Я взяла напрокат машину. Ты думал, я отрастила крылья и полетела? – Ее это забавляет.

– Где ты сейчас?

Еще одна пауза.

– В Венеции¹⁶.

Я вздыхаю. Из того, что я узнал о ее прошлом, следует, что она выросла в этом районе, в нескольких кварталах от океана. Ее родители были образованными людьми: учитель политологии и художница, представители богемы и активисты, в общем, хиппи.

А потом они умерли.

– Решила навестить старый район?

Паузы в этом разговоре становятся все длиннее и длиннее.

– Коннор. – Ее голос звучит мягко, словно ласка. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к нему, позволяя ему успокоить мои расшатанные нервы. – Я в порядке. Спасибо, что спросил. И я готова приступить к работе. Если что-то понадобится, напиши мне…

– Я отправлю электронное письмо…

– Никаких писем.

Что-то холодное сжимает мой желудок.

– Я использую самые надежные из доступных на рынке протоколов шифрования, Табби, и настраиваю их под свои нужды. Ты же знаешь, я принимаю меры предосторожности. Это мой бизнес.

– Я уверена, что Миранда тоже приняла меры предосторожности. Ты не хуже меня знаешь, что электронная почта никогда не может быть защищена на сто процентов.

– Шифрование, которое я использую, максимально защищено от взлома. Оно основано на алгоритме, который используют в Управлении национальной безопасности, и адаптировано под мои нужды.

Ее тон становится ровным.

– Понятно. И я полагаю, ты думаешь, что универсальный ключ шифрования – это миф.

Холод распространяется по моей груди.

– Конечно, миф. Даже у АНБ или Министерства внутренней безопасности нет таких технологий.

– Нет, – говорит Табби через мгновение.

– Ты хочешь сказать мне…

– Кстати, если ты когда-либо использовал этот телефон для связи с Мирандой, считай, что все твои голосовые сообщения тоже прослушиваются. Мой тебе совет: заведи несколько одноразовых телефонов и каждый день пользуйся новым. В долгосрочной перспективе это не будет иметь значения, но может немного замедлить его работу.

Его. Сёрена. Он внезапно вернулся, как назойливая муха.

Я медленно произношу: – Если кто-то перехватывает мои звонки и следит за моей электронной активностью, значит, ты тоже под угрозой.

На другом конце провода раздается очаровательный звук – это Табби тихо смеется.

– Просто напиши мне, где мы собираемся открыть командный цент, Коннор. Оставь всю тяжелую работу мне.

Она отключает звонок.

Я стою в темноте, глядя на телефон в своей руке, и удивляюсь, почему мне раньше не пришло в голову спросить, почему она вообще согласилась на эту работу. И вдруг с ужасающей ясностью понимаю, что это был самый важный вопрос из всех.

«Я согласна», – сказала она. – «Я надеюсь, ты готов отправиться на войну, Коннор».

С новыми опасениями по поводу того, что это может значить, я спускаюсь на лифте в вестибюль отеля в поисках таксофона.

ТРИНАДЦАТЬ

Табби

Первое, что происходит, когда я встречаю уважаемую Миранду Лоусон, генерального директора Outlier Pictures и мой давний объект восхищения, – это то, что я начинаю ее ненавидеть.

С большой буквы H.

Глядя на меня в упор, она резко бросает: – Вы опоздали.

Ее слова хлещут, как кнут, в пространстве между нами, зловеще отражаясь от бетонного пола и колонн, прежде чем раствориться в тишине. Мы в ее киностудии, на одной из тех жутких подземных парковок, которые показывают в фильмах ужасов, где жертва спешит к своей машине, оглядываясь через плечо в страхе перед маньяком, который, как она чувствует, ждет ее где-то в темноте с бензопилой.

– Это на моей совести, – спокойно говорит Коннор, стоя рядом со мной. – Я поздно выехал из Альбукерке. – Короткая пауза. – Попал в настоящую бурю.

Теперь, когда я досконально изучила все интонации его голоса, я понимаю, что означает легкое понижение тона в последних словах и кому они адресованы. Я благодарна за то, что нас скрывали тени, потому что чувствую, как к щекам приливает кровь.

Когда Миранда переводит свой ледяной взгляд на Коннора, а затем ослепительно улыбается, становится еще жарче.

– Коннор. Так приятно видеть тебя снова. – Она преодолевает расстояние между нами несколькими грациозными шагами своих длинных ног, звонко цокая каблуками по полу, и прижимается щекой к его щеке. Она стройная и безупречная, одетая в идеально сидящий костюм цвета слоновой кости от Chanel, туфли телесного цвета и в жемчуге. От нее пахнет мятной жевательной резинкой Lifesavers и деньгами.

