Текст книги "Порочное влечение (СИ)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Коннор, – задыхаюсь я. – Пожалуйста.
– Ты еще не можешь кончить, – рычит он, а затем впивается зубами в мое бедро.
Я зарываюсь лицом в одеяло и всхлипываю.
Он играет со мной, не торопясь, проводит руками по моим бедрам и заднице, вверх по позвоночнику, все время бормоча слова обожания: – Красивая. Такая сладкая, такая влажная. Посмотри на это – идеально. Боже, ты сводишь меня с ума.
Я не обращаю внимания на сами слова. Меня трогает благоговейный тон, которым они произнесены, то, как Коннор полностью погружен в это. В себя. Это заставляет меня чувствовать себя в безопасности, красивой и безрассудной. В этот момент он мог приказать мне сделать что угодно, и я бы сделала.
– Твой член, – умоляю я. – Мне нужен твой член.
– И ты получишь его, милая. Но я еще не закончил играть.
Одним быстрым движением он переворачивает меня на спину. Мои ноги раздвинуты. Киска мокрая, а соски затвердели и болят.
Не сводя с меня глаз, Коннор медленно расстегивает ремень. Он вытягивает его из шлевок, улыбаясь своей дьявольски порочной улыбкой, его полные губы изогнуты, а взгляд горяч и затуманен.
По моему телу пробегает дрожь. Одурманенная страстью и предвкушением, я покачиваю бедрами.
Коннор усмехается. Всё еще держась за ремень, он расстегивает молнию на брюках. Я вижу большую выпуклость под его боксерскими трусами и облизываю губы.
Он медленно обходит кровать. Наклонившись, берет мои руки в свои и прижимает их к подушке над моей головой. Затем обматывает мои запястья своим ремнем и крепко тянет за конец.
Пристально глядя на меня сверху вниз, он шепчет: – Всё хорошо?
Я киваю.
– Скажи это, милая.
– Да. Хорошо.
Коннор удовлетворенно кивает и возвращается к краю кровати. Медленно, не отрывая от меня взгляда, он снимает с себя остальную одежду. Когда он полностью обнажается, его эрекция гордо выпирает, а на головке блестит капелька влаги, он рычит: – Ты выглядишь потрясающе.
Он одной рукой сжимает свой член, а другой тянется вниз и проводит большим пальцем по моему клитору.
Я закрываю глаза, теряясь в ощущениях, и за пределами мучительного удовольствия слышу его голос, хвалящий меня.
– У тебя великолепная грудь. Твоя кожа идеальна. А эта попка… – Коннор тихо стонет.
– Трахни меня, – шепчу я, – пожалуйста. Ты нужен мне.
Вместо его члена я снова получаю его рот, дразнящий мой клитор. Моя спина приподнимается над кроватью. Он щиплет оба моих соска. Ударная волна удовольствия прокатывается по мне. Я стону его имя.
– Кончи мне на лицо, ангел, – тяжело дышит он. – Кончи мне в рот. Дай мне почувствовать твой вкус.
Мои бедра непроизвольно дергаются от его слов.
Боже, этот грязный рот меня погубит.
Он впивается пальцами в мою задницу, приподнимает меня и прижимается ртом к моему лобку. Я чувствую грубое прикосновение его небритой челюсти к моим бедрам, ощущаю, как он прикусывает самую чувствительную часть моего тела. Коннор издает громкие и похотливые звуки, посасывает и причмокивает, и это невероятно возбуждает. Я стону и двигаю бедрами, беспомощно связанная и брошенная на произвол судьбы, пока он ласкает меня языком, и вот я уже на грани…
Затем он вводит палец внутрь меня, и я кончаю.
Это происходит резко, охватывая всё мое тело. Я не могу сказать, где это начинается и где заканчивается, мне кажется, что это происходит сразу везде.
Я кричу.
Так приятно отдавать себя ему. Я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.
Коннор стонет в меня, поощряя, когда я взрываюсь, бьюсь в конвульсиях и извиваюсь, не обращая внимания ни на что другое, кроме удовольствия, которое он мне доставляет.
– Да. Прекрасно. Ты на вкус просто божественна, – шепчет он, облизывая меня и целуя, боготворя меня своим ртом.
Я вся в нем, кончаю от него, но мне всё равно хочется большего. Я стону. Мои бедра дрожат. Всё во мне дрожит. Всё во мне отчаянно жаждет его прикосновений, его горячих, грязных слов и нежного, бережного обладания. Я хочу всего, что он может мне дать, но больше всего я хочу этого сейчас.
Коннор встает. Кладет мои лодыжки себе на плечи и пододвигает меня к краю матраса так, чтобы его член прижался к моей киске. Я чувствую, как он дергается и пульсирует.
Я покачиваю бедрами, прижимаясь к его твердой длине, наслаждаясь этим, когда слышу его резкий выдох с шипением. Он поворачивает лицо к моей ноге и кусает меня за лодыжку.
– Ты в порядке?
Его голос звучит хрипло от желания, но в то же время мягко и обеспокоенно, и это меня потрясает. Я открываю глаза и смотрю на него. Коннор раскраснелся, тяжело дышит, мышцы на его груди и руках напряжены. Он великолепен.
Когда я киваю, Коннор кусает меня чуть сильнее. Он смотрит, как я облизываю губы. Проводя руками по моим икрам к бедрам, он покачивает своими бедрами так, что его член скользит по моим влажным складочкам взад-вперед, медленно и мучительно.
Моя голова откидывается назад. Глаза закрываются. И я стону.
– Сейчас я тебя трахну, принцесса.
– Слава Богу.
Его смех тихий и довольный. Затем набухшая головка его члена упирается в мою промежность.
Он скользит в меня мучительно медленно, так что я чувствую каждый дюйм, пока не наполняюсь настолько, что не могу сдержать стоны. Когда Коннор замирает вот так, горячий и пульсирующий внутри меня, не двигаясь, лишь проводя руками вверх и вниз по моим ногам и бедрам, я подаюсь тазом вперед и всхлипываю.
– Ну же, ну же, ну же!
Его смех мягкий и мрачный. Он наполовину выскальзывает из меня, а затем сжимает мои бедра и погружается глубоко в меня.
Я выкрикиваю его имя. Коннор начинает трахать меня короткими, жесткими толчками, впиваясь пальцами в мою плоть и постанывая от удовольствия с каждым движением. Он снова что-то говорит, шепчет слова восхищения своим низким, хриплым голосом, но я не различаю их из-за грохота собственного сердца в ушах и просто погружаюсь в пучину.
Мои ноги соскальзывают с его плеч. Он падает на меня сверху, яростно целуя мой живот и груди, покусывая, облизывая, посасывая, всё время кряхтя и тяжело дыша, звуча дико. Он приподнимается на локтях и хватает меня за голову, дергая за волосы, грубо и нежно одновременно. Его грудь скользкая от пота. Мои ноги обвиваются вокруг его талии.
Моя киска сжимается вокруг него, и я выгибаюсь, постанывая, потерявшись в ощущениях. Я снова близка к оргазму.
– Пока нет, – хрипло говорит Коннор мне в шею. – Табби… Я не могу… подожди…
Он вздрагивает и стонет, его слова прерываются, и я знаю, что он тоже вот-вот кончит.
Я поворачиваю лицо к его уху и умоляю: – Ты нужен мне в другом месте.
Он замирает, поднимает голову и смотрит на меня. Когда я прикусываю губу, его темные глаза вспыхивают. Он проводит рукой по моим ребрам, по бедру и спускается к ягодицам. Я чувствую, как он надавливает и гладит меня между ними, нежно толкает, и я вздыхаю, когда он погружает палец глубоко внутрь…
– Здесь?
Я мяукаю, прижимаясь к его члену и пальцу, безмолвно умоляя.
Коннор медленно, прерывисто выдыхает. Его брови сходятся на переносице.
– Ты уверена?
Я вижу, как сильно он этого хочет, и от этого его нерешительность кажется еще более милой. Я опускаю связанные руки ему на плечи и целую его долгим, страстным поцелуем.
– Да, – шепчу я, покусывая его полную нижнюю губу. Затем перекатываюсь на живот, раздвигаю ноги, выгибаю спину и смотрю на него через плечо. – Я уверена.
Коннор смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую, как его взгляд обжигает меня. Его губы приоткрываются. Ноздри раздуваются. По его телу пробегает дрожь.