Пробормотав «Привет», Коннор представляет меня.

– Миранда, это Табита. Она…

– Очевидно, женщина, которая работает бесплатно, – говорит Миранда, всё еще ослепительно улыбаясь. Ее улыбка зубастая и хищная, и она бы смотрелась уместно на морде росомахи. – Не то, чтобы я жаловалась, конечно. Повезло мне! Думаю, у всех нас есть свои причуды.

Ее пристальный взгляд скользит по моей одежде, когда она произносит слово «причуды».

Я в своем обычном наряде в стиле «хакерский шик», который надеваю на работу: много обтягивающей черной одежды, смесь панка и готики, без изысков, но с огоньком.

Потому что пошла ты нахрен, вот почему.

Я мило улыбаюсь Миранде.

– У вас на зубах помада.

Она холодно отвечает: – Если бы это было так – в чем я сомневаюсь, – это было бы легко исправить. В отличие от вашего неудачного чувства стиля. Или, может быть, вы одевались в темноте сегодня утром?

Коннор, стоящий рядом со мной, раздраженно вздыхает.

– Хватит.

Я думала, он отчитывает нас обоих, но, взглянув на его лицо, я с удивлением понимаю, что его гнев направлен прямо на Миранду.

Он злится на нее за то, что она пренебрежительно отозвалась о моем наряде. Что он сам делал не раз.

До вчерашнего вечера.

Думаю, это что-то новое. Что это за чувство? Гордость? Удовлетворение?

Я не знаю, что это такое, потому что мне это совершенно незнакомо, но я решаю, что мне это нравится.

Взгляд Миранды переключается на Коннора. Мгновение она молча изучает его лицо, а затем переводит взгляд на меня.

– Я прошу прощения. Как вы понимаете, я испытываю сильный стресс. И благодарна за помощь. – Она снова обращает внимание на Коннора. – ФБР пока ничего не добилось, и у нас мало времени.

– У тебя были другие контакты с Maelstr0m?

Миранда кивает.

– Он начал стирать данные с серверов. Это началось час назад. Он говорит, что будет стирать по терабайту каждый час, если не получит денег.

– Значит, он установил вредоносное ПО, – говорю я, ничуть не удивившись. – Хорошо.

Коннор и Миранда уставились на меня.

– Хорошо? – удивленно повторяет она.

– У вредоносного ПО будет определенный цифровой отпечаток. Если мне удастся перехватить часть кода, я смогу связать его с другими вредоносными киберактивностями. А это значит, что он будет отвечать не только за это взлом.

– Если вы, конечно, сможете расшифровать код, – говорит Миранда. – Ни один из моих штатных компьютерных экспертов или ФБР пока не нашли ничего, что позволило бы отследить источник взлома.

В ее тоне слышится что-то неприятное, но я просто улыбаюсь.

– Это потому, что вредоносная программа написана таким образом, что уничтожает себя после выполнения своей задачи. Но я знаю, где искать.

Миранда изучает мое лицо так же, как несколько мгновений назад изучала лицо Коннора. Я почти вижу, как в ее голове крутятся шестеренки. Она тихо говорит: – Вы восхищаетесь им. Этим хакером, кем бы он ни был – вы им восхищаетесь.

Моя улыбка исчезает.

– Да. Так же как я восхищаюсь акулой за то, что она идеальная машина для убийства. Но это не значит, что она мне нравится.

В ее глазах появляется новый блеск. От удивления она понижает голос.

– Вы его знаете.

– Один раз Табби тоже стал его жертвой, – грубо говорит Коннор.

Глядя прямо в широко раскрытые глаза Миранды, я подчеркиваю: – Один раз.

Я чувствую, как внимание Коннора переключается на меня, чувствую, как ему хочется расспросить меня о Сёрене, и это словно бритва, режущая мою кожу, но я знаю, что он не станет спрашивать при Миранде.

Забавное чувство, которое я испытывала раньше, усиливается, когда я понимаю, что именно уважение заставляет его держать рот на замке. Он может попытаться засыпать меня вопросами наедине, но не станет поднимать эту тему в присутствии других людей, потому что знает, что я не хочу, чтобы кто-то еще видел, какой слабой и глупой Сёрен заставил меня себя почувствовать.

Я никогда бы не подумала, что буду описывать Коннора Хьюза как джентльмена, но я начинаю верить, что под чванливой внешностью секс-машины G.I. Joe¹⁷ скрывается именно это.