– Я не хочу причинять тебе боль, – шепчет он, и в его голосе слышится желание.
С простой и искренней честностью я говорю: – Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Вот так. – Когда Коннор колеблется, всем своим видом выражая нерешительность, я добавляю: – Сейчас.
Он переводит взгляд на меня. Поскольку я четко сформулировала свое требование, Коннор не может найти другую причину для отсрочки.
Он проводит рукой по моей спине и запускает пальцы в мои волосы. Затем на мгновение прижимается ко мне, вдыхая запах моей кожи, позволяя мне почувствовать все его смешанные эмоции сквозь дикое биение его сердца. Затем он отпускает мои волосы, проводит руками по моим ребрам, по талии и, положив ладони мне на поясницу, прижимает меня к матрасу.
– Раздвинь ноги пошире, – говорит он командным тоном. Закинув руки за голову и прижавшись лицом к одеялу, я закрываю глаза и делаю то, что он просит.
Коннор шлепает меня по заднице. От неожиданности я вскрикиваю и дергаюсь.
Он гладит место удара, нежно поглаживая и приговаривая что-то одобрительное. Затем шлепает меня еще раз, уже сильнее, по другой ягодице, заставляя меня застонать. После еще восьми резких шлепков, чередующихся с обеих сторон, он шепчет: – Такая чертовски мокрая. Посмотри на себя. Вся в смазке.
Я ничего не могу с собой поделать. Поэтому бесстыдно покачиваю бедрами, выпячивая задницу, отчаянно желая почувствовать его внутри себя.
– Боже, Табби. Ты такая… – Его голос срывается.
– Быстрее, – шепчу я, глядя на него снизу вверх. – Коннор. Пожалуйста, поторопись.
Его рука дрожит, когда он обхватывает мое бедро. Его колени раздвигают мои бедра еще шире. Затем я чувствую его твердость, его настойчивое тепло, скользящее вверх и вниз по моему тугому, сморщенному бугорку. Он облизывает пальцы, нежно увлажняет меня, а затем располагается между моих ног.
Сжимая головку члена в кулаке, Коннор медленно продвигается вперед и входит в меня.
Я вздрагиваю, стону и хватаюсь за одеяло. Когда он замирает, я шепчу: – Не останавливайся.
Его рука крепче сжимает мое бедро. Он двигает тазом, проникая в меня еще глубже, пока другой рукой нежно поглаживает мой пульсирующий клитор.
Я резко отклоняюсь назад, принимая его целиком.
Из его груди вырывается громкий, прерывистый, совершенно неуправляемый стон.
Мне нравится этот звук.
Эта мысль проникает в мой разум, когда удовольствие пронзает мое тело. Я связана, а он огромен, но контроль полностью в моих руках. И всё, чего я хочу, – это снова заставить его беспомощно застонать. Я двигаю бедрами и нахожу ритм, быстрый и жесткий, потому что мы оба так близки к оргазму и я больше не могу сдерживаться.
С каждым изгибом моих бедер он шепчет: – Блядь. Блядь. Блядь, – бессвязное пение блаженства. Его движения по моему клитору становятся всё более грубыми, быстрыми, щиплющими и скользящими. Я вскрикиваю, теряя самообладание.
Коннор хватает меня за бедра и входит в меня так жестко, что мне кажется, будто я переломилась пополам. Затем он рычит и кончает, прижимая меня к себе и изливаясь дикими, прерывистыми толчками, от которых сотрясается вся кровать.
Так хорошо. Так чертовски хорошо.
Я слушаю, как он рычит от удовольствия, когда мое собственное наслаждение захлестывает меня, стирая все остальные мысли. Мои крики вырываются из меня, приглушенные одеялом, которое я кусаю.
Коннор замедляется. Его хватка на моих бедрах ослабевает. Он опускается на меня сверху, укладывая нас обоих на кровать, окутывая меня своей силой и теплом, и тяжело дышит мне в ухо.
Некоторое время мы молчим, просто стараясь дышать ровно. Я чувствую себя опустошенной и подавленной, а интенсивность того, что только что произошло, затмевает всё, что я могла бы сказать.
Он целует меня в плечо, убирает волосы с моего лица, затем целует в шею.