Миранда облегченно вздыхает.

– Что ж, это фантастические новости! Нам нужно немедленно сообщить в ФБР…

– О, мы так и сделаем, – говорю я, пренебрежительно взмахивая рукой в воздухе. – Но это не будет иметь значения. Они никогда его не найдут. Он цифровой Джедай. Призрак.

– Цифровой Джедай? – бормочет Коннор. Когда я бросаю на него взгляд, его челюсть становится твердой как камень.

Не понимая, что вызвало такое выражение на его лице, я хмурюсь. Почему он злится?

– Кем бы он ни был, давайте продолжим попытки остановить его, – говорит Миранда, оживляясь. – ФБР оборудовало командный центр наверху, и кибер-криминалисты работают над этим круглосуточно. Согласны?

Мы поворачиваемся и следуем за ней через затененную парковку к лифтам, где она нажимает кнопку седьмого этажа.

***

Командный центр ФБР – это что-то прямо из шпионского фильма. Они разместили его в пустом кабинете рядом с кабинетом Миранды, и даже в столь поздний час там кипит работа.

На нем так и написано: «Пустая трата денег налогоплательщиков».

По моим подсчетам, в центре комнаты полукругом расставлены пятнадцать полностью оборудованных компьютерных станций. Каждая из них опутана проводами и заставлена мониторами и жесткими дисками. За каждой из них сидит молодой человек в костюме и усердно стучит по клавиатуре. С одной стороны стоит большой стол, за которым, как я полагаю, сидит самый главный человек, хотя сейчас он пуст. На стене висит большая маркерная доска, на которой красной ручкой нацарапаны факты дела, URL-адреса веб-сайтов и гипотезы. В центре доски нарисован от руки круг с большим вопросительным знаком в центре.

– Почему в этой комнате так много государственных служащих? – спрашиваю я Миранду. – Обычно для таких дел они присылали двух или трех парней.

– Потому что взлом Sony связали с Северной Кореей, и федеральные власти обеспокоены тем, что правительство этой страны наращивает свои усилия. Судя по всему, в последнее время режим неоднократно угрожал ядерными ударами, и эти угрозы заслуживают доверия. Эти джентльмены из группы быстрого реагирования ФБР.

Я вздыхаю, потому что они будут настоящей занозой в моей заднице.

Я пересекаю комнату и беру красную маркерную ручку с тонкой металлической подставки в нижней части доски. В круге я пишу: Сёрен Киллгаард.

Когда я оборачиваюсь, все в комнате замирают и смотрят на меня.

– Привет, люди, – говорю я, глядя на каждого по очереди. – Отведите меня к вашему командиру.

– Это, должно быть, я.

Я смотрю в направлении скрипучего голоса. В дверях, через которые я только что прошла, стоит мужчина. Он сложен, как один из бойцов ММА Хуаниты, с бочкообразной грудью и короткой шеей, с большим красным лицом, которое выдает его пристрастие к алкоголю. Его голова выбрита. Галстук сбился набок. Глаза налиты кровью и прищурены. Он выглядит так, словно посреди кошмара его разбудила стрельба.

– Мистер О’Доул, – говорю я, узнав его. Все в хакерском сообществе знают, кто входит в число лучших правительственных киберспециалистов. – Я ваша большая поклонница.

Он окидывает меня одним быстрым взглядом, выражение его лица не меняется.

– Исполнительный помощник директора О’Доул. А вы кто?

Стоя рядом с напряженным Коннором у двери, Миранда говорит: – Это Табита Уэст. Она будет помогать в расследовании. Я ожидаю, что ваша команда окажет ей всестороннее содействие. Она специалист по компьютерам, работает по контракту с Metrix Security.

Коннор и О’Доул приветственно кивают друг другу. Я так понимаю, это один из тех парней в ФБР, о знакомстве с которыми упоминал Коннор.

Пристальный взгляд О’Доула снова останавливается на мне.

– Какая ваша специальность?

Я легкомысленно отвечаю: – Дестабилизация правительств.

Выражение его лица мрачнеет.

– Вы хакер, – сухо говорит он. Молодые люди, сидящие за компьютерами, ерзают на своих местах и удивленно переглядываются.

Я одариваю его своей самой обаятельной улыбкой.

– Я предпочитаю термин «социальный инженер». Кстати, поздравляю с назначением на должность главы Национальной объединенной оперативной группы по киберрасследованиям. Ваш предшественник был полным идиотом.

Его прищуренные глаза сужаются. Он медленно произносит: – Табита Уэст, не так ли?

– Вы ничего не найдете, – коротко говорит Коннор.

– Мы из ФБР. Мы всегда что-нибудь находим.

– Правда? – Мои брови приподнимаются. – И как у вас продвигаются дела с Maelstr0m?

Обстановка в комнате становится всё более напряженной. Я привыкла выводить людей из себя, так что мне всё равно, но Миранда, похоже, уже жалеет о том, что взяла меня на работу, а Коннор бросает на меня предупреждающие взгляды из-под опущенных бровей. Парни за столами держат руки над клавиатурами, словно ожидая команды от О’Доула ввести мое имя в одну из дюжины баз данных.

О’Доул спрашивает: – Вы сообщник Maelstr0m?

– Нет.

– Она чистая, Гарри, – говорит Коннор.

Пауза, пока О’Доул изучает мое лицо.

– Ты проверил ее?

– Да. Ты же знаешь, что никто не попадет в мою команду без безупречно чистого досье.

Это конечно с натяжкой, учитывая, что в прошлом Коннор был свидетелем одного или двух моих не «безупречных» действий, но технически он прав. Мое досье чисто.

А вот мои руки – это совсем другое дело.

Я жду, пока О’Доул решит, впустит ли он меня в «мальчишеский клуб» до того, как будет проведена полная проверка моей биографии и он убедится, что я не сотрудничаю с врагом и не саботирую расследование изнутри. Когда он медлит, я раздраженно говорю: – Ладно, я не хвастаюсь, но я – ваша единственная надежда. Без меня вы его никогда не поймаете. Если вы будете валять дурака, это только усугубит ситуацию.

Несколько парней за компьютерами усмехнулись и закатили глаза. Кто-то бормочет себе под нос: – Это что, часы Hello Kitty на ней?

Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на него, мои руки сжимаются в кулаки.

– Да, ублюдок, это так. И через две секунды они будут показывать время внутри чьей-то толстой кишки.

Коннор кашляет, чтобы скрыть смех. Потрясенная Миранда подносит руку к горлу. О’Доул устало говорит: – Заткнись, Родригес, моя дочь любит Hello Kitty.

Отбросив напускную беззаботность, я поворачиваюсь обратно к О’Доулу.

– Имя человека, которого вы ищете, Сёрен Киллгаард. Я училась с ним. – Я бросаю взгляд на придурка, который прокомментировал часы. – Массачусетский технологический институт на случай, если вам интересно. – Возвращаясь к О’Доулу: – Я знаю, как он думает, знаю, как кодирует, и я знаю, что это он использует этот хакерский псевдоним, потому что он устранил всех, кто когда-либо пытался использовать это имя.

О’Доул и Коннор одновременно спрашивают: – Устранил?

– Используйте свое воображение, – отвечаю я, переводя взгляд с одного на другого. – Ту часть, где живут все монстры.

Коннор делает это так, что кажется, будто он раздувается, как кошка, которая топорщит шерсть, чувствуя опасность. Я не могу решить, интересно это или смешно, но все остальные мужчины в комнате, кроме О’Доула, явно считают это чертовски пугающим. Я никогда не видела, чтобы группа мужчин так дружно съеживалась.

Прежде чем Коннор превращается в Невероятного Халка, я говорю ему: – Я могу связаться с Сёреном через пять минут. Менее чем через час я смогу установить программу на сервер Миранды, чтобы нейтрализовать ущерб, наносимый его вредоносным ПО. И если ты не встанешь у меня на пути, к завтрашнему дню в это же время я смогу – скорее всего – точно выяснить, где он. Если я потерплю неудачу, ты ничего не потеряешь.

В комнате воцаряется тишина. Когда я смотрю на Коннора, я чувствую всё, что чувствует он, как будто невидимый провод подключен к нашей груди.

Тихим, сдержанным голосом он спрашивает: – Ты знаешь, как с ним связаться?

Я знаю, что он не ждет ответа «да» или «нет». Он ждет объяснений.

– Сёрен оставил мне канал связи. Способ связаться с ним на случай, если я когда-нибудь передумаю.

О’Доул делает шаг в глубь комнаты, его взгляд становится острым.

– Передумаете? Насчет чего?

Внезапно в комнате становится слишком жарко. Моя кожа становится слишком натянутой. Руки холодеют и покрываются испариной. Я просто говорю: – Насчет того, чтобы присоединиться к нему.

И благодаря этой невидимой связи между нами я чувствую, как Коннор начинает сомневаться во мне.