– Скажи мне, что тебе не больно, – хрипло произносит он.
Я шепчу: —Всё хорошо. Даже лучше, чем хорошо.
Коннор тянется и развязывает ремень на моих запястьях, отбрасывая его. Он массирует мои запястья и руки, а затем очень осторожно выходит из меня.
Мы оба тихо стонем.
Коннор переворачивается на бок и прижимает меня к себе, наши тела соприкасаются. Он обхватывает меня своими большими руками, которые дрожат.
– Это было…
– Невероятно, – шепчу я. – Я знаю. Я бы хотела, чтобы мы могли заниматься этим каждую ночь до конца наших дней. – Как только эти слова слетают с моих губ, я замираю от ужаса.
Боже правый. Этот мужчина только что вытрахал из меня всю правду.
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
Табби
Понимаете…
Я совершенно обескуражена тем, что только что сорвалось с моих губ, Коннор прочищает горло.
– Я ничего не говорю.
– Хорошо.
Я удивлена, что он не обращает на это внимания, а также рада, что мы не собираемся обсуждать будущее, обязательства или любую из миллиона других запретных тем в наших отношениях. Или как там называется эта штука между нами.
Враги с привилегиями?
Через мгновение Коннор добавляет: – Но если бы я что-нибудь сказал…
– Я так и знала!
– …это означало бы, что ты только что сделала меня по-настоящему чертовски счастливым. Вот и всё.
Он осыпает мою шею и плечо сладкими, благоговейными поцелуями.
– Ты романтик, ты знаешь это?
Коннор усмехается.
– А ты единственная женщина, которая обвиняет мужчину в этом угрюмым тоном.
Я ворчу. И это действительно звучит угрюмо.
Он поворачивает меня так, что я вынуждена смотреть на него.
– Ну же. Признайся. Наверное, было время, когда ты не была такой…
Я прищуриваюсь. У него хватает здравого смысла выглядеть настороженным.
– Если я скажу «циничной», это будет последний раз, когда я увижу свой член?
– Возможно. Действуй осторожно.
Коннор самоуверенно ухмыляется.
– У нас уже был разговор о том, насколько я хорош в этом.
– Хм. Ты прав. В своем письме ты признался, что у тебя только одна скорость. Полный вперед.
Коннор воспринимает это как разрешение сровнять всё с землей.
– Ага. И раз уж мы заговорили об этом, почему ты до сегодняшнего дня ни разу не пила алкоголь?
– Мы не об этом говорили?
– Я уже закипаю. Давай, женщина.
– Просто из любопытства, как люди, с которыми ты не занимаешься сексом, могут находиться рядом с тобой дольше пяти минут?
– Очевидно, из-за моей привлекательной внешности и обаяния. Отвечай на вопрос.
– Коннор…
– Табита, мой член был в каждом отверстии твоего тела. Отвечай на вопрос.
Мы пристально смотрим друг на друга, пока, наконец, я не говорю: – Пожалуйста, ради всего святого, никогда не произноси при мне слово «отверстие».
Он ухмыляется.
– Начинай говорить, принцесса, или это будет «отверстие, отверстие, отверстие» до бесконечности.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.
– Боже, за что ты меня ненавидишь? Серьезно, что я такого сделала, что оскорбило тебя так глубоко, и ты обременил меня этим нелепым…
– Кхм. Героическим, – перебивает Коннор.
– …эгоистичным…
– Блестящим.
— …бредовым…
– И все же почему-то всегда правым.
– …невыносимым, тупым, неотесанным мужчиной?
Через мгновение Коннор говорит: – Бандажи очень полезны, так что я принимаю это как комплимент. И я знаю, что ты не веришь в Бога, так что прекрати театральщину и ответь на вопрос.
– Я не верю в традиционное определение Бога, – отвечаю я. – Библейского Бога, который закатывает истерики, требует жертвоприношений и в целом ведет себя как избалованный пятилетний ребенок, которому нужен тайм-аут. Но я верю во… что-то. Какую-то бесполую, бесформенную, доброжелательную энергию, которая наблюдает за нами и позволяет нам барахтаться в неведении, пока мы наконец не станем достаточно взрослыми или удачливыми, чтобы понять, что всё, что нам нужно делать, – это быть добрыми друг к другу и ко всем остальным разумным существам на планете. Вот и всё. Просто будь добрым. Помогай старикам и слабым. Не будь придурком. И не поддавайся на провокации, чего бы это ни стоило.
Я считаю трещины на потолке. Их семнадцать. Почему-то это число кажется пророческим. Семнадцать – это был тот возраст, когда во мне начали формироваться все самые глубокие трещины.
Уже мягче я говорю: – Это самое важное. Не поддавайся на провокации. Даже если ты больше ничего не добьешься в жизни, достаточно просто не поддаваться на провокации. Храбрость – это самоцель. Этого хочет Бог, или Вселенная, или священный сияющий пони, или как там это называется. Чтобы мы научились быть храбрыми и поступать правильно. По моему скромному мнению, в этом и заключается истинный смысл жизни.
Спустя мгновение, когда Коннор ничего не говорит, я смущенно добавляю: – Извини. Я всегда становлюсь раздражительной перед месячными.
Мне на лицо ложится большая теплая рука, мягко заставляющая повернуться. Когда я встречаюсь взглядом с Коннором, от его глаз захватывает дух.
Он тихо говорит: – Ты самая интересная, вдумчивая, красивая, странная и совершенная душа, которую я когда-либо встречал, Табита Уэст. Для меня большая честь познакомиться с тобой.
У меня сжимается горло. Когда я вдыхаю, мой прерывистый вздох звучит так, будто я вот-вот заплачу.
Я НЕ СОБИРАЮСЬ ПЛАКАТЬ.
– Не пытайся умаслить меня, чтобы я ответила на твои глупые вопросы. – Я шмыгаю носом, усиленно моргая.
– Только один вопрос, – поправляет он. – И ты знаешь, что ответишь на него, так что просто покончи с этим побыстрее.
Я снова смотрю в потолок. Коннор кладет руку мне на живот, и она лежит там, теплая и странно успокаивающая.
– Как одеяло из плоти, – говорю я, вздыхая.
– Хм. Что?
– О, прости. Я просто думала вслух. Не обращай внимания.
– Ага. Я ведь секунду назад включил слово «странная» в список, верно?
– Да. И я продолжаю говорить людям, что я не странная, я лимитированная серия.
Коннор усмехается.
– Милая, с тобой они нарушили все традиции.
Это заставляет меня улыбнуться.
– Я знаю.
Он наклоняется и нежно целует меня в плечо. Затем утыкается носом в мою шею, щекоча меня своей бородой.
– Хорошо. Вот ответ на твой вопрос. Ты меня слушаешь? – спрашиваю я, когда он начинает покусывать мочку моего уха.
– Мммм.
Наслаждаясь ощущением его губ на своей коже, я закрываю глаза.
– Мой отец много пил.
Коннор резко прекращает покусывать меня. Я чувствую, что он смотрит, но не открываю глаз.
– Это не было трагедией, он не избивал нас и не крушил все вокруг в пьяном угаре, но он просто… отключался. Так он справлялся со стрессом. Отец приходил домой после занятий, наливал себе большой стакан джина и сидел перед телевизором, пока алкоголь не заканчивался, а потом наливал себе еще. И еще. Мою маму очень расстраивало, что он был таким отстраненным. Я не знаю, в чем были проблемы в их браке. Они никогда не ссорились у меня на глазах. Но я очень хорошо помню, как он каждый вечер пил джин, пока тихо не засыпал, а моя мама была одинока и подавлена. Поэтому в шесть лет я решила, что никогда не буду пить, потому что лучше чувствовать всё, даже самую сильную боль, чем вообще ничего не чувствовать.
Паузу, которая следует, когда я замолкаю, можно назвать многозначительной. Это выводит меня из себя. Поэтому я говорю: – Не надо меня жалеть!
Коннор подпирает голову рукой и смотрит мне в лицо. Жар начинает заливать мои щеки.
– Ты была одна всю свою жизнь, не так ли? – бормочет он. – Даже когда твои родители были живы, ты была одна.
Охваченная каким-то странным смешанным чувством, в котором есть и сожаление, и стыд, и тоска по тому, чего у меня никогда не было, я смеюсь. Даже для моих собственных ушей этот смех звучит отвратительно.
– Вот почему Сёрену было так легко манипулировать мной. Я так сильно хотела…
Я резко останавливаюсь. И когда делаю движение, чтобы подняться, Коннор перекидывает через меня ногу и прижимает к кровати.
– Ни за что, – мягко говорит он. – Ты не убежишь от меня, Табби. Больше нет.
Я закрываю глаза и отворачиваюсь.
– Не прячься от меня, – настаивает он, сжимая меня в объятиях. – Скажи мне, чего ты хотела.
Я дышу часто и тяжело, задыхаясь от множества чувств, и мне трудно решить, какое из них самое сильное. И, может быть, потому что я знаю, что через несколько часов эта глава моей жизни, возможно, наконец закроется, или потому, что я постепенно раскрываюсь перед Коннором, по крупицам, по крошечным кусочкам правды, которые он всегда поглощает, но я больше не хочу от него прятаться. По крайней мере, сейчас.
Прямо сейчас я хочу, чтобы между нами не было стен.
На этот безумный миг я хочу впустить его в свою жизнь.
Я смотрю на него и позволяю ему увидеть всё. Всю боль и смятение, всю надежду и нежность, а также абсолютный ужас от того, что я могу стать слишком близкой. Срывающимся, дрожащим голосом я говорю: – Я просто хотела кому-то принадлежать.
На лице Коннора сменяется дюжина выражений, прежде чем оно застывает на обожании. Он выдыхает: – И теперь ты принадлежишь мне.
Он целует меня так страстно, что я ошеломлена.
Я кладу руки ему на грудь и отталкиваю его.
Мы отстраняемся и смотрим друг на друга в напряженной тишине, тяжело дыша. Наконец я шепчу: – Что ты сказал?
Кадык Коннора подпрыгивает, когда он сглатывает.
– Ты меня слышала.
– Скажи это еще раз.
Коннор обхватывает мои запястья. Он осторожно отводит мои руки от своей груди и кладет их на подушку над моей головой, а сам ложится на меня сверху, прижимаясь ко мне грудью и оказываясь в нескольких сантиметрах от моего лица. Глядя мне в глаза, он твердо говорит: – Ты принадлежишь мне. Ты должна быть со мной. Ты моя, и я никогда тебя не отпущу.
Наступает долгая, напряженная тишина.
Затем я начинаю плакать.
– Черт возьми! – всхлипываю я. – Ты придурок! Посмотри, что ты наделал!
Коннор целует меня в красное, мокрое лицо, бормоча успокаивающие слова, из которых я улавливаю только обрывки, потому что плачу, как чертов ребенок. Он отпускает мои запястья, и я обнимаю его за широкие плечи и зарываюсь лицом в его шею.
– Люблю твои слезы, принцесса, потому что я знаю, что ты никогда не отдала бы их никому, кроме меня, – шепчет он мне на ухо. На этот раз я не возражаю, что он употребил это запрещенное слово.
Я позволяю ему обнимать меня и слушаю его милые, красивые слова, гадая сквозь слезы и всхлипывания, не в этом ли заключается религия для некоторых людей – во всём этом благоговении, таинственности и ощущении, что ты нашел дорогу домой.
Вскоре после того, как мои слезы сменяются всхлипываниями, мы засыпаем в объятиях друг друга.
А через какое-то время я просыпаюсь в поту, с бешено колотящимся сердцем и ужасным предчувствием, что случилось что-то ужасное.
На столике рядом с кроватью звонит сотовый телефон Коннора. Он мгновенно просыпается и хватает трубку.
– Говори, – приказывает он.
Затем слушает и через мгновение молча заканчивает разговор. Когда он смотрит на меня, я знаю. Я уже всё понимаю.
– Сёрен, – шепчу я, мое сердце колотится где-то в горле.
Тело Коннора совершенно неподвижно. В темноте его глаза светятся странным, смертельным светом.
– Команда в Майами, которая отправилась за ним… – Он колеблется. – Это был заброшенный дом. Место было начинено взрывчаткой.
В ужасе я ахаю. Затем вскакиваю и хватаю его за руку.
– О Боже. Сколько человек пострадало?
– Вошли девять агентов.
– Сколько человек вышло?
Коннор просто отвечает: – Ни одного.








